Текст книги "Магия и тайна Тибета"

Автор книги: Александра Давид-Ниэль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Вдох, задержка дыхания и выдох выполняются механически в предписанном порядке теми, кто уже хорошо натренирован в технике туммо. Они не нарушают концентрации ума на образе огня, не мешают повторять магические формулы, которые должны сопровождать это созерцание. Эти более опытные ученики без усилия вызывают в своем воображении нарастающий огонь. Процесс у них идет сам собой, как результат навыка, приобретенного за время тренировок, и приятное ощущение тепла распространяется по всему телу – цель этой практики.

Иногда тренировки в туммо завершаются своеобразным экзаменом. В морозную зимнюю ночь тех, кто считает себя способным победоносно пройти испытание, ведут на берег реки или озера; если все водные потоки в районе замерзли, во льду делают отверстие. Выбирают ветреную лунную ночь – такие ночи не редкость на Тибете в зимние месяцы. Неофиты сидят на земле, скрестив ноги и сняв одежду. В ледяную воду опускают куски ткани; каждый обертывается в такой кусок и должен высушить его своим телом. Как только ткань высыхает, ее снова погружают в воду и обертывают ею тело послушника, чтобы он снова ее высушил. Операцию проделывают до рассвета. Того, кто высушит больше всех кусков, признают победителем соревнования.

Говорят, что некоторым удается высушить до сорока кусков ткани за ночь. Конечно, нужно делать скидки на преувеличения; возможно, размер куска ткани в некоторых случаях символический. Но мне доводилось видеть респа, которые высушивали много кусков ткани размером с большую шаль.

В соответствии с древними правилами нужно высушить по крайней мере три куска ткани, чтобы стать настоящим респа и получить право носить белую хлопчатобумажную юбку – знак мастера туммо. Но сомневаюсь, что это правило строго исполняется и в наши дни.

Респа – тот, кто носит только хлопчатобумажное платье круглый год и на любой высоте. Хотя в Тибете можно встретить и таких респа, которые надевают под него теплую одежду. Это либо настоящие мошенники, либо монахи, которые действительно прошли курс туммо, но не доучились до конца, чтобы полностью овладеть им.

Тем не менее, пусть есть и обманщики, и нерадивые ученики, некоторые адепты туммо идут дальше респа и отказываются даже от хлопковой одежды – живут обнаженными, в удаленных местах высокогорья длительные периоды времени, иногда всю жизнь.

Тибетцы чувствуют гордость за таких героев и не скрывают насмешек по отношению к обнаженным индийским йогинам, которых встречают во время паломничества в Индию. Не понимают, что индийская нагота – символ абсолютной реинкарнации, а не демонстрация необыкновенных физических возможностей.

Один из таких суперреспа, который практиковался в туммо в Канг-Тизе[115], путешествовал по долинам Индии вместе с другим респа и слугой. На пути из Непала в Гайа они встретили претенциозно выглядевшего садху, – он лежал на коврике и загорал.

– Старик, ты должен пойти в таком виде и лечь позагорать на берегу Мофанга[116]; тогда лицо твое, несомненно, примет совершенно другое выражение, – насмешливо сказал тибетский отшельник индийцу.

Тот конечно же не понял ни языка, ни почему трое путешественников разразились хохотом, увидев его.

Эту историю рассказал мне тот самый отшельник, который в преклонном возрасте все еще помнил и гордился шуткой, которую придумал в молодости.

На самом деле субъективное ощущение тепла сохраняется только у начинающих, во время проведения тренировочных упражнений. Когда прекращается концентрация мыслей и дыхательная гимнастика, холод чувствуется с прежней силой. И наоборот, говорят, что у практикующихся многие годы производство тепла становится естественной функцией организма, – она включается сама, как только погода начинает холодать.

Кроме теста с высушиванием мокрой ткани на теле, существует много других испытаний, позволяющих оценить количество тепла, которое способен выделить неофит. Один из таких тестов заключается в сидении на снегу. Количество растаявшего под человеком снега и расстояние, на которое утекает от него талая вода, – мера его способностей.

Нам трудно совершенно правильно понять, до какой степени простираются возможности тех, кто прошел через тренировки туммо, но некоторые из этих достижений очевидны. Отшельники действительно живут обнаженными или в тонких одеждах всю зиму и на большой высоте, как уже упоминалось. Видела их не я одна – члены экспедиции на Эверест внезапно встретили одного из обнаженных отшельников.

В заключение упомяну, что и сама достигла примечательных результатов даже при небольшом знакомстве с туммо.

Сообщения, передаваемые «По воздуху»

Тибетские мистики не очень разговорчивы; те из них, кто берет себе учеников, обучают их методами, в которых разговорам уделяется минимальное место. Ученики отшельников-созерцателей редко видят своего наставника – только в периоды необходимые для духовного роста послушника и для того, чтобы удовлетворить его нужды. Несколько месяцев или лет иногда проходит между такими встречами. Но, несмотря на кажущееся равнодушие друг к другу, мастер и ученик, особенно продвинутый ученик, не страдают от отсутствия общения, когда оно необходимо.

Телепатия – область тибетского тайного учения, и, как представляется, в Стране снегов она играет роль беспроволочного телеграфа, не так давно изобретенного на Западе. Хотя беспроволочный телеграф доступен и в восточных странах, небольшая группа адептов этого учения предпочитает посылать свои сообщения «по воздуху».

Телепатия не есть что-то совершенно новое для людей на Западе, – психологические исследовательские общества уже не раз привлекали внимание к этому явлению, но исследования эти носят скорее случайный характер. Те, кто владеет телепатией, не всегда знают о своей роли. В особых случаях они могут посылать мистические волны, которые распространяются на более или менее далекое расстояние и воспринимаются другим человеком – восприемником, но не могут делать этого намеренно. С другой стороны, эксперименты по передаче волевых телепатических импульсов проводятся и с сомнительными результатами, так как их не удается повторить с тем же успехом так часто, как желают исследователи.

Среди тибетцев все обстоит иначе: здесь телепатию считают наукой, которую можно изучать, как все другие науки, если правильно ее преподавать и проверять теорию практикой. Описаны различные способы приобретения телепатической силы; единодушны тибетские адепты тайного знания в убеждении, что телепатия возникает при интенсивной концентрации мысли.

Заметим: в западных странах телепатия существует как понятие и предмет изучения, и потому причины ее возникновения, как представляется, те же, что открыты тибетцами. Учителя-мистики заявляют, что мастерство телепатии зависит от искусства в совершенстве владеть своим сознанием, – это позволяет производить намеренно сильные «однонаправленные мысли», от чего зависит все явление.

Восприемник частью сознания находится в постоянной готовности вибрировать на коротких телеграфных волнах – это считается почти таким же трудным делом, как и способность посылать эти волны. Для начала восприемнику необходимо «настроиться» на того, от кого он ожидает послания.

Затем усилием воли достигается концентрация сознания на одном-единственном предмете; она продолжается до того момента, когда все другие предметы исчезнут из поля его сознания. Это основа ламаистского духовного обучения; кроме того, оно включает психофизические тренировки с целью развить способности находить различные «потоки энергии», пересекающиеся друг с другом в разных направлениях.

Некоторые утверждают, что телепатия, как и туммо, и другие сходные достижения – естественное порождение духовных тренировок и, следовательно, не нуждается в отдельном изучении. Этим объясняется и способность всех великих гомченов и дубченов [117] общаться со своими учениками, на каком бы расстоянии от них они ни находились.

Однако кто-то видит это явление в другом свете: соглашается, что приобретение мастерства в процессе духовных тренировок дает умение в мелких техниках, таких, как телепатия; и если кто-то не сумеет достигнуть высот на мистическом пути, то, по крайней мере, он правильно культивирует телепатию или другие сопутствующие способности.

Мистики-наставники согласны с этим утверждением, и многие из них в той или иной степени учат своих послушников телепатии. С другой стороны, немало тибетских отшельников приобретают телепатические способности без специальных тренировок, чтобы улавливать телепатические сообщения своих гуру. Это считается наилучшим доказательством преданности учителю. Есть и такие, кто спонтанно приобретает способности передавать сообщения.

Что касается тех, кто специально развивает у себя телепатические способности, главную линию их тренировок можно коротко описать так.

Во-первых, необходимо пройти через изучение всех практик, связанных с переходом в транс «однонаправленности», то есть научиться концентрировать сознание на одном-единственном предмете и совершенно игнорировать существование всех других.

Затем освоить дополнительные практики, суть которых – «освободить» сознание от всех размышлений и установить в нем полнейшую тишину и черноту.

Теперь очередь анализа и уменьшения различных влияний, вызывающих внезапные, явно необъяснимые психические или физические ощущения или настроения, например внезапное чувство радости, грусти, страха или воспоминания о людях, вещах или событиях, явно не связанных с тем, что происходит вокруг.

Когда ученик посидит и позанимается какое-то время один, он может медитировать вместе с учителем в тихой, темной комнате, – оба концентрируют свои мысли на одном и том же предмете. В конце обусловленного периода ученик рассказывает учителю о фазах своей медитации; они сравниваются с фазами медитации учителя, отмечаются все соответствия и различия.

Вслед за этим, приостановив, насколько возможно, деятельность своего мозга, отбросив все размышления и ментальные представления, послушник наблюдает за мыслями, которые возникают в его сознании сами собой, неожиданно и не связаны ни с одним охватившим его чувством или какой-то заботой; он отмечает появившиеся образы, и снова, в конце медитации, мысли и образы сообщаются ламе-учителю, а тот проверяет, соответствуют ли они телепатически переданным ученику.

На этом этапе учитель передает ученику мысленные приказы, пока тот рядом с ним. Если они правильно принимаются и ученик отвечает соответствующим действием, упражнения продолжаются, а расстояние между учителем и учеником постепенно увеличивается.

В Тибете верят, что дубчены способны, если пожелают, читать мысли других. Если учитель владеет такой способностью, ему ни к чему учить своих учеников посылать ему телепатические сообщения, ведь даже само такое намерение он сразу уловит. А владеет ли он ею на самом деле или нет, все равно вынужден вести себя так, будто владеет. Следовательно, ученики практикуются в передаче сообщений друг другу. Двое или более послушников собираются для этого под руководством учителя, – тренировка их во многом напоминает описанную выше.

Послушники проверяют свои успехи, посылая друг другу неожиданные сообщения в то время, когда принимающий послание занят другими делами или не думает о получении такого сообщения.

Пытаются также пересылать телепатические сообщения людям, с которыми во время тренировок никогда таким образом не связывались и которые ничего не знают о телепатии. Некоторые экспериментируют с животными.

На такие тренировки уходят годы. Невозможно представить себе, сколько занимавшихся ими добились результатов. Но какие бы полезные плоды ни извлекли они из учения, самые почитаемые среди учителей-мистиков не поощряют такого рода занятия. Усилия, требуемые для приобретения таких сверхнормальных способностей, потрачены, считают эти учителя, на неинтересный детский спорт.

Вероятно, следует считать доказанным, что великие отшельники-созерцатели способны общаться телепатически со своими учениками; некоторые утверждают даже, что любой святой рассматривает эту способность как побочный продукт глубокого проникновения в психические законы и духовного самосовершенствования.

Говорят еще, что, когда, поставив себе цель достичь просветления, человек совершает различные медитации, для него стирается четкая грань между «собой» и «другими» как совершенно разными сущностями и он лишается точки контакта, – вот тут ему легко удается овладеть телепатией.

Открытие – во время длительного самоанализа – «таких точек контакта» приводит к сфере, в которой ограниченное существо исчезает и воспринимаются только непрерывные обмены (мыслями). Такие психические и мистические опыты трудно описать словами. Каким бы ни было соотношение правды и вымысла в таких теориях, предпочитаю избегать подобных обсуждений. Скажу тем не менее одно: такие факты общения учителей-мистиков с учениками, как дождь писем с потолка или появление у адресата под подушкой, неизвестны в ламаистских мистических кругах. Когда вопросы относительно таких фактов задаются отшельникам-созерцателям, ламам-эрудитам или высшим ламаистским священникам, те с трудом верят в серьезность поставленных вопросов и воспринимают их как неуместные шутки.

Помню изумление ламы из Ташилхунпо[118], когда я рассказала ему, что некоторые филинги [119] верят в такие способы связи с умершими и даже с тибетскими учителями – мистиками.

– И это люди, которые завоевали Индию! – воскликнул он, совершенно изумленный такой ограниченностью этих грозных в других отношениях англичан.

Полагаясь на свои наблюдения, занявшие несколько лет, возьму на себя смелость сказать, что в Тибете созданы наиболее благоприятные условия для телепатии и для других психических явлений вообще. Каковы же эти условия? Самонадеянно пытаться дать им определения, поскольку сама природа этих психических явлений все еще неясна.

Может быть, играет роль высокогорное расположение страны; еще надо принять во внимание тишину, которой окутана страна, – невероятную тишину; позволю себе воспользоваться таким выражением: она слышится за голосами самых бурных горных потоков.

И снова упомяну о безлюдности, малонаселенности: здесь нет больших толп людей, чья умственная деятельность создает завихрения психической энергии, возмущающей эфир. Кроме прочего, важно здесь спокойствие тибетцев, чьи умы не заполнены, как наши, заботами и размышлениями.

По тем или иным причинам, но телепатия, как сознательная, так и бессознательная, встречается в Тибете, по моему мнению, довольно часто.

Судя по моему собственному опыту, я, не сомневаюсь в том, несколько раз принимала телепатические послания от лам, под руководством которых занималась умственными или психическими практиками. Может статься даже, количество таких посланий больше, чем я подозреваю. Однако вспоминаю лишь несколько случаев, когда лама, после того как посылал сообщение, справлялся у меня через некоторое время, поняла ли я его.

Кроме общения по вопросам духовного содержания, – тут важна не только телепатия, но и общность мыслительного процесса, протекающего сходным образом у учителя и у ученика, – происходили и процессы совершенно иного рода, – расскажу о двух случаях.

Один связан с долиной реки Дайншин – это во время моей поездки в Лхасу. Лама, который, как мне показалось, провел сеанс телепатической передачи, был из монастыря Чёсдзонг.

Йонгден и я провели ночь на открытом воздухе, заснули в канаве, проделанной водным потоком в сезон дождей, но в то время сухой и прихваченной морозцем. Из-за отсутствия топлива мы отправились в путь без обычного для нас чая со сливочным маслом. Итак, голодные и мучимые жаждой, шли мы пешком до самого полудня, когда увидели на обочине дороги благообразного ламу – он сидел на ковре для седла[120]и заканчивал полуденную трапезу. С ним – трое молодых трапа, с хорошими манерами, больше похожие на учеников, сопровождающих своего наставника, чем на простых слуг. Четыре спутанные лошади пытались пастись на высохшем лугу, рядом с этой группой. Путешественники – они везли с собой связку дров – разожгли огонь, на углях все еще кипел чайник.

В соответствии с нашим положением нищих паломников[121] мы уважительно приветствовали ламу. Вероятнее всего, желание, которое пробудил в нас вид кипящего чайника, отразилось на наших лицах. Лама пробормотал:

– Ньиндже![122] – и громко пригласил нас сесть и вынуть наши чаши[123] для чая и цампа.

Трапа разлил нам оставшийся чай, поместил сумку с цампа рядом с нами и пошел к своим товарищам, которые уже начали седлать животных, готовясь отправиться в путь. Внезапно одна из лошадей чего-то испугалась и ускакала; это часто случается, – кто-то побежал за лошадью с веревкой.

Лама был неразговорчив, посмотрел на лошадь, выбравшую направление к деревне, и ничего не сказал. Мы продолжали молча есть. Потом я заметила пустую деревянную чашу из-под простокваши и догадалась, что лама брал простоквашу на ферме, которую я видела на некотором расстоянии от дороги. Диета из одной цампа, без овощей, слишком тяжела для моего желудка, и я пользовалась любой возможностью достать молочную еду. Я прошептала Йонгде– ну на ухо: «Когда лама уедет, сходи на ферму и попроси простокваши».

Говорила я очень тихо, и мы сидели далеко от ламы, но мне показалось, что он слышал мои слова.

Он бросил на меня изучающий взгляд и снова проговорил:

– Ньиндже!

Затем повернул голову в сторону убежавшей лошади: она убежала недалеко, но явно желала поиграть, и трапа никак не удавалось поймать ее. Наконец он набросил ей на шею веревку, и она послушно пошла за ним.

Лама, оставаясь неподвижным, не отрываясь смотрел на человека, приближавшегося к нам. Вдруг тот остановился, оглянулся и зашагал к большому камню неподалеку, где привязал лошадь. Затем вернулся немного назад и, свернув с дороги, направился к ферме. Через некоторое время я увидела, что он возвращается к лошади и несет что-то в руках. Вот он рядом с нами: оказалось, что это чаша с простоквашей. Он не отдал ее ламе, а, держа в руке, вопросительно смотрел на своего учителя, будто спрашивал: «Это то, что вы просили? Что мне делать с этой простоквашей?» На его немой вопрос лама ответил кивком и велел отдать простоквашу мне.

Второй случай произошел не в Тибете, а на приграничной территории, аннексированной Китаем и присоединенной к провинциям Шецуань и Кансю.

На опушке огромного первозданного леса, простиравшегося от Тагана до перевала Кунка, к моей небольшой компании присоединились шесть путников. Этот район известен тем, что здесь промышляли дерзкие тибетские разбойники, и те, кому приходилось пересекать его, искали любую возможность образовать как можно более многочисленную и хорошо вооруженную компанию. Пятеро из моих новых компаньонов – китайские торговцы, а шестой – Бонпо нгаспа, высокий человек с длинными волосами, обернутыми куском красной ткани, образовавшим объемный тюрбан.

Стремясь собрать все возможные сведения о религии страны, я пригласила этого человека к нам на обед, чтобы, воспользовавшись случаем, поговорить с ним. Оказалось, идет он к своему учителю, колдуну Бонпо, который совершает большой дубтхаб в соседних горах. Цель ритуала – поймать злобного демона, время от времени вредившего одному небольшому племени, живущему в этом районе. После дипломатических преамбул выразила желание нанести визит колдуну, но ученик его заявил – это совершенно невозможно: учителя нельзя беспокоить в течение целого лунного месяца – ему предстоит отправлять этот ритуал.

Спорить бесполезно – запланировала за ним последовать, когда он отделится от нашей компании после перехода через перевал. Посчастливится мне неожиданно предстать перед колдуном, вероятно, взгляну на него и на его магический круг. И я приказала своим слугам присматривать за нгаспа, чтобы он не ушел незаметно.

Вероятно, они слишком громко обсуждали полученный приказ: нгаспа понял, какой трюк я собираюсь проделать с его гуру, и заявил: бесполезно и пробовать провести его. Ответив, что не имею никаких дурных намерений по отношению к его учителю и хочу только поговорить с ним, чтобы пополнить свои знания, я велела слугам не спускать глаз с нашего компаньона. Нгаспа не оставалось ничего другого, как ощутить себя пленником. Но он понял, что ему не причинят никакого вреда, будут хорошо кормить, а это очень ценится тибетцами, и он отнесся к своему приключению с юмором.

– Не бойтесь, не убегу, – успокоил он. – Можете даже связать меня, если хотите. Мне не нужно идти вперед, чтобы предупредить учителя: он уже и так обо всем знает. Нгас рлунг ги тенг ла лен бтанг цар [124].

Нгаспа имеют обыкновение так много хвастать разными своими чудесными способностями, что я обратила на его заявление не больше внимания, чем обычно на слова его коллег по черному искусству. На этот раз я ошиблась.

Перейдя перевал, мы оказались на равнине, поросшей травами. На этом обширном плато не надо больше бояться грабителей. Китайские торговцы, которые не отставали от нас ни на шаг день и ночь, когда мы были в лесу, приободрились и покинули нас. Я все еще собиралась следовать за нгаспа. Но тут из-за холма появилась группа из полудюжины всадников – они неслись во весь опор ко мне; вот они спешились, приветствовали меня, предложили кха-таг (подарочный пояс) и преподнесли сливочное масло в дар. После этой демонстрации вежливости самый старший из них сообщил мне, что их послал великий Бонпо нгаспа; он просит меня переменить свои намерения посетить его, ибо никто, кроме его ученика, не должен приближаться к тому месту, где он построил магический кьилкхор.

Итак, я отказалась от своего плана. Нгаспа на самом деле сообщил учителю о моих намерениях – «послал ему весточку по ветру».

Настаивать бесполезно: если бы я и сомневалась в оккультных способностях учителя, достаточно сильных, чтобы помешать моему передвижению (несмотря на доказательства, предоставленные учеником), меня окружили крепкие вооруженные горцы. Полные уважения, они держались как могли приветливо, но их отношение изменится, вздумай я упрямиться и подвергать риску успех ритуала, в котором заинтересовано все племя. Поэтому я также сделала подношения: подарочный пояс – нгаспа и что-то из серебра – его учителю. Пожелала тибетцам удачно обезопасить себя с помощью первоклассного колдуна, и мы дружески распрощались.

В Тибете известна и визуальная телепатия. Если полагаться на истории, которые тибетцы рассказывают о знаменитых ламах, в них немало примеров этого явления; но правда тут перемешана с вымыслом, и многие склонны сомневаться в правдивости необычного события, чем ему верить.

Однако сегодня есть люди, которые утверждают, что способны узреть переданные им посредством телепатии видения и они сильно отличаются от тех, что приходят во сне. Иногда видения появляются во время медитации, а иной раз – когда наблюдатели заняты обычными делами.

Лама ципа[125] рассказывал мне, что однажды во время обеда видел гьюд-ламу[126], своего друга, которого не встречал несколько лет. Тот стоял у дверей своего дома рядом с молодым трапа, державшим на спине какой-то груз, будто собрался в путь. Путешественник поклонился на прощание в ноги ламе, а он улыбнулся ему и показал рукой на север. Трапа повернул в ту сторону и снова три раза поклонился. Когда он выпрямился и затянул пояс тоги потуже, ципа заметил, что она сильно разорвана с одной стороны. После этого видение исчезло.

Через несколько недель тот же самый молодой трапа пришел от гьюд-ламы, который велел ему научиться астрологическим вычислениям. Когда он, поклонившись, уходил, учитель сказал ему: «Ты направляешься сейчас к новому учителю своему, тебе следует поклониться и ему» – и указал на север, в том направлении, где жилище ципа. Заметил лама и большую дыру в тоге ученика, как и ципа, когда созерцал видение.

Хотел ли гьюд-лама передать другу новость – посылает ему в ученики молодого трапа, вот о чем я спросила ламу ципу. На мой вопрос он дал отрицательный ответ: событие недавнее, и с тех пор, как оно произошло, ципа не имел возможности обменяться сообщениями с гьюд-ламой.

Стоит добавить, что средний тибетец намного меньше нас интересуется природой психических явлений, относится к ним, безусловно, как к необычным, но не как к сверхъестественным чудесам. У него нет устоявшихся понятий о законах природы или о том, что возможно, а что нет, чтобы его приводили в замешательство подобные феномены. Образованные или невежественные, тибетцы безоговорочно признают, что все возможно для того, кто знает, как действовать, – следовательно, сверхнормальные деяния, как правило, не пробуждают никаких особых эмоций, кроме восхищения знаниями чудотворца.

Глава 7

Мистические теории и духовные тренировки

Весь религиозный мир Тибета, вообще говоря, делится на две части. К первой относятся сторонники строгого соблюдения моральных принципов и монашеских правил как средства спасения; ко второй – те, кто предпочитает интеллектуальный метод, освобождающий его сторонников от всех законов вообще.

Тем не менее четкого деления на эти две категории не существует. Хотя теории соответствующих групп всегда становятся любимым предметом споров между сторонниками обеих школ, редко случается, что кто– то становится в позу непримиримого воинственного противника тех, кто в оппозиционном лагере.

Даже монахи, приверженные морали, признают, что добродетельная жизнь и монастырская дисциплина хотя и имеют высокую ценность и подходят многим, но это всего лишь подготовка к более высокому пути. Что касается адептов второй системы, все они верят в благоприятные результаты приверженности моральным законам и правилам, налагаемым на членов религиозного ордена.

Более того, все единодушно провозглашают второй метод более безопасным из двух. Чистая жизнь, добрые дела, праведность, сострадание, отвлечение от мирских забот, эгоизма и спокойствие ума действуют, говорят они, как очистительный процесс, постепенно уносящий «нечистую пыль, которая покрывает глаза ума» (внутренний взор)[127] и тем самым ведет к просветлению, что само по себе уже спасение.

Что касается метода, который мистики называют «Краткий Путь», «Прямой Путь»[128], он считается самым рискованным. По мнению тех учителей, которые преподают его, идти по этому пути – все равно что сойти с дороги, что ведет вокруг горы, вздымающей вверх свою вершину, и попытаться добраться до нее по прямой, взбираясь по отвесной стене, по скалам, и преодолевая расселины с помощью веревки. Только первоклассные альпинисты, исключительные атлеты, полностью лишенные страха высоты, рискуют надеяться на успех в таком деле. Даже самые тренированные могут неожиданно потерять силы или получить головокружение. И тогда неминуемо ужасное падение – самонадеянный альпинист в лучшем случае поломает все кости.

Приводя такой пример, тибетские мистики подразумевают духовный срыв, ведущий к самой низкой, худшей степени заблуждения и извращенности – к степени демона.

Один ученый лама утверждал, как я слышала, что голая теория относительно полной интеллектуальной свободы и освобождения от всех правил вообще, которую исповедует большая часть адептов «Краткого Пути», – слабый отголосок учения, существующего с незапамятных времен в Центральной и Северной Азии. Этот лама был убежден, что эти доктрины согласуются с высшим учением Будды, которое можно проследить во всех его речах. Тем не менее, сказал лама, Будда хорошо знал, что для большинства лучше подчиняться правилам, созданным, чтобы избежать губительных последствий невежества, и призванным вести по пути, где нет смертельных опасностей. Именно поэтому всезнающий Учитель установил правила для мирян и монахов среднего ума.

Тот же самый лама выразил сильные сомнения в арийском происхождении Будды: предположил, что его предок принадлежал к желтой расе, и выразил уверенность, что ожидаемый его преемник, будущий Будда Майтрейя, появится в Северной Азии.

Откуда он взял эти мысли, мне так и не удалось выяснить. На востоке дискуссии – вещь невозможная. Когда один отвечает: «Я увидел это во время медитации», мало надежды получить дальнейшую информацию на этот счет. То же самое я слышала от непальцев; аргументы их сводились к тому, что родина Будды – их собственная страна. «Великий мудрец Индии, – говорили они, – относится к тому же племени, что и мы сами. Что касается нас, мы той же расы, что и китайцы».

Конечно, такие теории развивают только ученые ламы и мистики, обсуждающие «Путь правил» и «Краткий Путь». Теперь в Тибете, как и повсюду, осталось мало ученых и мыслителей. Поэтому, хотя большинство защитников «правил» живут в монастырях, учение о «полной свободе» является raison d'etre[129]для бесчисленного множества людей, едва ли способных добраться до вершин, но чью оригинальность нельзя отрицать.

Большинство колдунов скрываются за флагом именно последней партии. Но не все они ищут быстрого духовного обновления; в «Кратком Пути» их прежде всего привлекает свобода от оков дисциплины и разрешение проводить какие угодно эксперименты, которые способствовали бы их собственному развитию. Формула слишком обтекаемая, чтобы позволить себе ее интерпретировать, поскольку подходит под любые характеристики.

Общая классификация тибетских магов и постигающих магическое искусство подразделяет их на две категории. Первая – все те, кто прямо не стремится к власти над природой, а только желает приобрести силу властвовать над некоторыми богами и демонами, заручившись их поддержкой. Практикующие этот метод верят, что существа из другого мира есть на самом деле и полностью отличаются от нас. Они считают также, что их собственные способности и сила намного слабее, чем у существ, которых они жаждут поработить, и без их помощи они (маги) не добьются желаемых результатов. И опять-таки они полностью осознают, что, какие бы средства ни использовали – заговоры, чары и т. п., – их действенная сила, хотя и приводится в активное состояние человеком, который ею пользуется, исходит не от него.

Ко второй категории можно отнести только малую часть адептов. Иногда они пользуются теми же средствами, что и менее просвещенные коллеги, но по другим причинам. Они придерживаются мнения, что различные явления, которые простые люди считают чудесами, совершаются с помощью энергии, образуемой самим магом и зависящей от его знаний относительно истинной сущности вещей. Большинство этих адептов – мужчины, привыкшие к одиночеству, даже отшельники; не стремятся выделиться ни внешностью, ни поступками; не пытаются продемонстрировать свои способности и часто остаются никому не известными. И наоборот, маги первой группы полны самолюбования и стремятся привлечь к себе внимание яркостью и эксцентричностью одежды и поведения; это колдуны, предсказатели, некроманты и оккультисты всех мастей, от посредственностей из нищих классов до лиц с высоким социальным статусом. Любители странных речей и дел получают удовольствие, послушав обычные в таком обществе теории «интегральной свободы» и ее практики. Но за абсурдной экстравагантностью скрываются элементы знания, связанного с древней традицией, забытой историей и обращением к психическим силам, которые нужно собирать по крупицам. В эти круги, как и повсюду в Тибете, очень трудно пробиться.