Текст книги "Диалог с компьютером"

Автор книги: Александр Журавлев

Но вы, наверное, обратили внимание на логически странноватую строчку в последней строфе: В желтом, и синем, и красном? Непонятно, что этими цветами обозначено. Может быть, в этой строчке подытожены цветовые впечатления от образов всего стихотворения?

Действительно, в первой строфе прямо назван желтый цвет. Во второй строфе что-то темное (в потемках за полкой), серое (мышиная стена), какой-то синевато-стальной отблеск холодной иголки. А в третьей – пожар, значит, что-то красное или красно-желтое, цвета пламенеющей осенней листвы.

Теперь обратимся к компьютеру. Что скажет он, анализируя гласные в этих строфах? Невероятно, но цифры перед вами: первая строфа – «желтое» (доминирует О), вторая «темно-синее» (доминируют Ы и И), третья – «красное» (доминирует А)!

Эти совершенно уж невообразимые соответствия, это математически точное следование частотностей гласных за сменой цветовых картин настолько ошеломило, что пришлось обратиться к поэту за разъяснениями. Казалось, звукоцветовые связи для него настолько явны, что он специально строит звукопись с их учетом и даже говорит об этом читателю. Но поэта тоже удивили статистические выкладки: как оказалось, никакие цвета он со звуками не связывает и никогда о таких связях специально не думал.

– А что же такое «в желтом, и синем, и красном»?

– Не знаю, – ответил он, – так написалось... давно это было. Может быть, платье было такое...

Трудно сказать, какие реальные цветовые образы вызвали к жизни эту строчку, но одно несомненно – здесь интуиция поэта вырывается из подсознания, является читателю непосредственно и пытается материализовать, поднять до сознательного уровня звукоцветовую интуицию читателя.

Вообще стихотворения А. Тарковского – благодатный материал: можно брать любое произведение, где назван какой-либо цвет, и почти наверняка этот цвет будет поддерживаться цветовым сопровождением гласных.

Был случай: в стихотворении «Синицы» вдруг оказалась резко завышенной частотность мрачной Ы. А ведь стихи-то ярко-синие:

 
В снегу, под небом синим,
А меж ветвей – зеленым...
***
Идет морская синька
На белый камень мола...
 

С какой стати здесь Ы? Сомнения взяли – у А. Тарковского вряд ли такое может быть. И что же? На перфоленте обнаружилось масляное пятно, фотоввод принял его за перфорацию, и машина ошиблась. Правильный расчет показал – четко доминирует именно синяя И. Более того, зеленый проблеск тоже есть: загляните в таблицу – Е чуть-чуть больше нормы!

В этом стихотворении причудливо переплетены и ассоциативно слиты впечатления от слов, образов, звуков, красок:

 
В снегу, под небом синим,
              а меж ветвей – зеленым,
Стояли мы и ждали
              подарка на дорожке.
Синицы полетели
              с неизъяснимым звоном,
Как в греческой кофейне
              серебряные ложки.
Могло бы показаться,
              что там невесть откуда
Идет морская синька
              на белый камень мола,
И вдруг из рук служанки
               под стол летит посуда,
И ложки подбирает,
              бранясь, хозяин с пола.
 

Событийной канвы здесь нет: пролетела стая синиц – вот и все события. А дальше – лишь ассоциации, вызванные птицами, их полетом и щебетом. Звуковая ассоциация – звон серебряных ложечек, цветовая – синяя морская вода у белого мола. Но вот что интересно –синица вовсе не синяя, а скорее желтая птица. Однако ее имя – синее и в смысловом и в звуковом плане. И щебет синиц, высокий, нежный и чистый, тоже ассоциируется с «синим» звуком И. Потому и полет синиц над снегом вызвал у поэта воспоминание о морской волне, бегущей к белому молу. Так звуковые впечатления оказались сильнее предметных. А наглядно изобразить, проявить скрытую звукоцветовую картину ассоциаций помог компьютер.

Звукоцвет в стихотворении «Сирени вы, сирени...» выполнен А. Тарковским в приглушенных, сине-зеленых, лиловых и зеленых тонах: это небольшое превышение нормы для частотностей У+Ю и Е + Ё. Та же цветовая гамма создана и колористическими образами стихотворений – сизые гроздья сирени, трава, лиловый гуд пчел.

 
Сирени вы, сирени,
И как вам не тяжел
Застывший в трудном крене
Альтовый гомон пчел?
***
Пройдет прохлада низом
Траву в коленях гнуть,
И дождь по гроздьям сизым
Покатится, как ртуть.
***
Под вечер – ведро снова,
И, верно, в том и суть,
Чтоб хоть силком смычковый
 Лиловый гуд вернуть.
 

В стихотворении «Дождь» и словами и звуками действительно вылеплен зеленый слепок грозового гула. Основной тон картины создают темные сине-зеленые У с мрачными пятнами Ы, синими просветами И, зелеными бликами Е (травы неуловимое движенье) и даже желтым мазком ударных О (сухой песок).

 
Как я хочу вдохнуть в стихотворенье
Весь этот мир, меняющий обличье:
Травы неуловимое движенье,
 
 
Мгновенное и смутное величье
Деревьев, раздраженный и крылатый
Сухой песок, щебечущий по-птичьи, —
 
 
Весь этот мир, прекрасный и горбатый,
Как дерево на берегу Ингула.
Там я услышал первые раскаты
 
 
Грозы. Она в бараний рог согнула
Упрямый ствол, и я увидел крону —
Зеленый слепок грозового гула.
 

Средствами языка – значениями слов и содержательностью звуков – А. Тарковский создает буквально зримые цветные картины с богатой и содержательной игрой красок. Поэт тонко чувствует колорит в живописи и в своем творчестве устанавливает между двумя видами искусства глубокую внутреннюю связь, которая ощущается читателем интуитивно и может быть выявлена с помощью компьютерных расчетов при обработке стихотворений, навеянных произведениями живописи.

Стихотворение «Петровские казни» – это, если можно так сказать, языковое изображение цветовой гаммы картины В. Сурикова «Утро стрелецкой казни». Его звукоцветовой тон оказался темным и мрачным. По цвету это самое мрачное из всех рассмотренных здесь стихотворений, потому что в его звуковой ткани господствует Ь/, резко превышая норму. Глухой фон кое-где приобретает темно-синий и темно-зеленый колорит (У, Ю), иногда на нем проступают темно-багровые пятна А и Я. Едва просвечивает размытый серо-синий цвет И. Но все краски приглушены, затемнены подавляющим доминированием Ы.

Когда будете в «Третьяковке», сравните «расчетную» картину с полотном В. Сурикова, и вы убедитесь в глубоком и гармоничном соответствии двух произведений.

Поэт сам говорит о внутреннем родстве своего творчества с живописью в стихотворении «Пускай меня простит Винсент Ван Гог», описывая впечатление от картины «Звезда и кипарис».

 
Стою себе, а надо мной навис
Закрученный, как пламя, кипарис.
Лимонный крон и темно-голубое —
Без них бы я не стал самим собою,
Унизил бы я собственную речь,
Когда б чужую ношу сбросил с плеч.
А эта грубость ангела, с какою
Он свой мазок роднит с моей строкою...
 

Звукоцветовая инструментовка дает те же цвета – лимонный крон и темно-голубое: доминирует желтый О и темно-синий У и даже в том же порядке, как в этой строке – наибольшее превышение нормы дает О (1,93), затем У (1,25). Но в «Звезде и кипарисе» тоже царит лимонно-желтый свет диковинной звезды и темный сине-голубой цвет неба!

Ну можно ли поверить, что звукоцветовая инструментовка не специально, точнее, не логически, не рационально выстроена «под колорит картины»? А с другой стороны, совершенно ясно, что здесь действовали не вычисления, а вдохновение – Стихотворение-то написано, когда ни о каких таких вычислениях звукоцвета никто и подозревать не мог, а слову компьютер предстояло появиться в нашем языке только еще почти через четверть века.

Арсений Александрович, когда увидел компьютерные результаты, рассмеялся:

– Ей-богу, я не виноват.

– Но вы же написали: Я ловил соответствие звука и цвета?

– Ну, что же, значит, ловил. – Он только руками развел.

А. Тарковский действительно внес в криницу языка многоцветные листы своих книг, уловил звукоцветовые соответствия не намеренным подбором звуков, а непостижимой поэтической интуицией, этим сверхсознанием, которое называют талантом.

Звуковые витражи

Если у А. Тарковского звукоцвет пастельных тонов, тонких оттенков и гармоничной гаммы, как акварели или старинная живопись, то А. Вознесенский здесь действительно «витражных дел мастер» – его звукоцвет интенсивен, ярок, контрастен. Сравните по таблице: нагнетение гласных нужного цвета у А. Тарковского сдержанное – оно остается в пределах 2ó, у А. Вознесенского оно гораздо более энергично и может достигать почти 5ó. Своеобразен не только общий характер, но и техника звукоцветового письма А. Вознесенского. Он не только крупно превышает во всем стихотворении частотности гласных соответствующего цвета, но и неожиданно скапливает в каких-то местах стиха контрастные звуки. И хотя их частотность во всем тексте не превышает нормы или даже не достигает ее, скопления создают яркие и контрастные цветовые всплески.

Вот один из наиболее выразительных витражей – «Васильки Шагала». Это праздник синего цвета – коронного цвета Шагала («Но его синий не знает соперников», – пишет поэт), и синяя И безраздельно господствует среди гласных: превышение нормы составляет более 4ó. Но в этом произведении – трагическое столкновение двух тем: Родины и художника, оторвавшегося от нее. Символ Родины – васильки, и соответственно мощному звучанию этой темы доминируют синяя И и гораздо менее заметно – зеленая Е. Особенно сгущены васильковые гласные (к тому же ими заняты почти все ударные позиции) в строках о Родине:

 
Милый, вот что вы действительно любите!
С Витебска ими раним и любим.
Дикорастущие сорные тюбики...
***
Кто целовал твое поле, Россия,
Пока не выступят васильки?
Твои сорняки всемирно красивы,
Хоть экспортируй их, сорняки.
 

А в строчках, ведущих тему художника, полыхают на синем фоне багровые скопления А и Я:

 
Лик ваш серебряный, как алебарда.
***
Как заплетали венок вы на темя
Гранд опера, Гранд опера!
***
Ах, Марк Захарович, нарисуйте...
 

Даже предельное сгущение, когда только А, никаких других гласных:

 
Марка Шагала, загадка Шагала...
 

И резкое, без переходов столкновение тем, звуков и красок:

 
Ах, Марк Захарович, Марк Захарович,
Все васильки, все васильки...
 

Заметьте, кстати, что основные темы и сопровождающие их гласные названы и приведены в столкновение уже в заголовке: вАсИлькИ шАгАлА – только главные слова и главные звуки!

И еще один штрих, подчеркивающий поразительное соответствие звучания и значения: синий и красный в этом стихотворении не радостного, светлого, а густого, притемненного тона – чуть превышает норму частотность черной Ы.

Конечно, чаще нормы встречающиеся в стихе гласные вызывают в подсознании читателя не конкретную гамму цветов, а лишь смутные цветовые ассоциации, лишь самые общие цветовые впечатления. Зримая цветовая картина выстраивается уже в сознании читателя под воздействием в основном понятийной семантики текста, его образов, его целостного содержания.

Если это, например, «Пожар в архитектурном институте», то образ пламени создается лексическими средствами стихотворения. А то, что в тексте резко завышена частотность красных Л и Я, только поддерживает, подчеркивает эту картину, подключает к ее формированию еще и звукоцветовое подсознание. Но по содержанию это оптимистический пожар, и хотя красный, как и положено пламени, сопровождается небольшим превышением нормы для черно-дымной Ы, все же гораздо более заметное доминирование синих И и Й поддерживает ту общую тональность, когда говорят: «Гори оно синим пламенем!»

Уверившись в точности поэтической звукоцветовой интуиции и действенности методики ее выявления, мы уже заранее ожидали получить в стихотворении «Сирень «Москва – Варшава» соответствие звукоцветовой инструментовки цветовому содержанию. Но того, что получилось, нельзя было даже предполагать.

Как уже говорилось, в «Сиренях» А. Тарковского доминируют в равных долях, хотя и с небольшим превышением нормы, сиренево-зеленоватые У+Ю и Е + Ё. Представьте себе, в «Сирени...» А. Вознесенского доминируют точно те же звуки и почти в той же пропорции! Только их превышение нормы, опять-таки в соответствии с «витражным» характером звукоцветового письма, значительно (в 6 раз) выше.

А ведь произведения такие разные. И по образному строю, и по манере письма, и по самому своему духу. Казалось бы, ничего общего нет, кроме сирени, да и та у А. Вознесенского совсем другая, явно из века НТР: цветет «искусственно» – в начале марта (несовременно цвести в саду), описывается через намеренно современные сравнения.

 
...сирень пылает ацетиленом!
...на третьей скорости цветет она!
Ночные грозди гудят махрово,
Как микрофоны из мельхиора.
...свистит
           трассирующая
                              сирень!
Смешны ей – почва, трава, права...
 

И столь непохожие стихотворения столь разных поэтов, как оказывается, настолько сходны по звукоцветовой организации! Это ли не подтверждение экспериментально полученного вывода о том, что звукоцветовые связи у разных носителей одного языка вполне согласованны? И художники слова при всей своей индивидуальности опираются все же на всеобщие, коллективные закономерности, иначе работа их интуиции не вошла бы в резонанс с работой интуиции читателей.

Но в рамках общих тенденций могут, разумеется, обнаружиться и различные оттенки в звукоцветовых ореолах. Например, О – гласная света. Для Тарковского светлее всего солнце, поэтому О для него явно желтая. А для Вознесенского светлее всего снег:

 
...выпадает белая магия – «снег».
Все по сравнению с ним – тускло,
 все вызывает оскомину,
и кажется желтым дневной свет.
 

Поэтому О для Вознесенского, пожалуй, скорее белая. (Как говорилось, многие испытуемые считают О белой.)

Во всяком случае, в стихотворении Вознесенского «Очищение» борьба снега и земли, возвышенного и низменного, света и тьмы сопровождается борьбой доминирующих гласных – светлой О и темной У:

 
Тебя соскребаю с асфальта,
весь полон минутою той,
когда ты повалишься свято
меня засорять чистотой.
***
 

 
Не нужно чужого мне Бога,
Я праздную темный мятеж.
Черна и просторна дорога,
Свободная от небес!
 

Интересен точный выбор контрастной темной гласной. Если бы эту роль играла Ы, то контраст был бы слишком резок, а общий тон стал бы мрачным, трагическим. А ведь в этой борьбе последнее слово все-таки остается за светом:

 
Мой путь все вольней и дурнее.
Упрямо мое ремесло...
Приеду – остолбенею —
все снова тобою бело.
 

Любопытно, что победа света сопровождается и «победой» гласной О. Если первые строчки этой заключительной строфы насыщены звуком У, то в последних словах – скопление О, и даже самый последний звук – ударный О.

Теория и практика

Нельзя и предполагать, что гармония звука, цвета и содержания, обнаруженная во всех приведенных здесь стихотворениях, случайна. Еще более невероятно допустить, что поэты сознательно выстраивали именно такие звуковые рисунки своих произведений, специально ориентируя их на звуковой эффект. Единственное объяснение всем этим соответствиям – проявление работы поэтического таланта, который эвристически находит способы поставить на службу своему замыслу все аспекты и оттенки языкового смысла, даже такие ускользающие, неосязаемые, как цветные ореолы звука.

Компьютер улавливает эти оттенки семантики, достаточно убедительно их имитирует и даже объясняет их человеку. Но, как и в работе с другими семантическими явлениями, без человека и в этой области компьютер становится беспомощным. Как уже говорилось, звукоцветовые стихотворения довольно редки. Если дать машине какой-либо текст наугад, то может оказаться так, что в тексте случайно доминирует какой-то гласный звук, и машина «окрасит» текст в соответствующий этому звуку цвет. А в тексте никаких цветовых образов не будет, ни о каком цвете и слова нет, и значит, не может быть никаких звукоцветосодержательных соответствий. Не понимая текста, машина не сможет решить, использован ли в данном случае звукоцвет как художественный прием или это случайность и звуковая ткань текста никакого соответствия с содержанием не имеет.

Можно попытаться ввести в память компьютера все цветообозначения, но это едва ли поправит дело. Во-первых, их очень много, семантика их сложна, неоднозначна, и не всегда возможно свести всю массу слов, описывающих различные оттенки цвета, к нескольким словам, называющим цвет гласных. А во-вторых, и это главное, цвет в тексте может обозначаться не только цветовыми прилагательными, но и через описание цветных предметов. Тогда компьютеру нужно знать окраску всех предметов и явлений, чему пока еще невозможно его обучить.

Но вот оказать человеку помощь – это другое дело, это компьютеру, обученному анализировать звукоцвет, вполне по силам.

Хотя бы такая идея. Сейчас широко распространены световые и цветовые эффекты, как сопровождение эстрадных выступлений, особенно выступлений вокально-инструментальных ансамблей. Но игра цвета при этом никак не связана с содержанием исполняемой песни. Может быть, воздействие выступления на зрителей усилится, если такую связь установить?

Представим себе, что исполняется песня на стихи С. Есенина «Отговорила роща золотая...». Вообразим также компьютер, сопряженный с каким-либо цветосинте-зирующим устройством. (Такие установки, кстати, уже существуют, в них электроника управляет лучами лазера, создающими очень богатую и эффектную игру цвета.) Компьютер заранее рассчитывает основную цветовую гамму стихотворения, а затем, в ходе исполнения песни, расцвечивает эту гамму доминирующими гласными, встречающимися по ходу текста, особо учитывая ударные звуки.

Работа с компьютером потребует, конечно, репетиций, чтобы достичь сыгранности всего ансамбля, но ведь и «бескомпьютерное» исполнение требует большой подготовительной работы.

Как нам уже известно, основной цветовой тон стихотворения желто-коричневый. В этой гамме и будет организовано цветовое сопровождение.

В первой строчке:

 
Отговорила роща золотая —
 

сначала подряд идут желтые О, значит, желтый цвет разрастается, усиливается. Затем кратко мигает синим единичный ударный И, и снова крепнет желтый цвет, начиная смешиваться с красным, когда появляются А и Я. Строка получилась действительно золотой, с кратким промежутком синего, как осеннее небо сквозь желто-красную листву.

Но уже в следующей строке золотые краски темнеют, жухнут – это скапливаются малочастотные, а потому и особенно заметные темно-коричневые Ы:

 
Березовым, веселым языком.
 

И сразу же тучами наплывают темно-синие У:

 
И журавли, печально пролетая,
Уж не жалеют больше ни о ком.
 

В начале следующего куплета три ударных И подряд:

 
Стою один среди равнины голой —
 

создают яркий голубой просвет, но тут же снова сгущаются темные У:

 
А журавлей относит ветер вдаль,
Я полон дум о юности веселой...
 

И, как молния в темных тучах, вспыхивает красная ударная А в последнем слове куплета:

 
Но ничего в прошедшем мне не жаль.
 

Разражается гроза – это подряд идут А, занимая и ударные и безударные позиции:

 
Не жаль мне лет, растраченных напрасно.
 

Посмотрите, как образно, зримо передано в звуках трех строк течение грозы. Сначала в строчке только одна А – как бы первая молния сверкнула. Затем пять А в одной строке – молнии сверкают одна за другой. И в следующей строке опять только одна А как отголосок затихающей грозы, а дальше – клубящиеся тучи У:

 
Не жаль души сиреневую цветь.
 

Постепенно возвращаются первоначальные осенние краски О, А, И, но теперь они уже не столь ярки, они приглушены темной Ы:

 
Скажите так... что роща золотая
Отговорила милым языком.
 

В двух последних словах ударная И и два Ы создают серо-синее хмурое пятно, на котором кратко вспыхивает желтым светом и затухает последняя ударная О.

Для содержательного цветового сопровождения песни не обязательна и компьютерная установка. Изучив расчеты компьютера и внимательно наблюдая за гласными в тексте, можно и «вручную» создать нужную игру цвета с помощью театральных прожекторов, например, или других доступных светотехнических средств.

Но уж литературный материал, разумеется, должен быть добротным, иначе никакая техника и никакие выдумки не спасут.

Могут принести пользу данные компьютера о звуко-цвете и переводчикам. Ведь если в оригинале стихотворения создан звукоцветовой ореол, то при переводе его необходимо сохранить. И есть такое подозрение, что зву-коцветовые соответствия специфичны для каждого языка. Если это так, то при переводе нужно подобрать новые звуки так, чтобы на другом языке создать тот же звуковой эффект.

Разберем один поразительный пример работы переводчика со звукоцветом. В начале этой главы уже упоминался сонет А. Рембо «Гласные», в котором он окрасил звуки совсем не так, как это иолучилось по результатам экспериментов с носителями русского языка. Неизвестно, какие звукоцветовые соответствия наблюдаются во французском языке, но в переводе сонета А. Кублиц-кой-Пиоттух на русском языке сохранены ассоциации А. Рембо.

Сонет для нас исключительно интересен тем, что в нем цвет звуков описывается дважды – один раз называется прямо и еще раз «расшифровывается» через цветовые образы. Можно предположить, что в описаниях цветовых образов должны доминировать те звуки, цвет которых «расшифровывается». Так, А для Рембо черный, а расшифровка такая:

 
А – бархатный корсет на теле насекомых,
Которые жужжат над смрадом нечистот.
 

В этих строчках должен превышать норму звук А, но на самом деле его меньше нормы, а резко, в 2,5 раза, превышает норму звук Ы. В чем же дело? Уж не в том ли, что в русском языке черный действительно не А, а Ы? Тогда выходит, что сознательно переводчица, вторя Рембо, пишет, что А – черный, а подсознательно нагнетает в «черных» строчках действительно черный для русских Ы. Неужели такое возможно?

Проверим «красную» расшифровку. И если в ней вместо И будет доминировать красный для русских А, то придется признать такое невероятное, казалось бы, расхождение между сознанием и интуицией.

 
И – пурпурная кровь, сочащаяся рана,
Иль алые уста средь гнева и похвал.
 

Уже без подсчета видно: И здесь почти не встречается, зато А – подряд, в том числе на многих ударных позициях (вот хотя бы сочащаяся рана). Подсчеты подтверждают, что доминирует, конечно, А, превышая норму в 2 раза, тогда как И гораздо меньше нормы. Сомнений нет – у переводчицы, как и должно быть, действительно красный А, но вовсе не И.

Что же касается И, то его частотность выше всего именно в «синей» расшифровке:

 
О – звонкий рев трубы, пронзительный и странный,
Полеты ангелов в тиши небес пространной —
О – дивных глаз ее лиловые лучи.
 

Вот что такое работа поэтической интуиции! Даже прямое давление сознания не может ее сбить, направить на ложный путь. Оказалось, что там, где работала поэтическая интуиция (в «расшифровках»), звукоцвет не скопирован, а построен средствами нового языка. Там же, где оказывало давление сознание (в прямых определениях цветов гласных), получился дубляж оригинала.

Закономерности звукоцветовых соответствий важно учитывать и в других практических областях. Специалисты по средствам массовой коммуникации, агитации, рекламе, изготовители различной наглядности – плакатов, вывесок, афиш, наглядных пособий – тоже могут воспользоваться данными о звукоцвете. К примеру, реклама часто использует цвет, но безотносительно к звучанию текста, а ведь вполне возможно, что соответствие звукового и зрительного ряда усилит воздействие сообщения.

Или такая, казалось бы, мелочь. В букваре даются цветные рисунки к буквам. Скажем, изображена буква А и рядом – арбуз. Иллюстраторы интуитивно чувствуют, что тут нужен не зеленый, а красный цвет, поэтому, как правило, «взрезают» на картинке арбуз, обнажая его красную мякоть. И это правильно. Но в других случаях рисунок не дает возможности подкрепить букву нужным цветом. Между тем не исключено, что соответствие звука и цвета улучшило бы запоминаемость звуков и букв детьми.

Во всяком случае, везде, где необходимо добиваться максимального воздействия текста на человека, стоило бы изучать действие звукоцвета. И если это явление хотя бы немного поможет в таком важном деле, его необходимо использовать, тем более что это не потребует никаких особых трудов и затрат, поскольку самую трудоемкую работу берет на себя компьютер.