Текст книги "Последний паром"

Автор книги: Александр Геронян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

     Мы психанули с девчонками, идем  к проректору жаловаться. Тот вместе с нами возвращается в аудиторию, спрашивает, кто приходил и что за безобразие творится в стенах этого вуза?! А педагог прикидывается ягненком, мол, никто не приходил, ничего не было, пусть спокойно садятся и сдают… Проректор за дверь, а экзаменатор начинает  нас валить по-черному. В итоге мы втроем, естественно, экзамен не сдали. Но жаловаться уже смысла не было…

     1990 год мы встретили в ужасном настроении. Тут не до новогодних праздников. Тревога росла с каждым днем. Ситуация в Баку просто вышла из-под контроля.  Начиная с 13 января, по городу прокатилась волна погромов. На улицу армянам страшно было выходить. Все отсиживались по домам, а при первой возможности уезжали. Но как выехать из города?  Поезда, отправляющиеся из Баку,  мальчишки забрасывали камнями, в аэропорт не доехать, по дороге останавливали, грабили. Творился полный беспредел…

     Свекровь предупредили, что все вокруг знают, что у нее невестка армянка, и это ей даром не пройдет. Отыграются на ней с превеликим удовольствием за ее острый язык…

     Выхода нет, нужно срочно уезжать… К 16 января остается единственный способ бежать из Баку – паром. Но и на него невозможно  попасть… И все-таки нам  с мужем и ребенком чудом удается добраться до   морвокзала. Мы надеялись, что сможем   хоть на чем-то перебраться на тот берег Каспия и попасть в Туркмению, где в Ашхабаде жила мамина родная сестра…

     На пристани яблоку негде упасть, народу больше, чем на первомайской демонстрации в старые добрые времена…Все орут, дети плачут. Царит полный хаос. Бедные солдатики, присланные в Баку для «сдерживания конфликта», выстроились в длинную шеренгу без конца и края, спиной к морю, сплошной стеной, выставив перед собой щиты…

     К пирсу причаливает какое-то суденышко, как я потом узнала, на нем обычно перевозили нефтяников на вахту на Нефтяные Камни… И тут началась страшная давка…

     В толпе мы сталкиваемся с одним из своих друзей-коллег по Военпроекту, где мы с мужем вместе работали. Саша с женой Лилей когда-то  были свидетелями на нашей свадьбе. У него мама была русская, отец – армянин. Жена у светловолосого Саши  такая же белокурая молоканка. Несмотря на это, их дерматиновую дверь в Арменикенде (район Баку – прим. автора) порезали на куски, а на стене в блоке написали углем: «Убирайся, ермяни!». 

     Саша предлагает мне помощь, так как в одной руке у меня  Максимка (в неполные 9 месяцев он уже был тяжеленным для меня, дюймовочки), а в другой  – сумка-термос с кашей для ребенка, пакет с документами и бутылка марочного коньяка (до сих пор гадаю, зачем свекровь ее туда засунула). У мужа в каждой руке  по сумке  с детскими вещами. Больше ничего мы взять не успели, да и не унесли бы на себе… 

     Я отдаю Саше сумку, и в этот момент мы видим, как щиты солдатиков передо мной расходятся в разные стороны и один из них кричит мне: «Быстро проходи, быстро!!!». Я проскакиваю в эту щель, щиты захлопываются, и вновь открываются уже в другом месте этой длинной цепочки из железных касок… Муж остается по ту сторону оцепления… У Саши моя сумка с документами, но его я в толпе уже не вижу. У меня паника,  подбегаю к «своему» солдатику и умоляю его пропустить мужа. Хватаю его за плечо, чтобы он увидел ребенка. Объясняю, что я одна никак не справлюсь. Солдат отодвигается на несколько сантиметров в сторону, муж успевает буквально просочиться в эту щель, которая вновь замуровывается телами военных. 

     Теперь можно подниматься на судно. Надеюсь, что Саша с Лилей и с нашими документами тоже пройдут сквозь кордон. Узенький деревянный трап, длинный и без поручней… С него можно  свалиться в море от любого толчка беженцев, которые видят в этом суденышке свое единственное спасение и берут его приступом! Трап качается под ногами и скрипит, словно жалуясь, что вот-вот не выдержит и просто переломится пополам…

     Не знаю, каким чудом мы успели подняться наверх, но через какое-то время случилось страшное. Трап все-таки переломился, и люди стали падать  в воду – старики, дети, взрослые… Все кричат, плачут… Началась жуткая паника. А команда смуглолицых матросов пальцем не пошевелила, чтоб спасти несчастных. Они стояли на палубе и посмеивались, потом просто растворились. А люди барахтались в холодной воде, с пирса им протягивали руки,  канаты, веревки, старались, в первую очередь, спасти  детей. В тот день утонуло трое – два старика и одна девочка…

     Меня оттеснили от борта вглубь судна, и я еще долго прижимала к себе ребенка, облокотившись на какую-то стенку и уставившись в одну точку… Не знаю, сколько времени прошло, но постепенно народ стал заполнять помещение, как в кинотеатре «Шафаг», последнем временном пристанище бакинских армян. В просторном  салоне стояли пластиковые кресла в несколько рядов, посередине проход. Все эти кресла были привинчены к полу, половина из них была сломана  –  торчали острые обломки жесткого пластика, о которые сразу же порезались два мальчика. Взрослые растеряны, дети плачут… Но потом, когда судно уже отошло от берега на приличное расстояние,  как-то все стало успокаиваться. Стихли громкие крики. Народ начал устраиваться на своих местах. Укутывали пледами и какими-то тряпками детей, укладывали их спать.

     Мужчины  собираются «на перекур»: знакомятся, откуда-то появляются бутылки со  спиртным. И вот уже вокруг одноногих железных столиков, привинченных к полу,  начинается оживленная беседа…

     – Нас сейчас вывезут в открытое море и утопят! – мрачно пророчествует старик в фетровой шляпе.

     – Да нет, не может такого быть! – категорически не соглашается бородатый мужчина.

     – Я тоже так думаю. Подсудное все-таки дело, – поддерживает его толстяк в очках.

     – Подсудное? Какой суд в этой стране! Здесь полное беззаконие. Сегодня армян выгнали, завтра русских погонят, послезавтра евреев… – не успокаивается старик в шляпе.

     После очередной бутылки компания все же приходит к единому мнению: нет, нас не утопят, потому что команда состоит из азербайджанцев, а слинять  с корабля на резиновых лодках  армяне  им не позволят, и не таких ломали!

     Я наблюдаю за этой фантасмагорической мужской дискуссией со своего места. Малыш мирно спит рядом. Укачало его, моего сынулю… Муж  тем временем помогает пожилой женщине с  ребенком-инвалидом. Ее пропустили, а  супруг, как наши Саша и Лиля, не смог пройти через оцепление.

     Наступает время ночного кормления, а у меня ни каши, ни соски, ни бутылочки. Но, видимо, в тот день мой ангел-хранитель не оставлял меня ни на минуту. Я просто пошла… «по рядам». У одной мамочки разжилась сухой смесью, другая дала соску, порожнюю бутылку водки подобрала под одноногим столиком. Оставалось найти кипяток… Тут уж подключился муж, пошел к команде, вспомнив, что знает азербайджанский язык почти  в совершенстве. Но кипятка так не получил. Потому что жена армянка. Вот если бы он отрекся и пообещал бросить меня и вернуться в Баку, жениться на азербайджанке, тогда моряки дали бы ему кипятка... А так – извини.

     Вынуждена набирать теплую воду из какого-то ржавого крана, расположенного так низко над раковиной, что ладонь еле влезет, не то что порожняя бутылка. Вот так ладонью я и «нацедила» воду, насыпала смесь – все на глаз, взболтала, надела соску и… У соски дырка оказалась, как для рисовой каши. Как же ребенка молоком кормить? Он же захлебнется! У меня от отчаяния просто опускаются руки… В ту ночь мой сынок научился пить из бутылки без соски. Прошел боевое крещение, так сказать. Это его новое умение впоследствии не раз выручало во время нашей кочевой жизни еще несколько месяцев.

     Наконец,  кошмарная январская  ночь подошла к концу, а с ней закончился этот жуткий рейс по зимнему Каспию. Под утро началась болтанка, а с ней и паника, обмороки –  морская болезнь массово поразила   большинство пассажиров… 

     Но вот  и Красноводск. Мы выходим на пристань. Я поражаюсь огромному количеству встречающих – милиция, «скорая помощь», представители горисполкома,  местное телевидение… И все спрашивают: ну как вы добрались? вам что-то нужно? вас не обижали в дороге?

     Ясное дело, никто из беженцев не ожидал такого теплого приема. По всей пристани и в здании местного морвокзала  организованы места для отдыха, бесплатное питание, комнаты матери и ребенка. Тут же стали составлять какие-то списки. Почти всех сразу разместили, накормили, детям организовали игровую комнату. Сердобольные местные жители приносили продукты, вещи.

     Все проявляют такое сочувствие и заботу, что нам становится неловко. Благодарим жителей этого славного туркменского города. Я впервые сталкиваюсь с таким участием посторонних людей в моей судьбе, приятно удивлена. Впервые появляется чувство защищенности, которое исчезло за последние два месяца в Баку. Молодые милиционеры говорят нам, что недавно они вот так же провожали – в обратную сторону –  турок-месхетинцев, которых изгнали из Узбекистана…

     Приходят какие-то люди и  предлагают бесплатно  перелет в Армению или поездку на поезде до Москвы. Многие тут же воспользовались этими предложениями. А мы не можем никуда двинуться, так как  наши документы остались в Баку у Саши, и где он, что с ним –  мы не знаем…

     Через «сарафанное радио» приходит информация, что кроме как морем из Баку никто никак не выберется. И нам остается только ждать у моря погоды в прямом и переносном смысле, надеясь, что Саша приедет сам и привезет нашу сумку.

     Мы дождались его на четвертый день, 20 января, последним паромом. И был он не только с женой Лилей, но и со своим отцом. За эти дни перед моими глазами прошло почти все армянское население Баку, остававшееся в городе… На берег сходили мои соседи, учителя, одноклассники, просто знакомые и незнакомые люди, которые разделили нашу скорбную судьбу. С  каждым следующим рейсом  внешний вид изгнанных из Баку был все плачевней… Создавалось впечатление (которое потом подтвердилось), что людей просто вытаскивали из дома в чем были и грузили на паром. Некоторым повезло, и они сами добирались до морвокзала. Других  сначала грузили в автобусы, привозили в кинотеатр «Шафаг», где обирали до нитки. У несчастных отнимали деньги и драгоценности, а потом запихивали обратно в автобусы, которые потом загоняли на паром…  На этих людей нельзя было смотреть без слез!

     Среди прибывших одним из рейсов паромной переправы я узнала дядю Акопа, бессменного хозяина знаменитой будки, где продавалась вкусная газированная вода и куда  захаживали люди с разных уголков города, и его жену, тетю Варю. Они оба были в домашних тапочках, на нем – домашние брюки, рубашка и жакет, а на ней – байковый халат, который был покрыт серым пуховым платком. И все. Ни теплой одежды, ни вещей. Они шли, прижавшись друг к дружке, шаркающей походкой, медленно переставляя ноги, опустив глаза в землю. А я смотрела на них и плакала. Они должны были пройти мимо оцепления из милиционеров, и только после этого я смогла кинуться к ним навстречу, взять под руку тетю Варю и отвести их в сторону комнаты матери  и ребенка. Так как я там находилась уже пару дней и успела познакомиться со всеми служащими, то проблем  с их размещением именно в этой комнате, самой удобной и теплой, не возникло.

     Стариков  согрели, накормили, напоили чаем. Но сами они вели себя отрешенно, не ориентируясь в окружающей действительности. Куда их привезли, зачем привезли? Они так и смотрели отстраненно, не замечая никого. Даже не разговаривали друг с другом, но и не расцепляли рук.  С трудом мне удалось их разговорить, когда они немного отошли от шока. Выяснилось, что у них есть родственники в Армении, что документы у них с собой – дядя Акоп трясущимися руками долго пытался достать их паспорта из нагрудного кармана рубашки. Я нашла тех, кто занимался отправкой людей в Ереван, и проводила их до автобуса. Они поднимались по ступенькам, все так же не расцепляя рук, и мне показалось, что они до конца так и не осознавали, что произошло и что  с ними будет дальше. Они просто смирились с чем-то неизбежным.

     К сожалению, больше о судьбе дяди Акопа и тети Вари я ничего не слышала. Знаю только, что они благополучно добрались до Армении, их там видели наши бакинцы. А у меня перед глазами так и стоит картина, как эти пожилые люди идут от трапа ко мне навстречу, ничего не видя вокруг, с опущенными головами и под ручку…

     Наконец, все то же «сарафанное радио» разнесло весть, что должен подойти последний паром из Баку. Мы все столпились у пирса, пока нас не вывели за ограждения. Порядок там соблюдался железный. Нам хоть и вежливо, но твердо указывали, куда идти нельзя ни при каких обстоятельствах. 

     Саша, весельчак и балагур в обычной жизни, не изменил себе и в этих трагических обстоятельствах. Увидев меня, он заорал прямо с трапа  на всю округу:

     – Ахчи, Карина, хорошо, что ты здесь! Я что, с твоим термосом всю жизнь на пароходе кататься должен?!

     О том, что там были еще и документы, он, по его словам, узнал случайно, когда полез за коньяком:

     – За коньяк не беспокойся, мы с отцом его выпили, очень вкусный был! За это получи обратно свою сумку! Кстати, ты в курсе, что там ваши документы?!

     Объяснять Саше, что только ради этих документов мы его тут дожидаемся уже четвертый день, я попросила мужа. А сама  первым делом пошла отмывать термос от прокисшей каши.  Пора было Максимку кормить…

     В этот же день мы все вместе приняли решение ехать поездом до Москвы, а там видно будет. Но так как поезд шел через Ашхабад, мы с мужем решили выйти, чтобы заехать к моей тете, привести себя и ребенка в порядок, передохнуть недельку, связаться с моей мамой и решить, что нам дальше делать. Так и поступили.

Через много лет я нашла Сашу. Они с Лилей и родителями благополучно живут в Великом Новгороде. Мы до сих пор общаемся и вспоминаем, как Саша продешевил, вернув мне документы всего лишь  за бутылку коньяка…

 

2016 г.

 

Белый лебедь на пруду

 

     Саше Вартаняну

 

     Мой старинный друг живет в Монреале. Филолог-полиглот, большая умница, владеет дюжиной языков, но английский – основной, кормилец. Преподавал его некоторое время в европейских университетах. Однако в Канаде своих профессоров избыток. Вот и приходится моему другу подрабатывать телефонным переводчиком.

     В Северной Америке все еще хватает приезжих, плохо знающих английский. А тут, представьте,  звонок из серьезного учреждения – банка, страховой компании, больницы или полиции, откуда звонят по серьезным вопросам. И эмигрант должен четко понимать, что от него хотят.  Переводчик нужен позарез и срочно…

     – И как наши  ведут разговор? –  интересуюсь у друга.

     – По-разному. В основном благодарят, я же помогаю им. Но попадаются и маргиналы. Говорят на повышенных тонах, перебивают, грубят, на мат переходят… И совсем плохо, когда мой телефонный собеседник пьян. Рассказать один недавний случай?

     – Давай…

     Звонит диспетчер, соединяет с Лондоном. Полицейский на линии.

     – Добрый день, сэр!

     – Добрый день.

     –  В супермаркете задержали одного «русского». Хотел украсть бутылку дорогого виски. Скажите ему, что он арестован за попытку совершения кражи. Передаю ему трубку.

     – ОК! Здравствуйте, – обращается уже по-русски переводчик.

     – Ты кто? – в трубке звучит хриплый и слегка помятый голос мужчины неопределенного возраста. Контраст с четким и невозмутимым голосом британского бобби очевиден.

     – Я переводчик.

     – И чо?

     – Говорят, что вы выпили и захотели украсть бутылку спиртного.

     – А пошли они на хер!

     Ну все, переводить пьяного человека – дело не только неблагодарное, но и пустое.

     – Понимаете, они вас обвиняют в краже, могут посадить.

     – Я сам могу посадить кого угодно! Пугать меня собрался… А ты кто?

     – Переводчик.

     – Откуда я знаю, что ты переводчик?! Может, ты шпион, информацию обо мне собираешь.

     – Послушайте, у вас могут быть большие проблемы.

     – Не парься, парень, – задержанный за океаном в супермаркете внезарно расслабился. –  Давай лучше споем… Вот эту, мою любимую… «Ах, белый лебедь на пруду…»

     Трубку берет полицейский:

     – Вы сказали, почему он задержан?

     – Сказал.

     – А что он ответил?

     – Мне кажется, сэр, он не совсем понимает что происходит. Он… не сильно трезв.

     – Мне показалось, что он поет.

     – Нет, сэр, вам показалось…

     – Узнайте, сэр, как его зовут и не нужен ли ему адвокат.

     Мой друг перевел.

     – Как зовут… Как зовут… Не помню, братан. Убей не помню. Я не придуриваюсь, зуб даю.

     – Адвокат вам понадобится?

     – Какой адвокат! Я свои права знаю. Я себя сам защитить смогу.

     Перевел.

     – Вы ему скажите, он точно отказывается от защиты? А может, пригласить представителя посольства? Из какой страны вообще  этот «русский»?

     Перевел.

     – Какое посольство, что он несет, мент поганый!

      Даже у выдержанного лондонского полисмена, видимо, терпение лопнуло. Пьяного бедолагу увезли.

     «Ах, белый лебедь на пруду…»

 

2016 г.

 

Попутчик

 

   

     Наш видавший виды микроавтобус «Форд» напоминал маршрутку,  арендованную переселенцами. На крыше громоздились перевязанные чемоданы, сумки, тюки постельного белья и обмотанные скотчем баулы, а салон был заполнен женщинами и детьми. В горах детишек стало подташнивать, и водителю время от времени приходилось останавливать автобус.

     Я в одиночестве расположился на заднем сиденье. В Горисе в салон вошел новый пассажир, который устроился рядом со мной.

     – Русский? – кивнул он мне.

     – Наполовину. А что?

     – Нет, ничего. На местного просто не похож. Метис, значит…

     Надо сказать, сам он тоже на здешнего жителя мало походил. Худой, с ввалившимися щеками, небритый, слегка за 60, а может, и больше. На его голове была забавная бейсболка, из-под которой торчали длинные волосы. Клетчатая рубашка была заправлена в джинсы. Этакий вечный юноша.

     – Пить будешь? – он протянул мне банку пива, единственный предмет, который был при нем.

     Отказываться как-то неудобно, к тому же в автобусе было жарко. Он потянул за кольцо «Туборга». Банка с шипением открылась.

     – На, пей.

     – Спасибо.

     Я сделал пару глотков и спросил:

     – А почему ты без вещей?

     – А зачем мне вещи? Я тут рядом живу, в Лачине. Сейчас по-нашему Бердзор называется.

     Узнав, что мы земляки («Ара, я так сразу понял, что бакинец! Мамой клянусь!»), и не скрывая своего возникшего сразу расположения ко мне, Сашик, так звали моего нового знакомца, принялся обстоятельно излагать свою биографию.

У него оказалось пять официальных жен. Хотел спросить, зачем он каждый раз расписывался, но передумал. Сашик серьезно относился к институту семьи и никаких гражданских браков не признавал. Ну а не везло, разводился – так с кем не бывает!

     Три жены разных национальностей – русская, горская еврейка и лезгинка – остались у него после «событий» в Баку. Четвертый брак он зарегистрировал в Ереване, уже после того, как вынужден был бежать из родного города. В столице Армении снова что-то не заладилось с семейной жизнью. И вот судьба забросила Сашика после двух столиц некогда братских, а ныне враждующих республик, в маленький городишко, в котором прежде обитали в основном курды.

     Лачинский перевал был узким коридором, еще не так давно – «дорогой жизни», соединявшей Армению с Нагорным Карабахом. Во время войны здесь шли упорные бои. Курды покинули свои дома, потом, впрочем, стали туда возвращаться, зная, что армяне к ним относятся благосклонно. Особенно к езидам, их христианским соплеменникам.

     Из рассказа Сашика я понял, что жизнь в Бердзоре тихая и провинциальная. К восьми вечера городок засыпает, одни собаки лают на улицах. Не разрушенные войной дома заселили сразу. Потом появились хозяева и пострадавших от артобстрелов жилищ. Армяне народ мастеровой, быстро восстановили город, благо совсем небольшой. Почти каждый бердзорец обзавелся спутниковой тарелкой.

     – Этот Иран… Ты не представляешь, что за чушь они показывают! Целый день мулла лекции читает по телику. Кому это надо! Помнишь, как раньше было? Персы при шахе с Америкой дружили, с Европой дружили... Весь Баку слушал по радио Тегеран, рок-музыку крутили. А сейчас один аман-аман (восточная музыка – прим. автора) крутят, – Сашик улыбнулся своим беззубым ртом.

     – А ты, тезка, где в Баку жил?

     Сашик начал рассказывать про свой двор на Монтино, как они, монтинские пацаны, «за чувихами ухаживали и чушек гоняли».

     – А теперь, видишь, что случилось. Чушки нам пинок под зад дали. Это, мамой клянусь, они нам так отомстили. Ведь ты сам знаешь, как мы над чушками издевались. В Баку на их языке вообще никто не хотел говорить, все по-русски. Даже городские ребята-азербайджанцы своих чушек не любили. А сейчас там одно чушкарье живет. Засрали наш Баку!

     – А что ты в Горисе сейчас делал?

     – К теще ездил. Ей 92 года, Арусяк, жена моя, просит, езжай к маме, посмотри, как она. Как будто я сам не знаю, что надо к маме поехать! Старая совсем теща.

     Мужчина ответственный и серьезный, Сашик совершал эти поездки из Бердзора в Горис и обратно с завидной регулярностью, буквально через день. Долгожительница-теща находилась под присмотром внуков, с которыми жила. Но разве на эту молодежь можно положиться! В любой момент она могла представиться. И надо застать момент, пока труп не остыл. Иначе сгорбленную от тяжелой жизни и прожитых лет старушку невозможно будет в гроб положить.

     – Нет, я тебе дело говорю, не улыбайся! У моего кавора (крестный – прим. автора) сестра так умерла. Скрючилась, в гроб ее не могли уложить. Пришлось кости бедной мертвой женщины ломать… Я тогда слово дал Арусяк, что буду ездить туда постоянно, пока не похороним ее мать. Труп не должен остыть, запомни!

     Мой попутчик умолк, задумавшись о чем-то о своем.

 

2008 г.