Текст книги "Призрак Белой Страны. Бунт теней исполненного, или Краткая история «Ветхозаветствующего» прозелитизма"
Автор книги: Александр Владимиров
Соавторы: Кирилл Мямлин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
– Понимает, – довольно захохотал Содомский. – А раз так, то следовало бы идти до конца. Лариса не только зад показывает, но и кое-что еще. И я бы посмотрел на голую Зинку. Упокой ее душу, Господи!.. Тогда бы я сказал: молодец, Никита Никодимович! Так держать!
– Начал за упокой, а кончил за здравие, – послышались голоса.
– А вот вы, други, задумывались над судьбой нашего театра?.. Сейчас водички хлебну, то в горле пересохло.
Он достал миниатюрный штофчик, отхлебнул из горлышка. Горчаков засомневался, что там вода.
– Так о чем-то бишь я?..
– О судьбе театра.
– Судьба моя, судьба – злодейка, – вдруг запел Содомский. – Я не уверен, что Ксюшка Прохоренко так же здорово сыграет Ларису. Масштаб не тот! У Зины зад был круглый, а у этой – плоский. И грудь воробьиная, не аппетитная.
– А я не собираюсь показывать ни зад, ни грудь! – с грохотом вскочила Прохоренко. – У меня есть талант.
– На одном таланте далеко не уедешь, – вздохнул Никита Никодимович. – Современному зрителю на это плевать.
– Пусть плюется! А я раздеваться все равно не стану. Давай, Содомский, снимай сам с себя штаны. Вот хохоту будет. Аншлаг обеспечен.
– Я дворянин, – напомнил Содомский.
– А дворяне штанов не снимают? – язвительно вопрошала Прохоренко.
– Дамы и господа, давайте не ссорится, – умоляюще произнес Степанов. – Мы поминаем безвременно почившую коллегу. Кто еще хочет сказать?
– Так я не закончил, – обиделся Содомский.
– Вы уже достаточно всего наговорили, господин Содомский. Дадим слово многолетнему партнеру Зинаиды Петровны Илье Сидоровичу. Прошу, господин Лапин.
Содомский было возмутился, но потом махнул рукой. На сцену поднялся Лапин, манерный, постоянно поправляющий прическу.
«Тот самый Лапин!»
Илья Сидорович деликатно кашлянул в кулачок и укоризненно заметил:
– Никита Никодимович, о каком многолетнем партнерстве говорите? Я – человек молодой. Мне впору юношу играть. В одной из газет обо мне так и написали: «Молодая поросль».
– Я – образно, – точно в порыве отчаяния крикнул Степанов.
– Зиночку жалко. Но не о ней речь. А о театре в целом, о концепции развития. – Лапин вновь коснулся волос, проверяя, все ли они приглажены и продолжил: – Искать нужно новое, я здесь согласен. Привлекать зрителя, но не женским же задом. Тьфу! Противно смотреть. А вот если бы вы, Никита Никодимович, рискнули пересмотреть многие «истины».
– Конкретно? – попросил режиссер.
– Возьмем ту же «Бесприданницу», раз о ней столько сегодня разговору. Почему бы не изменить саму идею пьесы? Сделать ее соответствующей нашему времени?
– Конкретнее? – опять потребовал Степанов.
– Пожалуйста. Лариса и Паратов становятся любовниками. Она грозит все рассказать богатой невесте Паратова и тот вынужден заплатить отступные. Параллельно Лариса разводит старика Кнурова, скупает акции компании, а потом выходит замуж за Вожеватова.
– А где ее жених Карандышев?
– Нет никакого Карандышева. Зачем хваткой разрушительнице семейного счастья такой размазня?
– Вы хотите переписать пьесу?
– У нас есть модный писатель Огюст Апельсинов. Он переделает Островского за два дня. И еще, конец все-таки должен быть веселым, как в бродвейском мюзикле. Тогда и зритель будет, и сборы!
– Но так можно перепортачить всех классиков, – возмутилась Прохоренко.
– Ах, эти противные классики, – повел плечами Лапин.
– Перепишем, переделаем всех и очень скоро! Осовременим, освежим, придадим новый вид.
В это время Никита Никодимович повернул голову назад и увидел Александра. Даже издали было заметно, как лицо режиссера перекосилось гримасой страха. Но он быстро взял себя в руки, поднялся, напомнил выступающим, что здесь не творческая дискуссия, а панихида по убитой. Прозвучало несколько коротких выступлений, и Степанов заявил об окончании «траурного собрания».
Затем с некоторой долей обреченности ждал, когда Горчаков подойдет поздороваться. Сухо представил его труппе:
– Представитель прессы. Простите, запамятовал ваше имя-отчество?
– Горчаков Александр Николаевич.
– Да, да! Он из «Оскольских вестей». Как я понял, расследует убийство нашей коллеги.
– Так точно!
– Спрашивайте! – взревел Содомский. – Я расскажу о нашей королеве, примадонне, богине! Расскажу так, что заплачут стены!
Более всего Александру хотелось поговорить со Степановым, разузнать потом, как тот отнесся к смерти своего приятеля Либера. Однако Никита Никодимович воспользовался тем, что актеры окружили журналиста, умело ретировался и. был таков. «Жаль, – подумал Горчаков, – однако я его все равно найду!»
– Господа! – обратился ко всем Александр, – у меня задание от редакции: взять интервью у госпожи Прохоренко и господина Лапина.
– Мой милый мальчик, – елейно пропел Илья Сидорович.
Зато Ксения, похоже, не слишком обрадовалась, нахмурилась, отвернулась. Ничего, главное ее разговорить.
И тут раздалось сердитое сопение Содомского:
– А как же я? Со мной не желаете побеседовать?
– Обязательно напишу то, что услышал от вас. Добавить ничего не желаете?
– Только одно: убили Ермолову!
Горчаков удивился такой непоследовательности рассуждений (только что Содомский во всеуслышание заявлял обратное), но развивать эту тему сейчас не хотелось: ожидали дела поважней.
Не попавшие под интерес прессы актеры начали расходиться; с Александром остались только Прохоренко и Лапин. Если Ксения даже не глядела в сторону журналиста, то Илья Сидорович, наоборот, улыбался, строил глазки. Он же предложил:
– Пойдемте в буфет. Там спокойно и поговорим. Горчакову предложение Лапина понравилось. И он вопросительно посмотрел на Прохоренко.
– Только недолго, – сказала Ксения. – У меня масса дел.
Молодая шустрая буфетчица подала им пива и три порции толстых сосисок. Ксения с сомнением посмотрела на них и сказала, что попробует одну. Илья Сидорович тут же одобрил:
– Правильно! Фигуру надо беречь. Так что вторую отдай нашему славному мальчику. И я отдам свою. Александр отказался от дополнительной порции сосисок. А когда Лапин как бы вскользь заметил: «Такого красавчика я не видел давно», чуть не поперхнулся от неприкрытого мужского обожания. Нельзя сказать, что подобных Илье Сидоровичу людей он ненавидел патологически. Он их просто не понимал. Вокруг столько очаровательных существ женского пола – целуй их, ласкай, люби. И вдруг – «славный мальчик», «красавчик»!
– Значит, вы собираетесь написать статью о Зине? – спросила Ксения.
– Точнее о причинах ее убийства.
– Но полиция пока ничего не выяснила.
– А вам откуда это известно?
– Не пытайтесь меня поймать, – усмехнулась Прохоренко. – Просто я слишком хорошо знаю ее медлительность и нерасторопность. Мы успеем состариться, прежде чем наши правоохранительные органы что-нибудь найдут.
– А у вас есть предположение: кто бы мог пойти на убийство?
– Нет.
– Я тем более не знаю, – горестно вздохнул Лапин.
– А каким человеком она была?
– Сложным, – холодно бросила Ксения.
– Брось. Неплохая тетка, – возразил Илья Сидорович.
– Господа, – как можно мягче произнес Горчаков. – Я хочу узнать все об ее характере, привычках.
– Могла наорать на режиссера, на партнеров. Сдержанности – ни на грош.
– Ксюшка, ты не права. Зинка вспыхивала и тут же отходила.
– А как она залепила пощечину осветителю? Видите ли, не так осветили сцену во время ее выхода!
– Парень действительно напортачил. А потом она прощения просила. Сам слышал.
То, что Зинаида Петровна была вспыльчивой, Александр знал еще во время посещения ее дома от Лики и других слуг. Но имелась у нее еще одна черта – скрытность. Что скажут ее коллеги по этому поводу?
– Подруг у нее не было, – подтвердила Ксения. – Замкнутая слишком.
– Брось! Душа компании! – замахал рукой Лапин.
– Душа-то душа, – также холодно парировала Прохоренко, – когда речь шла о пустяках.
– О себе она хоть что-то рассказывала? Делилась проблемами личной жизни? – продолжал приставать Горчаков.
– Нет. Иногда хвасталась новыми нарядами и дорогими покупками, – поджала тонкие губы Ксения.
– Принарядиться она любила, – елейным голоском пропел Илья Сидорович. – Откуда только деньжищи брались?
– И я хотел вас спросить. Особнячок у нее отменный, обстановка – царская. Поговаривают об ее связях с Юрием Ивановичем Ереминым.
– Приезжал он несколько раз на спектакли! – в возбуждении воскликнул Лапин. – Какой мужчина! Пусть в годах, но еще орел! И богат безмерно.
– А я не могу утверждать, что он был ее любовником, – вдруг заявила Прохоренко. – Да, их несколько раз видели вместе в ресторане, других общественных местах. Но это ничего не значит.
– Вот как?
– Вокруг Зины вертелось много поклонников. Все-таки местная знаменитость, – В холодном голосе Ксении впервые появились злорадно-ироничные нотки. Горчаков еще удивлялся: актриса – и вроде бы полное отсутствие эмоций?! А ведь он видел ее на сцене, там это был динамит, готовый взорвать весь зал. И вот теперь эмоции выплеснулись. Она не терпела Федоровскую. Возможно, из-за того же богатого старика Еремина, или из-за другого ухажера? Или причиной нелюбви была профессиональная деятельность? Театр – сложный организм.
– Политикой Зинаида Петровна не увлекалась?
Актеры недоуменно переглянулись, Ксения даже расхохоталась:
– Она вряд ли знала политическое устройство страны, в которой живет.
– Политикой она не интересовалась, – согласился Илья Сидорович. – Однажды я ей сообщил потрясающую новость, что по слухам у нас может быть восстановлена монархия, уже появились претенденты на трон. Так она только рассмеялась и сказала, чтобы я лучше учил роль.
– И никакие политические взгляды не высказывала? – упорно не унимался Александр.
– Ее взгляды – деньги и наряды, – пропел Лапин.
Чем больше Горчаков выслушивал коллег Федоровской, тем сильнее росло убеждение, что ничего существенного о жизни убитой он не узнал. Так почему же Корхов предложил встретиться с ними?! Старый Лис обвел его вокруг пальца? Зачем?
– С какими-то общественными организациями она была связана?
Горчаков спросил это безо всякой надежды на удачу. Лапин лишь ухмыльнулся: «Сомневаюсь», зато Ксения высказала уже совсем неожиданное:
– Зинаида захаживала к Варваре. Сама случайно увидела.
– Ой, не произноси имя этой противной страшной старухи.
Варвара – известная в городе колдунья, вокруг которой сплотилась целая группа последователей. Она утверждала, что занимается исключительно добрыми делами – лечением болезней, предсказыванием судьбы, заклинаниями на удачу. Ну, иногда приворотами («Чего девкам в одиночестве мучиться?»). Однако поговаривали, она еще и порчу на людей насылает, а кого проклянет, с тем обязательно что-то плохое случится. Иного со службы выгонят, у другого в семье разлад, а кто-то и вовсе помрет. Александр работал над «делом» Варвары, однако, как и полиция, ничего криминального не обнаружил. Да, с ее именем связаны разные неприятные совпадения, но ведь это только совпадения.
Однако кое-что о колдунье Варваре выяснить удалось. Лапин назвал ее старухой, но она женщина средних лет. Просто ходит в платке, в обносках, специально старит себя, пытаясь выглядеть «очень мудрой и знающей». Семья ее (по утверждениям самой Варвары) погибла в Гражданскую. Но есть непроверенные данные, что близкие родственники колдуньи проживают в СССР. Чем они там занимаются?
– А когда вы видели Зинаиду у Варвары?
– Не у Варвары я ее видела, к гадалкам не хожу. Я встретила Зину выходящей из ее дома. Федоровская заметила меня, стушевалась. Я с ней вежливо поздоровалась и прошла мимо.
– И потом по этому поводу даже словом не обмолвились?
– Нет. Ее дурь, ее проблемы.
– Так может Варвара и наслала на нее проклятие? – осевшим от ужаса голосом произнес Лапин. – А что? Старуха может.
Конечно, связь Зинаиды с Варварой и последующее убийство актрисы могут оказаться совпадением. Однако первая зацепка. появилась?
– У вас еще есть вопросы? – с прежним холодком полюбопытствовала Прохоренко.
Вопросов много, только получит ли он ответы? Да и женщина спешит. Он дал Ксении визитку, попросил позвонить в редакцию, если она что-то вспомнит. И попросил разрешения вновь побеспокоить, когда возникнет необходимость.
– А мне визитку! – чуть не подпрыгнул Лапин. – И я могу что-нибудь вспомнить. Вас проводить, молодой человек?
– Нет, благодарю. Мне нужен Степанов.
Теперь Никита Никодимович не отвертится. Александр заставит его приоткрыть некоторые тайны. Однако Горчакова ждало разочарование. Степанов уже покинул здание театра.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Итак, что он вынес из разговора с актерами? От Прохоренко действительно узнал важную информацию. А вот Лапин ничего существенно не сообщил.
«Ничего?»
Горчаков прокрутил в голове все детали их беседы. Сплошные вздохи, восклицания Ильи Сидоровича, а фактов – ноль.
«Или я ошибаюсь?»
Погруженный в размышления, Александр и не заметил, как оказался в центре большой ярмарки. Подобные ярмарки организовывались в Старом Осколе минимум раз в неделю. Идешь, а вокруг лотки, лотки. Парное мясо, колбасы – хочешь из свинины, хочешь из телятины, огромные рыбины, которые вылавливали в местных прудах, икра, сыры всех видов, зернистый деревенский творог и прочее. Удивляло не разнообразие продуктов, а низкие цены, порой смешные до неприличия. У крестьян выхода не было: надо сбывать товар. В свое время предполагалось подписать договор с СССР о поставках туда продуктов. Там голод! И в Поволжье голод, и в приграничных районах с Курской губернией, и в других местах. Говорят, люди мрут как мухи. Сначала все детали договора согласовали, но потом Советы отказались. Черкасова по этому поводу сказала:
– У большевиков другая задача: согнать людей в города, согнать любым способом, даже самым жестоким. И таким образом провести свою индустриализацию. Гениальные управленцы! «Наверное, она права».
Красивая пышногрудая девица зазывала покупателей в магазин модной одежды. «Наша, Воронежская! А так же костюмы и платья из Франции, Англии, Германии!» Улыбка красавицы играла столь заманчиво, обольстительно, что Горчаков решил заглянуть, приобрести какую-нибудь безделицу.
И тут он заметил коренастого плешивого человека с приплюснутым носом. Александр не обратил бы на него внимания, если бы не одно обстоятельство: он уже видел его, когда выходил из театра. «Случайность?»
Александр зашел в магазин, обошел ряды, вступал в разговоры с продавцами, купил модную шляпу. Затем вышел и огляделся.
В толпе отыскать кого-либо сложно, однако Горчаков вновь заметил плешивого, аккуратно посматривающего в сторону магазина. Теперь стало понятно кого он выслеживает.
Александр впервые оказался объектом слежки. Следовало бы выяснить – кто этот человек? Чье задание выполняет?.. Как узнать? Подойти, поговорить? Нет, не сейчас!
Горчаков решил ничего пока не предпринимать и не показывать вида, что он раскусил преследователя. Он неспешно двинулся вдоль рынка, миновал его. Опять впереди шумная, косящая под Европу улица. А вот и переулок, укорачивающий путь.
Он вошел в этот переулок, быстро двинулся вперед. Преследователя не было. «Я ошибся?!»
Только долго радоваться ему не пришлось, плешивый вновь появился.
Александр прокручивал в мозгу разные варианты. «Если все-таки напрямик спросить: «В чем дело, сударь?» Как он отреагирует? Станет оправдываться? Пошлет куда подальше? Скорее – второе. Где доказательства, что он следит за мной?»
Был еще один вариант: врезать ему как следует. И что? Он поднимет шум, и Горчаков останется в дураках. Да и крепыш он что надо. Так ответит – мало не покажется!
Горчаков с тоской подумал, как по его ангельскому лицу пройдутся мощные кулаки. Тогда не жди откровений от милых свидетельниц.
Он двинулся дальше, то убыстряя, то замедляя ход. Соответственно вел себя и преследователь. Выйдя из переулка, Горчаков увидел несколько больших жилых домов. И сразу юркнул в один! Окно между лестничными проемами являлось отличным местом наблюдения.
Вскоре возник плешивый. Он лихорадочно осматривался, бегал взад-вперед. Затем испарился. Горчаков для верности еще немного подождал и только потом покинул убежище.
Снова те же вопросы: кто и почему?
Не случайно Либер его предупреждал. Теперь, когда журналист ослушался, его взяли под контроль. Плешивый – один, или их целая группа? Скорее – второе. Сегодня они просто преследуют, а завтра?.. Кому рассказать о случившемся? Корхову? Нет, мудрая шефиня открыла Александру глаза. Полиции он тоже не доверяет.
На первом этаже открылась дверь, послышались шум, смех, спорящие голоса. Все это напомнило Горчакову, что жизнь продолжается. Надо поспешить в редакцию! Он спустился по ступенькам и. замер. Его будто перенесли из процветающей Российской Империи в страшный СССР. На стене перед дверью висела табличка, где крупными буквами было написано: «ВКП(б)» (аббревиатура правящей тогда в СССР партии – Всесоюзной коммунистической партии большевиков. – прим. авт.). Оцепенение длилось недолго, Горчаков вспомнил, что коммунисты не так давно были легализованы. И он находился рядом с их офисом.
Легализация партии коммунистов ровно год назад привела часть общества в шок. Александр также не понимал, с какой стати разрешили открыто выступать и бороться за власть тем, кто уже однажды разрушил Русское государство? Официальный комментарий звучал так: «В условиях демократии все политические силы имеют право на выражение собственного мнения, в том числе коммунисты». Вечером того же дня Горчаков имел на эту тему серьезный разговор с шефиней. Загородный дом Черкасовой, шампанское, страстная любовница зрелых лет – все располагало к романтике, к иным разговорам: о красоте звездного неба, о далеких морях, экзотических островах. Однако Горчаков все еще находился под впечатлением непонятного решения Верховного Суда Империи. Как же так? Большевики теперь среди нас? Пятая колонна будет открыто работать на враждебное государство? Предупреждение мерзкого карлика, что он придет повсюду, уже не было обычной бравадой.
Даже в постели Алевтина не отказывалась от вредной привычки курить. Затянувшись очередной сигаретой, она спросила:
– Тебя что-то беспокоит?
– Заметно?
– Все на твоем лице.
Она рассмеялась и добавила:
– Меня не проведешь.
– Отрицать не стану.
– Хочешь, угадаю? Поссорился с любимой женщиной.
– У меня ты – любимая женщина.
– Я начальница по работе и партнер по сексу. У меня состоятельный муж и респектабельная жизнь. Так что влюбляться в меня не стоит. Наши сегодняшние отношения близки к идеалу. Иного не надо.
– Уговорила.
– Ты не ответил. Долги? Сколько? Я помогу.
– Все гораздо прозаичней. Я думаю о легализации партии Ленина.
– Безобразие! Лежит в постели с привлекательной женщиной, а думает о Ленине. У тебя нормальная ориентация?
– Я серьезно. Никого из моих знакомых эта легализация не волнует. Мол, перспектив у коммунистов никаких, ни на что серьезное претендовать не смогут. А мне все равно не по себе. Помню, как мы бежали из Петрограда. Помню лица комиссаров, особенно одного карлика. Думал, что кошмары навсегда остались в прошлом. Ан, нет! Демократия, свобода! Они нам устроят такую свободу! Неужели наши правители настолько слепы? Они напоминают петухов с закрытыми глазами, не слышащих, как к курятнику подкрадывается хищник.
– Решение Верховного Суда не слишком дальновидно, – согласилась Алевтина. – Мы живем по одним законам и наивно полагаем, что по таким же законам будет жить все общество. Однако есть те, кому мораль цивилизованного человека претит. Они совершают взрывы, убийства, а потом. начинают требовать. Сначала милосердия – помилования за совершенные злодеяния, затем признания своих политических прав и, наконец, власти. Сейчас они малочисленны, потому для общества незаметны. Но порок заразителен, проходит время, и все большее число недовольных вливается в ряды противников общественного порядка. А власть по-прежнему сыплет отговорки, типа: «Нельзя их запрещать, мы же не такие, как они».
– Наивные или. негодяи?
– Знаешь, в чем беда современного мира? Он по-прежнему обожествляет идеи Великой Французской революции. В чем ее «великость»? Обычная кровавая бойня. Робеспьер – тот же Ленин. Лозунг: «Свобода. Равенство. Братство» очень скоро заведет нашу цивилизацию в тупик, затем – к краху.
– Не слишком ли мрачно?
– Мрачно. Но так и происходит, – Алевтина затушила сигарету, откинулась на подушку и резко проговорила.
– Люди проклинают рыночную модель с ее кризисами, безработицей, но никогда не откажутся от нее. Она нужна власти и потому населению внушают: «Система может быть и плоха, но лучше ее нет». А чтобы те не роптали, не искали «пути к счастью», создают разные извращения типа Советов или Рейха. Либо одно зло, либо другое. Ну, что выбираешь?
– Успокоила, – грустно усмехнулся Александр. – Выходит полный тупик?
– Каково сознание народа, таковы и его перспективы. Мы, русские, тоже не хотим жить по законам предков. Подавай западный путь.
Черкасова достала новую сигарету, Александр заметил:
– Много куришь.
– Знаю, к добру не приведет. Хочу поделиться с тобой идеей романа. Чему удивляешься? Я уже поработала в журналистике, могу попробовать себя на поприще романиста?
– Поделись!
– Это фантастика. Представь себе: далекое будущее, колониальный мир рухнул, и его представители, томимые бедностью и бесправием, устремились в демократическую Европу. Европейцы с удовольствием принимают их. Одним нужна дешевая рабочая сила, другие – из традиционного либерализма и идей равенства, а кое-кто из власть держащих использует их как устрашающую силу в борьбе с оппонентами – профсоюзами и прочим. Постепенно мигранты заполоняют новые пространства, смелеют, наглеют, начинают устанавливать собственные правила жизни для самих европейцев.
В городах строят свои храмы, на женщин надевают паранджу. Белые сопротивляются, но как-то слабо, безвольно. К тому же принимаются новые законы, карающие за разжигание расизма, мигранта не тронь! В конце концов, мигранты становятся господами, священными коровами. И, что самое поразительное, коренное население начинает принимать это как данность. Что скажешь?
– Дерзай. Только. любая фантастика хоть как-то связана с реальностью. А того, о чем ты хочешь написать, не будет никогда. Такого просто не может быть.
Итак, он стоял перед штаб-квартирой коммунистов. Конечно, надо скорее уходить отсюда, но неожиданно у Александра вспыхнул горячий интерес к наследникам тех, кто лишил его родины. Поговорить с ними, понять их дьявольские мысли. Понять, почему они такие?!
Но у него много своих проблем. Надо срочно поделиться с Алевтиной последними новостями, рассказать о странной связи Федоровской с Варварой, главное – о преследователе. Не рано ли покидать «убежище», что, если плешивый недалеко?
«У меня есть время», – сказал себе Горчаков, постучал в дверь, вошел.
И сразу ощутил себя в логове зверя. Взгляд остановился на огромном портрете. косматого, клыкастого, готового тебя растерзать, чудовища. Вокруг него прыгал и веселился знакомый карлик. Он оглушительно кричал: «Я пришел! Пришел!»
Горчакова окружил туман, из которого его вывел новый окрик:
– Товарищ, в чем дело?
Александр мгновенно отрезвел, он увидел, что клыкастое чудовище на самом деле оказалось Карлом Марксом. А карлик превратился в молодого веселого белобрысого парня.
Парень широко улыбнулся и добавил:
– Вы к нам?
– Я из «Оскольских вестей». Горчаков Александр Николаевич.
– Знаю, знаю. Не шибко ваша газета жалует нас, коммунистов. Ну да не страшно. Проходите, посмотрите на наше житье-бытье.
Несколько небольших комнат, на столах – кипа литературы, кроме Маркса со стен ласково «поглядывали» другие вожди революции – как живые, так и почившие: Ленин, Дзержинский, Сталин. Несколько парней и девушек о чем-то увлеченно спорили. Из соседней комнаты раздался назидательный голос докладчика: ясно, там – партийная учеба.
– Вот так и живем, дружно и весело, – с той же радостной улыбкой на лице сообщил светловолосый парень. – Кусок социализма на оскольской земле. Точно в подтверждение его слов, назидательный голос перестал вещать, его сменил Интернационал. Светловолосый парень присоединился к хору, и прекрасным баритоном допел коммунистический гимн до конца.
– А теперь я вас слушаю. Зовут меня Андрей Коровин.
– Не родственник знаменитого купца Ивана Иннокентьевича?
– Дед мой, – нехотя ответил молодой человек.
– И с такой родословной вы. здесь?
– Дед мой эксплуататор. Знаете, что сделаю первым делом, когда мы придем к власти: реквизирую у него награбленное в пользу революции и бедных.
Горчаков не успел ничего ответить, потому что грянула новая песня: «Веди, Буденный, нас смелее в бой». Пришлось снова дожидаться, пока Андрей ее пропоет.
– Надеюсь, больше нас ничто не отвлечет? – спросил Александр. – Песен уже не будет?
– Нет, нет, – успокоил его Андрей. – Еще только «Белая армия, черный барон» и «По долинам и по взгорьям». «Лениниану» мы поем завтра.
– Я пытаюсь понять, против чего вы выступаете? Перед тем, как оказаться у вас, зашел я на ярмарку. Изобилие по смешным ценам! А в СССР? Голод, везде, кроме Москвы и Ленинграда, карточная система.
– А сами вы бывали в СССР? – быстро спросил Андрей.
– Бывал, – соврал Горчаков.
– И ничего не поняли. Знаете почему? Вы отравлены буржуазной идеологией потребительства.
Александр ошалело уставился на собеседника, он не мог уловить взаимосвязь между оскольской ярмаркой и идеологией потребительства. Андрей разъяснил:
– Даже умирающий от голода там гораздо счастливее жрущего в три глотки здесь. Не пытайтесь понять это сейчас, нужно пожить в СССР, тогда все станет ясно.
– Ясно – что?
– Человек посвящает себя великой идее – освобождению от оков эксплуатации. Он терпит лишения год, два, целую жизнь, кладет голову на плаху – и все для того, чтобы его мечта осуществилась. Чтобы каждый дышал свободно.
– Но я вроде бы дышу свободно.
– Это вам только кажется, – убежденно заявил Андрей.
– Вы не живете, а прозябаете под властью капитала, который затуманивает вам мозги сказками о красивой жизни.
– Российская Империя за короткий срок вошла в число процветающих стран. Конечно, у нас есть несчастные и обездоленные, но где их нет?
– Мы все здесь обездоленные: и тот, кто трудится на хозяина, и сам хозяин, потому что над ним – другой, более крупный. А в СССР все – как одна семья. Во имя этой семьи люди работают и умирают. Вот и ответ: почему умирая от голода, они счастливы. Они отдают собственные жизни единой семье.
– Но человеку невозможно породниться с целым миром.
– Возможно! И мы заставим его это сделать!
Глаза молодого человека вспыхнули фанатичным блеском, казалось, он уже готов броситься на штурм существующих устоев общества. Горчаков с любопытством спросил:
– И вы надеетесь получить поддержку у населения?
– Обязательно!
Ответ прозвучал настолько уверенно, что Горчаков оторопел. «Неужели такое случится?»
Не было больше сытых людей на ярмарке, равнодушно взирающих на царящее вокруг изобилие, зазывающей в магазин модной одежды пышногрудой девушки, веселых продавцов. Вместо них – голодная толпа в униформе; она идет строем, поет революционные песни, славит собственных мучителей. Во главе колонны. конечно же, карлик. Нет, Империя этих дьяволов отвергнет!
«Отвергнет?»
В ушах вдруг четко отчеканились слова нелюбимого коллеги Стогова: «Мы – почти у самой границы! Хочешь, чтобы Советы заявились по твою душу? В Старом Осколе есть те, кто их поддерживает. Бедные и ленивые. Даже твоя горничная наверняка не откажется в законном порядке оттяпать часть дома хозяина».
Горчаков понял: человек часто живет не перспективой, а эмоциями. И этими эмоциями – обидами, завистью, злобой умело пользуются негодяи. А когда негодяи приходят к власти, эмоции уже значения не имеют. Сам человек не имеет значения.
– Вы пойдете на выборы? – голос Александра невольно дрогнул.
– Пойдем, – лениво ответил Андрей. – Но выборы – понятие устаревшее. В условиях буржуазного строя, конечно. Ленин правильно сделал: взял власть вооруженным путем.
– Благодарю за интервью, – Александр поднялся и тут подумал о деле Федоровской. Может, коммунисты имеют какую-нибудь информацию? Вероятность этого мала, но.
– Еще одно, господин. то есть товарищ Коровин. Вы знали актрису Зинаиду Петровну Федоровскую?
Глаза Андрея часто-часто заморгали, в голосе возникли нотки беспокойства:
– А почему вы спрашиваете?
– Ее убили!
– Ужасно, – послышался почти растерянный возглас.
– Газета поручила мне журналистское расследование. Вы не в курсе каких-либо подробностей ее смерти?
– Откуда?! – Андрей отвел глаза, и Горчаков понял: «Лжет! Но тогда получается. он что-то знает?» Первой мыслью было: попробовать его разговорить. «Нет, вряд ли получится. Если у него задание молчать – промолчит. Их поэт Маяковский писал. не припомню, как там точно? Им в горло свинец, а они в ответ: «Да здравствует коммунизм!»? Фанатики.»
Тем временем и Коровин заспешил распрощаться, затряс Александру руку, предложил на всякий случай вступить в ряды ВКП(б). Журналист с наигранной веселостью ответил, что подумает и покинул партийный штаб. Выходя, он услышал, как партийцы запели очередную революционную песню.
Скрипнула дверь подъезда, Александр – на улице. Внимательным долгим взглядом охватил проходящих мимо людей. Плешивого не было; не заметил он и кого-либо другого, подозрительного. Срочно в редакцию!
Неожиданно он увидел девушку. Нет, не девушку – ангела с густо рассыпанными русыми волосами и открытым лицом. Она шла, улыбаясь, отчего ямочки на щеках играли так заманчиво! Распахнутый взор небесных глаз сиял радостно и приветливо. Уставший от чрезмерного женского внимания Александр ощутил, что теряет голову.
Теперь девушка улыбнулась конкретно ему, он шутливо преградил путь в подъезд, в тот самый, из которого только что вышел. И так же шутливо подумал: «Надеюсь, она не в штаб ВКП(б)?»
И тут заметил на ее груди значок: на красном фоне профиль лысого человека. Горчаков был осведомлен о сути этого символа. «Она – из молодежного коммунистического союза! Как его?.. Комсомол!»
Он остановился, пораженный, молча наблюдал, как неведомая красавица проходит мимо, почти касаясь его, и почти сразу попадает в лапы чудовища! Переживший мгновенное потрясение от этой встречи он бесцельно двинулся дальше. На какой-то момент события перестали для него существовать, Александр силился понять: что за девушка и зачем она там? Даже расследование отошло на второй план, где-то за пеленой тумана скрылись все персонажи последнего времени.
Но туман быстро рассеялся, рядом остановилась машина начальника полиции. Корхов распахнул дверцу, предложил:
– Садитесь.
Александр сразу вспомнил предупреждение Черкасовой не слишком доверять Старому Лису. Но отказ может вызвать у Анатолия Михайловича недоумение и подозрение. Тем более, у магазина напротив, показалась знакомая плешивая голова. Горчаков хитро посмотрел на преследователя и заскочил в машину. Кажется, у того то ли от удивления, то ли от досады отвисла челюсть.
