Текст книги "Инквизитор"

Автор книги: Александр Мазин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Андрей стоял спокойно, молча, ждал. Нахмуренный давил глазами, но к более решительным действиям перейти не решался. Парень в бронежилете хлопнул его по спине. – Уймись, – сказал он. И Андрею: – Ты его не бойся. Он смирный! – И заржал. – Может, хватит время тянуть? – негромко произнес Ласковин. – Быстро только мухи толкутся! – сказал парень в бронежилете. – Ладно, пойдем, фраерок, – буркнул Желвак и двинулся внутрь двора. Его напарник по БМВ пристроился позади: ни дать ни взять – конвой. Этот "офис" выглядел так, как, должно быть, Зимний после вторжения большевиков. Только что на полу не насрано. Но запах был. Устойчивый "аромат", примешавшийся к вони "травы", табака, какой-то кислятины. Дорогая итальянская мебель (стандартный офисный набор) – в пятнах и порезах, на стенах – дешевые плакаты а-ля "Пентхауз". Андрея отконвоировали и буквально втолкнули в открытую дверь. – Принимай гостя, Крепленый! – гаркнул Желвак. Ласковин оценил обстановку. В комнате примерно шесть на пять метров было человек пятнадцать. Все – мужчины до тридцати лет. Кроме одного. Этот постарше и одет иначе. Серенький костюмчик среди красных пиджаков и кожаных курток. Обстановка была "праздничная". Три стола завалены едой и уставлены банками и бутылками. Накурено так, что не топор – гильотину повесить можно. "Плохо, – подумал Ласковин. – Дышать трудно будет. Впрочем, посмотрим!" – Ты кого привел? – спросил тип в сером пиджаке. – Сам пришел, Крепленый! – ответил Желвак. – Долг, сказал, принес! – Долг? – У Крепленого было маленькое пожеванное личико и ровные крупные зубы. Явно искусственные. – Не знаю тебя, парень! – Я его знаю! – прозвучал справа от Ласковина знакомый голос. "Видал-Сосун"! – Тот самый, за кого с Конем базар был! – сообщил "Сосун". – Спортсмен, помнишь?

– А... – Крепленый тут же утратил к Андрею интерес. – Зря пришел. С тобой – в расчете. Колян, налей ему на ход ноги, и будь свободен! Крепленый повернулся к крупному рыжему парню, взял его двумя пальцами за отворот куртки: – Я тебя учу, Корвет, а ты мне благодарен будь... – Ну въенздил я ему в пятак, – сказал кто-то справа от Ласковина, – он – с копыт, чувиха – в визг, а кореш его бабки мне сует... – Вот козел! – Ну, я за дешевку... – Я, слышь, баксы только для кабака держу, – сказали за спиной, – с прихода всегда ржавье покупаю, у меня в ломбарде... – А он мне говорит: слышь, дырку проткну и волосину заправлю, слышь, сам, говорит, мне мудила один оформил, так теперь бабы спину в клочья рвут... – На, дружбан! – Андрея толкнули под локоть. Приземистый, поперек себя шире, парень протягивал ему стакан. Простой граненый стакан, до половины наполненный водкой. В другой руке – огурец. Как еще один палец, только темно-зеленый и не волосатый, как остальные. "Забыли обо мне, – с холодной злостью подумал Ласковин. – Ну я вам напомню!" Он взял стакан, подержал в руке, понюхал (хорошая водка, однако!)... и метнул в окно. Раздался прозрачный звук разлетевшегося стекла. – Ты, чмо, охренел?! – взвизгнул приземистый. Разговоры мгновенно оборвались. Вся кодла сомкнула взгляды на Ласковине. Только "серый пиджак" продолжал что-то втолковывать рыжему, страшно недовольному мордовороту, тыча пальцем в накачанную грудную мышцу. – Долг есть долг, – веско в наступившей тишине произнес Андрей. – Надо возвращать! – Ты зачем стекло разбил, придурок? – спросил "Видал-Сосун", протискиваясь к Ласковину. – На хер сесть хочешь? – Спокойна! – неожиданно вмешался Крепленый, втыкая в Андрея глазки-буравчики. Ты о каком долге толкуешь? Своем? Или нашем? – Быстро врубаешься! – одобрительно отозвался Ласковин. – О том самом! Кто из вас, киздюков, парня сбил? Ты? – Выпад правой рукой в сторону пробившегося-таки на свою голову "Сосуна", выпад и захват указательным и большим пальцами за прыгающий кадык. – Ты, пидор? Говорить при таком захвате человек не может. "Сосун", хоть человеком его можно было назвать с приличной натяжкой, тем не менее тоже говорить не мог. Только вцепился левой рукой Андрею в запястье, а правой пытался ему врезать. Но промахивался: мешали соседи. Ласковин, впрочем, ответа и не ждал. Просто хотел слегка подогреть компанию. И преуспел в этом. Приземистый, тот, что подал стакан, немедленно пнул Андрея коленом в пах. Но не учел, что реакция у Ласковина лучше, техника – эффективней, а нога – немножечко длиннее. Получив тем же самым по тому же месту, приземистый – Колян – на некоторое время погрузился в собственные проблемы. Пальцы Ласковина сжались на трахее "Сосуна" в полную силу, рывок – и еще одним игроком стало меньше. Приветив локтем в глаз третьего, Ласковин перемахнул через один из столов, классической серией цки успокоил еще двоих (надо меньше пить, ребятки!) и поддел ногой стол. Поток стекла, черной икры, бананов, грибов и колбас хлынул под ноги атакующим, и с другой стороны от стола мгновенно образовалась куча-мала. Правда, с флангов на Ласковина одновременно ринулись человек десять. Прямо перед Андреем была стена. Поэтому он не стал дожидаться, пока атакующие сомкнутся на его теле, а, шагнув в сторону, ушел от хука справа и свинга слева (хорошая штука – бокс!). Длинным уширо-гери (ударом лошади, если верить переводу) размазал по чьей-то физиономии грязь, приставшую к рифленой подошве ботинка (не нравится? А ты как думал?), и в низкой стойке буквально вбуравился между нападавшими. При этом голова Ласковина опустилась на полметра вниз и исчезла из поля зрения противника. Затем он практически доказал, что кулак ничем не уступает колену. Пара "бойцов" отключилась, заодно минимум на неделю избавившись от сексуальных потребностей. Когда правая "волна" натолкнулась на левую, уже частично опавшую, Ласковин вынырнул из толчеи наружу... И оказался один на один с рыжим мордоворотом, собеседником Крепленого, от которого немедленно получил ногой по ребрам. Крепко!

Ласковина отшвырнуло к стене, он выдохнул сквозь зубы, концентрируясь и подавляя боль. Мордоворот же послал ему вдогонку превосходный удар в голову и гияку-цки в подмышечную впадину. От первого Андрей уклонился, второй заблокировал шуто-уке, с огорчением обнаружив, что перед ним противник грамотный, спокойный и трезвый. К тому же Митяевой комплекции, то есть раза в полтора тяжелей Ласковина. Андрей выдал серию разнообразных ударов, но рыжий отбился с легкостью, главным образом потому, что Ласковин вынужден был "держать" под наблюдением фланги и тыл. Дела его стремительно ухудшались. Противник давил массой, бил длинные прямые ногами, уже не чтобы достать – чтоб смять, загнать в угол, зажать окончательно. Рывок вперед был рискован: рыжий держал средние удары, как бетонная стена, не замечая. Ласковин попробовал и потерял пару драгоценных секунд. А на третьей оказался втиснут между столом и сейфом. Стул, которым (используй подручные предметы!) Андрей попытался отделить себя от противника, был превращен в мусор одним-единственным ударом, следующий мог бы "развалить" самого Ласковина, не присядь он и не поймай ногу противника. Поймать-то он поймал, но удержать ее и провести бросок оказалось не по силам – рыжий был слишком тяжел. Ласковин выпустил ногу... и в это время какой-то "расторопный" бандит попытался достать его через стол бутылкой "Абсолюта". Крайне удачно! Ласковин тут же поймал бутылку, дернул и "боец", в силу природной привычки не пожелавший с ней расстаться, опрокинулся на стол, откуда Ласковин, схватив бандита за шиворот, отправил под ноги рыжему. Выигранный миг он использовал, чтобы перемахнуть через стол и опрокинуть его вместе с гешефтом на спину так вовремя вклинившегося "бойца". Рыжий завяз в обломках и останках и был временно отодвинут на второй план. К этому времени комната превратилась в полноценный бардак. Шум стоял такой, словно дюжина разъяренных шлюх громила собачью площадку. Примерно четверть участников отбыли в полный аут. Еще четверть могли принимать участие лишь в вокальной составляющей игры. Половина оставшихся занялись общением друг с другом. На десятке игроков были такие же кожаные куртки, как на Ласковине, а лица после второго-третьего стакана имеют свойство становиться очень похожими. Учитывая же, что самые прыткие постарались принять участие в первом раунде и получили по полной миске, на ногах должны были остаться те, кто попроще. К сожалению, это было правильным лишь в целом. Кое-кто из "ведущих" оставался. Например, рыжий. С легкостью опрокинув еще пару человек, Ласковин ринулся к дверям. Да, он хотел навести шухер – и навел. Теперь пора сваливать. Кто-то вцепился Андрею в рукав. Он отшвырнул "довесок" резким поворотом, боковым зрением поймал рыжего громилу в опасной близости, позади, но дверь была вот она. Ласковин сделал последний рывок через скопление тел... и наткнулся на черный змеиный глаз пистолета! Рефлекс сработал быстрей, чем Ласковин сообразил, что произошло. Достать целившегося Андрей не мог, поэтому тело его рухнуло вниз, лицом в чью-то костлявую спину. Счастливый обладатель огнестрельного оружия нажал на спуск на четверть секунды позднее. Над головой Ласковина раздался оглушительный хлопок. – Не стрелять, бляди! – завопил кто-то, скорее всего Крепленый. Но хозяин пистолета ухитрился еще два раза нажать на спуск и скосил, вернее, сдул, поскольку пистолет был газовым, всех, кто имел несчастье оказаться у Ласковина за спиной. В том числе и рыжего, который, фонтанируя слезами и соплями, навалился на последний устоявший в баталии стол, шаря перед собой в поисках чего-то, способного промыть глаза. Андрей, привстав, как спринтер в низком старте, приготовился, сбив стрелка, прорваться к двери. Но нога, которой он оттолкнулся от пола, поскользнулась, и вместо броска вперед получился нелепый скок на четвереньках. Снова грохнул выстрел. На этот раз в противоположном конце комнаты, и великолепный светильник из немецкого стекла разлетелся вдребезги, осыпав спину Ласковина дождем осколков. Стрелок в дверях по собственной инициативе повалился на пол. Очень неудачно, потому что подпер своей внушительной тушей отпиравшуюся внутрь дверь. Следующая пуля раздробила паркет в дециметре от Андрея. Он откатился в сторону, одновременно переворачиваясь, чтобы видеть стреляющего. Третья пуля опрокинула стул, за которым (сомнительная мысль!) он собирался укрыться. Андрей метнулся назад, шлепнулся на живот, как больной тюлень, но избег четвертой пули. А также пятой. Теперь он видел, что стреляет "серый пиджак". Крепленый. Пистолет он держал двумя руками и выглядел очень решительно. Между ним и катавшимся на полу Ласковиным уже образовался коридор. Даже полуживые при грохоте выстрелов инстинктивно расползлись поближе к стенам. Ласковин отследил указательный палец Крепленого, поймал его движение и сделал качок с колена в сторону, уходя с линии прицела. Но расстояние было слишком мало, Андрей еле дотянул: пуля пискнула у самого уха. Крепленый опустил ствол на пару сантиметров. Естественно, попасть в туловище намного легче! Палец на спусковом крючке дернулся... выстрела не было! Ласковину понадобилось мгновение, чтобы понять это. Он увидел, как Крепленый, кривясь, лезет в карман пиджака, как рука его выныривает с новой обоймой... Андрей вышел из ступора. Уши его все еще были "набиты ватой", и соображал он плохо. Но тело, поймав подсознательный приказ, метнулось вперед. Между ним и Крепленым было пустое пространство. Метров шесть. Андрей покрыл его в один двойной прыжок. Он успел увидеть, как Крепленый вставляет новую обойму (перекошенное лицо, трясущиеся руки), досылает патрон... Правая нога Андрея, ударившись об пол, толчком подбросила его вверх. Тело совершило полуповорот в воздухе, левая нога с отработанной четкостью "выстрелила" йоко-тоби-гери. Удар в грудь отбросил Крепленого к окну. Ласковин пришел полуметром дальше в четкую стойку красиво, как в кино. Последним упал пистолет. В кино Ласковин наверняка поймал бы его на лету, но в жизни он подхватил его с пола. Пистолет оказался совсем маленьким. В руках у Крепленого он выглядел куда массивнее. Однако, когда Андрей выставил его перед собой, ни один из "тобольцев" не выказал желания продолжать заварушку. Хотя наверняка двое из трех были при оружии. Психологический фактор! Ведя пистолетом слева направо, Ласковин прошествовал к двери, пнул залегшего у порога стрелка № 1 (тот с забавной поспешностью отполз в сторону) и выскочил в коридор. Будь это кино, в коридоре Ласковина подстерегал бы новый враг. Но жизнь имеет свои преимущества: коридор оказался пуст. На соревнованиях по стрельбе в цель из незнакомого оружия Ласковин мог бы уверенно претендовать на последнее место. Знай об этом оставшиеся в комнате, вряд ли ему удалось бы так запросто уйти. Психология! Крутой всегда крутой. И с оружием, и с собственными руками-ногами. Зато сам Ласковин очень хорошо знал о своих возможностях. И так же хорошо помнил о парне в бронежилете. Поэтому он устремился не к известному выходу, а в противоположный конец коридора. Ткнувшись пару раз в двери (пустые комнаты, зарешеченные окна), Андрей свернул за угол и обнаружил в пяти шагах выход. Условный выход. Могучая железная дверь с еще более могучим электронным замком. Слева, на турели, монитор, в инфракрасном диапазоне демонстрирующий ту же самую дверь, но уже с другой стороны. Со стороны маленького тихого дворика с тремя чахлыми деревцами за низенькой оградкой. С электроникой Ласковин был знаком лучше, чем со стрелковым оружием. Чтобы "вскрыть" такой замок, все равно снаружи или изнутри, потребовался бы не один час. Если не знаешь кода. Часа у него не было. Не было даже пары минут. Позади уже орала и топала башмаками воспрявшая команда. Андрей, ни на что особенно не рассчитывая, скользнул взглядом по индикаторной полоске замка и... Удача определенно была сегодня с ним! По двадцатизнаковому экранчику бежали крохотные буковки: "open... open...". Ласковин прижал палец к сенсорной пластине, внутри замка что-то зажужжало, потом загудело, как сытая пчела, и наконец щелкнуло. Ласковин толкнул дверь и оказался на свободе. Свободе, впрочем, относительной. Маленький дворик, освещенный только светом из выходящих на него окон. Скользя и спотыкаясь, Ласковин припустил направо вдоль стены и через полминуты услышал, как загомонили вывалившие на воздух "тобольцы". Впрочем, у темноты есть не только недостатки, но и преимущества. Ласковин почти ничего не видел, но и его тоже не видели. Нога Андрея с хрустом проломила лед и по щиколотку погрузилась в воду. Ледяные струйки устремились в ботинок. Ласковин с трудом удержал равновесие и зашипел от боли в боку, куда пришелся удар рыжего. Черт! Плохо, если сломано ребро! Недостреленным зайцем Андрей пробороздил покрытый ледяной коркой сугроб, обогнул занесенную снегом автомашину и увидел впереди черный зев подворотни. Неровным скоком он устремился туда, навстречу блеклой лампочке, хрустя замерзшим мусором, размахивая руками (в правой зажат пистолет!), и выскочил... в соседний двор. Какая-то женщина с воплем шарахнулась в сторону, лохматая собачонка размером с трехлитровый термос окатила Андрея визгливым тявканьем. Затылком чувствуя дыхание погони, Ласковин припустил напрямик, по снегу, через голые прутья кустов... и вырвался! На Мастерскую! В тридцати метрах от тех самых ворот. К счастью, ворота были закрыты. Ласковин спокойным шагом добрался до угла, свернул на Союза Печатников и, соскочив на проезжую часть, во весь дух ринулся вперед. Через пять минут он уже заводил машину, а когда доехал до Дворцовой набережной, уже полностью успокоился. И решил, что первая часть акции завершена успешно и без потерь. Даже с приобретением: трофейный пистолет оттягивал карман куртки. Прикинув, что у него минимум час, Ласковин решил съездить домой. Что и сделал. Смыв с себя пот и грязь, оценив и обработав незначительные (ребра оказались целыми) травмы, Ласковин переоделся в чистое, наскоро перекусил и, забрав с собой телефон (зачем облегчать жизнь незваным гостям?), запер дверь только на один замок (ригельный, что попроще) и вышел на улицу, провожаемый бесцветными глазками старушек, несших при свете уличного фонаря добровольную вахту на скамье у подъезда. Сев в свою "Жигуленку", Ласковин по привычке дал движку минуту разогреться, потом отъехал, сделал круг и припарковался напротив, у детского садика. Отсюда с помощью купленного у алкаша на Владимирской бинокля Андрей мог контролировать собственный подъезд, не рискуя попасть на глаза кому не надо. Спустя полчаса он увидел пресловутую "восьмерку" с белыми дверцами. Четверо крепышей выбрались из нее и уверенно двинулись к цели мимо сидящих рядком старушек. В прежние времена кто-нибудь из бабулек непременно поинтересовался бы, куда направляются "сынки". Теперь же вряд ли. Даже бабульки научились отличать бандитов от прочих обывателей. Минут через двадцать двое из четверки вышли обратно, сели в машину и уехали. Вопрос из викторины для младшеклассников: сколько "бойцов" осталось внутри? Ласковин потрогал оттягивающий карман "вальтер". Не подняться ли наверх спросить: понравились ли гостям его видеокассеты? Нет, не стоит. Пальба в собственной, пусть и снятой, квартире – дурной тон. Да и бок разболелся. Разумней было бы сейчас ехать на Петроградскую, забраться в спальник и дать организму заслуженный отдых. Видит Бог, он его заработал. Так Ласковин и поступил.

А вот те, чье осиное гнездо он разворошил, бодрствовали. Хотя большинству из них отдых был необходим. И медицинская помощь тоже.

Вынесенный из разгромленной, выстуженной, провонявшей "слизняком" комнаты Крепленый пробыл в ауте еще минут десять. Очнувшись же, первым делом потребовал стакан водки. Закусив "укрепляющее" мятым помидором, Крепленый воспрял духом, некоторое время наблюдал, как "бойцы" ликвидируют разгром под присмотром рыжего Корвета. Затем поманил пальцем "Сосуна" и ушел в более теплое место. Там уже расположился освобожденный от общественной работы лучший кореш Крепленого Валентин Пеньков, чаще называемый Чиркуном. С помощью пальца Пеньков обследовал собственную ротовую полость, и, судя по его виду, результат обследования был неутешительный: оицки у Ласковина был поставлен как надо. – Ты, – сказал Крепленый "Сосуну", – отвечаешь за этот беспредел! Ты (соответствующий эпитет) ответишь по полной программе! – Почему я? – прохрипел "Сосун". – Пусть Конь отвечает! Это его придурок! Конь (соответствующий эпитет) тоже ответит, внес ясность Крепленый. Не фошке ответит, а пахану. Он же (краткое описание сексуальных пристрастий "Сосуна") придурка найдет и замочит. Хорошо бы выдать Спортсмену по полной, но он, Крепленый, сильно сомневается, что такому, как "Сосун", это удастся. Вкратце так: или он, "Сосун", не позднее чем завтра положит на стол уши придурка, или пусть кладет собственные уши. Все. Пошел вон. – Думаешь, этот киздобол справится? – прервав стоматологические изыскания, спросил Чиркун. – Где хаза его, он знает, – ответил Крепленый. – Поглядим. Если этот и впрямь придурок... – А если нет? Если Конь его унавозил? Крепленый усмехнулся и потер грудь там, где красным по белому отпечаталось твердое ребро подошвы ласковинского ботинка. – На хрен Коню выеживаться? – сказал он. – Гриша пернет – его сдует. Или Спортсмен болен головкой, или за ним кто-то авторитетный. – Кто, "касимовские"? – предположил Пеньков. – Или это комитетские нас щупают? У них сейчас там всякие особые по организованной преступности... – Меньше ящик смотри, – посоветовал Крепленый корешу. – Это у них там, а у нас здесь надо прикинуть, как эту парашу пахану поднести.

ГЛАВА ШЕСТАЯ Ночь Андрей проспал спокойно. Если не считать кошек, устроивших спевку с танцами на просторах избранного Ласковиным чердака. Зато никаких ночных видений. И никаких двуногих гостей. Бок почти не болел, зато обнаружились другие болячки. Мелкие, но многочисленные и неприятные. Вроде ссадин на голенях. Рискуя простудиться (на чердаке было никак не больше пяти градусов, пар изо рта шел), Ласковин разделся донага и обработал синяки и царапины. Одевшись с быстротой первогодка, подбадриваемого ротным, Андрей разогрел на спиртовке воду, бросил растворимого кофе, добавил сахару и наконец смыл сиплый осадок в горле. Темный холодный чердак, запах сырости и пыли... Андрей некоторое время просидел на свернутом спальнике, пытаясь поднять себе настроение. Это было трудно. Может быть, имело смысл снять номер в какой-нибудь третьеразрядной гостинице? Там хотя бы есть душ... Горячий душ! Может быть, он так и сделает... Попозже. Однако время шло, надо было действовать. Оставив машину во дворе, Ласковин позавтракал в кафе на Кировском и на трамвайчике двинул на место вчерашних игрищ. Нет, он не собирался вторично громить "опорный пункт" "тобольцев" – это было бы самоубийством. На сей раз он решил просто понаблюдать и заодно обдумать детали идейки, пришедшей в голову при взгляде на автозаправку. Просто и со вкусом. И не придется входить в непосредственное соприкосновение с противником. Прикинув, какой из домов квартала самый высокий, Ласковин отыскал подъезд с окном, открывавшимся прямо на крышу. Передвигаться по обледеневшей, присыпанной снегом кровле было рискованно, но Андрей рискнул и спустя десять минут уже обозревал сверху замкнутый двор за железными воротами. Первым делом он с помощью бинокля изучил и постарался запомнить стоявшие внутри машины. Их было девять: вчерашний БМВ, два "форда": серая "сьерра" и голубой "скорпио"; черный как ночь джип "чероки", бежевая "девятка", серо-голубой "опель-вектра" и серебристо-белый двухместный "мерседес-родстер" с ободранным крылом. Еще там находились видавший виды грузовичок-форд и импортный микроавтобус. Вездесущей белодверной "восьмерки" не было, зато на пяти машинах Ласковин сумел разглядеть номера (хорошая вещь морской бинокль!) и записал их на всякий случай. Часам к двенадцати большая часть машин разъехалась. Остались только мерс, опель и голубой "форд-сьерра". Это что касается машин. Что касается людей, то вместо вчерашнего одного "вахтера" сегодня дежурили двое, причем вооружены они были автоматами. О прочих обитателях можно было сказать, что они выглядели озабоченными. Начавшийся снегопад вынудил Ласковина покинуть наблюдательный пост. Впрочем, он увидел все, что хотел. В частности, то, что в середине дня изолированный двор практически безлюден, а оба сторожа сидят в стеклянной кабинке. Спустившись, Ласковин пешком, чтобы размяться, прошелся до Театральной площади, где купил в киоске небольшой зонт, а по соседству – букет вялых гвоздик. Оснастившись подобным образом, он вернулся на Мастерскую и пристроился в подворотне напротив. Цветы объясняли, почему молодой человек толчется на одном месте, а зонт при необходимости скрывал лицо. Со временем он придумает более серьезную маскировку, а пока сойдет и это. Около двух начали возвращаться "рейдеры". Теперь ворота открывались не сразу. Сначала из калитки появлялся один из "вахтеров", проверял, кто пожаловал. Да, основательно припугнул их Ласковин. Эх, самое время смотаться из города... на полгодика. Долг он, можно считать, вернул. Дал понять, что наезд на казалось бы беззащитного человека может обернуться оч-чень неприятным образом. Да, пожалуй, в этом они в расчете. Но кто сказал, что Ласковин должен рассчитаться за одного Витьку Гудимова? Нет, это был не просто возврат долга. Это было то, что Зимородинский называл "вызов". Поэтому Андрей не уедет. И он будет бить до тех пор, пока противник не попросит пощады. Или пока не доберется до самого Ласковина, что более вероятно. Но думать об этом не хотелось. Андрей выбросил в урну цветы, сложил зонт, потому что снегопад кончился, и направился к площади Тургенева. Андрей в прямом смысле этого слова наткнулся на него, не дойдя каких-нибудь десяти метров до угла Канонерской и Маклина. И тоже не сразу узнал. Задумался. Лишь через пару секунд он опознал в парне, которого толкнул, Приземистого, Коляна. Наверное, Андрей вспомнил бы машину, но примелькавшаяся уже белая дверца была распахнута навстречу тому, кто подал вчера Ласковину стакан водки. Стакан, чей звон обозначил конец мирной жизни Андрея. Приземистый, нагрузившись грудой черных и зеленых жестянок с пивом, пересекал тротуар прямо перед Ласковиным. И двигался так, словно других людей просто не существует. Ласковин же существовал. И даже не подумал приостановиться, без всякого почтения оттолкнув низенького коренастого парня, "подрезавшего" ему дорогу. Тот от неожиданности выронил половину банок. – Твою мать! – заорал он, глядя, как прыгают в грязи булькающие цилиндры. – Бля, мудак!.. – Тут он поднял глаза на Ласковина и замолчал. А потом выпустил и остальное пиво, чтобы, как маленький танк, ринуться на Андрея. Ласковин рефлекторно ушел в сторону, пропустив Приземистого справа, и так же рефлекторно выбросил ногу. Колян, споткнувшись о его ботинок, плюхнулся в черную слякоть, проехался по тротуару, гоня перед собой омерзительную волну, и с идеальной точностью вошел между ног дородной женщины в белой шубе с огромной сумкой в руке. Тут движение Приземистого завершилось, потому что женщина, ахнув, села ему на спину, а сумка ее, черный монстр на параличных от рождения колесиках, с маху обрушилась на затылок Коляна, вплющив его физиономию в зимний петербургский коктейль$FСлякоть, жидкая грязь, песок, соль и немного собачьего дерьма в качестве специи.>. Андрей был настолько заворожен этим зрелищем, что забыл о тех, кто сидел в машине. Один из них, еще не зная, с кем имеет дело, выскочил наружу и, размахнувшись, без затей влепил Ласковину по уху. Удар отбросил Андрея назад, оглушил и едва не опрокинул на землю. Следующий удар разохотившегося "тобольца" мог бы разом завершить историю Ласковина, но вовремя подкатившаяся бандиту под ноги банка голландского пива испортила великолепный замах, и внушительный кулак впустую продырявил воздух. Ласковин, все еще "плывя", выбросил вперед зонт, угодивший в грудь нападавшего. От сотрясения зонт раскрылся, полностью перекрыв "тобольцу" обзор. Андрей же, немного очухавшись, пнул бандита в колено. Тот взвыл и схватился за пораженное место. Раскрытый зонт помешал Ласковину зафиксировать успех, зато боковым зрением он поймал третьего, заходящего слева. Этот появился на арене с небольшой задержкой не потому, что правила жанра требовали строгого поочередного нападения, а в силу специфики двухдверных автомобилей. С каждой стороны одновременно может выйти только один человек. Поймав третьего, Ласковин выпустил зонт и вогнал правый каблук в пропитанную алкоголем печенку бандита, после чего точным ударом в висок уложил удальца в тот же слякотный коктейль. Оставался еще один бандит, как раз в этот момент выбравшийся из машины. И он, единственный из всей компании, разглядел, с кем имеет честь, до начала боевых действий: то же лицо в том же обрамлении – три бойца, вырубленные за несколько секунд. Четвертый не был героем. Нырнув обратно, он рванул с места, и "восьмерка", взмахнув дверцей, как подраненная птица – крылом, умчалась к заветному гнезду на Мастерской. С глубочайшим удовлетворением Андрей влепил оицки в ухо второго, присоединив его к группе "купающихся". Именно в этот момент кто-то истошно завопил "милиция!", а некий не в меру усердный дедок сделал попытку прихватить Ласковина за локоть. Андрей увернулся, шагнул к дородной даме, все еще восседавшей на приземистом Коляне, как Мурза на ишаке, и, подав руку, помог ей подняться. Потом поднял сумку (надо же, килограммов на двадцать, не меньше!) и протянул хозяйке. – Спасибо, молодой человек! – поблагодарила дама и тут же испустила инфразвуковой вопль, увидев, во что превратилась ее шуба. Продемонстрировав десятку собравшихся зевак, кто есть кто, Андрей поднял зонт, сложил его, стряхнул и, протиснувшись между прыщавым парнем и замотанной в тряпье бабкой, покинул сцену. Зрители не очень огорчились. Им осталась дюжина банок пива, полураздавленный Приземистый и пара его приятелей, художественно раскинувшихся в грязи. Прыгнув в очень кстати подвернувшийся трамвай, Андрей доехал до площади Репина, перебрался через Фонтанку, по пути воткнув зонт в звено чугунной цепи на мосту, и, уже на углу Рижского и Старопетергофского поймав тачку, доехал до "Горьковской". По дороге обдумав случившееся, Андрей решил, что он болван. Но болван удачливый. Оказавшись на Кировском, из первого же закрытого телефона-автомата Андрей позвонил в офис и, слегка изменив голос, попросил к телефону Абрека. – Ласковин, – представился он, когда телохранитель шефа взял трубку. Он проигнорировал то, что телефон может прослушиваться. Кто, кроме бывших диссидентов, думает об этом в России? – Ласковин! Что слышно в Датском королевстве? – Что слышно? Слышно, Андрюха! Хорошо слышно! Петрович с утра скулит в трубку. "Тобольцы" посулили ему крутой разбор, но он отбрехался, жучара! Ты теперь у Коня первый враг, усек? – И хохотнул. – Усек, – сказал Ласковин. – Чего ржешь? – А? Да тут он мне одну бумажку подсунул, еще одну бумажку, улавливаешь? Адреса кое-какие. Звякни мне вечерком после девяти сюда, в контору, потрендим! – Давай сейчас, – сказал Андрей. – У меня радиотелефона нет! – Перебросил трубку к другому уху и зашипел от боли. – Ты что? – насторожился Абрек. – Так, пустое. Давай диктуй. – Нет, Андрюха, извини. Сейчас нельзя, ушей много. Позвони вечером, как сможешь.

– Хрен с тобой! – буркнул Ласковин, убирая записную книжку. – Дал ты им просраться, – произнес Абрек с неопределенной интонацией. – Свидимся – расскажешь? – Когда свидимся? – А вообще... Андрюха, ты, конечно, крутой, но валил бы к финикам! Или в Магадан. Хрен с ними, с адресами. Конь, он хитрожопый, а тебя убьют. Я Гришку знаю. И Крепленого знаю. Братан на него батрачил, пока на зону не попал. Крепленый, он всех подымет, а тебя найдет. А найдет... не дай Бог. Вали, Андрюха, ты же им и так вставил по самый корень! Вали, не думай! – Ладно, – ответил Ласковин. – За совет спасибо. Кончили разговор, Абрек. Вечером позвоню. – Тупой ты, Ласковин, как баран! – сердито сказал телохранитель. И бросил трубку. Андрей пожал плечами: этот человек был похож на водителя, одной ногой нажимающего на тормоза, другой – на газ. Но разве он сам не ощущал в себе подобной раздвоенности? Хотя он, Андрей Ласковин, знал: его собственная двойственность имеет под собой вполне реальные основания. Внутри него вот уже десять с лишним лет обитал другой человек. И только твердое желание самого Ласковина Андрея Александровича, двадцати девяти лет, обладателя диплома о высшем образовании, коричневого пояса каратэ-до, гражданина Российской Федерации и хорошего парня, держать этого, второго, там, глубоко внутри, помогало первому избежать психушки. Но и вопреки этому желанию тот, второй, ухитрялся напоминать о себе ночными кошмарами... или совершенно нелогичными действиями. А может быть, Андрей с такой легкостью бросил на весы свою жизнь еще и потому, что догадывался: рано или поздно тот, второй, выберется наружу?