Текст книги "Подлинная история «Майора Вихря»"

Автор книги: Александр Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

Но у польской стороны были другие устремления. В сентябре 1938 года итальянский посол в Варшаве сообщал в своё министерство иностранных дел: «С целью пресечения каких бы то ни было попыток СССР послать через Польшу войска в помощь Чехословакии, Польша с целью демонстрации начала 15 сентября манёвры на Волыни и под этим предлогом сконцентрировала там нужное количество войск».

Красиво – до невероятности! Так и представляешь, как гордые шляхтичи неколебимо встают на пути «московитских орд»; лихие уланы самоотверженно атакуют и обращают вспять советские танки Т-26 и БТ-7; в польских городах и сёлах вспоминают далёкие 1830 и 1863 годы, повсюду звучит гимн «Аще Польска не сгинела!» и раздаются патриотические призывы, главным из которых является требование не дать осквернить польскую землю ногой иноземного солдата!

О том же, что соседняя Чехословакия отдавалась на растерзание Гитлеру, в Польше ещё мало кто думал. Хотя кое-кто в тамошней «верхушке» не без оснований рассчитывал, что немецкие союзники отблагодарят Польшу за её «принципиальную» антирусскую позицию. Действительно, от гитлеровских щедрот Польше вскоре перепала Тешинская область фактически развалившейся Чехословакии. Правда, «подарок» этот был дан ненадолго – до сентября 1939 года. Но вряд ли кто в польском руководстве мог предположить, что принесёт Польше тот роковой сентябрь…

А ведь ещё Пилсудский, первый маршал Польши и начальник Польского государства, [39]39
  Официальные титулы Иосифа (Юзефа) Пилсудского.


[Закрыть]признавал, что взаимоотношения польского и немецкого народов характеризовались как «тысячелетняя ненависть» (подчеркнём, данное чувство было взаимным!), и чтобы она оказалась забыта, должно пройти немало времени. Признавал он это с горечью, так как сам являлся сторонником сближения Польши и Германии. Однако расстояние между общественным мнением и польской внешней политикой было слишком велико, и «низы» трезвели гораздо быстрее «верхов», которые почему-то – везде и всегда – считают, что они лучше всех остальных знают и понимают, в чём именно состоит народное счастье и каким путём следует вести страну. Вот и вели – в кильватере германской политики. А ведь источник, находящийся в посольстве Финляндии в Варшаве, информировал свой МИД (а заодно и советскую разведку) о том, что «отношение польской общественности к Германии… до некоторой степени переменилось. Главная причина этого, несомненно, кроется в боязни того, что после Чехословакии наступит очередь Польши».

И она подошла – несмотря на весь прогерманский оптимизм польского руководства.

Вечером 31 августа 1939 года эсэсовцы инсценировали нападение поляков на радиостанцию приграничного города Глейвиц – со стрельбой у микрофона, ультиматумом на польском языке и расстрелянными немецкими уголовниками, переодетыми в польскую военную форму… Германия тут же дала «адекватный ответ».

«1 сентября 1939 года в 4 часа 45 минут немецко-фашистская авиация нанесла удары по аэродромам, узлам коммуникаций, экономическим и административным центрам Польши. Германский линкор «Шлезвиг-Гольштейн», заранее прибывший к польскому побережью, открыл огонь по полуострову Вестерплатте. Сухопутные силы вермахта перешли границу и вторглись в Польшу с севера из Восточной Пруссии, с запада из Восточной Германии и с юга из Словакии». [40]40
  История Второй мировой войны. 1939–1945. Т. 3. М., 1974. С. 13.


[Закрыть]

Поляки обречённо сопротивлялись вооружённой агрессии – бывало и так, что лихие уланы, славная кавалерия времён Наполеоновских войн, в порыве безнадёжного и самоотверженного отчаяния рубили саблями и кололи пиками броню немецких Т-I I. 28 сентября пала Варшава, но ещё раньше Польша была уже разделена между могущественными соседями.

А ведь всего этого вполне можно было избежать, ибо в апреле того же 1939 года в Лондоне были подписаны англо-польский договор о взаимопомощи и секретный к нему протокол.. [41]41
  См. Политический словарь, выпущенный именно в то время. Подтверждается это и выступлением британского премьера Чемберлена в палате общин 31 марта 1939 года. Однако некоторые современные источники почему-то указывают дату подписания польско-британского договора как 25 августа 1939 года.


[Закрыть]

В статье 1-й договора было недвусмысленно сказано:

«В случае если одна из Договаривающихся Сторон будет вовлечена в военные действия против европейской державы вследствие агрессии последней против этой Договаривающейся Стороны, другая Договаривающаяся Сторона немедленно окажет Договаривающейся Стороне, ведущей военные действия, поддержку и помощь всеми силами…» [42]42
  Мировые войны XX века. Кн. 4. С. 82.


[Закрыть]В протоколе следовало необходимое пояснение: «Польское правительство и правительство Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии договорились о следующем истолковании Соглашения о взаимопомощи, подписанного сегодня, как единственно достоверном и обязательном:

I. (а) Под выражением «европейская держава», употребляемом в Соглашении, следует понимать Германию…» [43]43
  Там же. С. 83.


[Закрыть]Так где же ваша обещанная помощь, джентльмены?! Впрочем, ведь и гитлеровцы со своими союзниками не церемонились, рассматривая их как некий «расходный материал». Давно ли они использовали в своих политических играх поляков – в частности, в тогда ещё скрытой своей борьбе против СССР, а теперь руками украинских националистов они стали работать против Польши.

«15 августа 1939 года абвером из членов ОУН было создано диверсионное подразделение под кодовым названием «Bergbauemhilfe». Общая численность подразделения составляла около 600 человек, которых возглавил один из членов Главного провода ОУН полковник Роман Сушко.

Задачей подразделения должны были стать организация антипольского восстания на Западной Украине и очищение территории от «нежелательных элементов». Согласно показаниям начальника 2-го (диверсионного) отдела абвера Э. фон Лахузена на заседании Международного военного трибунала в Нюрнберге, 12 сентября 1939 года соответствующее указание было сделано начальнику абвера адмиралу Канарису министром иностранных дел Третьего рейха И. фон Риббентропом. «Смысл приказа или указания, – рассказывал Лахузен, – был таков: необходимо было связаться с украинскими националистами, с которыми разведка имела уже соответствующий контакт в военном отношении, для того, чтобы вызвать повстанческое движение в Польше, которое имело бы своим следствием истребление поляков и евреев в Польше. Об этом говорилось Риббентропом лично Канарису. Когда говорили «поляки», то подразумевали интеллигенцию и те круги, которые выступали в качестве носителей национального сопротивления…». [44]44
  Дюков А. Р., Яковлев А. М. Забытый геноцид. «Волынская резня» 1943–1944 годов. Документы и исследования. М., 2008. С. 71–72.


[Закрыть]

Есть ли смысл уточнять, что украинские националисты будут точно так же «использованы» гитлеровцами?

* * *

Стремясь дискредитировать Советский Союз, иные «историки» сегодня утверждают, что его руководство «под шумок» воспользовалось фашистской агрессией, чтобы быстренько «оттяпать» кусочек сопредельного государства, поставив затем фюрера перед свершившимся фактом. Отнюдь нет!

«В присутствии наркомов иностранных дел и обороны – В. М. Молотова и К. Е. Ворошилова – в 2 часа ночи 17 сентября 1939 года Сталин официально проинформировал германских дипломатических представителей в Москве о том, что подразделениям РККА отдан приказ через четыре часа перейти государственную границу. Их задача взять под защиту население Западной Украины и Западной Белоруссии. Одновременно, во избежание нежелательных инцидентов, он потребовал, чтобы было остановлено наступление германских войск в восточном направлении, отвести вырвавшиеся вперёд, на линию Белосток – Брест – Львов, части вермахта и запретить германской авиации совершать полёты восточнее этой линии. Причём германским представителям ясно дали понять, что в случае невыполнения этих требований германские части могут попасть под бомбовые удары советской авиации». [45]45
  Мартиросян А. Б. 200 мифов о Великой Отечественной. Кн. 1. На пути к мировой войне. М., 2008. С. 407.


[Закрыть]

Руководитель великой державы говорил с позиции силы, и всем было ясно, что он поступит именно так, как обещает. Многословная суетливость наших последующих «вождей» была ему чужда.

Действительно, как и было сказано, «17 сентября 1939 г. части Красной армии вступили на территорию Польши и через несколько дней дошли до «линии Керзона» – линии, которая была в декабре 1919 г. рекомендована Верховным советом Антанты в качестве Восточной границы Польши». [46]46
  Теория и практика западно-украинского национализма в документах НКВД, МВД и МГБ СССР. М., 2010. С. 10.


[Закрыть]Историческая справедливость была восстановлена.

Известно, между прочим, что тогда, в сентябре 1939-го, кое-где произошли первые боестолкновения между советскими и фашистскими войсками – подразделениями тех двух армий, которые спустя два года начнут многолетнее сражение не на жизнь, а на смерть.

Глава вторая
Детство в деревне Чертовичи

Итак, теперь мы можем непосредственно обратиться к герою нашего повествования. Для начала – фрагменты из уникального документа, проходящего под грифом «Совершенно секретно»:

Анкета специального назначения работника НКГБ.

1.  Фамилия, имя и отчество:Ботян Алексей Николаевич.

2….

3.  Год, месяц и число рождения:10 февраля 1917 г.

4.  Место рождения:БССР, Молодечинская обл., Воложинский р-н, дер. Чертовичи.

5.  Национальность, родной язык:белорус, белорусский.

6.  Если ранее состоял в другом гражданстве или подданстве, указать, в каком именно, когда принят в гражданство СССР:до присоединения Зап. Белоруссии в состав Советского Союза имел польское подданство.

7.  Социальное происхождение:из крестьян, служащий.

8-25…

26.  Служили ли в белых или иностранных армиях, в каких частях, где и когда, последний чин и должность, участвовали ли в боях против Красной Армии, где и когда, какие имели награды, за что, от кого:служил в Польской армии в 3-м дивизионе зенитной артиллерии в гор. Вильно в чине унтер-офицера. В боях против Красной Армии не участвовал. (Данный ответ в анкете подчёркнут красным карандашом – единственный из всех ответов. – А. Б.)

27-52…

^{30 июля 1945 года.}

Сделаем небольшое отступление. Сегодня, очевидно, уже мало кто знает, что в Белоруссии некогда существовала Молодечинская область. Неудивительно – даже в Политическом словаре 1940 года издания, где помещена отдельная статья «Западная Белоруссия», посвящённая территориям бывшей Российской империи, только что возвращённым в состав СССР, Молодечно среди тамошних крупных городов не значится, хотя известен он был уже с конца XIV века. В знаменитой энциклопедии Брокгауза и Ефрона, издававшейся на рубеже XIX–XX столетий, Молодечно именуется местечком Вилейского уезда Виленской губернии, [47]47
  Точнее, там ошибочно написано «Виленского уезда Виленской губернии», но в статье «Вилейка» говорится, что Молодечно входит в данный уезд. Не всё так просто!


[Закрыть]с населением 2393 жителя. Ну а к 1985 году количество таковых составляло 84 тысячи.

После крушения Российской империи Виленская область превратилась в «яблоко раздора» между Литвой и Польшей, которая её оккупировала, вопреки международным договорам, и только через 20 лет, в 1939 году, город Вильно превратился в Вильнюс, столицу Литовской Республики, которая вскоре войдёт в состав СССР. Тогда Вилейка обрела вдруг воеводский или областной статус, который сохраняла до самого 1944 года, когда Вил ейская область обратилась в Молодечинскую. Впрочем, не надолго – в январе 1960 года таковая была упразднена, а её территория вошла в состав Минской области. Оно и понятно: деревня Чертовичи, в которой родился Алексей Николаевич, располагалась в 78 верстах от Минска и в ту пору примерно в десяти верстах от линии фронта, где друг против друга окопались войска кайзеровской Германии и Российской империи, доживавшей свои последние дни.

Россия уже вступила в смутный 1917 год, но главные его события были ещё впереди, и тогда, в самом начале февраля, вряд ли кто полагал, что трёхсотлетняя царствующая династия Романовых доживает свои последние дни.

Но всё-таки Алексей Ботян успел родиться «в царские времена» и на территории Российской империи. Однако совсем скоро эти земли временно отойдут к Польше и только в конце 1939 года будут включены в состав Белорусской Советской Социалистической Республики, одной из союзных республик великой державы СССР – Союза, объединённого вокруг России, прямого наследника империи, рухнувшей по причине бездарности своего очередного правителя. (Кто бы знал, что подобная судьба ожидает, в конце концов, и великий Союз!).

Вот какая оказалась история с географией!

* * *

«Я считаю, что жизнь моя сложилась таким образом благодаря моему отцу, Николаю Николаевичу Ботяну, за что я ему очень признателен, – рассказывает Алексей Николаевич. – Ведь если бы он рассудил так, как думало подавляющее большинство в деревне: мол, пусть сын здесь живёт и работает, то я бы получил только начальное образование и остался бы в своей деревне, как все другие наши ребята, которые за всю свою жизнь никуда из родных мест ни разу не выезжали. А ведь время тогда было непростое, тяжёлое, к тому же образование в Польше было бесплатным только до седьмых классов, дальше нужно было платить, но отец все эти трудности преодолел. Для этого даже одну коровку пришлось продать – у нас их тогда две было. Овцы также были, куры… У нас ещё и лошадь была, очень хорошая, её даже хотели взять в польскую кавалерию, предлагали отцу за неё большие деньги, но он лошадь не отдал… Так что благодаря отцу я получил польское образование, и это мне очень помогло в дальнейшей жизни. Почему польское? Так все белорусские школы, которые были у нас в Западной Белоруссии, в 1925 году закрыли, и после того образование можно было получать только на польском языке. Лишь в одном каком-то городе, от нас не очень далеко, но не помню точно, в каком, была белорусская гимназия – и та националистического характера, антисоветского направления… [48]48
  «Во всей Польше на 3 миллиона белорусов было всего несколько белорусских школ, в которых учились только 2 тысячи белорусских детей. Больше половины населения [Западной] Белоруссии было неграмотно» (Политический словарь. М., 1940. С. 195).


[Закрыть]Сам же Николай Николаевич, мой отец, ещё до Первой мировой войны окончил приходское училище, поработал в Германии – наверное, батраком, потом добрался до Гамбурга, где сел на пароход и отправился в Аргентину. Там он тоже работал у каких-то хозяев – по-моему, и там это были немцы, потому что отец отлично выучил немецкий язык; он безукоризненно владел также ещё и испанским языком, не считая, разумеется, польского, белорусского и русского… Насколько я понимаю, у него были не только способности к изучению иностранных языков, но и большой к этому делу интерес – недаром же у нас дома, в нашей избе, были различные словари. Вообще, у него много книг было – он читал даже русские книги, в том числе Льва Николаевича Толстого. Иногда засидится дома за книгой, читает, а мать кричит: иди на двор, надо скотину кормить, то-другое, закрывай, мол, свои книжки! Что тут сделаешь? Он же был крестьянин, жизнь крестьянская всегда тяжёлая была…».

С Алексеем Николаевичем Ботяном мы не раз встречались в его московской квартире – в обыкновенном панельном доме, расположенном в одном из новых районов на юге столицы. Он много интересного рассказывал про свою долгую и бурную жизнь, при этом совершенно чётко зная, что говорить можно, а о чём – до сих пор нельзя. Собеседник горячий, увлекающийся, азартный, весёлый – говорит Алексей Николаевич быстро, порой сглатывая окончания слов, смеётся заразительно, – он ни разу в разговоре не перешагнул некую запретную черту, ни единожды не произнёс ту сакраментальную фразу, которой любят пощекотать нервы собеседника иные «посвящённые» люди: «А это не для печати!» И тут тебе могут такую информацию подбросить, что плакать хочется – ведь и опубликовать её нельзя, и обидно хранить втуне. Да, не зря говорят, что многие знания порождают скорби! Ботян, однако, к таким моментам в разговоре просто не подходит – не от какого-то беспамятства, которым он уж никак не страдает, и тем более не от недоверия к собеседнику. Ведь человека, которому нельзя верить, он раскусил бы сразу и на порог к себе не пустил. Просто имеются «табу», есть некие темы, которые трогать нельзя. Служба такая!

И ведь что поразительно: общаясь с людьми – сотрудниками той самой службы, которые по многу лет работали с Алексеем Николаевичем бок о бок и дружат с ним не одно десятилетие, – я постепенно понял, что знаю о его судьбе, точнее о работе, гораздо больше, чем каждый из них в отдельности. Любой из моих собеседников знал только «свой», так сказать, период, то время, когда они работали вместе, и имел представление только о том, чем они совместно занимались. Вести разговоры о том, что было раньше или позже, или в работе с другими сотрудниками, в этой среде просто не полагалось.

Впрочем, вернёмся к рассказу самого Алексея Николаевича.

Ничего потустороннего или мистического в названии деревни Чертовичи искать не нужно – нечистая сила здесь ни при чём! Так вышло, что это довольно большое поселение, стоявшее на лесной опушке, оказалось как бы чертой между дремучим лесом и полями. Дед Алексея, тоже Николай Николаевич, как и его сын, был объездчиком – вроде старшего лесничего, то есть какое-никакое, а для мужика начальство. Так что хозяйство у него было большое, и семья считалась зажиточной: был хороший участок земли, скот держали – лошадку и пару коров, даже прислугу нанимали, чтобы скот пасти и по дому помогать. Дед был заядлый охотник, имел ружьё, что в деревне далеко не каждому тогда приходилось по карману.

Да и тот факт, что жену он себе взял из не родных мест, а из довольно далёкого зажиточного села Журавцы, тоже свидетельствует о многом. Бабушку, насколько Алексей Николаевич помнит, звали Тереза – значит, была она католичка и, очевидно, полька, тогда как сам Николай Николаевич, белорус по национальности, был православным. Жили дед с бабкой лет до восьмидесяти, дружно и счастливо, и умерли в одном и том же 1910 году – кажется, ещё до женитьбы своего младшего сына и уж точно до рождения внука, который хотя и знал их только по рассказам, но регулярно навещал родные могилы на кладбище.

От деда и шла фамилия Ботян, которую несведущие люди считают то армянской, то молдавской – из-за того, что на «ян» заканчивается. Хотя фамилия это чисто белорусская и, как объясняет сам Алексей Николаевич, означает она «Аист», самую любимую в Белоруссии птицу, один из символов этой прекрасной республики.

Второй его дед, Роман, по фамилии Малявский, жил в селе Хордынове, что в полутора километрах от Чертовичей. Была у него такая странность – как выпьет, начинал кричать: «Я – пан! Остальные – холопы!» Почему? Внук этого не знал; семья у деда была простая, крестьянская, и над дедом за эти его выходки посмеивались. Хотя ещё до Первой мировой войны его сын, а потом и дочь уехали в Москву. Сын стал инженером на железнодорожном транспорте, в 1930-е годы участвовал в строительстве московского метро, а дочь работала в Министерстве финансов. Значит, он дал им хорошее образование – может, потому и чувствовал себя «паном»? Кстати, потомки Малявских пошли по научной линии, получили учёные степени… Алексей Николаевич до сих пор поддерживает с ними связь, хотя созваниваются они нечасто.

Несмотря на то, что отец Алексея поездил по миру, в совершенстве владел несколькими языками и к тому же неплохо разбирался в математике, был он не только книгочеем, но и хорошим столяром – делал двери и оконные рамы, столы и табуретки, чем в основном и зарабатывал на жизнь, – семья его жила небогато, при среднем достатке. Работников уже не нанимали – по хозяйству помогали подросший сын и две его младшие сестры, Мария и Зинаида, которые сами со всем вполне справлялись. Про то, что такое голод, Ботяны не знали, но зато трудились постоянно. Отец с матерью жили очень хорошо, дружно, никогда не ругались.

Детство для человека – лучшее, самое светлое время. Вот только, к сожалению, понимаем мы это с большим опозданием, уже тогда, когда вырастаем и уходим во взрослую жизнь. Конечно, остались в памяти Алексея Николаевича и какие-то печальные, даже страшные воспоминания о тех днях. Так, с 1920 по 1925 год в их края нередко наведывались разношёрстные банды из России – вплоть до недобитых махновцев, которые бесчинствовали и грабили приграничное население. Ботян помнит, сколько было разговоров после того, когда большой польский отряд во главе с местным комендантом гнался за бандой и сам попал в засаду – у поляков были немалые потери, погиб и комендант. Но в 1925 году польские власти как следует укрепили границу с Россией, и больше с тех пор никаких набегов не было. Да и на сопредельной советской стороне постепенно наводился порядок.

Рассказывать про детство можно много, но ведь мы (к сожалению или к счастью) пишем отнюдь не «Детские годы Багрова-внука», да и не дано нам, признаемся откровенно, расписать всё так, как в своё время сумел это сделать Сергей Тимофеевич Аксаков, повествуя о своём детстве. Вот, например, как у него было написано:

«С конного двора отправились мы на родники. Отец мой очень любил всякие воды, особенно ключевые; а я не мог без восхищения видеть даже бегущей по улицам воды, и потому великолепнейшие парашинские родники, которых было больше двадцати, привели меня в восторг. Некоторые родники были очень сильны и вырывались из середины горы, другие били и кипели у её подошвы, некоторые находились на косогорах и были обделаны деревянными срубами с крышей; в срубы были вдолблены широкие липовые колоды, наполненные такой прозрачной водою, что казались пустыми; вода по всей колоде переливалась через край, падая по бокам стеклянною бахромой…» [49]49
  Аксаков. С.Т. Собрание сочинений: В 3 т. М., 1986. Т. 1. С. 253.


[Закрыть]

Звучит, как музыка! Именно так и нужно описывать впечатления детства.

Ну а раз мы так не можем, то возвратимся к нашему сугубо документальному повествованию и ограничимся, выражаясь казённым языком, необходимой информацией по данному периоду. И в этой связи возник вполне логичный вопрос:

– Ваш отец побывал в различных странах, прекрасно владел несколькими языками… Как вы считаете, не мог он тогда сотрудничать с какими-нибудь спецслужбами, выполнять их задания – хотя бы на уровне курьера?

Ботян помедлил с ответом:

– По-моему, нет… Нет, не думаю! Тогда многие простые люди из Восточной Европы вот так же по миру ездили и без языка им было нельзя! А вот зато во время Великой Отечественной войны, когда на территории Белоруссии действовали различные партизанские формирования, он был связан с нашим омсбоновским отрядом Морозова. Это неудивительно – он ведь был членом компартии Западной Белоруссии.

Во-первых, обратим внимание на прозвучавшую здесь аббревиатуру: ОМСБОН – Отдельная мотострелковая бригада особого назначения. О том, что это такое, мы объясним немного позже, ведь именно в составе этого соединения Алексею Николаевичу придётся потом воевать.

Во-вторых, принадлежать к коммунистической партии Западной Белоруссии, которая находилась на нелегальном положении, а в 1939 году вошла в состав белорусской компартии, было очень опасно. Про отношение гитлеровцев к коммунистам уже и не говорим, но ведь эту организацию стремились уничтожить ещё и поляки, так что действовала она в глубоком подполье. Алексей Николаевич рассказал, что соседом у них был их однофамилец, тоже Ботян, соответственно, и он был коммунистом. Поляки внедрили в их организацию свою агентуру; сосед был арестован и отсидел лет пять в тюрьме где-то под Брестом. Там он заболел туберкулёзом, умер вскоре после освобождения… Всё же компартия продолжала борьбу, так что Николай Николаевич не раз прятал в своём доме товарищей, которые скрывались от поляков.

Завершая рассказ о старшем Ботяне, мы обязательно должны вспомнить один боевой эпизод – произошло это уже в годы Великой Отечественной войны, в то время, когда гитлеровские оккупанты развернули тотальную борьбу с партизанами, которых они, как известно, именовали «бандитами». При этом сами же гитлеровцы боролись с партизанами – точнее, против всего мирного населения – истинно бандитскими методами. Ведь, как известно, за годы войны немецко-фашистские оккупанты сожгли на территории Белоруссии порядка 9200 деревень, уничтожили более 1 миллиона 400 тысяч мирных граждан и свыше 800 тысяч военнопленных; около 380 тысяч человек трудоспособного возраста и детей было угнано на работу в Германию. Сегодня кое-кому хотелось бы про это забыть, однако все преступления гитлеровцев зафиксированы не только в людской памяти, но и в документах Нюрнбергского процесса!

Конечно, даже в этом бандитском истреблении мирного населения была своя жестокая логика: в первую очередь уничтожались деревни, расположенные по соседству с лесом, – то есть те, которые могли служить пунктами снабжения и перевалочными базами для партизан. Таким образом «партизанский край» как бы ограждался выжженными, опустошёнными землями, эдакой «полосой отчуждения».

Действовали гитлеровцы методично, так что вскоре очередь дошла и до деревни Чертовичи, до той самой «черты», что пролегла между полями и лесом. Каратели нагрянули затемно, когда деревня уже погрузилась в сон и все были на местах, каждый у себя дома, в кажущейся безопасности, обеспеченной тщательно запертыми дверями и наглухо закрытыми ставнями. Немцы быстро и тихо окружили Чертовичи плотным кольцом оцепления. Потом, внезапно и одновременно, со всех сторон вспыхнули фары грузовиков, в чёрном небе расцвели осветительные ракеты, озаряя землю своим мертвенным светом, загремели автоматные очереди, веерами рассыпая над крышами трассирующие пули, остервенело залаяли рвущиеся с поводков овчарки, а по дверям и по ставням загремели приклады винтовок, раздались отрывистые команды на русском и немецком языках: «Вставай! Schnell! [50]50
  Быстро! (нем.).


[Закрыть]Выходи!» Испуганные полуодетые люди – старики и старухи, женщины, в основном немолодые, и дети выскакивали из домов, торопливо шли и бежали в указанном карателями направлении; некоторые успевали прихватить с собой свёрточки и узелочки с каким-то добром и теперь смущённо прятали их за спину, большая же часть жителей выскочила из домов ни с чем… Поёживаясь от страха и ночного холода, люди сбивались в тесную кучу; кто-то тихо всхлипывал, кто-то молился, кто-то шёпотом пытался успокоить плачущих детей. Вопросов о том, что будет дальше, ни у кого не возникало: даже в этих отдалённых краях слухи и вести распространяются быстро, так что о судьбе других подобных деревень тут уже все знали. Те, кто хотел и мог, давно уже ушли в лес; кто не мог – уповали либо на милость Божью, либо на всемогущее «авось», памятуя, что «дома и стены помогают»…

Перед толпой, окружённой автоматчиками, появился немецкий офицер. Он повелительно поднял руку, и люди затихли; резкие голоса солдат в отдалении, чьи-то редкие всхлипывания только подчёркивали эту гнетущую, тяжёлую тишину, которая в любую секунду должна была разорваться выстрелами.

– Вы все – партизаны! Вы – бандиты! Если вы сами не партизаны, то вы помогаете партизанам! – заговорил офицер на довольно чистом русском языке. – А значит, всё равно, вы – бандиты и должны быть за это наказаны! Так?

Риторический вопрос подчёркивал неумолимую логику офицера. Хотя, возможно, глядя на жалких, перепуганных детей и стариков, плачущих женщин, немец в первую очередь убеждал себя самого, что это – сознательные враги, с которыми следует поступать в соответствии с жестокими законами военного времени, что жалеть их нельзя. Не нужно думать, что убивать себе подобных легко: библейская заповедь «не убий!» изначально заложена в сознании каждого из нас.

Минутная пауза должна была оборваться вынесением «приговора», неизбежного за риторическим вопросом, на который никто не мог или не смел ответить, а тем более – возразить. Но тут, поспешно раздвинув замерших односельчан, из толпы вышел невысокий, плотный мужчина шестидесяти с лишним лет, Николай Николаевич Ботян, и, остановившись в нескольких шагах от начальника карателей, обратился к нему на прекрасном, очень грамотном немецком языке:

– Herr Offizier! [51]51
  Господин офицер! (нем.).


[Закрыть]Я жил в Германии, я хорошо знаю немцев, я очень уважаю вашу замечательную культуру! Я никогда не думал, что вот так оно всё получится. Вы видите, господин офицер, что сейчас, когда вы пришли к нам и наставили на нас свои автоматы, – мы вам безропотно подчиняемся, мы не можем поступить по-другому! Но, господин офицер, подумайте, когда вот так же ночью из леса приходят… – Ботян запнулся, подбирая слова. – Приходят те самые люди… и у них тоже есть такие же автоматы и винтовки, то тогда мы точно так же подчиняемся им. И они сами забирают у нас всё то, что мы не смогли, не успели спрятать. А что можно сделать против вооружённых людей, господин офицер?! Мы простые люди, мы не солдаты, мы не бандиты, война для нас – большое несчастье! Поверьте! Чем мы виноваты, если наши дома стоят у самого леса? Ведь так их поставили ещё наши прадеды. Мы здесь живём, потому что больше нам жить негде! Так что же нам делать, чтобы ни те, которые приходят из леса, ни вы нас не убили?! Мы можем только подчиняться и молиться!

Немец внимательно, не перебивая, слушал этот взволнованный, несколько сбивчивый, но убедительный монолог, смотрел на человека, внешне никак не походившего на «народного мстителя», пособника бандитов. Это был самый обыкновенный белорусский крестьянин, но он так хорошо говорил на немецком языке! И ведь действительно были, наверное, в душе офицера какие-то сомнения, потому что терпеливо дождавшись, пока Ботян замолчал, он, ни слова не сказав ни ему, ни встревоженным, сбившимся в кучу крестьянам, явно не понимающим того, о чём говорил их односельчанин, отрывисто скомандовал своим солдатам строиться. Через несколько минут гитлеровская колонна покидала оцепеневшие от ужаса, но не тронутые карателями Чертовичи.

«Во второй половине июля с. г. немецкие отряды СС проводили очистку от партизан территории Воложинского района. При этом отрядами были заживо сожжены вместе с постройками жители деревень Першайской волости: Доры, Дубовцы, Мишаны, Довгалёвщина, Лапинцы, Среднего Села, Романовщины, Нелюбы, Палубовцы и Макричавщины.

Отряды СС никакого следствия не проводили, а только сгоняли жителей, преимущественно стариков, женщин и детей, в отдельные строения, которые потом зажигались.

В Дорах жители были согнаны в церковь и вместе с церковью сожжены». [52]52
  Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне Т. 4. Кн. 2: Великий перелом. М., 2008. С. 691.


[Закрыть]

Чертовичи тогда находились в Воложинском районе и вполне могли войти в это донесение начальника «белорусских частей самообороны» Франца Кушеля [53]53
  Франц Викентьевич Кушель(1895–1968) – штабс-капитан Русской императорской армии, затем – офицер Польской армии, после 1939 года недолго пробыл в советском плену, затем жил в Минске; с 1941 года на службе у немцев, в конце войны – командир дивизии СС «Беларусь». Умер в США.


[Закрыть]генеральному комиссару Белоруссии Вильгельму Кубе, написанное 6 августа 1943 года. И хотя автор этих строк – гитлеровский прислужник из белорусских коллаборационистов, но даже в его сухом докладе чувствуются боль и возмущение. Ведь как бы там ни было, но Кушель сам был по национальности белорус и это был его народ.

Сегодня в нашей памяти осталась только сожжённая Хатынь, а ведь таких деревень и сёл, повторим, были тысячи.

К реальной войне происходившее отношения не имело: это был геноцид.

«Прожил отец не так много – семьдесят пять лет», – вспоминает Алексей Николаевич, сам давно уже разменявший десятый десяток.

* * *

Как часто бывает, в рассказах разных людей какие-то события из жизни нашего героя получили свою интерпретацию, точнее – оказались немного искажены. Несколько человек с полной уверенностью говорили мне: «А вы знаете, что Ботян голыми руками зайцев ловил? Догонял и хватал! Представляете?»

Нет, не представляю, потому что на самом деле всё было не совсем так и поймать зайца ему прежде всего помогали всё-таки не ноги – погони получались короткие, стремительные, – а ловкость, реакция и точный расчёт, чтобы встретить косого в том самом месте, где он изо ржи выскочит, изловчиться и схватить. Туг ещё и про то забывать не следует, что заяц – всё-таки животное дикое, он сопротивляется, его ещё и удержать нужно. Было одно лето, когда у Ботянов на чердаке жили три зайца, в разные дни пойманные Алексеем на ржаном поле, и зайцы эти громким своим топаньем по ночам мешали людям спать. Ещё Алексей наловчился ловить уток на озере, осторожно подныривая к ним.