Текст книги "Живущие на ветрах (СИ)"

Автор книги: Александра Хортица

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Живущие на ветрах
Александра Хортица

Первая жизнь. Живущие на ветрах

В краю средь лесов и пастбищ когда-то народы жили,

про них говорили – люди, живущие на ветрах.

Смуглы и черноволосы, жестки и жестоки были,

и верили в тьму-богиню, не зная, что значит – страх.

Они почитали птицу, рожденную в новолуние,

чьи когти – острее стали, чьи перья – серпов острей.

Их храмы полны секретов и яростных жриц-колдуний,

которые знали тайны туманов, птиц и зверей.

Их жертвы кровавы были, их гибель не устрашала,

они не боялись боли, не знали усталых снов.

Богиня погибших с честью опять в их мир воскрешала,

и кроме ее величья не чтили других богов.

Дыша поднебесным ветром, они улетали в небо

на крыльях могучей птицы, и видели свысока

как движется время быстро, как быль уходила в небыль,

как тенью чужой покрылись далекие берега...

– Мой йанг, беда идет в ночи на черных кораблях.

– Йанг-йи, не бойся, не кричи – сильная наша земля...

– Мой йанг, беда уже снесла сто стран в чужих краях.

– Йанг-йи, ты словно не жила? Иль это смерти страх?

Плывут золотые лодки, волну режут острой грудью,

сердца приходящих с ними готовы дотла гореть.

Пришли с кораблями звери-не звери, но злые люди,

несущие побережью разруху, огонь и смерть.

В развалинах храм Богини, кровавит гранит ступеней,

на стенах – не роспись, тени погибших стоят у стен.

В руках у живых храмовниц серпы – боевые леи,

в глазах у храмовниц – ярость, в сердцах у храмовниц – тлен

Пришельцы в больную веру крестом с косой перекладью,

мечом да проклятьем гонят, а кто не согласен – враг.

Нарушен узор столетий, подернулись ряби – гладью,

покой и свободу верным, а всех остальных – в овраг.

На бронзовокожей деве рисунки, металл и шрамы.

Как крылья, серпы летают, метя со двора чужих.

Спиною к сестре прижалась на входе родного храма

послушница – лишь десяток осталось таких в живых.

– Йанг-йи, нам не сдержать напор, у них – длинней мечи.

– Дитя, идем, спина к спине, и если страх – кричи.

– Йанг-йи, мне завтра будет год, как я пришла сюда.

– Не будет, дева. В эту ночь – конец твоим годам.

Золотоверхие храмы, златоволосые дети,

небыстрый заморский говор, и кожа, как снег, бела.

Летают под небом ветры, уходит за летом лето,

забыты легенды прочно, важны у людей дела.

Как белые злые звери, проходят пришельцы мимо,

летят золотые лодки, смывается кровью прах.

Все то, что приносит время, совсем не преодолимо.

Остались в легендах люди, живущие на ветрах.

В отвар из тимьяна с мятой добавить щепотку перца.

Получится слишком горькой и пряной такая смесь.

Горячая примесь тени в лазурных глазах младенцев.

Хранится былая раса в крови у рожденных здесь.

На ветках – большие птицы, чернее, чем ночь и сажа,

их вопли – как звон металла, как крик боевых серпов.

Летают ночные тени, летает ночная стража.

У скольких детей сегодня проснется былая кровь?

– Йанг-йи, я видел странный сон, я знал тебя тогда.

– Молчи, так не зови меня, накличется беда.

– Йанг-йи, иначе не могу. Ты будешь мне сестра.

– Йа-мэй, братишка, будем ждать. Придет и нам пора...

Jang - жрец и этап обучения

Jang-Ji - жрица-ученица, обращение к жрице, равной или младшей

Ja-May – приветствие, согласие, благословение

Первая жизнь. Jon-Khere. Первый обряд Ашк

Бронзовокожая девушка, дочь народа Скашь, готовилась к первому в своей жизни настоящему обряду Первой Смерти. Ее сердце билось сильно и ровно, не страшась ни боли, ни крови. Она предвкушала ту силу, что придет к ней после первой самостоятельной инициации. На ее теле уже были защитные узоры, нанесенные ей любимым йангом, но того было мало, чтобы стать одной из взрослых жриц храма Скашь.

То было раннее утро, и солнце еще не поднялось над лесами и скалами земли богини. Дети храма спали, но Ашк – нет. Она знала, что старший йанг не спит. Но она не должна была встречаться со жрецом и своим учителем. Она знала, что он желает ей победы и жизни. И она собиралась жить.

То был день весеннего равноденствия, зябкий и звонкий. Она улыбалась, слушая ветер и спускаясь по каменным ступеням храма. Лес привечал ее звуками жизни, и юная жрица наслаждалась каждым глотком воздуха.

Только в полновесной любви к себе, к миру и к себе в пределах мира можно было творить обряды. Она знала это, и рассмеялась, когда стая чернокрылых птиц взлетела над стенами храма. То не были скаши, но все же она посчитала воронов хорошим знаком.

И вот она пришла в одиночестве к черным скалам. И там Ашк разделась, разожгла костер, чтоб было вдосталь пепла. Она хорошо помнила, какие травы и какие древа должны быть пищей для огня. И все приготовила заранее, окружив место своей инициации белыми камнями и защитными знаками. Сейчас льняное темное платье лежало за пределами ограды, а внутри горел золотистый огонь. Ашк тронула его пальцами – и отдернула. Больно! Она усмехнулась. И второй раз удержала пальцы в пламени на миг дольше. Вот глупая... Прекратив забавляться с болью, жрица начала готовиться к обряду.

Она была невысокой, темноволосой и гибкой, словно дикая кошка. Ее шустрые тонкие пальцы хорошо управлялись с самим хрупким и тонким оружием. Маленькие золотые серпики леи-йи она держала ничуть не хуже, чем тяжелые боевые серпы леи. Но сейчас с ней было только одно оружие.

Затем она чертила сложные знаки на теле, и ложилась спиной на холодную землю, раскинув руки и следя за ветрами. Она дышала, как ее учил старший йанг, и ловила земные потоки. Они струились вверх и вниз, от земли и до неба, и стоило только прислушаться, чтоб ощутить их.

Осознать свою жизнь и свою смерть нужно было быстро. Предельно быстро. Этому она училась.

«Вот я, йанг-йи, имя мое Ашк, Ашк из народа Скашь, и я становлюсь сильнее по праву крови и смерти»

Потом она, глядя в небо над собой и слушая ветер, подняла руки с зажатым в них йонгхартом, и резко опустила их, не раздумывая и не сомневаясь. Главное – не закричать, не дать телу выгнуться в агонии – иначе узкое лезвие оружия Первой Смерти и правда может убить ее по-настоящему.

Богиня посмеется над жрицей, которая пришла к ней после первого же обряда инициации. Ашк не хотела, чтобы богиня смеялась над ней.

Если жрице народа Скашь умирать – то только так. Рвется тонкая ярко-алая нить, за ней же – пустота. Шаг, еще шаг. Сколько там, этих шагов. Боль идет непрерывным звенящим потоком. Но без этого никак, поток держит каждый шаг. Нужно удержаться на грани как можно дольше. Только так, только на самом основании жизни – жить. Получить силу быть и сознавать, право двигаться в ветрах.

Падай на грани жизни, утекай по капле, жизнь, уходи уверенно, кровь. Удержаться, удержать ток крови, а с ней – и ток жизни. Идти в одиночку можно, черпая в этом силу.

Предел уже наступит скоро. И нет рядом мудрого йанга, который удержит на краю. Но уже тогда, когда холодный узкий язык лизнул ее сердце, Ашк поняла, что справится. Ведь чистота сознания приходит в момент первой страшной боли, когда холодеющие пальцы хотят отпустить клинок. Но сознание ясное, чистое и твердое. Отпустить – нельзя. Ведь йонгхарт придется еще вытаскивать. Никто не поможет.

Больно.

«Мой птенец, ты еще не знаешь, что такое боль. Когда яд проникает в жилы, растекаясь огненной кровью и диктуя права на твою жизнь. Когда серебряные иглы входят в горло, и ты глотаешь пламя. Когда ты уходишь в ритуальный огонь, и возвращаешься, полон силы... Тебя ждут десять, сто и тысяча смертей – и ты все их переживешь, йанг-йи, все».

Со звонким криком, похожим на крик птицы Скашь, юная жрица вырвала клинок из груди. Она дышала, приходя в себя, и улыбалась. А потом села, и вложила йонгхарт в трещину между камнями. Не мешкать... Она надавила. Больно. В груди полыхнуло острой болью, но надо было заканчивать. Она надавила сильнее. И йонгхарт лопнул, развалился на две половинки.

Тяжело дыша, Ашк закапывала обломки, набрасывала на них камни. Никто никогда не найдет оружие Первой Смерти. Сотлеют тут, исчезнут, и не будет даже воспоминания о том, как она была слабой. Зато теперь – теперь она куда сильнее, мудрее и больше. Совсем уже настоящая жрица!

После она выпила отвар, принесенный с собой. От него в голове чуть затуманилось, но зато ненужная уже боль ушла. К чему лишние страдания там, где все уже ясно? Ведь Ашк прошла инициацию. Она поднялась, зажимая рукой маленький порез над левой грудью, ближе к середине. Он уже не кровоточил. Сердце, поколебавшись, принялось биться ровнее, она ощущала, как потоки земли помогают восстановиться поврежденной сути жизни.

Ашк пошла к горному ручью, нагая, окровавленная и счастливая. Купаться, смывать узоры, пить ледяную воду, и радоваться острым чувствам. Как хорошо быть живой!

Она была горда собой. Она смеялась.

Ashkh – имя одной из последних жриц культа Скашь. Слово – крик птицы;

Jon-Khere - «Первая смерть», первый обряд инициации. Проводится учеником самостоятельно;

Jonghardt – «Первое лезвие», узкий кинжал, предназначенный для ритуальной самоинициации, личное оружие жриц Скашь первой смерти.

Lei-ji – «крылышки», маленькие золотые серпики для ритуального кровопускания. Не предназначены для убийства.

Первая жизнь. Kheret

Стоящий у двери храма, похожий на злую птицу,

Скашь-йон говорит весомо, и голос его звенит.

Скашь-йона готовы слушать все йана – жрецы  и жрицы,

И небо в ладонях ясно, и солнце идёт в зенит.

Стоящие  на ступенях готовы с ним согласиться,

что нет ничего важнее, чем каждая в мире жизнь,

Все – внуки ночной богини и дети небесной птицы,

и всех в этом мире чает бескрайняя неба высь.

Стоящие на ступенях готовы ему поверить,

что нет ничего важнее, чем чистая, злая смерть.

Как жизнь неотвратимо дорогу людскую мерит,

так смерть неизбежно тянет в подзвездную круговерть.

И все повороты  мира сплетают пути живые,

и все человечьи дети пред небом живым равны.

Скашь-йон говорит законы известные, вековые,

в которых и жизнь и смерть все равно ценить должны.

Скашь-йон говорит с улыбкой, что жизнь дает надежду,

что смерть всех одарит силой, которую не унять.

Но смысл дает безмерный лишь та, что влюбленных держит,

что связывает незримо родное дитя и мать,

Что держит сестер и братьев, и тех, кто поклялся в дружбе,

и всех, кто обвенчан сердцем, и кровью соединен.

А каждая гибель – сила, и каждую гибель нужно

держать на руках умело, и помнить завет времен.

У них не бывает войн, и суд им совсем не нужен,

им ненависть не знакома, идут стороной враги.

Зачем воевать, скажи мне, когда ты со смертью дружен,

и с ней навсегда свободны, крылаты  твои шаги.

Скашь-йон говорит весомо, и голос его стремится

объять всех детей, рожденных живущими на ветрах.

Открыты у храма двери, и мчатся над лесом птицы,

и мир еще юн и весел, и в мир не явился страх.

Kheret - смерть, прощение, путь

Jana –  дети

Skuash-Jon – «Сын Скаши», так звали себя жрецы народа Скашь и многие мужчины, прошедшие боевые инициации.

Первая жизнь. Jana-Ehhe. Дети Бездны

Храм Скашь, сокрытый среди лесов и скал, всегда полнился светом и ветром. Но в глубине его комнат таились тени, а подземные переходы были полны источников и колодцев. Там случались таинства, там лилась ритуальная кровь, там жрецы богини поднимались по ступеням силы к высокому могуществу.

Но на обычных, внешних ступенях обычно случались другие дела. К примеру, там часто упражнялись в поединках на леях молодые жрецы. Небольшие боевые серпы сверкали в лучах светила, а посрамленные проигравшие шли замазывать порезы целительной мазью, чтоб не осталось шрамов поражения. Да еще и  под насмешливые возгласы победителей. Чтоб завтра взять реванш, конечно.

А если старший йанг проходил двором храма, ему вслед оглядывались. В немолодого скашь-йона были влюблены все поголовно жрицы, а юноши следовали его походке и умению держать себя. Не слишком высокий, как большинство из своего народа, поджарый темноглазый воин казался птицей, временно спустившейся с небес. Да так, в общем-то, и было.

Но сегодня все внимание йанга было посвящено юной Ашк, проходившей многочисленные этапы посвящений. Она была лучшей из жриц, и ей прочили великое будущее скашь-йин.  Вот и теперь, спустя год после ее обряда Первой Смерти, она сидела на полу напротив йанга, и бесстрашно смотрела на него ясными, яркими вишневыми глазами.

Она сдерживала чувства, но то и дело плечи ее нетерпеливо подрагивали, а взгляд так и притягивался к темному изгибу тайгарта. Страшное оружие давалось ей навсегда – надеждой на вечную милость богини, ключом к возвращению, и простым обещанием грядущей любви...

Ведь для того, чтоб использовать тайгарт, нужно двое. А вот она пока была одна. Но это не важно.

Сквозь отверстия в стенах лезвия солнечных лучей проникали внутрь, создавая скрестья над узорчатым полом, над каменными скамьями и жертвенниками, над маскаронами, из клювов которых струились хрустальные потоки воды. Казалось, все помещение светится  изнутри.

Ашк была бледной. Вчера ночью ее густая, алая кровь смешалась с ручьями храма, питая подземное Алое озеро. А в ее собственных жилах смешалась кровь старших жрецов, уже познавших волю богини, и отныне Ашк была сильнее, старше и больше, чем раньше. Она пережила этот обряд без сомнений и опасений, и жрицы гордились ее достижениями.

Ведь гордиться силой, чужой и своей,  никто не мог запретить.

– Ты смогла, – голос йанга был полон сомнений. Так, чтоб она не теряла самообладания и не погружалась в пучины гордости глубже необходимого.  Но уважение в голосе йанга тоже присутствовало, – Ты считаешь, что заслужила свой тайгарт?

– По праву крови, – склонила Ашк голову, и глаза ее сверкнули. Обоюдоострое лезвие ритуального клинка было прекрасным. Она едва сдерживалась о того, чтобы  схватить оружие и радостно потащить в свой дом, и уже там любоваться, кормить его, давать ему имя и грезить о грядущей силе.

Но она не хотела показывать свои чувства йангу. Еще засмеет. Ведь понятно, что тайгарт – не игрушка.

– Ты избрала непростой путь, йанг-йи Ашк, – меж тем продолжил он, улыбаясь одними уголками губ, прекрасно видя ее нетерпение.

– Скашь охранит меня, – чуть раздраженно сказала она, не понимая, зачем столько глупых ритуальных фраз. Тайгарт – это всего лишь оружие для парного открытия врат в небо Скашь. Она не собирается проводить этот обряд в ближайшие... да хоть тыщу лет! Тем более, не найден еще достойный идти с ней по жизни и по смерти.

Ашк была из клана йана-эххэ, детей бездны. А это значит – она пойдет до конца. До самого обряда тысячи смертей она пойдет. И будет вестником богини в мире этомо и мирах запредельных. И даже сможет вести за собой других.

– Ты сможешь стать ее крылами, когда придет срок? – глаза йанга смеялись. На этот раз она не гримасничала, и не сердилась. Кивнула гордо и спокойно.

– Да, Йанг-Йа.

– Тогда, доказавшая, бери свой тайгарт, и храни его пуще крыла... – он протянул ей клинок. И, взяв его в руки, она поняла, что отныне и навеки она – одна из йана-эххэ, и путь ее будет бесконечным и столь же бесконечно любопытным. Он начинался именно сейчас – и никто из ее друзей не должен был быть с ней рядом. Такие моменты нужно проживать в одиночестве.

 Поэтому Ашк взяла тайгарт, улыбнулась  учителю, и молча пошла одним из подземных ходов в сторону своего дома. Хотя знала, что подружки и друзья ждут ее у главных дверей в храм. Нет уж! Это торжество она разделит только со своей слабостью, отдыхая после обряда и лелея тайгарт.

То была не первая, но одна из великих ступеней пути жрицы Ашк.

Skuash - птица-богиня, воплощение богини-матери, ее дочь и проводник;

Skuash-Jin – «дочь Скаши», так звали себя жрицы народа Скашь и многие женщины, прошедшие боевые инициации;

Jang-Ja - жрец-ученик;

Ehhe - бездна, в зависимости от контекста выражает позитивное и негативное понятие. Небо – в сакральном варианте;

Jana-Ehhe – «Дети Бездны», клан жрецов культа Богини, ведущие жрецы народа;

Thaighardt - «Перо-лезвие»,  ритуальное оружие для парного самоубийства. Прямое двуклювое лезвие  с перемычкой посередине.

Lei - «Крылья», серпы, оружие, в том числе боевое.

Первая жизнь. Naighardt

Ашк глядела на старшую Скашь-Йин, которую звали Йанна, и глаза молодой жрицы были полны уважения и приятия. Не то, чтобы она уважала Скашь-Йона, старшего йанга храма, меньше, чем могущественную Йанг-Нейэ. Но пожалуй, Ашк чуть побаивалась древнюю жрицу. Как и они все. Слишком мало человеческого было в дочери Богини, которая давным-давно прошла все ступени инициации.

– Теперь я беру два крыла птицы Скашь, и лезвия ее перьев становятся моими лезвиями. О мой найгарт, имя тебе будет – сила и смерть, имя тебе будет – черная заря, смерть дарящая.

Лезвие найгарта, ритуального оружия, предназначенного для инициаций, легло Ашк в ладонь. Небольшое, двуклювое, с перемычкой посередине. Красивое и хищное – как клюв Скашь, и разящее, как ее крылья.

– Теперь ты обретаешь право дарить молодым силу. Не забудь – ответственность велика, и не каждой женщине суждено дойти до вершин пути.

Голос старшей Йанг был пугающе равнодушным. Эта старуха, выглядевшая моложе Ашк, прошла все ступени, и теперь не принадлежала этому миру. Но именно они, старшие, снисходили, чтоб передать свои найгарты младшим. Одетая в ритуальные багровые одеяния той, что прошла Обряд Тысячи Смертей, Йанг улыбнулась, и улыбка ее была улыбкой птицы Скашь. Не пройдет и часа – сорвется со скалы диким вихрем, умчится в темноту ночи, лишенная людской формы жрица. Будет свободной, яростная, дикая и вечная, как все те, кто умер тысячу раз.

Отныне у молодой жрицы Ашк было два священных орудия силы – Thaighardt, перо-лезвие, и Naighardt – клюв-лезвие. Первое предназначалось для того, о чем ей пока не хотелось думать. Второе давало ей власть над учениками.

Вот и прекрасно.

Конечно,  третьим ее оружием, простым оружием для сражений и потасовок, были леи, два длинных острых серпа. Яркая сталь синего цвета, рукоять белой кости – лучшее изделие мастеров народа Скашь.  Она владела ими в совершенстве. И она применяла их по назначению. Были у нее и метательные когти, клинки игхарт. Но игхарт уже и оружием не считались,  эти маленькие росчерки когтей великой Скашь. Их применяли для охоты чаще, чем для убийства себе подобных.

На племена Скашь редко кто нападал. И это при том, что они жили в плодородных долинах, полных тучного скота и неповоротливых бегающих птиц. Охотиться на эту добычу позволяла великая Скашь. Живущие на ветрах были яростными воинами, которые не страшились ни смерти, ни, тем более, боли. Напротив, она становилась для них лишь источником силы, а смерть после определенного этапа и вовсе была не страшна для тех, кто учился умирать ритуально.

Теперь в обязанности Ашк входило – посещать окрестные деревни в поисках детей, осененных крылом Скашь, и находить самых яростных воинов, предлагая им стать жрецами храма, и хранителями народов Скашь. Предстояло сразиться с детьми, и победить их, раззадорив и показав, что можно идти дальше, даже проиграв. Предстояло набирать учеников для себя лично.

Ее глаза сверкнули. Она помнила маленькую девочку, сироту, из племени, родичи которого жили в соседней деревне на склонах холмов. Родители этой девочки были из светлоглазого племени лисьих детей из-за гор, которые порой пробовали нападать. Но то было скорее игрой, чем войной. И родители этой девочки погибли много лет тому в сражении с дикой кошкой чиу. Светлоглазая девочка была ловчее лани, стремительней ястреба, и сердитая, как птенец Скаши.

Ашк собиралась сделать эту девочку своей ученицей. Скашь-Йин разглядывала Ашк, и внезапно улыбнулась. Лицо ее сразу стало древним,  но ощущение это ушло, как и не было.

– Ты думаешь о хорошем, – мягко и тепло сказала она, коснувшись горячими пальцами плеча Ашк, – Ты дашь ей имя, правда? И проведешь ее до конца, Ашк. Обещай, что ты никогда не оступишься.

Ашк нахмурилась. О чем говорит вещунья, знающая Богиню в лицо?

– Обещай...

– Да, да, Скашь-Йин Йанна, моя нейэ, я никогда не оступлюсь, клянусь перьями Скашь и черным небом, клянусь Темной ночью и сердцем невинного.

– Хорошо, моя девочка, – горячая ладонь коснулась головы Ашк, – Тогда беги, ты еще молода, и игры для тебя должны быть такими же важными, как смерть... У тебя уже есть свой лле-шасу?

Ашк вспыхнула. Лле-шасу? Нет, она еще никого не любила, и плотская любовь не касалась ее чресел и губ. Ее интересовали только сражения, и прогулки к дальним горам, где злые дети ястреба порой претендовали на красивых девочек народа Скашь. И не то, чтобы красивые девочки были против, но Ашк явно не одна из них.

Жрица рассмеялась. Смешная, смешная девушка. Покачала головой.

– Ладно, малышка. Лети.

Поднялась, и стремительной быстрой тенью скрылась меж колонн храма, растворяясь в бликах. Ашк осталась сидеть, озадаченно глядя вслед старшей жрице. Ах, какой она была прекрасной, могущественной! Ах, как желала Ашк стать такой же. А лле-шасу... Пхэ! Кого это волнует.

...Это была просто одна из малых инициаций. Ашк наконец стала полноценной жрицей Храма, равной старому Йангу. Она могла участвовать в советах, брать учеников, проводить первые обряды для молодых жрецов, делиться кровью и приносить жертвы в Темную ночь. Ее ждал долгий путь, и ее много обрядов перед тем, как Тысяча смертей возьмет ее дух и сделает его всемогущим.

Но она не дошла до конца. Не успела.

Chiu - дикая кошка;

Neje - старшая сестра, старшая подруга, но не мать, не приемная мать, не воспитательница. Иногда - просто обращение к старшей женщине. Проще всего обозначить как «моя уважаемая старшая»;

Naighardt - «клюв-лезвие», ритуальное оружие для инициаций. Кривое  с перемычкой. Оружие ритуала возрождения;

Ighardt - «росчерк пера», боевые дротики-клинки народа Skuash;

Lle-shassu – возлюбленный, муж, жених, «обреченный быть вместе»;

Shassu – связанный судьбой, обреченный, тот, кто привязан, обручение как процесс.

Первая жизнь. Eh-Khere-Ja. Тысяча Смертей.

Что Ашк  могла рассказать о последней ступени силы младшим ученикам лесного храма Скашь? Она часто задавали ей вопросы. У нее их было много. И младших, и ступеней к силе. Она помнила первую смерть йон-кхере, обряд общей крови, обряд доверия старшим...

Все эти маленькие этапы уже казались ей смешными. Как можно бояться боли? Она очищает сознание и дает силу. Как можно бояться смерти? Это – тропинка через бездну, когда крылья богини поддерживают тебя, а крик Скашь помогает дышать.

– А ты видела Скашь? – любят еще спрашивать дети, когда она танцует с ними танец третьей крови на поляне среди острых камней. Танец босиком быстр, опасен и красив. Мелькают белые рубашки, измазанные кровью и зеленым травяным соком, мелькают оскалы острых клычков, изгибы маленьких леев. Страшно!

– А ты видела Скашь? – они отдыхают, улыбаются друг другу, кто послабее – просит замазать царапины целебной мазью, и над ними никто не смеется. Ведь Ашк рядом, а она сильнее их всех, вместе взятых, детей Скаши, черноглазых птенцов.

Ашк задумывается – что рассказать?

Она видела Скашь два раза в жизни. Один раз – совсем издали, когда охотилась за своим именем на рассвете первого дня в Храме. Одна, без оружия, она беззвучно шла к дальним отрогам черноскалья. И там, именно там она услышала звонкий, яростный вопль – ашшшшкх! И улыбнулась торжествующе. Так вот как ее, безымянного птенца своего народа, отныне будут звать.

Ашк!

Тогда птица Богини не подпустила ее, осталась вдали. Но Ашк видела, как та снялась со скалы. Длинноногая, с загнутым острым клювом, с шелестящими опасными темными крыльями. Скашь не пряталась. Она была старшей птицей в этих краях, и даже ястребы и орлы подчинялись ей.

– А Обряд тысячи смертей – какой? – спрашивает котенок из дружественного народа чиу, еще один из новичков, и Ашк хмурится. Она только-только хотела рассказать про вторую встречу с птицей Скашь. Но разговор про обряд Eh-Khere-Ja – интересней.

Глядит исподлобья маленькая перепуганная лисичка, у которой еще нет имени – любимая ученица Ашк. Та, что знает про вторую встречу. Но молчит... жить хочет! Поймала взгляд жрицы, понятливый лисенок.

Ну, что ж, про обряд, так про обряд!

Да, старшие говорят, что обряд Eh-Khere-Ja – другой. Совсем другой. Пока она лишь видела тех, кто прошел его. Это было страшно и прекрасно – видеть тех, кто избавился от всего людского, кто стал подобен крылатым ветрам и птицам с алмазными клювами.

Но что такое – эта сила?

Раньше надо было просто хотеть жить. Ждать, пока душа восстановит тело и сможет снова взглянуть на мир из распахнутых удивленных глаз. Где жизнь не кажется настоящим чудом, а обычным продолжением очередной смерти.

Нет. Все не так. Тут  все будет иначе. Раз за разом тебя подталкивают к бездне небытия. И она манит, невероятно совершенная и прекрасная. Ничто. В ней нет страстей жизни и перемен, в ней все просто и понятно. Она завораживает и заставляет погружаться в себя все глубже. Она не позволяет вынырнуть.

Они, прошедшие через свои быстрые гибели, даже близко не подходили к этой пропасти. Даже издалека не видели ее. Так, доносил до них ветер небытия сладкий шепот умирания. И все.

А тот, кто проходит Eh-Khere-Ja, вынужден царапаться наружу с каждой ступени. Выше. Выше. А бездна тянет. И он ищет причины – жить. Вернуться. Потому что теперь все зависит лишь от него. И никто не предупреждал заранее, что оно так будет. Так сладко и так тяжко.

Думала – ну, смерть. Ну, много смертей в одно мгновение. Ну, снова душа откроет глаза, и снова – жизнь. Нет. Тут все иначе. Потому что только воля к жизни, невероятная, пронзительная воля к жизни заставит карабкаться даже с этой последней ступени, когда бездна уже не рядом, а внутри и везде. Только такая воля к жизни позволит жить долго и владеть всем, чему ты еще научишься – позже.

После того как с воплем, яростным и полным боли и ненависти к смерти, полная намерения жить, ты рванешься, разрывая оковы бездны, и встанешь прямая, гордая, обнаженная. Ты будешь укрыта тайными знаками, бледнеющими, исчезающими. В глазах твоих будет невероятная уверенность –  жизнь есть,  и никто и ничто отныне не посмеет более убить меня. И ты сделаешь свой первый настоящий шаг в этом мире, и ничто уже не будет тебя беспокоить – после того, что ты... нет, не пережила, а переумерла. И все, кто глядит на тебя, не узнают, что ты видела – пока сами не решатся спускаться туда, откуда сумела вернуться ты.

И отныне ты свободна. Бледная и гордая, ты идешь своей дорогой, и никто не заступает тебе путь.

Ашк мечтала об этом темными ночами, как любая из девчонок Храма Скашь, прикоснувшись к Богине, она мечтала, как станет крылатой птицей, верной подругой, сестрой птицы Скашь. Тогда она обретет небо и свободу, и право возвращаться столько раз, сколько пожелает ее храбрая душа.  Но сколько лет должно было пройти, пока Богиня позволит стать подобной ей? Три? Пять? Тридцать?

У них не было таких условностей. Если можешь – иди дальше. Хоть бы ты пришел в Храм вчера, и прошел за ночь все этапы, не вопрос, если можешь – иди.

Нет, конечно. Такого не бывало. Но Ашк шла уверенно и твердо, и всего ничего пару лет прошло, как старшие заговорили о том, что уже скоро она решится. Шагнет в бездну. Сделает свой последний, первый по-настоящему важный шаг. Проведет десяток непростых обрядов най-кхере для младших, для своих учеников, и тогда точно решится.

Самостоятельно – одна против каждого из старших, против остроклювой Скашь и против самой Богини выйдет. И победит. Чтоб Ашк, да не победила?

Она не успела. Никто из ее выводка не успел.

– Ашк, а каково это – умирать, а? – Ашк хмурится, готовясь ответить и на этот непростой вопрос, пока солнце высоко, а дети еще готовы протанцевать пару кругов танца с леями...

Eh-Khere-Ja – «Путь в Бездну», «полет смерти» – Обряд Тысячи Смертей, один из центральных обрядов культа Скашь;

Nai-Khere – «Удар Клюва Смерти» – один из первых обрядов инициации, который учитель проводит для своего ученика. Проводится с помощью Naighardt, который передается от старшего жреца к младшему, обретающему право проводить свои обряды;

Первая жизнь. Tta Ehhe. Над Бездной

Скашь, стоящая на поляне, заставила Ашк замереть. Птица склонила голову, заглядывая с высоты своего роста Ашк в глаза. Темный блестящий взгляд птицы был холоден и чужд. Крылатая дочь Богини возвышалась над девушкой на добрые три головы. И как Ашк могла не заметить такую громадину? Птица щелкнула клювом, будто бы смеялась. Ее перья и правда сливались с мерцающим фоном стволов и листвы.

Ашк медленно подняла ладонь, осторожно переместившись в более удобное для защиты положение. Скашь была опаснейшим существом в их краях. И Ашк ощутила готовность защищать свою жизнь.

Сражаться со Скашью? Ха! Чем? Игхартами и леями? Да прежде, чем Ашк поднимет серп, птица оторвет ей голову длинным кривым клювом! Все знают про скорость жутких скашей.

Вот ведь повезло, так повезло. Ашк ощерилась, постаравшись выглядеть угрожающе. Ей было неуютно. Умереть в когтях скаши – это, конечно, прямой путь к Богине. Но Ашк честно стремилась прийти к Великой своими собственными, продуманными и выстраданными путями, а не короткой дорогой.

Или Богиня послала ей испытание?

Скашь сделала шаг к ней, любопытно склонив тяжелую голову. Щелкнула клювом. Произнесла свое победное «ашкх», так похожее на имя самой жрицы. Честь оказала!

И атаковала...

О, сколь быстрой была Ашк, стремительной и яростной! О, как она сражалась за свою жизнь! Несколько тяжелых перьев остриями застряли в земле, несколько капель крови упало на землю.

Поровну...

Яростно шипит скашь, весело смеется Ашк. Прыжок, разворот, удар – и снова длинный кувырок через локоть. Видели бы ее сейчас учителя! Скашь ударила, и жрица увернулась, а птица неловко подставила крыло. Ах так! И девушка сделала ошибку, атаковав первой, Скашь уронила ее, прокатив по земле тяжкой лапой. Занесла клюв...

Ну вот и все, глупая-глупая жрица. Передавай поклон Богине!

С диким криком Скашь взлетела, роняя перья, вокруг искрили угасающие угольки редкого в этих краях оружия – суиша. Этим пользуются дети лис из-за гор, у них там много зловонных камней, которые высекают искры и горят в огне! А гордые люди народа скаши таким не пользуются, зачем им копаться в грязи...

Кто спас Ашк? Кто прогнал великую птицу?

Она еще не успела подняться, как на нее навалилось что-то костлявое и лохматое. Ну, это уже попроще! Полминуты стремительного танца, и...

– Как тебя зовут? – Ашк смеется, острый лей окружил горло девчонки, и та злится, шипит, не хочет отвечать. Хотя Ашк, конечно, уже пару минут как узнала ее. Храмовница опустила серп, и девочка выскользнула из захвата, отпрыгнула сердитым котенком чиу, выставила корявые грязные пальцы. Грозная, аж смешно.