Текст книги "Развод по-русски"

Автор книги: Александра Авророва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

И все же при появлении сестры Вера вздрогнула, прикусив губу. Куда делся доверчивый взгляд балованного ребенка, ни разу ни от кого не видевшего обид? Взгляд, светившийся, словно солнечный луч, и привлекавший любые сердца, выделявший Лизку среди сотен, тысяч, миллионов, единственный на целый мир! Исчез, будто и не было никогда, и, скорее всего, навечно. Теперь на вас смотрел маленький, затравленный, растерянный зверек, отовсюду ждущий беды и не умеющий с нею бороться.

– Лиза! – позвала Вера.

Лиза ахнула и отшатнулась, но тут же, рванувшись вперед, припала лбом к проклятому стеклу. Припала и Вера. Если б не оно, сестры касались бы друг друга.

– Я тебя даже не узнала сразу, – прошептала младшая, плача. – Это ты из-за меня такая, да? Ты прости меня, Верочка.

– О господи, родная! – вскричала старшая. – Но я-то тут при чем? Со мной все нормально. Главное – это ты.

Она помнила, что времени у них мало, и заставила себя отстраниться.

– Слушай меня внимательно. Я должна знать правду. Я, – она выделила это слово, – Я должна знать правду. Понимаешь? Иначе я не выдержу. Ты ведь его не убивала, да? Если это так, расскажи все, как было. Правда не может повредить. А если ты… если это ты… посмотри на меня, Лизонька! – и она прижала палец к левой щеке, – если это ты, то тоже расскажи. Ты поняла меня, Лиза?

Та на мгновение задохнулась и вдруг перестала плакать.

– Вера! Неужели даже ты… неужели т ы могла поверить, что я его убила? Что Я убила Андрюшу? Даже т ы… т ы можешь так считать?

Ее лицо выражало ужас, но Вере было этого недостаточно. Она вглядывалась в огромном напряжении сил, пытаясь проникнуть вглубь, прямо в душу. Лиза растерянно посмотрела по сторонам, словно чего-то ища, и произнесла:

– Я клянусь… я клянусь… – ее глаза остановились, посветлев, на сестре, и она твердо закончила: – Я клянусь твоим здоровьем, Вера, и твоею жизнью. Я никого не убивала.

Именно тут Вера поняла, что испытывал человек, придумавший ставшею крылатой фразу – «гора упала с плеч». Последние дни на плечи давила гора, и вот упала. Лиза не убивала! Лиза не виновата! Ну, конечно! Не надо, нельзя было сомневаться! Что угодно, но преступления Лиза совершить не могла!

– Тогда расскажи правду.

– Ты… ты уверена?

– Раз это сделала не ты, значит, кто-то другой. Чтобы понять, кто, надо знать, как было дело. Я уверена в этом.

– Хорошо. Я приехала к Андрюше в три, как договорились. Ну, может, чуть опоздала. Открыла дверь своим ключом, зашла, а там… он. Совершенно мертвый и весь в крови. Но еще теплый. Я сама чуть не умерла! А в руке мой шарфик. Да, еще пистолет валяется! Я подняла, вижу – мой.

– А где ты его хранила?

– Вроде на работе. Я не собиралась им пользоваться, взяла, чтобы с Борей не спорить, и убрала с глаз подальше. И забыла. А шарфик… Боря меня спрашивал, почему не ношу, это ж его подарок, а мне неловко было сказать, что посеяла. Он бы обиделся. В общем, я сразу решила – из-за всего этого возьмут и подумают на меня. Тем более, на пистолете теперь мои отпечатки. Про отпечатки всегда в детективах пишут, я знаю. Я вытерла его шарфиком и взяла с собой. И убежала. Надо было, конечно, выкинуть, где подальше, а на меня нашло помрачение ума. Мне казалось, у меня сердце разорвется от этого пистолета, ни минуты не могла с ним выдержать, понимаешь? Будто змею несла живую. Я зашла в соседний подъезд и в мусоропровод кинула. Я думала, в соседнем подъезде искать не станут. А как выкинула, сразу легче стало, и я про алиби подумала. Про алиби тоже всегда пишут. Вот я и позвонила на работу его голосом, а потом туда пришла и до вечера сидела, чтобы меня видели. Только меня ужасно мучило, что Андрюша лежит дома, мертвый, и… и разлагается. Как представлю, сразу мутит. Только идти я туда снова не могла, ты же понимаешь! Когда Ритка ко мне с этим пристала, я просто с ума чуть не сошла! А потом ты придумала, чтобы я дала ей ключ, и я обрадовалась. Она его найдет, и его, бедного, можно будет похоронить, как положено, чтобы он не лежал там больше один! Вот и все. Я все тебе сказала.

– Но почему ты не сказала этого сразу, Лиза? Сразу, как только его нашла! Почему?

– Но я не хотела тебя расстраивать. Ты бы расстроилась, правда? А я думала, все обойдется, и ты не узнаешь никогда. Специально старалась с тобой не видеться. Тебе бы не понравилось, что я наделала глупостей, ты бы велела мне во всем признаться. А я не хотела, потому что считала, все как-нибудь само образуется.

– Само! – не помня себя, вскричала Вера. – Разве оно образуется само? А я бы что-нибудь сделала! Я бы подожгла его квартиру, я бы спрятала тело… я не знаю, что, но…

– А вот это уже лишнее, – прервал диалог спокойный голос.

Сестры, очнувшись, повернулись к следователю.

– Не имею ни малейшего желания слушать о предлагаемых вами противоправных действиях, – продолжил тот. – Времени я вам дал достаточно, Елизавета Дмитриевна изложила нам свою новую версию, и на этом мы закончим.

Вера не успела ахнуть, как появился охранник и равнодушно увел Лизу за дверь.

– Но… но она же не убивала, Анатолий Борисович!

Тот пожал плечами:

– Если бы мы верили всему, что нам говорят…

– Вы не понимаете! Она ведь сказала м н е! Она поклялась моим здоровьем и моею жизнью. Она не убивала, я твердо это знаю! Я знаю наверняка! Что мне сделать, чтобы вы мне поверили?

Левандовский вздохнул:

– В а м я верю, Вера Дмитриевна. Вы действительно считаете сестру невиновной. Но это не заставит меня поверить е й.

– Но почему?

– Я беседовал с вашей сестрой неоднократно и имел возможность наблюдать, как она переходит от одной лжи к другой. Сплошные искренность и простодушие! Причем, уличенная, совершенно не смутившись, меняет показания на более удобные все с теми же честными глазами. Теперь она поняла, что, чем отрицать каждую улику в отдельности, умнее сменить версию целиком. Ну, сменила. И, по-вашему, десять раз надутый, на одиннадцатый я обязан слепо верить? Поклялась вашим здоровьем? Извините, Вера Дмитриевна, только для нее это слова, пустое сотрясание воздуха. Поклялась себе и поклялась. Опять-таки, вам от этого стало легче, а она вас любит. Нет! Пока мне не предъявят человека, имеющего не менее веские мотивы для убийства, имеющего возможность убить, да еще на которого указывают улики, я своего мнения не изменю.

Неожиданно Веру осенила мысль, почему-то раньше не приходившая в голову.

– А если это самоубийство, Анатолий Борисович? Взял в руки Лизин шарфик и застрелился. Андрюша так ее любил!

– К сожалению, вынужден избавить вас от иллюзий, уважаемая Вера Дмитриевна. Характер повреждений тела и… Короче, самоубийство исключено. Стреляли с очень близкого расстояния, но не сам. Это точно. Пойдемте, Вера Дмитриевна!

– Подождите! – она в возбуждении схватила его за рукав. – Всего один вопрос! Кто-то рассказал вам про Лизу плохие вещи… про пистолет, про имитацию голосов, опознал ее шарфик, плохо отозвался о характере. Кто это был? Скорее всего, он и есть убийца.

– Сведения мы получали от разных лиц, – уклончиво ответил следователь. – А, если б и нашелся некто, сообщивший нам больше правды, чем остальные, я не стал бы называть вам его имя. Боюсь, реакция ваша оказалась бы неадекватной, хотя по большому счету вы ведь ничего не имеете против правды, а?

Он настойчиво потянул ее вниз по лестнице и лично довез до дома, а, высадив, вдруг заметил:

– По крайней мере, вы сделали все, что могли, и пусть это вас утешит. Я был бы рад знать, что Юрик вел бы себя так же, если бы Лена… Юрик и Лена – мои дети. Они взрослые, у них свои семьи, и тем не менее… В общем, держитесь, Вера Дмитриевна! Убийство было непредумышленным, и мы найдем смягчающие обстоятельства. Все не так плохо!

Глава 6. Единственный выход

Стоя поздно вечером под душем, Вера потрясенно обнаружила, что поет. Ей стало стыдно. Сестра по-прежнему в тюрьме, ей плохо, и распевать в подобной ситуации – верх бесчувственности. Однако груз, упавший с плеч, был столь велик, что облегчение казалось почти счастьем. Лизка не убивала! Что бы там ни городил глупый Левандовский, он просто плохо в ней разобрался! Поймал на лжи и перестал доверять, вот и все. А Вера не сомневалась в ее словах, была убеждена в их правдивости, словно видела все собственными глазами. Лизка не убивала, это точно! Остановка за малым – передать свое убеждение окружающим. Тогда сестру выпустят, а подставившего ее мерзавца арестуют.

Лишь в тот миг до Веры вдруг дошла странная вещь. Неосознанно она всегда предполагала, что возможны ровно два варианта случившегося. Либо преступление совершила Лиза, либо кто-то другой. Теперь, когда первый вариант отпал, остался, естественно, только второй. Убийца, как ей чувствовалось, методом исключения легко найден. Это Кто-то Другой. И тут неожиданно выясняется, что мир вовсе не делится пополам – Лизка и не-Лизка. Таинственный Кто-то Другой – никак не фамилия, он распадается на части, и опять появляется необходимость выбора, и определенности снова нет. Не схватить за руку того единственного, который заслуживает наказания и автоматически послужит индульгенцией для любимой сестры. Не потребовать от Левандовского: «Арестуйте злодея, пока он не угробил новую жертву!» Злодей по-прежнему неизвестен. Как сказал следователь? «Предъявите мне человека с вескими мотивами, без алиби и на которого указывают улики». Подобный человек наверняка существует, просто милиция не стала его искать. Зациклились они на Лизе, а на остальных не смотрели. У нее, Веры, есть преимущество. Она знает, что сестра не убивала и, значит, убил кто-то другой. Раз она уверена в его существовании, она сумеет его найти, ведь так? Придется, иного выхода-то нет! Главное, собраться с мыслями и понять, с чего начать.

Начинать, похоже, следовало с мотива. Только ненормальный совершит преступление исключительно ради того, чтобы поразвлечься. Требуется причина, и достаточно веская. Как, например, та, которую милиция приписывает Лизке – якобы защищала собственную жизнь. Но подобное предположение совершенно не соответствует характеру Андрюши. Он не мог физически угрожать любимой женщине – как, впрочем, и кому-то еще, – поскольку отличался редкостной физической пассивностью. Слова – это да, и планов громадье тоже. Не удивительно, что его бизнес быстро подмял под себя Величко, напористый и молчаливый. Андрюша обладал несомненным умом, легким и блестящим, но хватался за многое, ничего не доводя до конца. Есть старый анекдот про паровоз, который не двигался, поскольку вся энергия уходила в гудок. В данном случае, по мнению Веры, народная мудрость била не в бровь, а прямо в глаз. Андрей редко умолкал, он вечно говорил, обычно с увлечением, и казалось, этого ему достаточно. Слова подменяли действия. Вера вспомнила, как сразу после кризиса ее шурин придумал некий финт, способный спасти его от краха. Основное, что было нужно – съездить в Литву и там войти в контакт с определенной фирмой. Обязательно съездить – телефон и прочие средства связи почему-то исключались. И что? Сперва была осень, а осенью слякоть. Вот не сегодня-завтра установится нормальная погода, и он отправится в суровый поход. Установилась – и, что характерно, похолодало. В холод тащиться за тридевять земель – ну, уж нет! В конце концов, весна не за горами, чего б не подождать еще пару недель? А когда дождался, явился медведь в лице Величко и без долгих раздумий разрушил милый привычный теремок.

Правда, в одном вопросе Андрей сумел проявить активность – он энергично добивался возвращения Лизы. Однако и тут активность выражалась в основном словесно – он бродил за Лизой и горько сетовал на судьбу. Мысль набить сопернику морду ему даже в голову не приходила, хотя Вера не исключала, что как раз драка хоть частично вернула бы мужу в глазах жены утраченный престиж. Не пытался он также, например, поднять Лизку на руки и унести домой – а ведь Лизка, кто ее знает, запросто бы подчинилась. Она любит подчиняться сильному, беззаботно плывя по воле волн, а воздействовать на нее мудрыми или страстными речами, как упорно пытался бедный Андрей, почти невозможно. И чтобы такой вот человек кому-то физически угрожал – бред сумасшедшего!

Другое дело – угроза вербальная. Что-то узнать или о чем-то догадаться, а потом жонглировать этими сведениями – вполне в его духе. Андрюша довольно проницателен, умеет обратить внимание на кажущуюся мелочь, с упоением, валяясь на диване, ее обдумать и сделать правильные выводы. Кроме того, после крушения любимого бизнеса у него появилась потребность в самоутверждении, которую он иной раз пытался реализовать не лучшим, на Верин взгляд, образом. Вместо того, чтобы самому подняться, он предпочитал унижать других. Нет, унижать – неправильный глагол. Андрей не был злым, и ему не доставляло удовольствия делать людям больно. Зато доставляло – плохо о них думать. Поначалу это выглядело довольно безобидно. Он тогда еще жил с Лизой и потому нередко общался с Верой, вот последняя и стала замечать, что ее шурин с непривычной охотой обсуждает чужие недостатки и даже выискивает их. Однако при личных контактах он продолжал быть достаточно доброжелательным до момента разрыва с женой. Разрыв лишил его тормозов.

Вера вспомнила одну из бесед, случившуюся с месяц назад. Андрей пришел тогда с ней, дабы пожаловаться на судьбу. Выходило, что в его несчастьях виноваты все, кроме него.

– Мне это надоело! – нервно восклицал он, бегая по кухне. – Я сам, своей рукой привел твою сестру в этот вертеп! И началось! Еще бы! Там все смотрят в рот этому солдафону, у которого одна извилина, и та прямая. А Лиза – она податливая. У нее своего ума нет, ей важно, что думают другие. А другие там – сволочь на сволочи. Уж я-то знаю! Вот им и захотелось сделать мне гадость, оттолкнув от меня Лизу. Им было завидно, что я – порядочный человек.

– Единственный на свете? – не выдержав, съехидничала тогда Вера.

– Там – единственный, – твердо заявил Андрей. – Мужики там кобели, а бабы шлюхи. А если и нет, значит, еще чего похлеще. И уж теперь-то они у меня узнали, что я о них думаю! Узнали, что я вижу их козни насквозь, вот и ненавидят меня еще больше. Кому хочется слышать правду в лицо?

– Никому, – кивнула Вера. – Андрюша, неужели ты действительно хочешь, чтобы все стали плохо к тебе относиться?

– А мне плевать, как ко мне относится всякая сволочь. Мне нужна Лиза.

– Вот и подумай о ней! Ты же знаешь, она хочет жить легко и больше всего на свете ненавидит проблемы. Именно из-за того, что ты искусственно создал себе проблему после дефолта, она в конце концов от тебя и ушла, понимаешь?

– Искусственно? – хмыкнул Андрей. – Много рядовая учителка в заштатной школе смыслит в бизнесе!

– Я имею в виду не разорение, а твое душевное состояние. Тысячи людей, получая твою зарплату, были бы счастливы, а ты постоянно мучился. Лизе стало тяжело это выносить, вот и все. И, чем больше ты теперь создашь вокруг себя новых проблем, тем меньше у тебя шансов ее вернуть. Каждый твой конфликт отталкивает Лизку все дальше, понимаешь? Портя с людьми отношения, ты вредишь прежде всего себе!

Однако Андрей в ответ лишь возмущенно махнул рукой, заявив, что Вера нарочно пудрит ему мозги, дабы побыстрее устроить сестре выгодный брак. Вера даже не обиделась, настолько обвинение было вздорным.

Как ты то ни было, поведение Андрюши на дне рождения доказывает – порочной тактики он не изменил. Что он говорил? Примерно то же, что и раньше, только делал акцент на Величко. Вера напрягла память, но поняла – точно вспомнить не в силах. Не воспринимая пьяный бред всерьез, она почти не вслушивалась. Что-то было странное из области животного мира. Да, помесь змея с козлом – вот как был охарактеризован бедный Борис Иванович. И якобы Андрей знает такое, из-за чего тот моментально порвет с Лизкой. Вранье! Знал бы, сразу бы выложил. Остальное содержание обличительной речи путалось у Веры в голове. Вроде бы, кроме Величко и Лизы, других имен не называлось? Но, предположим, у кого-то из присутствующих и впрямь имелась страшная тайна – не будем пока вдумываться, какая. Ему хватило абстрактного хвастовства Андрюши, чтобы поверить: речь идет именно о ней. Кстати, почему из присутствующих? Шофер Женя мог назавтра в подробностях доложить о происшествии коллегам. Или болтушка Рита. Короче, некто испугался и убил, свалив вину на Лизу.

Вера вздохнула. Объяснение представлялось ей нелепым. Что в наши времена за тайны мадридского двора? Тайны, за которые убивают? Да сейчас в газетах каждый день читаешь такое, что чем-то шокировать людей крайне сложно. Понятие морали размыто, и непорядочность поднимается на щит, а вовсе не скрывается. Разве что это не непорядочность уже, а настоящее преступление. Однако трудно представить, что среди твоих знакомых есть преступники. Трудно, невозможно! Хотя почему невозможно? Андрея ведь кто-то убил, это несомненный факт! Кто-то, знающий Лизку. Шарфик и пистолет доказывают последнее неопровержимо. Итак, будем исходить из данности. Искать убийцу следует в ее кругу. Точнее – на работе. Завтра суббота, неудачный день, а вот в понедельник надо поехать туда и попытаться что-нибудь выяснить.

Предстоящие выходные крайне Веру огорчили. Хотелось приниматься за дело сразу же, не теряя ни минуты, а тут – сорок восемь часов простоя. Лишние сорок восемь часов, которые Лиза проведет в тюрьме. Ее сестра, ее любимая, ее невиновная Лизонька! Нет, это не годится! Неужели нет другой области для поиска?

Область была, только о ней очень не хотелось думать. Коллеги сестры – чужие люди, большинство из них Вера и в глаза-то не видела, знала лишь понаслышке. Их легко обвинить во всех грехах, за них сердце болеть не будет. А Павлик – он свой, родной. Родной, несмотря на то, что любовь в полном смысле слова давно исчезла. Пусть у него есть недостатки, они есть у каждого, но к убийству он не должен иметь ни малейшего отношения!

И тем не менее визит бывшего мужа занозой сидел у Веры в сердце. Она предпочитала не вспоминать, не бередить рану, но теперь поняла, что без этого не обойтись. Нужно взять себя в руки и понять, в чем же причина смутного, однако безусловного беспокойства.

Итак, Павлик пришел, выпил и сразу же заявил, что… заявил нечто, связанное с Анной Ароновной… кажется, там присутствовал фразеологический оборот… Точно! Первое, что он сообщил по поводу смерти Андрея – это что «Анька родилась в рубашке». Вера не придала значения его словам и не выяснила, в чем дело, но слова были произнесены. Теперь они воспринимаются в новом свете. Похоже, Анне Ароновне убийство Андрюши было на руку. Почему? И насколько? Достаточно ли, чтобы самой убить?

Вера попыталась немного осадить себя. Нельзя подменять справедливость личными пристрастиями! То, что Анна Ароновна оказалась для Павлика более привлекательной женщиной, еще не причина, чтобы думать о ней плохо. Нет, причина! Дело не в том, что она увела Вериного мужа, а в том, к а к увела. Порядочностью там и не пахло. Скорее всего, Анна Ароновна принадлежит к людям, для которых цель оправдывает средства. Если Андрей всерьез ей мешал, соображения морального порядка вряд ли ее бы остановили. Потом, она явно способна на риск – подобный вывод тоже можно сделать из ее поведения при разводе. Ведь ложная справка о беременности – шаг опасный, зато действенный. Честное слово, с точки зрения психологии она идеально подходит на роль убийцы! И мотив есть. У Анны Ароновны заключен контракт с Величко на поставки суперсовременного стоматологического оборудования. Кстати, контракт этот устроил Андрей по просьбе Веры, не подозревавшей в те дни, что начальница мужа по совместительству является его же любовницей. Как бы то ни было, подробности соглашения в концерне Величко лучше всех знает – то есть знал – именно Андрей. Возможно, собака зарыта здесь? Что-то в контракте было не так, и Анна Ароновна боялась огласки? Или, например, не хотела выполнять невыгодных условий?

Вера передернула плечами. Во-первых, она ничего не понимала в бизнесе и плохо представляла себе, как составляются контракты и какие последствия влечет их невыполнение. А во-вторых, заманчивая мысль о том, что коварная разлучница спланировала и осуществила преступление в глубокой тайне от супруга, выглядела неубедительной. «Муж и жена – одна сатана» – народная мудрость права. Особенно учитывая, что Павлик умный, и не похоже, чтобы страсть застила ему разум. Если убийца – Анна Ароновна, не догадываться он не мог. Более того, не мог не быть вольным или невольным пособником.

Действительно, преступление было задумано так, чтобы все указывало на Лизу. Следовательно, как минимум, требовалось хорошо ее знать. Павлик знал, как нельзя лучше, а Анна Ароновна – в основном с его слов. Конечно, сталкивалась пару раз, заезжая к Величко в офис, но и только. А ведь требовалось учесть черты Лизкиного характера – беспечность, импульсивность, милую детскую нечестность. Левандовский не зря повторял, что не одни улики заставили его поверить в ее вину, но и соответствие происшедшего Лизиной индивидуальности. Было подстроено типично женское убийство, а Лизка и есть типичная женщина. В отличие от Анны Ароновны, которая не женщина, а бизнес-вумен, и ее заподозрили бы, наверное, если б действовал киллер. Значит, не такая она дура, чтобы его нанимать.

Однако рука Павлика чувствовалась еще кое в чем. Придя к Вере, он спросил о Лизином пистолете: где он хранится, какой калибр. Вера ответила, что пистолет газовый, но Павлик возразил, что нет, и даже предположил, что именно он является орудием преступления. Откуда подобная идея? Да, он объяснил – мол, Лиза смутилась, когда Величко оборвал ее речи о пистолете, что и вызвало гениальное прозрение. В тот миг Вера не удивилась, а теперь, когда прозрение подтвердилось, удивляется. Слишком мало было оснований для догадки, оправдавшейся вдруг один к одному. Мало ли, отчего человек смутится? Не покривил ли Павлик душой, утверждая, что на дне рождения услышал о пистолете впервые? Наверное, слышал раньше? Но когда и от кого? Лизка с ним не общалась, значит, не от нее. От жены? А от кого жена? Впрочем, до Анны Ароновны быстро доходили новости из конторы Величко. Например, о смерти Андрюши. Каким образом? Павлик сказал об этом, но Вера, как ни билась, не сумела вспомнить. Зато с горечью констатировала, что уж о Лизкиной выходке, когда она прилюдно изобразила, как стреляет в Андрея, Анну Ароновну, несомненно, поставил в известность муж, и никто другой. А данную выходку преступник тоже включил в свой план. Не исключено даже, она и навела его на страшную мысль. Так что, Павлик, столь проницательный, когда речь велась о Лизе, ослеп в отношении собственной жены? Или нарочно закрыл глаза, молча соглашаясь?

В визите Павлика был и еще один странный момент – с имитацией голосов. Нет, о Лизкином таланте знали многие, только вряд ли кто другой сообразил бы связать его с преступлением. Вера б ни за что не сообразила! Очередное гениальное прозрение, ни на чем не основанное, однако полностью оправдавшееся? Или твердое знание? Впрочем, какое знание? Тайну своего звонка Лизка хранила от всех! Но если… если человек знал, что Андрей в три часа был уже мертв, то, естественно, был уверен, что позвонить в офис в четыре тот не мог. В этой ситуации догадка про имитацию голоса становилась естественной. Или догадалась Анна Ароновна, а простодушный Павлик лишь повторял ее слова? Как хотелось в это верить! Хотелось, да не получалось, причем вовсе не в результате созданной только что логической цепи. Подозрительность не была Вере свойственна, особенно в отношении близких, она скорее бы поступилась логикой. Однако от последней встречи с бывшим мужем осталось на редкость неприятное ощущение – словно на лицо накинули липкую густую паутину. Ты счищаешь ее, морщась от отвращения, и, кажется, счистил до конца, но продолжаешь чувствовать обнаженной кожей омерзительные прикосновения. Дело было не в попытке Павлика восстановить старые отношения, а в том, к а к он попытался это сделать. Нечто неуловимое в его поведении – не поступки, не слова, нечто иное – жестоко задело Веру болью разочарования. Она наивно полагала порядочным всякого, кто явно не продемонстрировал обратного. Такая наивность помогала ей жить. Липкая паутина, столь ужаснувшая ее, вовсе не являлась редкой диковиной – обычный флер непорядочности, окутывающий многих из нас. Тем не менее для Веры случившееся явилось ударом. Она перестала доверять Павлику, как себе самой. Раньше, несмотря на его уход, доверяла, а теперь вот нет.

Впрочем, сейчас было не до смакования собственных душевных переживаний. Главной и единственной заботой оставалась Лизка, а Павлик превратился в одного из тех, кто подозревается в попытке причинить ей зло. Нет, не в попытке – в причинении! Требовалось выяснить, оправданы ли эти подозрения.

Однако мысль о том, чтобы позвонить бывшему мужу и назначить встречу, Веру покоробила. Она ни разу не проявляла подобной инициативы, а после случившегося позавчера проявить ее выглядело бы и вовсе неприличным, даже многообещающим. Это оставалось на крайний случай, пока же Вера решила действовать обиняком. В результате в субботу сразу после уроков она отправилась к матери Павлика, Софье Соломоновне.

Визит не выглядел неестественным. Вера регулярно навещала свекровь, они сохранили прекрасные отношения. Предварительно она заглянула в фирменный магазин и выбрала дивной красоты кусочек пряной говядины. Софья Соломоновна обожала острое и мясное. Правда, врачи не рекомендовали, но Вера полагала – иногда можно и даже следует себя побаловать.

Софья Соломоновна встретила ее с радостью и сочувствием.

– Бедная Верочка! – без обиняков начала она. – Я все знаю. Я сама собиралась тебе позвонить, но с этими нашими заботами совсем закрутилась. Лизе не нужен хороший адвокат? Это племянник моей давней подруги. Немолодой, очень опытный.

– Не знаю, – вздохнула Вера. – Борис Иванович нанял ей адвоката, молодого и якобы самого лучшего. А мне он не понравился.

– Почему?

– Наверное, потому, что он Лизе не верит. Понимаете, он считает, что Андрюшу убила она, и советует признаться. Мол, это было в порядке самообороны, поэтому наказание будет условным. А я этого не понимаю! Раз она не убивала, почему должна брать вину на себя? Неужели п р а в д а ничего не значит? Правда ведь выяснится рано или поздно, как вы думаете?

Софья Соломоновна удивленно подняла брови.

– Так ты считаешь, Верочка, Лиза не убивала?

– Я не считаю, Софья Соломоновна, я знаю! – горячо воскликнула Вера. – Боже мой! Неужели даже вы ей не верите?

– Ну, я же не владею информацией, – примирительно заметила собеседница. – У меня вчера были Павлик с Аней, они и рассказали. С их слов я решила, что ситуация совершенно однозначная. Лизу ведь сразу задержали, так?

– Не очень-то сразу. И что же они вам рассказали?

– Что Андрей в невменяемом состоянии набросился на Лизу, а она, испугавшись, наугад выстрелила из пистолета. Разве дело было не так?

– Абсолютно. Она застала его уже мертвым.

– Видимо, я неправильно поняла, – кивнула Софья Соломоновна. – Я считала, ее фактически застали на месте преступления. Очень рада, что это неправда. В любом случае, надеюсь, показания Павлика пошли ей на пользу.

Вера подняла голову:

– А что, Павлика допрашивали?

– Да, в первый же день. Он ведь хорошо знает и Андрея, и Лизу. Он сказал мне, что выгораживал Лизу всеми силами.

«Сказать мог всякое», – подумала Вера, а вслух поинтересовалась:

– Анну Ароновну тоже допрашивали?

– Кажется, да. Точно, да! Она еще возмущалась, что явились и отвлекали от работы. Действительно, уж она-то совсем не при чем. С Андреем связи чисто деловые, а Лиза ей и вовсе посторонний человек. А в связи с этим отъездом ей совершенно не хотелось лишний раз мелькать перед милицией.

– Каким отъездом? – изумилась Вера.

– Ну, их отъездом, – не меньше изумилась Софья Соломоновна. – Ты что, хочешь сказать, Павлик ничего тебе не говорил?

– Ничего. А что случилось?

– Вот свинтус! – Софья Соломоновна засмеялась. – Значит, я, оказывается, проболталась. Ох, и достанется мне теперь на орехи!

– А вы ему не признавайтесь, – посоветовала Вера. – А мне расскажите. Раз уж раздразнили мое любопытство, так выхода теперь нет. Я ж не успокоюсь, пока не узнаю!

– Ты на Павлика не обижайся, Верочка. Он ведь всегда был такой. Пока не уверен на сто процентов, ни за что никому не скажет. То ли сглазить боится, то ли не хочет показаться смешным. Мол, наобещал, да ничего не вышло. Но сейчас у них ситуация вроде бы прояснилась. Разумеется, насколько в подобных делах вообще можно что-либо планировать заранее.

– В каких делах, Софья Соломоновна?

– Ох, стара я стала, Верочка! – бывшая свекровь снова засмеялась, и опять невесело. – Болтаю, а главного-то не разъяснила. Они уезжают в Израиль. Вернее, собираются.

Вера опешила. Подобное предположение ей даже в голову не приходило. Павлик эмигрирует! В Израиль! Фактически – на другую планету. Павлик, которого она помнит почти столько же, сколько себя самое, скоро исчезнет из ее жизни навсегда. Невообразимо!

– Когда?

– Ну, еще не сей момент. У Ани ведь бизнес, и она не может прикрыть его в одночасье. Но в течение года, я думаю, они все устроят и уже будут там.

– А вы? – тихо спросила Вера.

– В том-то и проблема, Верочка. Павлик хочет, чтобы я ехала с ними, а я вся в сомнениях. Потому и задергалась, и тебе вот долго не звонила. Прикидываю и так, и этак. Куда ни кинь, все клин. Я – старая женщина, Верочка, а в старости не хочется изменений, пусть даже к лучшему. Да и к лучшему ли? Здесь я ко всему привыкла, прожила целую жизнь. Иврита не знаю и никогда не знала, суббот не соблюдаю. Да и вообще, все знакомые мои здесь. Они помнят меня молодую и за это терпят теперь. А что там? Кому нужна никчемная старуха? Кто станет со мною знаться? Чем я там себя займу? Хотя бы внуки были, нянчила бы, да от этой разве дождешься? Она же у нас бизнес-вумен, ей не до детей. Я уж Павлика просила: «Дождитесь моей смерти, а там езжайте, куда хотите». Но у них ведь тоже все непросто. В Израиле живет Анина тетушка по материнской линии. Она там очень давно, а муж ее и вовсе местный уроженец, к тому же весьма обеспеченный. И у них там как раз стоматологический бизнес, представляешь, как все совпало? Ну, они полагали, что передадут его детям, да дочь не хочет, а сын не так давно безвременно скончался. А самим им уже трудновато управляться – возраст уже не тот. Вот и подумали про племянницу. Они переписывались, так что знали, что она тоже занимается стоматологией. Предложили ей пока выкупить клинику частично и работать вместе, а потом постепенно приобрести совсем. И, как своей, дали льготные условия. Но долго ждать не согласны. Тут Аня и начала крутиться. Какие-то деньги понадобились сразу, причем немалые. Продать свой здешний бизнес? Но, если б окружающие пронюхали, что она уезжает, хорошую цену ей было бы не получить. Когда знают, что у человека срочность, так рады этим воспользоваться. Вот тоже причина, по которой они стараются держать все в секрете. Но не от тебя же? Но ты на всякий случай никому не говори, хорошо?