Текст книги "Культурные особенности (СИ)"

Автор книги: Александр Зарубин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Под ногами дрогнула земля. Солнечный луч перед глазами исчез, подернулся серым. Солнце закрылось, на мир легла тень. Тень звериной головы с красными, горящими глазами. Давешний ящер. Ой.

Ирина не заметила, как оказалась у БТРа. Вдруг, раз – и она уже рядом, у борта, подсаживает внутрь Лиианну с Мией. Последняя сходу прыгнула за баранку, села, завела свою песнь – тягучий, мерный речитатив. Порядок запуска. Заскрипел пулемет. Биенье крови в висках улеглось, стало тише. Вдруг. Сверху – лязг желтых клыков, хруст и мерный шорох падающих листьев. И дрожание земли, опять. Чувствовалось даже здесь, сквозь металл и толстую резину колес. Место стоянки Эрвин выбрал с умом. Смешные деревья-бутылки были прочны, и стояли густо. Достаточно, чтобы исполинский ящер застрял. Тварь вздохнула, обдав тяжелым ветром людей внизу, с хрустом сожрала ветку и ушла прочь, косясь вниз незлым алым глазом. Под лапой-колонной дрожала земля. Тише и тише…

– Сотрясатель, – выдохнула Миа, глядя ему вслед, – их тоже мало осталось.

– Нам повезло, что он травоядный.

– Это Эрвин умный. Хорошо встал, так, что сотрясатель нас просто не заметил. В то бы съел. Эти гиганты что попало едят.

– Ой, а коммандо будет? Настоящее? – пискнула сбоку Маар. С улыбкой – мелкой все трын-трава.

– Коммандо? – переспросил Эрвин. Миа уточнила:

– Охотники. Их семья. Вообще, должны быть. Такие твари – это путь «твердой земли». Святой Яков. Может, и встретим, охотники идут за таким по пятам. Обычно.

– Сколько же нужно народу, чтоб такую тварь завалить?

– Десять, зачем больше, – искренне удивилась Миа. ДаКоста присвистнул, хлопнул себя по щекам.

– Отбой. Пойду-ка я ограду проверю, – коротко сказал Эрвин, прыгая через борт.

– Я тоже, – отозвалась Ирина. Было как-то не по себе при мысли о том, что рядом ходят люди, способные вдесятером завалить такого гиганта. И птицы кричат в вышине. Бьются, кричат, будто предупреждают… Знакомые по лесу пестрые, смешные птицы.

«Вообще-то я была обязана расслышать их раньше. Предупреждали. А я задумалась», – думала Ирина осторожно пробираясь в лесу между ветками. Слева – чавк сапог и хруст. Эрвин бродил рядом, разглядывая окрестности. Солнце зацепилось за горизонт, мягкий золотой свет плыл, дробясь и сверкая на зелени веток. Небо вверху – голубое, бездонное до черноты. Венус плыл по орбите над головой – остроносый, сверкающий треугольник. Ирина поежилась – на ум пришли палубы, длинные одинаковые коридоры. Вонь дезинфекции, холод и мертвенный свет дневных ламп.

«Господи, каким же он маленьким кажется отсюда».

А тут, в лесу теплый ветер – пряный, цветочный, щекочущий нос. Тени ложились под ноги – полосами, густой пеленой. Гремели сверчки – на три такта, мерным, звенящим мотивом. И птицы. Мелодичный, приятный свист в вышине. Ирина заслушалась так, что потеряла Эрвина из виду. Опомнилась, огляделась. Вокруг – никого, лишь листья дрожат и слегка гнутся под ветром. Над головою – толстые ветви, зеленые клубки лиан. Птичий посвист – вибрирующий, тревожный. Хрустнула ветка под сапогом. Ирина обогнула толстенный ствол и увидела лесную певунью.

На ветке над головой. Пестрая, с ярким, переливающимся на свету оперением. Уборе зеленых, алых и желтых перьев-полос. Не большая, не маленькая – в две ладони.

– И совсем не птица, – прошептала Ирина под нос, приглядевшись. Клюв – кожистый, длинный, полный острых, мелких сверкнувших на солнце зубов. Кривые когти на крыльях. Родственник дракону, похоже, дальний. Пичуга дернулась, забила крыльями, встала на тонких и сильных ногах. Закричала, разинув клюв – тревожным, звенящим в ушах напевом. Ирина невольно отступила на шаг. В ветвях под деревом что-то шевелилось. Опять птичий крик. Истошное хлопанье крыльев – на месте. Тонкое, гремящее шипение и шелест в листве. Ирина пригляделась – змея. Немаленькая, с руку, змея текла ртутной струйкой наверх, вилась, держа на весу треугольную голову.

Птица подняла крылья, вскинула голову, закричала – длинной трелью, тоскливым и страшным напевом.

– Улетай, глупая, – шепнула Ирина. Перевела глаза. Выше, за птичьим хвостом – переплетенные ветви, желтые пятна пуха. Тонкий, дрожащий писк. Гнездо с птенцами. Змея зашипела, качнув головой. Руки Ирины легли на ремень. Форменный флотский ремень с квадратной латунной пряжкой. Тяжелой. И края заточены до остра по обычаю нижних палуб. Не то, чтобы Ирине раньше доводилось ей пользоваться. Так. Змея подняла голову, мелькнул язык меж клыков. Черной, раздвоенной полосой на кровавом фоне. Лязгнула пряжка, кожаный флотский ремень скользнул в ладонь. Птица закричала опять. Ирина решилась. Шагнула вперед, ладонь крутанулась, задавая бляхе разбег. Змея зашипела, дернулась, свивая кольца к броску. Не успела. Пряжка со свистом рассекла воздух, ударила – с маха, ребром по коричневой ленте. Брызнула кровь – густая, тягучая кровь, почти черная в свете заката. Мертвая тварь, извиваясь, упала вниз, в траву, с отрубленной головой. Пискнул птенец. Маленький желтый комочек высунул клюв из гнезда, прощебетал, косясь на Ирину маленькими черными бусинками – глазами.

– Иш ты, храбрый какой, – улыбнувшись, подумала она. Ремень никак не хотел лезть назад, упирался, цепляясь за юбку. Птица-мама вспорхнула, пропела в лицо. На высокой ноте, в три такта, глядя прямо в лицо. Умными, большими глазами.

– Извини, я не понимаю, – ответила Ирина. Всерьез, не думая, что делает глупость. Птица же не могла говорить. Только пропела – еще раз. И еще. Встопорщился хохолок на ее голове – желто-алый, радужный комок перьев. Птица цивикнула еще раз. Без страха, приглашающе-тихо. Ирина улыбнулась, невольно протянула руку – погладить этот смешной хохолок.

И клюв, полный острых иголок-зубов щелкнул, сомкнулся у нее на запястье.

Боли не было.

Просто капля крови. По ладони– вниз, вдоль, по линии жизни.

И трудно дышать.

В горле встал комок. Мир вокруг дрогнул, подернулся серым. Словно густая вуаль упала на глаза. Глухо бухнуло, забилось сердце в груди. Резко, в такт птичьим крыльям. В спину уперся колючий древесный ствол. Поддержал, не дал упасть. А пестрая птица не улетала, все висела в воздухе, глядя на Ирину черными большими глазами. Иголки зубов в пасти – маслянистые, влажно блестят.

«Отрава. Ерунда, просто надо собраться, – проплыла мысль в голове. Медленно, захлебываясь в серой тине, – прививка была. Точно. Флотская комплексная прививка. Еще та гадость, но с ядом справиться должна. Обязана. Надежная вещь. Гарантия»…

Птица чирикнула, пропела еще раз. И еще, глядя на Иру внимательными, большими глазами:

«Извини». «Так надо».

Ирине показалось, что птичий щебет переводится именно так. Даже кивнула в ответ – с трудом. Ничего страшного, мол, надо – так надо В ушах – грохот и оглушительный гул. Кровь. «Черт, пора бы прививке подействовать». Треск и грохот ветвей. Задрожала земля.

Сотрясатель вернулся?

Нет, это Эрвин бежит на крик. Быстро, страшно, снося и ломая на ходу ветки деревьев. Птица вспорхнула, крикнула при виде его. Метнулась назад, к гнезду. Закричала – испуганно.

– Эрвин, птицу не тронь, – испуганно крикнула Ира, – не тронь, там гнездо. С маленькими.

Эрвин не тронул. Ему было не до того. Подбежал к Ирине, схватил, поднял на руки. Разом, в одно движение Ирина дернулась было – сказать что не надо, справится и так. Прививка должна…Рубашка пахла порохом и оружейной смазкой. Знакомый по дому запах.

Птица крикнула им вслед.

– До свидания.

Да нет, бред. Птицы не разговаривают. Неважно. Мир качался, глаза смыкались сами собой. Эрвин нес ее назад. К лагерю. Бережно. А руки его широкие, сильные. Теплые. Можно свернуться калачиком и поспать немного…

Глава 13 Плантация

Сегодняшний день чем-то отличался от других. Чем – этого Эмма Харт еще не поняла. Просто видела, как по плантации проезжали машины. Как кричали друг на друга охранники. Просто чуяла беду. Хотя, куда уж ей больше – бывшей арестованной, пассажирке с эмигрантской палубы, беглой каторжанке. Беглой – насмешка судьбы. На свободе Эмма не проходила пяти минут – плосколицые дикари с винтовками повязали ее прямо у берега и погнали в лес. Недалеко, на плантацию алого цвета. Даже если бы не было толстого Хьюго, зевнувших конвойных, лиловых, пульсирующих энергокабелей, украденного ножа и так кстати взорвавшегося экраноплана. Все равно попала бы сюда, только охранники были бы другие. Не загадочные плосколицые туземцы с винтовками на плечах, а земные хмыри в полицейской форме с дубинками. А в остальном все, что написано ей на роду: палящее солнце, зеленый, удушливый лес, жара, рваная роба, перчатка на руке и цветок тари, щерящийся в лицо алой, колючей пастью соцветья. Все равно.

И все-таки – сегодня что-то новое билось, витало в воздухе, ползло на бараки вместе с удушливой полдневной хмарью. Из леса приехали грузовики – две тупорылых, окованных сталью машины с длинными, решетчатыми кузовами. Эмми при виде их подобралась, скользнула ближе – осторожно, шаг за шагом, стараясь держаться в тени ограды. Она умела быть незаметной, совсем незаметной, но это не помогло в этот раз. Слишком недолго простояли грузовики на плацу. Слишком внимательно косили водители по сторонам. Старший сходу наорал на внутреннюю охрану плантации – четвёрку здоровенных, обычно вальяжных громил в шортах, очках и широких шляпах. Те было дернулись, но после нового окрика сникли. И пошли разгружать мешки. Лично – у Эмми аж глаза вылезли на лоб от удивления. А потом загружать – водила рявкнул новую команду, очкастые синхронно развернулись, пошли таскать со склада увязанный в тюки урожай. Эмми попыталась скользнуть ближе – неизвестно откуда машины приехали, но явно из более цивилизованных мест.

– Есть смысл рискнуть… – пробилась в голову безумная мысль. Пробилась, ударила дробью в ушах. Нога скользнула, сделала шаг, другой – по-кошачьи беззвучно.

Но последний мешок исчез в кузове прежде, чем Эмми сумела пересечь плац. Машины взревели на ее глазах, сдали назад и исчезли в облаке жёлтой, слепящей пыли.

«Слишком быстро уехали – кузова заполнены едва на треть. Что-то будет» – подумала Эмми, унося ноги – быстро, пока поднятая колесами пыль прятала её от оставшихся на плацу охранников. На ее счастье, те не смотрели по сторонам. Развернулись, поглядели на часы. И скрылись, ушли в караулку – невысокий блокхаус, сложенный из толстых вековых бревен. Быстро, почти бегом, будто жёлтый песок жёг им подошвы. За последним щёлкнул замок. Глухо ударил гонг – подвешенная к столбу ржавая рельса. Управляющий замахал тростью и тоже заорал, морща плоское лицо:

– на работу.

Заскрипели, открываясь, ворота внешней стены – невысокого деревянного палисада. Работницы, лениво ругаясь, потянулись наружу по одной. И Эмма скользнула за ними, прочь, едва успев вскинуть на плечо тяжеленную плетёную корзину. Обычно внутренняя охрана провожала на работы до ворот. Это было неприятно – шагать, опустив голову, сквозь строй под градом похабных шуток. Сейчас вокруг никого. Приятно, но странно донельзя. Снаружи, непроглядной стеной – звенящий, зелёный лес. Звенящий тысячею голосов, шелестящий листьями, стрекочущий. Пугающий трущобную Эмми до костей. Но сегодня – куда меньше, чем раньше.

– Что-то будет, определённо, – шептала она, осторожно пригибая голову. Перед глазами закачался, разинул пасть алый цвет. Ткнуть палкой в соцветие, подождать, пока сожмутся жвала – лепестки, оборвать рукой нежные листья. Повторить. И так целый день, пока ночь не укроет тьмой контуры веток. Один листок можно отправить в рот – зелёный сок гнал прочь усталость. Но не увлекаться, а то вечером на построении достанется – плечи у Эмми болели до сих пор. Вокруг шумел лес – под толстыми листьями бились и стрекотали сверчки – мелкие насекомые твари. Кусачие, тонкие, но шуму от них – Эмми первое время казалось, что это грохочет валами машина на малом ходу. Потом привыкла, научилась не замечать. Ни этого грохота, ни шума ветра в листве, ни тоскливой, протяжной песни товарок по бараку – плосколицых, высоких туземок с прозрачной, переливающейся на солнце кожей. Тоже, что насекомые – их голоса звенели без смысла, на щёлкающем, непонятном Эмми языке. Песня плыла, расходилась по лесу кругом, все дальше и дальше по мере того, как сборщицы уходили прочь от ворот, все глубже и глубже в заросли. Так можно и совсем уйти. В лес, в никуда, в неизвестность. Внешняя охрана, казалось, не видела их. Десяток босых дикарей стояли неподвижно, глядя в никуда большими кошачьими глазами. Эмми привычно построила глазки крайнему парню в ряду – ещё молодому, с точёными, правильными чертами лица. Не поймёшь, увидел ее воин или нет – лицо не дрогнуло, осталось неподвижной, зеркальной маской. Лишь ветер вскрутил перо в волосах. Вытянутые в нитку кошачьи зрачки поворачивались туда-сюда. Следили не за людьми, а за лесом.

Из-за спины – короткий, чуть слышный стук. Эмми оглянулась – через плечо, назад, на бараки. Солнце било в глаза – ярко, белым, слепящим светом. Дырявый забор и плетёные стены бараков – решетом просеивают свет. Тени в глубине. Стук. Кто-то ходил там, между бараками. Опять стук и негромкий, приглушённый расстоянием лязг железа о землю. Потом тень исчезла, раздался свист. Длинный протяжный свист. Эмми ничего не поняла, но, на всякий случай пригнула голову.

Ружейный залп.

Сухим, разрывающим уши треском. Закричала туземка – дикий, бессмысленный крик рванул в небеса и оборвался на вдохе. Над кустами повис, заклубился белый, пороховой дым. И винтом ворвался в уши боевой, яростный клич, отразившись эхом по кронам деревьев.

«Кванто кхорне».

Эмми сморгнула раз. Потом другой. Уже на земле, инстинкт сработал прежде сознания – схватил, бросил вниз, заставил сжаться в комок у корней деревьев. В спину впился, уколол до крови острый древесный сук. Перед глазами вспыхнул радужный луч. Еще и еще. Забор лагеря на глазах Эмми сложился и упал, как бумажный. Огонь пробежал по баракам, рыжей лаской – по соломенным крышам и плетеным стенам. Из караулки открыли ответный огонь – тоже из лазера, ослепительный луч полоснул наугад кромку леса. В уши ударил оглушительный треск, на голову Эмми посыпалась древесная крошка. Ствол над ее головой переломился, упал, и разбился, едва не задев Эмми сучьями. Двух работниц, бежавших по полю к воротам лагеря просто перерубило пополам – на глазах Эмми их фигуры задымились, вспыхнули и упали на землю – черной, обугленной массой. Новая россыпь выстрелов – уже почти над головой. Эмми повернула голову – и увидела налетчиков. Такие же туземцы на вид, что и внешняя охрана – плосколицые, страшные дикари. Ножи и винтовки в руках, багровым и черным – раскраска на лицах. Они хлынули из леса – наводящей на Эмми ужас гремящей волной, под рвущий душу истошный клич:

«Кванто кхорне».

Упала еще одна из работниц – вскочила, заметалась и с криком упала под ноги орде. Кривой клинок взлетел вверх, сверкнул холодной сталью на солнце. Сверкнул, упал и взмыл вверх опять – весь алый от льющийся крови. Убийца подпрыгнул на месте, развернулся, что-то проорал своим, подняв ввысь алое лезвие.

И опрокинулся, рухнул навзничь, головой в сырую траву. Эмми не моргая, смотрела, как течет кровь. Медленно, от виска вниз, смывая с мертвого лба черно-красный узор боевого раскраса.

Десяток бойцов внешней охраны синхронно передернули затворы, вскинули ружья к плечу и дали новый залп, разом скосив до полудюжины нападающих. Остальные дрогнули было, подались назад. Потом опомнились, залегли, вразнобой передергивая затворы. Лес окрасился вспышками – рыжими, злыми огнями выстрелов. Пули пропели у Эмми над головами. Вдруг – Эмми даже сморгнула, не поняв на миг что происходит – младший из воинов охраны прокричал что-то. Ей, прямо в лицо, встав в рост из укрытия. Зеркальное лицо бесстрастно, как и всегда, лишь солнце пляшет в узорах татуировки. Пуля рванула воздух, сорвала перо с его головы. Эмми сморгнула еще раз, не понимая, что от нее хотят. Потом догадалась, проследила глазами взмахи руки – ей показывали на дом внешней охраны. Он стоял отдельно, чуть в стороне. В лесу. Добротный бревенчатый блокхаус. Туда как раз бежали уцелевшие работницы из-под огня. Одна, две, пятеро… Воины прикрывали их – скупым и точным огнем, держащим налетчиков в отдалении. Опять ударил лазерный луч – Эмми не поняла, из леса или из лагеря. Две из бегущих сложились на ходу, вспыхнули и упали. Рухнуло дерево, задымилась, почернела трава. По ушам опять ударил яростный клич:

«Кванто кхорне».

«Близко, ближе, чем в прошлый раз», – вздрогнув, подумала Эмми. Уже на бегу, ноги сами выкинули ее прочь из укрытия. Она побежала к караулке – по-заячьи петляя и пригибаясь. По ушам хлестнул дробью ружейный залп. Пуля рванула ей юбку, пропела осой у виска. Молодой воин махнул ей рукой впереди. Эмми дернулась, прибавила ходу. Зацепилась рубашкой за сук, ногу повело – упала коленями на траву. Воин вскинул ружье. Казалось, прямо ей в лицо. Выстрел. Эмми зажмурила глаза. И открыла, услышав хруст веток, крик и шум падающего тела. Налетчик упал на траву, почти ей под ноги. Пуля в лоб. Старший из воинов охраны махнул рукой крикнул – протяжно. Уцелевшие начали отходить – по команде, спокойно, прикрывая товарищей огнем. Один за одним скрываясь за дверями блокгауза. Их осталось шестеро из десятка. Новый залп. Две работницы как раз бежали к дверям. Одна пошатнулась, Эмми увидела кровь на плече. Вторая поддержала подругу, а один из воинов подхватил обоих и – почти за шкирку – втолкнул в двери. Эмми сообразила, что сейчас останется снаружи одна и рванулась со всех ног. Перед глазами – радужные, злые сполохи. Лазерный луч прошел низко над головой. Дыхание рванулось из груди, криком испуганной птицы. С маха ткнула в ладони стена. Эмми выдохнула и замерла, вцепившись в бревно, с трудом удерживая в груди истошно бьющееся сердце. Все уцелевшие были уже внутри, лишь молодой воин – тот самый, с перьями на голове – еще стоял у двери. Застыл, оглядывая поле боя. Обломок пера в его волосах. В зеленой хмари сверкнул лазерный луч. Нападавшие уже были близко – Эмми вздрогнула, услышав дикий боевой клич. Заросли окрасились дымом, пуля пропела, ударила в доску над ее головой. Воин усмехнулся вдруг – Эмми удивилась, увидев, как хищно выгнулись тонкие губы – развернулся, вскинул ружье. Замер на миг, целясь прочь, в совсем другую от черно-красной волны сторону.

И спустил курок. В сторону лагеря.

Эмми не смогла поверить, что такое бывает. С двухсот метров, сквозь деревянный брус лагерной караулки – точно в энергоячейку лазгана. Рыжее пламя рвануло вдруг из щелей. Караулка окрасилась дымом, вздрогнула – вся, от крыши до нижнего бруса. И развалилась, выбросив в небо клуб густого черного дыма. Двое охранников успели выскочить вон – Эмми ясно увидела их. Все черные от чада и пыли, уже без пижонских очков и шляп. Растерянные, не понимающие, что произошло. Они на миг застыли, переглянулись и кинулись бежать – к лесу, прочь от кипящей схватки.

Воин засмеялся и передернул затвор. Вылетела гильза, сверкнув латунным бликом в траве. Довернул рычаг, вскинул винтовку к плечу, прицелился в затылок бегущим – спокойно, как в мишень.

Грянул залп.

Новый.

От леса.

Воин вздрогнул, уронил ружье и упал, зажимая рукой рану в предплечье.

Громом в ушах захлопали выстрелы – ответные, из окон блокгауза, почти у Эмми над головой. Старший из воинов застыл в дверях, крича что-то. По зеркальному лицу разводами – черная пороховая гарь. Пуля оцарапала ему щеку, выбила щепку из косяка. Эмми сообразила, что деревянная дверь блокгауза может и закрыться – сейчас, перед ней. Подхватила воина за плечи и потащила вперед, не замечая боли в спине и суставах. Раненный хрипел на руках. Звоном в ушах – стрельба, кровь и крики погони. Подвернулась нога. Чьи-то руки подхватили ее – за шкирку, грубо дернули на себя.

С глухим стуком захлопнулась дверь. У нее за спиной. Эмми выдохнула, огляделась и неслышно скользнула в тень – безопасный, глухой полумрак в углу бревенчатых стен блокгауза. Всем было не до нее. Шум боя гремел, сочился сквозь крышу и толстые стены. Уцелевшие воины – их осталось почти половина – отстреливались, вели огонь сквозь узкие окна. Скупой, но меткий огонь, явно заставляющий нападавших держаться в отдалении. Дикий боевой клич за стенами еще гремел, но уже тише и словно бы нехотя. Дым и гарь клубились в воздухе, застилали пологом низкий потолок. Кто-то не выдержал, согнулся в тяжелом, чахоточном кашле. Раненный воин хрипел на полу, зажимал рану, молчал, глядя в потолок большими, вытянутыми в нитку глазами. Уцелевшие работницы подтягивались к нему. Медленно, по одной. Глухо треснула ткань – одна рванула с себя полосу ткани на перевязку.

Эмми машинально шагнула поглубже в тень. Еще раз вздрогнула, сообразив, что делает глупость. Оглянулась, пробежала взглядом по стенам и полкам – должен же здесь быть аптечка и индивидуальный пакет. Знакомая жестянка с красным крестом упрямо не показывалась на глаза. «Эти плосколицые, конечно, дикари, – думала она, – но чтоб настолько». Додумать не успела. Блокгауз задрожал – сразу и весь, бревна стен заскрипели и треснули – разом. И свет – ослепительный, до боли свет. В глаза плеснула ослепительная небесная голубизна. Эмми сморгнула, поняв, что видит небо там, где только что была темные балки крыши. Новый всполох, сквозь стены рыжей иголкой скользнул лазерный луч. Штурмующие подтащили лазерную пушку. Еще одну. Угол блокгауза просто испарился, вместе с одним из воинов. В уши ударил боевой клич. Налетчики завыли – на сто голосов, страшным звериным криком. Пошли на штурм – изломанные, гротескные фигуры, черные на фоне яркого солнца. Яркими полосами в руках – кривые ножи. Эмми едва успела отпрыгнуть прочь. Успела, но не до конца. Сбили с ног, чей-то грубый сапог походя отдавил ей ногу. Эмми взвизгнула и – откуда смелость взялась – выхватила украденный у Эрвина нож, ударила. Четко, в одно движение. Под колено, точно в сухожилие. На Эмми с грохотом упало тело – она не увидела, чье, лишь дернулась, стараясь освободится от тьмы и вжавшей ее в землю тяжести. Над головой – рычание, крики и свирепый лязг рукопашной. Ближний бой, лютый, без выстрелов – приклад против ножа. Померк свет в глазах – нет, это последний из нападавших зайцем метнулся назад, перекрыв на секунду свет солнца. Бой затих. Последний из воинов оперся о стену и устало осел. Старший в команде, огромный, зверообразный дикарь. Лицо в крови, стекавшей ручьем по морщинам и рытвинам татуировок. Лязгнуло о землю ружье. Видеть гиганта таким было страшно до дрожи в коленях. Женщины запели вдруг хриплыми голосами. Тоскливую песнь – страшно и медленно, как на растянутой пленке.

«Нашли время».

Счастье еще, что боевой клич снаружи утих. Эмми оглянулась, прикидывая, куда бежать, прежде чем тягучий напев обернется ее похоронным маршем. А небо над головой – бездонное и синее до слез и дрожи в коленях. В уши змеей скользнул новый звук – чуть слышное, мерное урчание. Оглохшие от стрельбы уши сперва не расслышали, потом не узнали его. Лишь когда солнечный свет над головою померк, скрылся за тенью крыльев – Эмми поняла: В высоком небе над ее головой ревут движки тяжелого экраноплана.

Эмми выглянула за порог. Осторожно, стараясь держать голову в тени. Это было легко. Парящая в небе машина была огромна. Достаточно велика, чтобы закрыть солнце над полем боя. Вытянутая снизу вверх, ажурная, легкая птица размером с башню. Башня и есть – будто заказчик захотел летающий дом, а конструктора, не думая, приделали крылья панельной высотке. Трепетали флаги на мачтах, под днищем мигали и переливались лиловые огоньки.

«Антиграв. Мать моя, Они ж дороженные… – у Эмми резко пересохло во рту, когда она прикинула, сколько такая махина может стоить… – и взятки. Просто так ведь не продают».

Мелькнула вспышка – снизу, из леса. В синем небе радугой вспыхнул лазерный луч. Над кустами опять поплыли дымки и звуки выстрелов – редкие, нестрашные теперь хлопки. Налетчики собрались, развернули-таки вверх лазерную пушку. Выстрелили раз, другой. Не попали. Летающая крепость лениво качнулась в воздухе. Круговые галереи окрасились столбами огня. C синего неба по джунглям хлестнул огненный дождь. Ливень огня и блестящих стреляных гильз автоматических пушек. Вспыхнула, задымилась трава, вековые деревья трещали и падали. Как трава под косой. Две секунды – и тишина. Лишь медным, блестящим дождём прозвенели по земле яркие гильзы. Летающая крепость развернулась ещё раз, закрыв солнце. Пошла на снижение. Коснулась земли. Легко, одним острым шпилем на днище. Замигали огни на крыльях, поник, хлопнул на ветру белый флаг – шелковое длинное полотно с алой перечёркнутой молнией.

– Шай-а-кара, – выдохнула одна из туземок позади. На одном вдохе, мелодичный голос дрожал и ломался на грани истерики.

«Немудрено», – усмехнулась Эмми, прикидывая про себя – хочет ли она встречаться с теми, кто сейчас шагнёт вниз по пандусу парящей громады.

Впрочем, тут Эмми не спрашивали. Пехота летунов была быстра, решительна и профессиональна. Две группы рванулись из люков на землю, развернулись, разошлись – веером, в разные стороны. И – прежде, чем Эмми успела опомнится – сомкнулись, взяв поле боя в кольцо. Все было сделано чётко, уверенно, и без лишних движений. «Профессионалы», – отметила Эмми, машинально вжимаясь глубже в землю. Машинально, не думая – зная, что не поможет. Глухо стучали по земле сапоги. Высокие армейские берцы. А еще оливково-белая, незнакомая Эмми униформа, одинаковые короткие автоматы, широкие шляпы на головах. Алыми пятнами по рукам и груди – перечёркнутые молнии на шевронах. Только с цветом лиц разнобой – в одной цепи, чётко, через равные интервалы на Эмми шли и туземцы с высокими зеркальными скулами, отражающими в небо солнечный свет, перламутрово-белые, мерцающие полукровки и смуглые, почти чёрные от загара земляне. Даже несколько негров попалась – Эмми ойкнула, вытаращила глаза, увидев вживлю их плоские носы и оттопыренные, полные губы. Эмми мысленно нарисовала рядом «муравья» из американского гетто или ирландского «сида» из доков – но вечно шумные, пьяные, раскрашенные под новогоднюю ель члены родных Эмми ливерпульских банд выглядели бледно на фоне пришельцев. Точнее, выглядели теми, кем и являлись. Лохами.

– Круто, черт. Круто. Кто бы это мог быть?

Глаза не могли Эмми это сказать, на лицах не было ни знаков ни татуировок. Только шляпы, алые шевроны и черные очки, делавшее их носителей похожими на каких-то гигантских насекомых. Кольцо оцепления сомкнулось. Из конца в конец поля пробежали еще какие-то типы. Невысокие, штатские, нелепые на вид – здесь, на дымящемся поле боя. Но в тех же чёрных очках.

«Таких же, как и на мордоворотах из караулки», – Эмми тихо ойкнула, мысль прервалась, когда один такой чуть не наступил ей на руку. Просто не заметил в траве. Остановился у развалин блокгауза, огляделся, увидел выживших. Туземки заохали, залопотали, перебивая друг друга своими звенящими голосами. Тот в ответ даже не повернул головы. Бросил пару слов в микрофон, выслушал ответ, повернулся и замер. Раненный воин глухо хрипел у его ног на земле. Пандус летучего дома дрогнул и опустился. Эмми повернула голову – осторожно. Вниз спускался человек. Один. Странный, чтобы не сказать больше.

Первым в глаза бросился белый костюм. С золотой вязью на рукавах, отблески солнца переливались, мерцали в узорах шитья, отражаясь бликами на лицах охраны. Полноватый, но маленьким не казался – почтение свиты делало его в глазах Эмми громадным. Чёрная трость в руке, на набалдашнике – темный, мерцающий камень. Очки на глазах. Такие же как на всех прочих. Штатские подбежали к нему, что-то заговорили – тихо, почтительно. Слов не разобрать. Человек кивнул. Медленно, подбородок слегка задрался вверх и чуть опустился. Ветер нес чад и сажу белыми хлопьями – странному человеку прямо в лицо. Взорванная караулка еще дымилась, клуб дыма завис, коснулся, походя нарисовал странному человеку виньетку на рукаве. Стукнула трость в руках. Чёрный камень сверкнул в воздухе, человек поднял руку в небо, выкрикнул. Наверно, приветствие, Эмми точно не разобрала – что.

В ответ – долгий рёв сотни глоток. Земные лица и униформа – но орали люди на туземный манер, переливчато, грозно.

– Кор кхванте, – солнце сверкнуло, отразившись на стеклах сотни очков. Одинаковых. Эмми в глаза.

«Ого… – подумала она… – дядя крут. Знать бы ещё, кто это».

– Шай-а-кара, – выдохнула туземка позади. Глухо стукнула трость в руках – сталью о дерево. Черный камень на рукояти трости, в тон ему, черным – перчатка на сильной руке. Подбежали люди, те самые, штатские с вида – докладывать. Окружили, заговорили – тихо, почтительно кивая и показывая руками вокруг. Слов не разобрать, но видно что говорят с начальством. Еще видно, как странный человек кивал в ответ – аккуратно, слегка наклоняя голову. А потом трость в его руках стукнула ещё раз. Эмми заметила, что этот человек уже не стоит, а идёт. К разбитому блокгаузу. И к ней.

Он дошёл быстрее, чем Эмми смогла понять, что ей теперь делать. И все прочее – тоже слишком быстро произошло. Стук трости, приход, разговор – вначале с туземками, сжавшимися и перепуганными. Чужая речь звенела и переливалась ручьём в голове. Эмми поначалу не замечали. Пока. Дочь ливерпульских трущоб умела быть незаметной, когда надо. Разговор тёк над её головой. Туземки причитали тихими голосами – по тону жаловались, тихо и обречённо. Странный господин кивал, показывая руками на лагерь. Говорил протяжно, лениво, хорошо хоть не зло. Охрана за его спиной явно скучала, переминалась, поправляя ремни. Смотрели больше на босса, чем вокруг. Эмми аккуратно, шаг за шагом скользнула странному господину за спину. Тихо, стараясь остаться незамеченной. Получилось. Почти. По развалинам сзади бегали какие-то хмыри, сверкали камеры. В лагере, странно, Эмми была готова поклясться, что бой туда не дошёл. Пронесли какой-то мешок, по виду тело. Из леса. Бросили на виду, в сгоревших обломках барака. Эмми, прикинула – пандус летающей крепости шагах в ста, люди снуют туда-сюда, собранно, деловито. Почти не смотрят по сторонам. Оцепление явно скучает, солдаты стоят неровно, переминаются, собираются в кучки. Кто-то закурил. Под ногами полно мёртвых зон. Чертовы чёрные очки, за стёклами не поймёшь, куда кто смотрит.

Раненный воин захрипел на земле и открыл глаза. Вдруг, вздрогнули все, не только Эмми. Даже странный человек повернулся на звук. Резко, беззвучно. Хрипел воин – старший охраны, огромный весь залитый кровью гигант. Открыл глаза, поймал взгляд странного человека. Засмеялся тому в лицо. Голос воина хрипел и ломался, больше похожий на клёкот орла или на хрип. А потом воин протянул руку, поднял, показал пальцем. Эмми узнала слово «смерть» на чужом языке. Под ухом лязгнул затвор. И холодная сталь обожгла ей горло.