Текст книги "Подлинная история «Майора Вихря»"

Автор книги: Александр Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

«2 октября командование АК капитулировало. Немецко-фашистские войска жестоко расправились с участниками восстания и мирным населением. Большая часть жителей Варшавы была отправлена в концлагеря и на каторжные работы в Германию. В ходе боёв и от террора оккупантов погибло свыше 200 тысяч человек; почти полностью была разрушена Варшава». [308]308
  Великая Отечественная война 1941–1945. С. 121.


[Закрыть]

Политика дело весьма циничное, а нередко даже подлое. Союзники прекрасно понимали, что сейчас, когда война вступает в свою финальную фазу, ссориться из-за Польши не имеет смысла.

Поэтому в цитированной выше телеграмме были и такие слова:

«В первый раз Сталин высказал при мне свои симпатии в отношении восставших. Он сказал, что командование Красной Армии имеет контакты с каждой их группой, как по радио, так и через связных, пробивающихся в город и обратно. Причины того, почему восстание началось преждевременно, теперь понятны. Дело в том, что немцы собирались депортировать из Варшавы всё мужское население. Поэтому для мужчин просто не было другого выбора, как взять в руки оружие. Иначе им грозила смерть. Поэтому мужчины, входившие в повстанческие организации, начали борьбу, остальные ушли в подполье, спасая себя от репрессий. Сталин ни разу не упомянул при этом о лондонском правительстве…» [309]309
  Мировые войны XX века. Кн. 4. С. 595.


[Закрыть]

План «депортировать из Варшавы всё мужское население» выглядит фантастически нелепо. Очевидно, фюрер вообще обалдел – иное объяснение подобрать трудно… Если, конечно, поверить вышесказанному.

А ведь раньше, как мы помним, в обращении советского правительства к британскому говорилось однозначно: «…за варшавскую авантюру, предпринятую без ведома советского военного командования… несут ответственность деятели польского эмигрантского правительства в Лондоне».

Но второй фронт в Европе был открыт, так что обижать союзников по пустякам не следовало. Да, цинично! А что делать?

При этом не будем забывать, что в боях за освобождение Польши от гитлеровских захватчиков Советский Союз потерял порядка 600 тысяч человек.

* * *

В своей книге Иван Золотарь пишет о том, что в принятом им отряде была радистка Галя Литвиненко: «Стройная и тоненькая, с двумя косами, она даже в мешковатом, полинялом комбинезоне была очень привлекательна и напоминала собой молоденькую ёлочку.

Многие молодые партизаны пытались добиться её благосклонности. Но из всех она предпочла одного Алексея. Когда им случалось бывать наедине, они с увлечением рассказывали друг другу о своём детстве, делились мыслями, мечтами. Постепенно их привязанность друг к другу переросла в любовь. И когда они поняли это, стали почему-то сторониться друг друга, то ли боялись осуждения товарищей, то ли их робость была им помехой». [310]310
  Золотарь И. Ф. Указ. соч. С. 33–34.


[Закрыть]

Итак, мы впервые касаемся личной жизни Алексея Ботяна. Неудивительно, он же не принадлежит к нашим так называемым «деятелям культуры», давно уже превратившим свою личную жизнь в «общественное достояние», интересующую публику гораздо больше, нежели их «творчество». Но мы, как люди от всей этой «культуры» достаточно далёкие, считаем, что личное – оно личное и есть, публично обсуждать эти вопросы не принято. Ну да, такой старомодный взгляд – так ведь и герой наш давно уже разменял десятый десяток. Поэтому о личной жизни мы Алексея Николаевича не расспрашивали, но кое-что, полученное из иных источников, рассказать можем… Кстати, там нет ничегошеньки по-настоящему секретного!

В частности, Валентин Иванович, когда в 1968 году побывал с ним в Польше (об этом визите мы вспомним в своё время), встречался там с полковником Висличем – тем самым, который был поручиком в 1944-м и вместе с группой Ботяна брал Илжу.

«Он мне тогда рассказывал про свою первую встречу с Ботяном, как они познакомились, – говорит Валентин Иванович. – Ему пришлось буквально пробиваться к Алексею, всем объясняя, что он – польский партизан из Армии Людовой и ему это крайне необходимо. И вот, последний, так сказать, этап – землянка, палатка, уже не знаю что, где находился Ботян, но тут поручика останавливает его ординарец – девушка Галя, и не пускает. Мол, командир отдыхает! Всё-таки Вислич сумел её убедить и прошёл. Он мне так рассказал: «И я вижу, как отдыхает командир… Ботян лежит на спине, на груди у него ППШ, палец на спусковом крючке – и он мирно себе спит…».

Мы с Валентином Ивановичем обсуждали всегдашнюю готовность Ботяна к бою, но факт присутствия ординарца Гали запомнился.

Как развивались дальше их отношения – это, опять-таки, сугубо личное дело нашего героя. Они были молоды, не жаловались на здоровье, но вокруг каждодневно свистели пули, и было очень понятно, что любой день может стать последним. Поэтому жизнь воспринималась гораздо острее…

Иван Золотарь пишет: «С правой стороны сарая, вдоль наружной стены, в двух палатках уютно устроились наши женатики: в одной Алёша с радисткой Галей, в другой Панфилов с Ганкой. Эту любовь, рождённую на трудных партизанских тропах и закалённую в тяжёлых испытаниях, берегли не только они сами, но и все партизаны. Я видел, как в то утро, проходя мимо их палаток, партизаны умолкали, чтобы не нарушить так редко случавшуюся в нашей суровой партизанской действительности идиллию семейного покоя…» [311]311
  Там же. С. 347.


[Закрыть]

Очевидно, они были счастливы – и это замечательно! Но об этом, повторим, мы с Ботяном не разговаривали – это его, сугубо личное, чего касаться не стоит. Поэтому и вопроса о том, что же было дальше, мы ему не задавали.

Зато генерал-майор Ростислав Михайлович, достаточно старый друг Ботяна, хотя и лет на двадцать его моложе, рассказал о таком случае: «Однажды, когда мы вместе работали в Берлине, Алексей Николаевич мне говорит: «Вот, книга вышла – там про меня написано!» Дал мне эту книгу «Друзья познаются в беде», я её с интересом прочитал, жена взяла почитать, и ей тоже понравилось… И вот как-то идём мы с женой и с маленьким ребёнком в знаменитом Карлсхорсте, гуляем. Навстречу идёт Ботян. Моя жена тогда ещё не была с ним знакома. Тут он сразу: «Ой, какой малыш!», пятое-десятое – он всегда такой внимательный, и уже кажется, что они давным-давно знают друг друга… Ну, жена и говорит: «Алексей Николаевич, я тоже прочитала книжку про вас, хорошая книжка! Я как увижу Галину Владимировну, ей обязательно скажу: «Как же у вас, оказывается, романтично всё было!»…

Галина Владимировна, жена Ботяна, работала зубным техником и, соответственно, в «русской колонии» её знали гораздо лучше, чем её засекреченного мужа.

«И вдруг Алексей Николаевич закричал, – продолжал рассказ Ростислав Михайлович. – Он закричал: «Ты что! Молчи! Не скажи Гале! Это другая Галя! Та Галя умерла, ту Галю убили!» Моя жена растерялась…»

Вот такая история, о которой, повторим, мы не стали расспрашивать нашего героя. Жизнь-то она по-разному складывается, и кто из двоих в чём оказывается виноват, об этом реально знают только те самые двое… О том, что радистка Галя погибла, в книге «Друзья познаются в беде» нет ни слова. Зато Ботян, выполняя задание Родины (сколь громко это бы ни звучало, но это так), в послевоенное время оказался как бы в совершенно другой жизни и превратился в совершенно иного человека. Быть может, они расстались именно поэтому. Не знаем… Гадать не будем, смысла нет! Но, судя по той давней реакции Алексея Николаевича на слова жены своего друга, эта душевная рана болела у него долго…

Кстати, вот как охарактеризовал Ботяна его давний сослуживец Герой Советского Союза капитан 1-го ранга Эвальд Григорьевич Козлов: «Это человек очень скрытный и малообщительный! Может быть, это он такой на службе, с определённым кругом лиц, и у него есть какая-то другая ситуация, где он раскрывается в совершенно ином качестве. Насколько я помню, он никогда и ничего не говорил про свою семью. Вообще! Ни слова! Знаете, как бывает? Придёт человек на службу раздражённый, пожалуется, мол, жена достала… дети не слушаются, учатся плохо, – ну, ему и полегчало. От него я ничего подобного ни разу не слышал! Никогда».

В 1970-е годы Ботян и Козлов отработали в одном кабинете восемь лет, сидели «лоб в лоб», за столами друг напротив друга, поддерживали «добрососедские отношения», но тем их общение и ограничивалось. Можно понять, что в свой «внутренний мир» Алексей Николаевич впускает далеко не каждого – даже из числа по-настоящему хороших и достойных людей.

Поэтому закроем «личную тему» и обратимся к боевым делам давно минувших дней.

* * *

Отряд Ивана Золотаря, в который постоянно поступали и бывшие советские военнопленные, и польские партизаны, теперь уже считался бригадой. Его подрывники, сотрудничая со своими «коллегами» из партизанских отрядов Армии Людовой и «Батальонов хлопских», фактически дезорганизовали перевозки на железных дорогах, связывавших населённые пункты Юзефов – Александров – Билгорай, а магистраль, соединяющую Львов и Варшаву, вообще вывели из строя…

Понятно, что и Ботян на месте не сидел, не ограничивал свою деятельность руководством агентурой – не такой у него характер, чтобы оставаться в лагере, когда другие воюют. Поэтому он участвовал в самых рискованных операциях.

«Однажды, это было под Краковом, приходят ко мне поляки, – вспоминает Алексей Николаевич. – Говорят: «Вот тут власовцы хотят перейти к вам в партизаны». Хорошее дело! Но я до этого слышал, что в Белоруссии был такой случай: командир одного из партизанских соединений или отрядов связался с власовцами и говорит: «Я вас возьму в отряд всех, но вам даю задание – уничтожить немцев, которые вас охраняют». Вот я решил, попробую и я такой вариант проделать, может быть и мне удастся… Я переоделся, как поляки ходят, только пистолет и граната с собой. Вместе с поляком спускаюсь вниз, с гор – там посёлок или пригород. Прихожу туда. Зашли в дом к польской семье. Я остался с хозяйкой, разговариваем, а поляк этот ушёл… И вдруг, ни с того ни с сего, во двор въезжают немцы. С лошадьми, с машинами. Неужели он, сволочь, предал меня?! Всё, думаю, отстреливаться буду – сколько есть патронов, столько буду стрелять! Немцы вошли в дом, а я сижу, уже за пистолет держусь. А они попросили пустое ведро – наверное, воду в машину залить. И ушли. Вот такое было переживание! Такие моменты были…»

Только подумать – какое мужество, какие выдержка и самообладание! Сидеть и до последнего выжидать, что же произойдёт дальше. И на лице – ни тени волнения или беспокойства, когда внутри всё кипит от возмущения – предали ведь, заманили в ловушку! – и когда сейчас ему понятно, что придётся принимать свой безнадёжный последний бой, который будет завершён разрывом гранаты. Если, конечно, раньше не свалят его на пол немецкие пули и он, израненный и беспомощный, не попадёт в руки врага. Единственный шанс к спасению – сразу же швырнуть гранату, открыть огонь и попытаться бежать, воспользовавшись неизбежным замешательством гитлеровцев, но ведь их много, слишком много. И он выжидает, ничем не проявляя охвативших его чувств, скрывая бешеную работу мысли, даже, кажется, сдерживая удары сердца…

Ботян с улыбкой – приятно же вспоминать молодость, пусть и не самые лёгкие её эпизоды – продолжает рассказ: «Уехали немцы… Вечером поляк приходит и ведёт меня к казарме. Смотрю, на плацу ребята сидят – человек тридцать было наших ребят. Я с ними поздоровался. Говорю: «Знаете, ребята, я понимаю, что вы здесь ни при чём и ни в чём не виноваты. Это от руководства всё зависело, а не от вас, солдат – что от вас могло зависеть? Я вас возьму. Придёте ко мне и будете в отряде. Но только даю вам задание уничтожить немцев, которые вас охраняют. Я вас буду ждать! Приходите с оружием». Ждал, ждал – не пришли.

Что-то у них не получилось, а что – гадать и судить не берусь. Но очень жаль, что я сразу же не взял этих тридцать человек с собой. Думал, так лучше будет, да и проверю их заодно… Но не получился у меня белорусский вариант!»

Без малого 70 лет прошло с тех пор, но видно, что Ботяну по-настоящему жалко тех парней, волею или капризом судьбы оказавшихся во вражеском лагере, которых он тогда понял своим солдатским сердцем, вот только спасти не сумел.

Когда-то один партизан, к сожалению, давно уже ушедший из жизни, сказал нам так: «Нельзя всех власовцев мерить одной меркой! Мерзавцев среди них было немало, но были и люди, попавшие туда достаточно случайно… Было, кстати, много бывших пограничников, оказавшихся в плену в первый же день войны – после короткого боя, после окружения. Они оказались в концлагерях и годами ничего не знали о том, что происходит на Родине! Поступить в РОА, в армию Власова, было для них единственным шансом вырваться из этого ада и призрачной возможностью вернуться к своим».

Ботян всё это прекрасно понимал, а потому настойчиво искал среди врагов тех людей, которые должны будут стать ему надёжными помощниками…

Глава четырнадцатая
Краковская история

Несмотря на количество задействованных сил и огромную подготовительную работу, покушение на гауляйтера Франка сорвалось. Группе Алексея Ботяна удалось «подобраться» к генерал-губернатору ближе всех: завербованный партизанами камердинер гауляйтера поляк Юзеф Путо уже получил от них английскую мину химического действия, которую в назначенное время должен был установить на боевой взвод в спальне своего шефа. Однако сделать это он не успел: советские войска вновь перешли в наступление, у назначенного Гитлером «польского руководителя» не выдержали нервы, и Франк спешно сбежал из Кракова. Он рванул в сторону Берлина, а в итоге попал в Нюрнберг, на своём личном примере подтвердив народную мудрость: «Кому суждено быть повешенным, тот не взорвётся».

Ганс Франк был казнён по приговору Нюрнбергского международного трибунала в ночь на 16 октября 1946 года в числе главных военных преступников – руководителей Третьего рейха.

Между тем обстановка на советско-германском фронте изменялась тогда самым динамичным образом. В частности, в план разработанной советским Генеральным штабом Висло-Одерской стратегической наступательной операции по окончательному освобождению Польши и созданию благоприятных условий для нанесения решающего удара на Берлин вдруг оказались внесены существенные изменения. По плану операция должна была начаться 20 января 1945 года.

«Однако, учитывая тяжёлое положение союзников на Западном фронте (после контрудара немецко-фашистских войск в Арденнах в декабре 1944-го – январе 1945), советское Верховное Главнокомандование по их просьбе решило начать наступление 12–15 января». [312]312
  Великая Отечественная война 1941–1945. С. 130.


[Закрыть]

Значит, к началу операции следовало готовиться ускоренными темпами. В этой связи группа Ботяна получила новое задание: расчищать дорогу наступающей Красной армии. Такую же задачу выполняли и другие группы, действовавшие на территории Краковского воеводства. Для этого надо было обусловить порядок взаимодействия, скоординировать свои планы, чётко распределить объекты.

«Ещё с лета 1944 г. гитлеровцы готовили Краков к длительной обороне. Вокруг города было сооружено несколько круговых земляных укреплений, а на улицах установлено 240 железобетонных надолб, подготовлено большое количество блиндажей и баррикад. В последний момент многие важные промышленные и культурные объекты были заминированы. Даже замок Вавель – ценнейший памятник архитектуры, хранилище национальных реликвий и святыня польского народа, был подготовлен к подрыву». [313]313
  История Второй мировой войны. 1939–1945. Т. 10. С. 78.


[Закрыть]

Думается, советская пропаганда несколько переоценивает озверелость гитлеровцев: проигрывая войну, спешно ретируясь от наступающих соединений победоносной Красной армии, они вряд ли развлекали себя подрывами архитектурных и исторических памятников. Не до того уже было! Немцам надо было делать всё возможное, чтобы хоть как-то задержать наступление советских войск и тем самым обеспечить себе более-менее комфортное бегство. А значит, в первую очередь нужно было уничтожать мосты и дороги, и все те объекты жизнеобеспечения, которые были нужны противнику: электростанции, водокачки, склады, ремонтные мастерские и тому подобное, но отнюдь не дворцы, музеи и театры. Хотя, конечно, при удачном расположении объекта и умелой работе подрывников какой-нибудь древний замок вполне мог превратиться в непроходимые противотанковые заграждения…

Кстати, Юлиан Семёнов в своём романе «Майор «Вихрь» предлагает такую логику гитлеровского командования – это как бы документ, адресованный рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру: «…в случае нашего стратегического успеха… акция уничтожения Кракова, как апофеоз нашей победы и поражения славизма, будет проводиться сапёрами, как обычная армейская операция. В случае же нежелательного и маловероятного поворота дел, Краков будет в течение ближайших месяцев готов к уничтожению. Всякая случайность, преждевременная команда сумасброда или паническое форсирование событий исключаются, поскольку… в специально оборудованном бункере будут находиться два офицера СС. Это позволит нам контролировать положение до последних секунд, это позволит нам впустить в город войска противника и уже потом похоронить Краков со всеми находящимися там войсками». [314]314
  Семёнов Ю. С. Альтернатива. Кн. 3: Майор «Вихрь». М., 1977. С. 412.


[Закрыть]

В последнем абзаце текста – действительно стратегическое решение, а не просто «человеконенавистническая сущность» фашизма, главари которого якобы пытались всё разрушить перед своим уходом на тот свет. Мы, упаси господи, не оправдываем ни фашизм, ни его главарей, но не будем забывать хотя бы про национальный немецкий характер. Немцы – народ расчётливый и экономный. Уж если они сдавали «куда следует» трофейные советские ордена, сделанные из драгоценных металлов, а своих агентов, направляемых в тыл Красной армии, снабжали поддельными наградами, на чём эти агенты и «валились», то что говорить о взрыве культурных объектов оставляемого города – просто так, «из любви к искусству»? Очень уж это дорого получилось бы… Да они и сами на тот свет пока ещё не спешили.

По версии Юлиана Семёнова, это – относительно дороговизны – понимает даже Гитлер, заявляющий на совещании в Ставке: «Идея уничтожения очагов славянства, как некоторая гарантия против возможного возрождения, соподчинена нашей доктрине. Но, Кальтенбруннер, [315]315
  Эрнст Кальтенбруннер(1903–1946) – обергруппенфюрер СС, шеф Главного имперского управления безопасности. Казнен по приговору Нюрнбергского международного трибунала.


[Закрыть]я призываю не к декларациям, я призываю к разумному исследованию экономической подоплёки вопроса. Вы представили мне прекрасно продуманные планы и чёткие инженерные решения, я рукоплещу вашей скрупулёзной и вдохновенной работе. Однако позвольте мне поинтересоваться: скольких миллионов марок это будет стоить народу? Сколько вам потребуется для этого фугаса? Тола? Бронированных проводов? Вы занимались изучением этого вопроса?» [316]316
  Там же. С. 415.


[Закрыть]

Примерный ответ даёт, в конце концов, генерал-полковник Йодль: [317]317
  Альфред Йодль (1890–1946) – начальник штаба оперативного руководства Верховного главнокомандования вермахта (ОКХ). Разделил судьбу генерал-губернатора Франка и Кальтенбруннера.


[Закрыть]«На проведение этих акций в Кракове, Праге, Братиславе нам необходимо столько тола, сколько выработает вся промышленность рейха в этом году». [318]318
  Там же.


[Закрыть]

Неизбежен вопрос: почему мы обращаемся к художественной литературе?

Юлиан Семёнов назвал цикл своих романов «Альтернатива» «политическими хрониками», он писал их (также как и ряд последующих своих произведений) на основе документов, к которым был допущен с санкции высшего руководства Советского государства и КГБ СССР, а также – руководства Главного разведывательного управления Генштаба. То есть он знал многое.

Поэтому в данный момент для нас важны не «документы», «смоделированные» писателем, но логика человека, глубоко владевшего материалом. Сведём всё «сказанное» его «героями» до лапидарной формулировки: «Краков надо уничтожить с войсками противника, но это дорого» – и запомним её!

А пока что вернёмся к воспоминаниям, документам и трудам историков.

«К началу января гитлеровцы подготовили семь оборонительных рубежей, эшелонированных на глубину 300–500 км. Никогда ещё в ходе Второй мировой войны немецко-фашистское командование не создавало столь глубокой, насыщенной инженерными сооружениями обороны. Для повышения её устойчивости, особенно в противотанковом отношении, широко использовались реки Висла, Бзура, Равка, Радомка, Нида, Пилица, Варта, Нотець, Обра, Одер и другие. В систему оборонительных рубежей включались подготовленные к длительной обороне многочисленные города, такие как Модлин, Варшава, Радом, Кельце, Краков, Лодзь, Быдгощ, Познань, Шнейдемюль и другие, представлявшие мощные опорные пункты и узлы сопротивления… Предполагалось, что в случае вынужденного оставления позиций на Висле отходившие войска и выдвигаемые резервы будут последовательно занимать следующие оборонительные рубежи. Такой метод ведения обороны должен был по замыслу гитлеровского командования обескровить Советскую Армию и надолго затянуть войну». [319]319
  История Второй мировой войны. 1939–1945. Т. 10. С. 58.


[Закрыть]

Валентин Иванович говорит: «Ботяну была поставлена задача расчистить дорогу наступающим войскам, и расчистить грамотно. Нельзя было взрывать то, что поможет двигаться Красной армии – нужно было взрывать так, чтобы принести наиболее существенный вред противнику. Понимаете? Вот тогда-то и появилось у него задание «не допустить взрыв плотины» на реке Дунаец, которая была в двадцати, что ли, километрах, в Новом Сонче, в Карпатах. Немцы хотели взрывать не сам Краков – мне думается, им просто не до того было, но вот эту плотину. А она, наверное, не только бы на какое-то время остановила наступление Красной армии, но и сам город бы затопила… Вот вам и «уничтожение Кракова»!»

Проведение операции начиналось, разумеется, с разведки. Так как времени для неё не было, то решили воспользоваться «информацией коллег». Как писал впоследствии Иван Фёдорович Золотарь, «наш неутомимый вездесущий Алексей Николаевич Ботян… был послан в Сандецкие Бескиды, чтобы установить контакты с командирами местных беховских отрядов и с их помощью собрать последние данные о немцах и договориться о следующей встрече». [320]320
  Золотарь И. Ф. Указ. соч. С. 297.


[Закрыть]

Уточним, «беховские отряды» – это уже известные нами «Батальоны хлопские».

«И с тем и с другим заданием Алёша справился отлично. Он связался с командирами беховских отрядов: Зиндрамом – Владиславом Сокульским и Юхасом – Мечиславом Холевой. Они отнеслись к Ботяну по-дружески и охотно поделились последними данными о гитлеровских гарнизонах в Новом Сонче, Старом Сонче и других населённых пунктах Сандетчины. В первом, по их данным, размешались два батальона – зенитной артиллерии и 1017-й охранный, – а также несколько вспомогательных команд. Личный состав гарнизона – 2500 человек. В Старом Сонче стояли две артиллерийские батареи, в пригородных сёлах Бжезна и Хомранице батальоны полевой артиллерии». [321]321
  Там же.


[Закрыть]

Но главное, что в городе Новый Сонч находился старинный Ягеллонский замок, который начали строить ещё в XIII веке – все замки, как известно, перестраивались неоднократно. Гитлеровцы превратили его в склад взрывчатки и боеприпасов, для доставки которых к замку была даже проложена железная дорога. Работа по доставке боеприпасов заметно интенсифицировалась в последнее время, с приближением войск Красной армии. На этом складе было также и огромное количество фаустпатронов – очень эффективного средства борьбы с танками, особенно в условиях городских боёв.

Вывод был предельно прост: необходимо взорвать этот склад. Но как? Он же охранялся со всех сторон – и от наземного, и от воздушного противника. Значит, нужно приобрести агента на самом объекте.

Как обычно, версий и легенд вокруг этого эпизода немало.

Вплоть до того, что на воротах замка разведчики увидели объявление «Требуются грузчики», ну и сразу же внедрили своего человека, польского коммуниста. Но это более чем сомнительно – даже в начале 1945 года гитлеровцы вряд ли рискнули бы взять на такой объект непроверенного «человека с улицы».

Валентин Иванович, которому в своё время о произошедшем рассказывал не только Ботян, говорит так: «Там было два направления: во-первых, взяли хороших пленных. Во-вторых, тогда все уже как крысы с корабля бежали – поляки в том числе. Вот и пришёл один «инициативщик». Типа того, что я готов работать с вами…»

Первой удачей, о которой рассказал наш собеседник, было то, что в конце 1944 года во время одной операции партизаны захватили инженера-картографа Зигмунда Огарека. Это был поляк, служивший в вермахте. При нём оказались карты оборонительных сооружений, а на словах он рассказал о планах фашистов по взрыву плотины. Вскоре эти показания подтвердились: 10 января разведчики подорвали немецкую штабную машину. В портфеле одного из убитых оказался план минирования объектов в Кракове, мостов и плотины в Новом Сонче.

Второй удачей было то, что (то ли через «инициативщика», то ли через Мусиловича) Ботян встретился с немецким гауптманом, поляком по национальности. Когда в 1939 году немцы оккупировали Польшу, то часть польских офицеров они взяли к себе в армию.

«И вот когда этот «инициативщик» пришёл, – продолжает рассказ Валентин Иванович, – и сказал, что он готов работать с нашими, Алексей у него спросил:

– А что конкретно ты можешь?

– Ну, я работаю в замке, – ответил тот.

– А там что?

– Да ют, что-то подозрительное, – говорит. – Очень много сейчас туда всего везут…

Ботян сразу ухватился:

– А ты можешь помочь?

Вербовка в лоб – так это у нас называется! Алексей говорил, что тот побледнел, он сразу понял, что, если «помочь», так он оттуда не выйдет!

– Да ты что? Не волнуйся! У тебя пятнадцать минут будет! Ты сможешь убежать!

В общем, этот гауптман не мог не согласиться – любому понятно, что после такого предложения он бы от партизан живым не вышел… Ему дали подмётку от сапога, где находилось инициирующее устройство, которое сработает после того, как её поставят – через пятнадцать минут».

Агент, однако, оказался хитрее, чем думалось. Алексей Николаевич говорит: «Я ему дал мину, английскую, со взрывателем, чтобы он отнёс её туда, в зал, где было очень много снарядов. А гауптман дал команду своему подчинённому, чтобы тот мину в зал принёс… Скорее всего, подчинённый и не знал, что он принёс мину – ему было сказано: положи вот это туда-то, и всё».

Кстати, в документально-игровом кинофильме про Ботяна, который не раз показывали по телевидению, агент, согласившийся взорвать объект, получил аж целую пару начинённых взрывчаткой сапог. Жуть полная! Офицер с такой поклажей просто бы не пошёл – униформой в немецкой армии занимались денщики. А если бы, как в фильме, с сапогами на объект притащился простой патриот-работяга, так, в худшем для него случае, это сразу бы вызвало подозрение – в такие места с ручной кладью не ходят. В лучшем же случае сапоги у него «приватизировал» бы какой-нибудь унтершарфюрер, [322]322
  Унтер-офицерский чин в войсках СС.


[Закрыть]который потом бы их радостно надел, чтобы через четверть часа в индивидуальном порядке разлететься на мелкие кусочки…

Но вот подмётка – она подмётка и есть. Незаметно вынуть её из кармана и засунуть в щель между ящиками совсем несложно. А после этого быстро-быстро, но так, чтобы не привлечь ничьего внимания, выйти прочь из замка и за его территорией, пользуясь темнотой, бежать как можно дальше от объекта! Если, конечно, исполнитель получил такую инструкцию. Но мог ведь так и оставаться в том зале, куда ему было сказано прийти, и тайна проведения операции поэтому оказалась скрыта самым надёжным образом…

18 января 1945 года в 5 часов 20 минут каменные стены старинного замка разметал мощнейший взрыв.

В представлении, написанном Карасёвым и Перминовым в 1965 году, об этом эпизоде написано как-то излишне скромно: «За период с сентября месяца 1944 г. по март 1945 г. по инициативе и при непосредственном участии А. Ботяна новое соединение… провело ряд важных операций: например, подготовку и взрыв артсклада в развалинах замка Ягеллонов в гор. Новы-Сонч. Был спасён от намечавшегося немцами разрушения город, имеющий 600-летнюю историю. Были спасены другие исторические для польского народа места».

При этом взрыве было уничтожено или получили ранения порядка четырёхсот гитлеровских солдат, офицеров и их прислужников из числа местного населения, работавших на складе.

Сам Ботян рассказывает об этой операции без всякого пафоса: «Результаты были хорошие – самое главное, что я смог взорвать склад и обезоружил немцев. Они бежали, как могли… И это дало возможность Красной армии беспрепятственно продвигаться: дороги остались целы, плотины и мосты не взорвали, и Краков остался целым. Вот заслуга партизанских отрядов, не моя лично, а просто советских партизан! Не я ж один был, нас группа была. – Тут Алексей Николаевич улыбнулся. – Хотя командовал группой я, она мне подчинялась…»

Ну а далее произошло то, что и должно было произойти в соответствии с законами военного искусства.

«В то время как войска ударной группировки [ 1-го Украинского]фронта вели бои по прорыву укреплений на старой польско-германской границе и подходили к Одеру, армии левого крыла преодолевали оборонительные обводы Кракова.

Благодаря стремительным действиям войск фронта, а также помощи советских разведчиков и польских подпольщиков оккупантам не удалось осуществить варварский замысел. 19 января 59-я и 60-я армии в результате умелого обходного манёвра в сочетании с фронтальной атакой освободили крупный политический и культурный центр Польши город Краков. Население восторженно приветствовало Советскую Армию». [323]323
  История Второй мировой войны. 1939–1945. Т. 10. С. 78.


[Закрыть]

В тот же день отпраздновала эту победу Москва. В приказе Верховного главнокомандующего говорилось: «Войска 1-го Украинского фронта в результате умелого обходного манёвра в сочетании с атакой с фронта сегодня, 19 января, штурмом овладели древней столицей и одним из важнейших культурно-политических центров союзной нам Польши городом Краков – мощным узлом обороны немцев, прикрывающим подступы к Домбровскому угольному району.

В боях за овладение городом Краков отличились…

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за овладение Краковом, представить к присвоению наименования «Краковских» и к награждению орденами.

Сегодня, 19 января, в 20 часов столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 1-го Украинского фронта, овладевшим древней столицей союзной нам Польши городом Краков, двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из трёхсот двадцати четырёх орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях за освобождение Кракова.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины и союзной нам Польши!

Смерть немецким захватчикам!» [324]324
  Приказы Верховного Главнокомандующего в период Великой Отечественной войны Советского Союза. М., 1975. С. 299–300.


[Закрыть]

А ещё в тот же самый день, только в 18 часов, Москва салютовала войскам 4-го Украинского фронта, «прорвавшим оборону немцев и овладевшим городами Ясло и Горлице», – но двадцатью артиллерийскими залпами из 224 орудий. Потом, уже в 21 час, войскам 3-го Белорусского фронта, «прорвавшим оборону немцев в Восточной Пруссии», – также двадцатью артиллерийскими залпами из 224 орудий. Следующий салют прогремел в 22 часа, в честь войск 2-го Белорусского фронта, овладевших городами Млава, Дзялдово (Зольдау) и Плоньском – то же количество залпов стольких же орудий. Завершился этот день салютом в 23 часа в честь войск 1-го Белорусского фронта маршала Георгия Константиновича Жукова, овладевших городами Лодзь, Кутно, Томашув, Гостынин и Ленчице – опять-таки 24 залпа, но из 324 орудий.