Текст книги "Культурные особенности (СИ)"

Автор книги: Александр Зарубин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 9 Разговоры

Только в этот раз Ирина никого не убила. Вначале остолбенела, а потом не смогла – на шум явилась десантная Пегги и разогнала всех по углам. Обалдевшего Эрвина – следить за разгрузкой контейнеров, туземок на кухню, Ирину, ещё трясущуюся от непонятно откуда взявшейся ярости – приводить себя в порядок. На базу обещал заявиться туземный поставщик, Ирине было строго поручено поговорить и проследить, чтобы федеральный флот в их лице не попал на деньги. Ирина разом собралась, подобрала с пола измятый бантик и пошла готовится.

И Эрвин пошёл… куда глаза глядят. А глаза глядели, как на грех, в никуда, примечая всякую чушь вместо дела. Например то, что ливень утих, ветер смял тучи над головой, разорвал на клочки и погнал от прочь, во все стороны сразу. Небо – опять голубое, выцветшее до синевы. Под ногой хлюпнуло, в ботинок полилась вода. Ливень кончился, а лужи остались.

– Пить надо меньше, – выругался Эрвин сквозь зубы, выдёргивая подошву из липкой, черной грязи. Размокшая земля пузырилась, булькала, но добычу отдавать никак не хотела.

– Надо меньше пить, – чертыхнулся он ещё раз, освобождая сапог. Над головой – скрежет и металлический лязг. Портальный кран над головой повернулся на оси, захватил манипулятором макушку дерева, поднатужился и вырвал из земли. За шиворот Эрвину посыпалась листва и мелкая соломенная крошка. Морской змей Чарли довольно лязгнул зубами. Покачал головой, благодарно потёрся гребнем о серую лапу. Из кабины крана – весёлый смех. Присмотревшись, Эрвин увидел рыжее пятно за стеклом. Лизка, крановщица с третьего грузового трюма кормила морского зверя с механических рук и беззаботно смеялась.

Эрвин вогнал ногой в землю некстати подвернувшийся камень. Сильно, так, что жалобно хрустнул каблук. Солнце появилось из-за туч и начало жарить, так, что заболела голова. Рубашка высохла мгновенно. От луж поднимался пар, воздух – влажный, густой и пряный до боли в лёгких. Мягко шелестел вдали лес, голова кружилась, под сапогами хлюпала и хрустела сбитая ливнем листва. Ленивая волна пенилась, катала гальку по пляжу.

Впереди качались на ветру камыши, гнулись, шелестели толстыми, порыжевшими на солнце листьями. В тон шелесту – гул голосов. Спереди, из зарослей камыша. Эрвин присмотрелся – и выругался в голос. Матерно, страшно, на аздаргский похабный манер. Туземок за каким то чёртом (по прямому приказу Пегги, как выяснилось впоследствии) понесло мыть бэтээр. Тот самый, будь он неладен. Зачем – непонятно, море и так отмыло машину до блеска. Но девушки старались, работали тряпками, мелодично напевая под нос. Солнце забралось повыше на небо, палило вовсю, от джунглей плыла жара – влажная, удушливая жара. Курились паром стальные борта. Миа с Лиианной работали. Не глядя по сторонам, без лишней суеты, медленно. Торжественно даже, на привыкший к авралам Эрвинов взгляд. Солнце палило и жгло, девушки скинули все, вплоть до рубашек. Промокших и мало что скрывающих рубашек тонкой ткани. Выглядело это… Посмотреть на такое чудо собрался весь реакторный отсек. И половина грузового – мужская, само собой, половина. Стояли, переговаривались, лениво шевеля бородами. Плыли по воздуху грубые голоса. Миа наклонилась через борт – выплеснуть из ведра грязную воду Сверкнули на солнце высокие скулы. В свежей татуировке – чёрной, паучьей вязи. Эрвин до боли сжал кулаки.

– Черт, приключений им мало, – прорычал он под нос и шагнул вперёд, плечом раздвигая толпу. На глаза попался ДаКоста.

«Вот кому надо по морде дать», – подумал Эрвин, но, приглядевшись, остыл немного. Матрос уже обзавёлся роскошным синяком под глазами. Вид взъерошенный, в руках – шотган. Дулом на толпу, как бы случайно. А Лиианна забралась на крышу и чистила пулемёт. Влажной тряпочкой, аккуратно и даже нежно. Тонкие руки поднимались, скользили по холодному металлу кожухов. Медленно. Волосы Лиианна закинула назад, чёрная волна скользила вниз по плечу, играя. Словно лаская воронёную сталь. Ворот рубашки разорван, в прорехе сверкнула округлая, налитая грудь. Белая, на фоне воронёной стали.

О том, что оружие надо вначале разрядить и закрепить «на ноль», стволами в небо дикарка просто не знала. Кольт-браунинг крутился в руках, разгоняя взглядом дурные мысли. Взглядом двух стволов калибра 12,7, непроглядно-черных, бездонных как девичьи глаза. Толпа опасливо пятилась. Эрвин шагнул вперёд. Непонятно зачем. Все остальное произошло слишком быстро, чтобы можно было описать словами.

Мия как раз протирала приборную панель. Аккуратно. Бережно. Не глядя по сторонам. Дотянулась до руля, села – так ей было удобнее – на кресло водителя. Наклонилась вперед, прошлась тряпкой по пыльному стеклу. Ногу при этом невольно вытянула, коснувшись педалей. И обернулась. Увидела толпу. И в ней – Эрвина, чёрного, злого как смерть. Нога дёрнулась. Сама собой, невольным, паническим жестом. Чуть слышно щёлкнул рычаг. БТР был, пусть и списанной, но военной машиной. Ключ из замка Эрвин вчера вытащил – по привычке, но аварийный пуск в машине остался. И сработал под ногой Мии сейчас. Просто так, от случайного нажатия. Зашипел сжатый воздух, со скрежетом провернулись валы. Миа вздрогнула с ног до головы. Движок взревел раненным зверем, бтр взрыл колёсами землю. Толпа шарахнулась, машина прыгнула вперёд, не разбирая дороги. Вильнула кузовом. Лиианна с визгом вылетела из кресла стрелка – прямо в руки ДаКосте, от изумления уронившего на ногу шотган. А Эрвин понял вдруг что бежит. Со всех ног. БТР, истошно ревя движком нёсся по пляжу вперёд, на холм.

– Черт, там обрыв, – вспомнил парень, добавляя ходу.

Обрыв Миа видела. Качающийся в лобовом стекле зелёный холм, дерево, неровный ряд серых, щербатых камней. И море за ними – синее до черноты. Ногу с педалей она давно убрала – на инстинкте, взвизгнув, подняла колени до подбородка. Не помогло. Электронные мозги бэхи интерпретировали резкий сброс газа как «аварийная ситуация номер 27 – водителю отстрелило ногу.» И активировала режим выхода из под обстрела. То есть добавила оборотов на вал. Движок взревел, щербатые камни впереди запрыгали в глазах и побежали ещё быстрее. Миа истошно взвизгнула. Не помогло. Попросила у ревущей машины прощения. Вежливо. А потом сделала как учил отец – усмирять взбесившихся животных. Рванула на себя. Со всей дури, резко, до боли в руках. То, что в бэхе напоминало поводья. Рулевое колесо. БТР затрясся и взвыл. В глазах у Мии перевернулись, пошли кубарем небо и земля. А Эрвин с немым изумлением увидел, как машина развернулась на глазах – резко, на пятачке, чуть не опрокинувшись на бок. На миг зависли в воздухе четыре тяжёлых, бешено вертящихся колеса. Из восьми. Чёрная грязь – фонтаном из-под шипастых покрышек. Потом опустились, бетеэр замер на миг, скрипя и качаясь. Выпустил облако дыма из выхлопной трубы. И ринулся вперёд, истошно ревя. На Эрвина. Как на дракона вчера – целясь в грудь ножом волнореза.

Миа внутри прошептала «пожалуйста», погладила ребристые рукояти и дёрнула руль ещё раз. Уже не так сильно, но достаточно, чтобы бтр вильнул, подставившись бортом. Эрвин прыгнул. С маха, не разбирая куда. Ладонь зацепилась, парень с рывка забросил себя в кузов, собрался и встал, с трудом веря, что живой. Настил под ногами дрожал и качался. Подковы сапог лязгнули о решётку. Миа обернулась. Выпустила руль. БТР вильнул, ногу повело. Эрвин упал, взмахнув руками – неловко, зацепив головой пулемётный приклад. И потерял сознание. Миа взвизгнула, всплеснула руками. Машину тряхнуло, с-под колес донёсся скрежет и хруст. БТР врубился в лес на полном ходу и попёр напролом, рубя и сминая корпусом молодые деревья.

Миа взвизгнула и хотела было кинуться к Эрвину. Сперва, но срубленная волнорезом ветвь хватила её по лицу и заставила сжаться в кресле. В лобовом стекле – зелёная хмарь. Машина под ней – качается и ревет, отдаваясь дрожью в сжатых на баранке руля девичьих пальцах. Впереди, прямо – древесный ствол. Корявый, поросший мхом исполин, куда шире несущегося на него бтр-а. Миа шевельнула белыми губами, сказала «пожалуйста». Руль в руках задрожал, Она его и потянула, неловко перебирая руками, направо. Осторожно, девушка уже поняла, что страшный зверь резких движений не любит. Бэха рыкнула и плавно вошла в поворот, сбив скулой мох с коры.

«Спасибо», – сказала Миа, на полном серьезе погладив ладонью панель. БТР заурчал, как ей показалось – довольно. О лобовое стекло разбился алый цветок. Новый ствол впереди. Поворот руля – нежный и даже ласковый. Бэха вильнула, гигантское дерево плавно ушло вбок и назад. С руля била в пальцы мелкая дрожь. Будто и впрямь под ней зверь, живой и норовистый. Новый поворот руля. Под колёсами – хруст веток и лязг. Зелёная стена кустов трещит и ломается под ножом волнореза. Мия осторожно потянула руль. Машина, зарычав, свернула направо. И впрямь зверь, но уже немного ручной, послушный маленькой Мие. Слева, в стене деревьев – просвет. Синева моря и плеск воды. Миа выдохнула, погладила панель, назвала машину трижды «мой хороший» и повернула туда – уже осмысленно.

Машина вырвалась из леса на пляж, большая, страшная, вся в зелёном соке, листьях и древесной щепе. На ровном месте прибавила хода, рванулась по гальке, на Миино счастье – параллельно полосе воды. С моря бежала волна, билась о колеса, бросалась пеной в лицо. Луч солнца пробежал по лицу, вспыхнув огнём в зеркалах. Укололо болью бедро – заныли ноги, поджатые в неудобной позе. Мия вытянула их, потянулась, садясь поудобнее. Правой случайно вдавив педаль газа. Движок взревел, оглушив Мию, лязгнула коробка передач, ветер ударил в лицо – БТР прибавил ход. Мия дёрнулась, но, в этот раз, ногу сразу не убрала. Запомнила уже, что грозный металлический зверь резких движений не любит. Вцепилась в бьющийся будто в падучей руль, помолилась великому предку, попросила прощения у машины, крестового бога и ночной – заодно. И медленно, плавно, оттянула с педали ступню – назад и вверх, с педали газа. Электронные мозги бэхи констатировали «ситуация 257 – водитель принял на себя управление» и с чувством выполненного долга отключились. Откуда у водителя взялась отстреленная, согласно логам, нога – их не интересовало, от слова совсем. БТР рыкнул напоследок, встал и заглох, напоследок слегка покачав ошеломлённую Мию на рессорах.

Миа замерла, тряхнула головой, пытаясь понять, что делать дальше. Солнце смотрело на нее сверху вниз – равнодушно-яркий огненный шар. Мерцали, переливались на гребнях тёмной волны ярко-белые, слепящие блики. Шумел лес на ветру. После оглушительного рёва движка – тихо, будто сквозь одеяло. Миа огляделась, потрясла головой – базы не видно, вокруг лишь море да лес. Чёрные волны, зелёные ветки. И полоска песка и камней – пляж между ними. Миа вспомнила, что они на острове. Значит – если долго ехать куда-нибудь по этой узкой, каменистой полосе – рано или поздно сделаешь круг и приедешь на базу. Оставалось завести. Других идей, кроме: «вежливо сказать машине «пожалуйста»» у Мии все равно не было. Она попыталась. Честно, три раза, вежливо поклонившись приборной панели. Датчики на ней – круглые, мерцающие, словно большие глаза под веками индикаторов. Блик пробежал по стеклу – подмигнул словно. Девушка протянула руку – погладить руль. Осторожно. И услышала сзади резкое:

– Отойди.

Вздрогнула всем телом, повернулась. Медленно. И застыла, не зная куда бежать. Это Эрвин сзади очнулся. Встал, качаясь, рука – белая на костяшках сжатых в кулак на станине пулемёта. На лбу – синяк, кровь ползёт по виску. Лениво так, нехотя. Чёрной, густой каплей. И лицо… Мия взглянула и ей очень захотелось спрятаться или убежать. Сжаться, как в детстве, стать маленькой – маленькой. Не смогла. Ничего не смогла. Просто кивнула и сползла с кресла водителя в сторону. Сжалась в углу. Эрвин и не посмотрел. Сел за руль, потянулся, щёлкнул ключом. Воткнул передачу – с маха, под обиженный хруст шестерней.

«Машину-то за что? Ей же больно…» – мельком подумала Миа. Глухо закашлял движок, бтр взвыл, прыгнул на воду и понёсся по морской глади вперёд. В никуда. То есть… Миа осторожно скосилась на солнце, потом на Эрвина – на закаменевшие скулы и белое от ярости лицо – и поняла, куда они едут. В деревню, назад. Вождю в лапы. Бежала навстречу морская гладь. Солнце слепило, выжигая глаза. Миа уронила голову на руки и разрыдалась.

На самом деле Эрвин гнал машину действительно – в никуда. Просто так, разогнать ветром плескавшуюся под черепом чёрную ярость. Чёрную, злую, застилающую глаза пеленой. Хотелось кого-нибудь убить. Остро, до боли в костяшках. Все равно – кого, хоть того вождя из деревни. Слева, в челюсть – и чтобы не встал. Как на грех, рядом никого подходящего для драки не было. Не на этой же, деревенской, срываться – в сторону Мии Эрвин старался лишний раз не смотреть, чтобы в запале не наворотить лишнего. Жалеть потом…Трещала, шла ходуном голова. Рука на руле – стиснута до белизны. Лишь бы не чувствовать предательскую дрожь в пальцах. Ветер в лицо. Солнце бьёт в глаза, слепит, выжимает слезу из-под век. Мотор бэхи урчал Эрвину в тон – сердито и зло, стариковским отрывистым кашлем.

«Загоняли его сегодня», – подумал Эрвин вдруг, остывая. Сбавил обороты. Сквозь рокот – отрывистый, тихий плач. Из за плеча. Мия – вон, сидит рядом, уронив голову на тонкие руки. Неподвижно, лишь плечи подрагивают в такт мотору. Эрвин осторожно снял руку с руля. Поправил в бусину переводчика в ухе.

– Хоть Лиианну оставь, – проговорила Миа вдруг, шмыгнув носом.

Эрвин изумлённо сморгнул. «Если скажет, что красивая и так далее – точно прибъю. Всех. Устроили тут», – подумал он, опять закипая. Но Мия протёрла глаза – аккуратно, ладошкой – и добавила.

– Убъют ее там.

– Там – это где? – спросил Эрвин, не понимая. Ничего. Рука соскользнула с руля, бтр чихнул мотором опять, теряя скорость.

– На плантации… Алого цветка. Нас туда вождь продать хотел… Я там была уже… Не хочу больше…

– На какой… – начал Эрвин. И не договорил. Миа так и сидела, сгорбившись, уронив голову на руки. Разметались волосы по плечам. Рубашка на спине – скаталась и лопнула по шву. По белой мерцающей коже – почерневшие, неровные полосы, наискось. Эрин сморгнул раз, потом другой, убеждая глаза, что это всего лишь татуировка. Мия всхлипнула. Чёрная полоса на спине зашевелились. Гибкой гремучей змеёй. Такой шрам оставляла аздаргская нейроплеть. На родном Семицветьи её владельца повесили бы без лишних разговоров. Было бы дерево… А тут, выходит, они в ходу… Мия подняла голову, заметила его взгляд и дёрнулась, попытавшись прикрыться.

– Какая сволочь это сделала? – прорычал Эрвин. Не проговорил, именно прорычал – зло, сквозь сжатые зубы. Руль – до упора влево, мотор взревел, за кормой – столбом взбитая винтами вода. Бэха вошла в поворот, круто, с креном на левый борт. Черпнула воды. Выровнялась. Мия выдохнула, широко распахнув глаза. Эрвин потряс головой. Бэха летела назад, скользя с волны на волну. Их остров рос на глазах – зелёная стена обрамленная белой каёмкой прибоя. Континент тонул позади, весь в дымке, в серой, тягучей хмари. Мия вытерла лицо рукавом, протёрла глаза, сказала вслух – тихо и жалобно.

– Прости.

– Это ты меня прости, – отозвался Эрвин. Тоже тихо. Протёр глаза, прогоняя остатки чёрной пелены. Достал брезент, прикрыл Мие плечи. Осторожно. Кивнул на шрам и добавил:

– Кто это сделал? Я его убью, – прозвучало просто. Не угроза, так – зарубка на память.

– Ты не сможешь. «Шай-а-кара» большой человек здесь, на Счастье. Он обидится, если…

– «Шай-а-кара» – это кто?

– Муж тысячи жён. Плантации тоже его. И ваши вожди поют с его голоса. Наши тоже… Только он не настоящий муж, не подумай, просто… так говорится «чтобы не дразнить совесть местных властей неприятным словом «работорговля»», – Эрвин додумал остаток фразы за неё. Хрустнул пальцами, разминая костяшки. Улыбнулся, кивнул Мие:

– Все будет хорошо. Ничего не бойся.

Мотор бэхи взвыл, будто соглашаясь. Заскрипел над головой пулемёт провернувшись в станине. Машина дёрнулась, выползая обратно на сушу. Эрвин заглушил мотор. Стало вдруг тихо – совсем. Ветер спал, застыли, лениво покачиваясь в воздухе порыжевшие на солнце широкие листья. Белокрылые толстые птицы бродили по пляжу, осторожно перебирая нежно-розовыми тонкими ногами. Одна взлетела, тяжело хлопая крыльями. Ввысь, в синее небо. Эрвина передёрнуло:

«Этот мир слишком красив для такого…»

Солнце накрыла тень. Серой полосой пробежал по земле полумрак. Эрвин вначале подумал на тучу, потом поднял голову, хмыкнул, оскалив белые зубы. Е.S Венус пересекал солнечный диск. Огромная чёрная тень в короне трепещущего рыжего света. Мия тоже посмотрела вверх. И замерла, раскрыв рот. Даже забыла мигать своими кошачьими, большими глазами. Золотой нитью – зрачок, янтарная полоса на карем фоне. Эрвин осторожно тронул ее за плечо.

– Садись за руль.

– Как? Я же…

– Плохо мне. А у тебя получится…

Поймал взглядом взгляд удивлённых донельзя глаз, кивнул и добавил:

– Сюда привезла, значит и отсюда сможешь. Поверни ключ. Вот так, видишь – ничего страшного. Теперь нащупай – чувствуешь три педали внизу? На правую…

Бэха взревела, лязгнула и прыгнула вперёд. И застыла, пропахав в песке полосу. Мотор заглох. Миа ойкнула, всплеснув тонкими руками – виновато и жалобно.

– Нежно… – запоздало добавил Эрвин, вытирая кровь с прокушенной губы, – ничего, все получится.

Все получилось. С третьего раза. А с десятого даже тронуться удалось. И проехать. Недолго, через сто метров Миа запуталась в рычагах и заглушила машину. Ойкнула, церемонно сказала «Простите» – один раз Эрвину и дважды – бэхе и завела опять. Снесла бортом дерево. Увернулась от другого. Ахнула – невольно, но искренне. Эрвин рассмеялся, махнул ей рукой с заднего кресла: давай, мол, у тебя получается. Мия улыбнулась и задрала нос. И в самом деле – получалось для первого раза неплохо. А потом и совсем хорошо. А потом бэха перевалила холм, провезла задремавшего Эрвина и гордую Мию по базе – под удивлённые взгляды крановщиц и одобрительный свист парней с реакторного. Проехала мимо дома – пузыря, завернула в камыши – назад, на колею, пропаханную недавно. Мия вывернула руль, развернула машину носом, сбросила газ.

«Приехали. Пора бы и остановиться», – подумала Мия и нажала педаль.

«Ой, не ту», – подумала она ещё раз. Чуть позже, когда бэха взревела и закрутилась, снеся мордой зелёные стебли. Эрвин проснулся. Мотор заглох.

– Приехали.

Мия оглянулась – ещё гордая донельзя, что сумела приручить такую машину. Почти приручить. Все равно. Видела бы её гордячка – Лиианна сейчас… Улыбка сползла с лица. Медленно. Навстречу бэхе шла, уперев руки в бока Ирина Строгова. Быстро, решительно, мелкая галька так и брызгала в стороны из-под каблуков. А у Эрвина на лице налились, закаменели упрямые скулы.

«Ой, и натворила я делов», – подумала Мия, опять мечтая, как в детстве, стать маленькой-маленькой.

За те часы, что Эрвин бродил неизвестно где – Ирина остыла немного. Выгладила зачем-то и так чистую форменку, переоделась, прошерстила сеть. Как оказалось, Эрвин был далеко не первый дурак, влипший по уши в «культурные особенности» туземного населения. Нашла культурологическую статью, полюбовалась на фотографию местной ночной богини – то есть статуи, само собой. Искусно вырезанной по дереву, хотя – на Иринин вкус ума у богини могло быть и побольше. Одежды тоже. Впрочем, что с неё взять – деревянная, ей все равно. Ещё в сети бродила куча советов в стиле «куда матросу деть временную жену на время отлёта». Церковные для такого дела держали аж целый монастырь у стен планетарной столицы.

«Сан-Магдален-УльтраСтелла».

Ирина полюбовалась на фотки каменных стен, уходящих в небо резных крестов и чёрных, глухих одеяний местных насельниц – за тканью не различишь ни возраст ни пол. Поёжилась, решила держаться от этого места подальше. Нашла контору, принадлежавшую какому-то Жану-Клоду Дювалье. «Шай-а-кара» – бог его знает, что значило на местном языке. Какому-то местному шишке и филантропу. Направила запрос. В обтекаемых выражениях, без имён – просто запрос, укажите, де, условия. Перечитала, подписала, минуту думала – отсылать или нет. На улице завизжали тормоза. Ирина выглянула. Катил Эрвин на бэхе. Со своей, татуированной, за рулем. Ирина вздрогнула вдруг и пошла наружу – разбираться. Небрежно бросив планшетку на стол. Экраном вниз, ластик случайно вдавил кнопку «отправить».

Ирине было не до того. Вылетела на двор – опрометью. Солнце укололо глаза. Повело каблук. Ирина отряхнулась, вспомнила, что торопиться не надо. И вообще… Его личная жизнь, пусть сам и разбирается. Уставом, конечно, запрещено, но кто его читал, этот устав. Но все таки, если парню надо помочь…

И услышала в ответ категорическое.

«Не надо».

Сердце ухнуло в груди. Опять. Туземка за спиной Эрвина спрятала глаза. Её счастье, улыбку на этой татуированной роже Ирина бы сейчас точно не вытерпела.

Зато Эрвин добил совсем. Вежливой просьбой:

– Останутся здесь. Помоги им насчёт квартиры.

«На каком основании?» – хотелось спросить. Но глупо – вон оно, основание, выписано тонкой вязью на чужом лице. «Это его дело, – подумала она, для верности повторив трижды, – личное» А вслух сказала:

– Ладно, – радуясь, что голос не дрожит.

За следующие часы Эрвин уработался так, как не вкалывал на флотских авралах. Нашёл резак, вырезал ещё три комнаты в пластиковых пузырях, навесил двери и окна, вывел проводку и свет. Все под чётким контролем Ирины, следящей, чтобы делалось нормально а не так, как вчера.

– Да, парень, – сказала под нос Пегги Робертс, ухохатываясь из-за угла на эту картину, – не знаю как насчёт жён, а тёща у тебя теперь есть. Точно.

Эрвин смеха не слышал, ему было некогда. Резак в руках, волосы мокрые – парень переваривал розетку на стене. В третий раз. А Ирина из-за плеча, задрав вверх указательный палец, строго, но вежливо объясняла ему, что он и в этот раз все сделал неправильно.

Мия с Лиианной спрятались от греха. С улицы доносился скрип верёвок и смех – мелкая Маар развела ДаКосту сколотить ей качели.

А ещё на базу упала ночь – внезапно. Вот только что не было – и вот. Непроглядная, чернильная, пряная тьма южной ночи. Шелестящая листьями на ветру и звонящая невидимыми голосами. Эрвин пожелал спокойной ночи и исчез. Ирина осталась одна. Вдруг. Стало даже непривычно немного. Ирина посмотрела на часы – поздно, уже пора спать. Закрыла окно – шум цикад раздражал. Ее сегодня вообще много что раздражало.

– Странно, что это со мной? – угрюмо думала она, в десятый раз пиная коловшую ухо подушку. За дверью – тихий шелест шагов. Осторожный, еле слышный звук. Босыми ногами по пластику. Слева направо.

– Кого там несет? – подумала Ирина и, с запозданием сообразила – кого. Слева от ее двери вчера не было ничего, а сегодня нарезаны комнаты для туземок. Чтоб им всем, под ее, Ирины, чутким руководством. Чтоб их всех.

– Интересно, какая из? Опять старшая или другую понесло… Тоже лицо раскрашивать? Впрочем, не мое дело.

Последнюю фразу Ирина повторила трижды. Снаружи – стук и царапанье в дверь. В соседнюю. Еще раз. И еще. В дверь справа. В Эрвинову, как Ирка сейчас вспомнила. Босые пятки прошелестели по коридору назад. Как Ирине показалось – разочарованно.

– Похоже, заперто там, – подумала Ирина, непонятно чему улыбнувшись. Просто так, мерцающему потолку. Взбила подушку. Повернулась на другой бок. Не помогло, слежавшийся войлок кололол ухо по-прежнему.

– Что со мной? Ревную я Эрвина что-ли?

Повернулась на другой бок. Выпила воды. Горьковатой, мутной воды из стакана.

– Не может быть. Ревнуют обычно…

Тут Ирина поняла, кто кого ревнует – обычно и поспешила выкинуть дурную мысль из головы. В буквальном смысле, привстав и тряхнув в воздухе челкой.

– Что за дурацкая идея…

Вода в стакане закончилась. Воздух в комнате – душен и спёрт. За стеной – опять тихий стук и царапанье в дверь. В соседнюю.

«Что там у него? Семейная жизнь?» – мысль пробежала сердито – когтями по сердцу. Острыми кошачьими когтями. Сон спрятался, сбежал в норку мышиным поскоком. Ирина встала, воткнула ноги в казенные башмаки и вышла, не зная – куда и зачем, накинув на плечи форменную синюю куртку.

Коридор встретил ее пустотой и мягким, переливчатым мерцанием отраженного света. Двери заперты. Все, включая правую, Эрвинову. Пустота. Напротив, с-под лестницы предательски мигнул звездный свет на высокой скуле и больших, растерянных глазах с вытянутыми в нитку зрачками. Мия, старшая из туземок. Молодая жена, мать ее. Прячет глаза, будто чует, чье мясо съела. Но старательно делает вид, что не заметила ничего. Ирина фыркнула – под нос, кошачьим, довольным манером. А еще поняла, что торчит посреди коридора, как… Ирина сама не решила, кто, себе самой мозг эпитеты подбирать наотрез отказался. И шагнула вперед, в конец коридора, стараясь не глядеть по сторонам без нужды. За спиной – облегченный выдох. Поворот, лестница вниз. Дверь в конце – импровизированная полевая кухня. Окна закрыты, вокруг полумрак. Ирина долго не могла понять, с чего ее сюда занесло. И зачем. Так, с этой мыслью и застыла, задумчиво перебирая пакеты и банки на полке холодильника.

– Там пирожки есть.

Стеклом о стекло – звякнула банка в руках. Голос из-за спины заставил ее вздрогнуть. Щелчок выключателя – и она сморщилась, прикрывая глаза от яркого света. Потом обернулась и тихо выдохнула – Эрвин. Всего лишь. Стоит в углу, подперев собой стол. Специально, гад выбрал угол себе потемнее.

– Ты… ты что здесь делаешь? – спросила машинально, уже понимая, что глупость говорит. Какое ей дело, что.

Но он лишь улыбнулся и пожал плечами:

– Как что, ем. За день не успел, забегался, – и улыбнулся еще раз. Ежик волос смялся и смешно торчал дыбом на голове. Ирина улыбнулась в ответ. Невольно. Тут же опомнилась, одернула форменку на оба плеча, сказала – строго, кивнув в сторону двери:

– Иди. Там тебя жена ждет, волнуется.

Эрвин дернул лицом – коротко, лишь стянулась закаменела кожа на скулах. Потом отмякла с новой улыбкой:

– Пойду, шугану. Доем только, – сказал он, просто, звякнув вилкой в руке. Ирина подняла бровь:

– Зачем? пользуйся, раз… – и не договорила, замерла. Теперь скулы на лице Эрвина закаменели всерьез. И глаза – сощурились так, что Ирка даже на миг посочувствовала вчерашнему дракону.

– Затем. Иначе завтра они мне график напишут, да на стенку койки повесят. Нет уж… – Эрвин встряхнул головой, пробормотав под нос что – то непонятное, про барана и веревочку. Потом улыбнулся:

– Если что, я их к тебе за печатью пошлю, хорошо?

И улыбнулся еще раз. Мягко так. Ирина, тоже мягко говоря, удивилась. Настолько, что машинально кивнула:

– Хорошо.

– Вот и ладно. Не злись, пожалуйста. Они, конечно, дуры, все трое, но… – Эрвин опять закаменел. Весь, лишь звякнула в руках забытая вилка, – Но другого выхода у них, похоже, и не было. Там их не продали чуть. То есть, выходит, продали. Мне. За мятую туземную сотню… И слава богу, что я подвернулся а то… черт, у Мии вся спина в клеточку. Не дай бог у нас дома такое паскудство заведется.

Ирина кивнула. Молча, не зная, что говорить. Потом нашлась, спросила:

– Что делать будешь?

– Не знаю. Были бы дома – было бы ясно. Все. Поселить, обогреть, собрать парней, открутить кое – чьи уши. Вместе с головой. За невыдачу кассового и товарного чека.

Эрвин чуть помолчал, сам усмехнувшись жестокой шутке.

– Но тут не Семицветье.

– Да ладно. Была бы голова, а чем отвернуть – найдем. Знать бы только, чью и где. А пока, татуировка у Мии правильная, кто обидит – вчерашнему дракону позавидует. Ты тоже не обижай, ладно? В остальном – как уже говорил. Разберусь, сдам всех трех в безопасное место, забуду как страшный сон.

– Да ладно, совсем не страшный, – возразила Ирка, помотав головой. Подумала на миг, что говорит что-то совсем не то. На миг. Потом природное чувство справедливости взяло верх и она продолжила:

– Не надо так. Совсем даже не страшный.

Эрвин улыбнулся. Широко, сметая с глаз черную ярость:

– Ну хорошо, уговорила. Не страшный. Честный, веселый, но наивный до ужаса. Слушай, не злись, пожалуйста. Поговори с ними, если будет возможность. Просто поговори. И не смотри букой, а то они тебя уже на своем иначе чем хан-шай не называют…

– Это что?

– Слово туземное. Не поймешь. Переводчик глючит, собака. То-ли свекровь, то-ли теща, то-ли старшая жена. Ладно, пойду шугану…

Улыбнулся, сказал и исчез, бросив на столе пустую тарелку. Ирка сморгнула. Раз, другой. За дверью шаги, шелест и негромкий шум голосов. Эрвин что-то говорил. Мягко и вежливо. Тихо, слов не разобрать. И шелест шагов. Чуть слышный – босых, женских, в одну сторону. И подкованных флотских сапог – в другую. Хлопок двери.

– И впрямь шуганул. Дела…

Выдохнула она, рассеянно хлопнув дверью холодильника. Огляделась, пробормотала под нос:

– Нет, на тещу я еще согласна. Но вот прочее… Эрвин, ты с ума сошел со своими туземками…

За окном – шелест и шорох, звон капели по листьям. Пошел дождь. Опять. Пряный ветер хлопнул ставней, ворвался, омыл лицо, выгоняя духоту и затхлость из легких.

Ирина представила лицо отца – как бы предлагая папе посмеяться вместе… Олег Строгов представился перед внутренним взором. Охотно. Как всегда – высокий, широкоплечий, улыбчивый с короткой трубкой в зубах. Только смеяться он почему-то не хотел. Совсем наоборот. Ирина пожала плечами, погадала – откуда в тарелке взялся нелюбимый с детства салат и и потянулась закрыть окно – капель звенела по кухонному столу, разлетаясь на мелкие брызги.

– Хан-шай, – повторила невесть зачем, прокатывая на языке чужие, странные звуки. Толстая, мясистая ветка за окном качнулась, будто погладила ее по голове.

– Ну, бред же, – подумала она, задумчиво наматывая на палец косу. Вышло как-то неубедительно…

За спиной дверь лязгнула еще раз. Жалобно скрипнул настил. Ирина не обернулась. И так узнала гостя по шагам – беспардонному грохоту латных сапог по половицам. Пегги Робертс, чтоб ее, в своей неизменной броне. Спит она в ней что-ли?

– Привет. Почта не приходила?

– Нет, вроде. Не проверяла с утра, – откликнулась Ирина задумчиво, – не до того.

– Так проверь. Эфир гудит, как взбесился, неясно с чего. Движуха какая-то идет. С верху…

Ирина обернулась. Сморгнула от удивления– десантница была встревожена. Это было странно, чтобы не сказать больше. И палец латный поднят вверх, будто говоря, что под непонятным «верхом» – имеется ввиду коридоры губернаторского дворца а не звездные орбиты «Венуса».

– Пошли, – сказала Ирина, рывком захлопнув окно.