Текст книги "Варяжская сталь: Герой. Язычник. Княжья Русь"

Автор книги: Александр Мазин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 78 страниц) [доступный отрывок для чтения: 28 страниц]

– Перуновой, как же! – хмыкнул Рёрех, ехавший справа от Духарева. – Здесь не Перуну нашему, а старым богам кланяются.

– Это каким же?

– Таким. Ты о таких, парень, и не ведаешь.

Велим обиженно поджал губы. Не понравилось ему, что Рёрех его «парнем» назвал. Но приходилось терпеть. Рёрех – это Рёрех. Таких вождей, как он, ныне не встретишь. Ведун к тому же. Глянет косо – и пропал человек. На подворье воеводы его боялись даже больше, чем парса, хотя парс, говорили, огненными бесами помыкает.

– Деревлянский это лес, – сказал Рёрех. – Их князья ране под хузарами были, потом – под уграми. Потом Свенельд их у угров отнял, а уж после Ольге покойной под великое княжение передал. Теперь они под руку младшему Святославовичу отойдут. Так великий князь угорскому князю Такшоню обещал. Мол, что Свенельд когда-то у тебя отнял, я твоему внуку отдам.

Духарев с удивлением глянул на старика. Откуда он знает о тайном уговоре между дьюлой Такшонем и Святославом?

Рёрех его взгляд заметил – и подмигнул. А потом продолжил:

– Только лучше бы не ему эти земли отдать, а Владимиру. Этот – покрепче будет. Дерево ломать – железная рука нужна. Деревляне – старого корня. Богов своих живой кровью поят. Но про то лучше воевода расскажет. Он своими глазами видел.

– Да, это так, – подтвердил Духарев. Но в подробности углубляться не стал. Хотя очень хорошо помнил выложенные камнем и глиной желоба-лабиринты, в которых лежали мертвые тела.

Только не помогли кровавые жертвы деревлянскому племени. Хитрость Ольги и крепость русских клинков оказались сильнее божков-кровососов. Деревлянских жрецов-волохов русы потом старательно ловили по лесам и жгли. Многих переловили. Духарев очень надеялся, что всех. Еще ему очень хотелось бы знать, за каким лешим его дети поперлись в этот лес.

«Подманили их, – сказал вчера Рёрех. – Деревлянские волохи подманили. Ольги-то они боялись. Теперь Ольга померла – осмелеют. Таким, как ты, отмстить захотят».

«Смеешься? – поднял бровь Духарев. – Они нам – мстить? Да одной моей дружины хватит, чтоб все их городки выжечь».

«Городки – ничто. А лес – вот их сила. В лесу ты против них – как цуцик слепой».

«Ну ты сказал, дед!»

«Как есть, так и сказал. Кабы сам князь всей силой взялся, тогда – другое дело. И не потому, что у князя воев больше. Тут не в воях дело. Под князем не только воины. Под ним – бояре, тиуны, старосты, наместники. У каждого – свои людишки: доверенные, послухи… Твои гридни могут хоть месяц по лесам шарить – ничего не найдут. А князь за день отыщет. Потому что ему скажут, где искать».

«А мне, значит, не скажут?» – недовольно спросил Духарев.

«А тебе – нет. За тобой – только гридни твои. А за великим князем – боги».

«За мной тоже Бог!»

«Э-э-э! У вашего ромейского бога в наших лесах силы нет. Это все знают: от старейшин ихних до самого последнего смерда».

«А как же покойная княгиня? Она ведь тоже была христианкой».

«Ольга – другое дело. Ей деревлянские старшие своими богами клялись. Но – только ей. А старшие теперь у деревлян – волохи. Раньше еще князь был, при князе – бояре ихние. Ольга всех убила: и князя, и бояр. Но князь с боярами в городе живут. Их завсегда достать можно. А волохи – в лесах: в схоронках, на капищах. Потому говорю: ты их не отыщешь. Ты – не отыщешь…»

Сергей уловил в словах Рёреха подтекст.

«А кто отыщет?» – спросил он.

«Я. Так что бери с собой полсотни гридней потолковей – и в путь».

«Хватит ли полусотни? – усомнился Духарев. – Сам же только что сказал: всей моей дружины не хватит, чтобы деревлянских волохов отыскать».

«Так мы их искать и не будем, – ответил Рёрех. – За детками твоими следом поедем – они сами нас и найдут».

«Толково, – согласился тогда Духарев. – Вопрос у меня только один: зачем мне к пятидесяти варягам еще один, старый и одноногий?»

«А затем, тупая голова, что без меня и тебя, и дружинников твоих лесовики запутают да и перебьют, как глупых сусликов!» – сердито бросил Рёрех.

«Да ладно тебе, дед! Вятичи небось тоже лесовики, однако ж прижали их, когда понадобилось».

«Вятичи твои – дичь непуганая. Их до Святослава никто по чащобам не искал. А деревляне – дичь сторожкая. Корень у них – древний. Вдобавок волхвовать умеют. Ну всё! Довольно мне перечить! Сказал – поеду, значит – поеду. Чай, детки твои мне – не чужие».

И поехал. И всю дорогу зудел: учил воеводу жизни.

Духарев слушал. С достоинством, но почтительно. Многим был обязан Сергей старому варягу. Собственно, даже не многим – всем.

– О! – воскликнул Велим. – Ручей! Может, батька, здесь на ночлег станем?

– Где я скажу, там и станем! – ворчливо перебил сотника Рёрех. – Ишь, притомился! До ночи еще полпоприща проехать успеем!

И заставил своего коня прибавить шагу. Железный старик.

* * *

– Ну что, спешиваемся? – спросил Йонах Звана. – Темнеет уже.

Здесь, в лесу, хузарин как-то сник. Голос стал неуверенным, взгляд беспокойным. Не нравилось ему здесь. Много бы дал, чтоб не по лесу они шли, а по степному разнотравью.

– Можно, – согласился Зван. – А то нурман наш, не ровен час, помрет.

Хругнир совсем ослаб. Лежал мешком на лошадиной шее. Когда Зван с Йонахом вдвоем кое-как (тяжеленный, однако) сняли его с коня и положили на травку, нурман даже не очнулся. Только застонал.

– Ты помоги ему, Йонаш, – сказал Зван. – А я пока костерок разведу, грибочков поджарю.

– Лучше – тетерку, – возразил Йонах. – До утра протухнет птичка. Если тебе возиться неохота, тогда я сам обработаю.

– Нет уж, братец, ты давай нурмана обрабатывай. От твоей стряпни даже у волка брюхо заболит.

– Ты волка лучше к ночи не вспоминай, – проворчал Йонах. – Стемид говорил: примета дурная.

– Это вы, иудеи, примет боитесь, – высокомерно произнес Зван, отвязывая тетерку от Йонахова седла. – Нам, христианам, на всякие приметы – тьфу!

– Ну-ну, – пробормотал хузарин, осторожно снимая бинты с ноги Хругнира. – Тише, тише, нурман, не дергайся, – сказал он раненому, который в полубеспамятстве попытался отползти в сторону. – Коли сказал, что вылечу твою ногу, значит, буду лечить. А ты не мешай, а то буду тебя врачевать не так, как меня госпожа Сладислава учила, а как батюшка мой советовал.

– А что он советовал? – заинтересовался Зван.

– Дубинку взять да больного по лбу треснуть как следует.

– Не стоит, – серьезно сказал Зван. – Он после твоих отваров и так себя не помнит. А если завтра с дороги собьемся?

– Кто из нас лесной следопыт, ты или я? – поинтересовался Йонах.

– Ну я, – признал Зван.

– А невеста чья?

– Тоже моя.

– Значит, не собьешься, – уверенно заявил Йонах. – Ты шевелись давай. Я жрать хочу.

Коней не стреноживали. Напоили, привязали к деревьям, задали овса. Поужинали всухомятку. Рёрех велел огонь не разводить. С молчаливого согласия воеводы старый варяг принял командование над отрядом. После ужина Рёрех обошел лагерь, осмотрел всё, буквально обнюхал каждый окрестный дубок. Потом позвал Велима, приказал ему, чтоб делил воев по времени не на четыре стражи, как обычно, а на три. Еще распорядился, чтобы дозорные встали двумя кольцами, причем одна половина караульщиков, что во внутреннем кольце, расположилась на земле обычным порядком, а вторая – укрылась бы на деревьях. Более того, Рёрех указал, на каких именно деревьях, и даже, руководствуясь какими-то лишь ему одному понятными признаками, определил, какому гридню сторожить внизу, а какому – наверху.

Духарев не вмешивался. Хотя и допускал, что все эти распоряжения – старческий маразм Рёреха.

Но одно он вынужден был констатировать: близость старого варяга каким-то непонятным образом смягчала гложущую сердце Духарева тревогу. А укладываясь спать, он заметил еще одну странность. Несмотря на близость воды, в этом месте совсем не было комаров…

Йонах проснулся от легкого прикосновения.

– Тш-ш… – чуть слышно произнес Зван.

Йонах сел. Подтянул поближе саблю, потом бесшумно достал лук, наложил стрелку… Темнота вокруг – хоть глаз выколи. Но Йонаху еще семи лет не исполнилось, когда он уже мог, по одному лишь звуку, пригвоздить к земле прошуршавшую крысу.

Шорохов вокруг хватало. Будь они в степи, Йонах сумел бы опознать каждый. В лесу – сложнее. Но отличить человеческие шаги было несложно.

Йонах поднял лук. Тотчас на его плечо легла рука Звана, чуть сжала мышцу, предупреждая: погоди. Но Йонах и так не собирался торопиться. То, как звучали шаги, не говорило об опасности. Напротив, шаг у человека был неровный и неловкий. Человек либо устал, либо ранен…

В трех шагах от Йонаха заворочался и засопел нурман. Потом застонал. Видно, двинул во сне раненой ногой.

Шаги смолкли. Йонах услышал, как тихо-тихо заскользил прочь из ножен меч Звана. Но теперь уже хузарин перехватил руку друга. За мгновение до того, как неизвестный остановился, Йонах уловил характерное шуршание ткани. Йонах осторожно опустил лук на попону и потянул носом воздух…

– Спрячь железо, – прошептал он. – Это женщина. Сейчас я ее возьму.

– Почему ты? – шепотом возмутился Зван, но Йонах уже нырнул во тьму.

Женщина не двигалась, но Йонах отчетливо слышал ее шумное, с присвистом дыхание. Сам он почти не дышал. И подкрадывался с подветренной стороны, чтобы запах его не выдал. Он схватит ее внезапно, как упавший с неба сокол – куропатку. Одинокая женщина в ночном чужом лесу… Это будоражит кровь. Это – как в сказке. Йонах не мог ее видеть, но он уже хотел ее. Он верил, что она молода и красива. Возможно, она вооружена. Но это лишь добавляло азарта. Схватить ее раньше, чем она воспользуется оружием. Схватить, опрокинуть, распластать на земле…

Йонах подобрался совсем близко. Теперь он мог даже различить ее тень в темно-сером просвете между деревьев. Йонах подкрадывался к ней сзади. Он втягивал ее запах расширенными ноздрями. От нее пахло долгим бегом и немножко кровью. И теперь Йонах точно знал, что она молода. Но красива ли?

Женщина его не слышала. Она прислушивалась к оханью и стонам нурмана. Оружия у нее не было. Йонах некоторое время стоял прямо у нее за спиной, вдыхая ее возбуждающий запах, чувствуя тепло разгоряченного тела. Потом шагнул вперед, прихватил ее за шею и правую руку, подсек и уронил на землю. Женщина забилась и захрипела: сдавленное горло не позволило закричать.

– Тише, тише… – зашептал ей в ухо Йонах.

Он мог бы ее ударить, оглушить, а потом без помех овладеть ею, беспамятной, но это было бы скучно.

Кроме того, Йонах не хотел ее обижать. Он еще не видел ее лица, но на ощупь она ему очень нравилась. Давно он не испытывал такого сильного желания. Если она вдобавок окажется еще и красива, Йонах, быть может, даже возьмет ее в наложницы. Точно, как в сказке. Поймать в ночном лесу красавицу…

Йонах выпустил ее руку – всё равно прижатая к земле, она ничего не могла сделать, только беспомощно елозила по земле коленями, – и рукой полез под задравшийся подол. Женщина мгновенно перестала сучить ногами, попыталась свести колени, но, конечно, у нее ничего не получилось, и ладонь Йонаха проникла между ее ляжек. Женщина перестала сопротивляться, обмякла. Йонах испугался, что придушил ее слишком сильно, ослабил захват… И его добыча тут же воспользовалась этим, чтобы испустить жалобный тонкий вопль. Только один, потому что Йонах снова сдавил ее горло. Но этот единственный крик всё изменил.

Мускулистые руки ухватили Йонаха за пояс, оторвали от женщины и отшвырнули в сторону.

Молодой хузарин покатился по земле, ударился головой о ствол дерева (к счастью, не сильно), по-кошачьи зашипел от ярости, вскочил на ноги – уже с саблей в руке – и бросился на врага.

– Йонаш! Стой, дурной!

Голос Звана «перехватил» занесенный клинок лучше, чем любой щит.

Значит, это Зван сдернул его с девки.

За такое Йонах любому снес был голову, не раздумывая.

Но Зван – друг, он – свой. И никогда не поступил бы так лишь потому, что захотел овладеть женщиной первым.

Хузарин выругался по-своему и бросил саблю в ножны:

– Ну?!

Зван наклонился, помог женщине подняться. Два силуэта слились в один.

– Йонаш, это же Любушка…

Лицо Йонаха побледнело, губы затряслись… К счастью, было темно и этого никто не увидел.

Если бы кто-то посмел так поступить с Данкой, как Йонах – с невестой Звана, он бы… он бы…

Хузарин медленно опустился на колени, склонил голову и произнес глухо:

– Прости меня, брат…

– Йонаш! Встань! – Зван отпустил девушку, ухватил Йонаха за плечи, почти силой заставил подняться. – Нет твоей вины! Нет! Ты же не знал! Любушка! Мы ведь прощаем его, да?

– Д-да… – слегка заикаясь, проговорила девушка. Ёе трясло. Она еще не оправилась от пережитого.

Много позже, после того как Любушку напоили горячим вином (плюнув на осторожность, друзья развели костер) и накормили, в объятьях Звана девушка наконец осознала всю невероятность того, что с ней произошло, и то, что она оказалась в безопасности (а что может быть безопаснее объятий любимого человека, который к тому же – опытный воин, опоясанный гридень самого воеводы Серегея), и немножко расслабилась.

Зван не стал ее огорчать сообщением о смерти отца, о том, кто убил боярина Шишку, и что боярин едва не убил его самого. Успеется. Зато он сказал, что великий князь разрешил ему взять Любушку в жены. А это значит, что так и будет, ведь никто не посмеет противиться воле Святослава.

– Не посмеет, – согласилась Любушка, подразумевая под «никто» своего отца. И не зная, что на землях, подданных Киеву, есть кое-кто сильнее, смелее и опаснее покойного боярина Шишки. И эти «кое-кто» плевать хотели на волю великого князя Святослава…

На них напали под утро, когда ранние сумерки смешивают нарождающийся свет с ночными тенями.

Это было время стражи Йонаха, но Зван сказал ему: «Отдыхай», потому что сам спать не собирался… Но когда пригревшаяся Любушка заснула, Зван тоже задремал…

Лесовики пришли на дым. А может – по следу беглянки. Это было не так уж важно. Важнее то, что их было много и беспечность Йонаха и Звана (раненый Хругнир – не в счет: от раны и лекарств, которыми его потчевал Йонах, он был как во сне) дала им возможность напасть внезапно.

Зван не успел ничего. Его и Любушку накрыли одной сетью, прижали рогатками к земле – как зверя – и принялись охаживать дубинами. Зван даже и сопротивляться не мог, потому что прикрывал Любушку.

С Йонахом получилось не так гладко. На него, спящего, тоже накинули сеть. Но он проснулся от первого легкого прикосновения, схватился за саблю, рассек сеть, но освободиться до конца не успел. Сеть дернули, запутав хузарину ноги и свалив на землю. Но когда на Йонаха налетели с дубинами, он и лежа ухитрился посечь троих лесовиков и еще одного зарезать насмерть засапожным ножом уже после того, как саблю выбили у него из рук.

Но врагов было слишком много. Йонаха задавили массой, основательно избили, связали как зверя, подвесив к шесту за связанные руки и ноги. Звану позволили идти самостоятельно. Только руки связали и на шею надели ременную петлю. Так же поступили и с Любушкой. Нурмана, который не только не мог идти, но даже в себя не пришел, погрузили на волокушу, которую привязали к его лошади.

А вот коней Звана и Йонаха лесовикам удержать не удалось. Едва их отвязали, Зван завыл по-особому, кони вырвались и ускакали. Звану за это, понятно, всыпали, но зато кони не достались врагам.

Зван тащился следом за лесовиками, сплевывал кровь и думал о том, что их ждет. Поразмыслив, он решил: то, что неходячего нурмана не прирезали, а взяли с собой, – хороший признак. Возможно, остальным тоже сохранят жизнь. Значит, можно будет договориться. Выкуп дать или еще как-нибудь…

Гридень не знал, что с точки зрения деревлянских жрецов физическое состояние жертвы не имеет значения. Живая – и ладно.

Когда Йонаха наконец сняли и уложили наземь, рук и ног он уже не чувствовал. Зато чуть позже, когда ослабили ремни, хузарин вцепился зубами в железный ворот кольчуги – чтоб не заорать от боли.

Двое лесовиков, которых оставили присматривать за ним, злорадно ухмылялись. Они с удовольствием зарезали бы пленника, покалечившего их родичей, но – придется потерпеть. Недолго. Когда солнце коснется края земли, свирепый чужак отправится за Кромку, чтобы служить пращурам деревлянского племени. А чтобы чужак забыл, какого он рода, и дух его служил верно, в рот его положат деревлянскую землю, вместо глаз вставят угли, взятые из вечного огня, на руки наложат древние знаки Верности и Повиновения, а сердце проткнут ветвью Священного Древа. И тогда там, за Кромкой, этот совсем молодой, но уже грозный воин станет разить врагов деревлянского племени.

И всё равно деревлянам было приятно поглядеть, как он мучается.

Глава пятнадцатая
Деревлянский волох

Узловатые руки деревлянского волоха покрывали синие и черные узоры древних знаков. По этим знакам любой другой служитель богов мог легко определить его ранг. Очень высокий ранг. Выше – лишь князь и сами боги. А поскольку князя у деревлян сейчас нет, то – одни боги. Но если богов как следует попросить – они дадут деревлянам князя. Сильного князя, который вернет древнему народу отнятое захватчиками.

Однако боги ничего не делают даром. Пять дней назад, в видении, волох говорил с их посланцем. Посланец назвал цену. Восемнадцать должны уйти за Кромку, чтобы оттуда пришел Великий Дух.

Восемнадцать – это немного. Когда волох еще не был волохом, а всего лишь юным служкой при капище, за Кромку отправляли десятки душ. Но то были простые души обычных пленников, или тех, кому выпал Жребий, или тех, кого присылал князь. А сейчас боги потребовали необычную жертву. Всего восемнадцать, зато все они должны быть могучими воинами.

Среди деревлян таких почти не осталось, а те, немногие, нужны самим деревлянам. Поэтому Круг старейшин решил: жертвами должны быть русы. Правда, не все старейшины были единодушны. Сначала многие говорили, что ссориться с русами не стоит. Что это очень опасно.

Но тут очень кстати пришла весть о смерти княгини Ольги, и все поняли: это Знак от богов. Боги освободили деревлян от клятвы верности Киеву. И в тот же день побежали по деревлянским тропам вестники, скликая народ и объявляя ему волю старейшин.

И уже на следующий день к старшему волоху повели пленных, мужчин и женщин (ведь у русов и женщины могут быть воинами – покойная княгиня тому порукой). К сожалению, лишь немногие оказались подходящими, потому охота продолжалась. И вот наконец сегодня на капище доставили последнего, восемнадцатого. Правда, один из пленников вызывал сомнение, поэтому старшего волоха попросили на него взглянуть.

– Он не помрет? – с сомнением спросил один из младших волохов, глядя на Хругнира.

Старший волох покачал головой. Он видел: над пребывавшим в беспамятстве мерцала зеленоватая дымка. Смерть уже отступила от нурмана. И даже раненая нога его не была тронута гнилью. Останься воин среди живых, и через недолгое время он снова смог бы взяться за меч и рубить врагов.

Нет, нурман не умрет раньше назначенного. Но всё же что-то в незримом облике раненого не нравилось старшему волоху. Что-то такое было в нем, побуждающее в волохе желание оставить нурмана в покое и держаться от него подальше. Волох знал: на подобные вещи следует обращать внимание, потому что таким образом боги могут подсказывать своим жрецам, как избежать злого будущего. Но этот нурман был самым безопасным из всех пленных. Наверное, этому человеку покровительствует сильный дух из Иного мира, подумал старший волох и глянул по-особому, стараясь разглядеть этого духа-покровителя… Не разглядел. Значит, дух этот не настолько силен, чтобы показаться. И, следовательно, о нем можно забыть.

– Всё, – сказал волох. – Этот – последний. Пошлите вестников, пусть сообщат народу: божья охота закончена.

– Еще одна добрая весть, – сказал младший волох. – Девку, которую упустили охотники из рода Бебунгаса, поймали охотники из рода Филина. А нурманы, которые были с ней, говорят: она – дочь самого боярина Шишки. Отец наверняка заплатит за нее большой выкуп.

– Деньги – пустое. Она – девственница? – строго спросил старший волох.

– Я думаю – да.

– А ты не думай, ты скажи: да или нет! – внезапно рассердился старший волох. Но тут унял свой гнев. – Ладно, это подождет. До осеннего праздника еще довольно времени. Позже я сам ее проверю. А сейчас иди и распорядись, чтоб вестники отправились немедленно. И пусть поторопятся. Божья охота закончена. Кровь нашего народа не должна литься зря.

Но деревляне, которые этим утром подобрались к лагерю русов, об окончании охоты, естественно, не знали. Иначе ни за что бы не рискнули напасть на такой большой отряд. Конечно, самих лесовиков было значительно больше – три рода собрались вместе. Но даже и таким числом лесовики все равно не осмелились бы напасть, не будь с ними волоха.

– Не бойтесь, – сказал волох. – Я отведу им глаза.

Волох немножко наврал. Он действительно умел отводить глаза (об этом знали), только эта волшба укрывала его одного.

Но у волоха не было другого выхода. Даже если придется перебить большую часть русов, оставшихся в живых, раненых и подбитых, всё равно хватит для жертвоприношения. Конечно, лесовиков погибнет намного больше, но ведь они умрут, выполняя волю богов, а значит, смерть их достойна и необходима. Однако простому человеку очень трудно перебороть себя и напасть на того, кто с рождения внушает ему почтительный трепет. Волох солгал. Но эта ложь – во благо. Боги простят…