Текст книги "Таинственный остров
(Повести и рассказы)"

Автор книги: Александр Степанов

Соавторы: Павел Карелин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

– Генри, я так счастлива!.. Так счастлива!.. И вы такой добрый, такой хороший!..

Как-то раз, гуляя по улицам Парижа, по обыкновению, с мужем, Джесси остановилась около роскошной витрины ювелирного магазина и залюбовалась на кулон из цветного золота. Кулон действительно был прелестен.

– Генри, какая прелесть! Посмотрите!.. Какая дивная игра камней… Ой-ой, шестнадцать тысяч франков!.. – разочарованно докончила Джесси, взглянув на выставленную цену. – Нет, я не буду так много тратить денег. Пойдемте, Генри!.. А все-таки кулон одна прелесть…

Генри, не отвечая, отошел от магазина и, когда на следующий день Джесси проснулась, она увидела на столике около кровати изящный футляр с понравившейся ей вещью.

Тронутая таким вниманием со стороны Генри, она стала горячо благодарить его, радуясь не столько самому подарку, как той заботливости, которой окружал ее этот в сущности чужой ей человек, предугадывая каждое ее желание.

– Моя девочка! – ласково ответил Мортон. – Молодость бывает только один раз в жизни, а счастливых минут так мало достается на долю каждого, что, право, не стоит проходить мимо них… тем более в таких мелочах… Вы радуетесь, приобретя вещь, которая вам понравилась, я счастлив, видя вашу радость… Мы оба довольны, а это самое главное… Лучше одевайтесь, да поедем за город! В такую погоду, право, грех сидеть дома!..

Неделя в Париже для Джесси прошла незаметно и она с сожалением согласилась оставить этот город изящества, веселья и наслаждений для того, чтобы поехать в солнечную Италию, куда ее настойчиво торопил Генри.

В Париже Мортон вел обширную переписку, посылая и получая массу писем и телеграмм и эти занятия мужа несколько злили Джесси. Ей казалось, что противные дела отнимают у нее Генри, к которому она так привыкла, подкупленная его вниманием и добротой, что не могла обходиться без него минуты. И, когда, погруженный в работу, Генри предлагал ей пройтись одной, Джесси капризно отвечала:

– Без вас, Генри, мне будет скучно… Лучше я посижу около вас, пока вы работаете, а потом пойдем вместе.

Генри в этих случаях проводил рукой по волосам или встряхивал головой, как будто для того, чтобы отогнать какую– то назойливую мысль, и продолжал работать.

В этот день Джесси с утра была какая-то странная. Несколько раз она подходила к мужу, как бы желая о чем-то попросить, но каждый раз уходила, ничего не сказав. Наконец, перед вечером, пользуясь наступившими сумерками, когда не так ясно видно выражение лица, она решилась и, выбрав минуту, обратилась к Мортону просящим тоном:

– Вы не рассердитесь, Генри, если я вас попрошу о чем-то?

Генри с удивлением взглянул на нее:

– Разве я когда-нибудь сердился на вас, Джесси, и, наконец… я на это не имею права…

– Я вас хочу попросить о чем-то… только стыдно…

– В чем дело?

– А… Вот что… Сведите меня в кафе-шантан, Генри!.. – вдруг решилась она. – Я читала в объявлениях, что здесь есть кафе-шантаны… Мне бы так хотелось посмотреть!..

– Только-то!.. – рассмеялся Генри, начавший уже беспокоиться. – Хорошо, сегодня пойдем…

– Так я побегу одеваться, – обрадовалась Джесси.

– Подождите, Джесси! Сейчас там и лакеев-то нет даже… Пойдем часов в одиннадцать, во всяком случае, не раньше…

– Как долго ждать! – надулась Джесси. – Почему так поздно?

– А видите ли, Джесси, шантаны в Париже начинают работать главным образом после закрытия театров. К этому времени подгоняются и лучшие номера, так что раньше идти не стоит.

В двенадцатом часу Джесси и Мортон заняли небольшой столик против сцены и заказали себе ужин, приказав заморозить бутылку шампанского.

Зал был залит электричеством, между столиками ходили пестро и нарядно одетые женщины с накрашенными лицами и подведенными глазами и перекидывались шутками с сидящими мужчинами. Иные подсаживались к подпившей компании и, бесцеремонно похлопывая по плечу или ноге сидящего рядом, просили угостить чем-нибудь.

– Генри, что это за женщины? – спросила Джесси, с широко раскрытыми глазами наблюдавшая эти сцены и старавшаяся не проронить ни одной мелочи.

– Это феи шантана, – отвечал Мортон.

– И они все… продажные?..

– Почти все.

– Господи, как противно!.. Как я их ненавижу!..

– Напрасно, Джесси!.. – серьезно возразил Мортон. – Это скорее несчастные женщины… И винить надо не их, а общество, выбросившее их на рынок. Есть спрос, есть предложение… Общество требует живого товара, создает его и… клеймит презрением… произведение своих же рук. Это нелогично!.. Многие из этих милых, но погибших созданий, как их называют, очень хорошие, порядочные люди, и душа у них такая же, как и у нас с вами, Джесси… только они пали, а общество, виновное в их падении, вместо того, чтобы поддержать их, еще более втаптывает в грязь.

В это время заиграл оркестр и поднялся занавес. Джесси, не имевшая никакого представления о кафе-шантанах, вся обратилась в слух, с трепетом ожидая чего-то страшного, ужасного разнузданного…

Дома, прощаясь с Генри, она разочарованно проговорила:

– А в сущности, в кафе-шантанах ничего особенного не бывает… А я ждала чего-то… страшного…

На следующий день, с грустью расставаясь с Парижем, молодые супруги уехали в Италию, куда Генри призывали неотложный дела.

* * *

После отъезда молодых супругов, Джон Пейкерс, пользуясь отсутствием бывшей мисс Гибсон и в точности выполняя инструкции, полученные им от Генри, стал ежедневно посещать генерала, ведя с ним нескончаемые разговоры на всевозможные темы.

Как-то раз за чашкой кофе, ловко наведя тему разговора на авантюристов и падших женщин, Пейкерс предложил рассказать генералу одну интересную, по его словам, историю, случившуюся не так давно.

– Несколько лет тому назад, – начал Пейкерс, – я знал одну женщину по имени Мери… Тейлор… Дочь содержательницы публичного дома и ее любовника. Мери с ранних лет поражала своей развращенностью и испорченностью… когда умерла ее мать, обобранная любовником, и дело пришлось ликвидировать за долги, Мери осталась без всяких средств. Скоро ей удалось пристроиться к небогатому торговцу, обобрав которого, она бежала в Гавр. Опускаясь все ниже, она, наконец, очутилась на панели и Бог знает чем бы кончила, если бы ей не встретился один господин, который под пьяную руку устроил ее в шантан. В шантане Мери, будучи недурно сложенной и обладая довольно красивой наружностью, имела успех и через самое непродолжительное время выступала уже солисткой-танцовщицей. Но ей хотелось большого… Ей хотелось иметь богато обставленную квартиру, выезды, бриллианты… В это же приблизительно время она познакомилась с одним испанцем, выступавшем в том же кафе-шантане и сделалась его любовницей. Раз, заманив к себе богатого провинциала, Мери напоила его и обобрала при помощи любовника. Потерпевший не испугался скандала и в результате оба мошенника отсидели в тюрьме. Выйдя из заключения, Мери снова поступила в шантан. Здесь при помощи одной шантанной певицы ей удалось заманить к себе богатого скупщика лошадей и обобрать его. К несчастью, одурманенный очнулся в тот момент, когда испанец очищал его карманы. Испанец начал его душить, но потерпевший был человек сильный и повалил испанца на пол. Тогда Мери, схватив кинжал, висевший на стене, ударила им в спину скупщика, который без крика повалился на полубесчувственного испанца. Завладев крупной суммой денег, преступники бежали в Лондон, где Мери, скрываясь от полиции, приняла вид вполне приличной, обиженной судьбой женщины, а испанец поступил для вида на службу в какую-то контору. Так прошло месяца три. В это время Мери, отлично играя роль, приобрела некоторые знакомства, говоря, что она вдова офицера, погибшего в колониях. В одном доме ей удалось познакомиться с богатым помещиком, человеком уже пожилым, вдовцом, редко ездившим в Лондон и потому отставшим от общества. Было пущено в ход все: улыбки, вздохи, закатывание глаз и старый провинциал в конце концов так расчувствовался, что предложил ловкой авантюристке руку и… состояние, не наводя даже справок о ее прошлом. Выйдя замуж, Мери ввела своего любовника в дом мужа под видом кузена и обманывала с ним влюбленного старика под самым его носом.

Генерал стал слушать внимательнее.

Генерал стал слушать внимательнее.

– Она уговорила мужа, – продолжал Пейкерс, – сделать завещание в ее пользу и намеревалась было устранить его так, как устранила скупщика, но тут ей показалось этого мало… Дело в том, что у помещика была дочь-невеста, милое, кроткое, безобидное существо, без памяти любившее отца. У девушки был капитал, около миллиона фунтов стерлингов, оставленный ей матерью. Мери Тейлор решила завладеть этими деньгами во что бы то ни стало. План ее был прост: выдать замуж девушку за испанца, который сумеет перевести все деньги на свое имя… Когда все это будет сделано, убрать ловким способом помещика… Мало ли случайностей бывает… Ликвидировать все дела и уехать вместе с любовником куда-нибудь в Испанию или Америку, оставив на произвол судьбы бедную обобранную девушку или убив ее… Вот что бывает, генерал, – докончил Пейкерс, – когда берешь в дом неизвестного человека, не наводя справок о его прошлом…

– Ну, а дальше?.. Что дальше?.. – взволнованно спросил сэр Джонс. – Чем вся эта история окончилась?..

– Дальше, право, не знаю… Кажется, негодяи попались…

Генерал задумался и не заметил, как Пейкерс, взяв шляпу, тихо вышел из комнаты.

На другой день генерал, несколько осунувшийся и побледневший, зашел к Пейкерсу.

– А знаете, – сказал он, натянуто улыбаясь, – в вашей истории, которую вы мне вчера рассказали, есть много общего с моей женитьбой… вообще с моим положением… тоже взрослая дочь… испанец…

– Что вы, генерал! Разве тут можно сравнивать! Мистрис Джонс такая святая женщина… – ответил Пейкерс.

– Правда, правда!.. – радостно закивал головой сэр Джонс. – А все-таки в общих чертах есть… некоторое сходство…

– А знаете, я вчера получил письмо от одного приятеля из Лондона. Он недавно женился на очень интересной вдове, познакомившись с ней случайно в одном доме и не наведя справок о ее прошлом. И что же вышло? Представьте, она оказалась бежавшей из тюрьмы воровкой, которую разыскивала полиция… В один прекрасный день ее арестовали и мой приятель теперь не знает, что делать…

Генерал, нервно теребя седеющие усы, несколько раз прошелся по комнате, и сославшись на дела, попрощался с Пейкерсом и вышел, забыв палку, с которой он никогда не расставался, а Пейкерс, сев за стол, написал телеграмму Генри:

Генерал подготовлен. Можно действовать. Джон.

* * *

Приехав в Италию, Генри стал усиленно заниматься делами к великому сожалению Джесси, которая со всем пылом молодости увлекалась и спокойным величием моря, и жгучими лучами итальянского солнца… Она готова была целыми часами сидеть на берегу, любуясь, как одна волна, догоняя другую, разбивалась о скалистый берег около ее ног, как сотни белых чаек с пронзительными криками кружились над волнами, как постепенно увеличивались далекие точки парусов, приближаясь к берегу. Все это доставляло ей наслаждение неизведанного и она сердилась, когда Генри не мог сопутствовать ей, говоря:

– Без вас, Генри, и море не то, и чайки не так красивы!

– Без вас, Генри, и море не то и чайки не так красивы…

Как-то раз Генри сидел вместе с Джесси за утренним кофеем, когда раздался стук в дверь и слуга доложил, что какая-то женщина желает видеть мистера Мортона.

– Просите! Просите!.. – обрадовался Генри. – Наконец-то!.. Джесси! – обратился он к жене. – У меня тут маленькое деловое свидание… Может, вы выйдете на минуту…

Джесси неохотно поднялась с кресла и, когда выходила из комнаты, увидела в противоположных дверях входящую высокую женщину с рыжими волосами и накрашенным лицом, и это больно кольнуло ее.

– Здравствуйте, Бетси! Я вас ждал с нетерпением, – приветствовал Генри вошедшую женщину. – Почему вы так долго не ехали?

– Как он смеет называть ее так… по имени?.. Кто она? А если… – мелькнула у Джесси мысль и она, упав на кушетку, залилась горькими слезами, первыми со дня ее свадьбы с Мортоном.

* * *

Старый генерал сидел в утреннем халате и просматривал газету, когда Джемс вошел в кабинет, неся на серебряном подносе почту.

Прежде всего генералу бросилось в глаза письмо, лежащее наверху и адресованное на имя его жены. Грязный конверт, безграмотно написанный адрес невольно обращали на себя внимание.

– От кого бы это могло быть?.. – задал себе вопрос сэр Джонс и, не получая ответа, взял письмо в руки. Письмо было плохо заклеено и одного движения пальца было достаточно, чтобы его распечатать, но причиняя вреда конверту.

Подозрения, навеянные рассказами Пейкерса, сразу пришли в голову генерала и он уж взялся было за письмо, чтобы прочесть его, но сейчас же положил, говоря про себя:

– Что за глупости!.. Ведь может же прийти в голову!..

До обеда генерал несколько раз подходил к столику, где лежала корреспонденция жены, но каждый раз, ловя себя на желании прочитать письмо, быстро выходил из комнаты.

А мысли одна за другой приходили в голову сэру Джонсу, рисуя всевозможные картины. Рассказ Пейкерса о Мери Тейлор припоминался в деталях и ему невольно мерещилась связь между Мери Тейлор и его женой.

Наконец, успокаивая себя тем, что конверт почти расклеился и жена не заметит ничего, генерал решительно взял письмо и, без труда вскрыв его, стал читать. По мере чтения лицо его бледнело, руки дрожали и он был близок к обмороку.

Дорогая Мери! – гласило письмо. – Я только что вышла из тюрьмы, в которой отсидела ровно два года после этой истории со скупщиком. Твое счастье, что ты успела уехать, так как нож-то пустила в дело ты и тебе бы не поздоровилось… Случайно узнала о твоем замужестве и поздравляю тебя. Ты всегда была ловкая, хитрее нас всех… Я теперь сижу на мели, поэтому думаю, ты не откажешь прислать своей бывшей подруге и соучастнице на первое время фунтов пятьдесят. Ведь у тебя теперь денег куры не клюют. Адрес прилагаю.

Как поживает твой Педро? Я думаю, вы катаетесь, как сыр в масле, за спиной твоего старого наизаконнейшего мужа… Ну и ловкая же ты! Жду денег.

Твоя Бетси Тейлор.

Генерал схватился руками за голову, письмо выпало из его рук и отлетело в дальний угол комнаты; шатаясь, подошел он к креслу и опустился на него, бессознательно проводя рукой по лицу… Его жена… Бетси Тейлор… История, рассказанная Пейкерсом…

Несколько часов просидел сэр Джонс неподвижно и, когда поднялся, лицо его выражало твердую решимость. В нем проснулся прежний генерал Джонс, когда-то бесстрашно водивший свою дивизию под градом пуль и снарядов в самые опасные места битвы.

В тот же день сэр Джонс приказал Джемсу перевести пятьдесят фунтов по адресу, написанном на грязном клочке бумаги, от имени его жены, а сам пошел к Пейкерсу, с которым имел продолжительный разговор, просидев у него до поздней ночи.

* * *

В Италии, так же как и в Париже, Джесси почти не сидела дома. В сопровождении Генри она все время проводила на берегу моря, гуляла, каталась на лодке, ездила за город. Излюбленным местом для прогулок Джесси была набережная, откуда открывался чудный вид на море, испещренное сотнями стоявших на якоре всевозможных судов, начиная от гигантских океанских кораблей и кончая маленькими изящными яхтами, красивыми и нарядными, как парижанка.

Прогуливаясь как-то по набережной, Джесси и Генри дошли до площади, на которой помещался небольшой сквер, наполненный играющими детьми, оглашавшими воздух радостными криками. Вдруг в конце улицы раздались крики, послышался выстрел. Генри инстинктивно загородил собой Джесси, готовый защищать ее от всех и каждого. Из-за угла показалась большая желтая собака, несущаяся прямо на Генри. За ней на некотором расстоянии бежали несколько человек, которые громко кричали:

– Спасайтесь! Спасайтесь!.. Бешеная собака!..

Деваться было некуда. С одной стороны море, с другой большая открытая площадь. Поблизости ни одной будки, ни одного столба, за которым можно бы было спрятаться.

– Стойте на месте, Джесси, и ничего не бойтесь!.. – быстро проговорил Генри, снимая плащ и свертывая его в комок.

Сделав несколько шагов по направлению к бегущему зверю, Генри остановился и, когда собака с яростным визгом, бросилась на него, он быстрым движением всунул ей в рот свернутый плащ и, схватив другой рукой обезумевшее животное за горло, перевернул его на спину и прижал к земле, употребляя нечеловеческие усилия, чтобы удержать на месте. Для обыкновенного человека такая задача была бы невыполнимой, но Генри обладал колоссальной силой, а мысль, что около него стоит Джесси, которая подвергается опасности, удесятеряло эту силу.

Придавив собаку коленом, Генри одной рукой держал ее, а другой старался не дать ей освободиться от плаща, который собака при первом прыжке с яростью схватила зубами. Стальные мускулы Генри напряглись и рельефными комками выделялись на обтягивающей его тело рубашке. Вся его фигура, немного изогнутая и напряженная, олицетворяла собой силу и он в эту минуту походил на римского гладиатора, борющегося перед ложем Нерона.

Мало-помалу движения собаки стали слабее и наконец, сделав последнее конвульсивное движение, она вытянулась неподвижным пластом под державшим ее Мортоном.

Выждав еще несколько минут, Генри встал, вздохнул полной грудью и, утирая лоб, веселым голосом обратился к Джесси:

– Еще минута и я готов был выпустить этого проклятого зверя… Но что с вами, Джесси? Успокойтесь!.. Собака теперь не опасна!..

– Но, она вас… не укусила?.. – прерывающимся от волнения и страха голосом спросила Джесси.

– Нет!.. Я отделался благополучно.

– Боже, как я боялась за вас, Генри!.. Слава Богу, что вы невредимы!.. Вы мне спасли жизнь, Генри…

Джесси сделала шаг, чтобы взять руку Генри, но тот ее остановил словами:

– Только не прикасайтесь ко мне!.. Я весь забрызган пеной бешеного животного.

Джесси побледнела как полотно.

– Ведь вы можете заболеть… заразиться…

– Ну, даст Бог, этого не случится… Но, во всяком случае, надо принять меры… Пойдемте домой. Хорошая ванна и чистый костюм не лишнее… Да и время уже обедать.

Собравшаяся толпа устроила Мортону овацию, шумно восторгаясь его мужеством и силой и Джесси, слушая это, высоко подняла голову, гордясь и подвигом Генри и тем, что Генри с ней.

Придя домой, Джесси от волнения почувствовала себя плохо. К вечеру болезненное состояние усилилось и открылся жар. Приглашенный доктор ничего определенного сказать не мог, прописал хину и уехал. Генри, взволнованный, ходил по комнате, поминутно подходя к больной и прикладывая ей руку ко лбу. Когда Джесси, немного успокоившись, заснула, Мортон придвинул большое кресло к кровати и сел на него, взяв за руку жену. Просыпаясь несколько раз в течение ночи, Джесси сквозь сон видела склонившегося к ней мужа и снова засыпала, едва слышно шепча:

– Генри!.. Мой Генри!..

Проснувшись утром и увидев сидящего около кровати Мортона, Джесси с недоумением посмотрела на него, но потом, вспомнив все, улыбнулась.

– Как вы чувствуете себя, Джесси? – с беспокойством спросил Мортон.

– Хорошо… А вы… разве не ложились?.. Сидели около меня?

– Ну, это пустяки!.. Слава Богу, что вы-то здоровы!

– Какой вы добрый… Генри!.. – только и могла ответить Джесси и в порыве благодарности, схватив руку мужа, поднесла к губам.

Лихорадка, вызванная волнением предыдущего дня, прошла бесследно и за обедом Джесси по-прежнему щебетала, радуясь и своей молодости и близости Генри.

Спустя несколько дней, получив длинное письмо от Пейкерса, Мортон вошел в комнату Джесси и обратился к ней:

– Джесси, мне удалось вырвать вас из рук двух негодяев, желавших воспользоваться вашим состоянием, но этого недостаточно. Надо постараться во что бы то ни стало спасти вашего отца… Вы, помните, сердились на меня и в Париже и здесь, когда я, чересчур долго занимаясь делами, не мог сопровождать вас… Я работал в этом направлении и вот последний акт драмы приближается и в нем вы должны принять участие, которое выразится в том, чтобы вы написали небольшое письмо вашей мачехе под мою диктовку.

– Мачехе?.. – удивленно спросила Джесси.

– Да, мачехе… Согласны вы?

– Но зачем?.. Впрочем, раз вы просите, я, конечно, сделаю все…

– Так пишите же и не расспрашивайте ни о чем… Когда-нибудь я все вам расскажу, но… не теперь…

Джесси взяла лист бумаги и конверт.

– Пишите, – сказал Мортон, немного подумав:

Дорогая мама! Я очень счастлива с моим Генри, который меня так любит. Он сделал завещание в мою пользу, а он, оказывается, гораздо богаче меня. Мы сейчас в Италии, проводим время очень весело. Пишите нам.

Ваша благодарная дочь Джесси.

– Какое завещание, Генри? – спросила Джесси, когда окончила писать…

– Так нужно!.. Потом я расскажу, зачем… Впрочем, вы написали неправду только наполовину, потому что я действительно сделал завещание… Вот, возьмите его и сохраните. Жизнь человеческая слишком ненадежна и зависит от массы случайностей…

– Генри… – с чувством произнесла Джесси. – Если вы умрете, то и я умру… Я без вас не буду жить…

Прошла неделя. За это время Мортон купил прелестную уединенную виллу на берегу моря, которую подарил жене и тотчас же переселился туда.

Джесси в восторге от подарка целыми днями суетилась, переставляя, передвигая мебель, украшая стены и стараясь придать возможно более уютный вид помещению, в котором жил ее Генри. Смеясь, она говорила мужу, что он теперь гостит у нее, в ее собственном доме и Генри, видя радость жены, радовался сам, хотя иногда, вспоминая сэра Джонса, складка ложилась между его бровями и он надолго задумывался.

Как-то перед вечером Джесси читала книгу на веранде, а Генри, сидя около нее, любовался на открывавшееся перед ним море, когда вошел слуга и подал телеграмму. Генри быстро пробежал ее глазами и из груди его облегченно вырвалось:

– Наконец-то!..

Джесси встала и через плечо сидящего мужа прочла:

Педрозо выехал. Сопровождает агент. Будь осторожен. Джон.

– Что это значит, Генри? – спросила она. – Почему будь осторожен?..

Мортон, только что заметивший подошедшую жену, нервным движением быстро спрятал телеграмму, потом, придя в себя, улыбнулся и спокойно сказал:

– Какая вы любопытная, Джесси!.. Я ведь вам обещал все рассказать… только потом… Ну, уж если вы так хотите, – добавил он, видя протестующий жест жены, – то это значит, что ваш отец скоро будет в такой же безопасности, как и мы… Только, пожалуйста, никому ни одного слова про эту телеграмму, которую вы случайно прочитали, иначе все мои планы рухнут и все придется начинать сначала…

– Но почему вы не хотите рассказать мне всего… сейчас?

– Джесси, поверьте, только серьезные причины заставляют меня скрывать от вас мой план… Подождите, через каких-нибудь два или три дня вы узнаете все. Ведь это не такой уже большой срок…

Прошло три дня, во время которых Мортон часто уходил из дома, возвращаясь поздно ночью, чего с ним раньше никогда не случалось. Джесси каждый раз дожидалась его прихода, беспокоясь и волнуясь за него, когда он возвращался поздно.

В этот день Генри ушел с утра и, вернувшись только вечером, не заходя в свою комнату, прошел прямо к Джесси и предложил ей проехать с ним ужинать в ресторан, на что она, проскучав целый день, охотно согласилась.

Перед уходом Генри вынул из письменного стола револьвер, тщательно зарядил его и спрятал в карман.

Когда они вошли в ресторан, зал был уже почти полон и оркестр музыки довольно сносно исполнял увертюру из «Кармен». Генри долго оглядывался, выбирая место, и, наконец, заметив в углу небольшой стол, занял его и тотчас же потребовал шампанского и коньяку. Джесси, знавшая, что Мортон ничего не пьет, удивленно спросила:

– Это все будете пить вы, Генри?..

– Мне так хорошо с вами, дорогая Джесси, – подчеркнуто громко ответил Мортон, – что, право, лишний стакан вреда не принесет…

Сидевший за соседним столом жгучий брюнет с окладистой черной бородой, в больших золотых очках, вздрогнул при этих словах Мортона и пристально посмотрел на него.

Заказав ужин и быстро опорожнив бутылку, Генри потребовал вторую, наполнил стаканы и слегка захмелевшим голосом громко сказал, обращаясь к жене:

– За нашу любовь, Джесси!

Джесси, не понимая, что это все значит и не представляя себе Генри в нетрезвом виде, машинально отпила глоток.

– Джесси, посидите одну минуту одна, мне надо поговорить по телефону… – сказал Мортон и, не дожидаясь ответа, нетвердыми шагами направился к телефонной будке в конце зала, но по дороге зацепил ногой стул, который с шумом повалился. Подняв стул и пьяным голосом рассыпавшись в извинениях, он прошел дальше и, когда вернулся на свое место, Джесси наклонилась к нему:

– Посмотрите, Генри, на того господина за соседним столиком, в очках и с черной бородой… Если бы не очки и борода, я бы подумала, что это Педрозо…

– Молчите!.. Ни слова!.. – и тут же громко добавил: – Пустяки!.. Вот лучше еще стакан вина и потом домой…

Выпив принесенную бутылку, Генри совсем опьянел и, сильно пошатываясь, вышел вслед за Джесси, которая никак не могла прийти в себя от всего виденного.

…Генри, сильно пошатываясь, вышел вслед за Джесси…

Господин в очках тоже встал вслед за ними.

В передней Генри так щедро дал швейцару на чай, что тот поклонился ему чуть не до земли и, поддерживая подгулявшего барина под руку, бережно усадил его в автомобиль, в котором Генри развалился в небрежной позе сильно выпившего человека, не обращая внимания на Джесси. Но лишь только автомобиль завернул за угол, Генри моментально изменился. Хмель как рукой сняло.

– Гордон? – крикнул он шоферу. – Полный ход! Домой! Джесси, – обратился он, ласково склонившись к молодой женщине, – неужели вы могли подумать хотя бы на одну минуту, что я пьян, что я позволил себе напиться до такой степени, да еще в вашем присутствии. Сегодня разыгрывается последний акт той драмы, в которой мы принимаем участие, и по пьесе я должен казаться совершенно пьяным… Теперь слушайте. Приехав домой, вы, не заходя в вашу комнату, поднимитесь во второй этаж в библиотеку и останьтесь там, заперев двери на ключ… И что бы вы ни услыхали, сидите покойно, никоим образом ни отпирая дверей никому, кроме меня… Огонь погасите… Ведь вы исполните все в точности? Помните, от этого зависит многое…

Когда Генри входил в дверь виллы, пропустив вперед Джесси, мимо с головокружительной скоростью промчался автомобиль и Мортон, довольно потирая руки, узнал в сидящем в машине человеке того господина с черной бородой, который помещался за соседним столом в ресторане.

Войдя в дом, Джесси в точности исполнила приказания Генри и прошла прямо в библиотеку, заперев за собой дверь.

Мортон зажег лампу в своей комнате, затем, не торопясь, вышел в сад и тихонько свистнул. Почти тотчас же из тени появились два человека в форме полицейских и подошли к Генри.

– Согласно вашей просьбе, мы уже более часа ждем здесь, – обратился один из них. – Скажите, в чем дело?

Генри провел обоих полицейских в гостиную и стал что-то шептать им. Потом вошел к себе в кабинет и, встав между окном и лампой так, чтобы его силуэт был виден на улице, стал раздеваться, сильно пошатываясь. Сняв сюртук и жилет, Генри загасил лампу и впотьмах, свернув ковер, лежащий около стола, положил его на кровать и прикрыл одеялом, придав форму спящего человека. Сам же спрятался у изголовья.

Прошел час. Вдруг до чуткого уха Мортона донеслось слабое царапанье по стеклу окна. Еще минута, легкий стук от выдавливаемого окна. Окно бесшумно раскрылось и в комнату впрыгнул какой-то человек. На момент комната озарилась светом от электрического фонаря и фигура бесшумно приблизилась к кровати.

Генри замер, держа в одной руке револьвер, а другой нервно сжимая выключатель электрической лампы.

Человек подошел вплотную к кровати и поднял руку. Послышался стук от удара и звук разрываемой материи.

В ту же минуту Генри повернул выключатель и, сделав громадный прыжок, набросился на стоявшего около кровати человека, который растерялся от внезапного света.

Быстро выдернув руку, человек ударил Генри чем-то в грудь, но в ту же минуту тяжелой массой опустился на пол, сдавленный, как стальными тисками, мощными объятиями Мортона.

Пришедшие полицейские быстро связали пойманного, сняв с него привязную бороду и очки. Ковер, положенный на кровать, оказался насквозь пробитым кинжалом негодяя.

– Позабавились, дон Педрозо… Довольно!.. – проговорил Генри. – Скоро придет очередь и Мери… Кстати, и за убийство скупщика рассчитаетесь…

Педрозо сделал попытку броситься на Мортона, но, сдерживаемый сильными руками полицейских, только хрипел в бессильной ярости, дико вращая глазами.

Как только арестованного увели, Генри бросился наверх, чтобы успокоить Джесси, но, дойдя до половины лестницы, вдруг почувствовал такую слабость, что принужден был сесть на ступеньке. Опускаясь, он внезапно ощутил острую боль в левом плече и тут только понял, что ранен. Собрав всю свою силу воли и поддерживаемый мыслью, что чем дольше он не придет к Джесси, тем дольше она будет волноваться, Генри скорее дополз, чем дошел до библиотеки и, когда Джесси отворила дверь, он упал в кресло, радостно смотря на молодую женщину и повторяя:

– Слава Богу, теперь всякая опасность для вас миновала!.. Теперь я за вас спокоен!..

– Генри, что это?.. Вы ранены?.. Вы весь в крови!.. – в ужасе вскрикнула Джесси, увидев кровь на рубашке Мортона.

– Пустое!.. Зато вы в безопасности!..

Но тут Джесси, комната, все поплыло перед глазами Генри и он, соскользнув с кресла, опустился на пол, поддерживаемый обезумевшей женой, думавшей, что он умирает.

Приглашенный доктор нашел рану хотя глубокой, но не опасной, сделал перевязку и посоветовал никоим образом не вставать с постели.

Джесси всю ночь провела в изголовье мужа и на следующий день, когда Генри проснулся, она, нежно прижавшись к его руке щекой, зашептала:

– Как я вчера испугалась за вас, Генри!.. Я думала, что что-то оборвалось внутри меня… Если бы вы умерли, я умерла бы с вами…

Сильная натура Генри быстро взяла перевес над болезнью и через три дня он уже чувствовал себя совсем здоровым и, если бы не строгое предписание доктора, боявшегося, что рана может открыться, он бы давно уже встал.

– Генри, – обратилась к нему Джесси, видя, что он чувствует себя вполне хорошо. – Расскажите мне, что значила эта сцена в ресторане и как вы могли предугадать нападение на вас Педрозо?

– А видите ли, Джесси, это очень просто!.. Когда вы написали под мою диктовку письмо и отправили его вашей мачехе, я рассчитывал, что, прочитав о завещании и о моем богатстве, которое после моей смерти должно перейти к вам, преступники сделают новую попытку ограбить вас, предварительно устранив меня для того, чтобы вы стали обладательницей и моего состояния…