Текст книги "Характерник. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Александр Забусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 58 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

– Назад дороги нет! Назад дороги нет! Назад….

– Да понял я, понял! – утвердительно закричал Сергей.

Эхо в отместку, с какой-то садистской радостью переиначило выкрик:

– Понял? Понял? По….

Ступив на ровную поверхность земли, огляделся детальней. От места, в котором он оказался сразу в три направления по узким улочкам, лучами расходились дороги. Полнейшее отсутствие ветра, дождя или на худой конец хотя бы сквозняка, наводило на мысль, что он как подопытный кролик попал не в город, а в гигантских размеров, стерильную лабораторию. Едва слышно пробормотал под нос:

– Вот тебе и сказка начинается! Налево пойдешь, коня потеряешь, прямо – головы лишишься. Блин, забыл, а что там, если направо?

И тут же эхо, словно подслушав казака, взорвалось совсем не тихой подсказкой.

– Направо! Направо! На….

Хмыкнув, стал прикидывать, где в его ситуации «право». Решившись, пошел в выбранную сторону. Шум шагов по мостовой легким эхом двинулся следом. Он, да тусклый свет, действовали на нервы. Через какое-то время, брусчатка привела его к реке, оборвавшись прямо у самого берега. Крайние к ней дома по обеим сторонам улицы, выглядели так, словно их кирпичную кладку неведомая сила оборвала в районе берега, а полученный мусор унесла река. Ширина водной артерии не превышала десяти метров. Вода застыла в ней, не текла, не шевелилась, была поистине стоячей. Сергей ковырнул обломок каменного бруска в разломе дороги, не сильно размахнувшись, бросил в воду. Камень, плюхнувшись в жидкость, не произвел даже брызг, исчез в реке, будто вода втянула его в себя.

– Что же дальше? – вслух произнес Хильченков.

И эхо тут же подсказало:

– Дальше! Дальше!….

Куда дальше? Полезть в воду и как тот камень, быть втянутым вниз? Держи карман шире, дураков нет! Внезапно в пространстве раздался настойчивый женский голос, причем Сергей ощутил какие-то изменения и, вокруг себя. Эхо, намозолившее своим присутствием ухо, исчезло.

– Зачем ты спустился в мертвый город, смертный? Кто указал тебе дорогу в небытие? Здесь нельзя находиться живым!

Голос у женщины, обратившейся к нему, походил скорее не на живой, а на спрограммированный компьютером. Не было в нем жизненных интонаций, волнения, интереса, но чувствовался металл.

– Меня пропустил сюда хранитель перехода! – подняв голову вверх, надеясь, что так и нужно, Сергей прокричал в ответ. – Прошу, выведи меня отсюда!

– Допустим! Ответь мне на вопрос. Для чего ты родился? Для чего ты живешь на земле? Не торопись, подумай!

Хм! Ну, для чего родился, это ясно. Каждым нормальным родителям хочется детей. Дети, продолжение рода, пока они рождаются в семьях, род прерваться не может. И он родился, чтобы продолжить свой род. Ответ на этот вопрос и ежу понятен. А, вот на второй вопрос, многие люди его возраста, живущие в государстве Российском, вряд ли бы дали ответ. Они просто от рождения не задумываются о таком. Зачем им это! Уже в школе дети говорят, хочу быть…. Дальше идет ряд помыслов, если разобраться, сводящихся к одному – хочу вкусно есть, сладко спать, меньше работать и иметь много денег! Вот и весь арсенал желаний. Недаром же, еще древние считали, что гений не может произвести на свет себе подобных гениев, как правило, как не старайся, получатся все равно моральные уроды, не способные к борьбе за жизнь. Природа специально старается убрать его потомков. То же происходит и с детьми богачей. Вседозволенность, бесконтрольность и лень заводят рода в тупик. А, вот дети простых смертных нередко выбиваются в элиту, им терять нечего, они наглы и решительны, они беспородны, часто самолюбивы. Если на жизненном пути такого индивида попадается умный учитель, карьерный рост обеспечен. Вот только на вопрос, для чего он живет, ответ может и не получиться. Если не будет кривить душой – честно ответит, что при нынешнем действующем в стране законе курятника, хотел бы сидеть на жерди повыше.

Сергей вспомнил своих щуров. Классными людьми были его предки, и что характерно, они все знали, для чего они существуют. И мысли иной не было в голове у любого из них. «Для державы!». Хранить и защищать страну, вот его предназначение, и другого быть не может. Только хотел ответить, когда сам услышал электронный голос.

– Ответ получен! Ожидай!

Сережка подумал, что сейчас начнется бесконечная череда ожидания, но этого не произошло. Река у его ног бесшумно исчезла и проявилась брусчатка, соединенная с дорогой на противоположном берегу, дома по бокам дороги стали цельными, будто и не было развалин, только в том месте, где он выдолбил кроссовкой камень из насыпи настила, зияла свежая выбоина. Электронная девица оповестила парня:

– Пройдешь по дороге вперед. Увидишь ступени, ведущие вверх к белой ротонде, поднимайся по ним. Войди в нее, дальше ты предоставлен сам себе. Поторопись! Прощай, смертный.

– Спасибо!

Ответом ему было молчание. И только двинувшись по указке невидимой собеседницы, вновь услышал легкий шум эха от своих шагов.

Вступив в мраморную беседку, стоявшую на возвышенности, почувствовал головокружение, а еще, состояние организма отрапортовало, что силы покинули его, как будто энергию из него выкачали пылесосом. Повалился на пол, в последних отблесках сознания стараясь не приложиться головой об мраморную плиту скамьи. Темнота….

Он лежал на вросшей в землю мраморной плите. Очумело вращая глазами, наконец-то с десятого раза осознал, что над ним небо синее, а рядом трава зеленая. Совсем неподалеку раскинул ветви старый клен. Щебет птиц оповестил, что место, где он оказался, отнюдь не город. Приподнялся на локте, окинул из-за высокой травы местность. Степь. Бескрайняя степь. О! Нет! Вон там, вдалеке видна посадка, а вон вправо еще лесок. Где это он? Куда занесла не легкая? Ё-ё! Да он же голый! Разлегся тут, в чем мать родила, на теле и нитки нет. Приплыли! Ну и что теперь делать? Как людям на глаза показаться? Подумают еще, что он эксгибиционист! Придется при встрече морок наводить. Хорошо еще, что лето на дворе. Какой же все-таки сейчас год?

Сориентировавшись по времени, выбрал направление на юго-восток, уверенной походкой направился к предполагаемому людскому жилью. Солнце перевалило за свой зенит, жарило степь неимоверно. На глаза попадались до боли знакомые возвышения на плоской поверхности пейзажа. Курганы, скифские курганы. Ничем иным это не могло быть. Он точно на Родине. Где-то в отдалении по левую руку желтели засеянные пшеницей поля, а значит и жилье могло быть недалече.

Идти в жару по ковылям босыми ногами для Сергея было совсем не комфортно. Иногда он наступал пятками на что-то колючее, не видимое в высокой траве. Ветер доносил до ушей знакомый по прежней жизни звук очень далекой канонады, приходивший откуда-то с запада. Было понятно, что те, кто вел артиллерийскую стрельбу, снарядов не жалеют. Что там может происходить?

Казак заметил, как со стороны солнца в направлении его движения приближались две темные точки, причем росли они в размерах довольно быстро. Неужели вертушки? Да нет, по звуку не похоже! Встал на месте, приложил ладонь к бровям, прикрыв глаза от солнца, наблюдал за воздушными целями. Твою ж мать, так это же самолеты, только старого образца, еще допотопные. Вот это номер.

«Какой же сейчас год?»

Самолеты натурализовались практически над головой. Пролетели парой над одиноким, заблудившимся в степи путником, выказав под крыльями, знакомые по фильмам и фотографиям из учебников истории, кресты фашистских ВВС. Сделали широкий разворот и, снизившись до бреющего полета, снова пролетели совсем рядом. Сергей даже смог разглядеть изумленный взгляд одного из летчиков, пялившегося из кабины пилота на совершенно голого человека, скорее всего сошедшего с ума дикаря, уже не понимающего возможный ужас от летающей смерти. Русские вообще странный народ, вот как этот голый, недочеловеки, сумевшие захватить такую огромную территорию для проживания, но за сотни лет так и не удосужившиеся ее благоустроить, привести в порядок, получать от нее прибыль.

Самолеты проскочили мимо него, Сергей уже думал, что на этом его первое знакомство с гитлеровскими Люфтваффе и закончится. Не тут-то было! Очередной раз развернувшись, оба пилота спикировали боевые машины на него. Дробный стук крупнокалиберных пулеметов, строчкой вколачивал пули в степную стерню, приближая смертоносный град к одинокой голой фигуре. Еще мгновение и его тело раскромсают на части! В последний момент Хильченков наблюдавший за заходом на него «худых», а это были именно МЕ-109, словно гимнаст, прыжками через голову, отпрыгнул от прострочивших место, на котором он стоял, очередей.

– Ничего себе с переходом удружили! Это, что ж, неужели на Отечественную угораздило попасть?

Проскочив, самолеты, развернувшись в разных направлениях, разделились, пошли в атаку с разных сторон, стреляли по изворотливой цели с азартом охотника решившего заполевать хитрую макаку. Сережке пришлось совсем не сладко, пот тек с него градом, а от постоянных срывов то в одну, то в другую сторону, дыхание сбилось. Злость на то, что ответить ему нечем, и полнейшее бессилие по отношению к врагам, приводили всю его натуру в бешенство, а неприличные жесты руками, принесенные им из будущего, эти ублюдки вряд ли понимали. Выщелкав по дикарю весь боезапас, фашистские асы, так и не добившись успеха, в конце концов, построившись в пару срулили восвояси. Сергей, отдышавшись, пошел в ранее выбранном направлении, постоянно слушая не прекращавшуюся канонаду.

Глава 2. Вжиться и выжить

Германская военная машина, громыхая сапогами и лязгая гусеницами, катилась по Донским степям, огибая станицы и хутора, тыловыми подразделениями оккупируя их, как саранча обносила фруктовые сады и добавляя в котловое довольствие любую попавшую на глаза домашнюю живность аборигенов. Уже лежали под сапогом агрессора Украина и Белоруссия, уже вовсю приводился в действие бесчеловечный план Гитлера, «Барбаросса», гибли сотни тысяч советских людей. Сейчас война двинулась за левый берег Дона, проводя скорбную жатву на полях сражений. В конце июля 1942 года создалась прямая угроза прорыва противника на Кавказ. Гитлеровское командование приступило теперь к осуществлению плана непосредственного овладения ним. Этот план, получивший условное наименование «Эдельвейс», был изложен в директиве № 45 от 23 июля 1942 г. «О продолжении операции «Брауншвейг». Для наступления на Кавказ немецкое командование выделило группу армий «А» под командованием генерал-фельдмаршала Листа. К началу боевых действий в состав этой группы входили: первая танковая армия Клейста в составе двух армейских, и трех танковых корпусов, семнадцатая армия генерал-полковника Руоффа (один армейский и один горнострелковый корпуса) и третья румынская армия (армейский и кавалерийский корпуса). Всего в группе армий «А» было восемнадцать пехотных, три танковые, четыре моторизованные, шесть горнострелковых, три легкопехотные, четыре кавалерийские и две охранные дивизии. С тринадцатого июля в группу армий» А» была передана часть сил четвертой танковой армии. Всего в группе армий «А» насчитывалось сто шестьдесят семь тысяч солдат и офицеров, сто пятьдесят танков, четыре с половиной тысячи орудий и минометов, и около тысячи самолетов. Ближайшей задачейбыло окружение и уничтожение советских войск, отошедших за Дон, в районе южнее и юго-восточнее Ростова. Для этого гитлеровцы намеревались использовать крупные силы танковых и моторизованных войск, которые должны были наступать с плацдармов в районе Константиновская, Цимлянская в общем направлении на Тихорецк, а также пехотные, егерские и горные дивизии. Реку решено было форсировать в районе Ростова. После уничтожения наших войск южнее Дона гитлеровцы намеревались овладеть всем восточным побережьем Черного моря и этим парализовать порты Черноморского флота. Для этой цели предполагалось захватить районы Новороссийска и Туапсе. Имелось в виду так же, как только обозначится успех продвижения главных сил группы армий «А», переправить через Керченский пролив соединения одиннадцатой армии. Другая сильная группировка, имевшая в своем составе главным образом танковые и моторизованные соединения, имела задачу захватить Грозный и Махачкалу, а частью сил перерезать Военно-Осетинскую и Военно-Грузинскую дороги. Конечная цель наступления на этом направлении – захват Баку. Кроме того, командование противника предполагало развернуть наступление через перевалы Главного Кавказского хребта на Тбилиси, Кутаиси и Сухуми.

Советские войска, под командованием генерал-лейтенанта Малиновского, прикрывали кавказское направление, по левому берегу Дона заняли позиции от Верхне-Курмоярской до устья реки. Общая ширина полосы обороны фронта составляла триста двадцать километров. На правом крыле фронта от Верхне-Курмоярской до Константиновской в полосе шириной сто семьдесят один километр оборонялась пятьдесят первая армия. Эта армия вела бои с группами противника, захватившими небольшие плацдармы на левом берегу Дона в районе Цимлянской и Николаевской. Армия имела четыре стрелковые и одну кавалерийскую дивизии, всего сорок тысяч человек. Отошедшая за Дон тридцать седьмая армия держала оборону по южному берегу Дона от Константиновской до Богаевской, в полосе шириной до шестидесяти пяти километров. В армии насчитывалось около семнадцати тысяч человек. Такой же численности двенадцатая армия, оборонялась на фронте шириной сорок километров, от Белянина до Кизитеринки. Восемнадцатая армия, около двадцати тысяч человек, вела оборонительные бои на фронте шириной около пятидесяти километров, от Кизитеринки до устья Дона. Пятьдесят шестая армия, общей численностью около восемнадцати тысяч человек, после напряженных оборонительных боев в Ростове, выводилась во второй эшелон. Двадцать четвертая и девятая армии, имевшие в своем составе остатки одиннадцати стрелковых дивизий, принять участие в боях не могли и отводились за реку Средний Егорлык для укомплектования. Получалось так, что на фронте протяженностью триста двадцать километров оборонялись лишь пять малочисленных армий, в которых имелось всего около ста двенадцати тысяч человек. Можно добавить, что на весь Южный фронт, броневой кулак состоял из семнадцати танков, а небо прикрывалось незначительной частью устаревших самолетов различных модификаций.

Вся тупая, бряцающая техникой, плюющаяся огнем и металлом мощь, навалилась на русские малочисленные и плохо вооруженные порядки. Истекая кровью и постоянно бросаясь в контратаки, пятьдесят первая армия держалась. Двадцать пятого июля, в течение дня ценой больших потерь в районе Цимлянской уничтожила до полутора тысяч гитлеровцев. Бойцы умудрились сжечь на разных направлениях до роты танков, при том, что во всей армии своих танков не было вообще.

В районе станицы Аксайская, хваленая моторизованная дивизия «Великая Германия», а с ней еще две пехотных дивизии и до сотни танков, попытались прорвать оборону и форсировать Дон. Казалось еще рывок и русские дрогнут, а там усилить натиск и ворваться в Ольгинскую. Не получилось. Большевики ложились костьми, сами падали под гусеницы танков и вместе с собой подрывали броню. Фанатики, сдались бы в плен, могли выжить. Зачем? Зачем им это нужно, ведь смерть это конец пути? Кому нужны такие жертвы? Форсировать Дон на этом участке не получилось.

Но жизнь, такая штука! Кто ищет, найдет. Нашли слабое звено и немцы. Когда командование фронтом осознало, что может произойти с потрепанной в предыдущих боях, малочисленной, по причине безвозвратных потерь тридцать седьмой армией, было принято решение вывести ее на южный берег реки. При отходе частей, к ним присоединилось и гражданское население, не пожелавшее оставаться под оккупантом. Для перехода Дона отводилось три переправы: Раздорская, Мелиховская, Богаевская, вот только прикрытия с воздуха, не было никакого, никто не озаботился о задымлении этих участков. Как результат, армада Люфтваффе с неба обрушилась на беззащитных людей. Тысячи бомб и море свинцового огня уносили жизни бойцов, женщин и детей, их ранили, калечили, а на плечах тех, кому повезло выжить в этом аду, через реку хлынули полчища врагов.

Отступление похожее на бегство, потянуло за собой и всю линию фронта. Старики и женщины выходили к околицам селений, вглядывались в запыленные лица уходивших на юг бойцов Красной Армии. Вернутся ли они назад? Переломают ли хребет фашистской гидре? Этот немой вопрос читался в глазах остающихся. После прошедших событий, еще пару ночей через широкую реку, бросаясь с крутых берегов, все еще переплывали остатки не добитых подразделений и частей. Кому-то это удавалось, а были и такие, что не смогли доплыть до левого берега.

Дарья привычная к тяжелому труду, неторопливо, но ухватисто откидывала землю по обе стороны ямы. Земля, не сказать что влажная, но рыхлая и жирная, копалась без труда. Ее хутор стоял совсем неподалеку от реки. Большой курень, рассчитанный на доброе число семейства, с широким базом, постройками для живности, а на задах, широкая полоса возделанной земли – огород, по бокам обсаженный вишневыми деревьями. К левой стороне огорода, за вишневой полосой, хутор обрамлял яблоневый сад. Еще батя сажал, теперь вот зеленеет, поднимается в вышину, радует глаз, особенно весной в пору цветения. До прошлого года они на хуторе вдвоем с батькой и жили, как мамка при родах померла, батяня в бобылях задержался, да так боле жениться и не стал. А ей, Дашке, чем плохо? Ишо неизвестно, как бы она при мачехе жила.

Молодуха выглянула из ямы, мысленно решая, достаточно ли копать. Недолго поразмыслив, решила взять в глубину еще на штык.

Проклятая война, принесла ее нелегкая к порогу. Отняла все. Надежды, чаяния, любовь. Ведь, вон с мужем почитай, только неделю под венцом-то и прожили. В июле прошлого года, как забрали воевать, так уже в конце августа, пришла на ее Степана похоронка. Любила ли она его, сама не знает. То, что горевала, это да-а! Муж, все ж таки был. Да и не злой. Батя сказал, выходить замуж, вот и пошла. Тем более у свекрухи не надоть жить, Степан у них средненький был, так после свадьбы в их хозяйство лишние руки и попали. Родичи в Раздорской живут, муж сгинул, а батя, ишо в мае до Ростова подался, и тоже ни слуху, ни духу. И де он посейчас может быть? Так сама на хозяйстве и осталась. Кажись, хватить глубины.

Неловко, приставив лопату к стенке ямы, упершись на черенок ногой, через угол вылезла на поверхность, втянула за собой лопату. Постояла, отдыхая, глядя на яркие звезды, вдыхая воздух, напоенный степным разнотравьем и запахами реки. Прислушалась к звенящей после шума дня тишине. Канонады неслыхать, видно немец ко сну отошел, да и откатился он уже далеко от Дона. Слава Богу, мимо прошел, по сторонам, будто кто «пошептал», в хутор не удосужились заглянуть. А, страху-то сколь было! Сама в курень только ночью шла, днем в садочку ховалась. Германские самолеты часто летали, она столько почитай и не видала-то никогда. Как пролетят, так со стороны станиц и слышны взрывы, видать много народу побил германец. Потом каждую ночь наши в сторону реки шли и тоже мимо двора к кручам двигались. Вон, через сад целые тропы протоптали, а яблоки, так те прямо с ветвями драли, торопились. Думала уже и не заглянет никто, ан нет. Сегодня поутру с десяток бедолаг явились к порогу.

– Хозяйка!

Вышла, а чего, все равно ведь добились бы своего. Ох, и жалко смотреть на них было, оборванные, в грязных бинтах на ранах, едва на ногах стоят. Командир ихний, носатый, чернявый мужчина, со стекляшками на глазах. Не-е! Не кавказец, если приглядеться, легко опознать семя израилево, в Богаевской колысь был такой начальник.

– А, что, молодица, немцы на хуторе были?

– Та, не, – кажу. – Не было.

– Добро. Мы через Дон поплывем. Только раненый у нас на руках. Ты комсомолка?

– Нет.

– Ну, все равно, обязана помочь своей армии. На хуторе одна живешь?

– С батей. Только он в Ростов ушел.

– Короче, не переплыть нам реку со старшиной на руках. Спрячь его у себя, выходи, а мы вернемся, заберем его. Благодарность тебе будет от Советской власти.

– Та вы Дон тутычки и так не переплывете, и без поранитого. Под косогором омута крутять.

– Переплывем!

– А де ж сам ранитый?

– Сержант Сальников, несите сюда старшину.

На носилках, сделанных из подручных материалов, под ноги Дарье положили бледного как мел молодого парня, обросшего на лице щетиной, грязного, с заострившимся носом. Живот раненого прямо по гимнастерке перевязан бинтом с плямой запекшегося сгустка крови наверху. Дашка, увидев такое, взмолилась:

– Ой, лышенько! Дядичка, да как же вы его такого на меня оставляете? Я, шо по-вашему, докторица?

– Так, Сальников, раненого заносите в дом!

– Не пущу!

Дарья, расставив руки, попыталась загородить хату собой. Сальников, мужик в годах ее бати, косо глянув на хозяйку, крепкой рукой подвинул ее в сторону, скомандовал бойцам уже поднявшим носилки:

– Заносите! – произнес отповедь уже ей, Дашке. – Ты, девка, должна понимать, что армии треба помочь. А ты тут руки тянешь, от свово хату городишь. Вот же дура!

Ни слезы, ни причитания не помогли. Вскорости солдаты ушли, оставив на ее плечи смертельно больного. Что она могла сделать? К вечеру старшина помер. Вот и выкопала она могилу в саду для покойника, погост то далеко от хутора. Как бы она его туда, такого тяжеленного доперла?

Кое-как волоком протащила покойника через двор, мимо почуявшей хозяйку некормленой, необихоженной скотины, мычащей и хрюкающей в сарае. Овцы, так те хоть молчаливо толклись за деревянными стенами, толпой, наверное, пытались как-то сдвинуть препятствие и оказаться наружи. Проволокла через вишневую загородку и в изнеможении опустила тело у самого раскопа.

– Фу-ух! – вырвался вздох облегчения.

– Доброго здоровьечка, красавица, – раздался молодой голос за спиной.

Резко обернувшись, в свете звезд и молодого месяца, разглядела симпатичного парня в легкой одежде, без обуви на ногах. Тембр голоса завораживал, молодая женщина вместо того чтоб испугаться проникла симпатией к пришлому.

– Бог помощь! Тебе помочь?

Дарья никак не могла отделаться от мысли, что красавчик, стоявший у дерева, напротив нее, и увиденный ею первый раз в жизни, почему-то ей дорог. Ведь миг назад она его не видела никогда, а тут на тебе, считай за секунду и влюбилась. Не могло такого быть! Смахнула, не ко времени вылезшую из под гребня, прядь волос со лба.

– Помоги, – губы помимо воли, казалось, самостоятельно прошептали ответ.

Парень подошел к могиле, наклонился над покойником, вгляделся в лицо мертвеца, в свете звезд пытаясь увидеть что-то интересное одному ему.

Ой, мамочки! Что же со мной происходит? Кто этот молодик, и почему меня бросает в дрожь в его присутствии?

Полез в нашитый на гимнастерку нагрудный карман. Достал из него тряпицу, сложенную конвертом. Так и есть, документы. Солдатская книжка, комсомольский билет. В лунном свете разобрал имя и фамилию покойного. Сергей Котов, хм, похоже, девятнадцатого года рождения.

– Сегодня, какое у нас число? – спросил у молчавшей при его манипуляциях хозяйки хутора.

– Первое августа.

– А, год, какой?

– А….

– Прости, контузило меня на переправе. Ничего не помню.

– Так, сорок второй же.

– Ага, ну да. У тебя рядно есть? Или холстина какая-то? Неси сюда.

Дашка опрометью бросилась выполнять просьбу незнакомца. Странно, она не могла противиться всему, что он скажет.

Оставшись наедине с покойником, Хильченков, а это был именно он, поднявшись на ноги, еще раз просмотрел бумаги, попавшие в его руки.

– Прости Котов Сергей Тихонович, Девятнадцатого года рождения, русский, уроженец поселка Брянка, Луганской области. Ага, шахтер значит! Сегодня ты умер и вновь родился. Я обещаю, воевать ты будешь не хуже, чем другие.

Снял с покойника сапоги и портянки, положил их рядом с ямой. С не успевшего еще задубеть тела, стащил форменную одежду с треугольниками в петлицах, обильно испачканную кровью, оставив того в нижнем белье, а тут и хозяйка вернулась, неся в руках большой кусок холстины.

К самому хутору, Сергей вышел уже в сумерках. Есть хотелось неимоверно, кишки играли марш, требуя съестного. Яблоки, висевшие на ветках, помогли набить утробушку, заставив желудок прекратить подавать сигналы к приему пищи. Когда в саду появилась молодица с лопатой в руках, он сразу хотел обратиться к ней, да любопытство пересилило охоту одеться и поспать в доме, ну а когда увидел покойника в гимнастерке, решение пришло в голову мгновенно. Если сохранились документы, была возможность легализоваться в нынешней реальности. Наведенная иллюзия, несколько не удалась. Сергей хотел внушить хозяйке безграничное доверие к себе, а получилось, что внушил любовь с первого взгляда. Идиот! Ну и, что теперь прикажете делать?

– Молодец! Расстилай на землю.

Уложив на холстину покойника, завернул его в полотно. Приподняв, аккуратно сбросил труп в вырытую яму. Взявшись за лопату, сноровисто забросал могилу землей, навалив сверху свежий холмик. Воткнув лопату в грунт, постоял над ним.

– Спи спокойно, неизвестный солдат. Царство небесное тебе!

Оглянувшись на молодицу, спросил:

– Как хоть зовут тебя, краса ненаглядная?

– Дарьей.

– А я Сергей. Сергей Котов. Пошли в дом, что ли?

– Идем.

Если Сергей, замочив одежду, обмывшись и поев, завалился спать на предложенное хозяйкой место, то Дарья, как в тумане занялась голодной скотиной, подоила корову и, несмотря на ночь, выпустила из загона одуревших за день овец. Вымылась в уже успевшей поостыть, нагревшейся за день на солнце воде. Накинула на себя чистую ночную рубаху и пошла, спать в свой угол. Долго ворочалась не в силах уснуть, все мерещилось, что Сергей сам придет к ней. Устав ждать, поднялась с кровати и чтоб не передумать, босиком пробежала в комнату постояльца. Застыла перед мужчиной, спавшим, в чем мать родила под легким покрывалом. Приблизившись, несмело уселась сбоку на жесткую кровать, наклонилась к его лицу. Пряди густых темных волос прикрыли бледные контуры лица парня, защекотали сильную шею.

Сережка открыл глаза, почувствовав легкое свежее дыхание, запах женского тела. Ах! Как давно это было, еще перед окончанием школы, потом была война, и вот теперь все повторяется вновь. Услышал голос Дарьи.

– Можно к тебе?

Отбросил в сторону покрывало, дал возможность молодой женщине лечь рядом с собой. Укрывшись, обнял упругое девичье тело совсем еще толком не познавшее счастья любви.

– А-ах! – вырвался вздох из ее уст. – А я все ждала, что придешь.

– Дарьюшка! – только и смог прошептать в ответ.

Рука потянулась вниз по бедру, заголила подол ночной рубашки и ощутила шелк волос на лобке.

– Солнышко! Люба моя! – он и сам верил, что так оно и есть. Да в эту минуту, может быть, оно так и было.

Раздвинув в стороны ее колени, пальцами добрался до уже мокрых женских нижних губ, плотно набухших и ждущих ласки. Он приласкал их, при этом целуясь с девушкой, ощущал, как она дрожит от прикосновений и тает. Чувствовал в поцелуе ее улыбку на устах.

– Сереженька, родной мой! Как же я раньше жила без тебя?

С прежним своим молодым мужем она, за прожитую совместно седмицу, не испытывала того, что познавала сейчас. Вечно торопившийся Степан, не приносил ей столько наслаждения, сколько она получила сейчас, еще даже не перейдя к основному процессу любви.

Только под утро оба забылись в беспокойном сне, пережив за ночь, целую жизнь.

Заново родившийся Сергей Котов познал радость любви во встреченном на его пути маленьком степном хуторе на берегу седого Дона.

Реальность напомнила о себе суровой действительностью, где-то к одиннадцати часам утра. Треск мотоциклов заставил любовников как угорелых выскочить из постели. Сергей успел выкрикнуть Дарье, одевавшейся и путавшейся в одежде, выскочившей за дверь, встречать непрошеных гостей:

– Не бойся, все будет хорошо!

Прикатившие на двух мотоциклах, германские солдаты чувствовали себя хозяевами. Загнав оба транспортных средства во двор, без зазрения совести полезли шарить по углам. Сунувшегося в хату, довольно толстого немца, Сергей, вставший за дверью, впустил в светелку и, шагнув к нему сзади, одним движением рук свернул шею. Не стал заморачиваться, уложил мертвое тело на пол. Думал разжиться автоматом, только у мертвеца в арсенале находилась винтовка. Ну и куда она ему? В хате, не развернуться. Выстрелишь, пока перезарядишь, успеют ухлопать десять раз. Эх, предупреждал ведь дед, любовь до добра не доведет. Не может влюбленный мужчина быть характерником, ни один заговор не подействует, отвести глаза не получится, выпита за ночь твоя сила и ведовство, любовной утехой. Придется работать по старинке, как уже привык в Чечне, на одном навыке, да казачьей смекалке.

Из окна слышалось восторженное и веселое «гыр-гыр-гыр!», довольных увиденным хозяйством завоевателей. Шутили, смеялись над тем, что это они удачно наехали на хутор. А еще здесь и хозяйка молодая, уж наверняка соскучилась по мужским ласкам. В порыве веселья устроили охоту на кур по всему подворью. С выкриком «шайзе!», очередной раз сподобились не поймать шуструю хохлатку. Дарья молчаливо наблюдала за игрищами взрослых недорослей, бегающих и гогочущих как в цирке. Стояла у сарая и не могла понять, что за напасть наехала в хутор. Не сразу заметила знаки, подаваемые ей Сергеем через окно. Поняв, направилась через двор в курень. Успела проскочить в дверь, прежде чем прыщавый, худой и длинный Ганс, ухватил ее за руку. Его постигла та же участь, что и его товарища, только в отличие от предыдущего господина, он влетел в дверь, оставив свое оружие в мотоциклетной коляске. Опять незадача! Хорошо, что хоть немцев живых только двое осталось.

– Будь здесь, на двор не суйся, я скоро!

Схватив со стола кухонный нож, Сергей прошмыгнул в дверь. Забившись в угол дома, Дашка от страха за любимого, и близости лежавших на полу еще теплых покойников, даже глаза зажмурила. Ее всю трясло нервной дрожью. Так и сидела до тех пор, пока Сережка, все такой же голый как в постели, не тронул ее за плечо.

– Все кончилось, мое солнышко. Слушай, дай мне чего одеть, а то, замахался я перед тобой голыми яйцами трусить. Неудобно, понимаешь.

Хмыкнув, пролепетала:

– Сейчас Степаново дам. Вы с ним почти одного роста. Как не стало его, так и лежит уже год.

– Давай.

Пока Дарья стирала и вешала сушиться старшинское шмотье, Сережка по одному отогнал загруженные трупами немцев мотоциклы к обрыву, там сбросил их в омут. Вожделенный автомат для него все же нашелся. Еще одна ночь любви была у них под крышей старого дома, а под утро, уцепившись в парня как клещами, Дашка выла: