Текст книги "Самые страшные войска"
Автор книги: Александр Скутин
Жанры:
Военная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Раздумья на болоте
Лето 1980 года, года Олимпиады, было очень жаркое, лесные пожары нас постоянно донимали. Нас, солдат, мобилизовали на их тушение. Мы, солдаты, в меру сил сачковали от таких мероприятий. В тот год даже карельские болота все пересохли.
Сразу за нашим вахтовым поселком было такое высохшее болото, куда мы ходили по нужде.
И вот как-то после ужина я пошел на это болото «подумать». К процессу я подошел серьезно: во-первых взял с собой большую газету, почитать и вообще. Летом там шикарные белые ночи, поэтому было светло, читать можно без помех. Во-вторых обломал себе ветку, чтобы во время процесса подмахивать снизу, иначе всю задницу искусают комары.
И вот сижу, значит, думаю, читаю. Вдруг вижу, как из-за вагончика выскакивает молодой салага и, не разбирая дороги, молча бежит в лес. «До чего все-таки дедовщина в отряде свирепствует», – подумал я. «Молодым совсем житья нет». Сам я уже отслужил 8 месяцев. Но через несколько секунд с вахты выскочил старослужащий Читашвили, в одном сапоге, по пояс голый, с недобритой физиономией. И тоже молча умчался в лес, выпучив глаза от страха. Ему тоже, что ли, в морду дали? Не похоже. Грузины у нас были известны как люди отважные, и друг друга в обиду они не давали. Пока я думал над этим, из-за вагончиков выскочили два молдаванина с моего призыва и также беззвучно скрылись в лесу.
Я уже и не знал, что думать. Но это было еще не все, главное потрясение было впереди. Через секунду буквально все(!) солдаты выскочили с вахты и тихо, беззвучно, мгновенно скрылись в лесу, словно их и не было. Это такая армейская особенность: солдаты, в отличие от штатских, драпают всегда тихо, без звука, чтобы не демаскировать себя. Командиров, правда, среди убежавших не видел.
Я обалдел окончательно!
Что случилось на вахте? Что могло так перепугать сотню, в общем-то, непугливых ребят. Как говорится, пьяный стройбат страшней десанта. Может уже война началась и на вахту высадился китайский десант? Или банда беглых вооруженных зеков забрела по дороге к финской границе? Может в вагончиках сейчас лежат наши ребята с перерезанными глотками. Ну ладно, а что мне делать? Тоже бежать? Но куда, зачем, от кого?
Решил все же осторожно подкрасться к вахте и высмотреть, в чем дело. (Разведчик, блин, Чингачгук недоделанный.)
Я подполз к крайнему вагончику и осторожно выглянул из-за него. На вахте внешне ничего необычного не увидел. Вагончики в два ряда. И от вагончика к вагончику ходят лейтенант и прапорщик.
От сердца отлегло. Слава богу, если командиры здесь, значит никаких убийств тут не происходит.
На другом краю стоял трехосный армейский ЗИЛ-157, крытый брезентом. Водителем в нем был мой земляк с Керчи Толя. Отлично, вот у него-то я и узнаю в чем дело.
– Привет, Толя, – говорю ему, протягивая руку.
– Привет. – ответил он рукопожатием.
– Как дела вообще-то? – Осторожно начал я выведывать.
– Да все нормально в целом.
Ничего себе, нормально. Вся вахта ломанула в лес, сломя голову, а ему все нормально. Флегматик хренов.
– А чего тогда ты приехал? Ты же в гарнизоне был?
– Да возле гарнизона лес горит, меня и двух командиров прислали, чтобы собрать людей и везти их на тушение.
И в это время подошедший к нам лейтенант строго крикнул мне:
– Давай, военный строитель, забирайся в кузов, поедешь тушить лес!
Перед собой он гнал с десяток солдат, которых насобирал по вагончикам. Самые нерасторопные, а может – спали просто.
– Еб твою бога мать, блядь!!! – с досадой воскликнул я.
И грязно выругался.
Злая история
Это очень злая история, господа. Если оцените ее невысоко, то не я обижусь, это будет лишь оценка нашей прежней военной действительности. Вы уже знаете из предыдущих историй, что я служил в 1979–1981 годах в Северной Карелии, в 909 военно-строительном отряде. Отношения у нас между солдатами и командирами были, мягко говоря, далеки от идеальных. Часто к нам ссылали провинившихся офицеров, дослуживать до пенсии. Аналог штрафбата. Нашего ротного прислали к нам, с понижением в звании, из танкистов гвардейской Таманской дивизии, а там, как известно, дураков не держат.
Как-то утром на разводе он начал за что-то меня отчитывать, а потом приказал:
– Выйти из строя!
Я вышел и встал рядом с ним. Картина была еще та.
Он был невысокий, как все танкисты, и щуплый. У меня был рост 182 см и косая сажень в плечах. Я покосился на него сверху вниз, он тоже презрительно посмотрел на меня снизу вверх из-под козырька фуражки. И процедил:
– Во, дебил здоровый!
В строю засмеялись.
– Так ведь я от здоровых родителей, товарищ старший лейтенант! – четко ответил я, щелкнув каблуками кирзачей.
Строй заржал.
– Я смотрю, ты сильно умный! – не остался в долгу ротный.
– С дураками тоже трудно служить!
Строй просто рухнул от смеха.
– Смотри у меня, договоришься – будешь лес не в Карелии, а в Сибири валить.
– Я сам родом из Сибири, вы меня Родиной – не пугайте!
Строй как таковой, как воинское подразделение, вообще перестал существовать, он был деморализован истерическим смехом.
Заряд хорошего настроения на целый день получили.
А вы еще удивляетесь, почему я службу рядовым закончил.
Незваные гости
1980 год, Северная Карелия, гарнизон Верхняя Хуаппа, вахтовый поселок 909 военно-строительного отряда.
Зима 80–81 года была очень суровая. Наша рота жили в лесу в фанерных вагончиках, в вахтовом поселке. Неделю в лесу – выходные в казарме, будь она неладна. Наш вагончик был крайний, у дороги. Напротив был вагончик офицеров.
Вечером мы возвращались в свои промерзшие за день вагончики и протапливали их. Часа два должно пройти, прежде чем они нагреются. И вот как-то вечером господа офицеры пришли с ужина в свой вагончик, а он, естественно, не топлен. Ну, это не беда. Ловится первый же попавшийся воин-созидатель и ему ставится боевая задача: принести дров и растопить печь в вагончике отцов-командиров. Об исполнении доложить.
Офицеры в стройбате, надо сказать, отборные. Цвет вооруженных сил. Если не считать тех кто закончил специальные военно-строительные училища (а таких немного), то в основном это были проштрафившиеся в других частях или списанные по здоровью, чтоб дослуживали до пенсии. Синтез штрафбата и приюта. Наш ротный, например, раньше был танкистом, старшим лейтенантом в гвардейской Таманской дивизии, а там, как вы знаете, дураков не держат. Не вру, в самом деле из Таманской. К нам его перевели, присвоив «очередное» воинское звание лейтенант, и второй раз он получил старлея уже у нас, в стройбате, став таким образом дважды старшим лейтенантом.
Так вот растопить печь для командиров не проблема, проблема в том, что холодно, хочется согреться после работы, а прогреется вагончик еще ой как нескоро.
Ну да это тоже не проблема. Как известно проблемы есть только те, которые мы сами создаем. И они пошли греться в ближайший вагончик, то есть к нам.
Они втроем зашли в кубрик, сели на койки, закурили. Благодать, тепло, дым сигареты к потолку струится. Но до идиллии еще далеко. Например, что здесь эти солдаты делают? Здесь офицеры отдыхают, блин компот, субординация для них не существует?
– А ну-ка, воины, пошли отсюда, нечего вам тут делать.
Куда идти мы спрашивать не стали, ученые уже. Скорее сваливать надо. Черт, и попался же я ротному на глаза в этот момент!
– Эй воин, принеси-ка с камбуза кипятку нам!
Я взял чайник и пошел на камбуз к речке.
– Что, припахали, – съязвил кто-то. – Офицерам шестеришь?
Это было, по нашим понятиям, западло.
– Смотри как бы тебя не припахали, – огрызнулся я.
Что ж ты его на фиг не послал, могут сказать мне, пускай сам за кипятком бегает. Так могут рассуждать только те, кто не служил. Приказания выполняются точно, беспрекословно и в срок. После исполнения можешь обжаловать приказ. Если тебя слушать станут. Но никто не жалуется. Смысл? А вот за неисполнение приказа – от наряда вне очереди до трибунала. Это как посмотрят. Я вернулся в вагончик с чайником. Ротный взял со стола нашу пачку с заваркой (понятно, разрешения даже формально не спросив) и щедро отсыпал в чайник. Потом пошарил глазами по столу и спросил:
– А сахара у вас нету, что ли?
– Нет.
– Тогда иди отсюда.
Я не выдержал и сказал ротному:
– Вообще-то, вы и чай взяли без спросу.
Ротный надменно вскинул подбородок:
– Воин, ты что несешь? Совсем нюх потерял? Я, командир роты, должен спрашивать у тебя разрешения?
– Как командир моей роты, вы, конечно, ничего не должны у меня спрашивать. Но сейчас вы у нас в гостях. Притом еще и выставили нас на улицу.
– Мы – военные, мы всегда на службе, и днем, и ночью, и в будни, и в праздники, а на службе мне у тебя спрашивать нечего, это я могу с тебя спрашивать. Понял!
Последнее слово ротный уже прокричал.
– Да.
Не «да», а «так точно», солдат. Службы не знаешь?
– Так точно, товарищ старший лейтенант. Разрешите идти?
– Иди.
Уже в дверях я оглянулся и сказал:
– Сахара у нас, как вы верно заметили нет. Но я постараюсь решить этот вопрос.
– Как решить?
– Не знаю еще. Но что-нибудь для вас придумаю.
Я вышел. Остальные по-прежнему мерзли у вагончика. Итак, командиры греются в нашем вагончике, выгнав нас на улицу, пьют наш чай, да еще недовольны, почему сахара нет.
Потом кому-то пришла в голову мысль:
– Пойдем в соседний вагончик, к молдаванам, погреемся. Так и сделали. Грелись у них, пока не увидали в окно через часик-полтора, что отцы-командиры пошли к себе.
На следующий день, то есть вечер, мы опять увидели, что с камбуза идет та же золотопогонная троица. Причем прямиком к нам! Мы среагировали мгновенно. Армия вообще учит действовать быстро, не раздумывая подолгу.
– Мужики, к нам вчерашние гости!
Печку загасили водой из чайника. Открыли все фрамуги и дверь на улицу. Когда офицеры зашли к нам в вагончик, у нас стоял такой же дубак, как и на улице. Северным ветерком все выстудило мгновенно.
– Что здесь у вас происходит? – недовольно спросил ротный.
– Все в порядке, отдыхаем после работы.
– А почему не топите и двери-окна раскрыты? Вы же замерзнете ночью?
– Да печка чего-то чадить начала, угорать начали. Мы открыли для проветривания, а потом, как печка поостынет, хотим дымоход прочистить.
– А-а, тогда ладно.
Разумеется, они поняли в чем дело. Для вида командиры еще постояли немного, спросили о работе. Но стоять-то холодно! И они пошли дальше. Мы закрыли окна-двери и растопили печку вновь. И тут к нам толпой ввалились молдаване.
– Пустите погреться, ребята. К нам ваши вчерашние гости пожаловали.
Наш метод выпроваживания гостей быстро переняли все солдаты на вахте. Теперь офицеров всюду ждал холодный в буквальном смысле прием. После чего они безропотно мерзли в своем вагончике, пока он не прогреется. Еще позже они стали опять заходить к солдатам погреться, но уже не выпроваживали их и вообще вели себя прилично.
А через месяц ротному пришо сразу несколько посылок с сахаром и азербайджанским чаем – самым дешевым и низкого качества, половина пыль, половина палки. Отправителями были родители солдат нашей дурколонны. Старлей собрал нас и жестоко вздрючил, особенно досталось мне. Он вполне справедливо решил, что это моя идея. Но вскоре несколько наших ушли на дембель и ротный снова стал получать посылки с сахаром, не часто, но регулярно. Еще через полгода дембельнулось еще несколько солдат с дурколонны, и число отправителей посылок с сахаром, которые получал наш ротный, увеличилось. Не знаю, как долго продолжалась эта традиция, но и сам я после дембеля послал ему пару раз сахар и чай (самый дешевый!) в посылке. Пусть кушает. А не отбирает у солдат, не позорится. Чмо болотное.
Сережа
1980 год. Северная Карелия. 909 военно-строительный отряд, гарнизон Верхняя Хуаппа.
Субботний вечер. Обе роты вернулась из лесу в казармы. Я также пригнал свой чаморочный МАЗ в автоколонну, заглушил, слив воду, и отправился в баню.
В предбаннике первым я увидел Саню Казакова из Серпухова. Он вышел из моечного отделения – грязный, голый и счастливый. Его так и распирало от смеха. Говорить он пока не мог.
В бане очень четко можно разделить воинов-созидателей по их профессиям, когда увидишь их раздетыми. Есть белые, рыхлые тела – это наша «аристократия» – каптеры, клуб, пекарня, столовая и т. д. Остальные солдаты более или менее равномерно грязные.
Если у солдата правое плечо черное – это чокеровщик. На правое плечо он кладет ходовой трос лебедки трелевочного трактора, когда растягивает этот трос по завалу. Очень грязные водители, особенно водители самосвалов, как я. Но самые грязные – это трактористы.
Когда Саня немного просмеялся, я спросил у него, в чем дело.
– Там… там… Сережу… моют! Старшина приказал! – и он снова залился смехом.
Все ясно. Это действительно выдающееся событие.
Я много раз слышал байки о том, что некоторые воины с Кавказа попали в армия лишь потому, что «с гор за солью спустились». И был уверен, что это лишь дурные анекдоты, которые рассказывают шовинистически настроенные граждане.
Но наш Сережа, Сарухан, попал в армию именно так. Как он рассказывал, поехали они с отцом в город на рынок. На рынке к нему подошел комендантский патруль с офицером из военкомата.
– Сколько тебе лет, – спросили они Сарухана.
– Двадцать три, – ответил тот, гордясь тем, что он уже взрослый.
И Сережу забрали в военкомат прямо с рынка. Выдали военный билет, повестку и отправили в армию. Так наш 909 военно-строительный отряд пополнился незаурядной, выдающейся личностью.
Выдающийся он был прежде всего тем, что никогда не мылся. Воды боялся панически. От него постоянно исходила страшная вонь. В казарме вообще воняет, но запах от Сережи превосходил все мыслимые ПДК (предельно допустимые концентрации).
И нашему старшине Купченко это надоело. В субботу он перед баней построил роту, прибывшую из леса, и приказал:
– Сережу – вымыть. Дочиста.
Чтобы избежать межнациональных конфликтов, ответственных за непосредственное исполнение приказа он назначил земляков Сережи.
И началось развлечение для всего личного состава. Сережу раздели, завалили на бетонную скамейку, крепко держа его за ноги и за руки. Сережа, в духе кавказских традиций, решил, что его хотят изнасиловать. Распятый, он страшно ругался, клялся мамой что он всех «зарэжэт».
В это время его усиленно мылили, терли мочалками, поливали водой с тазиков. Потом перевернули и продолжили омовение.
Сережа продолжал ругаться и грозиться, солдаты ржали до коликов. Потом его затащили в парилку, а когда он заорал «нэ магу больша» окатили холодной водой.
Затем Сереже торжественно выдали новое чистое белье и каптер попрыскал его одеколоном, пожертвовал своим для такого случая. Впервые черный чумазый Сережа стал белым, даже розовым.
Жестокие забавы, конечно. Но солдаты вообще – не ангелы. А в стройбате – тем более.
В общем, повеселились от души. Забыв банальную истину насчет того, кто смеется последний.
С тех пор Сарухан стал пропадать в бане, он стал фанатиком парилки. Он приходил в баню первый, а уходил самым последним, пропустив ужин. Самая лучшая, верхняя полка в парной всегда была занята Сережей.
И сейчас, много лет спустя, перед моими глазами стоит картина:
Сережа бьет тазиком по трубе и кричит в стенку (за стеной была котельная):
– Качегара! Я твой чан топтал неровный! Ташкент давай!
В смысле, поддай-ка еще пару.
Ташкентом солдаты называли тепло, часто прибавляя при этом: лучше маленький Ташкент, чем большой Магадан.
Приказ есть приказ
1980 год, 909 военно-строительный отряд, гарнизон Верхняя Хуаппа, Северная Карелия.
В субботу вечером я пригнал свой издыхающий самосвал МАЗ-5549 из лесу в гарнизон. В тот же день, сразу после ужина, приступил к его ремонту. Износились ведомые диски сцепления, на МАЗе их два. А значит надо снимать коробку передач, корзину сцепления и т. д. В общем, работы до черта. До отбоя я успел только коробку снять. Никто не знает, когда начинается и когда заканчивается у водителей рабочий день. В воскресенье попал в наряд, не до ремонта было.
А в понедельник, на разводе утром, командир роты старлей Чумак сказал мне:
– Садись в машину, в лес поедешь.
– Зачем? У меня МАЗ разобран, я на ремонт встал.
– Вот я и говорю, садись в ЗИЛ-130, поедешь в лес с лесоповальными бригадами.
– Что я там буду делать? Лес, что ли валить? А машину кто делать будет? Меня же потом и вздрючат.
– Так, тебе приказ ясен? Садись в машину, поедешь в лес. Выполняй!
– Слушаюсь! Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться? Можно все-таки узнать, почему мне в лес надо ехать?
– Ну ладно, раз ты такой упрямый. На тебя продукты в лес выписали, понял? А раскладку продуктов из-за тебя никто уже менять не будет.
– Интересное кино. А если бы продукты на Северный полюс выписали, мне что – туда ехать?
– Слушай, умник, ты ведь уже второй год в армии. Надо будет – и на Северный полюс поедешь! Это армия, здесь тебе не тут!
Поехал ли я в лес, или остался в гарнизоне ремонтировать МАЗ?
А вот угадайте.
История с бородой
СССР последних лет застоя. 7 ноября в военно-строительном отряде. Воины-созидатели отмечают годовщину штурма Эрмитажа (Зимнего дворца). Торжественное собрание в столовой, вечером в солдатском клубе – суперблокбастер всех времен и народов «Ленин в Октябре» и его сиквел «Ленин в 1918 году». В казарме перед отбоем и сразу после него – грандиозная пьянка. Гарнизон находится в безлюдной погранзоне, водки купить негде. Поэтому пьют одеколон, самодельную брагу, настоянную в огнетушителях, и некую жидкость, получаемую из клея БФ с помощью сверлильного станка.
На следующее утро в казарму зашел полковник – командир отряда. И увидел растянувшегося на пороге упившегося военного строителя. Полковник осторожно коснулся плеча солдата кончиком своего сверкающего хромового сапога.
Солдат открыл глаза и уставился на сапог. Потом поднял глаза и увидел:
– Бли-и-ин! Комбат! Приснится же такая хуйня!
И, перевернувшись, заснул снова.
…
Эту байку я слышал от старослужащих, а потом после службы – несчетное число раз. Фигурировали разные воинские части, военные училища, и даже гражданские вузы. Будем считать это классикой жанра.
Что в имени тебе моем?
Я тогда был со своим МАЗом в командировке в Новом Софпороге. Поскольку я шофер, то меня прикомандировали к «шоферской» второй роте. Старшиной роты был прапорщик Примайчук, хохол, естественно. Меня он сильно недолюбливал, но надо отдать ему должное, и не гнобил, терпел стоически. Его можно было понять. В Софпороге было некое подобие воинского порядка и дисциплины, даже строем всюду ходили. Как в армии, короче, а не в стройбате. И тут к нему в роту попало ТАКОЕ: вместо нормальной военной формы – черный комбинезон северного спецпошива, подшлемник вместо нормальной солдатской шапки, валенки вместо сапог, полное отсутствие ремня, погон, петлиц и других знаков принадлежности к Вооруженным Силам. Так примерно все у нас в лесу ходили, больше походя при этом на расконвоированных зеков, чем на солдат. Погоны, кокарды, петлицы, подворотнички носили только отъявленные пижоны, или те, кто не работал в лесу, а торчал в гарнизоне. Местные блатари-придурки. Таких мы, лесные грабари, презирали, они, соответственно, презирали нас.
И вот в таком виде я, попав, в Софпорог, встал в строй с солдатами на обед. На меня смотрели как на лунатика. Примайчук от моего вида просто обалдел. И приказал мне:
– Рядовой Скутин, выйти из строя!
Я не спеша, выдерживая паузу, вразвалку вышел из строя и встал возле старшины. Смерив меня презрительным взглядом, Примайчук процедил:
– Скутин, каждая фамилия что-то говорит о самом человеке.
Ох, и зря он это сказал! В нашем гарнизоне на Верхней Хуаппе все солдаты и командиры знали, что в ответ могу сморозить такое, что мало не покажется, за словом в карман не полезу и в долгу никогда не останусь. Я тут же отрезал ему:
– И о чем говорит ваша фамилия товарищ Примайчук?
Рота рухнула от смеха. В строю больше половины были с Украины, да и многим остальным тоже было понятно. Старшина смолчал, потом приказал роте идти в столовую, а я пошел сзади без строя, как вольный гражданский человек.
Старшина оказался благородным человеком. Хоть после этого случая он невзлюбил меня еще больше, но зря ко мне никогда не докапывался. Сердечный поклон ему за это. Строг был, но справедлив.
PS: Для тех кто не в курсе. Примак (или приймак): на Украине и в южных областях России – это супруг, который вместе с женой живет у тещи (у приймах). Быть примаком считается унизительно, как правило, он подвергается насмешкам и притеснениям со стороны тещи.
PPS: Сам я потом много лет жил в Питере с женой и двумя дочками как раз у тещи, то есть примаком. Вот ведь как бывает.