Текст книги "Гамак из паутины"

Автор книги: Александр Ярушкин

Соавторы: Леонид Шувалов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Александр Ярушкин, Леонид Шувалов
Гамак из паутины
^{Детективная хроника}

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Дежурные сутки

Ночь была темная, скорее южная, чем сибирская. Уличное освещение уже отключили. Казалось, во всем большом городе светится только одно окно. Но вот и это желтое пятно исчезло. Серой тенью на шоссе метнулась машина. Габаритные огни, словно трассирующие пули, прочертили ее след в черноте сентябрьской ночи.

10 сентября, воскресенье

02 часа 45 минут

Я зашел в дежурную часть сдать пистолет. Здесь было тихо, пусто, и от стен, обитых бежевым кожзаменителем, слегка пахло химией. Капитан Борисов, почти лежа на широченном столе, что-то записывал в журнал. Заметив меня, он на мгновение оторвался от своего занятия и бросил:

– Подожди, Ильин.

По его изрезанному морщинами усталому лицу я понял, что вздремнуть не удастся, тяжело вздохнул и, усевшись на стул, стал терпеливо дожидаться, когда он освободится. Наконец, дежурный положил трубку, щелкнул рычажком на пульте и, пригладив зачесанные назад седые волосы, повернулся ко мне:

– Пистолет пришел сдавать? – и, не дожидаясь ответа на свой вопрос, сообщил: – Рядом с райотделом, у здания «Метростроя», ребята из медвытрезвителя обнаружили раненого в тяжелом состоянии. Его доставили в Дорожную больницу. Поезжай-ка туда, допроси, а я уголовный розыск организую, пусть покрутятся, место людное, должны быть очевидцы.

– А осмотр? Ведь затопчут все.

– Не беспокойся, на месте происшествия остался сержант, будет тебя дожидаться. За экспертом я сейчас пошлю, – сказал Борисов и, увидев вошедшего в дежурку милиционера, обратился к нему: – Грищенко, твоя машина на ходу?

– Колесо полетело, – огорченно буркнул тот, – минут через тридцать сделаю.

Тридцать минут меня совсем не устраивали, и я, вспомнив, что сегодня дежурит оперуполномоченный ОБХСС, мой друг Семен Снегирев, с надеждой выглянул в окно. На площадке перед райотделом сиротливо стоял горбатенький «Запорожец».

Тишину коридора разрезал искаженный устройством громкой связи голос Борисова: «Оперуполномоченные уголовного розыска, срочно в дежурную часть!». Широко распахнулась одна из многочисленных дверей, и навстречу выскочили Петр Свиркин и Роман Вязьмикин.

Худой, внешне нескладный, но очень подвижный Свиркин пришел в наш райотдел сразу после окончания школы милиции. В наставники ему определили уже опытного опера, каким не без основания считался старший лейтенант Вязьмикин, и тот, со свойственной его характеру методичностью, принялся делать из Петра классного оперативника. Свои поручения Роман преподносил в несколько иронической форме, но Свиркин не обращал на это внимания, понимая, что за каждым советом кроется доскональное знание розыскной работы.

Увидев меня, Петр бросил на бегу:

– Здрасьте, Николай Григорьевич.

– Что стряслось, Николай? – чуточку флегматично пробасил Роман, останавливаясь и поглаживая большие казацкие усы.

Я в двух словах объяснил ситуацию, и он с легкостью, не очень вяжущейся с его громоздкой фигурой, бросился догонять своего подопечного.

Снегирев мирно спал за столом, опустив голову на папку с бумагами. Во сне он причмокивал губами и походил на розового хирувимчика. Когда так спят, будить всегда жалко, я постоял пару секунд и слегка притронулся к его плечу:

– Семен, выручай, надо срочно допросить потерпевшего, а наша машина сломалась, подбрось до больницы…

С трудом оторвав помятую щеку от импровизированной подушки, он укоризненно посмотрел на меня, послушно поднялся и поплелся к выходу.

03 часа 02 минуты

Кряхтя, охая и поскрипывая, снегиревский «Запорожец», выписав несколько опасных для своего существования поворотов, промчался мимо вокзала, проскочил тоннель, пробежал по Владимирской, влетел на пандус к приемному покою и, ахнув, впился кривыми ногами-колесами в асфальт.

Идти со мной Семен отказался:

– Вот от этого, Коля, ты меня уволь. Я лучше вздремну, – он поудобнее развалился в машине. – Ты же знаешь, я слабонервный, а там врачи… кровь…

Подойдя к двери приемного покоя, я с силой вдавил кнопку звонка и держал ее до тех пор, пока не услышал быстрые шаги. Медицинская сестра строго окинула меня взглядом, скользнула глазами по погонам и спросила:

– Что вы хотели, товарищ старший лейтенант?

– Следователь Ильин, – представился я и поинтересовался: – К вам доставили раненого, могу я с ним побеседовать?

– Он умер, – тихо ответила сестра.

От досады я чуть не грохнул кулаком по двери. Нет смысла говорить о ценности человеческой жизни. Мы боремся за нее каждый день. Это наш долг. Но другая наша святая обязанность – найти преступника. Скажу честно, в тот момент я подумал только об одном: оборвалась очень важная нить.

– Пойдемте, я вас провожу, – вырвала меня из оцепенения медсестра.

Сашка Стеганое, с которым мы были знакомы еще со школы, протянул жесткую, сухую от постоянного мытья спиртом руку – настоящую руку хирурга:

– Врачевателю человеческих душ, привет!

Я хмуро проговорил:

– Он что-нибудь успел сказать?

Стеганое развел руками:

– Увы, друг мой, увы… Пациент скончался до моего прихода. Пойдем, посмотришь.

На каталке, под простыней с расплывчатым больничным штампом, угадывались очертания тела. Я достал из папки бланк протокола осмотра и попросил Сашку:

– Найди, пожалуйста, парочку понятых.

Стеганое кивнул и неторопливо прошествовал к двери. Вернулся он минут через пять с двумя девушками в ладно сидящих белых халатах и, положив им на плечи руки, по-отечески представил:

– Верочка и Анечка, наши практикантки.

Девушки смущенно улыбнулись.

Сняли простыню. Для меня это всегда один из самых неприятных моментов в работе. Не завидую следователям прокуратуры, они имеют дело с покойниками гораздо чаще. Лицо погибшего было залито кровью, одежда тоже. Я вздохнул и приступил к осмотру.

Стеганов склонился к ногам убитого и озадаченно проговорил:

– Что же это он, бедняга, в одних носках гулял?.. Нет, не похоже, носки чистые…

Признаться, отсутствие обуви меня тоже удивило, но анализировать это обстоятельство было еще рано и, сделав пометку в протоколе, я, не отвечая на вопрос хирурга, продолжил осмотр. Сантиметр за сантиметром обследовав голову и тело, я ничего не мог понять.

– Где же ранение? – вырвалось у меня.

– Сейчас посмотрим, – Стеганов отстранил меня, профессионально, быстро и ловко осмотрел голову неизвестного, расстегнул на нем рубашку, удивленно хмыкнул и забормотал что-то под нос. Практикантки сосредоточенно наблюдали. Тем временем Сашка принялся с еще большей тщательностью изучать голову. Убрав с виска погибшего слипшиеся от крови волосы, он показал маленькую, меньше сантиметра, волнообразную рану. – Удар пришелся в височную артерию и смерть наступила от обильной кровопотери.

– Чем же это его? – подумал я вслух.

Сашка сказал:

– Это тебе, великий детектив, и предстоит узнать, а я – пас. Как говорится, это выходит за рамки моих скромных познаний. Обратись к судебным медикам.

Дверь, скрипнув, приоткрылась, и показалась круглая, с большими залысинами, голова Снегирева.

– Привет медицине! – Он перевел взгляд на меня. – Побеседовал?

– Опоздали мы…

Семен подошел к каталке и боязливо глянул на труп.

– Н-да, – невесело протянул он.

Когда мы с ним вышли из больницы, над Обью стелились белые языки тумана.

03 часа 15 минут. Свиркин

Петр, поеживаясь от ночного холодка, наклонился и постучал в окошко диспетчерской такси. Лысый, с одутловатым лицом, пожилой мужчина недовольно посмотрел на него сквозь толстое стекло:

– Что вы хотели, гражданин?

Петр приложил к стеклу удостоверение. Мужчина повернулся на стуле и открыл дверь диспетчерской. Когда Петр вошел в темное помещение, мужчина оценивающе оглядел его долговязую фигуру и не очень приветливо произнес:

– Что хотели, товарищ лейтенант?

– Задать пару вопросов, – сухо ответил Свиркин и сразу перешел к делу. – Вы ничего подозрительного сегодня ночью не замечали?

– Не замечал, мне своих хлопот хватает.

Петру не понравился тон, которым это было сказано, и он уже совсем было собрался одернуть диспетчера, но вспомнил наставления своего старшего товарища – Романа Вязьмикина. Одно из них звучало так: свидетелю от тебя ничего не надо, это ты пристаешь к нему со своими дурацкими вопросами, поэтому будь вежлив даже и без взаимности.

– Извините, но недавно у «Метростроя» был найден раненый мужчина… – терпеливо объяснил Свиркин, хотя сгорал от желания найти зацепочку, чтобы начать строить версии.

Диспетчер, чувствуя неловкость за свою резкость, развел руками:

– К сожалению, ничего не заметил, но вот когда я приехал, Серега Пахтусов сказал, что милицейская машина кого-то увезла в вытрезвитель.

– А кто такой Пахтусов? – быстро спросил Петр.

– Таксист наш, он меня подменял, пока я домой ездил перекусить…

– В какое время?

– Сейчас скажу, – диспетчер посмотрел на часы, – та-ак, уехал я примерно в два часа, Серега сидел здесь, приехал я в три, минут десять посидел, и вы подошли… Гак вы у сержанта спросите, – диспетчер указал на стоящего у здания «Метростроя» милиционера, – он должен знать.

Советы иногда бывают полезны, но этот запоздал, с сержантом Петр разговаривал пять минут назад, и поэтому он, поблагодарив, спросил:

– Как мне вашего Пахтусова найти?

– Сложно, – покачал головой диспетчер, – он по всему городу мотается. Если сюда заедет, направлю к вам, только скажите куда. Если нет, ищите утром в парке, когда смену будет сдавать, он из третьего.

Свиркин объяснил, как его найти, и распрощался.

04 часа 12 минут. Вязьмикин

Роман уже второй час, перешагивая через тюки, чемоданы и вытянутые ноги, бродил по вокзалу. Его движения были неторопливы, и со стороны он походил на старающегося убить время в ожидании поезда пассажира, но глаза цепко оглядывали сидящих, лежащих, снующих по залу людей. В очередной раз спустившись по широкой лестнице на первый этаж, он заглянул в комнату милиции.

– Ну как? – прогудел Роман.

– Кое-что есть для тебя, заходи, – пригласил его дежурный. – В соседней комнате Краснояров с одним типчиком разбирается.

Младший лейтенант Краснояров, по-старушечьи подперев подбородок рукой, с полузакрытыми глазами слушал несвязный лепет щуплого человека с исцарапанной щекой и заплывшим глазом. Увидев Романа, он вяло кивнул и так же вяло поинтересовался у задержанного:

– Документы твои где? – Он покосился на свои записи. – Гражданин Нудненко… или все-таки не Нудненко?

Человечек привстал на полусогнутых ногах, для большей убедительности молитвенно сложил грязные окровавленные руки лодочкой, прижал их к разорванной рубахе и заплетающимся языком проговорил:

– Я же сказал – Нудненко… И про документы сказал – у Машки они, в Верх-Туле…

– Ты сиди, сиди, – лениво махнул рукой младший лейтенант, снова покосился в свои записи и, будто никак не мог запомнить фамилию задержанного, по слогам произнес: – Нуд-нен-ко… или все-таки не Нудненко?

Человек с трудом поднял голову и неожиданно пристально посмотрел на Красноярова единственным зрячим глазом.

– Не смотри, не смотри… Десять минут назад ты говорил, что документы потерял, – сказал младший лейтенант, – и откуда у тебя три тысячи, толком объяснить не можешь… – Он повернулся к Вязьмикину. – Будете с ним беседовать?

Роман кивнул:

– Поговорю.

Человечек, откинув назад голову, перевел глаза на него и грустно вздохнул. Краснояров прикрыл веки.

04 часа 17 минут

У здания «Метростроя» наш эксперт-криминалист Глухов оживленно рассказывал что-то широко улыбающемуся милиционеру. Завидев меня, он взмахнул руками:

– Ну, Ильин, сколько же тебя ждать можно? Понятые, эксперт на месте происшествия, а следователя нет. Сержанта задерживаем, а ему работать надо, бороться за трезвенность.

– Все, все, – отозвался я, – сейчас начнем, Сергей Петрович, – и, склонившись к дверце «Запорожца», сказал Снегиреву:

– Спасибо, Семен… Ты домой?

– Какое там… В кабинет.

Милиционер подвел нас с экспертом к очерченной мелом площадке возле забора, где в центре полукруга был нарисован силуэт лежащего с раскинутыми руками человека. Понятые, не решаясь подойти, робко топтались в стороне. Глухов щелкнул фотовспышкой, и на асфальте явственно стали видны пятна крови. Потом он, тяжело охнув, присел на корточки и, что-то бормоча себе под нос, принялся разглядывать маслянистые кляксы неподалеку от силуэта. Я присоединился к нему.

– Машины стояли… и совсем недавно, – пробурчал Глухов, – мне так кажется…

– Мне тоже, – сказал я, – и, по-моему, две…

– Одна из них «Жигули», – эксперт ткнул пальцем в сторону следа протектора, четко обозначившегося на асфальте.

– Марки «BA3-2103», госномер А 54–55 НБ, – серьезно добавил я.

Глухов удивленно вскинул глаза, потом смекнув, буркнул:

– Иди ты… не мешай работать. – Он раскрыл криминалистический чемодан и начал собирать образцы масла и крови, предварительно запечатлев след протектора на фотопленку. Я присел у забора и стал заполнять протокол осмотра.

– Николай, это не твой? – услышал я голос эксперта и подошел к нему.

Рядом с забором, примерно в метре от места обнаружения потерпевшего, лежал мужской комнатный тапочек. Глухов щелкнул затвором своего «Зенита», я поднял тапок и, достав полиэтиленовый пакет, положил его туда.

…Борисов встретил нас мрачно:

– Нда-а, – почесал он затылок, – похоже, «ноль» повесили…

– Не надо так грустно, раскроем, – бодренько ответил я, успокаивая дежурного по райотделу, но на душе было не очень весело, слишком не в нашу пользу складывались обстоятельства. Пока мы не знали даже имени убитого, не говоря уж о другом. Как у нас называют, чистый «ноль», «темняк», то есть нераскрытое преступление, а с этими «нолями» очень даже неловко чувствуешь себя на оперативных совещаниях.

06 часов 23 минуты

Свиркин закончил свой рассказ.

– Как ты собираешься таксиста Пахтусова искать? – спросил я.

– Он найдет, он шустрый парень, – подал голос Вязьмикин, расположившийся на стуле между шкафом и сейфом напротив моего стола.

– Найду я его, Николай Григорьевич, обязательно найду, – горячо заверил Петр. – Если не явится, то к девяти поеду в парк.

– У тебя что? – обратился я к Роману.

– У меня – гражданин Нудненко, а, может, не Нудненко, – ухмыльнулся он. – Во всяком случае, очень подозрительный субъект, худющий, как Петр, только ростом поменьше, ободранный, а в кармане три тыщи… И так складно все рассказывает, аж сомнения сразу берут, не врет ли? Говорит, освободился недавно, восемь лет отсидел, там и заработал. Спрашиваю, где справка об освобождении, про какую-то Машку верх-тулинскую плетет, у нее, дескать, оставил, а адрес не знает, говорит, показать может. Правда, есть маленькое несоответствие в его трепе. Сперва Красноярову говорил, что потерял справку, а потом уже при мне, стал про Машку заливать.

– А где он сейчас? – спросил я.

Так Краснояров его в спецприемник повез, как бродягу, до выяснения личности.

– Это какой Краснояров? Маленький такой? – заинтересовался Свиркин, очнувшись от размышлений.

– Да белый такой, кудрявый, еще мелкими шажками ходит, – пояснил Роман и, пошевелив широкими пальцами вокруг своей коротко стриженной головы, изобразил прическу Красноярова.

– Слушайте, – прервал я оперуполномоченных, – давайте по делу говорить. При чем здесь Краснояров?

– Если по делу, то придется мне в Верх-Тулу ехать, – безрадостно отозвался Роман.

Свиркин вдруг подскочил и взмахнул руками, словно собирался взлететь:

– Ничего понять не могу! Почему потерпевший в носках?!

Роман с едва заметной снисходительностью взглянул на него и хмыкнул:

– Сам-то как думаешь?

Петр загорелся:

– Я так думаю: его мертвого выкинули из машины!

– Ну, мудрец, – вновь хмыкнул Вязьмикин, – он же был живой, когда ребята из медвытрезвителя его подняли.

– Ладно, пусть не мертвого, а раненого, какая разница?!

– Про тапок забыл? – победно глянул на своего молодого коллегу Роман. – Скорее всего, потерпевший с поезда за какими-нибудь беляшами побежал, он же в трико был и рубашке, да еще и тапочки – стандартная одежда пассажиров. Кстати, в это время несколько поездов проходило.

– Тихо, ребята! – вмешался я. – Петр, если ты считаешь, что погибшего привезли на машине, объясни, почему выбрано такое людное место? Все-таки стоянка такси, вокзал… Не слишком ли рискованно? – Я повернулся к Вязьмикину. – А ты мне скажи, пожалуйста, когда это на привокзальной площади в два часа ночи торговали беляшами? А?

Роман задумчиво потеребил ус и ответил:

– Может, и не за беляшами, мало ли зачем? Ты сам, Николай, говорил, что у погибшего на пальце белая полоска от перстня, да и денег у него не обнаружено. Натуральный разбой! Представь, выбегает пассажир из поезда. В тапочках, в трико, в рубашонке, в руке гаманок зажал… Видит его какой-нибудь Нудненко-Чудненко и за ним…

– …В том гаманке – три тысячи, – закончил я за него.

Свиркин хихикнул. Роман дернул себя за ус и спрятался в тени сейфа. Воспользовавшись его молчанием, Петр вскочил.

– Может, погибший левачил? Привез кого-нибудь на вокзал, а тот его и убил, на перстень позарился или на машину.

– Или он тут рядом живет, вот и вышел в тапочках погулять, – не высовываясь из-за сейфа, подал голос Вязьмикин.

– Где же второй тапочек? – в раздумье произнес Петр.

«Действительно», – подумал я и набрал номер телефона.

– Ой, вы знаете, я боюсь его беспокоить, – выслушав мою просьбу, тихо ответила медсестра и, еще более понизив голос, добавила: – Он спит.

– Будите, будите, не бойтесь, – настоял я на своем и через минуту-две услышал в трубке недовольное сопение.

– Я понимаю, – сонным голосом, но в обычной своей манере, произнес Стеганое, – что мы расстались очень давно, что ты соскучился и жаждешь общения со мной… Но не мог бы ты позвонить мне вечерком… домой?

– Не сердись, Саша, посмотри у себя, может, у вас тапочек с ноги погибшего завалился?

– Слушай, старик, какие тапочки? Кто из нас спит?

Ты или я? Он же был в носках! Ты же сам зафиксировал это в протоколе, а Верочка и Анечка подписали. В носках! Повторяю по буквам: Николай, Осел, Слон, Корова…

Абезьян…

– Погоди, – перебил я, – посмотри, может, он в самом деле валяется где-нибудь на полу?

– У нас ничего не валяется! – возмутился Сашка. – В чем сдали, в том и приняли! Понял?! Звони как соскучишься…

Прерывистый зуммер возвестил о конце беседы.

– Ну что, нет второго тапочка? – догадался Роман. – Тогда мы побежали…

Свиркин открыл дверь и столкнулся со Снегиревым.

– Опер УР – вечно хмур! – поддел тот молодого оперативника.

– Нам некогда веселиться, – вступился за него Вязьмикин. – Это ОБХСС себе преступников выискивает, а мы их разыскиваем, нас за каждое нераскрытое преступление бьют.

Семен не успел ничего ответить, как аккуратно был отстранен плечом Романа.

– Вот черти, – пробурчал он, усаживаясь к окну, а затем задумчиво произнес: – Мне кажется, я где-то видел погибшего. Определенно видел. И совсем недавно…

Такого поворота я не ожидал и, не решаясь что-либо сказать, затаил дыхание. Семен словно нарочно не торопился и, устремив глаза в потолок, размеренно продолжал свои размышления:

– Где же я его видел? Так, так, так… Видел я его не раз… Значит, работал в одной из организаций, которые я курирую… Где? В фотообъединении? Нет… Вспомнил! – Снегирев поднял вверх указательный палец.

– Ну-у?! – выдохнул я.

– Дай сигарету.

Я быстро достал пачку и передал ему. Семен закурил и, выпустив струю дыма, небрежно бросил:

– На барахолке.

– Что, на барахолке?

– Видел его.

Забрав из рук Снегирева сигареты, я прикурил и разочарованно протянул:

– Знаешь ли, это все равно, что ты видел бы его в центре города… На вещевой рынок люди приезжают каждый выходной… Ни фамилии, ни адреса ты не знаешь, и узнать это практически невозможно…

– Это как сказать, – добродушно улыбнулся Семен.

– Ты можешь установить личность убитого? – недоверчиво покосился я.

Он с хитрецой взглянул на меня:

– Объясняю как другу. Погибший в джинсовом ряду крутился, было видно, что он там свой человек: здоровался со многими, по плечам похлопывал, беседовал. Правда, сам не торговал и не покупал, но…

– Надо туда ехать! Сегодня же воскресенье, иначе потеряем целую неделю!

– Что ты?! – вскинулся Семен. – Скоро конец дежурства, мне тещу с супругой на дачу везти, а с тобой поедешь на весь день!

– Какой день? Только туда и обратно, а потом вези свою тещу, – я постарался как можно увереннее взглянуть на него, хотя понимал, что «туда» и «обратно» не получится, но, увидев голубые наигранно-доверчивые глаза, рассмеялся и умоляюще произнес:

– Выручай, Семен, а?.. как я без тебя узнаю личность убитого?

– Николай, ведь дела об убийствах расследуются прокуратурой, – слабо попробовал сопротивляться он.

Я укоризненно посмотрел на него:

– Конечно, в понедельник материалы будут у следователя прокуратуры, но ты же прекрасно понимаешь, ничто не заменит поиска по горячим следам. Именно сегодня надо попытаться выжать из дела все возможное.

Семен глубоко вздохнул:

– Как ты насчет кофе?

08 часов 11 минут

«Запорожец» Снегирева, лавируя между машинами и людьми, приближался к вещевому рынку. Чем ближе к «толкучке», тем теснее становился поток автотранспорта, гуще толпа, бредущая по обочине.

– Илья Репин, «Красный ход в Курской губернии», – прокомментировал Снегирев, останавливая машину возле служебного входа.

На территории рынка было вообще не пробиться. От магнитофонно-пластового ряда веяло духом дореволюционной Одессы, смесью рока, диско, цыганщины и еще черт знает чего. Молодые люди, похожие друг на друга, в синей «фирменной» униформе напоминали бы воинское подразделение после команды «разойдись!», если бы не надменные, пренебрежительные лица, да не тяжелые мешки на помятых физиономиях. Они не зазывали покупателей, истошно крича, как торговцы с восточных базаров, а с безразличным видом демонстрировали «последние» пласты, упоминая при этом такие цены, от которых у сердобольных мамаш перехватывало дыхание, и мамаши тянули подальше своих упирающихся, словно молоденькие бычки, сыночков. Сыночки, старательно изображая на розовых, безусых лицах равнодушие, перетягивали родительниц к «джинсовому» ряду, где с «Монтаной» и «Леви» наперевес прохаживались все те же молодые в униформе, да вертелись их одинаковолицые спутницы. И здесь в ходу были такие цифры!.. Немного в стороне небритые мужики предлагали краны, ножовки, кисти, валики для наката с изображением огромных виноградных листьев. На земле красовались давно забытые госторговлей гипсовые собаки и кошки с прорезью для монет. Гипсовое зверье таращилось на всю эту сутолоку, а людское море двигалось, шумело, волновалось, перекатывая людей, как мелкий галечник, и порой выплескивая из своих глубин субъектов, довольно любопытных.

Сделав глубокий вдох, Семен, как опытный пловец, отважно бросился в буруны этого моря, успев крикнуть:

– Жди меня в комнате милиции, я скоро вернусь!

Вернулся он, правда, не очень скоро, но довольный собой.

– Лыков Владислав, – выпалил он, – я кое с кем переговорил, кое-кого порасспросил. Жалко, что я этим Владиком раньше не занялся.

– Адрес его узнал?

– Нет, но это не проблема, – ответил Снегирев и, помявшись, добавил: – Но самое любопытное, что на нашего покойничка, кроме Лыкова, по приметам еще один здешний завсегдатай похож, только фамилию его никто не знает, или говорить не хотят.

– Тогда давай с Лыкова начнем.

Семен взялся за телефон:

– Добрый день, девушка, мне бы один адресок…

10 часов 32 минуты

Вскоре, свернув на проспект Дзержинского, мы подъезжали к дому Лыкова. Квартира находилась на четвертом этаже. Поднявшись, я остановился, восстанавливая дыхание. Снегирев, не торопясь, где-то на третьем этаже. Я позвонил, открылась дверь, и мне стало ясно, что погиб не Лыков, хотя лицо стоявшего передо мной молодого мужчины, действительно, чем-то напоминало погибшего. Лыков удивленно смотрел то на меня, то на поднимавшегося по лестнице Семена. Я представился. В его глазах мелькнула тень беспокойства, но он быстро взял себя в руки:

– Проходите, пожалуйста, хотя мне не понятно, зачем я вам понадобился, вам и товарищу из ОБХСС, – слегка улыбнувшись, кивнул он в сторону Снегирева.

Тот в первую секунду опешил, но тут же вышел из положения:

– Вот она, популярность! Как кинозвезду всюду узнают, только автограф почему-то не просят. И вы, Лыков, наверное, не попросите, да?.

– Разумеется, нет, – снова улыбнулся хозяин.

Прошли в комнату. С любопытством разглядывая книги на стеллаже, Семен, не оборачиваясь, произнес:

– Владислав, что-то я в последнее время твоего двойничка не встречаю.

– Олега, что ли? – усмехнулся Лыков и, заметив, что Снегирев с заинтересованным видом перелистывает снятый с полки томик, с ехидцей спросил: – Есениным увлекаетесь? Могу дать почитать..

– С удовольствием бы, но в данный момент меня больше интересует Олег. Кстати, когда ты его видел в последний раз?

– Да я вообще с ним редко встречаюсь, да и то случайно.

Я вмешался в разговор:

– Так когда, где и с кем вы видели его в последний раз?

– Давно не видел, не помню, когда! Я же сказал, что встречался случайно! Он ко мне не приходил…

Снегирев поставил книжку на место и быстро спросил:

– А кто приходил?

Лыков отвернулся и, глядя на стену, неохотно ответил:

– Мишаня вчера был, деньги занимал. – Он помолчал и, повернувшись почему-то ко мне, резко бросил; – Да поймите же, завязал я с барахлом! На «балку» езжу только с друзьями повидаться!

– Если уж ты «завязал», помоги следствию, хотя бы правдивой информацией. Понял?! – подойдя к нему вплотную, резко сказал Семен, потом мягче добавил: – Меня интересует, когда Олег был на вещевом рынке… Никак не могу запомнить его фамилию. – Он поморщился, как бы пытаясь извлечь эту фамилию из своей памяти.

– Никольский, – подсказал Лыков.

Семен кивнул:

– Точно, Никольский… И как он поживает?

– Не знаю, – повел плечами Лыков.

– Ну-у… – укоризненно протянул Семен.

Лыков опустил голову и, глядя исподлобья, выдавил:

– Ребята говорили, должен сегодня появиться… с товаром, – и, увидев вопросительно поднятые брови Снегирева, пояснил: – Со штанами, будто сами не знаете, что он другим не занимается.

Снегирев удовлетворенно кивнул с видом человека, которому известно многое. Я вклинился в беседу:

– Владислав, кто такой Мишаня?

– Митя Мишин, музыкант из «Меридиана», – изумленно взглянул на меня Лыков, дескать, не знать Мишаню!

– Зачем он занимал деньги? – спросил я.

– Не знаю.

– Сколько?

– Полторы тысячи.

– Владик, а зачем ему столько? – тут же спросил Снегирев.

– Не знаю.

Чувствовалось, что Лыков начинает выходить из себя, сообразив, что поддавшись темпу вопросов, невольно стал говорить то, чего ему совсем не хотелось. Он мог замкнуться, и это тонко уловил Семен.

– Владислав, – улыбнулся он, – не темни… нам нужна твоя помощь.

Лыков покрутил головой, словно ему стал тесен воротник.

– Я и не темню, – уже спокойнее проговорил он. – Мишане привезли джинсы, много, а денег не хватило, вот он и прибежал ко мне… Только не надо впутывать меня в эту историю, я здесь ни при чем. – Он перевел умоляющий взгляд на меня.

Я не отреагировал на его мольбу и жестко бросил:

– Адреса Мишина и Никольского?

Лыков стал заискивающе объяснять, где живет Мишин. Адреса Никольского он не знал, сказал только, что тот живет где-то у нового моста через Обь.

11 часов 13 минут

В машине, развалившись на сиденье, я с деланным оживлением обратился к Снегиреву:

– Ну что, судьба ведет нас к Никольскому?!

– Не знаю, кого и куда она ведет, – нахмурился он, – а меня лично – под огонь жениных батарей, – и, не дожидаясь моих возражений, твердо заявил: – Все, еду домой!

Зная, что не выпущу его из рук, что он и сам не сможет бросить начатое расследование, что оба мы, как говорится, затравились этим делом, я не стал переубеждать Семена.

– Ладно, только подбрось меня до отдела, – спокойно сказал я.

Снегирев недоверчиво покосился на меня и повернул ключ зажигания. Всю дорогу он, насупившись, молчал, а я не дразнил его разговорами. Подрулив к РОВД, Семен сам нарушил молчание:

– Николай, ты иди, а я за бутербродами сбегаю.

– На дачу возьмете? – сделал я недоумевающее лицо.

Семен от такого нахальства оторопел и хотел, видимо, ответить тем же, но передумал и миролюбиво сказал:

– Да брось ты, Коля. Мы же со вчерашнего обеда ничего не ели, а нам еще к Никольскому.

Мне оставалось только удивиться его выдержке и сказать:

– Беги, я в уголовный розыск загляну. Может, у них что-нибудь проявилось.

Свиркин и Вязьмикин пили чай.

– В рабочее время чай распиваете?!

Свиркин смутился и торопливо поставил стакан:

– Так мы не завтракали, и дежурство наше кончилось.

Вязьмикин не отреагировал на мое замечание и продолжал громко швыркать.

– Давай, давай, Рома, – усмехнулся я, – сейчас Семен бутерброды принесет, будешь всухомятку давиться.

– Так бы сразу и говорил, – пробасил тот, отставляя стакан в сторону. – Я сейчас еще чаю накипячу.

– Николай Григорьевич! – с жаром воскликнул Петр. – Я Пахтусова, таксиста, нашел! Он на месте происшествия в начале третьего видел две машины. Они вплотную к забору стояли. Одна – «Жигули», красного цвета, другая – личная «Волга», ГАЗ-24, вишневая, буква «А» перед цифрами стояла Плохо только, что Пахтусов не заметил, когда машины уехали. Помнит, что когда «Спецмедслужба» подъезжала, их уже не было.

– Молодец, Петя, – похвалил я лейтенанта, – работай по машинам, – и, повернувшись к Вязьмикину, спросил: – У тебя что-нибудь есть?

Он устало махнул большой рукой:

– Ноги гудят… Ночь не поспи, да еще и по этажам полазь с этим поквартирным обходом… Пусто. Никто, как обычно, ничего не видел. Спали, говорят… И, действительно, что нормальному гражданину ночью делать? Ты не знаешь случайно, Николай?

Я почесал затылок и ничего не ответил.

– Вот то-то и оно, – удовлетворенно заключил Роман.

– А по Нуденко ты работал? – поинтересовался я.

Вязьмикин с укором посмотрел на меня:

– Слушай, дай чай попить… Где там твой Снегирев?! Не могу же я голодным ехать в Верх-Тулу искать подругу этого Нуденко.

– Идет! – оживленно выкрикнул Свиркин, высматривавший в окно Семена.

12 часов 24 минуты. Свиркин

Когда Петр попросил у капитана областной ГАИ составить список владельцев «Жигулей» красного цвета, тот озадаченно переспросил:

– Всех?!

Петр решительно кивнул. Капитан уныло посмотрел на него, помолчал, потом тяжело вздохнул:

– А можно что-нибудь попроще, а, лейтенант?

Лицо Свиркина разочарованно вытянулось. Ему стало ясно, сколько документов нужно переворошить, чтобы удовлетворить его просьбу, ведь в Новосибирске столько красных «Жигулей»…

– Можно и попроще, – грустно согласился он. – «Волга» ГАЗ-24… Госномер начинается с буквы «А». Цвет – вишневый…

– С этого бы и начинал, – обрадовался капитан.