Текст книги "Волонтер: Неблагодарная работа"

Автор книги: Александр Владимиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

– Бензин? – переспросил Петр, услышав незнакомое слово.

– Ну, вещество, которое горит, – попытался объяснить бизнесмен, понимая, что до времен Менделеева еще очень и очень далеко, а наука только будет, делает первые шаги.

– Медовуха неплохо горит, – заметил царь.

– Сейчас покажу одну вещь, – проговорил Ларсон, – сделаю для вас лампу. – С этими словами он взял небольшой чугунок, в котором еще недавно была каша. Налил в него настойки, смотал веревочку, что лежала на дорожном сундуке и отрезав от нее кусок. Пропитал его в настойке и поджог. Свет озарил горницу.

–Ну, этим ты меня не удивишь, – расхохотался Петр. – Я же факелы, обмакиваю, чтобы они лучше пылали. А вот твое приспособление очень любопытные. И зажигалка, а вот это, – и он показал рукой чугунок. – Горит совершенно по-другому, чем лучина. Но вернемся к твоей зажигалке. Как же она производит огонь. Ведь огнива почти нет, да и кремня я не вижу.

Пришлось Ларсону поведать в краткости о принципе работы зажигалки. Причем он так выразительно рассказывал, что у государя вопросов все становилось больше и больше, и если бы не Меншиков, ввалившийся, в комнату разговор бы так и не прекратился.

– Переодевайся, – приказал монарх, протягивая ему одежду.

Белоснежный камзол, голубые короткие штаны и кафтан, белые чулки и сапоги-ботфорты. Треуголка. Ларсон разделся до гола, от чего Петр только и воскликнул:

– Ну, ты и тощ швед, вас, что Карл не кормит? А когда тот переоделся, сделал обычное для него заключение:

– Хорош, ох хорош. От моих поданный и не отличить. Как одежда красит человека. А ну-ну повернись. Дай я на тебя с тылу гляну.

После того как Ларсон повернулся к нему спиной, Петр не прекратил своих восхищений.

– Эх, Алексашка. Смотри, экая стать. Не то, что наши бояре. Располнели, растолстели. Эвон и на войну не выгнать. Закрылись в своих Московских хоромах. Придет время, придет. Доберусь я до них, ой доберусь.

Тем временем Андрес извлек свои вещи из старой одежды, и переложил в карманы камзола. Как ни как память, решил он для себя. Вот хотя бы портмоне. В нем несколько банкнот, кредитная карточка, статья, из какого-то научного журнала (бизнесмен и сам не помнил), пара визиток. Еще там Ларсон хранил фото жены. Теперь его нет, оно сгорело. В огне и растворилась память о ней. Вот уже пару минут, переодеваясь, Андрес пытался вспомнить ее лицо. Без успешно. Кто знает, может в последние годы, когда он догадывался об ее любовнике, образ жены стал постепенно вытесняться из его сознания. А уж авария выбила его окончательно.

– Ну, я вижу, ты готов, – проговорил Петр. – Алексашка подыши для него местечко в лагере. Андрес, а ты завтра с утра приступай к своим обязанностям.

Затем подумал немного и попросил у эстонца сигареты, долго разглядывал. Затем бросил на стол. Отошел в угол, где у него стоял небольшой сундук с вещами. Долго рылся, а когда вернулся, протянул золотарю длинную курительную трубку, какими обычно пользовались голландские мастеровые, огниво и кисет.

– Вот бери, – молвил царь, – а зажигалку и твой табак я себе оставлю. Больно диковинные они.

V

Но, утром все пошло не так как хотел государь Московский.

Полковой трубач разбудил спящий остров Кампергольм. Ларсон протер глаза и уставился на дремавшего напротив него солдата в обшарканном стрелецком кафтане. Казалось, тот и не собирался просыпаться, несмотря на небольшой переполох, возникший за стенами шатра. Даже ноябрьский холод не беспокоил его. Было видно, как он посапывал, и его рыжие усы, которые были чуть светлее бороды, поднимались вверх. Решив, что нарушенный покой может ему навредить, кто знает, как стрелец относился к иноземцам, Андрес не стал его не будить.

– А вот дисциплины тут явно нет, – проговорил эстонец, затем накинул поверх камзола длинный плащ без рукавов и вышел из шатра.

Морозно. Даже сюда прорывался ветер с моря. Ларсон запрыгал на одной ноге, затем на другой. Застыл как вкопанный. И взглянул на восток, где уже начало всходить осеннее, даже скорее зимнее, солнце. Его лучи, пробиваясь сквозь ветки деревьев, нехотя скользили по голой земле.

«Как же он будет заниматься золотом, когда вокруг идет бои», – подумал Андрес. Пожал плечами, царя Петра не понять.

Он прислушался к канонаде, она не была такой частой, как ему показалось вчера вечером. Русские вели обстрел крепости, как Ларсон помнил безрезультатно, ядра в основном не долетали до стен города. А 19 ноября все кончится, и шведы их просто-напросто разобьют. И тогда он из русского попадет в шведский плен, но в любом случае ему не суждено будет вернуться в тот мир, откуда «пришел». Из книг, фантастических книг, эстонец знал, что это случается очень редко.

Ларсон вздохнул, еще немного попрыгал, пытаясь согреться. И только он направился обратно в шатер, как его окликнул голос Петра Алексеевича:

– А золотарь. Иди сюда.

Андрес развернулся и заметил Петра, тот стоял в окружении советников. Тут были сержант Меншиков, де Круи и князь Долгоруков. Видимо засмотревшись, он их и не приметил. Ларсон направился к ним, подходя, он услышал, как Меншиков произнес только одно имя:

– Ян Гуммерт.

Причем говорил он это взволновано, отчего у Петра стала дергаться щека. Что-то случилось, решил Андрес, и произошло это с человеком, явно или шведского или эстонского происхождения, но в любом случае тот человек вряд ли был связан с защитниками крепости.

– Обоз не вернулся мин херц, – говорил Алексашка, когда Ларсон подошел, – это может быть что угодно. Возможно, что он утонул.

– Утонул? – переспросил царь.

– Я имею в виду, возможно, утонул, – уточнил Меншиков, – он мог и в плен попасть. Вчера опять было несколько вылазок шведов из крепости.

И он покосился на подошедшего Андреса, словно информация была секретной, а этот швед может ее выдать. Петр с укоризной посмотрел на фаворита, что тот опустил глаза.

– С последним я соглашусь, – кивнул государь, – это куда правдоподобнее, чем утонул. А если он захвачен, и в крепости, то мы должны отправить туда человека с письмом.

Ларсон посмотрел удивленно на царя, потом на его окружение. Поведение Петра Алексеевича ни кого не изумило. По всей видимости, не известный Андресу офицер, был в почете у монарха. Лишь потом, когда эстонец уезжал в Москву, Александр Данилович объяснил почему. Сейчас же из разговора он понял, Что любимец Петра второй капитан Бомбардирской роты (первым был сам государь) Ян Гуммерт, находится в плену, а комендант крепости Нарва– Горн, в случае плена (если все-таки капитан не потонул) должен содержать его честно по воинскому обычаю, как это делали русские со шведскими пленными.

– А к письму приложим свидетельства оных, в том числе и Паткуля, Ларсона. – Добавил Петр.

– А может мин херц, – молвил Меншиков, как-то не уверенно, – его с барабанщиком и пошлем.

Государь задумался. Посмотрел сначала на одного офицера, затем на другого, но те лишь потупили взгляд и смотрели куда-то под ноги.

– Так понимаю, – проговорил Петр, – решение опять мне принимать. А я ведь всего лишь капитан-бомбардир.

– Вы в Бомбардирской роте командир, а здесь и в этих делал царь, – напомнил ему князь Трубецкой.

– Да, ваше величество, сие есть дело государственное.

– Будь, по-вашему, – он посмотрел на Ларсона и спросил, – а не убежишь?

– Не убегу.

– Слово даешь.

– Даю.

– Вот и ладненько. А сейчас пойдемте в рыбацкий домик, там Алексашка тебе сподручнее письмо написать. А золотарь нам его на свой язык переведет. А вы господа хорошие возвращайтесь-ка к войскам своим. Пора уже заканчивать эту канитель. Нужно брать Ивангород и Нарву, эвон Карлолус уже в Пернове высадился и к нам топает.

VI

Это в далеком будущем Нарва, преимущественно русскоязычная, стала третьим по величине городом Эстонии. И об этом Андерс Ларсон хорошо помнил. Когда-то крепость была основана датчанами. Потом переходила из рук в руки, сначала к русским, а затем к шведам. И вот именно с осады этой цитадели и начал войну с Карлом XII – Петр Первый.

Ларсон и представить не мог, что ему суждено было оказаться в качестве парламентера, причем человека, по мнению русских, до этого служившего в шведской армии. Не понятно почему, но государь Московский предпочел именно его, а не майора Паткуля, или вообще одного барабанщика, отправить к коменданту города. По просьбе монарха, пленные шведы написали несколько писем, о том, как к ним относятся в лагере, такое же письмо написал и Андерс (слава богу, шведским он владел так же неплохо, как и русским языком).

Ларсон вышел из рыбацкого домика Петра. На улице, приплясывая, чтобы не замерзнуть, его ждал молодой парень в васильковом камзоле. Увидев Меншикова, он замер, затем наклонился и поднял барабан, что стоял у его ног.

– Вот пойдешь со шведом в крепость, и вручишь письмо коменданту, – проговорил Алексашка, протягивая конверт, – дождись ответа, а затем возвращайся. – Тут фаворит понизил голос, так чтобы золотарь его не слышал, и прошептал, – приглядывай за ним. И гляди, чтобы он ничего лишнего не сказал. Барабанщик взял конверт, запихнул за пазуху и сказал:

– Хорошо ваше благородие. – Потом взглянул на Ларсона, улыбнулся, и эстонец подумал, как же смешно он сейчас выглядит в старинном, по крайней мере, для него, мундире. – Пошли, – проговорил музыкант.

– Пешком? – поинтересовался Андрес, но Меншиков только рассмеялся.

– А нам спешить не куда. – Молвил он, – даже если Гуммерт в плену, вряд ли в отношении его, что-то изменится. А чтобы вас не пристрелили, вот возьмите белое полотенце, – протянул, и добавил, – будем надеяться, что у шведов, этот цвет материи, значит то же самое, что и у нас.

Вздохнув, эстонец и барабанщик направились в сторону Нарвы. Хорошо, хоть похолодало, и грязь застыла. Речка Нарова покрылась тонким льдом, который при потеплении сразу же растает. Да и дорога, вновь станет непроходимой.

Миновав предместье, вышли к возвышавшейся на холме крепости. Артиллерия вот уже два часа, как прекратила обстрел. Барабанщик пробил сигнал, на стене крепости закопошились. Ларсон замахал в воздухе полотенцем. Теперь уже со стороны крепости прекратились выстрелы, в бойницу высунулась голова. Человек осмотрел пришедших и махнул рукой. Парламентеры приблизились к воротам. Небольшая дверца в них скрипнула и открылась.

–Kan komma in i fastningen, – проговорил швед, выглядывая наружу.[2]2
  2 – Можно войти в крепость (швед)


[Закрыть]

–Чего? – переспросил барабанщик.

–Просит входить, – перевел Ларсон.

–А понятно, – кивнул музыкант, – скажи ему, – что мы послы от Петра Алексеевича к коменданту крепости.

–Vara ambassadorer, – перевел эстонец.[3]3
   3 – Мы послы (швед)


[Закрыть]

–Ambassadorskommitten? – уточнил караульный. [4]4
   4 – Комитет послов (швед)


[Закрыть]

– Ja.[5]5
   5 – Да. (швед)


[Закрыть]

– Чего? – переспросил барабанщик.

– Я сказал, что мы послы, он уточнил, я подтвердил, – молвил Ларсон. Потом посмотрел на солдата и добавил, – так и будем стоять тут снаружи?

Тот отрицательно замотал головой, и парламентеры вошли внутрь, и тут же оказались в окружении шведов. Ларсон без интереса бросил взгляд на окружавшие его стены, когда-то в своем прошлом он уже был здесь. И вдруг неожиданно в глубине себя ощутил гордость, за то, что им (эстонцам) удалось, все, сохранит здесь в неизменном виде. Затем сосредоточил свое внимание на шведах. Сине-желтые мундиры. Почти все вооружены мушкетами, только один опирается на трость и с интересом рассматривает пришедших. Музыкант скинул барабан и поставил его у своих ног.

– Письмо коменданту Горну, – проговорил он, вытаскивая из-за пазухи пакет. – Переведи.

– Brevet ar avsett for Overste Grona, – перевел Ларсон.[6]6
   6 – Это письмо предназначено для полковника Горна (швед) 2


[Закрыть]  Швед с тростью вышел вперед и проговорил:

– Jag ar overste.[7]7
   7 – Я полковник. (швед)


[Закрыть]

Барабанщик протянул бумаги. Тот распечатал и их и стал нервно читать. Расхохотался. Протянул лист своему адъютанту. Затем достал следующий листок. Начал читать.

–Patkul skriver att ryska relatera till honom val. Ryska monarken maste vi ocksa behandla Gummertu. – Проговорил он. – Han tror att Gummert fangenskap.[8]8
   8 – Паткуль пишет, что русские относятся к нему хорошо. Русский монарх хочет, чтобы мы также относились Гуммерту, – он считает, что Гуммерт пленный.


[Закрыть]

Шведы засмеялись. Дверь скрипнула, и на пороге, ведущем в башню, появился русский офицер. Он подошел и встал рядом с комендантом.

– Вы швед? – поинтересовался он, у Ларсона.

– Эстляндец, – ответил тот, вспомнив, как в прошлые века произносилось слово – «эстонец».

– А я лифляндец. И я перешел на сторону шведов, не потому, что предал Петра Алексеевича, а из-за того, что скучаю по родине. И еще мне уже надоела эта война.

Тут Андрес удивился. Он ни как не мог взять в толк, как могла надоесть война, если боевые сражения шли только второй месяц. Опротиветь могла только бессмысленная и беззубая осада крепости. Да еще отсутствие дисциплины, для того чтобы это заметить, Ларсону хватило всего лишь полдня. Действия Яна Гуммерта больше походило на предательство, чем на плен, поэтому он уже спокойно слушал лифляндца.

– Мне достаточно шестисот человек, – продолжал тот, не обращая внимания ни на полковника Горна, ни на русского барабанщика, который мог сообщить все вышестоящему начальству, – чтобы выйти из крепости и захватить в плен Петра…

Дальше он не договорил. Видя, что тот начал говорить что-то запрещенное, возможно связанное с устройством обороны крепости, комендант ударил бывшего второго капитана Бомбардирской роты тростью.

– Dare. – проворчал он. – Du ar fri. Du kan ga tillbaka till Peter. Var inte radd, vi kommer att behandla honom val. [9]9
   9 – Дурак. – Вы свободны. Можете возвращаться к Петру. Не бойтесь, мы к нему будем относиться хорошо. (швед)


[Закрыть]

– Что, он говорит? – поинтересовался барабанщик.

– Нас отпускают. А к Гуммерту будут относиться хорошо, так же как и мы к их пленным.

Солдаты проводили их до ворот. А когда, парламентеры оказались за пределами крепости, барабанщик облегченно вздохнул:

– А я уж боялся, что мы отсюда живыми не выберемся.

VII

Петр Алексеевич, после того, как распорядился в отношении парламентеров, лично объехал укрепления лагеря. Даже сам заложил один кесель[10]10
  10 – Кесель м . артиллер. немецк. котел, закругленное основание канала камерного орудия. Кесельбатарея ж. мортирная, бомбардирная батарея, которая устраивается, для бомбардирования крепости, в котловине, в яме, прикрытая от прямых выстрелов; котловая батарея. (Даль)


[Закрыть] на восемь «по левую сторону города, близ Наровы реки». (Это уж он потом после совещания записал в свой журнал.) Раньше, когда не начались заморозки, и речка не покрылась тонким льдом, по которому ходить опасно, царь на шлюпке плавал к взморью, где осматривал крепость, построенную на случай нападения шведов с моря. Затем направлялся обедать в палатку князя Трубецкого. Там он выслушивал жалобы Алларта, который изо дня в день, с момента обстрела крепости проклинал пушки с «неисправными станками и прочим», а так же мортиры «из которых только камнем можно бросать». Петр ел жареную курочку и только кивал в ответ. Армия, доставшаяся ему от его братьев и сестры Софьи, была не в лучшем состоянии. Два его полка вряд ли смогут выправить ситуацию, сложившуюся сейчас у крепости, а уж тем паче, если подойдет тридцати двух тысячная армия Карла. Плюс еще незадача, с пропавшим Яном Гуммертом, один из лучших командиров. Неожиданно государь прекратил, есть, кинул косточку на блюдо и выругал, отсутствующего сейчас в палатке герцога де Круа, за красный с позументами наряд. Мало того, что может стать отличной мишенью для шведских выстрелов, так еще и в плен угодит, во время очередной вылазки осаждающих.

– С меня одного Гуммерта хватит, – вскричал он.

Встал, вышел из палатки и направился к полковнику Чамберсу. В его шатре Петр прилег на походную кровать, посадив возле себя дюка де Круа и Меншикова. Разговаривал с первым долго по-голландски. Сначала отругал все за тот же красный мундир, потом поинтересовался прибыли ли солдаты, направленные в крепость, но ответил Алексашка.

– Мин херц, – проговорил тот, – Золотарь и барабанщик вернулись. В основном разговаривал эстляндец. Мой человек сообщает, что Ян Гуммерт, свободно перемещается по крепости…

– Значит все-таки плен. – Перебил фаворита Петр, – а раз свободно перемещается, отношения с пленным такое же, как и у нас с майором Паткулем, капитаном Андрекасом и золотарем Ларсоном.

– Боюсь, мин херц, Гуммерт не пленный.

– А кто? – не поняв, переспросил монарх.

– Изменник.

– Барабанщик говорит, что тот пытался переманить Ларсона. А еще грозился взять шесть сот солдат и сделать вылазку, что бы пленить тебя.

– Клевещет твой соглядай, клевещет, – вспыхнул Петр, и вновь задергалась щека, как в тот раз, когда он бежал из Преображенского под своды монастыря. В те памятные события, когда его лживая сестренка, обманом натравила на него стрельцов. – Брешешь, и ты мой друг.

– А мне то, с какого лада брехать, – возмутился Алексашка, – мне и моему человеку не веришь, так ты у эстляндца спроси. Ему наговаривать не с руки. Он с Яном не знаком, и из одного котла уху не хлебал.

– Зови сюда золотаря!

Меншиков встал и вышел из палатки. Вернулся минут через пять с Андресом. Не привыкший к холодам (климат существенно изменился за последние триста лет) тот кутался в теплый плащ, подаренный герцогом де Круа.

– Ну, – громко произнес Петр, – садись! В ногах правды нет. А ты Алексашка встань. Постои немного, тебе это полезно. Ларсон опустился на табурет.

– Ну, – вновь молвил царь, – говори.

Андрес сначала хотел спросить «что?», но потом сообразил, что государь интересуется лифляндцем. Он решил, было сначала утаить информацию, но, увидев взгляд Меншикова, сказал:

– Ян Гуммерт переметнулся к шведской армии.

– Переметнулся? – переспросил царь

– Ян Гуммерт – изменник, – сообразив, поправился эстонец.

– А хвалился ли он, что с шестьюстами солдатами пленит меня?

– Так точно Ваше Величество.

И тут Андрес Ларсон заметил, как лицо царя побледнело. Или новость, которую он принес государю, или он сказал что-то не то. Эстонец поразмыслил, и решил, что поступил вроде правильно, но легкий удар в бок, и тихий шепот Меншикова внес объяснения:

– Не называй государя на Вы. Это не культурно. Андрес удивленно посмотрел на фаворита, но тот лишь добавил:

– Потом объясню. Тем временем Петр Алексеевич пришел в чувства.

– Изменник, – проговорил он. – Кто ж знал, кто ж знал. А причины своего поведения он не растолковал?

– Истолковал. Дескать, по родине тоскует. И война надоела.

– Мне и самому осада наскучила, – вздохнул Петр, – но что же мне делать. Отступать поздно.

– Мин херц, – проговорил Меншиков, – может, отпустим эстляндца. Все что нужно он сообщил.

– Да, да, – согласился Петр, – ступай. Ларсон встал, и уже подходя к дверям его, вновь остановил царь.

– А ты, почему не ушел? – спросил он, – ведь мне сообщили, что он тебя звал.

– А мне государь, не куда идти. Да и я вроде к тебе на службу заступил золотарем.

– Золотарем, – размышляя, проговорил Петр, – а может тебе фамилию Золотарев дать? Ну, или твоим детям. А то эта шведская Ларсон всех моих людей распугает. Ладно, подумаем.

Когда эстонец ушел, Меншиков вновь опустился на свою табуретку. Петр достал трубку и закурил:

– Ну, что делать будем? – поинтересовался он.

– Мне кажется, – ответил Алексашка, – что изменник мог выдать твое нахождение шведам.

– Тебе государь нужно немедленно остров Кампергольм покинуть, – вторил ему, де Круа.

– Трусы. – Проворчал Петр, – вокруг меня одни трусы!

– Ну, тогда хоть отправь всех пленных шведов, в том числе и золотаря в тыл, – посоветовал Меншиков, – ну, хоть бы в Москву.

– Я покумекаю над этим, – согласился царь, – вот только Ларсона, жаль отправлять. Но с другой стороны…

VIII

Как говорится: утро вечера мудренее. Если еще вечером государь не знал, как поступить, то уже с утра у него было решение. Первое, что стоило сделать, это отослать всех пленных немцев, в том числе и Ларсон, в село Преображенское под присмотр Федора Юрьевича Ромодановского. Второе, в случае приближения многотысячной армии Карла XII, он покинет войско. Петр уже понял, что с теми проблемами, которые возникли во время осады, шансов победить шведов – нет. Он не учел, когда начинал компанию, что доставшиеся ему пушки были не в лучшем состоянии, поминутно у них ломались лафеты, колеса и оси, а так как некоторые заряды не разряжались, то взрывало и стволы. Бомбы для мортир не соответствовали калибру орудий, и хотя дороги сковал мороз, подвоз провианта задерживался.

Поэтому первое, что Петр сделал, как проснулся, так это написал приказ, по которому следовало, как поступить со шведами, а затем позвал к себе Меншикова. Пока он не пришел, подошел к разложенной карте района. Долго всматривался в позиции своих войск, отчего не услышал, как скрипнула входная дверь. Государь так бы и не обратил внимания на пришедшего человека, если бы не холодный воздух, ворвавшийся в помещение. В дверях стоял Алексашка.

– Дверь закрой, – пробурчал Петр, поворачиваясь к нему лицом. – Застудить государя решил? Проходи. Меншиков захлопнул дверь и прошел.

– Я принял решение, – сказал царь. – Я отправляю все шведов в Москву. Дабы против шведов в войне их не употреблять.

– Всех? – уточнил фаворит.

– Всех, вот только Ларсон едет в село Преображенское. Даст Бог, Федор Юрьевич возьмет их под присмотр. Собери всех пленных шведов, и зачитай мой приказ. Выдели роту гренадеров, чтобы они в сохранности доставили их в Москву и лично передали князю-кесарю. Заодно пусть вручат ему письмо насчет золотаря. – Тут Петр на секунду задумался, – Да и выбери офицера понадежней.

Закончив говорить, государь протянул Алексашке запечатанное письмо и закрученную грамоту. Тот отсалютовал и вышел из избы.

Андрес проснулся от холода. Шинель из голландского сукна несколько не грела. Он вновь взглянул на спящего стрельца и улыбнулся. Этому даже холод не почем, спит словно убитый. Выбрался из палатки на свежий воздух. Лагерь еще спал. Только несколько костров караульных горели в темноте. Будь комендант Нарвы по смелее, и послушайся он Яна Гуммерта, то давно бы взял Петра Первого в плен. И война с русскими закончилась, так и не начавшись. Ларсон еще немного попрыгал, чтобы согреться, а потом вернулся в палатку. Спать не хотелось. Ему вдруг стало интересно, что сейчас сделает государь Московский. Если судить по тому, как нагло вел себя комендант, это была первая осада Петром крепости, а, следовательно, как он помнил из истории, русские проиграли. Поэтому честно признаться, судьба эстонца была какая-то туманная. События могли развиваться в любом направлении. А его жизнь – связана с действиями царя.

Ларсон вспомнил последние дни своей жизни в двадцать первом веке. Неожиданно в его голову пришла мысль, что какими рутинными были они. Хотя почему только последняя неделя, да вся жизнь была какой-то убогой однотипной. Работа, дом и вновь работа. И казалось, что он с уверенностью мог сказать себе, что с ним будет завтра, послезавтра, через неделю и даже через год. Сейчас же все в одночасье изменилось. Одна авария.

В реальность его вернул громкий звук трубы. Полковой трубач настойчиво будил побудку, пытаясь хоть как-то наладить в стане русских дисциплину. Ларсон встал и вышел из палатки. Он вновь заметил, что стрелец не пробудился, если бы не храп, то эстонец давно бы решил, что тот мертв. Замерз во сне. Удивительно, отметил про себя Андрес, а ведь они со стрельцом так друг с другом и не разговаривали. Ларсон ложился спать, да и вставал по полковой трубе, тот же приходил поздно, да и спал долго. Удивительно, что не один из офицеров этим не встревожился.

– Ларсон, – неожиданно окликнул его, подъехавший кавалерист. К какому роду войск он принадлежит, Андрес не имел понятия. Единственное, что предположил, что это вряд ли казак. При одной мысли о представителе иррегулярной армии, у него в голове сразу же всплывал образ лысого мужика, с клочком волос, в синих шароварах. Этот же был одет в зеленый мундир, длинные сапоги ботфорты на голове треугольная шляпа, на поясе шпага, за спиной короткое ружье с большим стволом.

– Да, – молвил эстонец.

– Вам надлежит пройти в дом капитан – бомбардира Петра Михайлова.

В небольшом домике (в нем Ларсон побывал, когда его доставили сюда солдаты Шереметева) собрались шведы. Среди приглашенных он признал майора Паткуля и капитана, фамилию которого Андрес, увы, не знал. Все приглашенные, кроме него были одеты в сине-желтые, малость помятые и испачканные, мундиры. Они выстроились в линию и слушали Меншикова. Тот в отсутствии государя (Петр как всегда рванул осматривать положение на фронте) зачитывал указ. Как понял эстонец, его и всех пленных шведов отправляют в Москву. Для охраны их во время пути, от народа, царь повелел выделить им стрельцов. Когда шведы ушли, Меншиков позвал к себе Ларсона и сказал:

– Должен вас поблагодарить за то, что сказали правду о втором капитане бомбардирской роты.

– Не за что, – проговорил Андрес, – это мой долг.

– Но вы же швед, – удивился Алексашка.

– Я эстляндец, – поправил его Ларсон, – а во-вторых, я не люблю предательство.

– Но вы ведь… – начал было Меншиков, но тот его перебил:

– Я не служил Карлу, и не давал ему присяги.

– Но как?

– Это долгая история, Александр Данилович. Можно вопрос?

– Спрашивай.

– А почему вы так плохо относитесь к Яну Гуммерту?

– Так ведь он в особливой милости у государя.

Уточнять, что это за «особливая милость» Ларсон не стал. Он лишь понял, что его руками Меншиков вычеркнул Гуммерта из друзей царя. Андрес представил, что сделает с лифляндцем Петр, если они встретятся.

К обедне, для пленных шведов подали несколько саней. И в сопровождении отряда стрельцов, они выступили в направлении Москвы.