Текст книги "Форпост в степи"
Автор книги: Александр Чиненков
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
19
Ляля отсутствующим взглядом смотрела в сторону реки. Неожиданная встреча с Вайдой испортила настроение. Она все еще чувствовала себя несчастной и потерянной.
Табор ушел, и она осталась совершенно одна. Но встреча с Вайдой… Ляля успела отвыкнуть от него, но одиночество и чувство вины перед ним не позволяли девушке думать о Вайде плохо. И все–таки она не могла не видеть его злые замыслы, которые огорчали ее. Его навязчивость и настырность возмущали девушку. И почему он не ушел с табором?
Сейчас Ляле нужно было думать о себе и о том, что ей предстояло сделать. Она твердо знала, что выполнить волю Господа только ей одной под силу.
До ее слуха донесся звук выстрела. Потом еще и еще.
«Кузнец охотится! – улыбаясь, подумала девушка. – Удачная, видать, идет у него охота…»
Потом стрельба надолго стихла. А когда Ляля задумалась о своем прошлом, стрельба возобновилась. Но стрелял кто–то другой.
«Охотники? – предположила девушка. – Нет, так охотники не стреляют. Кажется, что–то случилось там, в зарослях шиповника».
Ляля поставила лукошко с грибами у ног, выпрямилась и посмотрела в сторону зарослей. На душе было тревожно. Ведь она пришла в лес специально для встречи с кузнецом. Ляля знала, что он будет охотиться, а потом…
Из–за деревьев вышел человек. Он шел быстро осторожной и мягкой охотничьей поступью.
– Вайда, стой! – крикнула Ляля сердито и побежала за ним. – Ты что там натворил?
Не оборачиваясь, человек тоже побежал – быстро, ловко маневрируя между деревьями. Девушка уже догоняла его, когда он юркнул в густые заросли дикого хмеля. Ляля бросилась было за ним, но сильный удар кулаком в лицо оглушил ее.
Когда Ляля очнулась, в лесу стояла тишина, словно ничего не произошло. Разбитая губа саднила. Девушка всхлипывала и бранилась.
«Нет, это был не Вайда! – подумала она. – Хотя похож очень! Но Вайда не мог меня ударить! Да и к чему ему от меня прятаться, если мы виделись и разговаривали с ним только что?»
Долго блуждала Ляля в зарослях шиповника, спотыкаясь о старые корневища. Но ей никто не встретился. Только ветер, усиливаясь, с шумом шевелил колючие кусты. Девушка, приблизительно наметив место, откуда слышались выстрелы, теперь сбилась с пути. Она остановилась и осторожно потрогала кровоточащую губу.
«Может, все–таки с кузнецом ничего не случилось?» – думала она.
Она опять закружила среди колючих, цепляющихся шипами за одежду кустов. И вдруг… Что это?
Наполненная дичью котомка кузнеца висела на кусте шиповника, рядом лежало его ружье. Она присела на корточки и осторожно, пальчиком потрогала найденные вещи.
Тревожная мысль пронзила все тело. Сердце, казалось, сейчас выпрыгнет из груди, и крик призыва сам вырвался наружу.
– Архип, кузнец, где ты?!
Никто не ответил. Ляля продолжила поиски. Но не успела сделать и десяти шагов, как увидела человека, лежавшего на боку в кустах.
– Архип! – воскликнула девушка и поспешила к нему. – Архип, ты жив?
Кузнец молчал. Его черные брови были сведены гримасой боли.
Дрожа от страха, Ляля попыталась посадить Архипа. Задрав рубаху, она вытерла кровь с его груди и осмотрела рану. Девушка осторожно приложила ухо к его груди.
– Боже! Он жив! – взволнованно прошептала она.
Ляля ощупала спину кузнеца, рука покрылась сгустками крови. Девушка разорвала платок, одну часть приложила к ране на спине, другую приложила к груди, из которой тоже сочилась кровь. Архип застонал.
– Воды, – прохрипел кузнец. – Водицы, христа ради.
– Нельзя тебе воды пока еще, – зашептала девушка. – Вставай, айда до дома. Я помогу тебе!
Кузнец открыл глаза, но по его взгляду невозможно было определить, узнает ли он ее.
– Ну, давай помоги мне, – беря Архипа под руку, заговорила Ляля. – Ты такой огромный и сильный. Я не справлюсь без твоей помощи.
Девушка, напрягая все свои силы, подняла кузнеца. Она подставила под его руку свое хрупкое плечо, а правой рукой обвила его талию:
– Ну, пошли с Богом!
Они шли, продираясь через заросли, не отдыхая. Ляля совсем выбилась из сил, когда они вышли на край леса. Оставалось только перейти чащу и…
– Нет мочи больше, – простонал кузнец, ноги его подкосились, и он рухнул на землю, увлекая за собою девушку.
– Ты обожди, я сейчас. – Ляля взяла его за руки и посмотрела ему в глаза. – Смотри мне в глаза, – сказала она таким голосом, что у раненого Архипа побежали по телу мурашки.
Однако он послушно исполнил требование. Взгляды их встретились.
– Твою боль забирает земля, – продолжила Ляля. – Твою немочь забирает лес! Тебе становится легко, и сила возвращается в твое тело!
Кузнец почувствовал прилив сил. Боль в груди отступила, а в голове прояснилось.
– Вставай, – приказала девушка и отпустила руку кузнеца.
Архип встал и, как будто только увидев девушку, радостно воскликнул:
– Ляля, это ты?
– Ступай за мной! – приказала девушка и пошла вперед через лес в направлении городка.
Кузнец пошел следом. Он шагал удивительно легко, как будто к себе в кузницу для работы. Но Ляля видела, как постепенно синеют губы раненого и лицо становится совершенно белым, как все больше темнеют полоски под глазами. Ее охватил страх. Девушка чувствовала, что еще немного – и Архип умрет на ее глазах от потери крови.
– Ну, еще, еще немного! – приободрив себя, сказала Ляля. – Потерпи еще немного.
Вдруг она увидела ребят, идущих через лес к реке с удочками в руках.
– Стой, – приказала она Архипу.
Тот послушно выполнил ее команду.
– А теперь ложись на траву и спи, – вновь приказала Ляля, едва сдерживая рыдания, клокочущие в груди.
Кузнец беспрекословно выполнил и эту команду. Когда глаза его закрылись, девушка повернулась к остолбеневшим детям и позвала их:
– Сюда, сюда, быстрее.
Оба мальчика послушно приблизились.
Не теряя времени, Ляля ткнула пальцем в грудь мальчика, стоявшего ближе к ней:
– Как тебя зовут?
– Степкой, – прошептал испуганно мальчуган, глядя то на девушку, то на лежащего у ее ног окровавленного кузнеца.
– Беги в городок и позови людей. Скажи, кузнеца ранили, и если не поспешат, то помрет он!
Как только Степка, сверкая голыми пятками, скрылся за деревьями, Ляля погладила оставшегося мальчугана по коротко стриженным и выгоревшим под летним солнцем волосам:
– А ты к реке сбегай и принеси воды.
* * *
– Эк тебя угораздило, Архипушка, – сказал, склонившись над раненым кузнецом, атаман. Затем он резко повернулся к застывшим за его спиной казакам: – Ну, чего зенки пялите? Берите его да к телеге тащите. Только осторожно, в нем чуть душа теплится.
Тархей Волков и Ларион Санков осторожно подняли Архипа. Они уложили его на подстилку и понесли.
Ляля не выдержала и разрыдалась.
– Ну–у–у, будя реветь–то, – неуклюже обнял ее за вздрагивающие плечи атаман. – Лучше обскажи, где отыскала его?
– В кустарниках, – всхлипнула девушка. – Выстрелы услыхала.
– А откель проведала, что это Архипка там?
– Не знаю. – Ляля вытерла слезы и посмотрела на атамана. – Я увидела, как через лес бежит кто–то. Я за ним, а он мне кулаком в лицо, а сам в чащобу!
– Кто таков? – насторожился атаман.
– Не знаю, – пожала плечами девушка.
– Да откуда ей знать, – вздохнул Петр Белов. – Она же как к нам в городок из табора перебралась, так от Мариулы носа не высовывала.
– А ты что в лесу сама делала? – не обратив внимания на высказывания урядника, спросил у Ляли атаман.
– Грибы собирала, – ответила девушка.
– Может, еще кого наблюдала?
– Да, цыгана видела, – после короткого раздумья ответила Ляля. – Цыгана Вайду. Он остался, чтобы меня в табор вернуть.
– А что он в лесу делает?
Девушка пожала неопределенно плечами:
– Живет, наверное.
– Это тот цыган, что зараз в Сакмарск табор притащил, – догадался Белов. – Он еще тогда на Архипку с ножом бросался.
– Знать, это он! – нахмурился атаман. – Что ж, сыщем, дознаемся.
– Я его без ружья видела, – предупредила Ляля, пожалев, что сообщила казакам о своей встрече с Вайдой.
– Он его обронить или бросить мог. – Атаман посмотрел на девушку. – Айда с нами, место укажешь.
Ляля отрицательно покачала головой:
– Нет. Я с кузнецом поеду. Мариула без меня не сможет его спасти!
* * *
Казаки пролазили почти все колючие заросли шиповника – цыгана нигде не было.
Петр Белов крыл матом на весь лес и твердил, что помнит «ехидну» до мельчайшей черточки.
Как бы то ни было, цыган лазил по лесу неспроста. Зачем он вертелся у городка, зачем бежал от Ляли, зачем ударил ее кулаком?
Когда день пошел на убыль, а поиски так и не увенчались успехом, Донской взревел от возмущения и злости.
– Вот что, атаман, – сказал Белов, – если цыган выйдет к городку, мы его легко сцапаем. Но рыскать по лесу в потемках… Бес его знат, где он тут хоронится?
– Что, уже умаялся? – огрызнулся Донской. – Искать будем до тех пор, покуда не словим поганца!
– Слышь, Данила, – обратился к атаману Григорий Мастрюков. – Здесь недалече, выше по реке, шалаш добротный есть.
– Что ж, давай показывай, – велел атаман. – Может, там он и хоронится, упырюга? Живого ли, мертвого ли, а поганца зараз сыщем!
Отряд казаков двинулся вдоль речного берега. Данила Донской и Петр Белов шли впереди. Они были уже в нескольких десятках метров от шалаша, когда Мастрюков заметил маленькую фигурку, продирающуюся сквозь густой лес в одном направлении с ними. Остановив казаков, Донской осторожно скользнул за ней и, выхватив из ножен шашку, крикнул:
– А ну стой, паскуда, не то в куски измахрячу враз!
Подойдя ближе, Донской увидел улыбающееся лицо Ляли. У нее
был довольный и вместе с тем виноватый вид.
– Ты чего это здесь блукаешь? – резко спросил атаман. – Ты ж давеча говорила, что Архип без тебя не выживет?
Ляля облизнула обветренные губы, втянула воздух и сказала:
– Кузнец уже не помрет. Мы как раз вовремя его подлечили.
– Обожди, – прервал девушку подошедший Белов. – Откуда ты свалилась на наши головы?
– Я шла за вами, чтоб Вайду уберечь от расправы скорой. Он, может, и не виноват, а вы…
Донской осуждающе покачал головой:
– Ступай домой, и немедля.
– Не пойду! – дрожащим голосом возразила Ляля. – Я заблужусь. Я боюсь ночью идти одна!
– Вот язва! А сюда зараз в темень идти не испужалась?
– Не испужалась, – сказала Ляля, пряча улыбку.
К ним подошли все казаки. Куракин ахнул и пытался подмигнуть девушке, но она и не собиралась замечать его.
– Ничего, атаман, – сказал Белов. – Куда ж ее теперь денешь?
Отряд двинулся дальше. Ляля шла следом. Добравшись до шалаша, окружили его со всеми предосторожностями. Но внутри никого не оказалось. Атаман, Белов и досужий Мастрюков все осмотрели и обнаружили, что в шалаше кто–то жил. По всем признакам, один человек. Он жарил рыбу над костром, но, видимо, не ночевал. Атаман оставил четверых казаков в засаде, а с остальными пошел дальше. Ляля была не прочь, чтобы оставили ее: она сильно устала от быстрой ходьбы и от возни с раненым Архипом. Но Донской и слушать ее не хотел, и девушка пошла с отрядом.
Не застав цыгана в шалаше, атаман помрачнел. Глаза Донского горели охотничьим огнем. Он упорно искал следы и проклинал
все больше сгущающиеся сумерки. Белов, напротив, был спокоен и весел.
Наступила ночь. Скоро они заприметили отблески костра, мерцающие впереди.
– Там кто–то есть, – тихо сказал атаман. – Слышите?
Казаки ничего не слышали, но Мастрюков потянул носом и подтвердил:
– Дымком зараз тянет.
Атаман тихо распорядился: он и Матвей Гуляев подойдут к костру и выдадут себя за рыбаков. Казаки во главе с Беловым тихо окружат место. Если у костра разыскиваемый цыган, он может попытаться бежать и прыгнуть в реку. Казаки должны словить мерзавца даже в воде.
Атаман и Матвей передали казакам свои шашки, верхнюю одежду и пошагали к костру.
– О, да тута рыбку жарят!
У Донского был мирный, спокойный голос, без дрожи.
Казаки между тем тихо окружали место.
– Ты что, давно здесь? – поинтересовался Донской.
– Нет, пришел только, – ответил молодой мужской голос.
Ляля вздрогнула и сжалась. Она узнала голос Вайды и теперь искренне жалела цыгана, на которого надвигалась беда. Ляля решила, если Вайде будет что–то угрожать, она немедленно поспешит к нему на помощь.
Но в это время девушка услышала дикий рев и шум борьбы. Она кинулась вперед еле живая от страха и увидела два сцепившихся тела. Пыльные вихри взлетали вокруг мужчин.
Матвей Гуляев прыгнул на сцепившихся, пытаясь разобрать в темноте, кто из них Донской, а кто Вайда. Цыган по–звериному выл и тяжело сопел, короткие ругательства на цыганском срывались с его губ.
Гуляев получил сильный удар кулаком в челюсть, но из схватки не вышел. Казак лишь крепко выругался и вцепился в кудри цыгана, со всей силой вдавливая его голову в землю.
– Попался, сволочь! Сейчас посчитаемся! От меня не уйдешь! – хрипло выкрикивал атаман.
– Как есть вляпался, паскудник! – вторил Матвей, держа голову обессилевшего и задыхавшегося цыгана. – От сакмарских казачков никогда не уйдешь!
Остальные казаки подтянулись к костру. Гуляев ослабил хватку, и в тот же миг цыган изловчился и ударил его ногой в подбородок. Казак с криком отлетел, но голову Вайды не отпустил.
Казаки дружно навалились на цыгана, и минуту спустя он уже лежал у костра со связанными руками и ногами.
Атаман помог Гуляеву подняться и с уважением сказал:
– Молодец, Матюха! Держал себя как надо.
Ляля подошла к Вайде, присела и посмотрела в его глаза. При свете костра в них она увидела лютую ненависть и смертельную угрозу.
– Ты еще об этом пожалеешь, сука! – захрипел он.
– Ты что, думаешь так просто отделаться и живым остаться? – услышав угрожающие слова цыгана, подошел к нему Белов. – От виселицы тебе уже не отвертеться, пес цыганский. Да я сам разорву тебя на части только за то, что осмелился в казака стрелять!
– Ты что, очумел?! – взревел Вайда. – Я ни в кого не стрелял. У меня даже ружья–то нет!
– Молчать, душегубец! – все еще разъяренный атаман подошел к пленнику и пнул его в живот. – Кроме тебя, стрельнуть в спину Архипу было некому. Ничего, посидишь под арестом в крепости, и мы дознаемся обо всем, как и что здеся было!
– А–а–а, – заревел обреченно Вайда и посмотрел на девушку. – Ляля, скажи им, что не я это. Ты же знаешь все!
– Знаю, – мрачно сказала девушка. – Не прикидывайся. Я видела только тебя в лесу и никого больше.
– Видал, подлюга, – загоготал Мастрюков. – Даже цыганка – и та в твою святость не верит!
– Ну что, айда до дому, – распорядился атаман, вставая. – Бабы наши заждались, поди. Места себе не находят!
20
– Авдей, поглянь–ка на Луку. На нем прям лица нет! – мать подошла к сидевшему на чурбаке у бани сыну и потрепала его по голове. – Иль стряслось что?
– Я тоже гляжу, что неладное с ним творится. – Отец подошел и, закуривая самокрутку, присел напротив: – Тебе что, неможется, Лука? Я еще на круге углядел, что ты не такой какой–то?
Юноша насторожился, но не проронил ни слова.
– А где ты пропадал полдня? И чего с казаками в лес за Архипом не пошел?
– Я ж уже говорил, – раздраженно ответил Лука. – До круга в луга на Сивухе скакал, покос оглядел, как ты мне еще вечер велел.
– А кузнеца чего искать не пошел? – с лица отца спала маска радушия, и глаза его гневно сверкнули. – Вы ж с ним, почитай, не разлей вода были?
– Я не хочу говорить про Архипку, – не сдержавшись, грубо ответил Лука. – Он… он…
– Разлаялись, что ль? – спросила мать.
– Ну разлаялись, вам–то что? – вспылил юноша. – Никогда боле не талдычьте мне об нем!
– Ах ты, оглоед паршивый! – отец в ярости затряс перед Лукой скрюченными пальцами. – Как смеешь на родителей роток разевать? Нос еще не дорос родителям перечить!
– Мой нос Господь семерым нес, а мне одному достался. – Юноша вскочил и испепелил отца полным ненависти взглядом. Руки его затряслись, он едва не набросился на родителя.
– Ой, Господи–и–и! – испуганно заголосила мать. – Что ж это такое? Сохрани и помилуй нас, Господи!
Лука опустил голову. Отец и сын подавленно молчали, и было слышно только сиплое дыхание Авдея. В тишине резко прозвучали смех и веселые голоса за воротами. Уши Авдея враждебно навострились, как у злого зверька.
Юноша, видя отцовскую возбужденность, вскочил с места и подошел к воротам.
– Казаки из лесу возвертаются. А кузнеца на телеге везут.
– Все возвертаются? – нахмурился Авдей.
– Нет. Четверо. И цыганка Ляля с ними.
– Чего они веселятся? Иль Архипа живым везут?
– Ежели веселятся и ведьма с ними, знать, и кузнец живехонек, – угрюмо вставила свое слово мать.
– Аты цыц, Грунька, – сорвался на нее отец. – Ведьма… Ведьма… Пойди лучше коров погляди… Нечего в разговор встревать, покуда не просят.
– Конечно же ведьма. Колдовка! – пробубнила недовольно мать. – Не будь она колдовкой, неужто столько людей тянулись бы
в Мариулину избу? Прости меня, Господи. Она их всех приворожила, лишила богобоязненности, почтения к другим. Вот Луку нашего – и того мозгов лишила…
– Будя, мама! – закричал в сердцах юноша. – Чего душу–то рвете?
Авдей с удивлением посмотрел на него. Он не понял, что так взволновало сына.
– И Луку приворожила эта лярва чертова, – упрямо продолжала гнуть свою линию мать. – Ему пора о свадьбе думать, а он по цыганке этой сохнет, пропади она пропадом!
Авдей тяжело глядел на сына. И раздражение его было таким сильным, что готово было с минуты на минуту выплеснуться наружу.
– Ты что ж, охальник эдакий, совсем совесть порастерял? У нас свадьба уже скоро, а ты…
Лука криво ухмыльнулся:
– А я что, под венец спешил? Чего Авдошку за меня сосватали? Не хочу я под венец. Не хо–чу!
Юноше хотелось разозлить отца, которого он в эту минуту люто ненавидел. Но Авдей, вопреки его ожиданиям, не клюнул на провокационную уловку.
– Цыганка не пара тебе, сынок, – вдруг спокойно сказал он. – Я уже говорил тебе об этом до сватовства еще. Без роду, без племени. Откуда взялась и для чего пожаловала к нам в Сакмарск, одному Господу ведомо!
– Что ты говоришь, батя! – попытался возмутиться Лука.
– Люди эдак говорят, не я один, – продолжил Авдей. – А люди брехать не станут! Дыма без огня не быват, сынок.
Казак пытался говорить с Лукой ровно, но раздражение неумолимо росло. Чаша души его наполнялась желчью, но говорил он чистую правду и был уверен в этом. Юноша угрюмо молчал. Лучше всего было дать отцу выговориться до конца. Но тот в конце концов так раскричался, что Лука не выдержал и попросил:
– Ты бы потише, батя. А то сейчас весь городок сюда сбежится!
Его слова вдруг испугали Авдея. Он тяжело вздохнул, голос его
поник:
– Ладно уж, могу и помолчать. Разве вам втемяшишь что– нибудь?
Лука с обиженным видом отвернулся к плетню.
– Не думай, отец, что мне охота перечить вам, родителям. Но я не хочу идти под венец с Авдотьей!
Он высказывал еще много доводов, чтобы свадьбу отложили. Авдей внимательно слушал сына, прикрыв глаза. И вдруг всплеснул руками:
– Ты же сох по ней, Лукашка! Ты же грезил об Авдотьюшке! Думай что хошь, но срамить фамилию не дозволю! Засватали девку, знать, быть ей твоей женой!
Лука понял, что должен сказать отцу что–то утешительное. Он присел рядом, и доверительно зашептал:
– А может, я покуда в Яицк утеку к дядьке Карпу?
– К Карпу?!
Авдей встрепенулся. Он знал, что Лука не бросает слов на ветер. Сделает, раз задумал.
– Я тебе вот утеку, гаденыш! Все старания наши псам под хвост? Да я тебя на цепь усажу, поганец, и более со двора не выпущу!
Недобрая ухмылка исказила и без того хмурое лицо Луки:
– А я все одно утеку, ты и знать о том не будешь.
– Только вознамерься, паршивец! – воскликнул Авдей, и глаза его зловеще вспыхнули. – Я тебя до седьмого колена зараз прокляну!
* * *
Проснулся Лука рано утром в странном, необъяснимом для него смятении. Хотя, казалось, сон его был не страшен, напротив, словно в какое–то розовое облачко окутанный. Но от этого ощущения хотелось во что бы то ни стало избавиться.
А приснилось вот что.
Весенний день. Идут они с кузнецом Архипом по лесу к реке. Вот слышен треск ломаемого водой льда. Еще немного – и они у берега пробуждающейся от зимней спячки Сакмары.
Неожиданно в руках кузнеца появилось ружье, недалеко от реки они заметили шалаш. Он был светлый, просторный, ладно кем–то отстроенный. Архип, увидев его, вложил в руки Луки свое ружье и рванул к шалашу.
Луке ничего не осталось, как бежать следом. В шалаше никого нет, и почему бы не посидеть в нем, глядя на реку?
– Да ну его, шалаш этот, – поморщился Лука, – айда лучше с берега глядеть на реку!
А кузнец заулыбался, осматривая шалаш, и стал стягивать с себя рубаху Всем видом показывает: ступай, мол, Лука, а я тут побуду, отдохну, а потом догоню тебя. Вот уже и рукой помахал, прощаясь.
И тут Луку зло так и обуяло. Он вскинул ружье и прицелился в спину Архипу:
– Айда отсюда вместе, а не то из ружья в тебя пальну!
– Пали, коли хочешь, – спокойно ответил кузнец, не оборачиваясь. – Я все одно здесь останусь!
Лука не почувствовал в себе и намека на злобу. Он просто нажал на курок и… Выстрела не прозвучало. Ружье дало осечку. Отшвырнув его в сторону, Лука снова посмотрел на Архипа. Кузнец уже забрался в шалаш, из которого вытекали и тут же впитывались в землю струйки крови.
– Господи! – прошептал удивленный Лука. – Так ведь ружье–то не выстрелило?
И в это время перед ним, словно из–под земли, появилась Ляля. Она смотрела на парня исподлобья, и столько было в ее глазах злости…
– Ты зачем стрелял в него? – прошипела она как змея. – Это же муж мой! Господин мой!
– Я не стрелял, – растерянно оправдывался Лука. – А ружье вон валяется.
Но Ляля, не слыша его, схватила за рукав.
– Если кузнец помрет, – зашептала она, – ты помрешь тоже. Если он выживет, я заберу твои ноги.
И вдруг цыганка поскользила к реке и встала на льдину. Пришел в себя и Лука. Словно неведомый кто–то толкнул его в спину в березовую рощу изумительной красоты. Удивительная тишина вокруг. Лука оглядывается напоследок, будто повинуясь чьему–то велению, и холодеет: ни льдины, ни цыганки на ней! Шалаш тоже растаял бесследно, подобно туманной дымке. Что в мгновение ока сотворилось за его спиной? Как Архип догонит его? Он же истекал кровью…
Юноша встряхнул головой, пытаясь развеять остатки сра. Лука вышел во двор и вылил на себя ведро холодной воды. Сон отступил, но сердце продолжало ныть и беспокойно сжиматься.
Пытаясь не шуметь, Лука вернулся в дом за одеждой.
– Ты куда это собрался, сынок? – спросила мать, выходя из сарая с ведрами, полными молоком.
– На покос поеду погляжу, – нехотя ответил Лука.
– Дык отец только завтра собирается?
– А я сегодня поеду.
Он вывел кобылу и набросил на ее спину седло.
– Сынок, ты хоть поешь чего, – засуетилась мать.
– Я не голоден, – отмахнулся Лука и, взяв косу, вскочил в седло.
– Хоть молочка испей! – крикнула вдогонку мать.
Но Лука уже не слышал ее. Он спешил в луга на сенокос, чтобы отдаться всецело работе.
* * *
На лугу было тихо: казаки отдыхали. Спутав кобылу, Лука подошел к густо заросшей разнотравьем поляне. Трава стояла в дымной росе. Не сдержав накатившей злости, Лука крепко выругался.
Немного успокоившись, парень взмахнул косой и, прежде чем сделать первый закос, сказал:
– Глаза страшатся, а руки делают!
Палило солнце, едкий соленый пот заливал глаза, во рту было сухо (он не захватил с собой даже воду), а Лука, не разгибаясь, косил траву.
«А ну еще!» – подбадривал он себя, когда нестерпимо нывшая спина и руки кричали об отдыхе.
С каждым пройденным шагом он окидывал взглядом ровные ряды скошенной травы, и сердце радовалось результатам работы. Почти до полудня Лука размахивал косой, останавливаясь лишь для того, чтобы поточить ее. Под палящим солнцем он обгорел, но не замечал этого. Темно–русые волосы посветлели, точно перезрелая солома, лицо осунулось.
Срубив последний клочок травы, Лука не выдержал и громко закричал:
– Ай да я! Спасибочки мне.
Крик ли Луки был таким завлекающим, проделанная ли им работа столь невероятна для одного человека, но уже скоро у поляны остановилась телега, с которой спрыгнул Егор Комлев.
Лука стоял, опустив усталые руки и не решаясь посмотреть на будущего тестя. Кого–кого, а увидеть отца Авдотьи сегодня он не ожидал.
И все же Лука не выдержал, поднял голову и удивился: лицо Егора было темнее, чем ночь.
– Ты что наделал, Лука? – спросил он. – Ты же мою поляну скосил!
– Твою?! – Лука похолодел. – Как это твою?
– Эдак вот, мою. Мы с твоим отцом поменялись. Я ему поляну в липняке отдал, а он мне вот эту самую!
– А я почем знал? – нахмурился Лука. – И батька мне об том ничего не говорил.
– Ну да ладно, – улыбнулся Комлев. – Не чужие, чай. Со–чтемся.
Как сраженный пулей, Лука присел на траву и закрыл лицо руками.
– Да будя тебе, – тронул его за плечо Егор. – Я скошу поляну в липняке, а сено то вы заберете.
– А тебе что дома не сидится? – спросил его Лука. – Покос же только завтра зачинать будут.
– Да так, – уклончиво ответил Егор. – Ездил к Мариуле, чтоб кузнеца проведать, вот от нее и сюда заглянул.
– Ну и как он?
– Худо! Без памяти совсем. Кровушки зараз много потерял. Цыганка эта молодая от него ни на шаг не отходит. Обещала принародно скоро на ноги его поставить! Цыгана в лесу сцапали давеча, – продолжил он. – Хитрый бестия. Христом Богом клянется, что не стрелял в Архипа.
– И что? Дознались кто, ежели не он?
По дрожащему голосу Луки, по словам, процеженным сквозь стиснутые зубы, можно было догадаться, как все в нем напряглось.
– Цыган сознался, что ль? – тем же тоном спросил он.
– Нет.
– Вот сволочь!
– Еще какая, – вздохнул одобрительно Комлев. – Этот пес знаешь, что болтает? Будто казак молодой стрелял в кузнеца. Во как! Христом клянется, что сам его видел.
– Брешет.
– И я эдак полагаю. Но он сказал, что зараз узнает стрелявшего!
Лука был так потрясен услышанным, что побледнел и с трудом
удержал подступившую тошноту.
А Комлев продолжал разглагольствовать, не замечая перемен, происходящих с юношей:
– Никто не поверил его брехне. Но атаман велел всех казаков к полудню у церкви зараз собрать. Цыган обличать прилюдно будет!
– Вот гнида, – тихо прошептал Лука.
Но Комлев его услышал.
– Еще какая гнида–то! – ухмыльнулся он. – Цыган, чтоб в петле не подохнуть, на кого хочешь сейчас указать могет. Об том и атаману казаки обсказали. Все одно собрать всех велел. Атаман сказал, что тот, на кого цыган укажет, зараз будет икону целовать, чтоб правоту свою подтвердить. Вот для тово я за тобой и приехал.