Текст книги "Образы любви"
Автор книги: Александра Кирк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
В смущении и нерешительности вошла Мелоди в спальню и остановилась на пороге, освещенная потоком электрического света, льющимся из ванной. Она и не догадывалась, насколько обворожительна она сейчас. В полумраке комнаты, освещаемой теперь лишь светильником в виде подсвечника, ей не сразу удалось разглядеть Брэда. Потом с некоторым испугом она обнаружила его уже лежащим в постели и поджидающим ее.
– Боже, как ты хороша! – хриплым от волнения голосом произнес он, своими интонациями выдавая впечатление, которое она в действительности произвела на него. – Иди ко мне, – нежно приказал он.
Голос разума предостерегал ее, чтобы она не слушалась, но Мелоди больше не могла не слышать другого внутреннего голоса, гораздо более громкого и настойчивого – зова любви и физического влечения, которое она испытывала к этому мужчине. Мелоди медленно приблизилась к краю кровати, скромно потупив взор при виде обнаженной руки Брэда – широкой, мускулистой, с легким пушком шелковистых волосков. Одеяло соскользнуло до бедра Брэда, когда он повернулся навстречу Мелоди, и девушка покраснела, только теперь осознав, что он абсолютно голый.
– Я надеюсь, ты не собираешься простоять всю ночь вот так, возле кровати, – с улыбкой спросил Брэд.
Мелоди была больше не в силах противиться требованию, звучавшему в его голосе. Он притянул ее за руку и уложил рядом с собой, целуя очень нежно ее веки, щеки, уши, шею и, наконец припал к ее губам, которые послушно разомкнулись под его настойчивым движением, и пока длился этот нескончаемый поцелуй, их языки встретились. Казалось, электрический разряд пронзил все тело Мелоди, и она почувствовала, что теряет всякое ощущение пространства и времени.
Догадываясь о ее состоянии, Брэд стал снимать с нее шелковую ночную рубашку. Через секунду оба они были совершенно обнаженными. Его волшебные руки нежно ласкали ее грудь, живот и бедра до тех пор, пока всю Мелоди с ног до головы не охватил невероятный жар, и она дрожью отвечала на каждое его прикосновение.
– Я хочу тебя, – прошептал Брэд голосом, полным нескрываемого желания. – Боже мой, как же я хочу тебя, моя радость!
Потеряв дар речи, но каким-то недосягаемым образом абсолютно избавившись теперь от страха перед охватившей все ее тело сладкой истомой и перед шагом, на который она решается, девушка согласно кивнула в ответ.
– Ты уверена? – спросил он, заглядывая в самую глубину ее глаз.
– Да, – произнесла она тихо, но твердо. – Я тоже хочу тебя, Брэд.
Он вспыхнул от ее признания и нежными, но опытными движениями рук начал массировать ее груди, потом провел влажным языком по нежному бугорку ее соска, совершая им мучительно-волнующие движения. Потом наступила очередь второго соска… Мелоди уже потеряла всякую способность к самоконтролю и целиком отдалась порыву страсти, которую испытывала впервые и которую сама вызывала в этом столь желанном для нее мужчине.
Ладони девушки со все возрастающей уверенностью блуждали по его покрытой мягким пухом груди, мускулистым плечам, упругому животу и спине. Она все теснее и крепче прижималась к нему, ее желание слиться с ним в одно целое было ничуть не меньше, чем его желание. В порыве страсти Брэд шепнул ей на ухо:
– О Мелоди, моя мечта, моя любовь, я так хочу, чтобы эта сказочная ночь тянулась бесконечно. Мне так хорошо с тобой!
Осмелев от его слов, девушка в ответ страстно прошептала:
– Я люблю тебя, Брэд! Клянусь, я буду тебе лучшей на свете женой. Я сделаю все, чтобы ты был счастлив со мной!
Вдруг Брэд замер, его ладони застыли, прервав свои колдовские движения. Через секунду он уже стоял на полу возле постели, натягивая брюки в гробовом молчании.
– Что?! Что случилось?! – взмолилась Мелоди, перепуганная отчужденным выражением его лица, когда он обернулся к ней. – Брэд, милый, пожалуйста, скажи мне, в чем дело?!
– Я думал, ты поняла, – холодно произнес он.
– Что поняла?! – растерянно переспросила она.
– Что о браке не может быть и речи. Я никогда не говорил, что собираюсь жениться, – заявил он голосом, в котором звенели гнев и разочарование.
– Но, ты же сказал… – запинаясь, попыталась заговорить Мелоди, – ты сам сказал… что хочешь, чтобы эта ночь была бесконечной…
– Да, – нехотя подтвердил он. – Я сказал это, не отрицаю. Но между нами не должно быть никаких обязательств и взаимных претензий. Я сыт этим по горло, Мелоди! Я никогда больше не женюсь на женщине, которая полностью поглощена своей карьерой. Никогда после Лесли.
Итак, снова Лесли! Опять она встает между ними! Мелоди буквально затрясло от обиды. Стремительным движением набросив на плечи халат, висевший на спинке кровати, девушка решительно встала и приблизила свое лицо к лицу Брэда.
– Ага, значит, ты считаешь меня годной лишь на любовную интрижку, пускай даже и довольно продолжительную, так?! Так вот чего ты добивался?!
На какую-то долю мгновения Брэд позволил себе смутиться, но заговорил он тем же раздраженным тоном, что и прежде:
– Только не выворачивай все наизнанку, как будто я хотел просто переспать с тобой!
– Да-а?! А разве не этого ты как раз и добивался, а? – не сдавалась Мелоди.
– Нет!
– А как же тогда можно назвать твое поведение?
Брэд беспомощно посмотрел на Мелоди.
– Я хотел, чтобы мы… мы…
– О! Я-то думала, что ты мастер словоблудия, великий журналист как-никак! – саркастически фыркнула Мелоди. – Что ж теперь ты никак не можешь подобрать нужное слово?! Я могу легко сделать это за тебя! И единственное слово, которое сюда подходит, это «интрижка»!
– Прекрати! – заорал Брэд. – Я хотел, чтобы мы любили друг друга, чтобы между нами была длительная связь. Я ведь люблю тебя!
– Нет! Просто сегодня ты хочешь меня! Завтра захочешь другую. А теперь тебе лучше уйти отсюда.
– Мелоди, не разрушай того взаимопонимания, что возникло между нами!
– Между нами? Вот смех! С этой секунды, мистер Уэйнрайт, больше не существует никакого понятия «мы», понятно?!
Схватив свою сумку, она вытащила пачку фотографий и слайдов, которые привезла с собой из Берлина и швырнула его к ногам.
– Вот! – выкрикнула она. – Забирай их и проваливай!
Брэд сделал шаг по направлению к ней, с мольбой протягивая руки.
– Мелоди, успокойся, прошу тебя!
Она шарахнулась от него, как от прокаженного.
– Брэд, если ты не исчезнешь сию же минуту, то уйду я! – пригрозила она, направляясь к двери.
И, словно испугавшись, что она приведет свою угрозу в исполнение, Брэд снял со стула свою рубашку, надел ее, собрал с пола фотоснимки… Не проронив ни единого слова, он прошел мимо Мелоди к выходу и тихо прикрыл за собой дверь.
Мелоди, в глазах которой стояли невыплаканные слезы, так и не увидела, какое отчаяние и горечь потери были написаны на лице Брэда.
12
Мелоди сидела в светлой гостиной тети Ли, в ее нью-йоркской квартире на Ист-Сайде, и с наслаждением потягивала чашечку традиционного утреннего кофе. Одновременно она просматривала воскресный номер «Нью-Йорк таймс» в поисках разделов, посвященных событиям культуры. В следующую пятницу должно было состояться открытие ее персональной выставки, и владелица галереи сообщила Мелоди, что «Таймс» готовит предварительную статью для воскресного выпуска.
Перелистывая страницы толстого номера, Мелоди в конце концов нашла обзор культуры – разумеется, обещанная статья была на месте, а дополняла ее одна из фотографий с будущей выставки. Это был портрет Брэда, очень интимный, где удалось выразить все то, что она видела и чувствовала в этом мужчине: его сдержанный, добрый взгляд, его силу, его юмор и затаенную печаль в глазах, заметить которую удавалось далеко не каждому.
Мелоди смотрела на это столь дорогое ей лицо уже слегка отстраненно. Еще бы! Со времени их последней роковой встречи прошло несколько долгих месяцев. Слишком многое случилось с того дня, когда она чуть ли не в полуобморочном состоянии вернулась в Берлин из Ротенберга.
Тогда, недолго думая, она сразу же решила вернуться в Нью-Йорк. И не только потому, что соскучилась по дому или потому, что доказала себе и другим, что может стать высококлассным фотографом. Просто Мелоди ощущала настоятельную, почти детскую потребность в душевном покое и комфорте, который могла дать только тетя Ли. Мелоди крайне необходимо было почувствовать себя в безопасности родного очага, окунуться в теплую семейную атмосферу – пусть даже это крохотная семья, состоящая всего из двух человек.
Ей потребовалось несколько дней на то, чтобы закончить свои дела в Берлине: сдать квартиру, продать все лишние вещи, скопившиеся за три года жизни за границей и попрощаться с Алекси, а также с дюжиной других друзей. Мелоди выполняла все это с угрюмой решимостью, пытаясь таким образом запрятать боль от разрыва с Брэдом в самый дальний уголок своего измученного сердца. Она сама не ожидала, что обладает такой сильной волей.
Тетя Ли очень обрадовалась ее неожиданному решению, когда Мелоди позвонила ей в Нью-Йорк и сообщила о своем возвращении. Правда, все самые логичные причины ее скоропалительного приезда, приводимые Мелоди, так и не смогли достаточно убедить тетю Ли, что у ее любимой племянницы все нормально. Тетушка чувствовала, что Мелоди что-то не говорит ей. Однако у нее хватило такта не задавать лишних вопросов: Мелоди сама обязательно расскажет обо всем в свое время.
В Нью-Йорк Мелоди прилетела, чувствуя себя бесконечно усталой и подавленной. С большим трудом преодолев очередь к пункту таможенного досмотра, она, наконец, прошла в зал ожидания аэропорта имени Кеннеди, где ее встретили широко раскрытые объятия тетушки Ли. Лицо пожилой женщины красноречиво выражало смесь переполняющих ее чувств: беспокойства за Мелоди и радости от возвращения любимой племянницы.
В такси, по дороге в город, Мелоди, как могла, старалась отвечать на расспросы тетушки, впрочем, вполне невинные, поскольку мудрая женщина намеренно избегала затрагивать какие-нибудь темы, связанные с личной жизнью племянницы в Европе. Тем не менее, все ее старания создать непринужденную атмосферу ни к чему не привели. Мелоди была напряжена до предела. Они сидели бок о бок на заднем сиденье такси, разговор увял и воцарилось тоскливое молчание. Мелоди безучастно смотрела на очертания Манхэттена – на серо-стальные пики, вонзающиеся в свинцовую угнетающую серость пасмурного неба. Казалось, погода как нельзя лучше подходила к настроению девушки.
После обеда она, сославшись на крайнюю усталость, отправилась в свою комнату и сразу же легла в постель. Тетя Ли проводила ее озабоченным взглядом.
Мелоди беспробудно проспала двенадцать часов подряд, и только на следующее утро, примерно к десяти, начала понемногу приходить в себя. Тетя Ли заглянула к племяннице:
– Ты проснулась, наконец? – заботливо осведомилась она.
– Почти, – откликнулась Мелоди, зевая. – Входи.
– А я тебе завтрак принесла, – объявила тетя, ставя перед девушкой поднос с яйцом всмятку, апельсиновым соком, тостами и чашечкой дымящегося кофе.
– Спасибо!
Мелоди взяла чашку и сделала несколько глотков. Кофе был великолепным, именно таким крепким, какой она любила. Однако к еде она так и не прикоснулась. Когда тетя убедилась, что племянница есть вообще не собирается, она унесла поднос и, вернувшись, присела на край постели.
– Ну, милая, рассказывай, что стряслось?
– Ничего особенного, – ответила Мелоди, не решаясь встретиться глазами с проницательным взглядом тетушки.
– Э-э, не отговаривайся! Если бы все было в порядке, тебя бы здесь не было. Разумеется, я очень рада видеть тебя дома. Безумно рада! Я сильно соскучилась. Но, я же знаю, что всего несколько недель назад ты и не помышляла о возвращении. Сама говорила, что дела твои пошли в гору. Так что же вдруг заставило тебя все бросить?
– Я не могу говорить об этом, – призналась Мелоди, и голос ее сорвался на всхлип.
– Знаешь, лучше поделись со мной, что у тебя на душе, – настаивала тетя Ли, не обращая внимания на безмолвную просьбу племянницы оставить ее в покое. – Попробуй, родная. Облегчи душу. Увидишь, тебе станет легче…
И тетушка наклонилась, чтобы вытереть слезы, ручьем текущие по щекам Мелоди. Эти ласковые прикосновения, а также доброта и любовь, которую излучали глаза тети Ли, растопили ледяную стену, возведенную Мелоди вокруг себя в целях самозащиты. Всхлипывая, девушка бросилась в объятия пожилой женщины и рыдала так, как не рыдала, наверное, со дня смерти своих родителей.
Когда наконец Мелоди выплакалась, она скомканно поведала тете Ли историю своей любви к Брэду и рассказала о его твердом нежелании связывать себя брачными узами с женщиной, которая дорожит своей карьерой.
– И мне пришлось уехать, – закончила свой грустный рассказ Мелоди. – Я не могла оставаться с ним на подобных условиях, зная, что… что у нас нет ничего реального в будущем.
– Что ж, милая, ты поступила правильно, – утешила девушку тетя Ли. – Ты никогда не смогла бы быть счастлива с ним. Ты бы не удовлетворилась простой романтической связью и тем более сделала бы себя несчастной, если бы приняла его условия и отказалась от своего любимого дела.
– Да, ты права, тетя, – согласилась Мелоди, с тоской в глазах глядя на тетушку. – Но, откуда же тогда такая страшная боль внутри?..
– Потому что нелегко терять дорогих твоему сердцу людей, даже когда знаешь, что это необходимо. Однако время лечит любые раны, уж поверь мне, дорогая.
Однако рану Мелоди время залечить было не в силах. Со времен разговора с тетей миновало вот уже более шести месяцев, а боль не утихала. Мелоди не могла не признать, что это так. Конечно, большую часть времени ей удавалось отвлекаться от грустных воспоминаний, но сегодня, глядя на портрет Брэда в газете, она чувствовала, что боль вновь стала нестерпимой.
Она нередко перебирала фотографии, сделанные ею в Баварии. Но на изображения Брэда и Билли она смотрела с некой профессиональной, отстраненной точки зрения. А сейчас с газетного листа на нее глядел не просто Брэд – объект изображения, а мужчина, которого она любила… и потеряла. И страдание от этой потери нахлынуло вновь.
Пока Мелоди сидела, погруженная в свои невеселые мысли, вошла тетя Ли, чтобы налить племяннице еще одну чашечку кофе и отрезать еще один ломтик сдобного датского кекса, который традиционно подавался в их доме по воскресным утрам: в течение целой недели Мелоди, будучи ребенком, предвкушала, как в воскресный день поставят на стол это потрясающее лакомство. Но, заметив, что и первый ломоть кекса остался нетронутым на тарелке Мелоди, тетушка испытующе посмотрела на племянницу.
– С тобой все в порядке?
– Конечно! – с деланной веселостью отвечала Мелоди. Но она могла провести кого угодно, но только не свою тетю.
– Неплохой ответ, да верится с трудом. Что случилось? – настаивала тетушка. И тут ее осенило. – Как?! Неужели они взяли для статьи фото Брэда Уэйнрайта?
– Как ты догадалась? – удивилась Мелоди.
– Ну, милая, для этого вовсе не обязательно уметь читать чужие мысли. Достаточно видеть, как ты сидишь такая понурая в день, когда «Нью-Йорк Таймс» поместила большую одобрительную статью о твоей первой в жизни персональной выставке. Да ты должна до потолка прыгать от радости. Следовательно, единственное, что может испортить тебе настроение в такой торжественный момент, – это воспоминание о Брэде. Послушай, если эти фотографии так тяжелы для тебя, почему ты решила включить их в экспозицию?
– Дафни настояла. Она считает, что это мои лучшие работы. И что ни говори, она права.
– Тем не менее, все равно надо было отказаться их выставлять. Надеюсь, это не последняя твоя выставка.
– Но мне должно быть абсолютно все равно теперь! – сердито воскликнула Мелоди. – Прошло уже столько времени!
– О, милая! Между «должно быть» и «есть» – дистанция огромного размера! – мягко заметила тетя Ли.
Мелоди беспомощно посмотрела на нее.
– Господи, когда же я забуду его, наконец?
– Когда встретишь кого-нибудь лучше и интереснее его, кто будет волновать тебя больше, чем Брэд. Впрочем, новая встреча – тоже вопрос времени.
– Но я встречаюсь с мужчинами!
– Милая, не смеши меня! С кем же это, скажи на милость, ты встречаешься? Ведь ты сама прекрасно понимаешь, что ни один из твоих друзей-мужчин не может заинтересовать тебя настолько, чтобы задеть за живое.
– Нет, все не так! – запротестовала Мелоди. – Бен и Марк, например, очень милые молодые люди.
– Милые – да! И главное, безопасные для чувств… Они бесцветны и скучны! Мимо них пройдешь и не заметишь! Кроме того, я сомневаюсь, чтобы они были способны на настоящую страсть.
– Возможно, ты и права. Но что с того, что они недостаточно активны, эмоциональны или честолюбивы? Зато с ними можно приятно провести время.
Тетя Ли возвела руки к потолку.
– Хорошо, хорошо! Если твои желания не простираются дальше приятной компании – ради Бога! Тогда Бен и Марк подходят тебе как нельзя лучше. Но, все же обещай мне одну вещь, – потребовала она. – Обещай, что ты не выйдешь замуж ни за одного из них. Я сбегу из дому, если в нем воцарится тоска зеленая!
Мелоди попыталась возразить.
– С чего ты взяла, что мне станет скучно и тоскливо с одним из них? – фыркнула она.
Ее тетка вдруг рассмеялась.
– Глупенькая моя, ну скажи мне честно, как на духу: разве хоть один из этих парней волнует тебя по-настоящему? Разве твое сердце бьется быстрее, когда, например, Марк входит в комнату? Мечтала ли ты когда-нибудь о физической близости хоть с одним из них? Ну? Чего молчишь?
Мелоди смутилась.
– Ну, отвечай – мечтала?
– Нет, – наконец медленно ответила девушка, – ну и что из того? Мне кажется, что страсть – это еще не все. Да, конечно, стоило Брэду лишь взглянуть на меня – и я вспыхивала, как спичка. Ну и чем все это кончилось? Нет уж, спасибо – сыта по горло! – заявила Мелоди и встала, чтобы выйти из комнаты.
– Не спешите уходить, юная леди, не спешите! Дай-ка мне еще кое-что сказать тебе напоследок. А потом – клянусь! – умолкаю и больше на эту тему заговаривать не буду, – строго произнесла тетя Ли, заставляя Мелоди вернуться к столу. – Может быть, страсть – это и не самая важная вещь в браке, но – очень важная составляющая его. Если супруги не испытывают взаимного влечения друг к другу, беды не миновать. Ты можешь сколько угодно морочить себе голову рассуждениями типа «страсть – это еще не главное», но лучше не обманывать себя. Да и не морочить голову своим друзьям-мужчинам.
И хотя Мелоди упорно отказывалась соглашаться со словами тетки, в глубине души она понимала, что та права.
Дни, предшествовавшие открытию выставки, назначенному на пятницу, оказались настолько загруженными, что Мелоди некогда было думать ни о Марке, ни о Бене, ни даже о Брэде. И хотя имелись официальные лица, ответственные за выставку, девушка желала сама присутствовать при всей процедуре подготовки экспозиции. Она ощущала себя матерью, которая знает, что нянька у ее ребенка надежная и заботливая, но тем не менее, боится оставлять дитя в чужих руках.
Кроме того, Мелоди пришлось дать несколько интервью некоторым другим нью-йоркским изданиям. Большинство журналистов задавало стандартные вопросы о ее образовании, о ее работе свободным фотохудожником в Европе, о журнальной статье, над которой они работали вместе с Брэдом и благодаря которой фотографии Мелоди Адамсон привлекли внимание владельцев галереи. На все вопросы она отвечала без запинки, как на экзамене. И все проходило гладко.
Но как-то ей пришлось давать интервью худощавой элегантной даме средних лет – критику из крупного журнала. Казалось, дама испытывает к Мелоди внезапную и необъяснимую неприязнь, причем не делая ни малейшей попытки скрыть это. Сначала Мелоди подумала, что лишь богатое воображение заставляет ее искать в вопросах Алин Рэндолф скрытый подвох. Ведь спрашивала она, в сущности, о том же самом, что и другие интервьюеры. И только язвительный, почти злобный тон, которым она задавала свои вопросы, придавал определенный неприятный оттенок разговору. Но когда вопросы приняли совсем уж интимный оттенок, Мелоди поняла, что ее опасения были не напрасны. Эта женщина со злорадным упорством двигалась по направлению к тайникам ее души – территории, куда девушка не допускала никого.
– А что вы можете сказать о мужчине – герое ваших работ? – поинтересовалась мисс Рэндолф. – По всей видимости, вы знали его довольно близко?
– Я сотрудничала с ним некоторое время, – ответила Мелоди голосом, дрожащим от волнения.
– Да, мне это известно, – невозмутимо заявила женщина. – И, конечно же, я читала статью, которую вы выпустили вместе с ним. Однако ваши фотографии намекают на нечто большее – на гораздо более личные контакты…
– Не думаю, чтобы мои фотографии давали основание для подобных предположений, – холодно отрезала Мелоди, надеясь тем самым положить конец нескромным расспросам.
Однако Алин Рэндолф вряд ли заслужила бы место критика в столь солидном журнале, если бы герои ее интервью могли так легко отделаться от нее.
– Видимо, вы испытываете больше чем симпатию к мистеру Брэдли Уэйнрайту?
– Мои отношения с мистером Уэйнрайтом вас не касаются, – взорвалась Мелоди.
– Меня лично, может быть, и не касаются, – сладко улыбаясь, произнесла журналистка. – Но я уверена, что информация подобного рода добавит остроты в статью. Если я сообщу моим читателям, что фотограф и ее красивая модель были… скажем, довольно близки, то это представит ваши работы в более интересном и новом свете.
– Извините, но ничем не смогу вам помочь. Боюсь, вашим читателям придется обойтись без подобных дополнительных откровений, – жестко отрезала Мелоди, вставая с места. – Больше мне нечего добавить!
С этими словами она повернулась и вышла из конференц-зала, клокоча от гнева и надеясь успокоиться в такси.
– Да как она только осмелилась задавать мне подобные вопросы? – пробормотала девушка вслух.
– Вы что-то сказали, мисс? – отозвался шофер, поглядывая на свою пассажирку в зеркало заднего обзора.
– Просто подумала вслух, – извиняющимся тоном отозвалась Мелоди с заднего сиденья.
– А-а, это ничего, – кивнул шофер. – Я ко всякому привык…
Все еще взвинченная до предела, Мелоди вихрем ворвалась в квартиру.
– Что случилось? – спросила тетушка, с удивлением глядя на любимую племянницу.
– О! Какая-то стервозная дамочка из журнала, которая убеждена, что ее дурацкие читатели имеют право вторгаться в мою личную жизнь, подвергла меня настоящему допросу с пристрастием!
– Ага, понятно, – с трудом сдерживая улыбку, ласково сказал тетя Ли.
– О, только не надо на меня так смотреть! Я прекрасно знаю, что люди, приобретающие мало-мальскую популярность, вынуждены мириться с тем, что им в любой момент могут задать самый щекотливый вопрос. Просто я надеялась, что меня минует сия участь…
– Ну а что именно она желала узнать, твоя журналистка? Впрочем, догадаться нетрудно.
– Ее интересовали интимные подробности наших с Брэдом отношений. Она считает, что это представило бы мои работы в новом, более интересном свете.
– Но ведь она по-своему права, разве нет? – мягко спросила тетя Ли. – Ведь в твоих работах столько искренности и чувства лишь потому, что ты близко знала Брэда. Посторонний человек не смог бы увидеть его в таком свете.
Мелоди глубоко вздохнула и опустилась на софу.
– Конечно, ты права. Может быть, со временем я стану менее чувствительной…
– Хорошо бы, – предостерегающе сказала тетя Ли. – Учти, что эта женщина была первой, решившейся на нескромный вопрос. Но далеко не последней!
– Знаешь, не обижайся, но я от всей души желаю, чтобы ты оказалась неправа. По крайней мере, в этом вопросе.
Тетя Ли усмехнулась.
– Я и не думаю обижаться. Но просто будь готова ко всему, на тот случай, если я все же окажусь права…
В день открытия выставки Мелоди была сама не своя, и под ложечкой у нее посасывало от каких-то странных предчувствий. Она прекрасно осознавала, что добилась кое-чего за несколько лет работы в Европе. Подумать только, это же ее первая персональная выставка в самом Нью-Йорке! О, как же она когда-то мечтала, чтобы такой момент настал! И вот он настал. Но Мелоди, как ни странно, осталась абсолютно равнодушной к этому факту. Разумеется, она страшно волновалась, как пройдет открытие, как выставка повлияет на ее дальнейшую карьеру, но отсутствовала некая весьма существенная часть: ей, в сущности, не с кем было разделить свое торжество.
Ох, вот уж неподходящее время задумываться о подобных вещах, вслух одернула она себя, надевая темно-зеленый хитон с люрексом и зауженные брюки из черного бархата. Честно говоря, у Мелоди душа не лежала к такому стилю одежды. Она была уверена, что он вскоре выйдет из моды. Но тетя Ли собственноручно купила ей этот костюм и убедила, что на открытии персональной выставки Мелоди обязательно должна быть одета во что-то оригинальное и экстравагантное.
Не успела девушка подкрасить губы, как уже раздался звонок в дверь. И когда она открыла ее, слегка смущенная от надетого на ней необычного наряда, одобрительно-восхищенная улыбка Марка сразу же вернула Мелоди уверенность в себе.
– Мелоди, ты просто ослепительна! – так оценил ее внешний вид Марк. – Да и вы, Ли, тоже! – добавил он, увидев входящую в комнату тетку.
– Спасибо, Марк. Ты сам сегодня неотразим, – отвечала тетя Ли настолько вежливо, что лишь одна Мелоди смогла уловить легкий оттенок иронии в ее голосе. Марк был одет в свой обычный, впрочем, безупречно на нем сидящий костюм-тройку консервативного серого цвета, с галстуком приглушенно-голубых цветов. Он производил впечатление аккуратного, миловидного молодого человека, но назвать его неотразимым? Мелоди удивленно взглянула на пожилую женщину, но та сделала вид, что не заметила удивления племянницы, надела свою шляпку и со светской улыбкой направилась к двери.
– Пойдемте, мои милые. Нельзя допустить, чтобы наша звезда опоздала взойти на небосклон своей славы.
Вечер был довольно прохладный. Они прошли пешком несколько кварталов до галереи, расположенной на Мэдисон-авеню. Мелоди так нравилось состояние свежей бодрости, которое посещало ее после пеших прогулок в такие осенние вечера.
Компания прибыла в галерею ровно за минуту до открытия. Дафни, хозяйка галереи, была вне себя от волнения.
– Дорогуша, да ты перепугала меня до смерти! Я думала, что ты придешь хотя бы на полчаса раньше. Уже стала бояться, что ты решила вдруг вообще махнуть на все рукой… – Облегченно переводя дух, Дафни так и сыпала словами, целуя в обе щеки Мелоди, тетю Ли и Марка поочередно.
Не давая им ни минуты на оправдание, она продолжала нервно тараторить:
– Можете мне поверить, сегодня нас ждет потрясающий успех! Весь день телефон трезвонит, не переставая. А один джентльмен чуть провод не оборвал. Мне в конце концов с трудом удалось заверить его, что ты будешь присутствовать непременно. Только тогда он, кажется, слегка успокоился. Слушай, есть у тебя знакомый мужчина с необыкновенно глубоким, волнующим голосом? – игриво подмигнула Дафни, но ответа дожидаться не стала. – И это еще не все! Ох, не забыть бы чего… Так, цветы, присланные тебе, – в моем кабинете. Напомни, чтобы я обязательно представила тебя Морису Хэзлтону. Он уже успел здорово набраться, и если он в итоге купит хотя бы одну из твоих работ – можешь себя поздравить! Он специализируется на открытии новых талантов в области фотоискусства и одним из первых приобретает их работы, – закончила Дафни. Она, наконец, выдохлась.
Это произошло очень вовремя. К хозяйке галереи подошла ее помощница и предложила им торжественно открыть двери в зал. С этой секунды у Мелоди уже не оставалось ни секунды свободной.
Хотя ей уже не раз приходилось участвовать в подобных презентациях, но это имело мало общего с открытием своей собственной, персональной выставки. И девушка оказалась совсем не подготовленной к подобной роли. Ведь прежде она была всего лишь гостем, заинтересованным зрителем, разглядывающим плоды чужого творчества, который мог в любой момент по своему желанию покинуть галерею, мог болтать с другими посетителями и пригубить бокал шампанского.
Однако сегодняшнее событие значило для нее гораздо больше, чем простое посещение культурного мероприятия. Это был кульминационный момент ее работы, требующий встреч с определенными людьми, завязывания нужных контактов, которые помогут обеспечить ей будущие заказы. Она должна была попытаться продать пару-другую работ с выставки, а для этого необходимо было создать определенное настроение у потенциальных покупателей и внушить им чувство собственной значимости. Мелоди ненавидела все эти светские обязанности и с удовольствием пренебрегла бы ими, но Дафни не позволяла ей, расслабляться и настойчиво объясняла, что для новичка на Олимпе славы крайне необходимо научиться завязывать полезные знакомства, которые пригодятся в будущем.
После двух часов такой суеты Мелоди просто валилась с ног от усталости. Ей казалось, что она пробежала марафонскую дистанцию, а суматошная атмосфера наигранного веселья всерьез начинала действовать ей на нервы. Голова у девушки просто раскалывалась от бокала шампанского и мельтешащих перед ней людей.
Извинившись перед супружеской парой, которой ее только что представили, Мелоди проскользнула в кабинет директора и рухнула на мягкую, заваленную подушками софу. Сбросив туфли, она растянулась на пружинящей поверхности в надежде, что несколько минут отдыха восстановит ее силы и помогут ей вынести эту пытку до конца.
Она закрыла глаза и стала массировать себе виски, с содроганием думая о гудящей толпе, ожидающей ее за стенами кабинета. Правда, если быть честной до конца, то вовсе не обилие новых лиц и даже не поверхностные обмены любезностями измучили ее. Тяжелее всего было ощущать присутствие Брэда везде, куда бы она ни шла. Мелоди не ожидала, что эти портреты, когда их развесят по стенам, вдруг снова обретут такую магическую власть над ней. Синие глаза Брэда преследовали ее, будили мучительно-сладкие воспоминания и заставляли острее чувствовать горечь потери.
– Мелоди!
В первый момент при звуках этого глубокого, волнующего голоса, выдохнувшего ее имя, девушка решила, что грезит наяву. Но когда она услышала свое имя во второй раз, то испуганно распахнула глаза.
– Брэд?! – с нежным изумлением спросила она, до конца не веря в то, что перед ней стоит именно он. – Что ты здесь делаешь?
– Хочешь, чтобы я ушел? – нерешительно спросил Брэд.
– Нет, – ответила она, а потом тихо добавила: – Нет, пожалуйста, не уходи. Просто я очень удивилась. Как ты здесь оказался?
– Просто не мог не приехать, особенно после статьи, которую прислала мне Алин Рэндолф.
Мелоди была озадачена. Что же такого могла написать эта неприятная женщина, что заставило Брэда пересечь океан и явиться на открытие ее выставки? И с какой стати вообще она послала ему эту статью?
