Текст книги "Триумф «попаданцев». Стать Бонапартом!"

Автор книги: Александр Романов

Соавторы: Александр Конторович
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

ГЛАВА ВТОРАЯ
На свободу – с чистой совестью!

«В какую историю мы, черт побери, попали?!»

П. Сереслегин

1

Шаг, еще один, еще один, поворот… Шаг, еще, еще, еще, еще – поворот! Пам-парам – парам-парам-пам… Пам-парам – парам-парам-пам…

Пам-парам!..

 
Хорошо живет на свете Бо-на-парт!
В голове его опилки – он нач-арт!
И неважно, чем он занят…
Если он худеть не станет!
 

А он худеть не станет, если, конечно, не похудеет внезапно на длину головы… Черт все побери!

Императором он станет – как пить дать!!

Черт! Что лезет в голову?! И в самом деле – опилки какие-то…

Чем я занимаюсь? Бегаю по камере.

Голова у меня прошла. А заодно наступило утро. И мой разум вступил в свои права и начал осознанно мыслить.

И обнаружил, что я – по-прежнему Наполеон!

Три тысячи чертей! Уж лучше бы я оказался поручиком Ржевским!

А еще лучше – графом Монте-Кристо! Тогда из ближайшей стены сейчас выкопался бы аббат Фариа и предложил поменяться с ним местами в похоронном мешке. А еще бы и сокровища кардинала Спада в придачу!..

Мне ни черта не приснилось! Бонапарту и в самом деле светит гильотина! И именно за связь с Робеспьером! А я напрочь не помню ничего такого в его биографии! И еще – он почему-то не командующий итальянской армией. А только начальник артиллерии! А командует вообще какой-то, этот, как его?.. Дюмербион! Кто это вообще такой?! И армия эта уже успела вторгнуться в Италию!! Еще весной! Уж не знаю, глюк это у меня (или у Бонапарта) или нет, но мне этот расклад не нравится!

И еще странность: генеральское звание – прямо из капитанов! – мне – ну, Наполеону, так я теперь он и получаюсь! – присвоили в начале года за взятие Тулона. Тут все вроде нормально – я помню, что именно там он и отличился первый раз. Но! Я помню весь ход кампании – наполеоновская-то память в отличие от моей не пострадала! – помню отчаянную атаку на Малый Гибралтар – ключевой пункт Тулонской обороны – помню, как шел во главе штурмовой колонны, навстречу изрыгающим смерть вражеским позициям, и как потом мои ребята громили артиллерийским огнем английские суда в гавани… Помню.

Но я абсолютно не помню НИКАКОГО Аркольского моста! Ну, все же классику проходили: «А все Аркольский мост и вечные французы!» Да и Андрей Болконский в свое время своими рассуждениями про этот Аркольский мост поддостал изрядно… Так вот – я сильно подозреваю, что никакого такого моста в Тулоне вообще нет!

В ЭТОМ Тулоне. И вообще в ЭТОМ мире.

Вот именно. Очень похоже на то, что я угодил НЕ В НАШУ историю. Что, кстати, и должно было быть, ибо в прошлое вернуться невозможно. В принципе. Все равно что укусить себя за затылок – уже сама попытка может привести к печальному результату. А раз так, то и Бонапарт мой может оказаться СОВСЕМ ДАЖЕ НЕ ТЕМ Наполеоном. А может и никем не оказаться… Отчекрыжат ему голову – и привет. То есть – МНЕ отчекрыжат, черт побери! И в достаточно близкое время! Поэтому сидеть тут и дожидаться я не желаю. Так что я решил бежать.

Правда, боюсь, от моих решений мало что зависит. Ибо Наполеон номер один – слава богу хоть он перестал меня донимать, уконтрапупившись до состояния всего лишь памяти. Ну – иногда еще внутреннего голоса, но это терпимо… – еще в самом начале изложил мне, почему отсюда сбежать невозможно. И сейчас только хмыкает на очередную мою завиральную идею. Вроде гениальной придумки придушить тюремщика, что носит мне еду, переодеться в его одежду и так выбраться наружу…

Впрочем, я этого тюремщика уже видел – приходил он. С утра. Принес завтрак. Завтрак, как ни странно, ничего. Хотя и не из ресторана. Но и мне и Наполеону приходилось питаться и похуже. Так что сожрали все принесенное. Сожрал. Я. А не мы, черт побери! Если уж я и рехнулся, то давайте это будет сумасшествие без раздвоения личности!.. Короче, завтрак оказался нормальный. А вот тюремщик – не очень. Ибо был старше Наполеона чуть не втрое, телосложением напоминал согнутую вешалку и двигался, припадая на одну ногу. Ветеран крепостного дела, блин… Поседевший в здешних казематах. Придушить-то мне его, может, и удастся. И даже переодеться. Но вот дальше… До первого поста.

А может, подкупить тюремщика частью сокровищ кардинала Спада? Да, это был бы крутой ход. Но, боюсь, результат выйдет такой же, как и в оригинале… То есть – нулевой. Да еще с зачислением меня в сумасшедшие… Ага… Только от гильотины оно меня вряд ли спасет. Не те времена…

Слушай, а если не выбираться из замка… то есть из форта?

То есть?

Да сбежать из камеры – и спрятаться здесь внутри. Я же помню – твоей памятью, как меня вели сюда после ареста. Тут такие закоулки – неделю скрываться можно гарантированно при малочисленности гарнизона. Я не шучу! Мы в похожих катакомбах в прятки играли – в шаге человек проходит и тебя не замечает! И никто, кстати, не станет искать сбежавшего арестанта в самой тюрьме! Зачем ему в ней оставаться, если сбежал? Дождемся вечера, обед и ужин сэкономим и – вперед! Заныкаемся. А потом, как шухер уляжется, – что-нибудь придумаем насчет выбраться наружу.

Гм… В этом что-то есть… Только продумать надо тщательнее. И подготовиться получше…

2

Однако этому поистине наполеоновскому плану не суждено было претвориться в жизнь.

В коридоре загремели шаги, и я сразу понял – уж не знаю, каким чутьем, а может, просто опытом Наполеона – что это идут ЗА МНОЙ. Ну вот и закончилось перемещение во времени… Или – глюк несостоявшегося императора. Сейчас все и выяснится, окончательно и бесповоротно, кто кого, так сказать, распнет…

Скрежетнул замок. Лязгнул засов. В распахнувшуюся дверь в сопровождении давешнего тюремщика вошли трое. Донельзя официального вида. По какому во все времена можно безошибочно опознать чиновников. Память услужливо подсказала фамилии: Альбит, де Лапорт, Саличетти. Троица, и упекшая меня сюда. Причем скотина Саличетти был моим земляком, и именно благодаря ему я и смог в свое время попасть на должность замначарта в Тулонскую армию после бегства с Корсики…

– Наполеон Бонапарт! – провозгласил Альбит.

– Да… хр-гхм… Это я!

– Следствие по вашему делу решено прекратить. Ничего уличающего вас в принадлежности к подозрительным элементам, могущим нанести вред Французской Республике, не обнаружено. В то же время ваши военные дарования и знание театра, на котором проходит военная кампания, могут быть полезны делу народа. Поэтому – вот приказ о вашем освобождении, гражданин! А вот ваша сабля. Вам надлежит вернуться к исполнению своих обязанностей, генерал!

Е-кэ-лэ-мэ-нэ!..

Да, теперь я понимаю тот анекдот про мазохиста: зато когда промахиваешься – вот это ка-айф!

Облегчение ударило такое, что я чуть не взлетел. Все-таки Наполеон еще – сущий мальчишка! Что и неудивительно, если подумать – двадцать пять лет всего от роду! И что, пожалуй, самое смешное – только что буквально исполнилось, пятнадцатого августа! Вот прямо в этом каземате и встретил, блин!.. Романтика… Но я, однако, судя по своим воспоминаниям, постарше буду – и намного. И чего меня именно в пацана закинуло? Руки сами выхватили протянутую саблю и перевязь. От улыбки – пусть и скупой – в каземате явственно посветлело. Или это глаза сверкнули? Еще поживем, черт побери!

– Лед тронулся, господа присяжные заседатели! – фраза сама сорвалась с языка. – Лед тронулся! Я прямо сейчас могу выйти отсюда?

– Разумеется, – сухо подтвердил Альбит. Явно не понявший про заседателей.

– Тогда не смею более обременять вас своим присутствием, граждане! – Я подхватил с кровати шинель и треуголку с гвоздя («на нем треугольная шляпа – и серый походный пиджак!» Ага). – Революционное Отечество в опасности! Мы не можем терять ни минуты!

Подойдя к двери из камеры, я остановился напротив тюремщика и возложил ему на плечо руку.

– Благодарю за службу, боец!

Боец надзирательного дела чуть не упал. Но моя могучая длань удержала его в вертикальном положении.

– Служи дальше, храбрый старик! – продолжал я, чувствуя, что меня несет, но не в силах был остановиться. – И запомни, что я тебе сейчас скажу! – Я приблизил свое лицо к его лицу и произнес голосом оракула, доверяющего слушателю самое сокровенное:

– Бог – ВСЕГДА на стороне больших батальонов!

После чего отпустил совершенно уничтоженного великой истиной бедолагу и вышел в коридор, привычно придерживая рукой саблю. Теперь осталось только получить назначение в командармы – и дело в шляпе!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Новое назначение

Летели с юга птицы ©

1

Рано я обрадовался… И к тому же я все-таки явно угодил не в нашу историю. А в альтернативную. Ну – судите сами…

В Ницце, в штабе Дюмербиона, так, блин, и не вспомнил, кто это такой! В смысле я не вспомнил – не Наполеон… – мне искренне обрадовались только два человека. Некий лейтенант Мармон – знакомый по Тулону – но он куда-то быстро убежал по своим делам – и мой адъютант, тоже лейтенант, Жюно.

Между прочим, неплохой парень, судя по всему. Во всяком случае, так считает Наполеон. А я, помня его памятью обстоятельства знакомства, склонен согласиться. По крайней мере, не всякий способен шутить, когда его засыпает землей упавшее рядом ядро. И не всякого солдаты выбирают своим сержантом. (Оказывается, во французской революционной армии командиров солдатЕГи вполне себе выбирали. По крайней мере младших… Н-да, ничто не ново под луной…) И – грамотный к тому же.

Остальные штабные… Меня встретили примерно как воскресшего покойника. Только не как благословенного Лазаря (ну, который «Лазарь – встань!»), а приблизительно как восставшего зомби из голливудского фильма. И даже сам Дюмербион, который вообще-то к Наполеону вроде как благоволил, выглядел скорей растерянным, чем обрадованным.

Впрочем, причина такого его поведения выяснилась достаточно быстро. Едва успев бегло поздравить вашего покорного слугу – Наполеона то есть – с избавлением от гибельных подозрений, генерал огорошил меня известием о том, что меня вызывают в Париж для вступления в командование свежесформированной бригадой. У него, надо полагать, – впрочем, я-Наполеон знал это точно, поскольку участвовал в разработке планов, – у Дюмербиона были на меня кое-какие виды в предстоящих боевых действиях. И виды немалые. Поскольку сам он особыми военными талантами не отличался. Но… В армии приказы не обсуждаются.

Таким образом, я, не успев, что называется, даже лыжи снять, вынужден был срочно прыгать в сопровождении верного Жюно в ближайший дилижанс и двигаться в сторону «городу Парижу». В этой, блин, спешке я даже помыться не смог. А уж то, что ехать пришлось в том же задрипанном мундире… Как выяснилось, в генеральском гардеробе не было предусмотрено запасного комплекта формы. Но что меня еще больше озадачило – такое положение дел для всех здесь выглядело как бы не в порядке вещей. Во всяком случае – судя по реакции Жюно. Когда я сказал ему об этом, он так простодушно удивился, как будто я… Даже не знаю… Предложил бы совершить нам с ним намаз, что ли? По-моему, Жан – это его так зовут: Жан Жюно, не знаю как кто, а я сразу запутался и какое-то время не мог запомнить – решил, что я просто шучу. Ну и бог с ним – повезло, будем считать…

Меня только хватило – хотя скорей не меня, а Наполеона – на то, чтобы выбить из штабного каптенармуса (или интенданта?) недополученные за время отсидки деньги и отдать их матери. Которая, как оказалось, обитала вместе со всей остальной семьей не где-нибудь, а в том же Антибе, в старой развалюхе, возвышенно именуемой «замок Салле». Впрочем, это обветшавшее сооружение выглядело достаточно романтично, увитое плющом и залитое солнечным светом на склоне обращенного к морю покрытого зеленью холма. Ну, Италия – сами понимаете…

Честно сказать, это свидание с семьей сильно меня ошарашило. Ну не ожидал я, что все они «тоже тут». Не разобрался еще в памяти реципиента. В результате чуть не влетел по полной, вынужденный столкнуться с родней нос к носу. Ладно, хватило сообразительности сослаться на срочность исполнения приказа и ограничиться буквально кратким стоянием одной ногой на пороге, а другой на крыльце… Да и то пришлось выдержать целую бурю родственного натиска. Начиная с объятий обрадованной матушки, повисанием на шее двух визжащих младших сестер и заканчивая дерганием за полу со стороны самого младшего из братьев – Жерома. Хорошо еще, что недавно женившийся Жозеф отсутствовал по своим семейным делам. И Люсьена тоже не было. Зато Луи, оказывается, было давно обещано с моей стороны отвезти его в военную школу в Шалон, и сейчас представлялся весьма удобный случай!..

С огромным трудом удалось мне вырваться из этой западни. Особенно – избавиться от любимого брата, которого я, оказывается, уже который год учу и воспитываю лично. Только этого мне сейчас и не хватало!.. Отговорился полной неясностью положения и обещал все прояснить уже из Парижа. А также вызвать туда, сопроводить оттуда и там же все уладить… Как только – так сразу… Кажется, прокатило. Хотя, похоже, народ озадачился моим странным поведением. Но, в общем, с вопросами приставать не стали. Поскольку привыкли, что в семье все же я за главного… Еще и по этой причине я унесся из Ниццы как наскипидаренный. Мне просто страшно было оставаться с внезапно обретенными родственниками хоть насколько-то долго… Я и так вышел оттуда в почти что невменяемом состоянии.

Короче, вырваться удалось, но значение семьи для Наполеона оказалось для меня натуральным откровением. Как-то не ожидал я подобного от «чудовища Буонапарте». А вот поди ж ты!.. Впрочем, память – наполеоновская, понятное дело, – подсказывала, что так обстояло всегда. И семья их вообще отличалась исключительно дружной атмосферой и взаимопомощью. А значит, не таким уж самовлюбленным эгоистом был будущий потрясатель Европы, каким его изобразил Лев Толстой. Да и не только он один… По крайней мере – в молодости.

Кроме того, ничуть не меньше отношения к семье меня ошарашил тот факт, что этот, блин, кандидат в монархи, будущий узурпатор и душитель революции оказался при всем при том отъявленным якобинцем и сторонником республики! Чему, как выяснилось, нисколько не противоречило штудирование им записок Цезаря, числимого Наполеоном как раз в величайших революционерах. На основе деяний, ага… Такая вот диалектика. А помимо этого – он еще и Руссо шибко уважал. С небезызвестным высказыванием: «Ничто на земле не стоит цены крови человеческой!»

И это при всем при том, что якобинцев на данный момент уже в основной массе поотправляли на гильотину! Правда, крайним монтаньяром он все же не был. И многие действия робеспьеровского Конвента считал неверными. А то и дурацкими. В частности, массовый террор. Но – как ни странно – сторонником решительных мер являлся однозначно. Впрочем, сторонниками решительных мер в текущий момент были решительно все – от крестьян и простых горожан, страдающих от произвола революционных властей и шаек дезертиров, рыскающих по стране, до так называемых «неприсягнувших» священников, с оружием в руках боровшихся против воцарившегося безбожного государства… Революция, так ее и разэдак…

Хотя применительно к Наполеону причина была достаточно проста. Будучи по происхождению дворянином, но не аристократом, он своими глазами видел, к чему привела страну монархия. И совсем не хотел возвращения прежних порядков. Бурбоны – вернись они на трон – в полном соответствии с формулировкой «ничего не забыли и ничему не научились» первым делом восстановили бы привычный им старый добрый феодализм. А этого бывший офицер заштатного гарнизона совершенно не хотел. Как не хотело реставрации подавляющее большинство населения Франции. И против чего упорно сражалось. Робеспьер же и монтаньяры просто максимально последовательно и радикально выступали именно против такого поворота дел. Ну и Наполеон за компанию, ага… Черт знает что!..

2

В добавление ко всему наши с Наполеоном личности оказались едва ли не полными противоположностями.

До такой степени, что я даже представить был не в состоянии, как их можно совместить. Уж кто и зачем такое устроил – бог весть. Но я бы этому умельцу с большим удовольствием высказал бы мое отношение к таким экспериментам. Да… Если бы добрался…

У Бонапарта оказался ярко выраженный левополушарный тип мышления. Абстрактно-логический. Чем и объяснялись его математические способности. А я – голимый гуманитарий, из всей математики твердо помнящий только таблицу умножения. То есть как раз – вправо перекошенный (в смысле полушарий). Думается, именно этому обстоятельству я и был обязан наличием «внутреннего голоса» – так сказать, «Наполеона внутри себя». Потому как полного замещения личности при моем здесь возникновении явно не произошло. А вместо этого мы, похоже, получили каждый по полушарию бонапартового мозга. Он – свое левое. А я, соответственно, – правое. Хорошо еще, что командовать парадом досталось мне, а не ему… Хотя и от получившейся конструкции спятить можно было – как два пальца… Сами понимаете, что сделать.

Как с той же математикой. Я уже сказал, что кроме таблицы умножения ничего твердо не помню. Хотя и проходил, конечно, и бином Ньютона, и интегральное исчисление – как все, ага… Ну, знаю еще некоторые прикладные формулы… Однако уже на квадратных уравнениях начинаю путаться. Наполеон же играючи разгибал интегралы – причем в уме! А я от этого действия мог понять только результат. Сам в процессе вычисления не участвуя. И от этого впадая в весьма странное состояние… Нечто навроде транса. Или нирваны… Так что я теперь вполне могу на эстраде выступать – как человек-счетчик. Будет хоть какой-то заработок. Если в императоры не возьмут… Пару раз я даже Жюно напугал. Пришлось объяснять, что глубоко задумался…

Кроме того – возраст и темперамент.

Хотя бы уже то, что я «сова», а он «жаворонок», несколько напрягало… Хотя это и мелочь, в общем. Но вот возраст – уже серьезнее. Я – по моим внутренним ощущениям – был постарше. Причем – сильно. Как бы не вдвое… А Наполеон в свои двадцать пять выглядел едва не на восемнадцать – маленький, худенький, с черными длинными немытыми патлами, заплетенными на конце в небрежный хвост (да еще с голубыми глазами!) – я просто обалдел, когда мне удалось разглядеть себя в зеркало: бомж натуральный! Или хиппи… Только без хайратника. Или вообще беспризорник в обносках. Шаромыжник, ага: «шерами!». Хоть сейчас можно писать с персонажа картину «Конец Хитрова рынка»… Так при всем при этом он еще и по натуре был ярко выраженным гиперактивным типом. Электровеником буквально. В отличие от меня, лентяя…

По-моему, он даже думал раза в два, если не в три, быстрей моего. Что имело, конечно, свои преимущества – поскольку плоды раздумий пожинал я, но зато зачастую я и действия совершал, не успев понять, что делаю. Как, например, приключилось в тот раз, когда какие-то революционные гвардейцы на полпути к Парижу хотели реквизировать лошадей нашего дилижанса. Я еще только тупо соображал, кто такие эти выглядящие чистыми разбойниками с большой дороги оборванцы, а наполеоновская часть сознания уже выпрыгнула на дорогу и голосом, подобным звону ружейной стали, грянула, что я – генерал Бонапарт и следую в Париж по делу, не требующему отлагательств… Я думал, что тут нам и конец. Однако опыт кадрового офицера сработал правильно, как оказалось. Солдаты смутились в первый момент. А второго – чтобы опомнились – Наполеон им не дал. Тут же потребовал командира, вступил с ним в разбирательства… И в результате через полчаса мы продолжали ехать дальше, принимая изъявления благодарности от успевших изрядно перетрухнуть попутчиков: времена были самые что ни на есть решительные, как я уже отмечал, и подобная встреча могла закончиться расстрелом на месте без суда и следствия – как гидры мировой контрреволюции…

Знаете, что после этого сделал сей «человек из стали и грома»? Всю оставшуюся до вечера часть пути он самозабвенно проиграл с детьми ехавших в дилижансе пассажиров. Чтобы развеять их испуг и развеселить… Я, в общем, и сам не чужд… Однако применительно к Наполеону?! Да еще учитывая тот успех, которого он добился, – под вечер дети его уже обожали… Мне практически не потребовалось вмешиваться – он сам прекрасно справился. Офигеть…

Но полностью убедило меня в альтернативности окружающего мира – и едва не добило, если честно признаться, – то, что этот гений артиллерии, блин… и без дураков знаток математики, на фиг… Оказался натуральным Маниловым! Совершенно беспочвенным мечтателем, склонным витать в облаках и строить грандиозные «наполеоновские планы», не считаясь с реальностью ни на копейку!

Всю дорогу до Парижа, невзирая ни на жутко некомфортный дилижанс (с неизвестно из чего сделанными рессорами и готовым рассыпаться от старости кузовом), ни на полчища блох, клопов и тараканов, атакующих нас на каждой ночевке в придорожных гостиницах, несмотря на шайки дезертиров, рыскающих по округе и вынуждающих пассажиров ехать с оружием наготове, – всю дорогу этот утопист пробавлялся тем, что выпытывал у меня подробности о техническом прогрессе за истекшие двести лет. И воображал, как будет внедрять услышанное в жизнь.

Смешно – но мы с Наполеоном чуть не разругались. Внутри себя, ага… Уж очень его впечатлило, что я по профессии авиатехник, и, стало быть, мы мигом запустим в небо Франции эскадры воздушных кораблей… И всем покажем кузькину мать, да… Впрочем, надо отдать должное – гражданские воздушные перевозки интересовали его ничуть не меньше. Воздушный путь в Индию, например… Для перевозки всякого нужного крестьянину товара, ага… Еле я от него отбился. Причем по ходу перепалки выяснилось, что Наполеон всегда жутко интересовался всем, связанным с воздухоплаванием (ну, еще бы – по тем временам это было явление, сопоставимое с выходом в космос). И даже как-то, будучи еще кадетом военной школы в Париже, предпринял попытку тайком прокрасться в корзину аэростата Бланшара на Марсовом поле, но был пойман… Видимо, он стал таким образом первым воздушным зайцем в истории, пускай и неудавшимся…

То есть мне-то сперва казалось, что это я сам вспоминаю… Пока я не сообразил, что получаются-то у меня классические «воздушные замки». Ведь ни технологии производства нитропорохов, ни гремучей ртути я в деталях не знаю. А двигателя внутреннего сгорания, потребного для танков и авиации, тут в принципе не может быть, потому что генерал Карно вместо того, чтобы изобретать цикл своего имени, занимается игрой в солдатики. То же касается и электричества… Хотя лейденские банки уже существуют. Но до уравнений Максвелла – как до Луны пешком! Да и сам Максвелл еще не родился… Да что теория! Нет промышленной базы! Металлургическая промышленность не в состоянии лить сталь нужного качества. Потому что нет химии как науки – при отсутствии таблицы Менделеева. А металлообработка, по сути, вообще невозможна, ибо то, что тут есть из станочного парка, – за таковой считаться не может ни при каких условиях.

Что уж говорить про банальную инерцию мышления… Первая в мире самодвижущаяся паровая повозка – телега Кюньо – была создана именно во Франции аж двадцать пять лет назад от текущего момента! И что? А ничего!.. Зачем, спрашивается, когда лошади есть? Родиной железных дорог в результате стала Англия. Просто потому, что там промышленность более развита. Да и то до того времени осталось еще ждать столько же – те же четверть века.

Да. Здесь вам не Рио-де-Жанейро…