Текст книги "Хрущевская «Оттепель» 1953-1964 гг"

Автор книги: Александр Пыжиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 39 страниц)

Это было совершенно справедливое замечание. Сопротивление курсу на смягчение уголовного наказания возрастало по мере его проведения в жизнь. Продолжалось осуждение на длительные сроки заключения за незначительные преступления. Так, в г. Котлас Архангельской области нарсуд приговорил к пяти годам лишения свободы гражданина Сиделкина, похитившего старый жестяной умывальник, нарсуд Лисичанского района Ворошиловградской области осудил к заключению в ИТЛ на 20 лет гражданина Тура и к 10 годам гражданина Федорченко за хищение толя на сумму 47 рублей.[732]732
  Социалистическая законность. 1954. № 9. С. 2.


[Закрыть] Вынесение же оправдательных приговоров или решений о смягчении наказаний было крайне усложнено: требовалось письменное объяснение по каждому отдельному случаю на имя председателя областного или краевого суда. В результате народные судьи стремились не применять соответствующие статьи, чем идти с докладом и объяснениями к руководству вышестоящей инстанции.[733]733
  ГАРФ. Ф. 353. Оп. 13. Д. 197. Л. 77.


[Закрыть] Очевидно, что все это противоречило новым веяниям в юридической сфере. Оппозицией здесь выступали руководящие работники правоохранительной системы. Наиболее ярко неприятие нового курса обозначилось на межобластных совещаниях председателей краевых и областных судов, начальников региональных управлений Министерства юстиции РСФСР в 1954–1955 годах. К примеру, на одном из совещаний в г. Челябинске (27–28 июня 1955 г.) многие выступавшие буквально обрушились с критикой на Верховный Суд РСФСР за его позицию относительно недопустимости наказания за совершение мелких преступлений. Говорилось, что из-за этого уходят от ответственности многие настоящие преступники, раздавались требования серьезно поправить Верховный Суд. Сильное возмущение вызвал следующий факт: за кражу мешка пшеницы Верховный Суд снизил срок лишения свободы с восьми до двух лет, что признавалось недопустимым и крайне вредным.[734]734
  ГАРФ. Ф. 353. Оп. 13. Д. 217. Л. 27.


[Закрыть] Обращают на себя внимание попытки некоторых судебных чиновников, критиковавших практику смягчения наказания, придать своей позиции политическую окраску. Это хорошо прослеживается в выступлении народного судьи г. Челябинска Радаева: «Советский судья является политическим деятелем. Единственно правильной линией деятельности судьи является линия, которую указывает Коммунистическая партия и совершенно неправильно говорила заместитель председателя Верховного Суда о «золотой середине», так как с такой «золотой серединой» ни к чему иному не приедешь, как к оппортунистическому болоту. Действительно, можно с такой линией зайти в это болото. Если Верховный Суд такой линией пользуется, то естественно он заведет нас в тупик».[735]735
  Там же.


[Закрыть]

Под «золотой серединой» здесь подразумевались политические установки по разумному сочетанию карательного и либерального отношения к наказанию. В законодательном плане это соотношение оформилось Указами Президиума Верховного Совета СССР от 30 апреля 1954 года «О применении смертной казни в отношении лиц, совершивших убийство при отягощающих обстоятельствах», где устанавливалась ответственность, и от 10 января 1955 года «Об ответственности за мелкие хищения», в котором было проведено изъятие норм указа от 4 июня 1947 года и серьезно понижена мера наказания за правонарушения подобного рода. Такой подход давал сочетание беспощадности к злостным преступникам и чуткости к тем людям, кого необязательно приговаривать к длительным срокам заключения. Этот принцип признавался основополагающим в административно-правоохранительной политике нового руководства КПСС. Закрепляя его, «Правда» в своей редакционной статье «За дальнейшее укрепление социалистической законности» подчеркивала, что «органы суда, следствия и прокурорского надзора должны строить свою работу так, чтобы ни один из действительных преступников не мог уйти от заслуженного наказания и чтобы в то же время полностью искоренить случаи необоснованного привлечения к уголовной ответственности и необоснованного ареста граждан».[736]736
  Правда. 1955. 12 апреля.


[Закрыть]

Однако утверждение этого принципа в жизнь наталкивалось не только на сопротивление аппарата правоохранительных органов, но и на неприятие новых веяний частью общества. Об этом убедительно свидетельствуют письма рядовых граждан по этим вопросам, поступившие в Верховный Совет СССР, Верховный Суд СССР. Эти материалы представляют большой интерес для понимания общественной ситуации тех лет, ее особенностей и своеобразия. Знакомство с ними показывает, что политический курс, направленный на смягчение уголовного наказания, приветствовался и поддерживался далеко не всеми. Так, гражданин Проскурин в своем письме (17 декабря 1958 г.) на имя Ворошилова поделился своими размышлениями по этому поводу: «На сегодняшний день в нашем обществе имеется, хотя маленькая, частица людей – воры, взяточники, убийцы, хулиганы, спекулянты и разного рода мошенники и проходимцы, короче говоря, паразиты, мразь не желающая работать, а жить за счет других. Такого рода люди являются врагами нашего социалистического общества… С таким грузом в коммунистическое общество идти нельзя. Мне хочется просить Вас, Климент Ефремович, внести предложение – всех злостных преступников судить значительно строже, чаще судить показательным процессом на фабриках, заводах, учреждениях, совхозах и т. д. А также за совершенное злодеяние привлекать к ответственности родителей и родственников. Это мероприятие следует установить законодательно… Вот тогда паразиты – враги внутренние – должны знать, что за их злодеяния будут нести ответственность их родители и родственники».[737]737
  ГАРФ. Ф. 9474. Оп. 10. Д. 197а. Л. 22–23.


[Закрыть] Сразу обращает на себя внимание не само предложение по усилению карательной практики, а тональность изложения проблемы – здесь фактически в полном объеме воспроизводится небезызвестный стиль 30—40-х годов со всей сопутствующей атрибутикой: «враги», «мразь», «паразиты». Не забыта и сталинская идея привлечения к уголовной ответственности членов семей «врагов народа». Она нашла здесь свое место в новом контексте – в предлагаемых мерах по борьбе с уголовной преступностью. Примечательно и другое: в одном ряду рассматриваются убийцы и спекулянты, хулиганы и взяточники. На наш взгляд, это прямое следствие не юридически-правового подхода к оценке различных категорий преступлений, а сугубо политического, основанного на известных классовых принципах.

Указанные моменты присутствуют во многих подобных письмах, причем в еще более резкой форме. Как, например, в письме рабочего Петрова, где по этим вопросам он выражался еще категоричнее: «Хулиганы и убийцы – враги народа. Это благородный девиз, здоровый лозунг, отражающий нашу эпоху. Вырезать «раковую опухоль» следует немедленно».[738]738
  Там же. Л. 39.


[Закрыть] В ряде писем излагались разнообразные конкретные меры по усилению карательной практики, что возвращало бы ее практически на уровень сталинских времен. В частности, предлагалось самый маленький срок по отдельным видам уголовных преступлений (хулиганство, кража) установить не менее 10 лет, за убийство при любых обстоятельствах – расстрел, за неэтичное поведение в нетрезвом виде – 3 года каторжных работ.[739]739
  ГАРФ. Ф. 9474. Оп. 10. Д. 197а. Л. 32–33.


[Закрыть] Но дальше всего в этом плане пошли трудящиеся Егорьевского станкостроительного завода «Комсомолец» (Московская область). В своем письме (72 подписи) в Верховный Совет СССР они писали: «Мы считаем, что убийство советского человека следует рассматривать как измену нашей Родине, так как убийца поднимает руку на человека, участвующего своим трудом в построении коммунизма», после чего требовали ввести публичный расстрел лиц, совершивших любое убийство, мотивируя эту меру тем, что «введение публичного расстрела… резко сократит число убийств, заставит уйти с пути преступности тех преступников, которые еще имеют полную возможность стать на путь исправления».[740]740
  Там же. Л. 116.


[Закрыть] Трудно реально представить подобное во второй половине ХХ столетия в обществе, считающим себя цивилизованным. В качестве контраргумента всем этим мыслям и предложениям хотелось бы привести слова министра юстиции СССР Горшенина: «…судебная репрессия – это очень острое оружие в руках советского государства, которое вручено судебным работникам и работникам юстиции, но для того, чтобы они разумно размахивали этим оружием, поражая действительных преступников, а не людей случайно попавших под удар. Последнего мы допустить не можем и не должны».[741]741
  ГАРФ. Ф. 353. Оп. 14. Д. 340. Л. 115.


[Закрыть]

Размышляя над приведенными материалами, хотелось бы высказать одно соображение. Вне всякого сомнения, сталинский режим, осуществляя беззаконие и массовые репрессии, имел опору в советском обществе, и опору, прежде всего, идеологическую. Люди верили в существование «врагов», верили «вождю всех времен и народов». За этим стояла сформированная система общественного восприятия предлагаемых и навязываемых политических установок. Она не могла разрушиться в одночасье, поэтому и после смерти Сталина эта система продолжала свое уже самостоятельное существование в умах и сердцах многих людей. Избавление от нее – дело долгого времени и не менее долгого прозрения. Путь к нему был только начат в годы «хрущевского десятилетия». Теми же причинами объясняется и сопротивление либерализации уголовной политики со стороны аппарата правоохранительных органов. Ведь на 1 января 1956 года три четверти председателей областных и краевых судов, начальников региональных управлений Министерства юстиции, проработало в системе свыше 10 лет,[742]742
  Там же.


[Закрыть] а следовательно их формирование как юристов проходило в период осуществления массовых репрессий и беззакония, что говорит о многом.

Флагманом этих сил в борьбе против либерализации административно-правоохранительной политики, естественно, являлись партийные органы. Ими ставился под сомнение весь курс в целом, а также подвергался критике ряд руководителей суда, прокуратуры, активно проводивших его в повседневной практике. Дело доходило до серьезных конфликтов. К примеру, секретарь Новосибирского обкома партии Кобелев направил в отдел административных органов ЦК КПСС по РСФСР специальное послание (16 апреля 1958 г.). В нем он сообщал, как бюро Новосибирского обкома, обсудив вопрос «О работе судебных органов области», установило, что некоторые судьи допускали либеральное отношение к преступникам, все большее число которых благодаря мягким приговорам оставалось на свободе или получали незначительные меры наказания. Такая практика признавалась вредной, не способствующей укреплению социалистической законности. Бюро обкома партии вскрыло, что причиной этого стало неправильное отношение к рассмотрению этих дел в Верховном Суде РСФСР, который систематически снижал меры наказания, вносил в областной суд протесты, в которых совершенно необоснованно требовал смягчения приговоров. Как выяснилось, во всех этих действиях был виноват заместитель председателя Верховного Суда Токарев, поэтому секретарь обкома просил ЦК КПСС обратить внимание руководства Верховного Суда на недопустимость ориентировать нижестоящие суды на снижение карательной практики и необоснованный либерализм.[743]743
  РГАСПИ. Ф. 556. Оп. 23. Д. 58. Л. 24–26.


[Закрыть] В ответ на эти выпады Верховный Суд РСФСР направил в отдел административных органов ЦК справку за подписью Токарева, где говорилось, что «утверждение в письме секретаря Новосибирского обкома КПСС Кобелева… является необоснованным, что Верховный Суд правильно ориентировал Новосибирский областной суд в отношении применения наказаний за те или иные преступления, что расхождение мнений по отдельным конкретным делам возможно. Однако его надлежит разрешать в порядке деловых обсуждений, а не в форме общих отвлеченных утверждений, явно несостоятельных, не подтвержденных конкретным анализом материалов того или иного дела».[744]744
  Там же. Л. 37.


[Закрыть]

Различные подходы в реализации административно-правоохранительной политики отражали не только различные позиции политических сил, но и во многом были обусловлены неоднозначностью существовавшей до конца 50-х годов законодательной базы. Данное обстоятельство позволяло по разному трактовать те или иные уголовные преступления, оценивая их на основе действующих законов. Такая ситуация не могла продолжаться долгое время. Жизнь требовала приведения законодательства, используемого в работе правоохранительной системы, в соответствие с новыми изменившимися реалиями. Руководство страны осознавало потребность в решении этой серьезной проблемы. Уже в Указе Верховного Совета СССР (27 марта 1953 г.) «Об амнистии» (ст. 8) предусматривалась необходимость пересмотра уголовного законодательства СССР и союзных республик. В конце 1953 года была начата разработка уголовного и уголовно-процессуального кодексов.[745]745
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 30. Д. 36. Л. 77–78.


[Закрыть] Однако на быстрое решение этих вопросов рассчитывать не приходилось. Вплоть до ХХ съезда КПСС работники правоохранительной системы постоянно жаловались на трудности в работе, связанные с отсутствием необходимой законодательной базы. Проблемы усугублялись и из-за ее постоянного изменения и дополнения, что приводило к разбросанности законодательного материала и сложности его использования. На одном из совещаний под эгидой Министерства юстиции РСФСР председатель Рязанского областного суда Жеренов прямо говорил: «…не пора ли прекратить разговоры и писанину о том, что такое кодекс и какую пользу он принесет и не пора ли этот кодекс дать нам в руки. Должен сказать, что судебные работники больше всего нуждаются в этом кодексе… так как за последние годы столько накопилось различного рода постановлений пленума Верховного Суда СССР, что самый квалифицированный юрист запутается в этих постановлениях».[746]746
  ГАРФ. Ф. 353. Оп. 13. Д. 198. Л. 37.


[Закрыть] Приведенную мысль уточняли и другие высказывания судебных работников. Так, член Мосгорсуда Андрюшкин подчеркивал: «Законодательство слишком отстало от жизни. Приходится работать по кодексам, которые были изданы в 1922–1923 годах, в разработке которых принимал участие еще Ленин, наше законодательство не отвечает требованиям жизни. Оно очень разобщено. Его нужно кодифицировать, систематизировать, им трудно пользоваться».[747]747
  ГАРФ. Ф. 353. Оп. 13. Д. 215. Л. 91.


[Закрыть] Все это было созвучно настроениям, преобладающим в обществе. Люди писали в ЦК КПСС, в газету «Правда»: «Страна живет по кодексам 1920–1926 годов. Сколько это будет продолжаться? Что делают наши юристы?»[748]748
  ГАРФ. Ф. 9514. Оп. 1. Д. 13. Л. 15.


[Закрыть]

Острота и серьезность проблемы становятся еще более понятными, если вспомнить, какие конкретные законодательные акты существовали в стране в середине 50-х годов. Среди них – Закон от 7 августа 1932 года, по которому в качестве основного наказания за хищение социалистической собственности устанавливался расстрел и лишь при смягчающих обстоятельствах допускалось применение лишения свободы на срок до 10 лет; действовала установленная в 1940 году групповая ответственность директоров, главных инженеров, начальников отделов технического контроля за выпуск недоброкачественной и некомплектной продукции с наказанием от 5 до 8 лет; существовал изданный в 1934 году закон, предусматривающий ссылку для членов семей изменников родины, даже в том случае, если они ни в какой мере не причастны к преступлению изменника; с 1935 года действовала ответственность за некоторые уголовные преступления, начиная с 12-летнего возраста; не пересмотрен был закон от 9 июня 1947 года, устанавливавший наказание до 20 лет за разглашение государственной тайны; с 1948 года практиковались сроки в 20 лет каторжных работ за побег из спецпоселений.[749]749
  ГАРФ. Ф. 9474. Оп. 10. Д. 138. Л. 82.


[Закрыть] Очевидно, насколько все это не увязывалось с новой общественно-политической ситуацией середины 50-х годов.

Однако только ХХ съезд КПСС придал конкретный импульс разработке нового законодательства. На высшем партийном форуме прозвучала резкая критика юридической науки за неповоротливость и медлительность в систематизировании законодательных и процессуальных норм.[750]750
  ХХ съезд Коммунистической партии Советского Союза. Стенографический отчет. М., 1956. Т. 1. С. 326–327.


[Закрыть] По итогам съездовских решений ЦК КПСС и Совет Министров СССР 30 мая 1956 года приняли постановление об образовании юридической комиссии при правительстве. Основной функцией ее работы явилась кодификация законодательства страны, а также анализ вопросов нормативного характера. После принятия этих решений работа в данном направлении стала активней. В конце 1956 года председатель Верховного Суда СССР Волин подготовил письмо в ЦК КПСС. В нем давалась характеристика законодательства 1930–1952 годов, которое «развивалось однобоко и носило по преимуществу устрашающий характер, исходя из неправильной предпосылки, что по мере построения социализма и перехода к коммунизму необходимо усиление мер судебной репрессии».[751]751
  ГАРФ. Ф. 9474. Оп. 10. Д. 138. Л. 82.


[Закрыть] Письмо содержало ряд конкретных идей по разработке нового законодательства. Автору представлялось нецелесообразным издание общесоюзных кодексов. Высказывалась идея о допуске защиты (адвоката) со стадии предварительного следствия, так как это способствовало бы более полному обеспечению законности, указывалось на ликвидацию закрытых форм процесса, кроме особых случаев, связанных с государственной тайной. Необходимость пересмотра «Основных начал уголовного законодательства СССР и союзных республик» и «Основ уголовного судопроизводства СССР и союзных республик» объявлялась безотлагательной задачей.[752]752
  Там же.


[Закрыть]

Президиум ЦК КПСС своим решением от 15 марта 1957 года обязал юридическую комиссию завершить научные изыскания и представить новые законопроекты. 15 апреля 1957 года такие проекты были переданы в Центральный Комитет.[753]753
  ГАРФ. Ф. 9474. Оп. 10. Д. 151. Л. 1.


[Закрыть] В сопроводительном письме юридическая комиссия при СМ СССР изложила их основные принципы: «Представляемый проект «Основ» исходит из необходимости дальнейшего укрепления социалистической законности, усиления охраны личности и прав граждан, снижения чрезмерно суровых мер наказания и в то же время обеспечения решительной борьбы с наиболее опасными преступлениями, усиления воспитательной роли наказания и создание возможности для лиц, отбывших наказание, вернуться в нормальную колею трудовой и общественно-политической жизни».[754]754
  Там же. Л. 2.


[Закрыть] Проект преследовал цель обеспечить единство советского уголовного законодательства по основным вопросам и в то же время предоставить союзным республикам возможность широкого осуществления своих суверенных прав. Речь шла об ограничении компетенции СССР в области установления ответственности за отдельные виды преступлений, отнесение к ведению союзных республик порядка применения уголовного осуждения, конфискации имущества, исправительных работ, принудительных мер к несовершеннолетним и душевнобольным. Проект вводил понятие вины и недопустимости привлечения к ответственности по аналогии за деяние, прямо не предусмотренное законом, ликвидировался институт так называемых мер социальной защиты, использовавших понятие «враг трудящихся».[755]755
  ГАРФ. Ф. 9474. Оп. 10. Д. 151. Л. 2.


[Закрыть] Все эти положения имели важное значение и были огромным шагом вперед по сравнению с «Основными началами уголовного законодательства СССР», действовали с 31 октября 1924 года.

Новый законопроект форсированно обсуждался в республиках в 1957 году: 10 октября – в Грузии, 15 октября – в Белоруссии, 18 октября – на Украине, 19 октября – в Латвии и т. д. Ход обсуждения выявил немало новых и неожиданных моментов. Так, была сформулирована идея отмены смертной казни. Еще в 1956 году в Брюсселе на VI конгрессе Международной ассоциации юристов-демократов предлагалось ввести неприменение смертной казни в мирное время, что нашло поддержку делегации советских юристов.[756]756
  Там же. Л. 6–7.


[Закрыть] В преддверии принятия проекта «Основ» вокруг этого вопроса развернулась дискуссия. Например, в Верховном Суде Латвии на заседании по обсуждению проекта один из высокопоставленных сотрудников МВД Бурбо заявил: «В настоящее время, когда обострилась борьба лагеря капитализма против социализма, когда капиталистические страны засылают к нам шпионов и диверсантов, когда обострилась международная обстановка и капиталистический лагерь готовит войну, на мой взгляд, отмена смертной казни будет не гуманностью, а преступлением перед гуманностью, преступлением перед нашим советским народом». Ему оппонировала адвокат Андгиакс: «Говорят, что смертную казнь нужно оставить, что к этому обязывает обострившееся международное положение. Я с этим не согласна. Мы обсуждаем «Основы уголовного законодательства», которые издаются на продолжительное время 20–30 лет, и поэтому сюда не надо включать требования отдельных моментов, но только те достижения, которые человечеству дало развитие юридической мысли».[757]757
  ГАРФ. Ф. 9514. Оп. 1. Д. 41. Л. 193, 211.


[Закрыть] Споры возникали и по поводу отдельных процессуальных норм. Силовые министры Серов, Дудоров, Руденко считали возможным не ограничивать Генерального прокурора СССР никакими сроками содержания под стражей при производстве расследования, что не было принято. Они активно возражали и против участия защиты в процессе с момента предъявления обвинения, мотивируя это ухудшением качества следствия, осложнением производства.[758]758
  ГАРФ. Ф. 9514. Оп. 1. Д. 137. Л. 155.


[Закрыть]

В декабре 1958 года Верховным Советом СССР принимаются новые «Основы уголовного законодательства Союза ССР». Наказание теперь могло применяться только по приговору суда, учитывающего все обстоятельства дела. Был повышен возрастной предел для наступления уголовной ответственности (с 14 до 16 лет), прежний продолжал действовать в случаях наиболее тяжких преступлений. Исключались некоторые виды наказаний: объявление «врагом народа», поражение политических прав по суду, удаление из СССР. Сокращен максимальный срок лишения свободы (с 25 до 15 лет). Закон допускал полное освобождение лица от уголовной ответственности в случаях, когда совершенное им деяние или само данное лицо потеряло «общественно опасный характер». Устанавливался порядок условно-досрочного освобождения осужденных (после отбытия ими половины или двух третей срока в зависимости от тяжести преступления), проявивших хорошее поведение. Закреплялись принципы осуществления правосудия только судом на началах равенства граждан перед законом, коллегиальность рассмотрения дел в суде, независимость судей и их подчинение только закону, гласность судебного разбирательства, обеспечение обвиняемому права на защиту[759]759
  См.: Исаев И. А. История государства и права России. М., 1996. С. 500–501.


[Закрыть] и др.

Таким образом, к концу 50-х годов был завершен важнейший этап административной реформы, связанный с переходом правоохранительной системы от эпохи сталинского «средневековья» к относительно цивилизованному состоянию. Принятие нового законодательства явилось той юридическо-правовой базой, которая в основном просуществовала вплоть до конца 80-х годов, долгие годы определяя лицо советского общества. Этот этап общественно-политического развития страны можно квалифицировать как неоспоримую заслугу нового руководства КПСС и Советского государства.

Новое законодательство вступило в силу, когда общая политическая обстановка в стране начала приобретать новые векторы своего развития. Как известно, с конца 50-х годов на первый план в общественной жизни выдвигается задача построения коммунистического общества. Достижение этой цели активизировало разработку и пропаганду целого ряда новых теоретических идей и положений. Их суть сводилась к как можно более широкому участию народных масс в управлении государством. В этом виделось возвращение к ленинскому пониманию сущности народного государства, а также освобождение от сталинского наследия в этой области, извратившего теорию марксизма-ленинизма. С конца 50-х годов руководство КПСС стало широко оперировать идеей о постепенной передаче функций государственных органов общественным организациям, общественности по мере приближения к коммунизму. На это стал делаться акцент повседневной практики во всех сферах общественной жизни. Утверждение данного положения самым существенным образом затронуло и правоохранительную систему. Стержнем политики в этой области стало привлечение широких слоев общественности для борьбы с преступностью. Такой подход, по мнению лидеров партии, имел огромный потенциал. С трибуны XXI съезда партии Хрущев заявлял: «Разве советская общественность не может справиться с нарушителями социалистического правопорядка? Конечно, может. Наши общественные организации имеют не меньше возможностей, средств и сил для этого, нежели органы милиции, суда и прокуратуры».[760]760
  XXI съезд Коммунистической партии Советского Союза. Стенографический отчет М., 1959. Т. 1. С. 104.


[Закрыть] Первый секретарь ЦК КПСС связывал большие надежды с привлечением общественности к охране правопорядка. Интересен такой факт. На ХIII съезде комсомола в апреле 1958 года Хрущев возмущался тем, что организацию вечеров молодежи начинали с приглашения милиции для поддержания порядка. Он удивлялся: «На что же мы рассчитываем? Неужели в коммунизм возьмем и хулигана, и милиционера, чтобы его унимал?».[761]761
  ХIII съезд ВЛКСМ. 15–18 апреля 1958 г. Стенографический отчет. М., 1958. С. 285.


[Закрыть]

С конца 50-х годов одним из главных направлений партийной работы объявлялась поддержка всевозможных форм привлечения трудящихся к борьбе с преступностью. Большие надежды в этом возлагались на товарищеские суды, народные дружины и т. п., развитие которых становилось приоритетной задачей КПСС в области административно-правоохранительной политики. Создание народных дружин повсеместно проходило под самой тесной партийной опекой и имело ярко выраженный принципиальный характер. Так, большое недовольство заведующего отделом административных органов ЦК КПСС по РСФСР вызвало принятие Президиумом Верховного Совета РСФСР (28 декабря 1960 г.) постановления «О состоянии работы по привлечению общественности к охране общественного порядка и мерах усиления борьбы с преступностью в Воронежской, Калужской и Орловской областях». В письме в Президиум ЦК КПСС Тищенко подчеркивал, что руководство народными дружинами поручено партийным органам и выражал недоумение по поводу указаний Президиума Верховного Совета РСФСР усилить контроль за их деятельностью облисполкомам. Данное обстоятельство расценивалось как выход за пределы компетенции, признавалось необходимым исправить эту недопустимую ситуацию.[762]762
  РГАСПИ. Ф. 556. Оп. 23. Д. 124. Л. 4.


[Закрыть]

Наряду с развитием народных дружин разрабатывались законодательные предложения по укреплению товарищеских судов, где заметно расширилась их компетенция. Об этом, например, дает представление знакомство с положением «О сельских общественных и товарищеских жилищно-бытовых судах». Основная его цель провозглашалась как привлечение общественности к воспитанию граждан в духе коммунистического отношения к труду, сознательному соблюдению трудовой дисциплины, бережному отношению к социалистической собственности, соблюдению правил социалистического общежития, развитию у советских людей чувства коллективизма. Сельские товарищеские суды организовывались при сельских Советах депутатов в составе 9—25 человек, избираемых открытым голосованием на общих собраниях граждан (сельских сходах), проживающих на его территории не менее двух лет. На рассмотрение судов передавались дела о мелких кражах (до 100 руб.), причинении легких телесных повреждений, клевете и оскорблении, мелкой спекуляции, самогоноварении, пьянстве, о невыполнении обязанностей по воспитанию и обучению детей, об имущественных спорах между гражданами на сумму не более 300 руб. Разбирательство дел происходило не в рабочее время. В случае необходимости председатель суда или его заместитель проводили предварительную проверку фактов. Определялись меры воздействия, применяемые товарищеским судом: предупреждение, общественное порицание, общественный выговор, денежный штраф до 100 руб., возмещение ущерба, если его размер не превышал 300 руб..[763]763
  ГАРФ. Ф. 353. Оп. 13. Д. 283. Л. 89–94.


[Закрыть]

Однако многим трудящимся, привлекаемым к борьбе с преступностью, гораздо шире виделись полномочия товарищеских судов. Общественностью высказывались предложения рассматривать в товарищеских судах дела обмена жилья для тех, кто располагал излишками жилищной площади и не желал отдавать ее остро нуждающимся или переезжать в меньшую квартиру. Еще более показательно намерение наделить товарищеские суды правом заниматься лицами, живущими явно не по средствам. Предлагалось при установлении факта, что человек тратит несравненно больше, чем получает, по представлению товарищеского суда конфисковывать имущество такого гражданина без наличия юридических доказательств хищения. Причем все эти процедуры предлагалось совершать по заявлению трудящихся в товарищеский суд. Считалось также целесообразным введение ответственности для лиц, не помогающих органам власти разоблачать воров, хулиганов, пьяниц и других лиц, совершивших антиобщественные поступки.[764]764
  ГАРФ. Ф. 9514. Оп. 1. Д. 139. Л. 126, 85.


[Закрыть] Интересно, что все это происходило на фоне громогласных утверждений о высокой моральности советской юридической системы по отношению к буржуазному праву, «за ширмой которого скрывается гнусная осведомительско-провокаторская сущность».[765]765
  Социалистическая законность. 1955. № 4. С. 45.


[Закрыть]

В кампании по привлечению широких слоев общественности к борьбе с преступностью использовались самые различные формы. Широко практиковались выездные судебные заседания; считалось, что они имеют огромное воспитательное значение. Судами РСФСР в 1961 году на таких заседаниях было рассмотрено каждое пятое уголовное дело, в 1963 году – уже каждое четвертое. Получило развитие привлечение к расследованию дел общественных помощников следователя. Они выделялись по согласованию с партийными, профсоюзными, комсомольскими организациями из числа активистов и передовиков производства и участвовали в проведении определенных следственных действий. Количество расследованных дел с участием общественных помощников постоянно увеличивалось: в 1962 году таких дел насчитывалось 8,1 % от общего числа, в 1963 г. – 8,6 %, в 1964 г. – 10,3 %.[766]766
  ГАРФ. Ф. 353. Оп. 13. Д. 333. Л. 59; Ф. 461. Оп. 12. Д. 54. Л. 24; Д. 59. Л. 214, 216–217.


[Закрыть] Большое значение придавалось предупреждению преступлений, профилактике правонарушений. На это ориентировалась вся правоохранительная система. Выступая на XXII съезде КПСС, председатель КГБ СССР Шелепин говорил: «Принципиально новым в работе органов государственной безопасности является то, что наряду с усилением борьбы с агентурой вражеских разведок они стали широко применять предупредительные и воспитательные меры в отношении тех советских граждан, которые совершают политически неправильные поступки, порой граничащие с преступлением, но без всякого враждебного умысла, а в силу своей политической незрелости или легкомыслия».[767]767
  XXII съезд Коммунистической партии Советского Союза. Стенографический отчет. М., 1961. Т. 2. С. 407.


[Закрыть] Новые приоритеты в деятельности КГБ были сформулированы на состоявшейся в мае 1959 года конференции. Она явилась крупнейшим мероприятием со времени создания органов госбезопасности, в котором приняли участие две тысячи руководящих сотрудников КГБ, представители ЦК КПСС, МВД, Министерства обороны.[768]768
  Golitsyn A. New Lies for Old. New York, 1984. P. 48–50.


[Закрыть] В эти годы с большой активностью стал пропагандироваться новый, «цивилизованный», образ Комитета государственной безопасности.

Характерной чертой привлечения общественности к решению задач по перевоспитанию лиц, совершивших преступления, стала практика их передачи на поруки трудовым коллективам. Председатель Верховного Суда РСФСР Рубичев подчеркивал, что на 1959 год ожидалось увеличение числа заключенных на 160 тыс. человек, но «мы должны так организовать дело, чтобы, опираясь на общественность, не дать возможности выполнить этот план».[769]769
  ГАРФ. Ф. 353. Оп. 13. Д. 285. Л. 51.


[Закрыть] Передача на поруки трудовым коллективам вместо наказания, связанного с лишением свободы, приобрела масштабный характер. Общее число дел, по которым правонарушители были переданы на поруки или материалы о них препровождены в товарищеские суды, составило в 1959 году 15,6 % к числу всех судебных дел. Если принять во внимание, что в основном передача на поруки и рассмотрение общественности производилось в течение второго полугодия 1959 года (после выхода постановление ЦК КПСС и СМ СССР от 2 марта 1959 г. «Об участии трудящихся в охране общественного порядка»), то этот процент достигал 33,7 %.[770]770
  ГАРФ. Ф. 9474. Оп. 10. Д. 179. Л. 304.


[Закрыть] Такой масштаб передач правонарушителей на перевоспитание трудовым коллективам имел свои негативные последствия. Очевидно, что огромный количественный вал наносил серьезный ущерб качественной стороне дела. От ответственности уходили многие лица, совершившие тяжкие преступления. Так, во второй половине 1959 года были переданы на поруки трудящимся 577 человек, совершивших разбойные нападения, 116 – умышленные убийства, 222 – изнасилования. В погоне за показателями работы с общественностью некоторые судьи просто навязывали коллективам на перевоспитание лиц, которых там не только не желали видеть, а напротив требовали осуждения.[771]771
  ГАРФ. Ф. 353. Оп. 13. Д. 305. Л. 35.


[Закрыть]