Текст книги "Форпост в степи"
Автор книги: Александр Чиненков
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
23
Архип проспал сутки. Просыпаясь, он неловко повернулся, и резкая боль, исходящая от раны, пронзила тело.
В дом вошла Мариула. Он увидел ее сразу, как только женщина открыла дверь и остановилась на пороге.
Мариула ласково смотрела на него:
– Что ж ты молчишь, касатик?
Архип лишь улыбнулся ей. Мариуле очень шло нарядное цветастое платье. С привычной смелостью ведуньи она спросила:
– Рана не беспокоит, касатик?
Архип потускнел.
– Спаси Христос, Мариула.
Помолчали, глядя друг на друга.
– Ну вот, – вздохнула Мариула, – ужо скоренько все и заживет.
– А Ляля где? – спросил он, и как–то боязливо дрогнуло сердце в глубине груди, и вместе с тем сладостно.
– Ушла Ляля, – ответила Мариула, и улыбка исчезла с ее лица.
– Ушла, – как эхо, повторил он тихо, не успев до конца осознать смысл слов Мариулы.
– Ко мне казаки давеча наведывались, – поспешила сменить тему разговора женщина. – О тебе и здоровьице твоем справлялись. Желают тебе здравия, да поскорей. А еще желали, штоб…
– А почему Ляля ушла? – перебил ее Архип. – Она же говорила, что будто…
– Она с тебя свое получила, – загадочно ответила Мариула, – а теперь вернется в табор!
– А что она получила? – удивился Архип, у которого от ночи, проведенной с цыганкой, не осталось никаких воспоминаний.
– Все и сполна, – загадочно ответила Мариула. – Ей только робеночка от тебя прижить надо было. Под венец идти нельзя ей – Христова она невеста–то. А без робеночка она силу свою чудесную порастерять могла.
– И что, больше я ее не увижу? – разочарованно спросил Архип.
– Как знать… – неопределенно пожала плечами ведунья. – Ушла она ночью, без прощаний. Даже не поблагодарила за кров. Да Господь ей судья! Одно благостно: тебя, голубь, к жизни возвернула!
Обида на Лялю сильнее боли от раны пронзила грудь кузнеца. Кольнула и, к его немалому удивлению, тут же прошла. Архип быстро смирился с ее таинственным уходом. Он улыбнулся тревожно смотрящей на него женщине:
– Счастливая ты, Мариула. Столько радости можешь людям приносить. Аж завидно!
Она мягкой ладошкой прикрыла ему рот. Мариула не любила, когда ее хвалили. А кузнец прижал ее ладонь к своим губам и поцеловал.
– Лялька забрала твой крест нательный, – сказала Мариула, убирая руку. – А взамен оставила свой, цыганский крест! Она всегда говорила, что крест этот матери ее помершей – тому, кому с добром передан, счастье принесет!
Архип нащупал на груди серебряный крест:
– Ну что же, – улыбнулся он, – пусть станут светлыми дни ее жизни, пусть и она увидит настоящее счастье!
Архип закрыл глаза и с наслаждением вдохнул полной грудью насыщенный ароматами трав воздух в избе Мариулы. Но не успел он выдохнуть, как дверь распахнулась, и в дом вбежал Макарка Барсуков. Глаза мальчика были красными от слез, и он с трудом сдерживал рвущиеся наружу рыдания.
– Что стряслось, касатик? – поспешила к нему Мариула.
– Б-батька помер, – смахнув слезы, ответил мальчик.
– О Господи всемогущий! А когда ж он преставился? – закрестилась Мариула.
– Нынче ночью. Матушка сказывала, что упал зараз на пол и помер!
* * *
Полдень. Жизнь на улице замерла. В крепости, у ворот которой нес караульную службу казак Захар Евсеев, было тихо. Он уселся на разогретый солнцем плитняк подремать, устав от утренних размышлений, от всяческих сомнений и ожиданий.
На засыпанной гравием дороге к крепости послышались шаги. Они были легкими и осторожными. Нет, это не его старая и грузная Маланья. Она теперь не ходит, чтобы покормить мужа. Маланья отправляет меньшую дочку, Варьку, которая не ходит, а больше бегает.
Она вечно тороплива и издерганна. Ей не нравится, когда подруги отдыхают на речке, бегать к отцу и относить ему пищу.
Евсеев открыл глаза и увидел приближающуюся к крепости цыганку. Девушка низко поклонилась ему:
– Здравия тебе, казак, и благополучия!
Захар привстал с камня, повесил на плечо ружье:
– Спаси Христос, красавица. С чем ко мне на пост пожаловала?
Цыганка вначале смутилась. Стараясь скрыть дрожь в голосе
и вместе с тем придать ему как можно больше бодрости, она от–ветила:
– Я хочу поговорить с пленником, цыганом Вайдой, что под караулом за стенами содержится.
– Нет, неможно сего, дева, – улыбнулся ей Захар.
Он был доволен собой и тем, что за много лет службы у крепостных ворот у него впервые попросили «дозволения» свидеться с арестантом, а он не позволил! Он был доволен мыслью, что завтра, когда сменится, начнется косовица. И просто жизнью был сполна доволен Захар Евсеев.
– Казак, дорогой, – начала упрашивать его девушка, хватая за руки и стараясь их погладить, – покажи мне цыгана. Только покажи. Я скажу ему два слова, всего только два…
– Не дозволю! – отрезал Захар. – Не положено!
Девушка робко опустилась на камень, на котором только что дремал Евсеев. Она терпеливо следила, как казак ощупал запоры на воротах, после чего, скорее от скуки, а не от любопытства, спросил:
– Что ты хотела сказать арестанту, дева?
– Я хотела ему сказать, золотой ты мой, чтоб он мне на убийцу указал, – цыганка заплакала. – Вайда, казак, горе сейчас мыкает не за свои, а за чужие грехи!
Ляля (а это, конечно, была она) вдруг перестала плакать. Она вытерла платком глаза и пристально посмотрела в глаза казаку.
Захар вздрогнул, словно в него угодила молния, и замер, будучи не в силах отвести в сторону взгляд. Он попробовал что–то сказать, но язык во рту одеревенел и прилип к небу. Руки сжались в кулаки и словно прилипли к телу. В голове затуманилось, и окружающая его явь превратилась в сон.
– Покажи мне Вайду! – потребовала вкрадчивым голосом цыганка.
Но голос ее прозвучал как гром среди ясного неба в голове казака.
– Сейчас… Сейчас я покажу тебе Вайду твоего, – сказал он. – Айда за мной.
Открыв ворота, казак пропустил цыганку в крепостной двор. Он шел к погребку, в котором временно содержался арестант, а девушка не отставая следовала за ним. Небольшой гарнизон отсутствовал, и это значительно облегчало намерения Ляли.
Захар спустился в погребку, вывел цыгана и, продолжая пребывать в гипнотическом трансе, с бестолковым выражением лица уселся грузно на скамейку.
Вайда остановился в двух шагах от девушки, посмотрел на нее красными тупыми от бессонницы глазами:
– Ты зачем пришла, сука?
Сжав кулаки, он подступил к девушке.
– Тебя спасти, – ответила та.
Вместо того чтобы поблагодарить ее, цыган набросился на нее с упреками:
– А ну–ка сядь и слушай, – резко оттолкнула его Ляля.
Цыган плюхнулся на скамейку рядом с казаком.
Сердце девушки переполнилось обидой. Но она вынужденно проглотила оскорбление.
– Выслеживая меня, ты попал в беду, сидишь в крепости под охраной, а тот, кто стрелял… Тебе не выпутаться. От смерти верной могу тебя спасти только я!
Вайда расслабился и обхватил голову руками:
– Казаки проклятые, чтоб их земля всех проглотила.
– Я тебе верю, – сказала Ляля, осторожно коснувшись кончиками пальцев его плеча. – Иначе бы не пришла.
– Тогда почему казакам на меня указала? – взорвался цыган.
– Я им правду сказала, что в лесу видела только тебя, – спокойно ответила девушка. – О том, что ты стрелял в кузнеца, я не говорила!
Вайда снова присмирел и замолчал.
– С того самого часа, когда тебя казаки поймали, – продолжала быстро Ляля, – я места себе не нахожу. Все в глаза твои заглянуть хотелось.
Едва она произнесла эти слова, цыган зарычал:
– И что ты в них увидеть собираешься? Не лезь, дура, не в свои дела! Ты одна с казаками не сладишь!
– А я и не собираюсь с ними силами мериться, – улыбнулась девушка, пропустив обидные слова Вайды мимо ушей. – Мы сейчас уйдем отсюда, и все!
Цыган сидел, закрыв глаза. Но Ляля видела, как тревожные тени бегали по его напряженному лицу, и напрасно он притворялся безучастным к ее словам.
– Ты пойдешь за меня? – вдруг спросил Вайда, покосившись на дремлющего в трансе Захара.
– Нет, – честно призналась Ляля. – Я Христова невеста, и на мне обет безбрачия.
Услышав отказ, вспыльчивый цыган не выдержал, замахнулся на девушку кулаком:
– Ты для чего пришла сюда? Да я лучше сдохну, как мученик, чем пойду за тобой!
Ляля отшатнулась, но не испугалась. Она схватила Вайду за руку, посмотрела на его ладонь и сказала:
– На легкую смерть не рассчитывай. Тебя ждет страшный конец, но не здесь, а далеко отсюда! И женатым тебе никогда не быть, Вайда. На тебе тоже венец безбрачия!
– Что же это такое? – ужаснулся цыган. – Вы что, договорились со своей теткой Серафимой предсказывать мне одно и то же?
– Мы тебе правду сказали, – девушка встала и посмотрела на Вайду сверху вниз. – Ну так что? Ты идешь со мной или остаешься, чтобы проверить правдивость моего предсказания?
– Айда, – решительно поднялся Вайда. – Насколько правдивы твои слова, покажет жизнь. А мне неохота принимать смерть от казаков по ложному навету, если твои предсказания – не пустая брехня!
* * *
Возвращавшиеся из «самоволки» казаки подошли к воротам крепости.
– Слышь, Иван, а ты Захарку разом не видишь?
– Не-а, – озабоченно пожал плечами Иван Григорьев и толкнул ворота, которые оказались незапертыми.
– Ни хрена себе, – нахмурился Григорий Городилов и вошел во двор.
– Ты что–нибудь понимаешь? – почему–то перешел на шепот Григорьев, снимая с плеча ружье и взводя курок.
– Ничегошеньки, – прошептал Городилов, делая то же самое.
Казаки медленно обвели глазами весь крепостной двор.
– А вон у погребка и Захарка маячит. Вот айда и обспросим.
Они подошли к Евсееву, который застыл на скамейке в позе истукана, пяля бестолковые глаза куда–то поверх их голов.
– Захар, ты что? – тронул его за плечо Городилов.
– Доцен пуло, хайло бэц! – прокричал Евсеев и снова вперил бессмысленный взгляд в небо.
– Что он сейчас брякнул, ты понял? – не сводя с Захара удив–ленных глаз, не оборачиваясь, спросил Иван Григорьев.
– А хрен его знает, – пожал плечами Городилов.
– Поди–ка в погребку загляни. На месте ли цыган чертов?
Григорий Городилов быстро спустился по лестнице вниз и тут же
вернулся обратно.
– Пусто, как в моем амбаре, – озадаченно ответил Городилов.
– Знать, утек антихрист?
– Утек, значит, мать его через забор да об пол.
Казаки переглянулись и озадаченно, как по команде, почесали затылки.
– Может, колдовство? – предположил Городилов.
– И это зараз возможно.
Иван Григорьев схватил за грудки что–то бессвязно бормотавшего на непонятном наречии Захара и как следует встряхнул его:
– Ты, кутак собачий, чего торчишь у погребки, а не у ворот? Цыгана ты освободил?
– Кого? – таращил глаза ничего не понимающий Захар.
– А может, ему по морде треснуть? – спросил у Григорьева Го–родилов.
– Обожди, погляди, какой он, – воспротивился Иван. – Разве в эдаком состоянии что уразумеет?
– Кажись, брагой от него не прет.
– Доцен пуло, хайло бэц! – вновь отбрил их Евсеев по–цыгански и тут же пришел в себя. – Братцы?! Что это со мной?
– Сами бы знать хотели, – вздохнули казаки, переглянулись, перекрестились и дружно сплюнули через левое плечо.
24
– Любовь, – сказал капитан Барков, – истинная, всепобеждающая любовь должна быть сильнейшей страстью человека; она должна подчинить себе все иные желания, возобладать над всеми другими стремлениями. Но у меня любовь может стать такой лишь при условии, что она будет взаимной. – И он бросил нежнейший взгляд на утопающую в кресле Жаклин.
– Послушайте моего совета, Александр Васильевич, – сказала Жаклин. – Забудьте о любви. Что она такое? Мимолетный сон, длящийся неделю–другую. Вот и все ее радости. И разочарования, длящиеся всю жизнь, – вот возмездие за нее. Кто и когда знал истинную любовь и был счастлив? Истинная любовь всегда безответна или трагична…
Это был уже третий визит адъютанта губернатора к Жаклин, на который он напросился сам, утеряв надежду на приглашение. Он явился к француженке, чтобы поговорить, сам не зная о чем. Дело в том, что владевшие им чувства были ему внове, и он не мог в них разобраться. Жаклин же прекрасно понимала его состояние.
– А что делает вас счастливым, Александр Васильевич? – спросила женщина, приподнявшись. – В чем думаете найти счастье вы? Не станете же утверждать, что не ищете счастья? Я все равно вам не поверю. Этим поискам посвящена жизнь каждого человека.
– Вашему остроумию нравится изыскивать подобные вопросы? – спросил он, но получил лишь улыбку вместо ответа.
Жаклин была с Барковым очень ласкова, настаивала, чтобы он остался подольше. Когда они здоровались, женщина выразительно пожала ему руку, после усадила подле себя и шептала милые пустячки. А ее взгляд? Ясный, сверкающий, полный то веселости, то грусти, и всегда неотразимый. Какой человек с живыми чувствами, с горячей кровью и с сердцем, не закованным в тройную броню опыта, смог бы устоять перед этим взглядом?
– Ну, так что, капитан, вы выполнили мою просьбу? – спросила Жаклин, одарив Баркова своим неповторимым, жарким взглядом.
Капитан в недоумении посмотрел на нее:
– П-простите, прекрасная Жаклин. Но я, признаться, позабыл смысл вашей просьбы.
– Да вы еще, ко всему прочему, страдаете забывчивостью? – спросила лукаво француженка, сняла с груди брошь, повертела в руках и уронила ее на пол.
Капитан вскочил, чтобы поднять брошь. При этом он встал на одно колено. Но Жаклин оказалась проворней. Нагнувшись, она ловким движением подхватила брошь, а капитан Барков тем временем увидал точеную, ослепительной белизны шею француженки и вспыхнул.
– Подарите мне эту брошь, Жаклин, – попросил он.
– Только тогда, когда вы узнаете, живет ли в Оренбурге или где–то рядом человек по имени Архип и по фамилии Санков.
– Ах, вы вот о какой просьбе! – облегченно улыбнулся капитан и, оставаясь на коленях, протянул руку. – Брошь взамен на интересующие вас сведения!
– Сведения за брошь, – лукаво поправила его Жаклин.
– Пожалуйста…
Барков встал и вернулся в кресло. Он смотрел на прекрасное лицо француженки, пытаясь высмотреть на нем хоть намек на то, для чего столь шикарная женщина так остро нуждается в сведениях о каком–то мужике.
– Ну? Я жду, капитан!
В красивых глазах Жаклин заблистали искорки нетерпения.
– Если бы вы знали, прекрасная Жаклин, сколько мне пришлось для этого потрудиться! – рассчитывая на яркое проявление благодарности, начал издалека Барков.
– Надеюсь, ваши труды не пропали даром? – сгорая от любопытства, спросила она.
– А ответ на этот вопрос вы услышите только после того, как…
Барков ткнул пальцем себе в щеку. Капитан ожидал, что обрадует
Жаклин своим сообщением, но чтобы до такой степени…
Не успел он и глазом моргнуть, как француженка оказалась у него на коленях. Жаклин буквально каждую клеточку на его лице покрыла страстными горячими поцелуями. Она вся трепетала и светилась от счастья!
– Такая благодарность вас устроит, Александр Васильевич? – спросила Жаклин, перебираясь с его колен обратно в кресло.
– О, да, божественная женщина, – еле пролепетал капитан, пребывая в состоянии шока.
– Так где проживает Санков Архип? – поинтересовалась Жаклин.
– Я скажу, но только после того, когда узнаю, чем знаменит этот казак, раз о нем так интересуется самая красивейшая из женщин?
Француженка нахмурилась, но не рассердилась.
– Как–нибудь в другой раз, – уклончиво ответила она и спросила: – Так вы сегодня мне ответите или нет, где следует искать Санкова Архипа?
– В Сакмарском городке, недалеко от Оренбурга. В нескольких верстах всего! – сокрушенно вздохнул капитан, откровенно жалея, что пламенные интересы красавицы распространяются не на него.
В этот момент в комнату вошел слуга.
– Чего тебе? – спросила Жаклин, повернув голову.
– Вас дожидается месье Анжели с визитом, – отчеканил слуга.
– Кто–о–о? – переспросила Жаклин, поморщившись, как от приступа зубной боли.
– Месье Анжели, шляпный модельер из Франции, – ответил слуга. – Так он мне велел доложить.
– Я, пожалуй, пойду, – вскочил капитан Барков и обратился к Жаклин: – Разрешите откланяться?
– Да. Заходите еще!
Француженка протянула для прощального поцелуя руку. «Как сильно она дрожит!» – подумал Барков, целуя ее.
– Ступай и скажи месье Анжели, что я нездорова, – сказала она слуге.
Услышав это, капитан улыбнулся и поспешил к выходу. Он знал, чувствовал, что положено начало крупной игре, в которой ему предстоит или крупно выиграть, или проиграться в пух и прах, что печально отразится на его блестящей карьере и прекрасной репутации.
* * *
Встревоженная, Жаклин ходила по комнате.
– Он! Так близко! О, я растерзала бы его! – прошептала она, краснея от гнева. – Сколько я искала его. И вот нашла! Нашла!
Жаклин позвонила.
– Оседлать коня! – приказала она вошедшему Hare.
– Куда собралась твоя милость? – не совсем скромно поинтересовался он.
– Седлай коней, да поторапливайся! Я должна… должна сегодня же быть в Бе… нет… в Сакмарске! Видишь на стене пистолет? Я прострелю тебе лоб, если твои ноги не окажутся проворны!
Нага никак не отреагировал на прозвучавшую угрозу.
– Ты что, не мыл с утра уши, дрянь? – закричала выведенная из себя Жаклин. – А ну исполняй, что я тебе говорю!
– Остынь, деточка, – ухмыльнулся Нага и присел в кресло, в котором совсем недавно сидел адъютант губернатора.
Вспыхнув, как порох, от неслыханной дерзости слуги, Жаклин схватила пистолет, взвела курок и прицелилась в голову Наги:
– Мне стрелять или позволить тебе одуматься?
– То, что убить человека для тебя ничего не стоит, я знаю не понаслышке, – рассмеялся Нага. – Но также мне хорошо известно, что ты далеко не дура, госпожа.
– Я выстрелю сразу, как только ты произнесешь мое имя, – предупредила Жаклин.
– Да, это будет уже лишне, – перестав смеяться, нахмурился Нага. – Но ты чего? Все еще держишь меня на мушке?
Жаклин молча продолжала целиться.
– Что ж, стреляй. Через минуту в этой комнате будут все. От уборщика гостиничных номеров до хранителей порядка в городе. Тогда прощайте, все мечты красавицы Жаклин и ее пламенные надежды.
Жаклин опустила руку с пистолетом и присела в свое кресло, в котором обычно принимала гостей:
– Когда–нибудь ты меня окончательно разозлишь, Садык, – сказала она. – Но меня все же интересуют причины твоего непослушания.
– Меня злость берет, когда ты начинаешь пороть горячку. – Нага расположился поудобней и накинул ногу на ногу. – Я связал с тобой свою судьбу. И мне неохота, чтобы ты все испортила своим необузданным нравом.
– Какой у меня нрав, не тебе судить, басурманин, – злобно усмехнулась Жаклин. – Ты и сам не подарок.
– Я восхищаюсь твоим умом, изворотливостью и рассудительностью, – продолжил Нага. – Но только тогда, когда ты мыслишь здраво! Но из Оренбурга тебе выезжать не резон. Сейчас ты на виду у всего города. А бесшабашная поездка в Сакмарский городок вызовет большие и ненужные нам толки!
– Ты прав, – согласилась она. – Но я немедленно хочу видеть возле себя Архипа! Ты сам знаешь, как долго я его искала и как сильно я люблю этого мерзавца!
– Я тебя такой никогда не видел, – признался Нага, – хотя уже много лет с тобой рядом. Ты никогда не рассказывала, какая тайна связывает вас.
– Этого никому не дано знать, – неожиданно залилась слезами Жаклин. – Даже ему… Архипу! Хотя… Если бы он хоть раз одарил меня ласковым взглядом, в благодарность за это я бы положила к его ногам свою жизнь!
Нага не верил своим глазам. Он впервые видел плачущей женщину, которую привык за годы, проведенные вместе, считать безжалостной и жестокой.
Но приступ слабости длился недолго. Жаклин быстро взяла верх над своими чувствами и, как обычно, грозно посмотрела на слугу:
– Говори, что придумал, стервец хитрый! По глазам вижу, что в голове твоей что–то есть.
– Ты остаешься в городе и утрясаешь делишки с французом Анжели, – сказал Нага, хитро прищурившись. – А за Архипом в Сакмарск съезжу я.
– А как ты собираешься привезти его ко мне?
– Есть и на сей счет мысли.
Жаклин облегченно вздохнула и улыбнулась:
– У тебя все получится, Садык. У меня предчувствие хорошее!
– У нас всегда все получается, когда действуем обдуманно, – хмыкнул Нага. – Кстати, ребятки мои без дела засиделись. Боюсь, захандрят и в запой ударятся.
– Вот ты и придумай, чем поразвлечь их, – безразличным тоном посоветовала Жаклин.
– Хорошо.
Нага встал, собираясь уходить, но был остановлен вопросом своей госпожи:
– С Марианной все хорошо?
– А что ей будет, – усмехнулся Нага. – Наигралась в куклы и спит!
Он ушел, а проводившая его злобным взглядом Жаклин подумала: «Все равно я убью тебя, мерзавец! Убью сразу и жестоко, как только отпадет надобность в твоих мерзких услугах!»
* *
Было уже поздно, когда капитан Барков вышел к Яику*. После посещения будуара Жаклин ему захотелось прогуляться, а заодно и встретиться с Безликим.
Когда глаза привыкли к темноте, капитан свободно различал медленное течение воды в реке и плывущие по ней бревна. Непривычно сутулясь, засунув руки глубоко в карманы кителя, Барков шагал по берегу.
Сколько раз он проходил здесь своей четкой походкой, каждым движением тела ощущая силу, уверенность и прочность всей организации своей жизни! Он привык и очень любил привычку подчинять обдуманному распорядку и твердым принципам свою жизнь. Неспешная вечерняя прогулка была зарядкой, подготовкой к следующему дню. Барков не позволял себе опаздывать на службу. Никто из штата служащих не видел его раздраженным или взвол–нованным: эмоциям не место на службе. Он умел тренировать свои нервы и добился того, что во всех трудных случаях владел собою и демонстрировал выдержку и бесстрастность.
Что же случилось? Он слишком поверил в свою неуязвимость от чар любви? Он без памяти полюбил эту падшую женщину?
Барков привычно чуть усмехнулся, но усмешка была неискренней. Да, он влюбился. Вот она, какая штука – жизнь, беспощадная и угодливая, жестокая и заботливая. Он считал себя хозяином собственной судьбы, но, как видно, не рассчитал своих сил.
– Александр Васильевич, обожди!
Он оглянулся и увидел шагавшего за ним казака. Барков сразу и не узнал в нем Безликого, впервые увидев его в казачьей форме.
Они шли рядом, Безликий пробовал заговорить.
– Не надо, успеется, – сказал Барков. – Давай немного помолчим, подышим ветерком с Яика, подумаем о будущем.
– Оно–то, конечно, можно, – вздохнул Безликий, – да вот жаль попусту время терять.
– Что ж, выкладывай, что там у тебя? – усмехнулся Александр Васильевич. – По тебе вижу, что приготовил ты немало!
– Так и есть, – подтвердил его догадку Безликий. – Новостей хоть пруд пруди! Не зря постарались мы.
– Это кто «мы»? – улыбаясь, спросил Барков.
Безликий насупился.
– Кто «мы»? Ну, я! – И вдруг простодушно рассмеялся. – Так ведь дело–то наше, общее. Верно? Оттого и говорю – мы. А скромничать я не собираюсь.
– Вот хочу у тебя спросить, почему в форму казачью вырядился? – не удержался Барков. – Я тебя даже и не признал сразу.
– Потому и вырядился, чтобы лишний раз не бросаться в глаза кому ни попадя.
– Находчивый.
– Потому и прозвище ношу – Безликий!
Они недолго помолчали. Затем Барков остановился и спросил:
– Помощь какая требуется?
– Документы мне справь, нынешнему статусу полагающиеся, – ответил Безликий. – Думаю, что при теперешнем положении дел мне еще долго придется казачью «шкурку» на себе носить!
– Сделаю, раз надо, – пообещал Барков.
– И еще. – Безликий тяжело вздохнул и спросил: – Вы уже давно здесь, Александр Васильевич?
– Да не очень.
– А вам не скучно? Не тянет в столицу?
– Ну, чудак человек! Кого же домой не тянет? Но нынче для меня Оренбург столица! Ибо здесь я свой долг перед государством исполняю!
– А мне вот семьи не хватает, – пожаловался Безликий. – Как они там без меня? Вот я и мечтаю иногда в столицу хоть на часок выбраться.
Если бы их не окружали сумерки, Барков бы увидел, как тот сильно покраснел.
– Ничего, – принялся успокаивать Безликого Барков. – Молод ты еще. Поживешь здесь, потрудишься во благо госу–дарства – сам узнаешь: бывает душевное удовлетворение, когда никакая столица тебе не нужна. Вот обличим вражьи души, сам почувствуешь!..
Капитан успокаивал Безликого и в то же время ощущал себя опустошенным. В жизни ничего не было. Ни жены, ни детей. Но была служба государству и связанное с ней перспективное будущее.
– За французом Анжели я уже третий день хожу, – неожиданно перешел к делу Безликий. – Вначале ничего интересного не наблюдал. Проводил своего дружка и пришипился, как мышь в норке.
– Думаешь, он не просто по шляпным делам в Оренбург заявился? – тут же заинтересовался капитан.
– Вначале я уже отстать от него подумывал, – продолжил Безликий. – Но минувшим вечером убедился, что чуть ошибку не совершил! Повел он себя подозрительно.
– А именно?
– Тот второй француз, который как будто бы уехал, вчера вечером к нему заново нагрянул, а для отвода глаз в казака переоблачился.
– Как же ты его узнал? – насторожился Барков. – Да еще вечером?
– Я его хорошо изучил, – ухмыльнулся Безликий, – как собственного родителя.
– И для чего они устраивают этот костюмированный бал? – спросил капитан.
– А вот для чего. – Безликий осмотрелся, точно боясь быть услышанным, и перешел на шепот: – Они к салону шляпному на телеге подъехали. А из салона вынесли и погрузили в телегу бочонки.
– Стоп! – нахмурился Барков. – Бочонки, говоришь?
– Да, десять штук. Я их посчитал.
– Бочонки большие?
– Да немаленькие и, видать, тяжелые. Когда они их из салона выносили, аж до земли прогинались. Жаклин была рядом. Когда французы бочки в телегу грузили, Жаклинка все по сторонам оглядывалась. Видно, боялась увиденной быть, сучка.
– Куда бочонки повезли, видел? – спросил Барков, поморщившись от покоробившего слух слова.
– Я, как пес, за телегой следовал до самого Яика, – ответил Безликий. – Вон там, – указал он рукой в низовья реки, – они бочонки те в лодку погрузили. Тот, второй француз, за весла взялся, а Анжели обратно в город вернулся.
– Как думаешь, что в бочонках было? Если вино, то почему скрытность такая?
– Не вино в бочонках тех, а деньги, – ухмыльнулся Безликий. – Много денег. Очень много!
– Но откуда столько денег и для чего?
– Думаю, кто–то очень хочет казаков яицких снова на бунт взбаламутить.
– Хорошо, пусть деньги французские, но зачем им казаков–то баламутить?
– Я думаю, что так вот хотят туркам подсобить, – высказал еще одну свою догадку Безликий. – Бунт отвлечет на себя много сил, что туркам будет только на руку!
– Да, есть над чем подумать!
– Размышлять–то быстрее надо б, ведь нам неизвестно, что французы собираются тут выкинуть.
– Значит, измена?
– Выходит что так!
Они помолчали.
– А ты как, Александр Васильевич, девчушку у Жаклин видел? – первым прервал молчание Безликий.
– Пока нет, – нахмурился Барков.
– А может, она девчушку в другом месте прячет? – предположил Безликий.
– Нет, – уверенно возразил капитан. – Она слишком дорожит ею и при себе содержит!
– Думаешь, найдешь ее?
– Обязательно найду. И не потому, что задание такое, а потому, что слово свое ее отцу дал!
– А мне какое поручение дашь? – спросил после недолгого раздумья Безликий. – Мне хотелось бы знать, за какие рамки полномочий выходить можно?
– Действуй по обстоятельствам, – ответил Барков. – Не спускай глаз с французов. А я отпишу в Петербург обо всем и попрошу дальнейших указаний!
После этого он присел, подобрал камень и швырнул его в воду.