Текст книги "Экстрасенс в СССР (СИ)"

Автор книги: Александр Яманов

Соавторы: Игорь Подус
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Остановившись, я внезапно почувствовал головокружение, закрыл глаза и увидел силуэт, лежащий на бетонном полу. Провёл рукой по лицу, освобождаясь от очередного глюка. Совершенно случайно заметил, как на меня пристально смотрит женщина в синем халате, замершая в конце коридора. Просто среагировал на впившийся в спину взгляд. Кажется, я её знаю, но, как зовут, не помню.

Тут же меня подтолкнула толпа работяг, спешащих на обед. Стоило зайти внутрь зала, как запах еды заставил выкинуть всё из головы.

– Пюре с котлетой, рассольник, сырники… – проговаривал я, глядя на наполняющийся поднос.

– Чего бормочешь, Лёха? – Рыжий ухмыльнулся. – Ты ж это трескаешь пять дней в неделю.

Я промолчал и отдал на кассе один из найденных в кармане талонов на еду.

Обед оказался… бесподобным!

Картофельное пюре – не сухое или водянистое с комками, а почти идеальное на масле и молоке. Котлеты – сочные, с хрустящей панировочной корочкой. Рассольник – настолько изумительный, что я даже задумался. Неужели в СССР всё было настолько вкусно?

На десерт уплетаю сырники, к которым прилагалась половина стакана сметаны.

– Блин, это же рай!

Запивая вкусноту отличным яблочным компотом, вспоминаю, чем нас в девяностые кормили в школе. Просто земля и небо.

Саня, сидевший напротив, снова фыркнул. Он явно удивлён тем, с каким удовольствием я поглощаю еду.

– Ты чего, с голодного края сбежал или с утра не позавтракавши?

– Да я просто… – хотел сказать «из будущего», но вовремя прикусил язык.

Вдруг раздался призывный стук ложечкой по стакану. Люди обернулись к вставшему из-за стола начальнику цеха готовой продукции Павлу Егоровичу Михееву. Это был высокий пятидесятилетний мужчина с серьёзным лицом. Сразу понятно, что начальство.

– Товарищи! – провозгласил он. – На завод пришла сезонная разнарядка! Необходимо собрать бригаду механизаторов на сенокос в подшефный колхоз!

Воцарилась тишина, и в этот момент рыжий гад нарушил молчание:

– Павел Егорыч, можете меня сразу записать. Но только если разрешите доярок за сиськи дёргать! – скабрёзно изрёк он.

Раздался общий хохот. Михеев погрозил шутнику пальцем, но в уголках его губ замерла плохо скрываемая улыбочка.

– Короче, я предложил, а вы всё дома обмозгуйте. С жёнами переговорите, а потом подходите в контору записываться, – сделав объявление, он снова уселся за стол.

– И что? Правда, поедешь? – спрашиваю я Саню, когда все снова заработали столовыми приборами.

– Конечно! – не задумываясь, отозвался рыжий прохвост. – Там воздух чистый, аппетитные колхозницы на городских парней клюют. А ещё можно сшибить четыреста рублей за месяц! Это тебе не хухры-мухры!

Я сразу призадумался. Деньги лишними не бывают.

– А ты, Сокол? Поедешь? – друг вопросительно посмотрел мне в глаза.

Колхоз? Сенокос? Это же… настоящий СССР!

– Я подумаю.

– Думай, только не долго. Иначе бригаду механизаторов мигом наберут, а за сиськи доярок мне придётся дёргать в одиночном режиме.

Когда обед закончился, я отнёс поднос к окошку мойки, где меня ждал ещё один сюрприз.

Встреченная работница столовой – миловидная, розовощёкая, слегка полноватая девушка с выпирающими из-под белого халата пышными достоинствами – вдруг начала строить мне глазки:

– Лёша, а ты почему утром за булочкой с какао не зашёл? – улыбаясь, промурлыкала она.

В этот момент информация о девушке всплыла из подсознания. Забавное умение, будто в нужный момент включается компьютер.

Это Света Егорова, работающая поварихой. Наша с Рыжим одноклассница и Людкина подруга. Она единственная радовалась, что девушка не дождалась бывшего хозяина тела из армии. Мне кажется, причина тому – симпатия к Соколову. То есть теперь ко мне.

Внезапно я почувствовал, как уши наливаются жаром. С трудом отрываю глаза от пикантного выреза под очередную улыбку Светы и чего-то мычу в ответ. Хорошо, что Саня сразу потащил меня к выходу.

Что за чертовщина? Вчера меня отравили в двадцать пятом. А сегодня я в семьдесят девятом, где всё вкусно. Ещё все девушки красивые и какие-то естественные.

Остаток рабочей смены пролетел довольно быстро. Я неожиданно ловко управлял погрузчиком. Мотался в другие цеха, вывозил стружку в шихтовый двор. Подвозил заготовки со склада и сновал между токарными станками, словно заправский гонщик. И что самое странное – не чувствовал себя здесь чужим. Мне это даже начало нравиться. Какой бред! Кайфовать от работы на заводе?

Однако руки знали, куда повернуть, ноги нажимали на педали без лишних раздумий, а глаза привычно следили за движением вокруг. Будто я делал это всю жизнь.

Так что, когда большие часы, висящие в цеху, показали без пятнадцати пять, моему удивлению не было предела. Неужели уже всё? В голове мелькнула странная мысль. Я ведь действительно первый раз в жизни отработал полную смену на заводе. Пролетарий, етить его налево!

Похоже, сбылась мечта недоброжелателей экстрасенса Иннокентия Белого, желающих отправить его работать на завод.

Правда, судьба решила, что на сегодня хватит светлой советской обыденности, и подкинула дерьма на вентилятор. Как только я собрался вернуть погрузчик на место, рядом раздался мужской вскрик, закончившийся матерной тирадой, перекрывшей гул станков.

– Ребята, помогите!

Я быстро развернул погрузчик и рванул к источнику шума. Работяги начали выключать оборудование и спешили к стоявшему у станка, бледному как мел дяде Славе. Тот сжимал окровавленный кусок ветоши, обёрнутый вокруг правой руки. И я снова увидел на ней капли крови. Только теперь настоящей.

– Тридцать лет за токарным станком. Не одной серьёзной травмы. И вдруг заготовку с бабки сорвало, а я, старый дурак, руку сунул, и палец… враз… – сквозь зубы выдавил дядя Слава.

Его оторванный палец лежал на куче дымящейся стружки. А кровь через тряпку капала на бетонный пол.

– Чего рты раззявили⁈ Бегом аптечку несите! – закричал я, спрыгивая с погрузчика. – Дядя Слава, дай посмотрю.

Пожилой токарь протянул руку, после чего я развернул пропитавшуюся кровью ткань, и аккуратно разжал кулак пострадавшего. Вот она. Рваная рана. Причём нехорошая. Кровь хлещет не останавливаясь.

Не знаю, что произошло, но внезапно в моей голове будто переключился тумблер. И я начал видеть руку дяди Славы буквально насквозь. Мышцы. Сухожилия. Разорванный сосуд. Зрение работало, как рентген! Мистика какая-то!

Одновременно в сознании всплыли знания недоучившегося доктора. Ведь кровь можно остановить. Нужно просто чуть-чуть нажать вот здесь.

Помощи пока не предвиделось, поэтому я нажал пальцем на рану в нужном месте. И кровь почти перестала течь, продолжая сочиться уже по капле.

Чудеса на этом не закончились. Меня посетило необычное ощущение. Чую тепло, пульсацию и тонкую струйку жизненной энергии, пытающейся вырваться наружу из раны пожилого рабочего.

Решив проверить новый навык, я попытался мысленно свести края порванного сосуда. При этом голову вдруг сжало, будто тисками. В следующий миг заметил крохотную вспышку между пальцами и понял, что у меня получилось. Отпустив рану, убеждаюсь, что кровотечение не просто ослабло, а полностью прекратилось.

– Вот чёрт! – быстро прикрываю руку раненого тряпкой.

Глаза заволокло туманом, ноги на миг подкосились. Кажется, переборщил с напряжением.

– Лёша, держи Славу крепче, сейчас перевяжу!

Женщиной, появившейся рядом, оказалась та самая, смотревшая на меня около столовой. Теперь я её вспомнил. Тётя Валя, работает в цеху уборщицей. Она поставила раскрытую аптечку на станок и начала ловко накладывать бинты. В процессе её удивлённый взгляд начал меня буквально буравить. Неужели она что-то увидела или поняла? Или почуяла неладное?

– Спасибо, Лёха! И тебе, Валюша! – хрипло поблагодарил дядя Слава, когда уборщица закончила перевязку.

Я завернул подобранный палец в тряпочку, и мы с раненым направились к выходу. Народ начал расходиться, обмениваясь впечатлениями о происшествии. Кажется, никто ничего не заметил. Только тётя Валя продолжала смотреть слишком подозрительно. Я видел, что она хочет задать вопрос, но при дяде Славе не решается.

После того как я отвёл токаря к проходной, где сдал и его, и палец фельдшеру, выскочившему из подъехавшей скорой помощи, меня поймал начальник цеха:

– Молодец, Соколов! Вовремя среагировал! – похвалил Михеев и закурил сигарету с фильтром. – Ну что, поедешь в колхоз? Нужно всего на две-три недели. Если понравится, можно остаться на месяц или два.

Если честно, то мне было сейчас всё равно, поэтому я машинально кивнул:

– Записывайте, Павел Егорыч.

По дороге домой я разглядывал город детства, словно видел его первый раз. И снова дивился размеренности жизни советских людей, не зная, что в коммуналке меня ждёт грандиозный скандал. Оказывается, люди везде одинаковые.

Ещё поднимаясь по лестнице, я услышал до боли знакомый, визгливый голос:

– Вам всё равно ничего не достанется от вредной бабки! Ни её деревенского дома, ни копейки со сберегательной книжки! И не надо за муженьком прятаться, сестрёнка. Если узнаю, что Матрёна на тебя завещание написала, то вы все пожалеете.

Всё это орала моя двоюродная тётка, которая, по заверению вырастившей меня сестры, попила у родителей немало крови.

Войдя в квартиру, я снова увидел её и мысленно поморщился. Ненавистная, злая, с лицом, будто вымоченным в уксусе. Сейчас она намного моложе, чем из детских воспоминаний, но в остальном – это прежняя вечно всем недовольная мегера. Она тыкала пальцем в стоявшего на пороге комнаты отца, из-за спины которого раздавались неразборчивые слова матери.

– Да чтоб вы оба!.. – тётка скривила губы, накрашенные кричаще яркой помадой. – Чтоб вы на трассе в аварию попали и сгинули!

Вдруг пришло понимание, что произнесённые проклятья – не пустая угроза. Несмотря на работу экстрасенсом, я никогда не верил в пророчества и проклятья. Но сейчас почувствовал силу слов, буквально выплюнутых в сторону родителей.

Ведь через год после моего рождения они действительно погибнут в автокатастрофе. Во время поездки в Крым у машины лопнет колесо, и старенький Москвич вылетит на встречку, где врежется в грузовик. Как потом рассказывала сестра, я остался жив только чудом. Люлька со мной вылетела через открытое окно. Потом её нашли гаишники.

Получается, в прошлой жизни сбылось проклятье мегеры? Чувствую, как сжимаются кулаки, а внутри поднимается волна ненависти.

Высказав всё, что думает, тётка развернулась как солдат на одних каблуках и направилась к выходу, мерно чеканя шаг. Из-за её топота один из тазов слетел и громыхнулся на пол. Однако мадам не обратила на это никакого внимания. Проходя мимо, она зыркнула на меня так злобно, что по спине пробежал холодок. Ничего, мы ещё посмотрим, как оно получится в новой жизни.

Глава 3
Коммуналка

Около комнаты меня ждал знакомый запах жареного лука, смешанный с прочими кухонными ароматами. Зайдя в конуру, я бросил ключи на стол и недовольно скривился. Помещение размером с собачью будку только с натяжкой можно назвать нормальным жилищем.

Сразу проявили себя тонкие стены между кухней и соседями. Слышимость здесь поразительная! Справа семья Кравцовых выясняет, кто виноват в том, что их сын Вовка –двоечник и школьный хулиган. Спор закончился перебранкой и громким хлопком двери. Это не выдержал и вышел покурить глава семейства. Насколько помню, вчера ночью из-за перегородки доносились совсем другие звуки. Милые бранятся – только тешатся.

Со стороны кухни палитра звуков намного насыщеннее. Там что-то жарили и варили пять или шесть переговаривающихся хозяек. А глуховатый дед Кузьмич ужинал за столом с сыном, громогласно пересказывая услышанные по радио новости. Сквозь тонкую перегородку отчетливо доносилось шипение масла, звон ложек о тарелки и визгливый голос тёти Шуры, жалующейся на сына-обалдуя, не пишущего из армии. К этому прибавлялись запахи готовки, которые пропитали комнатушку, несмотря на открытую настежь форточку.

В довершение картины из коридора донёсся звонкий девчоночий крик:

– Ма-а-ам! А Вовка опять мой велосипед без спроса взял!

Улёгшись на скрипучую кровать, я с тоской посмотрел на потолок. Из многочисленных разводов от затоплений соседями сверху можно составить абстрактный портрет моей новой жизни.

Ранее я жил в нормальной трёхкомнатной квартире одного из спальных районов Москвы. У меня кухня была больше в два раза, чем нынешняя комната. К тому же здесь туалет и ванна одни на всех. Это на десять комнат различной величины и двадцать три жильца, включая детей. Есть ещё кошка Муська, принадлежащая бабе Глаше.

Живот предательски заурчал. Открыв дверцу тумбочки, я обнаружил жестяную хлебницу с выцветшим рисунком колосьев. Внутри лежали старые сушки и четверть засохшей буханки чёрного хлеба.

Внезапно пришла мысль о выделенной мне полке в стоявшем на кухне холодильнике «ЗИЛ». Только она ведь пустая.

– Жрать дома нечего, – констатирую вслух, тут же вспомнив о предложенном вчера матерью чае с сахаром и конфетами.

Пожалуй, чтобы накормить пришедшего с работы мужика, этого угощения вряд ли хватит. Придётся идти в местный гастроном и закупаться.

Покрутив в руках сетчатую авоську с ручками из толстой проволоки, вспомнил об удобных пакетах из своего времени. Похоже, в СССР пока полиэтилен не особо распространён. Я точно не видел людей со столь нужной вещью. Или не обратил внимания. В моём детстве пакеты берегли и использовали по многу раз. А родная тётка, с которой я жил после смерти родителей, их ещё и стирала и использовала до последнего.

Перед выходом я обыскал комнату на предмет наличности и ничего не нашёл. Подумал, что останусь без ужина, но внезапно пришло озарение. Сунув руку в карман пиджака, висящего на стуле, обнаруживаю там красненькую десятку и сорок две копейки. Как-то не густо с деньгами у советского рабочего класса. Или это Соколов все деньги пропивал?

В коридоре меня снова встретили вешалки со старой одеждой, ящики, тазы и прочее барахло. К этому прибавились орущие мелкие дети, гоняющиеся за тем самым хулиганом Вовкой, который умудрялся кататься по проходу на велосипеде.

Балаган!

Только на улице удалось избавиться от нездоровой атмосферы коммуналки и вздохнуть полной грудью. Оказывается, напрягало буквально всё: и запахи, и заставленный коридор, и шум. В детстве я не обращал на это внимания, а потом просто забыл.

На улице меня встретил типичный советский пейзаж конца семидесятых. Коммунальные дома были трёх– и четырёхэтажными. Кстати, на их фоне кирпичные хрущёвки с отдельными квартирами и балкончиками выглядели будто барские хоромы.

Вокруг неровный асфальт в трещинах, привычной для будущего брусчатки нет и в помине. Детские площадки с неказистыми качелями и песочницами. В последних копошится малышня под присмотром бабулек в платочках.

Пока шёл, обнаружил во дворах только два частных автомобиля – новенький «Москвич-412» и горбатый «Запорожец» жуткого оранжевого окраса. По улицам машины ездят, но редко. На полпути начал накрапывать дождик, так что стало не до достопримечательностей и пришлось ускориться.

Рядом с гастрономом стоял грузовик с надписью «ХЛЕБ», из которого явно поддатый грузчик в синем халате выгружал лотки с горячими буханками и батонами. Внутри магазина пахло теми же хлебными изделиями, колбасой и чем-то сладким, возможно, пирожными из кондитерского отдела. Полки ломились от товаров, но при ближайшем рассмотрении ассортимент оказался однообразным. Зато почти всё по доступным ценам.

Немного осмотревшись и проследив за покупателями, я быстро сообразил, как производятся покупки, после чего направился в молочный отдел. Там обнаружились стеклянные бутылки с молоком и кефиром, с крышечками из толстой фольги. Так же имелось молоко в треугольных пакетах. Советская классика! Смех смехом, но уверен –мне понравится вкус местных продуктов. Вон как в столовой на еду накинулся!

В холодильнике лежал пошехонский сыр и лоток с творогом. А сметану наливали в тару покупателей из двадцатилитрового бидона. Всё это взвешивала и отпускала дородная женщина в белом колпаке. Мясной отдел встретил докторской, любительской и ливерной колбасами. Цены не особо высокие. Однако с моим бюджетом придётся ограничиться небольшим куском докторской. Кроме колбасы, кефира и молока, я взял пельмени в картонной коробке с надписью «Останкинские».

Лежавшие рядом куриные тушки показались слишком худыми. Они были с головами, торчащими лапами, плохо ощипаны и отливали синевой. В наличии имелись субпродукты, а также суповые наборы из кучки костей с мизерным количеством мяса. И это всё! Нормальной говядины или свинины не обнаружилось. Интересно, где их покупают граждане? Из-под полы или на рынке? Память в этот раз промолчала.

Пройдя дальше, увидел, как тётка с полным ртом золотых зубов ловко насыпает покупателям гречку, рис и макароны на развес. Сахарный песок уже расфасован по килограмму. Разумеется, в продаже присутствовала соль в узнаваемых пачках. Имелся также грузинский чай в картонных коробках с невзрачным дизайном.

Кроме этого на всех свободных полках стояли высоченные пирамиды консервов и трёхлитровые банки с соками. Такое ощущение, что заведующая магазином решила освободить склад, выставив всё напоказ. Может, чтобы ревизоры на месте могли пересчитать запасы?

Я переходил из отдела в отдел, рассматривал необычного вида продукты и вдруг замер, наткнувшись в рыбном отделе на икру. Чёрная – в жестяных баночках с изображением осетра. Красная – в эмалированной бадье и продаётся на развес. В моём времени баночки поменьше можно было купить только в магазинах для обеспеченных людей. Здесь же они просто стоят под стеклом, доступные любому, у кого есть несколько лишних рублей.

Розовощёкая молодая продавщица, обвешанная золотом, посмотрела на меня оценивающим взглядом, явно решив, что покупатель не перспективный.

– Молодой человек, чего смотришь? Бери. Чёрная икра – четыре двадцать за баночку. Красная – девятнадцать пятьдесят за кило.

Я мысленно прикинул свои финансы и покачал головой:

– Спасибо, как-нибудь в следующий раз, – пробормотал в ответ, оторвавшись от созерцания пирамиды баночек с деликатесом.

На кассе сидела женщина лет сорока пяти с тёмно-рыжими волосами, превращёнными благодаря химии в бараньи завитушки. Её ярко-красная помада вылезала за контуры мясистых губ, делая их огромными. И это без грамма ботокса.

Она щёлкала костяшками на деревянных счётах, одновременно пробивая чек на допотопном кассовом аппарате, быстро перебирая продукты и изредка бросая на покупателей оценивающие взгляды.

Когда я предоставил выбранные продукты к оплате, кассирша сначала медленно провела взглядом по моей фигуре, отметив потёртый спортивный костюм и кеды, знавшие лучшие дни. Дальше её взгляд скользнул к моим покупкам. Глаза показали, что она уже составила мнение об очередном покупателе.

«Работяга с завода. Живёт от получки до получки. Симпатичный парень, но судя по шмотью, совсем не перспективный. Дочке такое не надо», – вдруг прозвучало в моей голове.

Я с трудом сохранил спокойствие, чуть не дёрнувшись от неожиданности. Странно слышать, что о тебе думают другие. Но после попадания в прошлое, кажется, подобное происходило уже несколько раз. Как и в предыдущие разы, слова произносились голосом человека, вошедшего со мной в зрительный контакт. Сначала я не придал этому значения, а теперь осознал. Уж больного много всего навалилось. Кроме окружающего мрака – ещё и новая напасть. Или бесценный дар? Ладно, проверим.

– С вас три рубля семьдесят две копейки, – подвела итог кассирша.

Получив десятку, она быстро отсчитала сдачу, при этом не удосужившись отдать выбитый аппаратом чек. Купюры с мелочью я сунул в карман штанов. Очередь подпирала, поэтому запихав продукты в авоську, двинулся к выходу.

А пока я шел, чувствовал спиной оценивающий взгляд перехватившей эстафету продавщицы винно-водочного отдела. Даже без зрительного контакта с подслушиванием мыслей стало понятно – она дала мне такую же характеристику, как и кассирша. Надо срочно что-то менять. Так жить нельзя.

Судьба вместо того света зачем-то перенесла меня в семьдесят девятый год. Теперь я работаю на заводе и живу в коммуналке. Судя по истории хозяина тела, ни денег, ни перспектив, ни нормальных отношений с женщинами не предвидится. В прошлой жизни я не был олигархом, но устроился вполне комфортно: своя квартира, машина, стабильный доход и возможность иногда съездить за границу. Молчу уж про то, кем я мог стать после победы в телешоу. Обидно! Здесь же я просто никто, что меня ни капельки не устраивает. И что делать? Пока не знаю.

Если верить фильмам и урокам истории, чтобы жить в СССР хорошо, нужно окунуться в теневые сферы. Либо иметь хлебную должность, высокопоставленных родственников и блат, которых у меня нет и в помине. Значит, надо искать дополнительный доход.

В своё время я много читал о цеховиках, которые пользовались нерасторопностью советской власти. В основном они шили одежду и делали галантерею в подпольных мастерских. Ещё сейчас есть фарцовщики, перепродающие заграничные шмотки, купленные или выменянные у иностранных туристов. Правда, это всё чревато уголовкой. Если поймают, то без нормальных связей закроют на немалый срок. А сидеть в СССР я точно не хочу. Меня не привлекает тюрьма в любом виде.

Надо придумать что-то поизящнее. К сожалению, по дороге домой гениальные мысли меня не посетили. Поэтому пока просто поем.

Общая кухня встретила привычным хаосом. Три женщины одновременно готовили, создавая невообразимый шум и суету. Тётя Люба жарила картошку на огромной чугунной сковороде, её шестнадцатилетняя дочь Катя резала лук, при этом плача горючими слезами. Высокая и худая, как коромысло, соседка Зина из шестой комнаты варила в огромной эмалированной кастрюле какую-то подозрительную субстанцию, похожую на кисель. Рядом с ними пристроилась помешивающая щи баба Глаша. Кошка Муська тёрлась о ноги хозяйки, создавая дополнительный бардак.

– Ой, Алёшенька, пельмени сварить решил? – любезно поинтересовалась тётя Люба, заметив пачку и то, что я начал набирать воду из-под крана. – Подожди немного, моя конфорка освободится минут через пять.

Молча киваю и прислоняюсь к стене, ожидая своей очереди. Кухня, как и раньше, является настоящим полем битвы за жизненное пространство. У каждой семьи здесь свои кастрюли, полки и даже кухонные тряпки, которые ревностно охраняются от посягательств соседей.

На стене висит план владений, составленный учителем математики Павлом Евграфовичем, проживающим с женой напротив меня. Там помечена каждая полка в двух холодильниках и в многочисленных тумбочках и шкафах.

Пока я стоял, вспомнились неоднократные попытке математика составить график пользования плитой, рукомойником и двумя столами для еды. Пожилой учитель уверял, что если принять и строго соблюдать его схему, то каждый будет приходить на кухню в своё время, не мешая остальным. Разумеется, на общем собрании жильцов произошёл бабий бунт и все предложения со скандалом отклонили. С боем удалось отстоять только поквартирный график уборки кухни и коридора.

Обещанные сроки тётя Люба не выдержала, и плита освободилась только через двадцать минут. Разумеется, как только закончила готовить одна хозяйка, все остальные конфорки тоже освободились. Так что пельмени я варил один под аккомпанемент стука ложек ужинающих соседей. При этом не обошлось без навязчивого наблюдения и обсуждения моей персоны.

По ходу готовки тётя Люба посоветовала слить половину воды, а то, дескать, долго закипать будет. Зина приказным тоном сообщила, что пельмени надо срочно помешать, иначе всё прилипнет к дну кастрюли. А баба Глаша долго бурчала о том, что пельмени нужно лепить самому, а не магазинные покупать. А когда я начал их вытаскивать шумовкой, старуха заявила, что они недоваренные. Естественно, остальные ужинающие за двумя столами – вместе с детьми, тараканами и кошкой – приняли живейшее участие в разговоре, выдавая язвительные комментарии.

Сказать, что происходящее меня не раздражало, значит сильно соврать. Хотелось развернуться и выдать пару ласковых слов. Однако всплывающие воспоминания о более-менее нормальных отношениях с обитателями квартиры не дали этого сделать. Нельзя забывать, что это коммуналка.

Дождавшись, когда один из столов освободится, я поставил на него тарелку с дымящимися пельменями. Затем закинул в них кусок масла и поперчил. Еду унёс в свою комнату, ибо не собирался выслушивать, как правильно есть пельмени. Разумеется, как только вышел, соседи обсудили меня с ног до головы. В процессе побурчали о выборе еды, пожелали привести хозяйку, а лучше переселиться к ней после женитьбы, освободив ценную жилплощадь. Всё это я отлично слышал, сидя за тонкой стенкой.

Сплетни аппетиту не помеха, так что пельмени были уничтожены с молниеносной скоростью. Они оказались действительно вкусными. Конечно, не домашние, но всё равно хорошо. По крайней мере, если сравнивать с тем, что расфасовывалось в точно такие же пачки в моё время. Да и те, что продавалось в супермаркетах под видом элитных пельменей из мраморной говядины, с местными останкинскими рядом не лежали.

Пока из плюсов – только нормальная еда и магазинные продукты, сделанные по советским гостам. Внутренне усмехнувшись, я доел последний пельмень, почувствовав себя немного человеком. Вдруг в дверь постучались.

В ответ я хотел нецензурно ругнуться, но услышав голос Сани, поспешил к двери и отодвинул шпингалет.

– Чего пришёл? – спрашиваю друга, когда он ворвался внутрь.

В ответ он показал трёхлитровую банку пива в авоське и кинул на стол кулёк, доверху набитый мелкой таранькой.

– Ну что, герой-спаситель, принимай гостинец! – Саня поставил банку на стол с таким видом, будто принёс ящик дорого вина. – Жигулёвское, свежее! Еле успел урвать, до того как Петровна бочку закрыла.

– Жаль ты раньше не пришёл, я бы пельменями поделился, – соврал я, указывая на пустую тарелку.

Рыжий отмахнулся:

– После работы забежал домой – мамку проведать. Батя борща наварил из молодого бурака с ботвой. С салом и сметаной две тарелки навернул.

В будущем я пил пиво редко, но после пельмешек отказываться от холодненького не стал. Поэтому два гранёных стакана тут же перекочевали с подоконника на письменный стол и наполнились до краёв.

Пиво действительно оказалось вкусным, плотным и немного сладковатым. А таранька – невероятно солёной, так что отлично сочеталась с напитком. В результате мы не заметили, как в считанные минуты ополовинили банку.

– Как ты после вчерашних танцев? Уже отошёл? – спросил Саня, вытягивая из кармана пачку сигарет «Космос».

Встряхнув коробок спичек, он хотел закурить, но я вырвал у него уже зажжённую спичку:

– Вообще-то здесь не курят.

Судя по тому, как сигарета едва не выпала изо рта друга, это утверждение его несказанно удивило.

– Это с каких пор? – удивлённо спросил он, посмотрев на консервную банку из-под кильки, почти доверху наполненную бычками.

– С сегодняшнего – ответил я, ибо давно бросил курить.

Забавно. Получается, это произошло много лет назад, но в будущем.

– Неужели ты курить бросил?

– Да! И тебе советую избавиться от вредной привычки, а то от этого бесполезного дыма одни растраты. Ещё и здоровье сажаешь.

– Согласен, – неожиданно произнёс Саня и потупил взор. – Но как увижу мамку, лежащую беспомощной на кровати, не то что курить – хочется в хлам нажраться самогоном.

При упоминании матери Рыжего сразу пришли чужие воспоминания. Если верить им, то тётя Тамара уже год практически не встаёт с постели и мучается затяжными головными болями. Она лежала в местной больнице несколько раз, но врачи так и не смогли поставить диагноз. А чтобы везти её в Москову, нужно получить направление в правильное место.

Насколько я знаю, несмотря на наличие бесплатной медицины, в случае тяжёлого или редкого заболевания советским людям, жившим далеко от крупных городов, приходилось туго. Нужно постараться, чтобы получить правильное направление на лечение. И опять всё утыкается в знание нужных людей и финансовые возможности. Ведь придётся оплачивать накладные расходы.

Выпив ещё по стаканчику пивка под композиции с пластинки группы «Пламя», предложил рыжему выйти покурить на улицу. Он, разумеется, согласился.

А когда Саня закурил у подъезда, я не выдержал и задал вопрос:

– Рыжий, а врачи диагноз тёте Тамаре так и не поставили?

– Нет. Не знают они, что у неё. Один говорит – сонная болезнь на почве нервного состояния. Другой про опухоль в голове задвигает. И оба советуют везти маму в Москву. Порекомендовали бате какого-то известного профессора, но как только разговор зашёл о помощи с контактом доктора, оба начали носом крутить. Говорят, типа это непросто и к нему очередь на год вперёд расписана.

– Может, им взятку надо сунуть? – задал я вполне естественный вопрос, но Саня на меня как-то странно посмотрел:

– Лёха, ты же знаешь моего батю. Он у нас настоящий коммунист. Работяга от комля. Где он и где взятка?

Перед глазами тут же появился образ бати Рыжего. Всю жизнь тот проработал на железной дороге бригадиром путейцев. Мужик серьёзный и со всех сторон положительный. Ещё и здоровый, как медведь. Саня на него не похож и явно пошёл в мать.

– Ты отошёл от своей бывшей или снова пойдёшь её на танцах вылавливать? – неожиданно спросил Рыжий, желая соскочить с болезненной темы.

– Это больше не актуально – ответил я, ибо просроченная любовь бывшего обладателя тела меня никаким образом не зацепила.

– Что, неужели решил с комсоргшей замутить? Она девушка красивая, но не простая.

– Завтра после работы зайду на политзанятия, там и посмотрим, – отвечаю почти честно, отодвигаясь от клубов сигаретного дыма. – Правда, мне даже вести девушку некуда.

– Как «некуда»? А твои хоромы? – удивился Саня. – В заводской общаге ещё хуже. На четверых один шкаф. А здесь у тебя своя комната без родителей и родственников. Привести можешь, кого хочешь, и никто слова не скажет. Ремонт бы не помешал, конечно. Но всё равно – своя жилплощадь!

Рыжий говорил так, словно мне завидовал. А когда я заглянул в его глаза, проявившиеся мысли друга дали понять, что он реально так думает.

Саня продолжил молча дымить. А я задумался о простоте человеческих отношений, от которой давно отвык. Непонятно почему, но на секунду захотелось увидеть тётю Тамару и попробовать ей помочь. Ведь с дядей Славой у меня сегодня получилось.

Рыжий начал рассказывать о какой-то ссоре на работе, размахивая рукой с сигаретой, но я его почти не слушал. В голове крутилась единственная мысль. На заводе каши не сваришь, надо искать другой путь, чтобы подняться. Возможно, даже при помощи моих незнамо откуда взявшихся талантов.