Текст книги "Призрак Белой Страны. Бунт теней исполненного, или Краткая история «Ветхозаветствующего» прозелитизма"
Автор книги: Александр Владимиров
Соавторы: Кирилл Мямлин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
АЛЕКСАНДР ВЛАДИМИРОВ
ПРИЗРАК БЕЛОЙ СТРАНЫ
Вместо предисловия
Кто сказал, что история развивается именно так, как описано в наших учебниках? И даже рассказы очевидцев не всегда есть истина; люди часто видят не что происходило на самом деле, а что сами хотят или что их заставляют увидеть. Маленькая ложь порождает большую, а она, в свою очередь, – чудовищную. Прошлое искажается до неузнаваемости, превращаясь в настоящую фантасмагорию и помогая влиятельным особам сохранять заданную идеологию и принципы жизни дня сегодняшнего. Но раз в истории множество версий – можно ли считать, все описанное в этой книге выдумкой автора, а не отражением реальных событий?
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
…Мальчику было страшно: он остро чувствовал опасность; она была рядом в облике почти истлевшего старика со злыми глазами, упорно тянувшего руки к его горлу. От старика дурно пахло, беззубый рот отвратительно щерился.
Детский сон чуток, но короток, и, проснувшись, он обнаружил, что никакого злого старика нет. Точнее, старик сидел напротив и выглядел таким же безобидным и подавленным, как и все остальные пассажиры. Опасность исходила от других – двух бородатых мужиков в поношенных грязных шинелях, и еще одного – короткого, почти карлика в кожаной куртке с рыскающим взглядом и крупным горбатым носом. Несмотря на крохотный росток, он был здесь главным, отдавал резкие команды, которые бородатые тут же исполняли. Дело касалось проверки документов. Каждый пассажир переполненного вагона, волнуясь, протягивал удостоверение, а карлик надменно решал его судьбу. К кому-то проявлял милосердие, к другим был безжалостен. Его торжествующий голос звучал с хищными модуляциями:
– Что у вас в чемодане?.. Любопытно, любопытно! Нука, Вася, взгляни! Народные ценности увозим, батенька? Быстро на выход.
Ничьи мольбы не действовали. Человека хватали и уводили. Сейчас его ссадят с поезда. А дальше?
И мальчик понимал, хотя был так юн и неопытен, что плохие дяди поиздеваются вдоволь.
Карлик и его провожатые уже рядом. Опять скребущий по сердцу резкий голос потребовал документы. И страх, как огромная птица, расправлял свои крылья. Сначала карлик с сотоварищами подошли к тому самому старику. Их не смущали ни слезящиеся глаза, ни тихо шамкающий беззубый рот, ни трясущиеся худые руки. Карлик приступил к допросу с пристрастием:
– Так вы гражданин Трофимов?.. А не ваш ли сын – известный деятель партии кадетов?
– Внук он мне, – по простоте душевной ответил дед.
– И вы, значит, к нему? В центр контрреволюционного подполья?
– Какое подполье? Старый я.
– А старый контрой быть не может?
Руки еще более затряслись, старик почти уже рыдал:
– Не занимаюсь я политикой.
– Да неужели?
– Внук в Самаре. Я в другое место еду.
– О, да вы прекрасно осведомлены насчет местонахождения внука. Так, так.
Старик понимал, как осложняется его положение, но пытался отстоять себя. И тут карлик, махнув рукой, заявил:
– Давай-ка его в ЧК. Там выясним, кто таков наш несчастный дед.
– Позвольте! – снова прошамкал старик. – Это же полное беззаконие!
– Так ты, белогвардейская сволочь, обвиняешь советскую власть в нарушении закона?! Вася, то есть товарищ Дрыночкин…
Подручный карлика сгреб лапищей старика и потащил; у выхода их поджидали какие-то люди.
А карлик уже переключился на отца мальчика:
– Гражданин Кузьмин?
– Да.
– А это ваши жена и сын?
– Да.
– Так, так.
– У меня что-то не в порядке?
Вертя в руках документы, карлик задумчиво спросил:
– Из какого сословия будете?
– Из мещан.
Мальчик так и не мог до конца понять: почему отец обманывает? Почему скрывает, что он – князь, из рода Горчаковых. Что жена его – дочь богатого купца. Но родители предупредили: этого говорить нельзя.
Выходит то, чем он раньше гордился, приходится скрывать?
Теперь карлик посмотрел именно на него, посмотрел так холодно и жестко, что душа мальчика сжалась в комочек. Но тут карлик снова перевел взгляд на отца:
– Среди мещан, гражданин Кузьмин, немало тех, кто помогал и помогает революции.
– Я ей сочувствую, – пробормотал отец.
– Так, так… Зачем же едете в Ростов?
– Голодно в столице. А там – мои родственники. Авось совместно выживем.
– Контра там недобитая! – гаркнул один из бородатых. Отец опустил голову, пожал плечами:
– Я. не знаю.
– А знать надо, – язвительно поучал карлик. – Может, и вы такая же контра?
– Да нет же, нет!
– Однако сбегаете.
– Да помилуйте, господин комиссар, чем же я так насолил революции?
– Разве я сказал, что насолили? Будь такое, с вами разговаривали бы по-другому. Пуф! – карлик приставил указательный палец к виску, а большой опустил вниз, изображая револьвер.
Это короткое слово заставило мальчика вздрогнуть. Мозг ребенка осознавал, что сделать «пуф» маленькому уродливому существу ничего не стоит. Последовало несколько невыносимо тяжелых минут, карлик продолжал изучать документы. Все висело на волоске: вдруг он что-то заподозрит?
И тут карлик выдал:
– Ненавижу колеблющихся! Их всех надо к стенке! Бегут с корабля революции. Я ведь и на Юг приду. Я повсюду приду. – И вдруг подмигнул мальчику. – Главное, малыш, ты это запомни.
Неизвестно, чем закончилось бы дело, но всех отвлек какой-то шум в конце вагона. Карлик быстро вернул отцу документы и скомандовал:
– Быстро туда!
Больше карлик и его помощники не вернулись. Поезд тронулся, увозя мальчика и его родителей на спасительный Юг.
Нет, карлик не ушел. Он нередко возвращался, терзая сознание сначала ребенка, потом юноши и уже зрелого Александра Горчакова. Девятнадцать лет прошло, сколько ужаса и трагедий пришлось пережить ему во время Гражданской войны и после нее! Однако карлик в кожаной куртке оставался для него злым гением. Александру казалось, что все пережитое – только прелюдия к чему-то еще более кошмарному. «Я повсюду приду!» – звучало тяжелым реквиемом по установившемуся временному спокойствию.
Ночь была душная, хотелось пить. Александр поднялся, направился в сторону кухни. Подошел к большому медному самовару, как вдруг. Чья-то тень! Человек опередил его, нахально уселся за стол. Александр ни секунды не сомневался: это горничная Лена. Чего ей-то не спится? Только что-то странное в ее фигуре: она будто бы сократилась в росте. И вообще. перед ним мужчина?!
Щелкнул выключатель, остро вспыхнувший свет лампы осветил сидящего спиной к Горчакову маленького человечка. Но вот он повернул голову, вываливающиеся из орбит глаза хищно сверкнули:
– Я ведь обещал, что приду.
Александр оцепенел. Но безволие быстро уступило место страстному желанию покончить с уродцем. Как обнаглел: заходит без спроса в любой дом, устанавливает свои порядки. Горчаков сделал резкий шаг к столу. В тот же миг что-то громыхнуло за окном, свет погас, но темнота не овладела миром. Он глянул в окно и ясно увидел, как над землею поднимается кровавая заря. Красные блики освещали деревья, плясали по стенам. Зачарованный жуткой картиной, Александр на мгновение онемел, а когда вновь перевел взгляд на непрошенного гостя, то заметил… что того и след простыл.
«Это что, бред?»
Позабыв о жажде и обо все остальном, Александр бросился из кухни.
Когда сон наконец пришел, то оказался он странным и тревожным. Полная женщина в кокошнике напевала любимую гимназическую песню: «Конфетки, бараночки», но закончить ее не смогла: с разных сторон на нее налетели несколько карликов в кожаных куртках и куда-то потащили.
Горчакова разбудил настойчивый голос служанки. Она несколько раз повторила: «Александр Николаевич, пора!». Александр раскрыл глаза и бессмысленно посмотрел на нее, даже брови нахмурил. Однако служанка, кокетливо поправив прическу, повторила:
– Александр Николаевич, подъем.
– Сколько сейчас?
– Половина одиннадцатого.
– Не может быть.
– Взгляните сами.
Горчаков прекрасно понимал: Лена не обманывает. На дворе – май, двадцать седьмое число, 1937 год, и на часах – ровно половина одиннадцатого. Ему пора в редакцию. Пропади она.
– Пора в редакцию, – подтвердила Лена.
Почему так тяжело вставать? Ах да, он плохо спал ночью. Ходил на кухню и. увидел там карлика.
– Лена? – спросил он, – у нас в доме ночью ничего не случилось?
– А что могло случиться? – удивилась девушка. – Лампочка перегорела.
– Лампочка?.. Надо купить другую. А сейчас – под душ!
– Потереть спинку? – ласково предложила Лена.
– Не надо.
– Почему?
– Милая, давай не будем.
– Как не будем? Никогда?..
– Никогда. На работу пора, и сон дурной снился.
– Сон – ерунда. А лучшее лекарство от кошмаров – интим.
– Мы же договорились.
– Ну да! Я не ревную вас. Как и вы меня. Свободная любовь! Так учили Клара Цеткин и Коллонтай (известные деятели мирового революционного движения, любительницы крылатого эроса. – прим. авт.).
Горчаков подскочил! Сердито бросил:
– Я просил. приказывал никогда не вспоминать эти фамилии.
– Почем-у? – пропела Лена.
– Ты с какого года?
– С семнадцатого.
– А я с десятого. Я прекрасно помню Цеткиных, Коллонтай и иных марксистов. Кстати, а откуда ты про них знаешь?
– Водопроводчик Витя рассказывал. Еще он сказал, что и вы марксист.
– С какого боку?
– Вы тоже сторонник свободной любви. Сколько женщин нашего города побывало в ваших объятиях!
– Лена, женщины и марксизм – вещи разные. Твой водопроводчик – осел. И. приготовь-ка мне лучше завтрак.
За завтраком Горчаков всегда просматривал газеты. Нет, нет, читать он ненавидел, собратья по перу раздражали его. Но он должен знать: не наступит ли катастрофа в ближайшем будущем? Что тогда? Где и как спасаться? Вот и сейчас, пробегая глазами первую полосу, пестрящую калейдоскопом мировых событий, Александр невольно отмечал: Гитлер грозит, Советы укрепляются! Добром это не закончится.
Опять перед глазами замелькали картинки его детства и чудовищные события Гражданской войны. Пьяная орда заваливается в их уютный дом в Петрограде и заявляет, что все имущество подлежит конфискации. Когда отец Александра начинает возмущаться, его избивают.
Хорошо, что не расстреляли! Некоторое время они обитали у родственников, надеялись, что прежний порядок восстановиться. Но наступил период, когда оставаться в столице стало опасно, над отцом уже витал слушок-приговор: «контрреволюционер». Поэтому однажды ночью родители и маленький Саша по чужим документам отправились на Юг. Тогда в поезде Александр и увидел карлика в кожаной куртке.
Потом был Ростов, смерть матери от тифа. Постоянное ожидание очередной пьяной своры. Недавно отошедший в мир иной отец Александра говорил: «Благоразумие не оставило наших генералов». И действительно, кто знает, что случилось бы, не объединись вовремя Колчак и Деникин, не двинь Колчак свои войска из Сибири на Юг, не перевези он сюда золотой запас. В результате и был создан нерушимый Южный бастион. Юденич и Врангель проиграли, а Колчак с Деникиным нет!
В 1920 году по инициативе обеих сторон изматывающая Гражданская война закончилась. Большевики так и не могли укрепиться на всей территории России. Но большая ее часть – Север с обеими столицами, Поволжье, Урал, Сибирь осталась под их контролем. Потом еще к ней присоединились населенная горцами часть Кавказа, все Закавказье и Средняя Азия. Красные отказались от самого слова «Россия», заменив его на «СССР». Другая же часть страны – Екатеринодар, Ставрополь, Ростов, Воронеж, Курск, Белгород, дальше на запад – Малороссия и Белая Русь образовали свое государство со старым названием «Российская Империя». Правда, никакой Империи не было и в помине. О царе остались лишь воспоминания, железный вождь Колчак уже почти два года как сложил свои диктаторские полномочия; теперь здесь господствовала демократия западного типа.
–. Так когда, Александр Николаевич? – не унималась Лена.
– Что когда?
– Спинку потереть?
– Успокойся, Лена, слишком частый интим вреден.
– Неправда!
– Правда. Ого, около Курска опять поймали перебежчиков.
– И что с ними будет?
– Поймали не наши. Так что ничего хорошего.
К северу от Курска проходила граница между двумя государствами; в последнее время участились попытки пересечь ее со стороны Советов. Видимо, число желающих жить в условиях коллективизации, голода, тотального террора все уменьшалось. Не так давно советским пограничникам был дан приказ: по всем перебежчикам открывать огонь на поражение. Гуманизм высшей пробы!
– Курск – совсем рядом с нами, – глубокомысленно заявила Лена.
Александр не ответил, его мысли прервал телефонный звонок. Он поднялся, снял трубку висевшего на стене большого черного аппарата. Женский голос возмущенно изрек:
– Он еще дома!
– Да, обдумываю тут разное. По работе, конечно!
– Может, уволишься? Я с удовольствием приму твое заявление. Будешь спокойно обдумывать все, что захочешь.
– Обманываешь. Без удовольствия.
– Негодяй!
– Скучаю, дорогая.
– Значит так, ваше сиятельство, отправляйся срочно на Ямскую.
– Зачем? – поинтересовался Александр у владелицы газеты и по совместительству главного редактора Алевтины Черкасовой.
– Убийство.
– Неужели в Старом Осколе кого-то убивают?
– Не просто «кого-то», а Зинаиду Федоровскую.
– Нашу ведущую актрису?!..
– С ней ты не спал?
– Я невинен, как младенец. Кто убийца?
– Тебе и предстоит выяснить. Будешь вести от газеты официальное расследование.
– А полиция? Как она меня воспримет?
– Твоя забота, – ответила Черкасова и положила трубку.
Недавно земское управление города решило поменять статус Старого Оскола, превратив его из небольшого сельскохозяйственного центра в новый Монте-Карло. Уже построили казино, крупный развлекательный центр, несколько небоскребов. Целый район выделили под этот проект, где и осуществлялось строительство, название ему дали Новый город. Но в Старом городе – даже машины редкость. Поэтому Горчаков поймал извозчика, и вскоре уже оказался на месте. Большой двухэтажный дом был оцеплен полицией. На известного в городе журналиста стражи порядка смотрели не слишком дружелюбно, он изрядно надоел им своими «саркастическими» статьями. Однако Александра это не смутило, он тут же завязал разговор с коренастым сержантом:
– Где случилось? В самом доме?
– Ага, – нехотя ответил тот.
– Мне бы пройти, посмотреть.
– Не положено.
– Я представитель прессы. Мы ведь не на Севере у коммунистов живем, чтобы оставаться в полном неведении.
– Не положено, – повторил сержант.
– Что ж, придется обратиться к Ивану Афанасьевичу. Имя городского головы никак не подействовало на коренастого полицейского. Он лишь скривился:
– У нас один начальник – Корхов Анатолий Михайлович. Даст добро – пройдете.
– Где его найти?
– Да вон он. Сам к вам идет.
Начальнику полиции Старого Оскола было немногим за пятьдесят, а выглядел едва ли не на семьдесят. Грузный, страдающий одышкой, он едва переступал больными ногами. Заметив надоедливого журналиста из «Оскольских вестей», развернулся было в другую сторону, однако проскользнуть мимо Александра не удалось.
– Ну? – недовольно буркнул Корхов.
– Здравствуйте, Анатолий Михайлович. Вы вроде не рады встрече?
– А чему радоваться? Я ведь не одна из ваших красоток, господин Дон Жуан.
Александр пропустил мимо ушей колкость начальника полиции и продолжал гнуть свою линию:
– Народ желает знать.
– Народу это безразлично, – окончательно рассвирепел Корхов. – Все вы, пресса.
– Как же вы нас ненавидите.
– А за что любить?
– Вы бы отлично смотрелись на соответствующей должности в коммунистической Москве или Ленинграде, – усмехнулся Горчаков.
– Почему?
– Там тоже не жалуют прессу.
Корхов посопел, слыть ненавистником прессы ему явно не хотелось. Поэтому следующую фразу он хоть и с трудом, но выдавил из себя:
– Что интересует?
– Кто убил? Какова цель преступления?
– Я не всезнайка.
– Версии есть?
– Версия – это только версия, – философски изрек Корхов.
– А можно мне пройти вовнутрь?
– Зачем?
– Но ведь убийство произошло в доме.
Корхов помолчал, посопел, затем махнул рукой: мол, что с вами писаками поделаешь. И отдал распоряжение пропустить Горчакова в дом убитой актрисы. Несмотря на внешнюю суровость, начальник полиции Старого Оскола слыл человеком душевным и сговорчивым. Некоторые даже задавались вопросом: как он вообще стал полицейским?
Федоровская занимала приличный каменный особняк с большим двором, садом и несколькими пристройками. Запертая в будке собака бешено лаяла и рвалась наружу. По лестницам и в прихожей сновали хмурые лакеи и плачущие служанки. Один из полицейских вызвался проводить Горчакова к конкретному месту убийства, сообщив по пути новые подробности дела.
Актрису убили в ее же спальне. Спать легла она поздно, попросила слуг не беспокоить. Никто и не заходил к ней. А тут рано утром депеша из Белгорода, передать велено в собственные руки. Личный секретарь Федоровской Наташа постучала к хозяйке. Ответа не последовало, тогда Наташа решилась зайти и увидела, что Зинаида Петровна мертва, преступник перерезал ей горло. Естественно – крики, паника, обмороки.
– А где труп? – спросил Александр, осматривая кровавые простыни и одеяло.
– В морге, – с удивлением ответил полицейский. – Где же ему еще быть?
– Можно переговорить с Наташей и другими слугами?
– Пресса у нас взялась за работу полиции?
– Нет. Просто поможем друг другу, – приветливо ответил Горчаков и, получив соответствующее разрешение, направился в комнату секретаря Федоровской.
Наташе было около тридцати, женщина – довольно миловидная, только слегка портила полнота. Красные от слез глаза смотрели на Горчакова испуганно, устало. Он протянул ей визитку и спросил:
– Несколько вопросов, если позволите?
– Я уже все рассказала полицейским.
Александр применил весь свой шарм и обаяние, ласково улыбнулся, блеснув белоснежными зубами, и доверительно шепнул:
– А мне можно?
Девушка горько вздохнула:
– Тяжело это. очень тяжело.
– Понимаю. Вы ведь были близки с хозяйкой?
– Не скажу, чтобы очень. Да и не могло между нами быть близких отношений. Зинаида Петровна – известная актриса, пусть периферийного театра. Ее приглашали с выступлениями в Белгород, в Ростов, в Харьков. А кто я? Мелкая служащая. Только служила всегда честно.
– Вы, как секретарь, были в курсе ее дел?
– Рабочих – да.
– А личных?
– Возлюбленными ее не интересовалась. Если намекаете на это.
– А они у нее были? – заговорщически подмигнул Александр.
– Как у любой женщины.
Наташа осеклась, боясь, что сказала лишнее. Пресса – не полиция. Здесь не следует особо раскрываться. Да еще предстоит искать новую работу. Наболтай она про хозяйку, пусть мертвую, пойдет молва: сплетница. И тогда точно нигде в Старом Осколе не устроишься. Горчаков все это понимал, но сдаваться не собирался. Как бы невзначай сказал:
– Ходили разговоры про связь Зинаиды Петровны с управляющим банком Ереминым?
– Не видела, не знаю.
– Но ведь он у вас частенько появлялся.
– Какое частенько! Заедет раза два или три в месяц. «Значит, заезжал!»
– Поговаривали, что и госпожа Федоровская к нему была неравнодушна.
– Чушь! Ей и тридцати не было, а ему – почти семьдесят. Кому интересен старик? – здесь она выразительно посмотрела на Александра.
– А деньги?
– Деньги у моей хозяйки водились.
– У актрисы периферийного театра?
– Я же говорю: бенефисы у нее были, по всей России каталась.
– Но и бенефисами, дорогая Наталья, на такую роскошь не заработаешь. Вон какой дом! А от ее нарядов все модницы с ума сходили! У жен наших фабрикантов ничего подобного не было. Моя шефиня только и обсуждала ее наряды!
– Да ну?
– Точно! Уже номер в печать подписывать, а она: «Нет, вы видели, какова была сегодня Федоровская на балу у главы города! В Париже все это куплено, в Париже! Я целую ночь не спала».
Наташа слишком серьезно восприняла его браваду и осторожно заметила:
– Может, Еремин давал ей что.
– А кого-то еще она привечала?
– Скрытная она была!
– Но раз вы секретарь, ведете ее дела, неужели не полюбопытствовали: откуда у вашей хозяйки такие доходы? Вдруг они не совсем честные?
Тут Александр понял, что явно переборщил, лихая кавалерийская атака захлебнулась. И Наташа смекнула, что этот красавчик ради своих целей запрягает ее по полной, сразу насупилась, ушла в себя. Однако Горчаков не отступал, попросил ее рассказать о событиях прошедшей ночи. Наташа с минуту поревела, а затем начала:
– Где-то около полуночи Зинаида Петровна вызвала меня и горничную Лику, объявила, что собирается встать поздно, дел с утра нет. Так чтобы без надобности не будили.
– А она всегда вставала поздно?
– Нет, только после спектакля.
– А вчера спектакля не было?
– Нет.
– Она не показалась вам взволнованной?
– Трудно сказать. Вроде бы нет.
– Чего-нибудь необычного в ее поведении не заметили?
И опять Горчаков посмотрел на нее ласково-ласково, может, растает, расколется? Но ее ответ разочаровал:
– Не заметила.
– Ну а что случилось потом?
– Мы пошли спать.
– Ничего не слышали? Ни шума, ни.
– Ничего.
– Что случилось утром?
– Около восьми – стук в ворота.
– Откуда вы знаете, что около восьми?
– Он меня разбудил, я и посмотрела на часы. Еще подумала: кто это в такую рань?
– И?!..
– Матвеич, дворник, пошел открывать. А там человек с депешей из Белгорода.
– Открыл ему точно Матвеич?
– Да. Он сам сказал. Матвеич сообщил Лике, та – мне. Я и встретила того с депешей.
– Наташа, а описать этого человека можете?
– Ему лет двадцать. Имя. вот имя забыла. Протягивает документ, мол, срочно на подпись Зинаиде Петровне. Я ему: «Будить хозяйку нельзя. Обожди немного». А он ни в какую! Ему еще обратно возвращаться. Я даже предложила расписаться вместо нее. «Нельзя, – отвечает, – документ финансовый! Вдруг у Зинаиды Петровны вопросы будут, претензии. Пусть сразу отпишет».
– Что было в том документе?
– Новый контракт на выступление в Белгородском драматическом театре.
– И что дальше?
Но секретаря Федоровской будто заклинило. Ей предстояло перейти к самым страшным событиям.
– Я вынуждена была нарушить приказ хозяйки, постучала. Только она не открыла. Постучала снова и снова. Кто-то из слуг предложил войти.
– Кто именно?
– Не помню. Я вошла, а там.
Наташа закрыла руками лицо, снова зарыдала. Горчаков помолчал, но нормального разговора уже не получалось. Он спросил: мог ли кто-нибудь ночью войти в дом? Возможно ли вообще проникнуть в спальню хозяйки, не привлекая внимания («Собак ведь в позднее время наверняка спускают с цепи, они бы лаем разбудили домочадцев»)? Не точил ли на Зинаиду Петровну зуб кто из слуг? На все вопросы секретарь качала головой и повторяла:
– Не знаю! Ничего не знаю!
И только когда Александр поинтересовался: «Не пропало ли чего ценного?», Наташа встрепенулась:
– Полиция тоже спрашивала. Все ее драгоценности на месте. А деньги Зинаида Петровна хранила в банке.
– Откуда вы знаете, что драгоценности на месте?
– Они находились в запертой шкатулке. Потом полиция ее вскрыла.
– Может, что-то пропало? Какая-то «безделушка»? – допытывался Горчаков.
– Нет! Я хорошо знаю драгоценности хозяйки, – Наташа прервалась, точно брякнула лишнее.
Следующей была Лика, оказавшаяся полной противоположностью плачущей Наташе. Разбитная, румяная, высокая, она сама налетела на Александра и перво-наперво сообщила, что учится в университете, а здесь просто подрабатывает. Смерть Федоровской девушку совсем не волновала. «На домашнюю прислугу – большой спрос. Не здесь, так в другом месте!» – безжалостно констатировала Лика.
Как и Наташа, она ничего не слышала («Крепко спала!»). Проснулась утром, когда началась суматоха из-за прибытия парня из Белгорода, точнее, ее разбудили («Чего вставать, раз хозяйка просила не беспокоить»). В комнату к Зинаиде Петровне заходила Наташа, от нее Лика и узнала о страшном преступлении.
О жизни хозяйки она могла сказать мало, поскольку работала здесь недавно. Однако эпитеты, которыми она награждала Федоровскую, не казались лестными. «Заносчивая! Хамоватая! Орала на слуг по любому пустяку». Лика заявила, что в любом случае бы отсюда ушла, «здесь ей до чертиков надоело». О драгоценностях хозяйки не знала ничего, как и о каких-либо криминальных делах. Зато едва разговор зашел о возможных любовниках Федоровской, девушку понесло:
– К ней не только Еремин заезжал. Многие – инкогнито.
– Даже так? – удивился Александр.
– Они не представлялись. Третьего дня, например, один высокий, черноволосый с усищами, постучал в ворота и потребовал: «Проведи к хозяйке!» Я было спросила: «Кто? И по какому делу?», а он вдруг перебил, да так резко: «Друг я ее. Так и передай Зинаиде: друг приехал».
– И она его приняла?
– Еще как принимала! В кабинет свой провела, закрылись. И долго-долго не открывали.
– Думаете, любовная сцена?
– Кто же скажет? Да и мало ли зачем двое уединяются. Вот мы с вами сейчас тоже вдвоем.
Судя по игривому тону, Лика была не прочь броситься Горчакову в объятия. Да и он бы пошалил с девицей. Но не сейчас. Прежде следовало сообщить редакции о своих первых выводах.
Александр перекинулся с Ликой еще парой фраз, пообщался с другими слугами. Затем вышел во двор, внимательно осмотрел дом. Спальня Федоровской на втором этаже, окно открыто. И, наверное, было открыто всю ночь. И все-таки довольно сложно сюда пробраться, не привлекая внимания.
Кто-то должен был услышать убийцу! Если только. Зинаиду не прикончил один из домочадцев? Дежуривший сержант язвительно поинтересовался: узнал ли Горчаков что-либо интересное? Александр в ответ вдруг хитро подмигнул:
– Так, кое-что.
Пусть полиция теряется в догадках!
