Текст книги "Полный котелок патронов"

Автор книги: Александр Зорич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

В свои телохранители Филиппов выбрал дюжего ефрейтора Шестопалова, вооруженного пулеметом «Печенег». Шестопалов молча сидел на скамье рядом с Тополем и бдительно поводил стволом пулемета, сообразуясь с маневрами нашей посудины – мало ли кто притаился на враждебном берегу?

За все время нашего рейда я не слышал от Шестопалова ни одного слова. И не будь я точно уверен, что в армию калек не берут, я бы подумал, что он немой от рождения. (Потом-то Шестопалов разговорился, каждый раз балуя нас с Тополем словечками из лексикона самых отпетых «пацанов на местности», вроде всяких там «размотать» в смысле «убить» и «расшатать» в смысле «побить».)

Тяжелый, навевающий самые дурные предчувствия туман, вообще характерный для окрестностей ЧАЭС, вместе с началом сумерек начал неумолимо сгущаться. Мы отплыли от второй насосной станции всего лишь метров на двести, когда в недоброй серой мгле утонули оба берега канала – и северный, и южный.

Отчасти на этом и строился наш расчет. Мы надеялись, что либо противник вовсе не сможет нас обнаружить до самой телепортации, либо наш скромный кораблик будет расценен не как диверсионно-штурмовое средство, а как посыльное.

Дело в том, что вход в подземную часть второго теплообменного канала находился уже там, где наш основной магистральный канал сворачивал на север, устремляясь к огромному искусственному пруду-охладителю. А потому недоброе око, наблюдающее за нами, скажем, с крыши Пятого энергоблока, могло бы заподозрить, что мы позорно покидаем поле боя, направляясь на дальний берег Припяти.

В этих действиях на принципе скрытности был лишь один минус: мы не включали прожектора и стереглись использовать активные инфракрасные приборы ночного видения. Поэтому мы запросто могли проскочить вход в подземную галерею второго канала. А второй канал должен был вывести нас непосредственно к порталу, обещанному на карте, которую мы получили от «Монолита» вместе с гранатометами «Раумшлаг».

– Костя, принимай, наверное, правее, – вполголоса сказал я. – А не то поворот прозеваем.

– Да рано еще, – вполголоса ответил Тополь. – Я хорошо запомнил, когда сюда плыли. Там ориентир приметный – из воды торчат два сросшихся аркой дерева. Примерно как на Аллее Висельников.

– Вот так даже? – удивился я. – И как я мог такое проглядеть? А впрочем, понятно: молнии, адреналин, не до деревьев было.

– Вот именно, – согласился Тополь.

Подтверждая правоту моего друга, из тумана проступили очертания того самого двойного дерева-арки. Разумеется, оба плеча арки были уже мертвы – ни листьев, ни почек. Кора и та облезла, обнажив гладкие, мучнисто-белые стволы.

Костя сбавил скорость и круто забрал правее, двигаясь почти под прямым углом к оси канала.

Надо отдать должное его глазомеру и интуиции, он очень точно вывел наш «Зодиак» на створ второго канала.

Это гидротехническое сооружение, повторюсь, было здесь упрятано в бетонный тюбинг, который тянулся в сторону Пятого энергоблока метров триста, и только после этого канал выходил под открытое небо.

Из-за этого нам предстояло короткое, но чертовски давящее на психику путешествие по подземной реке. По Стиксу, пилять…

– Фара хоть работает? – поинтересовался Филиппов у Тополя, когда наш катер прошел первые метры этого самого Стикса.

Костя повозился с соответствующими тумблерами на приборной панели и в носу нашего «Зодиака» вспыхнуло карманное солнце. Повозился еще – и вспыхнули два добавочных.

Когда могучие ксеноновые люмены разорвали радиоактивную тьму, на душе у меня стало полегче. Казалось бы, объективно от света ничего не меняется. Ни количество кровососов этим светом не уменьшить, ни аномалии не проредить. Но на свету и мутанты, и аномалии воспринимаются не как лютые, необоримые хозяева ночи, а как злогребучее дневное недоразумение, пусть и избыточно энергичное, но с которым можно и нужно эффективно бороться!

И все же было страшно. Признаюсь: страшно до обморока!

По трещинам, змеящимся вдоль сводов канала, над нашими головами проносилось что-то невидимое и жуткое. Оно издавало этакое похрустывающее шуршание. Не то куски брезента друг о друга трутся, не то зерно пересыпается из мешка в мешок… Но откуда там взяться брезенту, на бетонном потолке? А зерну?

Иногда за кормой что-то увесистое плюхало – я подозреваю, так сомы-мутанты, сопровождавшие нас, выражали свое нетерпение. Мол, давайте падайте скорее в воду, мы вам устроим первосортный массакр в духе линейки старых триллеров «Пираньи».

В то же время как опытный сталкер я был просто обязан закладываться на все мыслимые и немыслимые аномалии. Поэтому каждые пять секунд моя рука отправляла в полет увесистый болт.

Ничего, впрочем, не происходило. Болт летел, летел и падал. Как положено.

И когда мне уже начало казаться, что я впустую расходую комплектующие, очередная железяка круто забрала вправо, резко увеличила скорость и с невероятной силой врезалась в бетон!

Но она не звякнула! И не грюкнула! А мягко и податливо, как будто была вылеплена из пластилина, влипла в бетон! И чуть помедлив, настолько раскалилась, что потекла вниз под действием силы тяжести!

– Ахтунг, братва, – тихонько сказал я.

Тихонько – потому что таков один из законов выживания в Зоне: если уж уперся носом в аномалию, дурак, так сделай себе одолжение, веди себя потише, не гневи духов местности.

Но Косте специальное приглашение не требовалось. Он бросил руль влево, застопорил двигатель и вслед за тем дал полный задний ход.

Спустя несколько мгновений «Зодиак» прекратил поступательное движение и замер на месте, неспешно поворачиваясь боком.

Мы с Костей настороженно всматривались в сторону невидимой аномалии.

Я бросил еще два болта.

Оба болта тотчас влипли в бетон и… со шкварчанием, как яйца на раскаленной сковороде, растеклись по нему неряшливыми кляксами! Похоже было, что неведомая гравитационно-термическая аномалия вдобавок ко всему еще и набирает силу! «Раскочегаривается», как говорим мы, сталкеры.

Я попытался нащупать проход левее.

Один болт. Другой. Третий.

Увы! Невидимая рука аномалии перехватывала мои болты в любой точке тоннеля и швыряла вслед за предыдущими, в бетонную стену.

Ну а в следующую секунду все мы поняли, что эта костлявая рука ухватила и нас. Катер развернуло кормой вперед и повлекло… к безымянной, но неотвратимой гибели!

– Шестопалов, давай ее гранатами! – скомандовал, как ни странно, майор Филиппов.

Я бы никогда не отдал такого приказания. Ну что могут гранаты сделать с аномалией, роковое действие которой мы наблюдали?

Но перечить майору я не стал – чем бы дитя ни тешилось!

«Дураку ведь ясно, – подумал я, – что если эта аномальная дрянь мгновенно расплавляет толстые стальные болты, она тем более превратит и корпус, и взрывчатую начинку гранаты в раскаленное, но совершенно безопасное для нас месиво».

Ефрейтор, конечно, думать был не обучен. Он послушно достал из кармана разгрузочного жилета гранату РГО. Приведя ее в состояние боевого взвода, он аккуратным навесным броском отправил гранату в направлении той самой точки на бетонной стене, где болты превращались в пластилин.

Вслед за чем произошло странное и необъяснимое: аномалия полностью проигнорировала гранату. Она не перехватила РГО, как перехватывала стальные болты, а позволила ей пролететь по обычной траектории и уйти под воду!

Тут бы нам и точно конец, потому что осколкам гранаты, конечно, хватило бы энергии, чтобы пробиться сквозь сравнительно тонкий слой воды и порезать на ленточки наш резиновый «Зодиак», а может, и наши бесценные тушки.

Но ровно в ту же секунду прямо перед нами… открылся портал!

Во всех известных мне сталкерских описаниях порталов в районе ЧАЭС (сам я на ЧАЭС раньше не ходил и никаких порталов не видел) они фигурируют как стоящие вертикально овальные зеркала из некой жидкой субстанции, в которых при приближении человека начинается лучистый водоворот. Слова в описаниях, конечно, могут различаться. Но все сталкеры сходятся на том, что в портале обязательно есть какой-то вихрь, воронка и тому подобное круговое движение.

А вот портал, открытый для нас «Монолитом», совсем не походил на зеркало из жидкой субстанции. И ничего такого в нем не вертелось.

Портал выглядел как огромный, величиной с грузовик, экран старого электронно-лучевого телевизора, по которому отчего-то забыли показать передачу.

По моей коже поползли мурашки. От мысли, что в этот «телевизор» нам сейчас придется живьем заплыть, делалось не по себе. Ведь по большому счету нет для любого нормального человека ничего более омерзительного, чем зазеркалье телевизионной реальности.

Но Филиппов подобной ерундой себе мозги не загружал. А может, просто любил смотреть телевизор.

– Полный вперед! – скомандовал он, махнув рукой в сторону портала.

Взревел мотор и наш «Зодиак» на всех парах ухнул в неизвестность – опережая на доли секунды рвущиеся из-под воды осколки гранаты РГО.

Экстренно спасая нас от «пластилиновой» гравитационно-термической аномалии, «монолитовцы» были вынуждены сместить входную точку портала почти на двести метров.

И, стало быть, настолько же сдвинулась расчетная выходная точка.

К счастью, машинный зал Шестого энергоблока (сосед, легко догадаться, Пятого) должен был иметь поистине циклопические размеры. Поэтому котлован, вырытый под его фундамент, имел площадь в четыре футбольных поля. И что очень важно для нашего плана, был полностью заполнен дождевой (а может, и грунтовой) водой.

Так что мы все равно оказались в пределах расчетной акватории, хотя и на другом ее конце.

Что же касается Z-координаты нашей телепортации, или, проще говоря, высоты над уровнем моря, то она имела погрешность в три метра. Вот почему все мы обнаружили себя вместе с нашим «Зодиаком» в непроглядной толще воды!

Хорошо, что на нас были изолирующие костюмы с замкнутым дыхательным циклом. И вдвойне хорошо, что «Зодиак» – это надувная лодка с впечатляющей положительной плавучестью, а также кучей конструктивных водоотливных уловок, благодаря чему ее не топят даже многометровые океанские волны!

В общем, хвала Кришне, через несколько секунд удушающей клаустрофобии все мы оказались на поверхности искусственного озера, верхом на нашей верной лодочке.

Открывшийся вид впечатлил даже вашего покорного слугу.

Наш «Зодиак» всплыл в поражающей воображение техногенной Венеции! Над недвижными черными водами, источающими призрачное, тягостное для человеческой психики рубиновое сияние, возвышались ровные ряды разновысоких бетонных постаментов. Это были основания несущих колонн машинного зала Шестого энергоблока, который, в отличие от машзала Пятого, не успели в свое время, до Первой Катастрофы, вывести выше фундамента.

Слева от нас возносился на десятки метров и терялся в пугающе низких тучах монструозный подъемный кран. Я, конечно, много раз видел эти знаменитые подъемные краны ЧАЭС, но никогда не задумывался над тем, насколько же они превосходят обычные устройства, применяемые в строительстве жилых домов, размерами и мощью…

Еще один исполинский кран рухнул лет пять назад – от старости (об этом судачили во всех сталкерских барах и даже писали в прессе далеко за пределами Зоны).

Теперь его сожранный ржавчиной остов горбатился, подобно скелету ископаемого ящера, перекрывая акваторию водоема по центру.

Еще два крана – пока еще не ставшие добычей времени – были еле видны в густой мгле по правую руку от нас.

А вот и наша цель: Пятый энергоблок, «Пятерка».

Энергоблок был, так сказать, задником этих великанских декораций. И неудивительно, что в этой позиции «Пятерка» напоминала Замок Темного Властелина, откуда растекается по всякой себя уважающей фэнтези-эпопее воля чертовски неленивого Мирового Зла.

Пятый энергоблок походил на «Двойку» только в самых общих чертах. Он казался (да и был) новее. В то же время, как любое незавершенное сооружение из железобетона, не покрашенное и плиткой не облицованное, Пятый энергоблок смотрелся дотом-переростком из какой-нибудь фортификационной системы вроде линии Маннергейма. И в этом доте, можно не сомневаться, пытливого исследователя наверняка дожидается десяток-другой скелетов в истлевшей униформе…

Была дорога каждая секунда.

Тополь не хуже моего знал, куда нам следует направляться. Так что «Зодиак», тихонечко урча двигателем на малом газу, двинулся на юг, к фермам рухнувшего крана.

К слову, мой ПДА работал как-то странно. Он не показывал присутствия мутантов в ближайших окрестностях, но при этом весь передний сектор поля зрения прибора равномерно светился, как будто…

…Как будто вся южная часть водоема была битком набита живыми организмами! И притом аномальными! Какой-то бред…

– Ну и местечко, – пробормотал Филиппов. – Скорей бы пенсия, честное слово…

– Я тоже так каждый раз говорю – про пенсию, – признался я. – Но потом каждый раз возвращаюсь в Зону. Правда, не сюда, а в места поспокойней.

Хотя я отказывался верить показаниям ПДА относительно совершенно необъяснимых количеств биомассы в той части пруда, куда направлялся наш катер, я, конечно, невольно вглядывался в черную толщу воды. И мне даже пару раз почудилось, что где-то там, на пределе чувствительности человеческого глаза, я вижу какое-то слабое свечение, какие-то формы, похожие то ли на большие кленовые листья, то ли на подвижную сеть трещин во льду.

Но стоило мне сморгнуть, как эти таинственные светящиеся формы растворялись в небытии.

В то же время нельзя было забывать о нашей главной задаче: уничтожении вражеского логова. Тем более что катер прошел остов рухнувшего крана и за очередной колоннадой бетонных кубов открылись проемы в исполинской стене Пятого энергоблока.

Узкие вертикальные проемы, не меньше десятка. То ли это были предусмотренные проектом световые окна, которые строители впоследствии намеревались забрать стекло-кирпичом, то ли проемы носили сугубо технологический характер и на финальном этапе строительства их должны были наглухо замуровать бетоном – не знаю и знать не хочу. Главное, что в стене «Пятерки» имелись отверстия, чьи размеры были достаточно велики для того, чтобы туда залетел смертоносный глубоковакуумный снаряд, выпущенный из гранатомета «Раумшлаг»!

А еще сквозь эти проемы, по идее, можно было разглядеть внутренности энергоблока.

Однако, когда мы проплыли еще несколько метров, я присмотрелся и увидел: все эти «окна» забраны изнутри непрозрачным стеклопластиком. После ремонта в своей хибарке я знал: стеклопластик – материал не из дешевых. Что же это получается, кто-то вложил в облагораживание Пятого энергоблока деньжищи? Хм…

Впрочем, чему удивляться? Ведь тут работает тот таинственный арендатор, о котором говорили темные сталкеры. Уж, наверное, он старался сделать условия своей работы возможно более комфортными!

Я понял, что пришла пора посоветоваться с майором Филипповым.

– Товарищ майор, – понизив голос, сказал я, – мы достигли рубежа открытия огня. По крайней мере такова информация моего источника. Теперь решение за вами. Мы можем попробовать разбить выстрелами стеклопластик в проемах и поразить элементы генного процессора сквозь них. Не уверен, что получится, конечно.

– А какая альтернатива?

– Второй вариант – для начала прорваться внутрь «Пятерки» и вести огонь уже внутри наверняка.

Я почему-то был уверен, что Филиппов выберет второй вариант (дескать, очень рискованно, зато более надежно!). Но майор когтями вцепился в первый.

– Обсуждать тут нечего. Стреляем в стеклопластик! – не раздумывая, приказал он.

Согласно заранее распределенным ролям, верзила Шестопалов занял место за рукоятями наведения пушки-миномета «Брандт». Жилистый, но поразительно сильный для своего возраста Филиппов принял от него пулемет «Печенег». Ну а мы с Тополем взялись за «Раумшлаги», подаренные «Монолитом», вслух жалея, что этих экзотических орудий разрушения у нас в отряде только два, а реактивных гранат с глубоко вакуумными боевыми частями к ним всего пять, и, значит, расходовать их следует крайне осмотрительно.

– Огонь! – скомандовал Филиппов.

Агрессивно закрякал «Брандт».

Деловито застрекотал «Печенег».

Под воздействием яростной стали, которую изрыгали машины массового убийства в руках Филиппова и Шестопалова, стена энергоблока запылила, посыпалась бетонная крошка.

Но это как раз совершенно не радовало – поскольку свидетельствовало о высоком проценте промахов. Ведь нашей целью был вовсе не капитальный железобетон стены, а хрупкий пластик в технологических проемах!

Вот когда из туч бетонной пыли брызнули черные клинья и сюрикены пластика, мы с Тополем заулыбались и взяли «Раумшлаги» на изготовку.

Да только беда: завеса пыли тем временем стала такой плотной, что за ней совершенно не различались пробоины в стеклопластике! Куда целиться из «Раумшлага», чтобы наверняка попасть в проделанную очередями дыру?

Меж тем необходимо было с горечью признать, что наша разведывательно-диверсионная группа окончательно раскрыла факт своего присутствия в глубоком тылу противника (так-то вот, друзья – только свяжись с военными, и сразу начнешь излагать не как нормальный человек, а как бортовой самописец).

Проще говоря, мы спалились. И, похоже, начинали выхватывать по полной.

Существо, которое явилось по наши души, я видел в Зоне впервые.

Это был своего рода хамелеон – ну, в том смысле, что ни на какое другое известное мне животное существо похоже не было. (И потом, припомнил я, именно о хамелеонах говорили трое темных из «Монолита»!)

Этот царь-хамелеон имел гигантские размеры – не меньше десяти метров, если считать вместе с хвостом. Но, несмотря на столь внушительные габариты, мутант каким-то непостижимым образом умудрялся бегать по стене (не иначе как гравитационными артефактами пообедал).

Тело твари было, как и положено настоящему хамелеону, переменчивых цветов: они следовали за тоном поверхности, на которой существо в данное мгновение находилось.

Пальцы мутанта были снабжены присосками. На спине топорщился острый гребень. А спицы кожистого воротника вокруг шеи оканчивались светящимися каплевидными утолщениями.

Когда воздух между утолщениями зашипел от ослепительных дуговых разрядов, я понял, что это какие-то особенные электрические органы, как у ската торпедо.

В течение пары секунд хамелеон разродился дюжиной шаровых молний, которые полетели к нам с впечатляющей, но умеренной скоростью стрелы, выпущенной из лука.

Аллилуйя, братья! Гермокостюмы спасли нас от высоковольтного поражения! А вот у пушкоминомета «Брандт» сплавилась затворная рама. Также сдохли и все три фары нашего катера. На них-то гермокостюмов не было!

К счастью, майор Филиппов не утратил самообладания и бил весьма точно.

Ураганный обстрел твари из пулемета заставил ее с пугающей быстротой переменить позицию на стене Пятого энергоблока.

Теперь монстр приблизился к нам еще метров на пятьдесят.

И надо же такому случиться, что именно в ту секунду закончилась лента в пулемете! Лента на двести звеньев, едрить-колотить! А ведь она казалась бесконечной, как новогоднее телешоу…

Ефрейтор Шестопалов со своими трогательными дворовыми чертыханьями («педосина!», «сучара!», «козлина горбатая!») бился над заклиненным затвором «Брандта».

Мы с Костей, трясясь над драгоценными (поскольку малочисленными) глубоковакуумными боеприпасами к «Раумшлагам», не спешили тратить их и только успели выхватить свои автоматические пистолеты. А Филиппов лихорадочно менял ленту в «Печенеге».

Стоит ли удивляться, что хамелеон, не испытывая с нашей стороны огневого воздействия, получил возможность рассуждать трезво. А порассуждав, решил устроить кому-то из нас небольшой холокост.

Хамелеон распахнул пасть – ее размер превзошел все ожидания, она была, клянусь суперзадницей моей двоюродной сестры Люси, размером с тоннель метро – и выбросил вперед свой многометровый гуттаперчевый язык. При этом если язык нормального хамелеона к жертве приклеивается специальной присоской, то у биосинтетического монстра он работал не столь эффектно, зато более надежно: по принципу лассо!

Язык обвил Шестопалова вокруг талии, как солист балета обнимает приму, и выдернул ефрейтора (сто десять килограммов натощак) из нашего катера!

От ужаса у меня, что называется, упала планка.

И я, прекрасно помня, что заряды «Раумшлага» во что бы то ни стало следует экономить, все-таки нажал на спусковую скобу.

В тот миг мне меньше всего хотелось оказаться на месте Шестопалова (который, как легко догадаться, истошно орал). А больше всего мне хотелось, чтобы, если мне на месте ефрейтора оказаться все-таки придется, нашелся хоть кто-нибудь, кто поступит так же, как поступил я!

К счастью для ефрейтора Шестопалова, голова монстра оказалась на дальней периферии зоны неметрического поражения заряда «Раумшлага».

Эпицентр риманова катаклизма пришелся, как бы это поделикатней выразиться… на гузно исполинского мутанта.

Так что гузно это вместе с парой цепких задних конечностей и всей брюшиной хамелеона немедля отправилось в запредельные тартарары. Туда же улетели десятки кубометров воздуха и кусок бетонной стены энергоблока. Громадный такой кусище, размером с дачный домишко полковника таможенной службы.

Но, друзья мои, исчезновением некоторого объема пространства действие глубоковакуумных боеприпасов не ограничивается.

Объемы пространства, близкие к границам риманова катаклизма, растягиваются, ведь природа, как учил еще великий греческий философ Демокрит, не терпит пустоты.

Стальные балки рванулись к центру катаклизма завывающими на низкой ноте удавами.

Передние конечности хамелеона резиновыми плетками бросились вслед.

Сотни тонн воды всесокрушающим цунами ворвались в Пятый энергоблок. И вот уже где-то впереди заревела гулкая Ниагара.

Мы успели только ахнуть «хренасе!», а наш катер, увлеченный разбуженной водной стихией, уже понесся к пробоине, нами же самими и проделанной.

Я чувствовал себя как на рафтинге – опасно, быстро, сделать ничего нельзя и орать бесполезно.

Мы, однако же, орали.

Орал даже флегматичный сухарь майор Филиппов. Как видно, живо представил себе, что будет, если наша лодка перевернется на боковой волне. То-то добрые сомики-мутанты нашим мясцом попируют!

* * *

Падение с высоты пятиэтажного дома могло бы запросто убить любого, но нас спасло подпружиненное ребрами жесткости дно «Зодиака».

В неведомых подреакторных закоулках, куда мы низверглись, плавать на «Зодиаке» было, конечно же, невозможно.

Слишком тесно, слишком много хлама и железяк с зазубренными краями.

Поэтому как только наша суперлодка ткнулась носом в первую же баррикаду из чугунных чушек, мы поспешили нашу лодку покинуть. Вода здесь доходила почти до пояса и продолжала прибывать.

Я с изумлением обнаружил, что по-прежнему сжимаю в руках «Раумшлаг», а на моей груди в специальном холщовом подсумке по-прежнему висит глубоковакуумная граната к нему.

Костя тоже умудрился сохранить и «Раумшлаг», и все свои боеприпасы к гранатомету числом три, как бы подтверждая: профессиональную хватку не пропьешь!

А вот стрелковку мы с Тополем всю утопили к чертовой бабушке – это да. Исключая разве что пистолеты в кобурах скрытого ношения – оружие последнего шанса.

– Никто не ранен? – спросил Филиппов.

– Разве что психически, – прокряхтел я. – Перезаряжайте пулемет, товарищ майор, и пойдем.

– Куда пойдем-то?

– То есть как это куда? – На меня невесть откуда вдруг сошло олимпийское спокойствие. Говоря эти слова прямо посреди обители зла, я улыбался умиротворенной, доброжелательной улыбкой Будды. – Куда сказали «монолитовцы». Генный процессор подрывать!

Мы находились в подреакторном коридоре. Вопросы о направлении задавать было глупо – направление было одно. Называлось оно «вперед».

Я пошел первым, чтобы сразу установить как можно более высокий темп движения. Мне было совершенно очевидно, что наш единственный козырь – внезапность.

Вторым, с пулеметом наперевес, двинулся Филиппов. Сутулый и худой, он походил на старого гончего пса, которого одна лишь любовь к хозяину заставляет трусить за очередным худосочным зайцем.

Костя оказался замыкающим, ему не привыкать.

Через двадцать шагов коридор уперся в Т-образный перекресток. Я, не задумываясь, свернул направо.

Еще через двадцать шагов нам улыбнулась удача: мы пришли к наклонной бетонной потерне, снабженной лестницей. Которую, учитывая крутой угол наклона потерны, следовало бы назвать скоб-трапом. И счастье: скоб-трап был цел-целехонек! Его не сожрали ни ржавчина, ни аномалии!

Я с облегчением покинул ледяную воду, которая доходила нам уже до груди. Даже просто перемещаться на такой глубине с дополнительным весом – занятие крайне изматывающее.

Глава 16. В реакторном зале

The bell that rings inside your mind,

Is challenging the doors of time,

It's a kind of magic,

A little bit of magic…

«А Kind of Magic», Queen

Лезть пришлось долго – казалось, скоб-трап ведет прямо на Луну!

Мы дважды достигали промежуточных площадок, от которых расходились горизонтальные трубы с остатками коммуникаций. Но ничего интересного для нас – дверей, проходов, мостков и тому подобного – не наблюдалось.

И лишь когда мышцы наших ног буквально задеревенели от однообразного усилия, я наконец уперся головой в люк.

– Похоже, восхождение окончено, – сказал я тихо. – И сейчас начнется совсем другой сюжет.

– Это если люк с той стороны не заперт, он начнется, – с иронией ответил майор Филиппов. – А если заперт, то начнется сюжет «спуск».

Но люк заперт не был.

Двинув люк правым локтем, этаким лихим танкистским движением, будто я проделывал это по десять раз на дню, я легко сдвинул его в сторону и ловко выскользнул из потерны. За мной проследовали мои спутники.

Тополь еще только поднимался с четверенек, а я уже зарядил «Раумшлаг» последней остававшейся у меня гранатой и осмотрелся.

Мы находились… прямо в реакторной!

Я не верил своим глазам!

Ну и везение! Вот спасибо тебе. Зона-кормилица!

Над нашими головами, похожий на летающую тарелку инопланетян, сильно побитую метеоритным дождем, нависал тот самый реактор.

Точнее, не «нависал». Он, строго говоря, покоился на могучих железобетонных тумбах. Каждая тумба была высотой в два человеческих роста и имела ширину грузовика.

От реактора исходило тепло и… какое-то очень бытовое, непафосное дребезжание, будто над нами находилось не чудо атомной техники двадцатого века, внутри которого размещается чудо биоинженерной техники века двадцать первого, а кипящая на плите кастрюлька с борщом, чья алюминиевая крышка истерично позвякивает на пару.

Я бросил косой взгляд на приборы – как ни странно, радиационный фон был невысоким.

Монстров тоже не видать…

А химические показатели? Снова же в норме! Хотя нам, обладателям гермокостюмов, это было в общем-то по фиг.

Однако на душе было очень тревожно.

– Это он? – спросил Филиппов.

– Да, – ответил я.

– С виду обычный реактор типа РБМК-1000. Никакой не этот ваш… генный…

– Там, видать, внутри все переоборудовано. Места-то полно. И удобно – укромность полная. Защита от радиации. Экранировка от пси-воздействий. От Выбросов. Куча железа…

– Все равно никогда не понять мне этих психов, – с какой-то не соответствующей моменту горечью сказал Филиппов.

– Обращаю ваше внимание, товарищи однополчане, – это был голос Тополя, – что стрелять мы не можем. Нас отделяет от реактора такая мизерная дистанция, что если мы сейчас пустим в дело наши «Раумшлаги», то провалимся в нелинейное инферно вместе с нашей целью!

– Реакторная, слава богу, большая, – сказал я, красноречиво указывая Косте на дальний, плохо освещенный угол зала. – Поэтому предлагаю: быстрыми перебежками движемся туда, расстреливаем эту дуру к едрене фене и топаем к своим, во вторую насосную. А оттуда – домой. Ну а дома я вам драников напеку, по старинному семейному рецепту. Водки тяпнем, сходим, в конце концов, к девочкам в клуб…

– А Шестопалов что?! Шестопалов? Бросим его? – судя по лихорадочному блеску глаз майора, он и слышать не хотел ни про какие драники, не говоря уже о клубе.

– Поищем его, конечно. Если судьба – найдем… Если нет – будем надеяться, он сам как-нибудь выкрутится. Не дошкольник ведь, а машина убийства.

Филиппов несколько раз рассеянно кивнул – дескать, согласен, а куда деваться?

* * *

Итак, мы вышли на финишную прямую.

Реактор РМБК-1000, внутри которого скрывался заветный генный процессор, серебрился перед нами на расстоянии выстрела.

За нашими спинами была дверь в коридор. Вот сейчас распистоним объект – и по этому коридору до лестницы, по лестнице вниз…

– Вы готовы? – спросил Филиппов у нас с Тополем.

– Я – да!

– А я… секундочку, – пробурчал Тополь. – Что-то у меня, похоже, аккумулятор расконтачился от наших заплывов.

– Ладно, некогда разбираться, – раздраженно сказал я. – Давай мне сюда свои гранаты, выпустим все из моего ствола.

Стоило мне сказать это, как где-то на головокружительной высоте, под самым потолком внушительного зала, зажглись яркие белые прожектора.

Реакторная сразу же зрительно увеличилась в несколько раз.

Одновременно с этим малоприметные, сливающиеся с фоном бронешторки, закрывающие ниши на стенах, поползли вверх. За ними открылись небольшие комнаты вроде аппаратных в кинозале.

Только вместо кинопроекторов каждая такая «аппаратная» содержала трехметровые стальные воротца, похожие на рамки металлоискателей в аэропортах.

Было там и еще какое-то вспомогательное оборудование, нечто вроде больших механических лопат, я не рассмотрел толком. Тем более что моим вниманием сразу же завладел человек, появившийся из глубины самой дальней от нас «аппаратной».

На незнакомце был белый халат. Из-под нижнего края халата выглядывали потрепанные джинсы, а из горловины торчал ворот старомодной серой водолазки. Человеку было на вид лет сорок пять, а может, и больше – волосы его были полностью запорошены сединой. Правда, спустя минуту я понял, что это не седина, а просто полная депигментированность – судя по цвету кожи и глаз, человек был альбиносом.

Он не был вооружен и казался расслабленным, чуть ли не рассеянным. При этом он отлично видел нас и, судя по всему, именно ради встречи с нами вышел на свет, так сказать, рампы.

Хоть и был я в тот день задурен, как вокзальная кассирша накануне Нового года, а все же смекнул, что между появлением ученого альбиноса в халате и нашим желанием распистонить реактор из «Раумшлага» имеется непосредственная связь.

Как оказалось, я не ошибся.

Стекло «аппаратной» опустилось. Незнакомец ступил на исполнительный орган устройства, которое я называю механической лопатой. И эта самая лопата аккуратно спустила его с пятиметровой высоты «аппаратной» на бетонный пол реакторного зала.

Альбинос подошел к нам совсем близко и с неискренней улыбкой офисного карьериста произнес: