Текст книги "Экстрасенс в СССР (СИ)"
Автор книги: Александр Яманов
Соавторы: Игорь Подус
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
Экстрасенс в СССР
Пролог
Я, потомственный экстрасенс Иннокентий Белый, выйдя на центр сцены, едва не ослеп от ярких софитов. Протянув руку, схватил кубок победителя «Бойни экстрасенсов», вскинул его над головой. Тут же телевизионная студия взорвалась бурными аплодисментами.
– Победитель! Чемпион! Провидец! Лучший экстрасенс страны! – оглушительные выкрики ведущего били по ушам, словно взрывы фейерверка.
– Поздравляю, – сквозь зубы прошипела черноокая цыганская ведьма Земфира, целуя меня в щёку.
При этом её губы оставались холодными, как могильный камень.
– Спасибо, – ответил я и широко улыбнулся.
Надеюсь, это взбесит проигравшую конкурентку сильнее, чем пощёчина.
Если честно, никогда не верил ни в кармы, ни в ауры, ни во всю прочую эзотерическую чушь. Я всегда верил в деньги. И понимаю, что теперь они потекут ко мне рекой.
А надо было просто подкупить осветителя перед проверкой дара. Тот кашлянул, когда я подошёл к машине с человеком в багажнике. А ещё телевизионный монтажёр получил конверт с пачкой долларов и выделил в эфире мои лучшие моменты, слегка подрезав выступления соперников. И в качестве вишенки на торте мы с агентом вбросили пару сенсационных «разоблачений» в жёлтую прессу…
Правда, в самый ответственный момент я действительно угадал. В финале удалось назвать, от чего умерла мать той звёздной истерички. Конечно, чистая случайность. Но какой эффект!
В холле перед выходом на улицу, где толпа фанатов уже несколько минут скандировала моё имя, ко мне подскочил мой седоволосый импресарио Соломон Моисеевич Шпак.
– Кеша, ты даже не представляешь, что произошло! – шёпотом выпалил он с таким восторгом, будто объявлял о появлении манны небесной. – Настал твой звёздный час! Семь тысяч долларов за пятнадцатиминутную консультацию! И это минимум из того, что предлагают. Телефоны агентства разрываются. Очередь из богатых лохов уже расписана до следующего лета!
Едва сдерживаю алчную ухмылку. Деньги потекли рекой, как и ожидалось. Причём настоящие деньги, а не прежние копейки.
Я уже видел себя на яхте у берегов Ривьеры с парой моделей в джакузи. Ещё пригрезился особняк в Майами, где я буду принимать ванну, наполненную дорогим шампанским. Далее по списку – частный самолёт, готовый лететь в любой конец света. Главное, рядом больше не будет всяких навязчивых нищебродов – почитателей моего фальшивого таланта – и копеечных подачек.
Вдруг ведущий шоу предложил выпить шампанского за победителя. Тут же словно чёртик из табакерки появился официант с серебряным подносом, уставленным хрустальными бокалами.
Мои конкуренты сразу расхватали шампанское. Цыганка Земфира с колодой замызганных карт, седобородый колдун Баян в одеянии, расписанном славянскими рунами, а также молодой позёр Марк в плаще чёрного мага и с серебряными перстнями. Вся компания в сборе. Все смотрят на меня с лютой ненавистью, натянув на лица лицемерные улыбки. Неудачники! Рядом стоит съёмочная группа, которой дела нет до наших разборок. Они просто рады окончанию выматывающего марафона.
– Друзья, – поднимаю бокал. – Давайте выпьем за единственного настоящего экстрасенса из присутствующих здесь!
Я надеялся, что, услышав издевку, коллеги-шарлатаны разобьют фужеры и устроят грандиозный скандал. Но они почему-то проглотили оскорбление и, пригубив напиток, продолжили улыбаться. Причём как-то слишком натужно. А ещё нервно.
– За победителя! – заорали телевизионщики.
Пить не хотелось. Но съёмочная группа ждала. Работала камера. Зрители, заглядывающие в окна, аплодировали в предвкушении.
Поднеся бокал к губам, я почувствовал горьковатый запах, а на языке появился привкус миндаля.
Не может быть! Сделав всего глоток, стараюсь сохранить радостное выражение лица. Ставлю бокал на поднос и поворачиваюсь к дверям. Их тут же услужливо распахнули.
Когда я вышел на улицу, толпа фанатов продолжила скандировала моё имя:
– Ин-но-кен-тий! Ин-но-кен-тий!
Я помахал рукой, улыбнулся и воздел к небу хрустальный кубок в виде глаза, вызвав многоголосый рёв толпы.
Вдруг меня повело, ноги подкосились, а в глазах потемнело.
Далее моё тело рухнуло на мраморные ступеньки. Последнее, что я увидел перед тем, как провалиться в пустоту, – внимательные взгляды тройки конкурентов. Твари!
Глава 1
Танцплощадка
5 июня 1979 года.
Городской парк культуры и отдыха.
Голова раскалывается. В висках будто стучат молотки, а из носа теплой струйкой течёт кровь. Пытаюсь подняться, оперевшись на прохладный асфальт. Вокруг гремит музыка. Что-то древнее и ритмичное, слышанное последний раз в далёком детстве:
– Не надо печалиться, вся жизнь впереди. Вся жизнь впереди, надейся и жди.
Только голос певца незнакомый. И судя по звуку, песню исполняет реальный инструментальный ансамбль. Но откуда он здесь? В 2025 году песню группы «Пламя» можно встретить разве что на дискотеках семидесятых и других десятилетий жизни СССР.
Подняв голову, наблюдаю, как за деревянной обрешёткой мелькают ноги танцующих. Десятки людей в брюках-клёш и туфлях на платформе. У девушек мини-юбки в складку, яркие блузки, пышные причёски. Парни в расстёгнутых рубашках с большими воротниками. Промелькнул редкий обладатель джинсов. Все отплясывают и кружатся, часто не попадая в ритм. Ещё движения какие-то странные.
Танцплощадка?
Оглянувшись, я сразу узнал место. Да, это открытая танцплощадка в нашем парке. Та самая, из моего детства. Ещё её называли «пятак». Только не развалившаяся и заросшая бурьяном, как в девяностые, а восстановленная в первозданном виде. Здесь всё яркое, живое.
Разноцветные лампочки цветомузыки весело перемигивались над огороженным танцполом, похожим на увеличенную деревянную беседку детского сада.
Из колонок гремели звуки настоящих инструментов, колотил по ударным шустрый барабанщик. А на скамейках вокруг сидели парочки, смеясь и перешёптываясь. Некоторые смотрел на меня.
– Ну что, Сокол, очухался? – раздался насмешливый голос, заставивший задрать голову, чтобы разглядеть говорившего.
Трое крепких парней, рубахи заправлены в штаны. Тот, что по центру, щеголяет расклешёнными джинсами и кепкой. Коренастый, с квадратной челюстью, чем-то неуловимо знакомый. Он стоял, широко расставив ноги, и, явно рисуясь, разминал кулаки.
Только сейчас я окончательно понял, что сижу на асфальте. Положение не самое удобное. И меня, по ходу, собираются бить.
– Алёша, тебе ещё добавить? Или хватит?
«Что за Алёша?» – в голове возник вопрос, и тут же всплыли обрывки чужих воспоминаний. Алексей Соколов дембельнулся год назад. Далее узнал, что его не дождалась девушка Людка. Она не только встречается с другим, но и готовится выйти замуж. По горячим следам Лёхе не позволила объясниться с предательницей её многочисленная родня. В результате он всех послал, вроде бы смирившись. Но каждый раз после приёма ста грамм вспоминал обиду, пытаясь найти бывшую девушку.
И вот впервые он наконец-то пересёкся с Людкой на танцах, будучи в нужной кондиции. Подошёл, попытался предъявить претензию, но нарвался на нового ухажёра. После чего дружки жениха вывели его с танцплощадки и без разговоров дали в нос.
Откуда я всё это знаю?
– Колян, смотри, как Сокол косяка давит, явно на добавку нарывается. Давай я его немного отрихтую? – ухмыляясь, предложил парень, стоявший в центре.
Внезапно пришло понимание, что он намеревается делать. При попытке встать хохотун ударит меня по левой скуле, а потом закончит прямым в разбитый нос. А ещё мне откуда-то известно о наличии свинчатки в левой руке козлины. Значит, нос сто процентов сломают.
Не задумываясь, начинаю реагировать, дабы избежать побоев. Отклоняюсь от первого удара и, поднырнув под второй, бью дружка жениха в челюсть.
– Ах ты, сука! – зашипел тот, хватаясь за лицо.
Время будто замерло, и я заметил длинноногую девушку в короткой юбке. Она стояла в сторонке, выглядывая из-за дерева. Бледная, с широко раскрытыми глазами.
Вот и предательница собственной персоной! Не нужно большого ума, чтобы понять очевидное.
«Беги!» – в голову пришла новая команда.
Увернувшись от рук сорвавшегося с места Людкиного ухажёра, ныряю из-под света уличного фонаря в кустарник. Прорвавшись через обильную растительность, бегу в сторону освещённой аллеи. Она пересекает весь парк. За спиной слышатся крики преследователей. Но я уже проскользнул между деревьями, перепрыгнул через скамейку и снова скрылся в темноте.
Бегу, не разбирая дороги, а за спиной продолжает раздаваться заводной припев:
– Не надо печалиться, вся жизнь впереди. Вся жизнь впереди, надейся и жди!
Тело пошатывает, но двигаюсь на автомате. Ведь я знаю здесь каждое дерево и тропинку. Между тем в голове путаются мысли.
Что произошло после финала «Бойни экстрасенсов»? Как я здесь оказался? Почему мне известны факты из жизни какого-то Алексея Соколова?
Остановился, опёрся о дерево и попытался отдышаться. В кармане нащупал платок с вышитыми инициалами «А. С.». Всё страньше и страньше. Вытер кровь с лица.
Ладно. Разберёмся, но потом. Сейчас надо выбираться отсюда. Главное – я знаю, где оказался. Это мой родной город Яньково, расположенный в трехстах пятидесяти километрах от Москвы. Правда, выглядит он странно.
Впереди, за деревьями, виднелись огни летнего кафе. Рядом стоит тир. Дальше несколько советских аттракционов, которые даже в моём детстве толком не работали. Потом их вовсе порезали на металлолом.
Всё это когда-то было, но давно исчезло! Неужели я так долго здесь не был, что нашёлся меценат, восстановивший советское старьё в первозданном виде?
Отмахнувшись от несвоевременных мыслей, медленно направляюсь к выходу из парка.
Снаружи город выглядел так, будто его вытащили из моего семейного фотоальбома. Хоть и неровные, но чистые тротуары. Мимо проезжают редкие машины – «Жигули», «Москвичи», «Запорожцы» и «Волги».
Над дорогой висят растяжки : «Слава КПСС!» и «Миру – мир!». Около перекрёста стоит закрытая на замок жёлтая бочка с надписью «Квас». Остановился, уставившись на прилепленную к ней изолентой бумажку:
'Стакан – три копейки.
Бокал – шесть.
Литр – двенадцать.
Бидончик – тридцать шесть'.
Видимо, под влиянием влитого в меня спиртного, я нервно хохотнул.
– Да откуда вы такие цены берёте? – бурчу под нос и ускоряюсь для выветривания паров алкоголя.
Пробежав через дорогу, упираюсь в гастроном № 52. Тот самый, который я помнил с детства. В витринах выставлены пенопластовые бублики, буханки, батоны, колбаса, сосиски, сыр с маслом и треугольные пакеты молока.
Боже! Окружающая реальность и правда похожа на СССР. Невозможно подделать всё так убедительно. Может, у меня такие глюки? Только уж слишком они реалистичные.
Вытерев кровь из-под носа, направляюсь в сторону дома, где когда-то жили родители. Позже мы ютились там с тёткой и старшей сестрой. В голове всплыл адрес Соколова: улица Гагарина, дом 12, квартира 14. Кстати, он полностью совпадал с адресом коммунальной квартиры родителей. Или это мои собственные воспоминания, а не Алексея? Какой бред!
Стараюсь не обращать внимания на киоск «Союзпечать» или невзрачную табличку «Сберегательная касса». Спешащие мимо редкие прохожие тоже пугают непонятной одеждой.
После лабиринта дворов наконец показался тот самый сталинский дом, где я рос до четырнадцати лет. Только сейчас он почему-то не облезлый, а свежеокрашенный, с аккуратными цветущими клумбами у подъездов.
Поднявшись на второй этаж, нащупываю в кармане связку ключей и открываю знакомую дверь коммунальной квартиры.
Внутри, как и раньше, пахнет борщом, тройным одеколоном и старыми газетами. Длинный коридор с десятком дверей. На стенах у комнат висит всё что угодно. Велосипеды, санки, тазы… Кроме этого проход сужают запертые на замки ящики, служащие для хранения картошки, банок с соленьями и всякого хлама. Квадратных метров в коммуналке не хватает.
Я машинально направился к своей бывшей комнате. Попробовал открыть её жёлтеньким ключом со связки, но не получилось.
В процессе за дверью послышался шум, и она распахнулась.
– Соколов, ты чего к нам ломишься в десять вечера? Лёша, иди лучше домой и проспись!
Это сказал мой отец. Тот самый, с чёрно-белых фотографий. Я его не знал живым. Но он каким-то непостижимым образом стоял прямо сейчас передо мной. Папа молод, лет тридцать не больше. В тапочках, домашней майке и полосатых брюках с подтяжками он выглядел забавно. Только мне не смешно. К горлу подкатил комок.
– Ты… – пытаюсь сказать, как рад его видеть, но не могу.
– Лёша, ты опять напился и ошибся дверью, – наставительно, как это умеют делать только учителя, объяснил отец. – Сейчас же иди к себе в комнату и ложись спать. Иначе завтра на работу не проснёшься. Вот помяни моё слово, уволят тебя с завода однажды.
После этого дверь захлопнулась, оставив меня в состоянии полного оцепенения.
Я стоял в коридоре, чувствуя, как земля уходит из-под ног. На стене висело треснувшее зеркало. Подошёл к нему и увидел вроде знакомое, но чужое лицо.
Русоволосый симпатичный парень. На вид чуть больше двадцати лет. Глаза зелёные. Челюсть немного тяжеловата, но не критично. Портил картину только расквашенный нос.
И тут я его узнал! Как сразу-то не догадался?
Алексей Иванович Соколов, или просто Иваныч. Именно так его звали мужики во дворе. Только сейчас он чисто выбрит, без морщин и очень молод. А ещё он подстрижен под полубокс, с ровным, пусть немного опухшим, носом. Это совсем не тот приплюснутый и свёрнутый на бок ужас, который я помнил с детства.
Тот самый одинокий алкаш, всю жизнь проживший в крохотной комнатушке, расположенной рядом с кухней. Кажется, он окончательно спился и замёрз в сугробе в 2002 году. После этого обитатели коммунальной квартиры долго и яростно спорили, решая, кому достанется освободившаяся жилплощадь.
Повернувшись, смотрю на отрывной календарь, висящий на стене:
«5 июня 1979 года».
– Да что за чёрт?
Внезапно за спиной скрипнула дверь.
– Лёш, ты чего там застыл? – произнёс женский голос.
Оборачиваюсь. В дверях стоит моя мама, словно сошедшая с фотографии. В ситцевом халате, с влажными от мытья посуды руками. Молодая и улыбчивая. Я сразу заметил её беременность и прикинул даты. Значит, в животе моя старшая сестра. Бред!
– Лёша, зайди на кухню, я недавно чай заварила. Сахар и баранки с ирисками можешь взять на нашей полке. Выпей сладкого чаю и ложись спать. А то завтра на завод не проснёшься, – повторила мама слова отца.
К хлипкой двери рядом с кухней мой ключ подошёл идеально, и она со скрипом распахнулась.
Щёлкнул выключатель. Под потолком зажглась висящая на проводе тусклая лампочка без плафона. Комнатка оказалась крохотной и вытянутой – не больше восьми квадратов. Ещё заставлена по самое не могу. Первое, что бросилось в глаза – это панцирная кровать с продавленным матрасом, застеленная грубым одеялом. Над ней висит знакомый с детства советский гобелен с оленями. Точно такой же был у тётки.
У входа стоит допотопный шифоньер с выщербленными дверцами. Я потянул за ручку. Внутри оказалась дембельская форма с самодельными нашивками ГСВГ и аксельбантами, несколько гражданских рубашек и прикрытый газетами новенький костюм.
На стенах полки, ломящиеся от книг с потрёпанными корешками. У противоположной от кровати стены красуется радиола «УРАЛ-111» на ножках. Рассматриваю лежащую сверху стопку пластинок. Высоцкий, ВИА «Пламя», «Песняры», Пугачёва и «Весёлые Ребята» с датой выпуска от 1978 года.
– Да здесь всё до семьдесят девятого! – я рванул к столу, чтобы проверить догадку.
Разгребаю стопку газет. Сверху «Правда», датированная 30 мая 1979 года. Рядом свежий майски «Огонёк» с Брежневым на обложке. Всё валяется вперемешку. «Вокруг Света», «Уральский Следопыт», «Техника молодёжи», «Искатель» и «Моделист-конструктор» добавляли сюрреализма увиденному.
Я принялся лихорадочно перебирать журналы, но нигде не встретил год дальше семьдесят девятого…
В углу, рядом с двухпудовой гирей, обнаружился армейский вещмешок. Вытряхнув содержимое на кровать, вытаскиваю из кучи барахла дембельский альбом. На первой странице красуется надпись: «Соколов А. И. 1976–1978 гг. Группа советских войск в Германии».
Там же групповое фото с подписью в углу: «Виттенберг, ГСВГ, 1978 год».
На самом фото Лёша Соколов стоит рядом с товарищами по роте. На обороте надпись: «Сержанты Соколов, Шевченко и Малышев. 3-я мотострелковая рота».
Откуда я знаю их имена? Почему помню, как Витя Шевченко чуть не подорвался на учебной гранате во время выезда на стрельбища? Это же не мои воспоминания!
Руки машинально потянулись к радиоле. Щёлкаю тумблером. После характерного потрескивания раздался голос диктора:
– Сегодня, 5 июня 1979 года, в Москве состоялась приёмка правительственной комиссией Олимпийской деревни…
Выключив радио, я опустился на кровать, чувствуя, как предательски дрожат колени. Всё совпадало – запахи, детали, даты. А главное – город с людьми. Никаких следов современности. Нет мобильных телефонов и компьютеров. В комнате даже чёрно-белого телевизора нет. На стене висит плакат кинофильма «Пираты XX века», рядом календарь за 1979 год с олимпийским мишкой.
– Чёрт побери! – шепчу, рассматривая чужие мозолистые руки. – Я действительно попал в СССР?
Меня повело. Видимо, спиртное, выпитое прежним хозяином тела, ударило по мозгам.
Улёгшись на скрипучую кровать, я закрыл глаза и почувствовал, как чужая реальность окончательно смыкается вокруг. Пришла мысль, что пути назад нет и идти придётся только вперёд – к прошлому, которое теперь стало моим будущим и настоящим.
Эх, только бы не спиться и найти смысл жизни в эти мрачные времена.
Глава 2
Завод
Смерть – штука неприятная. Особенно когда её не просто предсказывают, а буквально празднуют в твоём сновидении. Как новый год с шампанским и ряжеными цыганами.
Мне снилось, будто я наблюдаю за собственной поминальной вечеринкой, устроенной самыми отъявленными шарлатанами страны.
За огромным круглым столом, заставленным бутылками дорогого алкоголя и блюдами с деликатесами, сидели трое.
Земфира – поддельная цыганская ведьма в пёстрых шелках и с золотыми монетами, вплетёнными в чёрные волосы. Её длинные ногти, покрытые ярко-красным лаком, постукивали по краю бокала с красным вином. Символично. Прямо гротесковая вампирша из фильма.
Следующий – Баян, изображающий колдуна-целителя. Мужик с бородой до пупа, напоминающий былинного сказителя или косплеера серии игр «Меч и магия». Его пальцы перебирали деревянные чётки, а глубоко посаженные глаза блестели из-под мохнатой моноброви.
Последним участником застолья был Марк. Фальшивый чёрный маг в кожаном пальто, с холодной ухмылкой и взглядом, от которого у доверчивой публики женского пола бежали мурашки по спине. Он напоминал персонажа из дешёвого готического романа, а его движения были просто переполнены искусственностью.
Они радостно чокались, предвкушая, как богатые клиенты Иннокентия Белого повалят к ним с пачками денег.
– Наконец-то этот выскочка сдох и перестал нам мешать! Поздравляю вас! Скоро все его клиенты станут нашими! – Земфира воздела бокал к кованной люстре, в ячейках которой горели настоящие свечи.
– Это похоже на тост, – Баян усмехнулся. – Долго же мы терпели. Этот гад постоянно выставлял нас шарлатанами, а сам жульничал на каждом этапе.
Псевдоколдун злорадствовал, теребя короткими пальцами редкую бородёнку. По заверению его помощника, волосы пришлось пересаживать с затылка. А может, с чьей-то задницы. Ха-ха!
– Главное – не забыть про богатых вдовушек, – заметил Марк, ковыряя в зубах серебряной вилкой. – Вчера я поговорил с Соломоном Моисеевичем. Он согласился передать нам базу клиентов Кеши за десять процентов от будущего дохода. Разумеется, только после составления контракта. Агент говорит, что в списке немало весьма состоятельных людей.
– Ну наконец-то! – рассмеялась Земфира.
– Ненавижу этого выскочку! – выпалил Марк. – Белый даже в телешоу меня умудрился выставить идиотом! Помните, как он поставил под сомнение мою связь с духом Калиостро?
– А ещё сказал, что мои старинные венецианские карты – обычные картонки с картинками.
Баян сморщился, будто страдал от зубной боли.
– Предлагаю выпить за покойника. Чтобы ему в аду пришлось вкалывать на каком-нибудь производстве, – бородатый поднял рюмку с водкой.
Троица захохотала, но смех вдруг превратился в гул, заполняющий всё вокруг. Пытаюсь крикнуть, что они жулики, но не могу.
Хотя Иннокентий Белый ни в какую экстрасенсорику не верил и был таким же аферистом, как они. Мне только иногда чудилось нечто странное, что позволяло угадывать некоторые вещи. Но я списывал это на злоупотребление обезболивающими и обычное везение.
Проклятье в адрес ликующих врагов само сорвались с уст.
Словно среагировав на него, со стула вскочил Марк. Выхватив декоративный меч, он взмахнул над собой и ударил по люстре. На стол полетели толстенные свечки, окатывая заговорщиков брызгами воска. После чего люстра слетела с цепи и задела задрапированную портьерами стену. Затем уже тяжёлая ткань упала на ряды свечей, стоявших на камине. Огонь вспыхнул сразу и быстро распространился по комнате…
* * *
Сновидение оборвалось резко, не дав возможности досмотреть огненное представление. Болезненно. Ощущение, будто тебя вырвали из тёплой постели и швырнули в прорубь. Только полынья оказалась толпой работяг, топающих к заводской проходной.
Я моргнул, пытаясь осознать, куда попал. Вокруг шли люди. Впереди дымилась труба литейки. Откуда-то несло запахом машинного масла. У проходной скрипел громкоговоритель, из которого лилась бодрая советская песня о монтажниках-высотниках.
«Литейно-механический завод „Металлист“ ордена Ленина и Красного Знамени », – гласила надпись на стенде с фотографиями передовиков производства. После увиденного моё сердце совершило кульбит, достойный циркового акробата.
– Соколов, ты чего тормознул? Опять опоздать хочешь? – хриплый голос, донёсшийся сзади, заставил вздрогнуть.
Обернувшись, увидел коренастого мужчину в костюме, смотревшего на меня с немым укором. В голове сразу всплыла информация – начальник транспортного участка по фамилии Севастьянов.
– Алексей, ты с похмелья? Или только из-за стола встал?
Севастьянов недовольно фыркнул и отвернулся. При этом окружающие снисходительно заулыбались.
Я хотел выкрикнуть начальнику что-то злое, но промолчал. В голове вдруг появились знания, кем работает Соколов и почему он на плохом счету. Сразу захотелось вернуться в коммуналку. Но пришло понимание, что так нельзя. Всё очень странно. Похоже, смерть меня миновала. Зато продолжение жизни грозит ударным трудом, плановой экономикой с отсутствием интернета, нормальных условий жизни и даже сотовой связи. Между тем толпа несла моё тело к проходной, как река безвольную щепку.
Рассматриваю окружающих и поражаюсь. Среди рабочих нет даже намёка на обречённость. Наоборот, удивляет полное отсутствие постных и угрюмых лиц. Молодые литейщики перемигиваются с девчонками из формовочного цеха, те краснеют, но смеются над шуточками. Мужики с седыми усами и папиросами «Беломор» в зубах снисходительно улыбаются, наблюдая за молодежью. Некоторые начальники идут пешком вместе с подчинёнными. Только редкие обладатели собственных машин подъезжают к проходной на «Москвичах» и «Жигулях».
– Алексей! Ты чего задумался? – коренастый мужчина в сером пиджаке хлопнул меня по плечу.
– Да так… – отвечаю, пытаясь вспомнить, как его зовут.
– Опять «Табор уходит в небо» во сне смотрел? – засмеялся другой сосед.
– Не, мне классика больше нравится. «Рембо: Первая кровь» или что-то похожее, – пробурчал я в ответ, и мужики переглянулись.
– Лёха, ты живой? – спросил догнавший меня рыжий парень в спортивных трико, олимпийке и кедах.
– Вроде живой, – автоматически пожимаю протянутую руку.
– Ну и хорошо! Видел, как тебя вчера исподтишка приложили. Хотел влезть, но не успел. Пока я через толпу танцоров пробился, ты Федоту вмазал и слинял. Потом дружинники прибежали, спрашивали, что случилось. А Федот только отмахнулся, но тебя не сдал. Думал, ты сегодня на работу не явишься.
Всё это рыжий выпалил полушёпотом, но некоторые соседи всё равно услышали.
Сразу вспомнилась драка на танцах. И я окончательно осознал – мне ничего не приснилось. А ещё всплыла информация о говорившем. Это Саня Поликарпов, мой единственный друг, оставшийся со школы. Насколько я помню, только мне разрешено называть его Рыжим без последствий. В этот момент идущий рядом пожилой мужчина, опознанный как токарь пятого разряда дядя Слава, протянул руку для приветствия:
– Ничего, Соколик, дело молодое. Бьют – беги, дают – бери. Главное – нос вчера не сломали, а значит девки любить будут.
Поздоровавшись, я вдруг заметил капли крови на мозолистой руке токаря. Тряхнул головой и кровь исчезла.
Толпа понесла меня через дорогу к проходной, мигом стерев из памяти несвоевременное наваждение. Чем ближе мы подходили к заводу, тем больше народа со мной здоровалось, при этом многих я каким-то образом узнавал. На проходной я понял, что чего-то не хватает, и на автомате сунул руку в карман. И – о чудо! Там обнаружился пропуск. После чего я показал серую корочку вахтёрше тёте Зине. Та всем кивала, словно добрая царица, пропускающая подданных в свои владения.
– Здравия желаю, тётя Зина! – выкрикнул Рыжий.
Дородная женщина в форме вневедомственной охраны кивнула и нам, даже не глянув на пропуска.
– Сокол, ну, давай не задерживай народ, – лениво бросила она, когда я запутался в вертушке.
Когда я прошёл мимо будки сторожихи, пришла информация, где находится раздевалка с моим шкафчиком. В голове всплыл даже код замка. Ещё появились знания, где стоит мой вилочный погрузчик. Оказалось, что я работаю в цеху готовой продукции. С восьми до пяти вожу металлические кроватки со стружкой, поддоны с заготовками и проверенными ОТК готовыми автомобильными деталями.
Всё именно так и получилось. Сев за руль погрузчика, я постарался расслабиться. И к несказанному удивлению, начал механически совершать необходимые телодвижения. Металлические кроватки летали над полом и послушно становились к станкам или на склад. Конечно, иногда погрузчик заносило, стружка осыпалась на пол, но не критично. Процесс шёл нормально. Я ехал, куда скажут, и делал то, что положено. Правда, во время работы не мог отделаться от странного ощущения. Будто меня занесло в какой-то другой СССР, а не тот, про который мне рассказывали в школе и медицинском институте.
Лица у всех уж больно счастливые. Девчонки из ОТК строили глазки, заливисто смеялись и перешёптывались, когда я проезжал мимо. Мужики ржали над политическими анекдотами в курилке. Старший мастер, распекающий двух слесарей за невыполненное задание, не ругался трёхэтажным матом, а старался говорить на нём почти культурно – с литературными склейками и сложносочинёнными предложениями.
Да и вообще, я сейчас из-за своей угрюмой растерянности являлся самым мрачным человеком в цеху. Как-то это всё странно. Начитался в своё время всякого. Мне казалось, что в СССР ходили строго мрачные и забитые люди, злые на свою жалкую жизнь с окладом в сто рублей, на которые можно купить только десять бутылок водки, да и то после многочасового стояния в километровой очереди. Жрать было нечего из-за дефицита, а все продвинутые граждане хотели сбежать в Европу, Израиль или Америку. Именно так мне преподавали историю в конце девяностых и начале двухтысячных.
Вместо этого я вижу, как люди работают, спорят, смеются, влюбляются, ссорятся и тут же мирятся. Злых лиц нет. А ещё здесь нет этого вечного постсоветского надрыва и тоски по «упущенному великому прошлому». Потому что для них это не прошлое, а настоящее. Похоже, большинство советских граждан просто спокойно живут, растят детей и радуются каждому дню.
В какой-то момент осознание этого заставило загнать погрузчик в тупик, заглушить его и на несколько минут призадумался.
Что, чёрт возьми, происходит? И главное – как мне теперь здесь жить? Ведь это совсем не моё время.
– Соколов, чего встал? Съезди на склад за новыми резцами, – окрик мастера мигом вывел меня из размышлений.
– Егорыч, уже лечу! – направляю погрузчик к выезду из цеха.
И, разумеется, в инструментальном, практически на пороге, сталкиваюсь с двумя из трёх парней, что вчера хотели меня отлупить на танцах.
– О! Кто это к нам в гости пожаловал? – криво усмехнулся новый Людкин женишок. – Ладно, Алёша, сегодня нам не до тебя, живи пока. Тем более Федота, которому ты исподтишка вмазал, здесь нет. Но знай, Сокол, вопрос не решён. Мы скоро обязательно пересечёмся.
Пока я ждал кладовщицу, засевшие в курилки парни косились с неприязнью, но прилюдно продолжать разборки не стали. Видимо, заводская дисциплина оказалась сильнее желания набить мне морду. И это без каких-либо камер наблюдения, ведь их здесь попросту нет.
Вернувшись в цех с ящиками на поддоне, я заметил, что станки начали массово выключаться. Совсем забыл о перерыве на обед. Детские воспоминания о столовке заставили первый раз за день улыбнуться.
Ну а дальше меня ждала встреча с настоящей советской столовой. С запахом котлет, свежего хлеба и какого-то уюта, пропавшего в будущем.
С потоком рабочих я продвигался к распахнутым дверям столовой, когда передо мной возникла она. Длинноногая черноволосая красотка в юбке, совершенно не скрывающей коленей, явно пришла по мою душу. Комсомольский значок призывно поблёскивал на аппетитно топорщащейся белой блузке.
– Соколов! – девушка ткнула меня пальцем в грудь, будто проверяя, настоящий ли я. – Ты опять пропустил политзанятия! Чтоб завтра после смены был как штык в Ленинской комнате. Тебе всё ясно?
Я открыл рот, но ничего умнее, чем «угу», выдавить не смог.
Комсорг сверкнула красивыми глазками из-под очков, развернулась и ушла, щёлкая каблучками, оставив меня в лёгком ступоре. Сначала Люда, теперь Лида. Не хватает только Лады. Или Любы?
– Ну ты и пентюх, Сокол, – рядом раздался смешок. Это был снова Саня Поликарпов, ухмыляющийся, как рыжий кот, объевшийся сметаны. – Лидка-комсорг тебя уже неделю в оборот берёт. А ты мычишь, как телок. «Угу»!
– Да я просто… – отмахнувшись от рыжего, я перевёл взгляд на доску политинформации, установленную перед входом в столовую.
Здесь были развороты свежих советских газет, профсоюзные объявления и приказы директора.
В статьях пишут о перевыполнение плана сталеварами, про ударные темпы строительства БАМа и подготовку к Олимпиаде-80. И, конечно, упомянуты доярки с хлеборобами. Куда же без них?
Выделялся пришпиленный кнопками листок с небольшой фотографией, расположившийся в углу. Рукописный текст сообщал, что разыскивается пропавшая девушка. Но фото слишком мелкое, будто взято из паспорта. Поэтому рассмотреть лицо практически невозможно.








