Текст книги "Зачет по убийству"
Автор книги: Александра Авророва
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
Похоже, Олег, как и обещал, успел к семи вечера хорошенько выспаться. По крайней мере, выглядел он весьма бодро. Прежде всего он снял со спины потертый рюкзак и деловито принялся вытаскивать из него нарезки – колбаса, ветчина, сыр, рыба.
Я вдруг до глубины души поняла несчастную Утопленницу.
– Олег, – простонала я, – я после семи не ем.
– Разве это еда? – удивился он. – Это закуска.
И на свет одна за другой появились три бутылки красного вина.
– Водку, пиво не знал – пьете, не пьете, – пояснил Олег. – А красное все пьют. Энотерапия, понимаете ли, полезна каждому организму.
– Энотерапия? – с подозрением осведомилась Настя. – Это еще что за процедура? Я и так сегодня пострадала, мне полезного больше нельзя. Я хочу вредного! – И она потянулась за сыром.
– Как раз в вашем случае, мадам, процедура совершенно необходима. Энотерапия – это лечение красным вином. К нам на передачу приходил один чувак, он рассказывал. Хоть и врач, но жжет не по-детски. Открывашка есть?
У меня была, причем не абы какая, а замечательнейшая, с железными крыльями. Раньше, чтобы откупорить бутылку, нам приходилось каждый раз звать соседа, в связи с чем стеснительная мама сильно ограничивала мою склонность к алкоголизму (какому еще алкоголизму? Энотерапии). Зато появление штопора с крыльями сделало нашу семью в данном отношении полностью независимой.
Я быстренько провертела в пробке дырку, нажала на крылья – и штопор выскочил, а пробка осталась на месте.
– Ты не умеешь, – снисходительно прокомментировал Олег. – Дай мне.
Что удивительно, на пробке не осталось ни малейших следов моей разрушительной деятельности – она выглядела совершенно целой. Олег с легкостью ее проткнул, потом дернул… с тем же результатом.
– А нормальный штопор есть? – несколько раздраженно осведомился он. – Без закидонов?
Я принесла. Штопор проходил через пробку, словно через сливочное масло, а затем она моментально смыкалась. После долгих трудов Олегу удалось слегка ее размочалить. Я принесла клещи, которыми Олег с силой тянул за торчащие куски. Куски оторвались. Пробка осталась на месте.
– А уверяют – французское! – с ненавистью сообщил Олег.
– Может, откроем другую бутылку? – робко вякнула я.
Олег мрачно на меня посмотрел и принялся терзать пробку ножом. Нож, впрочем, тоже проходил сквозь нее, не оставляя следов.
– Удивительно качественный материал! – восхитилась Настя. – Он наверняка имеет огромное стратегическое значение. Дыры заращиваются сами. Почему из этого не шьют одежду? Не мостят этим дороги? Не делают космические корабли?
– Давайте я отобью горлышко? – голосом профессионального искусителя предложил Олег.
– И стекло попадет в вино! – возразила неприступная Настя. – Я такое пить не буду, мне еще жить не надоело.
Олег принялся кругами бродить по квартире, окидывая жадным взором все, что принимал за инструменты. Я с трудом отобрала у него любимую мамину заколку – страшно представить, как он намеревался ее использовать.
Неожиданно он завопил: «Сейчас вернусь!» – и выбежал из квартиры.
– Везет нам сегодня на маньяков, – одобрительно заметила Настя. – Наше телевидение в надежных руках.
– Интересно, а остальные пробки такие же? – спросила я. – Давай, пока его нет, быстренько проверим.
Две другие бутылки открылись сразу, но вернувшийся Олег не обратил на них ни малейшего внимания. Он принес маленький пакетик сока. Пока мы изумленно пялились, Олег оторвал оттуда трубочку, надел ее на гвоздь и, осторожно проминая пробку гвоздем, стал засовывать трубочку в бутылку. Мы в упоении наблюдали за кропотливой, почти ювелирной работой. Трубочка, пройдя насквозь, высунулась из пробки снизу!
– Технический гений! Мужской интеллект! – гордо заявил Олег и для верности несколько раз постучал себя пальцем в грудь – очевидно, чтобы мы не ошиблись в вопросе, где же сей мужской интеллект обитает.
После этого он наклонил бутылку над бокалом. Несмотря на довольно большой диаметр дырки, оттуда ничего не вылилось. Тогда Олег тряхнул бутылку, и в бокал выскользнула одинокая капля. Бедняга растерянно на нее глянул и трогательным жестом протянул добычу нам.
– Вот. Что сумел. Угощайтесь, девочки, не стесняйтесь.
– Если хочешь, накапай себе, сколько терпения хватит, – решительно сказала Настя, – а мы будем пить из двух других бутылок. Хватит! Мне пора лечиться. Энотерапия, правильно?
– Да, но почему оно не льется? – выразил претензию Олег.
Поскольку среди присутствующих лишь я имела так называемое естественно-научное образование, пришлось напрячь уставшие мозги.
– Видимо, в бутылке нет воздуха, а льется вино под его давлением. Без давления придется вытряхивать по капле. Вот что, Олег! Мы себе натрясем немножко, чтобы попробовать, а остальное останется тебе. Будешь сосать из трубочки, вот и все.
Так мы и сделали. Процедура откупоривания как-то удивительно нас сблизила, и мы, активно прихлебывая и закусывая (да, я на диете, но кто сказал, что после семи я должна пить без закуси? Я же не алкоголик!), приступили к обсуждению многострадального убийства.
– Значит, так, – выслушав наши разнообразные новости, резюмировал Олег. – У нас считают, шансы, что Алину заказал Надиров, пятьдесят на пятьдесят. Он за ней следил, это точно. Между нами, мы нашли парней, которых он использовал. Во жмот, убей себя об стену! Бабок немерено, а поскупился обращаться в хорошее агентство и нанял не детективов, а обычных водил. Немудрено, что Алина их заметила. А сейчас они струхнули и все рассказали – и нам, и ментам. Но! – Журналист выдержал профессиональную паузу. – Слежка велась всего пару дней и прекратилась накануне убийства. Или Надиров успокоился и решил, что все в порядке, или совсем наоборот – нашел киллера и поэтому слежку снял.
– А почему он нанял слежку? – уточнила я. – Из-за книги?
– А водилы эти, по-твоему, знают? Им заплатили, они сделали. Но, думаю, из-за книги, другого повода я не вижу. Наверное, ты права – секретутка побежала и донесла. Раз Алина все равно собиралась ее уволить, терять девке было нечего, а так хоть что-то получила. Хотя с Надирова не больно-то разживешься. Я уверен – эти придурки сегодня тоже пришли к тебе от него. Нанял за копейки непрофессионалов, с двумя бабами сладить не сумели! – Олег презрительно скривился.
– Можно подумать, ты бы с нами справился! – возмутилась я. – Бабы бывают разные. Между прочим, одна из нас занимается кик-боксингом. Там дерутся не только руками, но и ногами, а еще разрывают друг другу рты и выдавливают глаза. Очень оздоравливающий вид спорта, всем рекомендую.
– Ничего мы друг другу не разрываем и не выдавливаем, – обиделась моя подруга. – А что я вчера тренерше отдавила ногу, так она сама виновата. Сказала, что для развития реакции мы будем на партнера прыгать, а он, соответственно, отпрыгивать. Я и прыгнула. Кто ж знал, что у нее реакция хуже моей?
– Друг другу не выдавливаем – приберегаем этот прием для посторонних. Наши бандиты слишком быстро сбежали, а то разорились бы потом на пластических операциях. Всяких там зашиваниях ртов и вставлениях глаз.
Настя пожала плечами.
– Если честно, до сих пор не понимаю, убить эти придурки хотели или разговорить. Наставили пистолеты и потребовали от Кати: говори!
– Да, – не выдержав, захохотала я, – но не объяснили мне, что говорить! И я рассказала определение предела! Нет, это было нечто!
– И они в панике сбежали! – тоже захохотала Настя. – Я их понимаю. Я сама бы сбежала, только ноги отказали.
– А что, определение предела такое страшное? – заинтересовался Олег.
– Очень даже милое, – вступилась за свой кусок хлеба (пусть и без масла) я. – Вообще-то у него сорок восемь вариантов – это мне один двоечник подсчитал. Но я рассказала самый простой.
– Ну, давай! Колись!
Мне не жалко. Я набрала в грудь воздуха и с выражением продекламировала:
– Если для любого эпсилон больше нуля существует дельта больше нуля такое, что из того, что икс минус икс нулевое, взятое по модулю, меньше дельта, причем икс не равно икс нулевое, следует, что эф от икс минус а, взятое по модулю, меньше эпсилон, то число а называют пределом функции эф от икс при икс, стремящемся к икс нулевому.
Воцарилось молчание. Настя с Олегом, словно два зомби, тупо смотрели перед собой. Первой очнулась моя подруга. Она вложила Олегу в руку его личную бутылку с трубочкой. Тот автоматически сделал глоток и сразу взбодрился.
– Да, – с уважением на меня глядя, протянул он, – ну, ты даешь! Автор – адский сатана!
– Ну, не я же автор, – скромно потупилась я.
– Все равно. Сорок восемь вариантов, говоришь, и этот – самый простой? Боже, какое счастье, что я не пошел учиться на инженера, а ведь предки пытались запихнуть! Я бы у вас сбрендил.
– На самом деле постепенно привыкаешь, – утешила его Настя. – У меня по второму разу пошло заметно легче. Может, вырабатывается иммунитет? Ладно, не сомневаюсь, что бандиты требовали от Кати не определение предела. Тогда что?
– Она должна была сказать, какой компромат на Надирова передала ей для книги Алина Алова, – предположил Олег. – Знаете, моя личная журналистская интуиция уверяет, что в смерти Алины виноват не Надиров. Если б он и нанял киллера, то какого-нибудь уцененного. Хромого, косого, однорукого и дебильного. Мы бы его давно нашли.
– А Валерия послала бы своего Лощеного Артурчика, – хихикнула Настя. – И, стоило бы Алине поздороваться, тот бы в страхе от нее сбежал, причем задом наперед!
– Мне тоже не верится, что Утопленница с Лощеным способны провернуть такое сложное дело, а потом так глупо напортачить, – согласилась я. – Убийцы не рискнули бы без особой необходимости следить за мной, а тем более обворовывать мою квартиру. Они бы затаились и сидели тихо, правильно? Уж на это у них хватило бы ума! Ведь Лощеного запросто могли обнаружить под моей дверью и сдать в милицию, а там бы его в два счета раскололи.
– Мы только что разговаривали с Валерией, – напомнила Настя, – и она меньше всего походила на человека, совершившего убийство. Неужели она такая хорошая актриса?
– Она-то? – хмыкнул Олег. – Наш канал несколько раз пытался задействовать ее в сериале. Там и играть не надо, правильно? Бери любую девчонку с улицы – и вперед. А Валерия не справилась. Еще ладно, что она не в силах выучить ни одного абзаца текста – без этого легко обойтись. Но она и по бумажке не может прочитать так, чтобы у слушателей скулы не сводило. Вот позу принять – другое дело, это она умеет.
Настя кивнула.
– Остается Цапова, – задумчиво пробормотал журналист и с заметным удовольствием продекламировал: – Глава телеканала Татьяна Цапова оказалась убийцей. Именно по ее приказу была застрелена лучшая ведущая канала знаменитая Алина Алова!
– Ты Цапову не любишь, – догадалась я.
– А чего мне ее любить? – взвился Олег. – Она заставила нас пройти курсы позитива!
– И ты сумел? – осуждающе спросила Настя.
– Я был там самый худший, – гордо отчитался Олег. – А вы как думали?
Я поспешила его успокоить:
– Мы верили в тебя, любимый! Позитив… кошмар какой. Слава богу, наш институт слишком нищий, чтобы устроить подобную гадость преподавателям.
Кто-то, наверное, удивится столь странной реакции на заведомо положительное слово. Если бы под ним подразумевалось умение видеть в жизни и людях хорошее, я бы, естественно, не возражала. Но, к сожалению, столь модные сейчас курсы позитива учат совсем другому. Очевидно, под позитивом там подразумевается умение, льстя человеку и широко ему улыбаясь, усыпить бдительность, дабы ловчее обмануть. Действительно, в наших нынешних жизненных условиях – крайне полезный навык. Некоторые счастливчики, правда, в курсах не нуждаются. Вот, например, моя любимая блатная студентка (та, на которую похожа Олеся) владеет этим искусством с рождения и вполне могла бы сама устраивать мастер-классы.
Честно говоря, я недолюбливаю даже безобидное вранье. В детстве меня всегда смущала сказка «Морозко», где на вопрос «Тепло ль тебе, девица, тепло ль тебе, красная?» следовало не отвечать честно и откровенно: «Холодно!», а нагло врать, будто тепло – это при том, что каждому, включая настырного Морозко (мне бы очень хотелось, чтобы Фрейд лично порасспросил сего неординарного деда о его детстве), было ясно, что жары не наблюдается. Маме так и не удалось убедить меня, что подобное лицемерие героини называется вежливостью. Боюсь, если ко мне подойдет одноглазый тип и осведомится: «У меня два глаза или один?» – я простодушно признаюсь, что один. А вот заверила бы, что два, – было бы мне счастье.
Конечно, я и раньше, подобно мачехиной дочке, получала за честность немало колотушек, но последнее время стало совсем тяжко. Не так давно, например, мне пришлось уйти с одного балетного форума в Интернете. Там активизировалась продвинутая парочка русского происхождения, ныне американка и голландец. В ответ на каждый мой отзыв о спектакле (а, сами понимаете, я редко ограничиваюсь дифирамбами) они возмущенно писали, что в наш век позитива критиковать кого-либо – дурной тон, и делают это только такие совки, как я, старые, злобные, уродливые и нищие. Некоторые балетоманы робко вякали, что я была на спектакле, а иностранцы нет, поэтому, наверное, мне виднее, однако позитивная пара не унималась. Поскольку у американки оказалось меньше ума, чем у моих студентов, она не сумела отыскать в Интернете данных обо мне и вынуждена была поместить на форуме фотографию акулы с окровавленной пастью, объясняя, что это портрет Екатерины, которой надо побывать в Америке, дабы научиться никогда больше не говорить плохого о людях. Но в Америку ее не пустят, потому что из-за таких, как она, до сих пор не удалось установить демократию в Ираке.
Каким бы лестным ни было последнее замечание, я настолько не люблю склок, что форум забросила. Как вы сами понимаете, любви к позитиву у меня в результате не прибавилось. Иностранный его вариант оказался не лучше нашего.
– У меня как-то занималась на курсах девочка, которая подошла ко мне и попросила: «Анастасия Васильевна, вы не говорите маме, что я у вас на занятиях мало улыбаюсь, а то она меня побьет. А я так устала улыбаться, прямо челюсть болит!» Оказалось, мать у нее бизнес-леди, вся в жутком позитиве, – с отвращеньем вспомнила Настя. – Она-то впервые и открыла мне, что бывают такие курсы. Я из интереса попросила конспект, но она, не будь дурой, не принесла, хоть и обещала. Я так поняла, это основной принцип – говорить «да», а делать «нет». Что любопытно, на некоторых действует. Позитивная мамаша умудрилась так запудрить мозги нашей администрации, что ей разрешили заплатить деньги попозже. Спохватились через три месяца. Тогда она сказала, что я очень плохой преподаватель, поэтому дочку с курсов она забирает. Девочка так рыдала! Ей очень у меня нравилось.
– И на начальство бывает проруха, – обрадовалась я. – Даже их обманула!
– Им-то что? Деньги вычли из моей зарплаты. Потом у меня во взрослой группе учился один топ-менеджер. Я сразу поняла – человек прошел позитив! Причем мужик умный, и он умудрился с каждого из группы получить какую-нибудь выгоду. Один возил его домой на машине (не тратить же собственный бензин, если можно обойтись чужим), другой бесплатно консультировал в медицине. А любую беседу он удивительно ловко переводил на саморекламу. Между прочим, он вначале пытался все отрицать. Мол, какой такой позитив, просто я по природе весь белый и пушистый. А мне было страшно любопытно посмотреть конспекты.
– Утаил? – осведомился Олег.
– Еще не хватало! Чтобы я не справилась с мужчиной, будь он хоть после ста позитивов! Принес, как миленький. Ну, да у тебя у самого теперь конспекты.
– В основном я рисовал там чертиков. А у нашей Татьяны позитив в крови. Если она с кем-то особо ласкова – жди беды. И никогда прямо не скажет: мол, не делай того-то и того-то, мне не нравится. Нет, улыбается, восхищается – а ты потом узнаешь, что она уже подписала приказ о переводе на другую передачу или посадила тебя на голый оклад. А попробуй спроси у нее, в чем дело, – сделает большие глаза. Я, мол, совершенно не при чем, вы мне так нравитесь, но решение приняла не я, ведь у нас демократия, и я, увы, ничего не могу для вас сделать. А уж как лебезит перед Иванченко – стыдно смотреть. Но я не сомневаюсь – в любой момент его предаст. И не только его. Бывает, сделаешь что-то по ее прямому приказу, а потом возникают проблемы. В суд кто-то на нас подаст или еще что-нибудь. Так она притворяется, будто все забыла. Ты якобы действовал по своей инициативе – вот сам и расхлебывай. Зато как ловко присваивает себе чужие идеи – не подкопаешься. При ней вообще лучше держать рот закрытым, молча кивать и пучить глаза.
– Хорошая начальница, – одобрила я. – И совет молча кивать хороший, каждому пригодится. А как было с позитивом у Алины Аловой?
– Хреново, – одобрительно улыбнулся Олег. – Она хоть и стерва, но по сравнению с Татьяной баба приличная. С ней такого не бывало, чтобы уси-пуси, ля-ля, тополя, а сама тебя уже приговорила. Она резала, что думала, – по крайней мере, нам. А от позитива она сразу отказалась и часто над Татьяной из-за него потешалась. Мол, умственные костыли для тех, кто не умеет соображать собственной головой.
– Она умела, – согласилась я. – Получается, Цапова – вполне подходящая кандидатура. С Алиной не ладила – это раз. В книге Алина собиралась обнародовать какие-то ее махинации – это два. Ловкая и беспринципная притворщица – это три. Тайком от Иванченко подослала ко мне съемочную группу – это четыре. Пыталась выудить сведения у моих студентов – это пять. После смерти Алины воспряла духом – это шесть.
Я загнула все пальцы на левой руке и присовокупила к ним указательный на правой. Похоже, на Олега эта наглядная агитация произвела сильнейшее впечатление. По крайней мере, он с уважением прокомментировал:
– Классно объясняешь! Я бы у тебя, наверное, запросто смог учиться. Даже этому, как его… пределу?
– У меня бы даже кактус смог учиться, – не стала скромничать я. – Если б, конечно, захотел. Ну, и как нам теперь на вашу Цапову выйти? Ты знаешь ее лучше – посоветуй.
Олег пожал плечами.
– Я для нее никто и звать никак. А вот к Иванченко она помчится по первому зову. Может, действовать через него?
– Не уверена, что получится. Во-первых, станет ли он тратить на меня время? Одно дело, когда он звонил мне сам, а другое – когда я вылезу по собственной инициативе. А во-вторых, у него относительно Цаповой иллюзии. Он полагает, она слишком ему обязана, чтобы пойти наперекор.
Я загнула еще два пальца и напряженно изучала два оставшихся в надежде тоже употребить их в дело. Помешал телефонный звонок.
– Добрый день, Екатерина Игоревна, – приветствовал меня на редкость неестественный женский голос. – Вас беспокоят с телеканала. Мы планируем цикл передач, посвященных Мариинскому театру, и нам требуется эксперт по балету, обладающий литературными способностями. Нам рекомендовали вас как самую лучшую кандидатуру.
– Эээ? – в обалдении промямлила я.
– Мы предлагаем вам следующие условия. Мы обеспечиваем вас билетами в директорскую ложу на все балетные спектакли – разумеется, бесплатно. Вы составляете рецензии на те спектакли, которые покажутся вам интересными. Этот труд оплачивается построчно по нашему стандартному тарифу.
– По стандартному тарифу? – механически повторила я.
– Если он вас не устраивает, мы можем обговорить для вас особые условия, – поспешно ответили мне. – Разумеется, человек вашего таланта имеет право на них рассчитывать.
До меня, наконец, дошло.
– Оля, ты, что ли? – уточнила я. – Кончай издеваться, мне и так плохо! Сама знаешь, я вынуждена была пропустить два спектакля, потому что не было билетов на третий ярус, а на другие денег не хватает.
– Совершенно бесплатно, – искушающе заверили меня. – Ваши билеты будут ждать вас у администратора.
Я вслушалась. Нет, не Оля. Она любит розыгрыши, но голос так здорово ей вовек не изменить.
– Маша? – неуверенно осведомилась я, хотя подобные шутки совершенно не в ее стиле. – Что это ты вдруг?
Если бы Настя не сидела рядом (а точнее, не лежала на диване, умиротворенно поглаживая себя по животу), я бы, конечно, решила, что это она. Однако данный вариант, увы, исключался.
– Мое имя Майя. Я работаю ассистентом продюсера на телеканале. Если вас что-то не устраивает в нашем предложении, сообщите свои условия.
Мои условия, ха-ха-ха! Чтобы кто-то поставлял мне билеты на балет, да еще платил за рецензии, которые я и без того выкладываю в своем живом журнале! Я скорее поверю, что меня выдвигают в президенты. А что? Президентом мне быть не хочется, а ведь то, чего не хочется, всегда тебя преследует, зато, чего хочется, обычно не допросишься.
По этим соображениям над условиями я думать не стала, зато имя Майя вызвало вполне определенные ассоциации. И если любимым подругам я еще позволила бы дразнить меня, насмехаясь над самым святым (в данном случае – страстью к балету), то чужой позитивной даме я спускать была не намерена. И я возмущенно брякнула:
– Это Татьяна Цапова, что ли?
Секундная пауза – и собеседница положила трубку.
Я молча уставилась на Олега.
– А я что? – удивился тот. – Я ничего не понял. Татьяна, что ли, звонила?
– Ох, – вздохнула я, – кто его разберет? Якобы какая-то Майя с телевидения. А поскольку моему студенту Татьяна Цапова представилась Майей, я решила, что она. Хотя это может быть кто угодно!
– Слова я разобрал плохо, а интонации ее, – заявил вдруг Олег. – Позитивные такие интонации, лицемерные. У меня иногда даже зубы от них болят.
– Точно, – подтвердила я, – интонации жутко неестественные. Но если это она, чего ей было нужно? Она сказала, что готовится цикл передач о Мариинке и я им требуюсь как эксперт по балету.
– Ты эксперт по балету? – изумился Олег. – Я думал, математик.
– Какой я эксперт? Возможно, я и склонна к мании величия, но не настолько. Откуда на телевидении вообще могут знать, что я люблю балет?
– Все очень просто, – проснулась, наконец, Настя. – Татьяна Цапова знала, что Алина Алова собирается разоблачить ее в книге, поэтому наняла киллера, который и совершил убийство. Но вскоре она выяснила, что есть ты, которой Алина перед смертью пересказывала сюжет. Вопрос в том, конкретизировались ли в рассказе ее махинации. Она послала съемочную группу с целью тебя расспросить, но ты от них сбежала. Тогда она стала наводить о тебе справки, даже нашла через Интернет твоих студентов. И наверняка читала твой Живой Журнал, а по нему о твоей балетомании догадается последний идиот. По поведению Иванченко Цапова поняла, что пока что ты ее перед ним не скомпрометировала. Может, ты ничего особенного и не знаешь, а может, знаешь, да молчишь. В любом случае, тебя надо нейтрализовать. Это можно сделать двумя способами – убить или подкупить. Если ты согласишься на предложение ходить бесплатно на балет, то не станешь доносить на благодетельницу, и убивать тебя ни к чему. А если откажешься, значит, хочешь не хочешь, убить придется. Тем более, знакомый киллер у Татьяны уже есть.
Идея мне не понравилась.
– При подобном раскладе я предпочла бы согласиться, – с присущей мне честностью констатировала я, – но она без предупреждения положила трубку. И вообще, почему она не объяснила мне все толком, а несла какую-то чушь?
– Потому что в позитиве. У них так принято. Олег ведь все тебе обрисовал: чем она любезнее, тем больше надо ее бояться. Зря ее отшила, честное слово. Я бы при выборе – ходить на балет или быть убитой – выбрала балет. Тем более, ты его любишь.
– Какая разница – люблю, не люблю? Да предложи мне хип-хоп, я бы и то не колебалась. Заткнула бы уши ватой да потерпела, все лучше, чем погибать во цвете лет. А может, она все-таки не станет меня убивать? Может, это вообще звонила не она?
– Сейчас, – обрадовался Олег, – это мы легко проверим.
Он вытащил мобильник и начал быстро нажимать кнопки.
– Да? – раздалось из трубки. – Слушаю вас.
– Она, – кивнула я, – точно.
Олег молча протянул телефон мне.
– Татьяна Васильевна? Это Екатерина Голицына. Вы мне только что звонили. Я обдумала ваше предложение, и оно меня заинтересовало. Но я бы хотела встретиться с вами лично.
Пауза длилась так долго, что я побоялась, не прервет ли Татьяна снова разговор на полуслове. Но нет.
– Это замечательно! – восторженно воскликнула она. – Я давно мечтала с вами познакомиться. (Я с трудом удержалась от вопроса: насколько давно? Сколько дней назад вы вообще узнали о моем существовании? Впрочем, мне хватило ума все свои дальнейшие реплики произносить молча.) Вы очень интересный человек, нам на телевидении не хватает именно таких. (Меня не хватает на телевидении! Ха! Или даже – триста тридцать три хе!) Вы не против завтра подойти к нам на студию? Прекрасно. Пропуск будет выписан. Я уверена, мы с вами подружимся. (Ну-ну, попробуйте.) До свидания.
Я вернула Олегу сотовый.
– Смело! – похвалил он. – Но правильно. С Татьяной только так и можно. Любую уступку она считает проявлением слабости и тут же садится тебе на шею. Не боись, на студии ничего она тебе не сделает. А если убедишь ее, что ничего не знаешь, так и вовсе ничего не сделает. Зачем ей лишние проблемы?
На этой светлой ноте мы расстались. Причем то ли от сытной еды, то ли от воздействия алкоголя, но, несмотря на угрозы, спала я, как младенец. Вернее даже, не просто как младенец (если верить жалобам матерей, злобные младенцы будят их через каждые два часа), а как младенец, которому отец тайком дал на ночь понюхать хлороформа.
* * *
С утра пришлось-таки вставать и отправляться на работу (в этом смысле у младенцев передо мной, увы, солидное преимущество. Зато они писают прямо в кровать!). У любимого полуразрушенного корпуса я с удивлением обнаружила роскошный автомобиль. Обратила я на него внимание, впрочем, лишь потому, что по непонятной причине приняла за знаменитый «лексус», который, ежели верить телевидению, мужчины дарят девушкам на конфетно-поцелуйной стадии. Пока я раздумывала, как поступают бедные девушки со столь громоздким подарком, особенно если не только не имеют гаража, но даже не водят машину, из автомобиля выскочил лысый парень и галопом бросился ко мне.
– Екатерина Игоревна! – радостно завопил он. – Екатерина Игоревна! Это вы?
Я мрачно на него посмотрела. Тип был совершенно мне не знаком, что наводило на самые мрачные мысли.
– Наконец-то я вас дождался! – продолжал радоваться он. – Давно караулю!
Мрачность моя усилилась. Напрашивался вывод, что Татьяна Цапова не проявила выдержки и решила прикончить меня, не дожидаясь личной встречи. Так, судя по всему, бывает – совершив одно убийство, человек уже не может удержаться и в панике идет на второе и на третье. Третье меня волновать не должно, а вот второе, похоже, на носу, и ко мне мчится довольный жизнью киллер. А чего б ему не быть довольным? Наверняка любит свою работу и получает за нее хорошие деньги. В отличие от меня, перед которой вечно стоит дилемма: либо любить, либо получать. И я упорно выбираю первое.
Вообще-то в подобной ситуации умнее было не размышлять о счастливой планиде современных убийц, а спринтерски рвануть вперед и, опередив злодея, ворваться в корпус, прошмыгнув через заветную вертушку. Но я стояла на месте. Причем вовсе не из благородного желания погибнуть самой, лишь бы не дать случайной пуле загубить юную душу кого-то из курящих у входа студентов, а потому, что ноги отказывались служить. С ними иногда бывает.
– Вы меня не узнаете? – удивился парень. – Надо же! Когда я специально переменил внешность, сразу узнали, а сейчас вот нет. Я же Миша! Ну, Миша, помните?
Ноги прекратили забастовку и сделали пару шагов вперед. Довольно подло с их стороны! То есть подло не то, что они, наконец, заработали, а то, что предали именно в тот момент, когда были особенно нужны. Неприятно знать, что часть твоего тела только и ждет повода, чтобы продемонстрировать свою независимость и исподтишка сделать гадость. Какое счастье, что я не мужчина, с которыми подобная оказия случается сплошь да рядом! Зато к памяти у меня претензий не имелось. Принимая Мишу за студента, я узнавала его в любом обличье – работа есть работа. Но стоило выяснить, что обучать его не придется, как память с облегчением выкинула на свалку лишний груз. Прекрасно ее понимаю!
– Что случилось, Миша? – спросила я.
– Вы знаете, кто там в машине? – свистящим шепотом осведомился он. – Сам Надиров. Ну, тот самый, понимаете? Собственной персоной. Попросил меня, чтобы я показал ему вас, понимаете? А вы знаете, что у него за машина? «Лексус», понимаете?
Я кивнула, потрясенная собственной прозорливостью. Как я опознала «лексус», не имея о нем ни малейшего представления? Вот что значит преподавательская интуиция!
– Он хочет с вами поговорить. Идемте в машину. Там, внутри, так здорово! Я еще ни разу на «лексусе» не ездил.
– Ну уж, нет, – твердо возразила я. – Никаких машин. Хочет поговорить – милости прошу, пусть выходит.
– Прямо сюда? – опешил Миша.
– А куда же? В корпус его не пустят, там вертушка. Разве что присядем в холле на подоконнике.
Миша вздрогнул, очевидно, вспомнив, как переписывал на нашем подоконнике расчетное задание, и рысью бросился к автомобилю. А я почему-то упорно раздумывала, как я бы поступила, подари мне прямо сейчас «лексус». Ведь неудобно сказать: давайте лучше деньгами. Просить выделить шофера тоже неудобно. Подарки не просят, правильно? Получается, надо искать знакомых, умеющих водить машину. Есть ли у меня таковые? Пожалуй, но все сейчас на работе. А как быть с доверенностью? На чье имя она должна быть выписана? Всяко не на мое – у меня нет прав. Ладно, предположим, несчастное авто все-таки доставили бы ко мне во двор. И стояло бы оно там, бедное, пока жаждущие социальной справедливости хулиганы не свинтили с него все, что только можно.
Однако через пару минут я с облегчением поняла, что эти сложности мне не грозят. Из автомобиля вышел мужчина, по виду которого было ясно: «лексуса» он мне не подарит. И никому ничего не подарит. А если б и подарил, я бы не приняла, поскольку конфетно-поцелуйная стадия, по моему скромному мнению, подразумевает поцелуи, а целоваться с подобным типом я бы не стала ни при каких условиях. Ну, разве что под угрозой смерти. И не то, чтобы он был таким неописуемым уродом. Довольно мордатенький, южной внешности и, что характерно, лощеный. Но что-то в выражении лица исключало всякую мысль не только о поцелуях, а вообще о нормальном человеческом общении. Не станешь же ты по-человечески общаться, например, с пробегающим мимо тараканом? По большому счету, он ничем не хуже тебя и имеет полное право на жизнь, но вызывает столь мощное инстинктивное отторжение, что ты изо всех сил постараешься не бывать там, где они водятся, а в идеале – навсегда забыть об их существовании. Впрочем, у меня давно закрадывалось подозрение, что политики – ну, скажем, не совсем люди. Это такие особые, непонятные нам существа, и мы совершаем огромную ошибку, пытаясь применять к ним наши обычные понятия о добре и зле.
