Текст книги "Таинственный остров
(Повести и рассказы)"

Автор книги: Александр Степанов

Соавторы: Павел Карелин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

– И недоумевал, – докончил я, – так как такого действия снарядов я не мог себе представить.

– Теперь видите вы эту герметически закрытую крышку? Если вы ее отвинтите, то кислород воздуха, проникая сквозь отверстия, действует на состав, находящийся внутри бомбы в особом аппарате, возбуждая ток, подобный тому, какой получается от работы вот этой машины в углу; атомы бомбы изменяют свое вращательное движение, и бомба, под действием тока, в момент взрыва переходит в наш мир… Для материализации ее действуют, следовательно, два начала: ток изменяет вращательное движение атомов, и взрыв, дающий телу окончательный толчок… Вам понятно действие этих бомб?..

– Да, конечно!.. Ну, а какая роль корабля на фронте?..

– Громадная! – ответил профессор. – Помимо разведывательной службы, корабль будет выполнять чисто боевые задачи. Находясь в области четырех измерений, аппарат свободно может проходить сквозь стены зданий, так как препятствий для него не существует, и разбрасывать бомбы внутри зданий. Взрывы всевозможных складов, взрывы поездов, паровозов, мостов, порча путей сообщений, – вот главные задачи корабля, и, я думаю, что две-три таких машины на фронте могли бы быстро решить судьбу кампании…

Зная теперь приблизительно все, я спрошу вас, желаете ли вы быть моим помощником, помощником здесь в гараже и лаборатории и помощником на фронте, где мы с вами, в течение какого-нибудь месяца, вызовем такую панику у врагов, что они принуждены будут просить мира на каких бы то ни было условиях?

– Конечно, конечно! – с восторгом согласился я. – Располагайте мной, как хотите!.. Я весь ваш!..

– Видите, мне давно необходим интеллигентный помощник, обладающий кое-какими знаниями. До настоящего времени, погруженный в свои опыты, я положительно не имел времени ни искать, ни выбирать… Случай натолкнул вас на меня… Пусть же так и будет…

– Какую же роль предназначите вы мне теперь?.. Что я буду делать?..

– Вам я поручу работу в сфере, более или менее вам знакомой. Пока вы будете приготовлять бомбы, первое время, конечно, под моим наблюдением. Я вам дам рецепт взрывчатого вещества, оболочки, покажу способ набивки. Работа чисто механическая… Когда вы усвоите и начнете работать самостоятельно, я займусь устранением главного и очень важного дефекта моего аппарата. Видите, я от вас не скрываю ничего… Дефект этот состоит в том, что, будучи перенесенным в область четвертого измерения, корабль со всеми и всем находящимся на нем может вернуться в наш мир только при помощи вот этой машины, стоящей в углу.

– Но почему же вам не взять машину с собой на корабль? – поинтересовался я.

– А, видите, перенесенный в мир четырех измерений, ток, вырабатываемый машиной, изменяется и не производит желаемого действия на атомы. Я теперь и хочу изобрести какой-нибудь способ, который бы избавил меня от необходимости… от зависимости каждый раз прибегать к аппарату, находящемуся в другом месте. Короче, я хочу найти возможность материализироваться там, где мне захочется и когда я этого пожелаю. Без этого корабль не будет совершенен, да и кроме того, будет зависеть от ряда случайностей. Представьте, пожар или какая-либо порча машины…

Я невольно задрожал.

– Ну, а разве нельзя сделать несколько таких машин?.. В случае порчи одной, другая могла бы заменить ее.

– Возможно, но для этого надо время… Я употребил четырнадцать лет для того, чтобы добыть то количество вещества, из которого сделана главная пластинка – коллектор машины… Ждать столько времени я не могу, так как война требует моего вмешательства… Подумайте, столько жертв стоит каждый день войны, каждый день, отсроченный нами для выполнения задачи, возложенной на нас судьбой…

Прошло несколько дней.

Мало-помалу профессор посвятил меня в детали своего изобретения, так что в конце концов я узнал устройство корабля не хуже самого профессора, за исключением, правда, способа переносить машину в область четвертого измерения.

Эту тайну профессор Манутин ревниво берег и, как я ни старался навести его на разговор об этом предмете, иногда, сознаюсь, даже слишком настойчиво, Манутин ни разу не проговорился. Один раз, когда я был слишком уж настойчив, профессор просто сказал:

– Приняв вас в свои сотрудники и открыв вам свою тайну, я тем самым связал свою судьбу с вашей и, если я вам не открываю это последнее звено в цепи, то поверьте, не потому, что я не доверяю вам… нет… А просто я дал себе клятву до конца войны никому, положительно никому не открывать то, что могло бы дать так много шансов на победу в руки врагов, если бы они узнали мою тайну… Время, когда процветали Мясоедовы, Штюрмеры, Сухомлиновы и другие при прежнем, слава Богу, канувшем в Лету, самодержавном строе, слишком еще близко… Я знал в Ялте, – продолжал профессор, – одного ученого, открывшего способ отклонять траекторию летящего снаряда путем создания особого электрического магнитного поля. Ученый подал заявление с приложением объяснения и чертежей лично бывшему военному министру Сухомлинову – и что же?.. Через семь или восемь месяцев он прочитал в русском журнале подробное описание своего изобретения с примечанием, что это новое изобретение немцев, которое случайно удалось перехватить французам при наступлении союзных армий… Вот поэтому я и решил никому, положительно никому, не доверять секрета своего изобретения… по пословице, – улыбаясь, закончил Манутин, – старой, избитой, но правдивой пословице: «Если знают двое, то это уж не тайна»… А вот что, – переменил он тему разговора, – не хотите ли завтра сделать со мной пробный полет… в область четвертого измерения?

Я отвечал утвердительно, хотя сердце у меня забилось сильнее и на лбу выступил холодный пот.

До этой минуты я как-то не представлял себе, что мне придется совершить полет в эту таинственную область, уйти из этого мира… в какой-то другой, неведомый… пережить смерть, будучи живым…

Я задрожал.

– Да вы не бойтесь! Это вовсе не так страшно! – сказал профессор, заметив мое волнение. – Ведь я же совершил несколько полетов и, как видите, жив и здоров.

Это меня несколько успокоило, хотя в лазарете я всю ночь не мог уснуть. Мне мерещились какие-то тени, привидения, чудовища, ужасы…

Полет был назначен утром и, едва только взошло солнце, как я, нисколько не отдохнув после бессонной ночи, направился к белому дому.

По дороге, независимо от моей воли, я все время замедлял шаги, стараясь оттянуть минуту перехода в другой мир.

Когда я постучался, профессор был уже готов, и мы тотчас же направились к сараю, захватив с собой какие-то странные инструменты, часть которых профессор заставил меня нести.

Собака встретила нас веселым лаем, который как похоронный звон отозвался в моей душе и напомнил мне, что через несколько минут я буду где-то далеко, в неизвестности…

Утро было великолепное. Мир казался таким прекрасным. Я с грустью взглянул последний раз на небо, на горы, на группу кипарисов и решительно перешагнул порог сарая, плотно притворив за собой дверь.

Корабль величественно возвышался посредине сарая и профессор возился около, прилаживая на корме принесенные с собой предметы. Окончив свою работу, профессор взял у меня ящик, который я нес и, вынув из него какой-то инструмент, показал его мне. Инструмент имел форму усеченного конуса, внутри которого был виден небольшой величины круглый диск, слегка фосфоресцирующий, из странного голубоватого металла.

– Видите этот голубой диск? – обратился ко мне профессор. – Это коллектор, собирающий и перерабатывающий токи машины, которая стоит в углу. Для получения куска металла, из которого сделан этот коллектор, мне пришлось работать четырнадцать лет. Это душа нашего корабля… душа, которая поможет нам перешагнуть через границу, отделяющую наш мир от другого, до сих пор неведомого нам, мира четырех измерений…

– Видите этот голубоватый диск? – обратился ко мне профессор. – Это душа моего корабля…

Говоря так, Манутин быстро прикрепил коллектор к машине и взошел на корабль, предлагая мне следовать за ним.

Волей-неволей пришлось и мне последовать его примеру, хотя, сознаюсь, несколько раз у меня мелькала мысль бросить все и уйти в свой лазарет… но самолюбие побороло и я остался.

– Ну-с, все готово, – заявил профессор, когда я взобрался на площадку корабля.

Я со страхом посмотрел на маленькую машину, ища провод, соединявший ее с кораблем, эту последнюю нить, связывающую нас с жизнью в этом мире, но как я ни приглядывался, провода не было.

Я спросил Манутина.

– Вы задаете нелогичные вопросы, мой друг, – ответил тот. – Если бы мы переносились в другой мир и возвращались в наш посредством провода, то туда бы мы еще могли перенестись, но оттуда?.. Каким образом вы бы нематериальный конец провода с корабля соединили бы с материальным от машины? Это было бы совершенно невозможно… Вы видите вот здесь, около пропеллера, небольшую машину? Она добывает электрический переменный ток, который, как в беспроволочном телеграфе, действует на приемник в машине, возбуждая в свою очередь ток в аппарате. Коллектор собирает ток, перерабатывает… Боковой приемник корабля принимает новый ток и… когда я нажму вот эту кнопку… вот так…

Мгновенно в глазах моих потемнело, кровь прилила к вискам… Где-то, как будто вдали, я услышал заглушенный шум взрыва… Красные круги заходили предо мной… Я чувствовал, что лечу в пропасть… какие-то темные лапы тянут меня вниз, стараются удержать, но огромным усилием воли я вырываюсь… Затем ощущение легкости, какой-то особенной легкости, как будто тела моего не существовало и чувство радости… бессознательное чувство радости человека, сбросившего со своих плеч тяжесть материального тела, которую он носил столько лет…

Мрак заменился мягким ровным светом, успокаивающе действовавшим на нервы… Возбуждение первого момента прошло. Меня охватило чувство блаженного покоя. Земная жизнь, с ее мелочами и треволнениями, осталась где-то далеко позади, казалось чужой, далекой…

Я понемногу стал приходить в себя.

Кругом, как будто подернутые легким туманом, виднелись стены сарая, но странно – стены были прозрачны: я ясно видел сквозь них… Вот группа кипарисов, дача профессора… далее – знакомые скалы, из-за которых ярким пятном вырисовывалась, вся облитая лучами восходящего солнца, красная крыша нашего лазарета.

Я с грустью подумал о своей комнате, стараясь представить ее, и… вдруг увидел… ясно, отчетливо увидел свою комнату… Вот сбоку, неприбранная еще после ночи, кровать, умывальник, письменный стол, на котором лежит недописанное письмо, начатое еще третьего дня.

Странное ощущение. Я чувствовал, что нахожусь на корабле, видел его, и в то же время видел свою комнату в лазарете… Эта двойственность впечатления была так необычайна…

– Мы двигаемся, – перебил мои мысли или, вернее, переживания профессор. – Смотрите!..

Бесшумно, как тень, корабль двинулся с места, прошел сквозь стену сарая и направился в самую гущу кипарисов. Я инстинктивно зажмурился, ожидая толчка, но ничего… Корабль прошел сквозь кипарисы, которые даже не шелохнулись, и стал медленно подниматься кверху.

Ощущения полета трудно передать… Чувство какой-то обособленности, независимости, неведомости… Я смотрел на землю и она казалась мне чужой, далекой… И чем дольше продолжался полет, тем связь с землей становилась все меньше… тем больше я начинал чувствовать себя обитателем совершенно другого, ничем не связанного с землей мира.

Профессор молча управлял кораблем, направляя его в разные стороны. Быстрота полета была изумительная. В несколько минут мы пролетели, по моим расчетам, более ста верст, сделав громадный круг.

Внизу, как в калейдоскопе, мелькнули Гурзуф, Ялта, Алупка… Вот форты Севастополя, далее гладкая равнина моря…

…Далее простиралось открытое море…

Профессор нажал на руль. Машина плавно повернула и бесшумно понеслась обратно, опускаясь все ниже и ниже…

Перед нами груда скал. Корабль проходит сквозь скалы, не замедляя хода, проносится мимо лазарета, минует белый дом и опускается в сарае.

Легкий треск электрического разряда, взрыв, ощущение головокружения, близкое к потере сознания, и я снова на земле…

Пораженный всем пережитым, я без движения стоял на палубе корабля, пока голос профессора не заставил меня очнуться:

– Слезайте! Для вас есть работа.

Я послушно сошел на пол сарая.

– Видите, вон в углу сарая стоит ящик. Его только вчера привезли. Это пустые оболочки двадцати бомб. Вы должны завтра к вечеру их набить. Взрывчатое вещество, с действием которого вы уже знакомы, возьмете у меня в кабинете. Там его достаточное количество…

– А аппарат, возбуждающий ток и производящий взрыв?

– Это все я сделаю сам… – ответил профессор. – Вы только набейте оболочки… Но завтра к вечеру обязательно все должно быть готово, так как послезавтра мы с вами совершим первую боевую экспедицию на турецкий фронт. Я уже наметил ряд пунктов, где мы произведем взрывы, а теперь за работу.

К вечеру одиннадцать бомб были закончены. Профессор лично ввинтил в каждую бомбу по небольшой металлической коробке, герметически закрытой посредством навинтованной крышки из того же белого металла.

– Для того, чтобы произвести взрыв, – сказал, между прочим, профессор, помогая мне перетаскивать вполне уже готовые бомбы на палубу корабля, – достаточно только слегка отвинтить эту крышку, чтобы туда проник воздух.

Я покосился на крышку бомбы, которую нес…

На следующий день… О, этот следующий день!.. Пока жив, никогда я его не забуду, так отчетливо и резко он врезался в мою память…

С утра я занялся набивкой бомб и, когда уже заканчивал работу, вошел профессор, неся с собой несколько аппаратов, которые он ввинчивал в бомбы для производства взрывов. На пороге профессор споткнулся, один аппарат вырвался из его рук, с треском ударился о металлический стержень, лежащий на полу, и покатился к моим ногам.

– Какая досада!.. – воскликнул профессор. – Если коробка попортилась, ее нечем заменить, так как больше готовых аппаратов у меня в данное время нет…

Я поднял аппарат и передал профессору. Коробка была цела, только трубка немного погнулась.

– Как жаль, что нечем заменить, – вздохнул Манутин. – Ну, да нечего делать, давайте приделаем эту машинку к бомбе… Авось сойдет…

Мы провозились минут сорок, так как согнутая трубка не хотела входить в отверстие, прорезанное для этой цели в бомбе, и только после нескольких ударов молотка, сделанных профессором, встала на свое место.

– Ну! вы теперь идите домой, – сказал профессор, когда мы окончили возиться с бомбой, – а я, пока еще не совсем стемнело, сделаю небольшой полет, последний перед экспедицией… а завтра в путь…

И, пожав мне руку, профессор начал взбираться на корабль.

– Плотнее закрывайте дверь… – крикнул он мне вслед, когда я выходил из сарая.

Это были последние слова профессора Манутина, которые я от него слышал.

Едва только я вышел из ограды, за которой помещался сарай, послышался треск, глухой взрыв и все замолкло.

– Счастливого пути и скорого возвращения, – не удержался я, махая рукой невидимому профессору.

Но тут сердце мое внезапно сжалось, что-то подкатило к горлу, и я вдруг почувствовал, что профессора я больше уже никогда не увижу…

– Ну, что может случиться?.. – успокаивал я себя и, поборов охватившее предчувствие, закурил папиросу и быстрыми шагами направился к лазарету.

Пройдя больше половины расстояния, я оглянулся и в этот момент увидел громадный столб огня и черного дыма над сараем таинственного дома.

Еще момент, оглушительный гром взрыва и вихрь свалили меня с ног…

Когда я пришел в себя, первым моим побуждением было броситься к дому профессора.

Но ни дома, ни сарая не было…

…Ни дома, ни сарая не было…

На поляне, где возвышался когда-то таинственный белый дом, было гладкое ровное место…

Чудовищная сила взрыва уничтожила все, не оставив ни малейшего следа. Таинственный белый дом не существовал больше, и с ним погибла тайна величайшего изобретения, тайна, которая сделала бы переворот в науке и доставила бы нам легкую и быструю победу над наседающим на нас врагом…

Где теперь профессор?.. Часто я задаю себе этот вопрос, и глубокая уверенность живет во мне, что великое открытие не пропало, что профессор в конце концов найдет способ вернуться в этот мир, и я снова увижу его.

И я жду этого момента, глубоко уверенный, что когда-нибудь он наступит…

* * *

Спустя две недели я узнал из газет, что на турецком фронте в один день в разных местах наблюдались одиннадцать грандиозных взрывов, уничтоживших некоторые важные сооружения в ближайшем тылу противника.

Одиннадцать… По числу бомб, сооруженных мной и находившихся на корабле в момент отправления профессора в его последнее путешествие…

Только я один в целом мире знал причину этих взрывов…

ИНДУС
Повесть

I
Вступление

To, что я хочу здесь рассказать, до того странно и необычайно, что я никогда не решился бы напечатать эти мои заметки, если бы не свидетельство сэра Артура Невилля, в словах которого никто не может усомниться.

Он живет в Лондоне на Беккер-стрит и всегда может подтвердить изложенное здесь.

Само собой разумеется, я изменил имена, так как семья достопочтенного профессора Перкинса до сих пор жива и младшая дочь его недавно вышла замуж за известного спортсмена Генри Стройта, которому была бы неприятна вся эта история, тем более что он, как истый англичанин, от всей души презирает все, что нельзя назвать английским… а тем более индусов, не считая их даже за людей… И если огласить эту историю, то он, пожалуй, готов бы был развестись со своей женой, хотя, насколько мне известно, они живут очень дружно и он ее сильно любит.

Постараюсь не пропустить ни одной мелочи, в достоверности которых ручаемся как я, так и уважаемый Артур Невилль, а его слово уж во всяком случае имеет цену, тем более что, в сущности говоря, в природе много еще неразгаданного и туманного, до которого ум человеческий только еще пытается дойти.

II
Встреча с индусом

Итак, постараюсь припомнить все по возможности лучше.

В одно солнечное весеннее утро я сидел у себя в столовой за стаканом кофе, перелистывая газету, когда горничная подала мне на подносе пакет с казенным штемпелем.

В коротких официальных выражениях министр предлагал мне немедленно ехать в Индию вместе с сэром Артуром Невиллем для исследования флоры полуострова, причем нам предлагалось сделать попытки акклиматизации некоторых полезных растений в Европе, предварительно изучив их культуру на месте.

В денежном отношении командировка была очень выгодна, к Лондону меня ничто не привязывало, так как я был в то время холост и одинок, и я не задумываясь согласился, тем более, что общество сэра Невилля, кроме удовольствия, ничего не могло доставить.

Наскоро допив кофе, я взял шляпу и отправился сначала к сэру Артуру Невиллю, а затем с ним в министерство, где мы и получили подробные инструкции и деньги.

Помню, мы еще немного поспорили с Невиллем из-за того, какие вещи нам были необходимы.

Я настаивал, чтобы все инструменты и вообще необходимые нам вещи приобрести в Лондоне, Невилль же советовал брать только самое необходимое, говоря, что в Индии мы достанем все и та разница в цене, которую нам придется переплачивать, не окупит всех хлопот и возни, сопряженных с покупкой, упаковкой и перевозкой вещей.

В конце концов, ко взаимному удовольствию, решили кое-что купить в Лондоне, кое-какие покупки отложить до приезда на место назначения.

Зайдя по дороге в контору, мы узнали, что пароход отходит из Гавра через три дня.

Это был великолепный океанский гигант «Виктория», на котором мы и решили ехать, тем более что следующий пароход одного типа с «Викторией» отправлялся только через десять дней.

Наскоро устроив свои дела, мы к концу третьего дня были в Гавре, где тотчас же заняли отдельную каюту первого класса.

До отправления оставалось часов семь, так как пароход отходил только ночью, и мы использовали время, блуждая по Гавру, этому величайшему порту мира.

Тысячи судов всех национальностей, целый лес мачт, запах просмоленных канатов, разношерстная толпа, говорящая на всевозможных наречиях, – все это после Лондона, хотя и шумного, но все-таки прилизанного европейского города, давало массу новых впечатлений и мы без устали бродили по набережной, наблюдая, восхищаясь и с наслаждением вдыхая свежий морской воздух.

Внезапно, на повороте одной из улиц, нам навстречу показался индус, невольно заставивший обратить на себя внимание. Одет он был в восточный костюм с тюрбаном на голове. Ничем особенным он не отличался, казалось бы, от сотен других индусов, переполнявших город, если бы не вид особенной величавости, скрытой мысли, силы, достоинства, что проявлялось в каждом его жесте, в каждом движении, особенно же во взгляде его черных глаз, которые сверкали, как раскаленные угли, под густыми седыми бровями.

Сэр Артур даже остановился:

– Вот библейская фигура!.. Такого величественного старца мне никогда не приходилось видеть, – сказал он, поправляя на носу золотое пенсне. – Наверное, какая-нибудь важная особа индусского мира… Посмотрите, с каким уважением его встречают индусы.

– Вот библейская фигура!.. – сказал сэр Невилль…

И действительно, встречные индусы провожали старца низкими поклонами, касаясь рукой земли с выражением особенного почтения и страха.

Индус скрылся за поворотом улицы и через минуту мы забыли о нем, заинтересовавшись подходящим судном.

К вечеру, нагуляв хороший аппетит и такую же усталость, мы вернулись на корабль и первое, что нам бросилось в глаза, это знакомая величественная фигура индуса, который стоял, облокотившись о борт, и задумчиво смотрел в даль. Казалось, он никого и ничего не видел.

– Посмотрите, наш патриарх!.. – заметил сэр Артур, немного приостанавливаясь. – Кажется, он едет с нами… Ну, надеюсь, это не отобьет у вас аппетит?..

– Наоборот! скорее возбудит, – ответил я в тон Невиллю, – в доказательство чего пойдем обедать!

Но за обедом, хотя и съеденном нами с аппетитом, разговор все время вертелся около индуса, заинтересовавшего нас той особой манерой, полной достоинства, с которой он держался.

Едва только мы успели выпить послеобеденную чашку кофе, как беготня наверху, крики и дрожание судна показали, что мы отчаливаем.

Мы вышли наверх. Индус стоял на прежнем месте. Его высокая белая фигура ярко обрисовывалась на фоне сумерек и была полна какой-то таинственности.

Незаметно для себя, с уважением обойдя индуса подальше, чтобы не задеть его и не помешать размышлениям, мы прошли мимо и смешались с толпой пассажиров.

Последний свисток. Пароход, пеня воду мощными винтами, грузно, как бы нехотя, оторвался от пристани, связывающей его с землей и, постепенно ускоряя ход, устремился вдаль, оставляя за собой Гавр, залитый миллионами огоньков бесчисленных фонарей на судах и на берегу. Огоньки становились все меньше и меньше, пока не слились с темнотой наступившей ночи.

Пароход вышел в открытое море.

Возвращаясь в каюту, мы индуса уже не встретили.