Текст книги "Варяжская сталь: Герой. Язычник. Княжья Русь"

Автор книги: Александр Мазин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 78 страниц) [доступный отрывок для чтения: 28 страниц]

Глава девятнадцатая
Хортица

Лодьи русов поднимались вверх по Днепру. Шли на парусах, когда был попутный ветер. В иное время стояли на якорях, потому что лодий было много, а гребцов мало. Силы следовало беречь.

От берегов тоже старались держаться подальше. Хотя в одном месте все-таки пришлось высадиться и тащить лодьи на катках. Печенеги вертелись вокруг, но напасть не рискнули. С князем остались почти полторы тысячи гридней. Грозная сила. Обычным разбойничьим отрядам они точно не по зубам. Но если поспеет большая орда…

Орда не поспела. Но русам пришлось попотеть.

От флотилии, с которой Духарев пришел в Булгарию, у него осталось только три корабля. Остальные пришлось продать. В дружине Сергея осталось всего двести семнадцать гридней. Правда, три сотни воев он отправил вместе со Свенельдом. Под водительством Звана. Вместе со своей долей добычи. Хотел послать старшим над конными Стемида, но старый варяг покинуть воеводу категорически отказался. Так же, как и Велим. Что ж, может, оно и к лучшему. У Звана в Вышгороде жена молодая…

Словом, осталось у Духарева по семьдесят пар рук на каждый большой корабль. Для гребли достаточно, а вот на волоке пришлось нелегко.

Но успели. Повезло. Большая часть печенегов оказалась на другом берегу. Переправляться же вплавь на виду у русов степняки не рискнули.

Однако теперь копченые были начеку. Сопровождая флотилию, они шли по обоим берегам.

А впереди было еще одно опасное место – волок перед Хортицей. Если вода будет стоять низко…

* * *

Когда лодьи русов приблизились к острову, стало ясно, что им повезло. Вода стояла достаточно высоко, почти полностью закрывая камни. Одна лишь Ненасыть торчала наружу, вспарывая мутную воду.

Слаженные удары весел уверенно толкали узкие лодьи вверх по реке: мимо порогов, но достаточно далеко от берегов, чтобы обсевшие их печенеги не могли опасно метать стрелы.

Сотник Велим, стоявший справа от Духарева, захохотал и показал печенегам кукиш.

На берегу оказался кто-то достаточно зоркий, чтобы увидеть оскорбительный жест, перенятый русами у болгар. И достаточно глупый, чтобы пустить стрелу. Стрела упала с недолетом метров в пятьдесят. Но выстрел все равно был неплохой.

Неподалеку от острова неподвижно стояли две большие лодки.

«Пардус» Святослава взял вправо, обходя их по широкой дуге. Пройти между лодками было удобнее, но кормчий знал, что там сеть.

С лодок князю что-то прокричали, что – Духарев не расслышал. Но понял, что в святилище Хорса все путем, потому что «Пардус» уверенно двинул к пристани, а княжьи гридни на лодье не потрудились вздеть брони.

«Дошли, – подумал Духарев. – Слава Богу, мы дошли. Теперь все будет хорошо».

Вечером они с князем сидели у костра на высоком берегу и допивали сладкое ромейское вино. Шумели над головами вековые дубы священной рощи. Внизу темнели на светлом песке выволоченные на берег лодьи. Неподалеку от них горели костры. Основной лагерь русов был там, под кручей, поближе к воде. А здесь, наверху – старшие. Князь, воеводы Серегей и Понятко, ближние гридни… Те, кто уцелел.

Отсюда, сверху, был хорошо виден днепровский берег, отделенный от них полукилометровой водной гладью. Там тоже мерцали огни. Множество огней. Не меньше семи тысяч степняков пришли сюда. Впятеро больше, чем русов. Но это было уже не страшно. День-два – и подойдет из Киева подмога. Или Машег со своими поспеет.

– Пока копченые кочуют по Дикому Полю, ромеи всегда будут грозить ими Киеву, – задумчиво произнес Святослав. – Мы должны вышибить из рук кесаря это оружие. Как думаешь, Серегей, года тебе хватит, чтобы угомонить копченых? – спросил он.

– Года? – Духарев прикидывал. – Если взяться вместе с хузарами и уграми – тогда хватит.

С воротолмат и цапон я договорюсь. Хоревой мы под Киевом всыпали крепко, не скоро оправятся… Курэй… – Духарев посмотрел на многочисленные костры по ту сторону воды… Курэя придется бить. Просто так он со своих кочевок не уйдет. А вот остальных можно заставить откочевать. Главное, чтобы ромеи не могли с ними снестись и посулить денег.

– Деньги я им сам дам, – сказал Святослав. – Самых жадных возьмем с собой в новый ромейский поход.

– Ты хочешь опять идти на ромеев? А договор?

– Клятвами я обменялся не с ромеями, а с этим маленьким Цимисхием, – возразил князь. – Сам знаешь: ромейские кесари долго не живут. Пройдет год-другой – и его отравит какий-нибудь евнух.

– На Калокира надеешься? – усомнился Духарев.

– Там и без Калокира есть кому воду мутить. Но Калокир знает, кого купить. И наших там немало. Вот хоть бы брат твой Мышата…

– Он мне больше не брат! – перебил Духарев.

– Помиритесь, – уверенно произнес князь. – Я тебя знаю, воевода. Ты зла не помнишь. Да и Христос ваш учил: прощать.

Сергей промолчал.

– Этой зимой опять на север поедешь, – сказал Святослав. – Его возьмешь, – кивнул на дремлющего Понятку, – Стемида своего. Наберешь там себе дружину новую, втрое больше прежней, и вместе с Машегом и Тотошем очистите Степь.

Дам я тебе за это всю дань, что с хузар мне положена. И еще добавлю. Как разберешься с копчеными, будут под тобой все степные торговые пути. И войско сильное, чтоб их стеречь. Крепости поставим, где надо. Степняков всех примучим или побьем, чтоб такого… – великий князь показал на противоположный берег, – больше не было. Вдоль всего Днепра городки наши поставим, смердов сюда переселим. Будет тут жито расти не хуже, чем в Булгарии. А там, глядишь, и ромеи против кесаря своего забунтуют. Тут мы и поспеем. Булгарию обратно заберем. Потом я во Фракию пойду, а ты для меня Корсунь возьмешь.

Духарев оторвал взгляд от костра – посмотрел на Святослава. Великий князь не шутил. Он верил в то, что сейчас сказал. И все, кто сидел вокруг этого костра, – тоже верили.

«А ведь так всё и будет, – подумал Сергей. – Он многому научился за эти годы. И у него действительно есть всё: деньги, слава, крепкая держава, союзники. Это отец его Игорь вернулся из похода нищим и побитым. А Святослав не разбит. Он временно отступил перед более сильным противником. Но отступил с честью, с оружием, с огромной добычей. И дома его никто не сочтет проигравшим. Да, многие погибли. Но их роды и семьи получат причитающееся мертвым золото. А молодые, те, кто составит будущее русское войско, будут смотреть на живых. Тех, что вернулся с богатством и славой.

И вместо одного убитого под знамя с пардусом придут десять новых воев. А через год-полтора, натасканные ветеранами, „обкатанные“ в степных войнах и лихих набегах, эти новобранцы превратятся в войско еще более грозное, чем то, которое Святослав три года назад повел на булгар.

Прав был погибший Икмор. Пока жив Святослав, княжью русь не победить. Настоящая слава – дороже денег. Вот она, настоящая слава русов: сидит у костра, пьет трофейное вино и знает, что впереди – новые победы и еще большая слава».

– Я хочу, чтобы ромейские Климаты платили дань мне, а не кесарям, – говорил между тем великий князь. – Я возьму с них меньше.

– Все равно они могут и упереться, княже, – заметил Понятко. Он проснулся от бодрого голоса Святослава и решил принять участие в беседе. – Кесарь ромейский далеко и в их дела не лезет, а твоя Тмуторокань – рядышком.

– Согласится, не согласится – кто его спросит! – пренебрежительно сказал князь. – Вот придет к ним воевода Серегей с десятью тысячами гридней – и пусть попробуют поспорить… А то Калокир вернется и обрешит с ними все по-мирному.

– Калокир? – с сомнением произнес Понятко. – Змея он, твой Калокир! Из Преславы сбежал, из Доростола сбежал…

– Из Доростола я его сам отпустил, – сказал великий князь. – Но что змея, это ты прав, воевода. Тем и хорош, что змея! – Святослав усмехнулся. – Я его еще сделаю кесарем ромеев! А тебя – корсуньским наместником. Хочешь?

– Можно, – солидно ответил Понятко.

– А воеводу Серегея – кесарем булгар, – Святослав подмигнул Духареву. – Выкину трусливого Бориску, а тебя на булгарский стол посажу.

– Почему именно булгар? – насторожился Духарев.

– Уж больно ты их любишь. Да и родня у тебя там!

– Не у меня, у Сладиславы, – уточнил Духарев.

– Ну я и говорю – родня! Володимир мой в Новгороде будет княжить, Олег – у древлян, Ярополк – в Киеве. Свенельду я вятичей отдам. Машегу – Итиль, а сам дальше пойду. Будет у меня, Серегей, вотчина от Заката до Восхода, поболее, чем у древних ромеев. Как у Искандария-Александра, о котором твой парс рассказывал. И Самандар я тоже возьму – зря мы его тогда пожгли! Запомни мои слова, воевода: когда мне будет столько лет, сколько тебе нынче, не только кесарь ромейский, но и кесарь запада Оттон станет мне данью кланяться!

Огненные сполохи играли на суровом лице киевского князя. Негромким был его голос, но такая уверенность звучала в нем, что ни Духарев, ни старшие гридни, сидевшие вокруг костра и молча внимавшие беседе князя и воевод, ни на миг не усомнились в том, что так и будет.

Духарев поглядел на дальние печенежские костры. Сторожат, черти, и не ведают, что сочтено их время. Еще год-другой, и уже не нужно будет киевским гостям брать с собой воев, чтобы оборонять волоки. И отступное копченым платить не потребуется. А степь вокруг распашем…

«Булгарский кесарь Серегей…» – попробовал он на зуб свой будущий титул. Звучит неплохо! Кесаревна Сладислава – тоже звучит отменно.

«Верну ее, – твердо решил он. – Воину жена нужна. Настоящая. Такая, как Слада… Или Людомила…»

Вспоминать о погибшей было больно. И еще долго будет больно… Может быть – всегда…

Но – ничего. Еще повоюем. И – чем черт не шутит! – может, попируем когда-нибудь в Хрисотриклине, Золотой Палате, которую с таким восторгом описывал Мышата.

Эх Мыш, Мыш… Что же мне с тобой делать? Может, и вправду простить?

Сергей прикрыл глаза, зевнул. Устал, однако. Тяжелый был путь. Но теперь, слава Богу, худшее позади. Теперь можно и поспать.

– Спать, воевода, – произнес князь, будто прочитав его мысли. А может и прочитал: сколько лет они вместе. – Отдыхай. Время позднее. Дозоры я сам поставлю.

– В три череды, – уточнил Сергей. – Не ровен час – копченые через реку сунутся.

– Не сунутся, – сказал Святослав. – Место здесь наше, святое, Хорсово. Хорс нас от ворогов оборонит. И ночь нынче безлунная. Копченые в такие ночи не воюют: стрелкам целить трудно.

Духарев мог бы возразить: первая его схватка с печенегами, происшедшая много лет назад здесь же, у Хортицы, случилась именно в безлунную ночь. Но подумал, что здесь, на острове, они все равно в безопасности, – и смолчал. Кивнул, отошел от костра, расстелил попонку, седло под голову положил и тут же уснул.

* * *

Страшный рев ударил в уши. Духарев дернулся, открыл глаза.

– Сергей Иваныч, вы что, уснули? – бледный человечек в диковинном шлеме заглядывал в глаза.

– Ты кто? – резко спросил Духарев.

– Я? – Человечек удивился. – Семенцов я! – Голос его звучал как-то странно, прямо в ухе. – Старший лейтенант Семенцов. – Мы нашли его! Будете стрелять?

Духарев потрогал голову. Похоже, на нем был точно такой же нелепый шлем и… как это называется? Ларингофон?

– Стрелять? В кого?

– Как в кого? В волка!

– Какого волка? Где?

– Да вон он, внизу! Взгляните сами!

Духарев не без труда (какой-то он стал тяжелый и неуклюжий) поднялся, ухватился за ручку (человечек старательно придерживал его за пояс), выглянул…

Под ним была пустота. Воздух.

Ниже, саженях в тридцати, стремительно убегала назад степь. А по степи длинными быстрыми прыжками мчался маленький серый волчок.

– Здоровый, зверюга! – радостно сообщил человечек. – Будете стрелять?

– Стрелять?

И тут Духарев всё вспомнил. Ну да, стрелять. Это же охота. Традиционный подарок от местного бабая. Знак дружбы. И благодарность за пятимиллионный откат. Сколько же наварил сам Духарев? Ой много! Он больше года бился с конкурентами за это месторождение. И выиграл, несмотря на то, что против был сам здешний главный бабай. Эх! Завтра – в Москву. А сегодня, напоследок…

– Давай дуру! – гаркнул он, и второй пилот сунул в протянутую руку «калаш».

Духарев выпустил очередь. Пули взбили пыль метрах в десяти перед бегущим зверем. Волк метнулся в сторону. Вертолетчик заложил вираж. Духарев покрепче ухватился за ручку. Выпустил еще одну очередь. Опять мимо. Стрелять одной рукой из «калаша» было неудобно. Надо было «стечкин» взять.

– Пониже! – крикнул Духарев, выпустив еще три короткие очереди.

Грохот последней помешал ему услышать взрыв, отрубивший «хвост» вертолета.

Машину закрутило волчком.

Пилота, державшего Духарева за пояс, бросило в открытый люк. Но он продолжал судорожно цепляться за Сергея. Рывок был так силен, что поручень не выдержал. Одно крепление отлетело, пальцы Духарева соскользнули, он почувствовал, что летит. Потом – страшный удар оземь… И всё.

* * *

– А-а-а!!!

Ночь взорвалась. Воздух визжал от рвущих его стрел. Рядом дико кричали раненые… И пронзительно-яростно визжали степняки.

Духарев падал. Вернее, катился вниз по склону, прочь от костра. Причем в правой руке у него была сабля. Успел схватить. Рефлекс сработал.

Стрелы, выпущенные навесом, вгрызались в землю совсем рядом.

Духарев нырнул за мощный дубовый ствол. Спрятался, скорчился между корней, выжидая.

Костры в лагере русов гасли один за другим. Должно быть, их заливали водой. Горел только костер, у которого спали старшие. Духарев, Святослав… Святослав!

Сергей высунулся из-за ствола. Вокруг костра лежали. Был ли среди них князь?

Проклятье! Как они подобрались? Дозорные прохлопали? Расслабились, дурни! Теперь всё. Конец.

Тут Сергей услышал шорох. Кто-то проворно полз к нему снизу. Раз прячется, значит свой.

– Ты кто? – негромко спросил он.

Шорох прекратился.

– Батька, ты? – осторожно спросили из травы.

– Я, Велим. Давай сюда.

Сотник проворно подполз к Сергею.

Он был в броне. Даже щит на спине висел.

А на Духареве – только кольчуга. Панцирь у костра остался.

Снизу раздавались вопли и визг.

– Что там? – спросил Духарев.

– Копченые с той стороны зашли, – сказал сотник. – Я как раз спускался наших проверить, а тут они. Сразу стрелы кидать начали. А там же берег, не укрыться. Наши к камням бросились, а я наверх, к тебе побежал… А у вашего костра стрел – гуще, чем колосьев в поле. А ты – живой!

Велим умолк, прислушался к тому, что происходило внизу. Нехорошее там происходило.

– Надо вниз, батька! Там наших режут!

Мгновенное колебание… Ускользнуть под покровом темноты, сбросить железо, нырнуть в темную воду… Один раз Сергей уже так спасся…

– Погоди, Велим. У костра бронь моя осталась. Заберу.

Духарев по-пластунски пополз наверх.

Жив ли Святослав?

У костра – не меньше дюжины мертвых тел. Почти всех накрыли во сне. Ближние гридни. Понятко, прошитый сразу семью стрелами… Духарев достал из мешка панцирь. Не вставая, натянул. Только после этого приподнялся – посмотреть, есть ли среди мертвых великий князь…

Князя не разглядел, зато увидел взбирающихся с противоположной стороны копченых.

И не раздумывая, рванул к ним. Резко. Как спринтер на старте.

Троих копченых он срубил в считанные секунды. С десяток степняков с воплями кинулись вниз. Решили, видно, что здесь целая прорва русов. Но остальные немедленно взялись за луки, и Духарев, спасаясь, припустил к дубу, за которым остался Велим. Присел рядом, задумался. Внизу, судя по всему, дело плохо. Печенегов много больше. И русов они застали врасплох. То есть дело не просто плохо, а совсем худо. Никаких шансов. Копченые вырежут всех, и они с Велимом ничего тут не изменят. Просто будет на два трупа больше. Зато, пока копченые лютуют внизу, Сергей с Велимом могут пройти верхом, спуститься туда, где берег чист, дальше – «железо» на щит и – на ту сторону. Там раздобыть коней…

И тут Духарев услышал рог. Боевой рог Святослава. И все «разумные» планы вылетели из его головы.

– За мной! – крикнул он Велиму и очертя голову бросился вниз по крутому склону.

Как он ничего не сломал во время этого сумасшедшего спуска – уму непостижимо. Почти в кромешной темноте, по камням, по корням, по осыпям, он не сбежал – слетел. И сразу угодил в самую резню. Но это была его стихия: драться вслепую, в самой гуще. Сергею было проще, чем печенегам. Он знал: вокруг только враги. А вот копченым было неудобно и тесно. И не разглядеть, кто враг. Они перекрикивались гортанными голосами, чтобы угадывать друг друга… И чтобы Духареву было сподручнее их рубить. Единственное, чего опасался Сергей: задеть поспевающего за ним Велима. Но избежать этого было просто. Не отступать. Двигаться только вперед.

Кто-то напрыгнул на Духарева сзади, вцепился в шлем, заорал истошно: «Рус, рус!» – и ударил ножом в спину. А может и не ножом, чем-то еще, острым… Недостаточно острым, чтобы пробить панцирь.

Духарев не успел его сбросить. Висевший на Сергее степняк дернулся и сам отпал. Похоже, его срубил кто-то из своих.

Металл чиркнул о металл: печенежская сабля проехалась по наплечнику. Сергей кольнул мечом, повернул, выдернул… И снова услышал рог князя. Совсем близко. Сергей завыл по-варяжски, ударил крест-накрест, рванулся вперед… И упал, запутавшись ногами в груде лежащих на земле тел.

Кто-то тут же наступил Духареву на шею… И, взвизгнув, повалился на Сергея, задергался в агонии. Может, не тот, другой. Не важно. Духарев спихнул с себя умирающего и пополз вперед по скользкой от крови «баррикаде» из теплых еще мертвецов. Кто-то с кем-то рубился – так и лязгало… Духареву наступили на руку, на крестец… Сергей извернулся, резнул саблей по сапогу. Слава Богу, судя по воплю, это был не рус, а степняк. В следующий миг в Духарева едва не воткнули меч.

– Я – свой! – чудом увернувшись, закричал он. – Я – Серегей!

Он распрямился – и тут же получил мощнейший удар в спину, не пробивший бронь, но толкнувший Сергея вперед, на… руки своих. Своих!

– Серегей! Живой! – раздался рядом голос Святослава.

– Живой! – с удовольствием подтвердил Духарев. – Велим! Велим! Сюда!

– Иду! – Из мрака возникла фигура, тускло блеснула чешуя панциря… Удар! Отвратительный хруст… Велима развернуло и бросило на Духарева. Сергей подхватил его, не выпуская сабли, шагнул назад. Справа и слева тут же выдвинулись гридни – прикрыли.

– Отпусти меня, воевода, – прохрипел сотник. – Я – целый. По щиту попало.

Оглушительно заревел рог.

Сергей отпустил Велима и занял свое место в строю.

И понял, что их никто не атакует.

Он чувствовал, что печенеги – рядом. Но через барьер мертвецов никто не совался.

И еще он увидел, что небо на востоке чуть-чуть посветлело.

– Князь! – позвал он.

– Я тут, воевода. – Голос Святослава был бодр и тверд.

– Светает, князь.

– Вижу.

– Плохо.

– Знаю.

– Может, попробуем пробиться к лодьям?

– Не выйдет. Мало нас.

Мало? Духарев попытался прикинуть, столько их здесь. Не сумел. Темно. Но раз князь говорит: мало…

– Что же делать будем, княже?

И почти физически почувствовал напряженную тишину, повисшую над отрядом русов после этих слов.

– Стоять, – сказал Святослав. – Стоять крепко. – И добавил, как тогда, в Доростоле, перед решающей битвой:

– Мертвые сраму не имут.

Удивительно, но даже в эту минуту Сергей не пожалел о том, что выбрал бой, а не бегство.

Глава двадцатая
Мертвые сраму не имут

Большой хан Курэй смотрел на горстку уцелевших русов. Их было не больше сотни. Сбившись вместе, как отара испуганных овец, они ждали, когда он, Курэй, решит их судьбу. В утренних сумерках Курэй не мог разглядеть их лиц. Зато он мог видеть сотни мертвых тел, усеявших берег. И многие из них были телами его воинов. Особенно же много убитых степняков – вокруг кучки русов.

Подъехал брат Курэя, младший хан.

– Нашли золото? – отрывисто спросил Курэй.

– Нет, – коротко ответил брат.

– Почему?

– А где его искать?

– А ты спроси! – процедил большой хан.

– Не у кого спросить, старший. Все мертвы. Дорезали их. Не успел я, – младший брат сокрушенно покачал головой. – Вот только эти и остались. – Он показал на ощетинившихся мечами русов. – Что прикажешь, старший? Закидать их стрелами?

– Нет! Дай дорогу! – Курэй проехал мимо младшего брата и направил коня к уцелевшим.

– Я – большой хан Курэй! – крикнул он. – Кто из вас будет говорить?

Одни из телохранителей Курэя держали наготове щиты – прикрыть большого хана от опасности, другие подняли луки – бить того, кто осмелится послать в Курэя стрелу.

Никто в Курэя не выстрелил.

– Говорить буду я!

Русы раздвинулись, пропуская своего вождя вперед.

– Узнаешь меня, Курэй?

– Да, хакан, я тебя узнаю.

Не солгали ромеи. Перед большим ханом стоял хакан Святослав. Он был здесь. И – с малой дружиной. Но где его золото?

– Что скажешь, Курэй? – спокойно спросил Святослав.

Конечно, он не боялся. Великий воин не испытывает страха, когда видит свою смерть. Святослав – великий воин. В степи это известно всем. Но Курэй сейчас для Святослава могущественнее смерти, ведь он может подарить хакану русов жизнь. Святослав не может не думать об этом.

И в этом – его слабость. Сегодня. Но «завтра» у хакана русов не будет. Таких врагов не оставляют в живых. Разве что превратив в друзей. Но хакан Святослав не станет другом Курэя. Он слишком велик для этого. Однако сейчас он слаб. Воины Курэя могут перебить его крохотную дружину раньше, чем взойдет солнце. Святослав не откажется от надежды.

– Отдай мне золото, хакан. А я отдам тебе твою жизнь.

– Моя жизнь, хан, принадлежит Перуну и моей дружине, – ровно произнес Святослав. – Ты можешь попробовать ее взять. Отдать – нет. Она – не твоя.

Курэй кивнул. Святослав – великий воин. Курэю хотелось бы стать его другом. Но этого не будет. Не может волк дружить с пардусом. Но волк может добить пардуса, если тот ранен и слаб. И съесть его сердце и печень. Тогда вся степь будет принадлежать волку.

– Значит, не скажешь, где золото?

– Скажу, – спокойно сказал Святослав.

– Где же оно? – Курэй был очень удивлен и даже немного разочарован. Неужели он переоценил мужество врага?

– Оно уже в Киеве, большой хан, – Лицо киевского князя – маска из грязи и засохшей крови. – Пойди и возьми, коль не боишься. Но учти: твой родич Кайдумат уже приходил. Псы обглодали его кости.

– Хоревой – не родичи мне! – отрезал Курэй. Он не терпел угроз и рассердился. – Прощай, хакан!

Большой хан повернул коня… И тут кто-то из русов бросил в него копье.

Телохранитель хана вскинул навстречу щит. Копье пробило щит и руку печенега, но хана не задело.

В ответ град стрел накрыл русов.

– Не стрелять!!! – закричал Курэй. – Живыми! Живыми брать!!!

Тысяча всадников закружила карусель вокруг поредевшего строя русов. Арканы взлетали и падали, пытаясь выдернуть из строя воинов Святослава…

…Гридни стояли крепко. Если кого и удавалось зацепить, клинок товарища успевал вовремя рассечь волосяной аркан.

Зато то один, то другой зазевавшийся степняк вылетал из седла, катился по жухлой истоптанной траве под ноги русов и, дернувшись, замирал навсегда, приколотый точным ударом копья или клинка.

Казалось, что линия красных русских щитов незыблема.

Но это только казалось.

Русы устали. Вымотались. Сначала – многомесячная осада, потом – тяжелейший поход, и, наконец – ночная сеча вместо долгожданного отдыха. Иные из гридней стояли лишь потому, что их поддерживали плечи соседей.

Духареву было легче, чем другим. Он успел «перехватить» несколько часов сна. Но он тоже устал. В ушах набатом гудел стук собственного сердца. Спину сводило от боли. Рука, державшая чужой щит, онемела. Сергей стоял в первой шеренге. Высокий, больше чем на пядь выше остальных, Духарев чаще других становился мишенью. Движения его были точны и экономны, но каждое требовало напряжения всех сил. А сил осталось чуть-чуть…

Духарев не услышал команды. Просто почувствовал, как окружавшие его гридни подались назад, туда, где громоздились острые каменные обломки и козырьком нависала над берегом десятисаженная круча.

И тут большой хан не выдержал, поднял лук и выпустил первую стрелу. По крутой дуге стрела прошла над головоми печенегов и упала точно в центр русского строя. Пойманная на щит, она никому не причинила вреда. Но вслед за ней на русов обрушились тысячи стрел.

Ответить степнякам было нечем. Колчаны гридней давно опустели. Сбившись еще плотнее, русы укрылись за большими щитами и продолжали отступать. Но теперь путь их был отмечен телами тех, кого достали печенежские стрелы.

Щит Сергея был так истыкан легкими печенежскими стрелами, что стал похож на спину гигантского ежа. Некоторые прошили щит насквозь, но металл умбона они пробить не могли, и левая рука Духарева была в порядке. Насколько может быть в порядке рука, которую не чувствуешь.

Наверное, кто-то там наверху заботился о Сергее, потому что, когда тень берега легла на поредевший строй русов, воевода был еще жив. А может, дело было в том, что справа от воеводы стоял его тысячник Стемид Барсук, а слева – сотник Велим.

И тут печенеги пошли врукопашную. Наверное, решили, что несколько десятков измученных русов – легкая добыча.

А может, Курэй все еще рассчитывал взять их живьем и выпытать, где спрятано золото.

Когда Духарев увидел бегущих на него пеших степняков (между камней верхами не очень повоюешь), он хрипло рассмеялся. Засмеялся, сбросил с шуйцы тяжелый щит, встряхнул рукой, пытаясь вернуть ей боевые качества, глянул направо, поверх головы Стемида, увидел, что Святослав (живой!) тоже отбросил щит и вытянул из ножен второй меч, запрокинул голову и испустил низкий вибрирующий вой:

– Перу-ун!!!

И принял на клинок первого, самого прыткого, печенега.

* * *

Духарев лежал на земле. Нет, не на земле, на чем-то более мягком. Пошевелиться он не мог. Тела не чувствовал. Но, скосив глаза, увидел нелепо вывернутую ногу в камуфляжных штанах. Второй пилот. Духарев упал на него. Еще Духарев видел черный дым.

«Вертолет упал», – сообразил он.

Теплое дыхание коснулось щеки, и Духарев увидел волка. Зверь смотрел на него. Духарев хотел закричать, но голос тоже пропал. Волк сделал еще один шаг и слизнул кровь с лица. Духарев закрыл глаза…

* * *

Всадники Машега и воины киевской дружины вышли к Хортице почти одновременно. Но киявляне пришли на лодьях, поэтому высадились на остров первыми.

И сразу поняли, что опоздали. Живых на Хортице не было. Потом выяснилось: копченые вырезали даже жрецов Хорса.

Чернели выволоченные на сушу лодьи с выброшенным на песок грузом и пробитыми днищами. Берег вокруг них был усеян тысячами мертвых русов и печенегов. Степняки Курэя уходили так поспешно, что бросили тела своих.

– Опоздали! – с яростью выдохнул Ярополк. – Догоним проклятых псов?

Артём покачал головой:

– Позже, мой князь. Давай поищем: может, кто из наших еще живой.

– Князь? – Ярополк вздрогнул, как от удара. – Думаешь, мой отец…

Артём пожал плечами, поглядел на левый берег.

– Смотри, – сказал он. – Хузары.

Ярополк повернулся и увидел, как спускаются к воде всадники и входят в воду серые от пыли кони.

– Это Машег, – сказал он.

Артём наклонился к лежавшему ничком руссу. Перевернул. Панцирь на мертвеце был изрублен, но умер от не от ран, полученных в сече. Его добили. Горло гридня было перерезано от уха до уха.

– Прошлой ночью, – сказал Артём, выпрямившись.

– Что – прошлой ночью? – спросил кто-то из окруживших Артёма и князя дружинников.

– Его убили прошлой ночью.

– Совсем немного опоздали… – пробормотал Ярополк.

– Намного, не намного – какая разница, – буркнул Артём.

– Разница есть.

Это произнес Машег.

Бросив поводья Йонаху, он прошел между расступившимися дружинниками к Ярополку и Артёму.

– Копченые уходили в спешке, – сказал он. – Не успели осквернить тела. И, может быть, не успели добить всех.

В глазах Ярополка вспыхнула надежда.

– Что стоите! – закричал он. – Ищите князя!

Князя нашли не сразу.

Обезглавленный труп опознал Йонах. По сломанному мечу, рукоять которого все еще крепко сжимали мертвые пальцы. И по груде трупов копченых вокруг убитого.

Воеводу Серегея отыскали здесь же. Под варягом Стемидом, убитым ударом в затылок.

Воевода лежал на песке ничком. Из спины торчал обломок печенежской пики. Доспехи, голова, руки Серегея были черными от запекшейся крови. А в правой руке, так же как у его князя, – оружие. Сабля. Только целая.

Верно сказал Машег. В большой спешке уходили печенеги, раз не успели забрать такой замечательный клинок.

Йонах наклонился, осторожно высвободил саблю из судорожно сжатых пальцев.

– Возьми, – печально сказал он, протягивая ее Артёму. – Теперь она твоя.

Но Артём даже не посмотрел клинок. Он смотрел на спекшийся от крови речной песок, на котором распростерлось тело его отца. Йонах увидел, как расширились глаза боярина Артёма. Артём смотрел на руку, из которой Йонах только что вынул саблю. Йонах тоже посмотрел на эту руку и негромко вскрикнул. Потому что увидел, что рука эта медленно-медленно ползет по песку и пальцы ее слабо шевелятся, пытаясь нащупать потерянную рукоять…