Текст книги "Без права на жизнь"

Автор книги: Александр Голодный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Хоо, Сеант.

А я занялся электродом. Отколол сварочный состав, отбил и заострил конец. Выглядит грозно. Насадить на ручку и сделать большое шило? Нет, против дубинки или ножа не пляшет. А по-другому? Загибаем тупой хвост под прямым углом, срезаем остатки крепления метлы с ручки (сумка, кстати, почти высохла, дойдет на картоне), просверливаем электродом сквозное отверстие. Вставляем загнутый тупой конец, закрепляем скотчем. Прямо штык на дуле трехлинейки. Получился нормальный дротик.

– Солдат, закрой рот – муха залетит. А поскольку муха – это мясо, ужин я съем сам.

Братишка смеется. Кстати, об ужине: пора выдвигаться к витаминчикам. Почему не к офисным залежам? Потому что там мы уже душевно поработали, еды мало, а Кента планирую поразить имеющимся исправным калькулятором. Настольные часы хорошо было бы захомячить, а наручные я еще не разбирал. Прячем высохшую одежду в мешок, дротик между листов стенки шалаша, берем цапалку, шпатель, перчатки, свежевыстиранную сумку и идем за ужином.

Возвращаясь с пакетом и сумкой продуктов домой, мы уже предвкушали приятнейшую помывку и вкусный ужин в чистом, но…

– Где нычка, дохлятина? Мля, урою урода!

Я, скрючившись, валяюсь на мусоре, стараясь втянуть хоть глоток воздуха. Мощный тычок в солнечное сплетение и удар дубинкой по почкам вышибли все здоровье. Выброшенная из шалаша постель, раскиданный картон, разъяренный бандюк (тот самый, от соседнего с Боровом столика). Короче, сцена: «Приплыли».

– Где Борову добро нычите, твари? А ну, баклань, дохлятина, урою в натуре!

Вошедший в раж урод пинает упавшего Солдата ногами. Бешеная ненависть подбрасывает меня, как пружина. Рывок к шалашу, ручка дротика сама ложится в руки. Разворот назад.

– Хэк!

Отточенное в прошлой жизни «штыком коли», возврат на исходную. Хруст ломающегося пластика. Выронив дубинку из опускающейся руки, бандит неуклюже валится на спину. Обжигающая посмертная волна. К небу торчит криво стриженная рыжеватая бороденка и обломок рукоятки, упирающийся в грудь. Точно в сердце, до упора. Мастерство не пропьешь.

– Солдат, братишка, как ты?

Осматриваю лицо, голову, проверяю руки, тело.

– Где болит, братишка?

А он молчит и смотрит на покойника остановившимися глазами. Черт, может быть второй! Подхватив цапалку, резко взбегаю на строительную кучу. Осматриваюсь. Никого. Назад.

– Солдат, как ты?

– Номано, Сеант.

Нормально. Еще раз, уже спокойнее, осматриваю друга. Он молодец, успел свернуться клубком, только ссадины на руках да чуть содрана кожа на скуле. Мажу противовоспалительной мазью. Так, а что делать с трупом? Электрод вынимать не буду – пока он в ране, кровь почти не течет. Оттаскиваем тело к куче, закладываем мешками. Начнет смеркаться – поволочем в карьер, назад я Солдата доведу.

Как ни странно, нервы в порядок пришли довольно быстро. Сложили на место постель, подобрали картон. Шалаш здорово накренился – бандюк постарался, но начинать ремонт сейчас не с руки. Надо поесть.

М-да, не прошло и часа, как заколол человека, а сейчас сижу и наяриваю подбродивший кефир с подсохшей выпечкой. Хотя, какого, к хренам, человека? Урода бандитского. Солдат не отстает, тоже успокоился, повеселел. Вешаем остатки в пакете на завтрак. Чем заняться? Что-то не упирается идти назад по темноте: прошлого раза хватит за глаза. Присыпать урода опять же надо, чтобы точно не нашли. Полезу-ка на кучу, осмотрюсь.

Вот ангары. Народ сползается к дальнему, к ночлежке. Сортировка шуршит далеко в стороне. На пищевой помойке отдельные копошащиеся фигуры. Вот дорога к карьеру. Всматриваюсь. Пустая. Точно, до самых развалин ничего движущегося. А как лучше к ней пройти? Решение приходит сразу. Спускаюсь, откидываю мешки, снимаю с трупа кроссовки, вонючие носки, обгаженные штаны. Тьфу, урод трусы не носил. Ветровка от спортивного костюма, майку оставляем. Вещи, дубинку в пакет, выбросим по дороге. Крови натекло немного, собираем с мусором в тот же пакет. Чисто.

– Солдат, снимай рубашку, надевай эту рвань.

Переодеваюсь сам, хватаем труп за ноги, тащим. Между куч никого не встретили. Выхожу на дорогу, осматриваюсь. Норма. Тянем.

Бандюк увесистый, пробившее его насквозь жало цепляет мусор, но мы шагаем, как заведенные. Не так уж и далеко оказался карьер: уже накатывало тяжелой трупной вонью, когда остановились передохнуть. Пора вытаскивать электрод, кровь уже наверняка свернулась. Жало сидит мертво. Рука соскальзывает с обломков трубки, труп от рывков елозит, не давая дернуть как следует.

– Солдат, подержи гада, не могу вытащить.

– Бог в помощь, работнички!

Одновременно мучительно пытаюсь выдернуть жало и разворачиваюсь на голос. Рука ослабевает, адреналин уходит. Это Кэп. С ним Хот и два знакомых парня.

– Смотрю, Сержант, ты дорвался, во вкус вошел: законников валить. Знакомая рожа, Хот?

– Это Лупень, из бригады Лома. Гнида редкостная. Был.

– Где второй покойник, герой Реджистанса?

– Кончай стебаться, Кэп. Один он был.

– Один? Ты не путаешь? Им по одному ходить по закону запрещено.

– Точно один, я проверил. Он нычку нашу для Борова хотел найти.

– Вижу, что нашел. Как дело было?

– Он Солдата ногами пинать начал. Я защитил. Вот, вытащить не могу.

– Пауэр, глянь, что там?

Здоровый парень подошел, склонился над трупом.

– Где вы нас увидели, Кэп?

– Коробку бетонную по дороге видел? Вот там мы и были по делам. Глядим: законники волокут отмучившегося. Ближе – а это наши кандидаты. Интересно мне стало, кого это вы приговорили.

– Кэп, насчет кандидатов… Если что, Солдата к себе возьми, пожалуйста.

Братишка дернулся ко мне, схватил за руку.

– Если что, так вас обоих забьют. Но, судя по тишине… Где его вещи?

– Вот. Там и мусор с кровью, и дубинка. У нашего шалаша я прибрал.

– Разумно. Умный ты парень, даже слишком. Хот, займись.

– Майку еще надо. Как там, Пауэр?

Сняв остатки пластика и скотча, здоровяк примерился, придавил труп коленом, мощно рванул. С мерзким хрустом электрод вышел из тела. Вытерев железку о футболку бандита, Кэп с уважением посмотрел на острое жало.

– Серьезная вещь. Как ты так ударил, что насквозь пробил?

– Ручка была еще от метлы. Отверстие насквозь, уголок вставляется, закрепляется липкой лентой.

– Лихо. Сам придумал?

– Сам.

– Добро. Хот, действуй, а вы, парни, тащите дальше в карьер – прятать будем.

Вымытые, в чистом белье, мы лежали в шалаше и шепотом обсуждали ситуацию. Приятный запах крема для рук и лосьона отбивал все еще навязчиво ощущаемый невыносимый смрад карьера.

Убитый бандюк стал для Кэпа последним доводом взять нас в команду. А мой рассказ о возможности попасть в шныри воодушевил командира сверх всякой меры. Главное: пережить завтрашний день активных поисков Лупеня, и сейчас мы с Солдатом повторяли детальную легенду. Что и когда делали, куда ходили, кого видели. Нет, голова у напарника точно стала работать намного лучше: практически все запомнил.

Утром проснулись перед восходом солнца от холода. Накренившаяся постройка продувалась насквозь, тепло не задерживалось. Оделись, размялись, позавтракали (кофейку бы горячего!) и только потом на солнышке умылись.

Пригибаясь, залез на строительную кучу. Ага, вот и поисковые группы. Двойки и тройки бандюков резво расходятся от ангара. Спускаюсь, думаю. Надо делать что-то естественное, не вызывающее подозрений. Идти за едой? Нет, там искать будут серьезнее всего, зачем попадать под раздачу? Взгляд задерживается на шалаше. Ну, конечно! Через десять минут любой подозрительный бандюк увидит самую мирную картину: два работника старательно строят себе жилище.

Форму шалаша решил оставить неизменной. Но в качестве несущих конструкций использовать пластиковые коробчатые балки, внутренность зашить картоном, снаружи – листами пластика, а поверх еще и полиэтиленом. В качестве крепежного средства использовать шпагат и скотч. Поначалу прислушиваясь к каждому звуку, мы с Солдатом в итоге разошлись, разогрелись и стали ваять от души. Получилось отлично. Я как раз пристраивал кусок толстого полиэтилена в качестве дверного полога, когда от куч раздался знакомый голос:

– Позырь, Рыба, мля, как путевые дохляки себе логово лепят. Пучком, зомбачок, толково выходит.

Оборачиваюсь, почти без усилия улыбаюсь:

– Здоровья, законник Боров! И вам здоровья, законник.

– Не кашлять, Зомбак. Вечером, ночью шухера никакого не слышал?

– Нет, законник. Поужинали, легли спать. Ночью холодно было, вот с утра решили шалаш переделать.

– Никуда не ходили, никого чужого не видели? Законник не встречался?

– Вчера ходили за едой после обеда (указываю рукой направление), там как обычно. Законников точно не было.

Солдат внимательно слушает, утвердительно кивает головой.

– А что случилось, если не секрет?

– Да, мля, Лупень пропал, типа вечером поздно или ночью (оп-па!). Поперся один, дебил конченый, хер знает куда, теперь Кент на измене, всех не занятых искать заслал. Я масть пробил, решил, в натуре, к тебе завалиться, тут пошарить. Ты, Зомбак, места знаешь, проведешь. Поканали, позырим.

– А смысл, законник Боров, ноги бить? Давай на кучу залезем, да и осмотрим все сверху.

– На эту? На нее хер залезешь, уделаешься только весь.

– С той стороны хороший путь есть. За материалом для шалаша спокойно лазили. А сверху все отлично видно.

– Не гонишь? Давай, показывай.

Стоя на куче рядом со мной, Рыба цепко осматривает местность немного выкаченными, круглыми (точное прозвище) глазами.

– Ну, что там, кореш?

– Путем все видно, Боров. Не гнал твой дохляк. Вон, наши шарятся. О, слышь, Косой с Кожаном, в натуре, косят. Сидят, в кости гоняют. Думают, типа сныкались.

– Хер на них, пусть у Лома башка болит. Наши как?

– Да вроде все шарятся, ищут.

– Путем, слазь, не хер светиться. Вокруг нормально обсмотрел?

– Отвечаю. Только за две кучи проканать, позырить.

Мы слезли.

– Зомбак, веди. Да смотри, чтобы в дерьмо не вляпались. Жрете много, валите небось кругом конкретно? Гы-гы.

– Нет, законник, валим мы только там (показываю рукой). А здесь кучи разбираем насчет чего-нибудь в хозяйство.

Осмотр занял совсем немного времени, возвращаемся к шалашу.

– Как-то ты, зомбачок, хреновато живешь: законнику и присесть негде.

– Как негде? Сейчас сделаем.

Листы картона, наши тюфяки:

– Присаживайтесь, законники.

– О, путем. А еще чем законника порадуешь?

Со значением кошусь на Рыбу.

– Не ссы, зомбачок, Рыба путевый кореш, подо мной ходит.

– Тогда есть чем.

Слазив за мешки, достаю пакет. Боров берет выстиранную черную майку, расправляет, смотрит.

– Мля, потрафил, в натуре. Ну-ка…

– Боров, в натуре, круто!

Подаю зеркальце. Довольный благодетель разглядывает отражение, достает и надевает солнцезащитные очки. Рыба демонстрирует восхищение. Так, усиливаем эффект.

– Есть еще одна вещь.

Из пакета появляется ремень.

– Мля!

– Тут застежка не работала, я починил.

– Мля, нулячий, в натуре. Как я, Рыба?

– В натуре, крутизна нереальная.

Довольный законник хлопает меня по плечу:

– Ну, жучила хитрый, колись, что еще снычил?

Достаю калькулятор.

– А, видал такие. Ничего вещь, но не в цене.

– Он работает, я отремонтировал.

– Гонишь!

Нажимаю кнопки, показываю.

– Точно чинил?

– Могу открыть, показать, что заменил.

– Давай. Сейчас к Кенту иду, если в настроении будет, еще за тебя перетру.

Боров кладет калькулятор в пакет, с удовольствием поправляет обновы. В расстегнутой ветровке с засученными рукавами, темных очках, черной майке с кабаньей мордой, он действительно бандюк бандюком. Большая пряжка широкого ремня удачно дополняет образ.

Даже привыкший к законнику Солдат смотрит с опаской, Рыба с явной завистью.

– Что, и не покурите на дорожку, законники?

Похоже, у Борова нет слов. Молча забирает пачку, заглядывает в нее, одобрительно кивает. Закуривают. Рыбу окончательно добивает кабанья морда на зажигалке. Да, продемонстрировать понты наш благодетель умеет.

– Вот, кореш, ситуация. Ищем конкретного урода, хоть он и законник, но мудила конченый. А нормального человека не могу корешем назвать, потому что не по закону.

– Точняк, по делу базаришь, Боров. Это же на Зомбаке ты крайний раз поднялся?

– Ха! Я на нем три раза поднимался. Забивал, что вежливый, что сортировку выдюжит и что Шило завалит. Мля, сейчас еще раз забьюсь – с Ломом. Он мне в контры против тебя, зомбачок, но обломится. Будешь шнырем, я сказал.

– Благодарю, законник Боров. Буду должен.

– Не ссы, если ты тех, то сочтешься, да еще и поднимешься. Лады, Рыба, канаем назад.

Бандюки аккуратно загасили окурки и ушли.

– Все номано, Сеант?

– Да, Солдат, похоже, все нормально. Если меня поведут к Кенту, сразу иди к ребятам Кэпа в ангар. Запомнил, братишка?

– Я хоо апонил, Сеант.

– Молодец. А сейчас пойдем шалаш доделаем да опробуем, что получилось.

Получилось отлично. Солнышко нагрело так, что внутри стало жарко и душновато. Приоткрыв полиэтиленовый занавес входа, завалились на тюфяки. Напарник задремал, я обдумываю тактику поведения на неизбежной встрече с Кентом. О, обеденный колокол!

– Зомбак!

Боров перехватывает нас еще на подходе к ангару. Да, эффектно выглядит и распоряжается своими с грозным видом. Похоже, ему докладывают вернувшиеся с поисков. Подходим.

– Все, Зомбак, канаем к Кенту, потом пожрешь.

– Я понял, законник Боров.

Просительно указываю глазами на Солдата. Боров вникает на лету:

– Корень, берешь этого дохляка, канаешь к раздаче, пусть Черп нальет ему жрачки на двоих, потом отводишь в барак. Где Кэп кантуется, знаешь? Отдашь парня им. Врубился? Канай.

Успокоительно киваю братишке, расходимся. Боров по дороге инструктирует:

– Короче, прием в шныри – это типа правки. Пасть сам не разевай, отвечай, когда спросят, думай, не борзей. Фуфло будет гнать Лом, ты стой на своем твердо. И говори только правду: Кент дотошный, умный, памятливый, его хрен наколешь. Понял?

– Да, законник.

– Лады, я, если что, и на себя взять могу.

У Кента оказался настоящий рабочий кабинет в пятом ангаре. Классическая приемная с лавкой, журнальным столиком и стульями. Крепкий, выбритый охранник у дверей. Боров ткнул пальцем:

– Сиди, жди.

Благодетель зашел в кабинет. Я успел увидеть только небольшой тамбур (ничего себе), двустворчатые пластиковые «под дерево» двери закрылись на пружинах. Осторожно оглядываюсь. М-да, цивилизация: навесной потолок, две лампы дневного света, аккуратно окрашенные стены, небольшое деревце в кадке в углу. Охранник в чистых, но неглаженых брюках и рубашке. На ногах приличные летние туфли.

Уже заскучал и подумывал, можно ли полистать журналы, когда Боров выглянул и махнул рукой.

Да, кабинет роскошный. Два стола буквой «Т», застекленный шкаф с папками, во главе Кент в бежевом костюме и шейном платке, справа бандюк, который командовал на сортировке (точно, Лом), слева присаживается Боров. На столе письменный прибор, моя папка, калькулятор. Кент внимательно меня рассматривает, Лом косится с явной неприязнью. Боров с серьезным лицом украдкой подмигивает.

– Ближе подойди.

Делаю два шага.

– Ты хорошо понимаешь, зачем тебя сюда привели?

– Да, сэр Кент.

– От моего решения зависит вся твоя дальнейшая судьба. Ты можешь зажить по-человечески, а можешь сегодня же оказаться в карьере. Поэтому отвечай только правду. Ты понял?

– Да, сэр Кент, я все понял.

– Законник Боров сказал, что эти вещи ты отремонтировал сам. Это правда?

– Да, сэр Кент.

– Чем ты ремонтировал?

– У меня в шалаше, сэр Кент, есть инструменты. Шалаш – это место, где я живу, инструменты спрятаны рядом.

– Гонит (это Лом).

– Где ты взял инструменты?

– Что-то нашел, что-то сделал сам, сэр Кент.

Холеная рука ложится на папку.

– Это тоже отремонтировал ты?

– Да, сэр Кент. На папке слетела застежка молнии. Я разогнул и снял стопор, вправил молнию. Мой друг отполировал папку тряпочкой с кремом.

– Каким?

– Для рук, сэр Кент, другого не было.

– В натуре, гонит.

Боров выкладывает на стол зажигалку.

– А это – гонит?

Очки.

– Гонит?

Встает, трещит застежкой ремня:

– Нехилый гон получается, а, Лом?

Кент рассматривает очки.

– Как ремонтировал?

– На очках была сломана дужка, сэр Кент, и выпадало стекло. Оправу аккуратно выправил, стекло перестало выпадать, вывинтил винт крепления дужки, поставил целую дужку от других очков.

Боров одобрительно кивает. Продолжаю:

– В зажигалке, сэр Кент, сточился кремень, согнулась пружина. Я взял детали от другой, заменил. В ремне испортилась возвратная пружина. Разобрал застежку, поставил похожую пружину от авторучки, отшлифовал кнопку, собрал. Так же отполировали ремень кремом. В калькуляторе был неисправен аккумулятор, я сумел найти рабочий, заменил.

– Ты сейчас назвал несколько специальных слов. Откуда их знаешь?

– Я не могу сказать, сэр Кент. Знаю, но откуда – не помню.

– А как ремонтировать, откуда знаешь?

– Не помню, сэр Кент. Вижу сломанную вещь, понимаю, как она устроена и как ее ремонтировать. Само в голове всплывает.

– Да гонит он, Кент. Помню, не помню. Фуфло.

– Ты так думаешь, Лом? Зомбак, руки покажи.

Протягиваю руки, поворачиваю.

– Ничего не видишь?

– А хули там видеть? Грабли, как грабли.

– Они чистые, Лом. И ногти подстрижены. На лицо его посмотри.

– Ну, рожа.

– Он выбрит. Чем одеколонился, Зомбак?

– Лосьон «Олд мэн», сэр Кент.

– А еще он причесан. Расческа где?

Достаю, показываю расческу.

– Хорошо. Когда стирал майку и рубашку?

– Вчера, сэр Кент.

Допрос прерывает стук в дверь и появление еще одного законника. По-моему, Вялый.

– Нашли, сэр Кент.

На стол ложится ветровка Лупеня и его дубинка. Сердце дает сбой.

– В нычке у крыс на продуктовой нарыли. Барахло Лупеня в кровянке в куче зарыли, уроды опущенные. Там и место есть, где его кончали – мусор перерыт, с кровью.

– Как нашли?

– У крыс один покоцанный, тряпками замотан (оп-па! По-моему, я знаю, кто под раздачу попал). Парни начали шмонать реально и нашли.

– Что крысы говорят?

– А что базарить? Отмазывались, ну парни их и забили.

– Нахера?! Как узнать теперь: кто такие, почему Лупень один поперся?

– Да че там узнавать… Они из наших бывших, из опущеных. Лупень их знал, да и мы тоже.

– Та-а-ак. Под кем ходили?

Вялый виновато смотрит на Лома.

– Ясно. Выйди пока, Вялый, подожди за дверью.

Помявшись, бандюк добавляет:

– Нычки у них богатые были. Бухла много, курево. У нас пока сложено.

– Не зря братва базарила, что Лупень нычки дохляков шерстит. А один шмонал, чтобы не делиться.

– Помолчи, Боров. Вялый, выйди.

Жесткий, отдающий ледяным холодом, властный взгляд Кента упирается в Лома.

– Косяк на тебе, старшина. Твой бык, ты за него отвечаешь.

– Кент, да че…

– Я так сказал, и по закону так. Все, решено.

Взгляды возвращаются ко мне. Кент звенит колокольчиком, заглядывает охранник.

– Нюхач пришел?

– Да, сэр.

– Пусть заходит.

– У него вещи в мешках.

– С вещами.

– Да, сэр Кент.

Входит смутно знакомый законник, бандюки вносят… Да, попал. Это наши вещи.

– Твое, Зомбак?

– Мое и моего кореша.

– Рассказывай, Нюхач.

– Занычено, сэр Кент, было толково. Место хорошее, халупа у него сделана, в натуре, по уму, теплая, чистая, внутри матрацы из мешков с рваниной, подушки, даже, типа, простыни. Мешок шмотья стираного, чашки, тарелки, добра разного богато.

Рассказывая, бандюк раскрывает и показывает содержимое пакетов.

– Бухло, курево?

Боров. Голос не очень довольный.

– Этого нет, старшина. От бухла нет и бутылок, свежих окурков всего два видели.

– А, это я с Рыбой утром курил (голос подобрел у благодетеля).

– Что, Нюхач, интересного, необычного?

– Вот, сэр Кент. Братва аж охренела.

На стол ставятся часы. Рядом раскладывается инструмент, цапалка, пакет с раскуроченными калькуляторами.

– Реально не простые дохляки там живут, сэр Кент.

Кент внимательно рассматривает часы, сборку солнечных батарей, жмет кнопки. Поднимает глаза на меня.

– Чем ремонтировал?

Показываю на шпатель, самодельную отвертку, шило из гвоздя, черный от нагрева гвоздь.

– Паял вот этим, грел зажигалками, сэр Кент.

– Для кого делал?

– Законнику Борову в благодарность за защиту.

Выдерживаю пронизывающий взгляд Кента.

– А это что?

– Называю «цапалкой», сэр Кент. Удобно мусор разгребать и мешки выдергивать.

Внимательно прислушивающийся Нюхач не выдерживает:

– Ты что, тех?!

Кент отвечает за меня с металлом в голосе:

– Нюхач, иди. Да, если там ждет Черп, пусть заходит.

Лом пользуется паузой:

– Мля, да гон все это. Он не может быть техом.

Деликатный стук. Приоткрывается дверь:

– Вы позволите, сэр Кент?

– Входи, Черп. Что ты можешь рассказать про этого стертого?

– Сэр Кент, вы знаете, что я стремлюсь отслеживать научную печать, в частности, по психологии…

– Покороче, Черп, у нас много дел.

– В общем, сэр Кент, в интервью профессора Эриха Штейна полгода назад регулярно звучали слова о возможности записи в сознание одного человека навыков и умений других людей. Потом писали, что профессор приехал в медико-биологические лаборатории наших Северо-Восточных колоний. К сожалению, журналы по психологии больше мне не попадались.

– Твой вывод, Черп?

– Я полагаю, сэр Кент, что он не просто стертый, а записанный. Этим объясняется его прогресс восстановления как личности и некоторые несовместимые со стиранием умения, про которые вы вчера говорили, сэр Кент.

– Вот такие, например?

Черп внимательно посмотрел на часы, уважительно кивнул.

– Да, Черп, ты можешь объяснить, где стертый брал воду на стирку?

Дядька покаянно опускает голову.

– Понятно. Поэтому, наверное, сидра и не нашли. Черп, свободен и скажи Плотнику, что к вам вселяется новенький.

– Ха!

Довольно ухмыляющийся Боров хлопает ладонью по столу. Лом подскакивает на стуле и злобно рычит:

– Мля, гон конченый, фуфло голимое! Гонит стертый, в натуре.

– Он? Он не гонит, Лом. Он стоит и молчит. Или ты хочешь сказать, что гоню я?

Действие, близкое к ведру ледяной воды. Страшный Лом снова почти паинька:

– Не, Кент, я…

– Порожняк прогнал и косяк упорол, гы-гы.

– Боров!

– Да, сэр Кент?

– Ты опять забивался?

– Чисто по закону, имею право.

– Я с тобой потом разберусь.

Кент смотрит на меня и внушительно говорит:

– С этого момента ты – шнырь. Шныри работают за страх и за совесть. Ходить будешь под… под Боровом. Что хочешь у меня попросить?

– Сэр Кент, благодарю вас. Позвольте перевести моего друга на сортировку в бригаду законника Борова.

– Хм-м. Почему?

– Он выходил меня, помогал на сортировке, делился едой. Я хотел бы, чтобы мы ходили под одним законником, сэр Кент.

– Хорошо. Боров, отправишь на сортировку.

– Да, сэр Кент.

– Шнырь, собирай вещи, Боров тебя отведет на новое место. Часы остаются у меня. Всё, все свободны!