Текст книги "Молчание. На грани шепота"

Автор книги: Александр Верт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Глава 9

Наряд, который Ювэй неожиданно для себя нашла в своих вещах, показался ей удобным, а главное подходящим для ее нового статуса. Только ее смутило, что в размере принц не ошибся: слишком точно все было рассчитано, даже кожаные штаны сели на бедрах так, будто их сшили, сняв с нее мерки. Решив просто об этом не думать, она быстро зашнуровала завязки штанов, обула сапоги, а на белую рубашку с широкими рукавами надела странный длинный жилет с тремя разрезами до самого пояса. Он был из плотной кожи, словно броня, и стягивал грудь, будто корсет, шнуровался под грудью кожаным шнурком с серебряной нитью и при всей своей строгости оставлял в ее внешнем виде место женственности.

Взглянув на себя в зеркало, Ювэй даже удивилась, понимая, что ее пол был неоспорим, а сила очевидна. В этом наряде даже меч на боку выглядел по-настоящему уместно.

Почему-то ей вспомнилась мать, которая говорила, что любая вещь, если подбирать ее с любовью, окажется человеку по душе.

− Главное, любите его по-настоящему, − говорила ей мама.

Она точно знала о чем говорила, потому что, не разделяя, почти боясь тяги дочери к боям, подарила ей на четырнадцатилетие отцовский меч, зная что тот непременно бы гордился Ювэй.

Подбирал ли ей наряд принц и что это значило, Ювэй думать боялась, но все же краснела и качала головой.

− Не смей, − говорила она себе и шла за принцем.

Замковые часы пробили восемь. Слуги давно перестали суетиться. Легкая музыка доносилась по аллеям сада до башни, а стук колес сливался с этой мелодией.

Если бы Ювэй одна направлялась на бал, она бы уже ушла и была бы среди гостей в зале, но принц запретил его тревожить, пока до девяти ударов на часах не останется четверть часа.

Ювэй даже эту формулировку с трудом распознала, но нужного времени дождалась. Явилась к принцу, постучала, уверенная, что он уже готов, и даже растерялась, когда из-за двери услышала:

− Зайди.

Принц обнаружился в своем кресле, укутанным в плед, и, если судить по открытой шее, был еще не одет. Он даже не взглянул на Ювэй, листая свою книгу, где на пустых страницах появлялись картины. Среди мелькавших там лиц Ювэй узнала нескольких знатных особ, точно приглашенных на этот вечер, а потом удивилась тому, как принц зло посмотрел на одного темноволосого, хорошо одетого мужчину, пока тот не обернулся. Его черные глаза будто через книгу могли увидеть Гэримонда.

Ювэй от этого взгляда прошиб холодный пот, а принц просто оскалился и захлопнул книгу, а затем посмотрел на своего адъютанта.

− Как тебе наряд? Нравится?

− Да, благодарю, − призналась Ювэй, чуть склонив голову, − но почему же вы еще не готовы?

− Ты, − поправил принц.

− Да, − как бы согласилась Ювэй и все же решилась подойти ближе. – Что-то случилось?

− Нет, − уже привычно соврал Гэримонд и зачем-то пустился в объяснения. – Может, только немного… грустно.

− Что значит грустно? – возмутилась Ювэй. – Ты же именинник! Все эти люди приехали ради тебя, а ты…

− А я не хочу никуда идти, − внезапно признался Гэримонд, пожимая плечами.

Ювэй на миг растерялась, а потом поняла, что это тот самый момент, когда она просто обязана взяться за воспитание принца.

− Так, Ваше Высочество, а ну быстро вставай! Все эти люди прибыли сюда ради тебя. Что за неуважение?! – спросила она, грозно уперев руки в бока.

Гэримонд вместо ответа только улыбнулся, не собираясь ничего делать.

− Да что это такое?! Что это за неуместная печаль?

− Это не печаль. Я просто ленюсь, − ответил Гэримонд.

Ювэй просто выдохнула, не представляя, что ему на это ответить, а затем долго смотрела на принца. Его черные матовые глаза были едва открыты. Синеватые губы плотно сжаты. Они не улыбались, а скорее изображали улыбку. Кожа казалась мрамором, отливающим холодной синевой.

Как он может прийти в движение, Ювэй не представляла и слов подобрать не смогла. Одного взгляда на принца хватало, чтобы понять, как все они для него нелепы.

− Но ведь так вы можете опоздать на бал, − прошептала она.

− На бал в честь себя невозможно опоздать, − хладнокровно ответил Гэримонд. − Я имею право явиться в любой миг, и никто не осмелится сказать мне хоть слово.

− Но ведь это проявление неуважения к подданным…

− Неуважение, − задумчиво прошептал принц. – Они явились лишь потому, что умирают от любопытства и страха, почему я должен их уважать?

− Ваш отец бы этого не одобрил, − строго сказала Ювэй, устав подбирать слова. – Подобным поведением можно уронить тень не только на свое имя, но и на него.

− Ты права, − неожиданно согласился Гэримонд и отодвинул книгу подальше. – Оставь меня на пару минут. Мне нужно одеться.

Ювэй с облегчением выдохнула и послушно вышла, радуясь, что он ее послушал, но стоило двери закрыться, как спокойный улыбающийся принц тут же нахмурился.

Он не ленился, просто не мог все это время встать, а теперь, откинув в сторону плед, уставился на острые колени, покрытые вздутыми черными пузырями. Ноги онемели и сдвинуть их с места казалось невозможным. Они были тяжелыми, будто закованными в колодки.

Время от времени подобное случалось, но Гэримонд всегда боялся, что это ощущение захватит все тело. Это и было прикосновением Бездны, по крайней мере, так он объяснял это себе, а теперь злился, пытаясь перебороть и боль, и холод.

Ему вдруг захотелось позвать отца, рассказать ему все, завернуться в плед, спрятаться в постели и больше никогда не пытаться выходить из башни, а потом он вспомнил насмешливого хранителя и заранее скривился, представляя, что он может ему сказать.

− Нет, ну так проигрывать просто нельзя, − сказал Гэримонд вслух, закрыл глаза и сосредоточился на собственной энергии, на то, что он еще жив.

Перстень на его руке тут же вспыхнул, последняя свеча потухла, а по ногам снова побежало тепло.

***

− Принц Гэримонд с адъютантом! – объявил звонкий голос церемониймейстера, и зал затих в ожидании.

Мгновение назад тут только и говорили, что о принце, пытаясь представить, какой же он и насколько это страшно для королевства – наследник-аграаф, но даже те, кто заранее ругал принца, не ожидали подобного.

Слуги не успели распахнуть дверь. Ее открыл внезапный порыв ветра, а следом за ним в пышный светлый зал шагнул Гэримонд.

Он был бос. Худые белоснежные ноги шагали по расписному полу уверенно и легко, но казалось, что кто-то все перепутал, пустив сюда этого человека. Высокого, черноглазого с длинными распущенными волосами, в которых все еще гулял ветер и отлетал от них, только чтобы затушить свечу то там, то здесь и приглушить свет.

Вместо костюма на нем были странные одежды из кожаных ремней, буквально стягивающих все тело.

За ним шла Ювэй, но после босого наследника адъютант мог быть хоть чертом: никто уже внимания не обратит, застыв с немым ужасом на лице, и только король улыбнулся.

Он был рад подобной выходке сына и тому, как он уверенно шагал к нему, а потом, согласно традиции, опускался на одно колено.

− Встань, сын мой, − сказал король и от нетерпения схватил Гэримонда за плечи, сжал их, буквально поднимая сына на ноги.

Он даже хотел его обнять, но вдруг ощутил порыв холода, будто Гэримонд незримо пытался его оттолкнуть.

Изменившись на миг в лице, король отпустил его и тут же обратился к гостям, открывая бал в честь наследника. Таких смешанных чувств к собственному сыну он не испытывал еще никогда.

Глава 10

Музыка была утомительна, да и свечи горели слишком ярко.

− Не туши их, они нужны людям, − сказал ему отец очень тихо, и Гэримонду ничего не оставалось, как кивнуть и зажечь их вновь.

Несколько сотен огней на каждой лампе буквально жгли глаза, поэтому Гэримонд отступил с зала на балкон, чтобы следить за садом. Небольшого усилия ему хватило, чтобы избавить себя от общества всех докучливых придворных. Все, что они могли ему сказать, он и так знал, потому предпочитал уединение.

− Ваше Высочество, с вами все в порядке? – спросила тихо Ювэй, побоявшись назвать принца просто по имени, когда их могут услышать.

Она одна, видимо, никак не реагировала на его нежелание кого-либо видеть.

− Все нормально, − ответил принц, внимательно изучая взглядом своего адъютанта.

Делая глоток вина и поглядывая на дно почти нетронутого бокала, Гэримонд все же признавался себе, что на нее чары и не должны были действовать. Ее он согласен был видеть, хотя наблюдать старался за Грэстусом.

Именно его он то и дело ловил в отражении бокала, без всякой магии наблюдая за аграафом. Этот франт его раздражал, волновал и даже пугал.

Он совсем не походил на других аграафов.

Невысокого роста, с румяным радостным лицом, вполне подтянутым телом, далеким от худобы. Он был уже не молод. Никто уже не помнил, сколько ему лет. Он был почти вечен, но больше тридцати пяти ему уже не один век никто не даст.

Красивый мужчина, с живыми черными глазами и черными волосами, что были вечно стрижены по последней моде. Ухоженный, шикарный и великий − полная противоположность вызывающего недоумение молодого аграафа, что так жадно за ним наблюдал. Это действительно раздражало, словно Грэстус смеялся над всеми аграафами − хмурыми, замкнутыми и уставшими от вечной борьбы.

Грэстус просто танцевал то с одной дамой, то с другой, целовал им руки, шептал что-то им на ухо такое, что щеки у девиц румянились сильнее.

Супругу Грэстуса Гэримонду было просто жаль. Она стояла в стороне и следила за мужем украдкой опухшими глазами, словно не знавшими сна. Она была бледна, и руки у нее были тонкими, почти острыми. Ими она обнимала собственные плечи, следя за мужем и все стараясь спрятаться от света.

«Бедная Эмбри» − подумал Гэримонд, хорошо знающий, как зовут эту женщину, а та вдруг странно ехидно улыбнулась, заставляя содрогаться.

На ее лице застыло злое предвкушение чего-то страшного, и это добивало.

Видеть и ее, и раздражающего Грэстуса принц больше не мог.

Он просто оставил бокал на каменной поверхности балюстрады, украшенной какой-то лепниной и посмотрел на Ювэй.

− Не хочешь пройтись по саду? – спросил он, не скрывая своей усталости и скуки.

Ювэй кивнула, понимая, что принца срочно надо уводить отсюда, пока темная тень на его лице не стала слишком глубокой. Гэримонд шагнул к ней, а бокал за ним почему-то упал, покатился по балкону, разливая красное вино.

− Плохая примета, − охнула Ювэй.

− Я аграаф, забудь про приметы, − раздраженно ответил Гэримонд и взмахом руки убрал и кубок, и пятно от вина, будто отмахнулся от реальности, а Ювэй все равно не успокоилась.

Она покинула молча зал, спустилась в сад, но сама при этом вспоминала день, когда бокал вот так же рухнул со стола. Она, маленькая, задела скатерть. Та поплыла по столу и сбросила бокал, выливая вино отцу под ноги.

Больше до самой казни она его не видела. Просто сглотнув, Ювэй шла за принцем. Тот не спешил говорить, петлял какими-то лишь ему ясными тропами, пока тишину не нарушил неожиданный радостный крик.

− Бра-а-а-атик!

Гэримонд даже вздрогнул, а потом обернулся на голос. Прямо из кустов к нему выбежал мальчишка, которого он сразу узнал. Светловолосый, синеглазый, разве что не остроухий, но утонченный, как настоящий эльф, младший сын короля, принц Эмир. Ему было всего пять, потому в своем маленьком белом кафтане он походил на ангела с древней росписи храма, что просто сбежал со стены в сад.

Улыбнувшись, Гэримонд присел на корточки, чтобы лучше видеть мальчишку, и даже поправил выбившиеся белые пряди, чтобы они не лезли брату в глаза.

− Ты ведь мой братик? – несмело спросил мальчик, не решаясь обнять аграафа.

− Да, я твой старший брат – Гэримонд.

Представившись, наследник протянул малышу руку, а тот сначала на нее посмотрел, ткнул пальцем, потом схватил и, обрадовавшись, бросился обнимать Гэримонда с таким рвением, что тот едва не потерял равновесие.

− Брат говорил, что ты страшный, а ты…

Он замялся, отстранившись.

− Какой? – спросил Гэримонд с явным любопытством.

− Зеленый! – серьезно объявил Эмир.

Гэримонд рассмеялся искренне и легко. Так его еще никто не обзывал, но что взять с эльфа-полукровки − конечно, он все видел немного не так и способностью к магии, скорее всего, обладал.

«Подрастет – и я многому его научу», − думал Гэримонд, гладя брата по светлым волосам.

− Ваше Высочество, это… Ох, он вам, наверно, докучал. Простите…

Следом за мальчонкой прямо из кустов выбралась девушка в платье простого покроя, явно перемазанного от беготни по саду. Уложить спать непоседливого принца, когда по всему дворцу гуляют гости и звенит музыка, было просто невозможно, но няня старалась хотя бы его не терять из виду. Теперь, подбежав и быстро взяв мальчишку за руку, она, наконец, увидела, с кем говорит, но не узнала.

− Кто вы? Не прикасайтесь к принцу. Я позову охрану…

Она стала прятать Эмира за собственную юбку, перепугавшись вида странных кожаных одежд с ремнями и незнакомого лица с черными опасными глазами.

− Это принц Гэримонд, − спешно вмешалась Ювэй, встав рядом с медленно поднимающимся на ноги наследником.

От этих слов женщина моментально побелела и тут же рухнула на колени, склоняясь к самой земле.

− Простите меня, Ваше Высочество, − пролепетала она дрожащими губами. − Я…

− Встаньте, милейшая, − попросил Гэримонд, качая головой. – Не ваша вина, что моего лица никто не знает. Я действительно наследный принц, но не вижу смысла злиться. Человек, готовый защищать моего брата даже от аграафа, достоин только уважения.

Он не сомневался, что девушка видела черные глаза, но слишком испугалась, чтобы вспомнить о наследнике.

− Братик, прости Севи, пожалуйста, − попросил Эмир, выглядывая из-за девушки. – Я сам убежал от нее.

− Я не злюсь, − ответил Гэримонд и снова присел, подзывая его к себе, убедившись, что перепуганная няня действительно поднимается с колен.

− Только пообещай, что не станешь больше так делать, − попросил Гэримонд. − «Зеленый» − не значит, что хороший, понимаешь?

Мальчик кивнул, не сводя с брата синих глаз.

− Тогда иди. Тебе уже давно пора спать, − велел Гэримонд строго и, растрепав мальчишке волосы, встал.

Эмир улыбнулся, кивнул и сам подал няне руку. Он увидел этой ночью то, о чем мечтал, и теперь ему правда хотелось спать. Он даже зевнул, направляясь к замку.

− Зеленый, − прошептал Гэримонд задумчиво, когда растерянная женщина с маленьким принцем скрылись из виду.

− В этом есть какой-то смысл? – спросила Ювэй.

− Это цвет моей ауры. Мой цвет, − прошептал Гэримонд и снова перевернул мерцающий перстень, шагая дальше.

Он еще не был готов вернуться на бал.

***

Стоило Гэримонду покинуть зал, как Грэстус тут же попрощался со своей дамой и, поймав бокал вина с подноса проходящего мимо слуги, подошел к королю.

− Ваше Величество, вы воспитали прекрасного сына, − сказал он.

Король с интересом посмотрел на него, не понимая, насколько искренни подобные слова.

− У вас действительно замечательный сын, − сказал Грэстус. − Поверьте мне, такие аграафы, как Гэримонд, давно не появлялись на свете. Он не слушает чужое мнение, не верит слепо словам и − я в этом абсолютно уверен − не поддается чужому влиянию. Если он решил – он добьется. Сильно, решительно, но в то же время опасно, чревато разрушениями и болью. Такие как он способны приносить смерть миру.

Короля передернуло, но он тут же вспомнил предостережение сына.

− Я знаю, что на самом деле вы боитесь, − неожиданно сказал Грэстус, − но… Вы ведь хотите, чтобы я все вам объяснил.

Король кивнул.

− Тогда давайте поговорим там, где нас никто не услышит.

− Идемте, − только и сказал король, жестом запретив своему адъютанту следовать за ними.

Глава 11

Король Эверен привел Грэстуса в свой кабинет и жестом предложил занять одно из двух кресел у небольшого стола, будто созданных для бесед личных, насколько мог позволить правитель большого королевства.

− Расскажите мне все! – попросил он прямо.

Грэстус кивнул, сам переместил себе еще один бокал вина и, кивнув на возникший второй для короля, заговорил:

− Еще когда он родился, я говорил вам, что он очень силен и способен на многое. Его сила столь велика, что весь мир может стать ему подвластен. Ему не хватает опыта и практики, но я больше чем уверен, что уже сейчас он сможет одолеть любого мага, только скоро даже аграафы будут в его власти. Даже я.

− Вы можете говорить яснее? – попросил король.

Бокал он принял, но вина даже не попробовал, нервно хмурясь. Слова аграафа ему не нравились. Они его пугали, но изменить он их никак не мог.

− Я лишь хочу вас предупредить, − мягко сказал Грэстус, отставляя свой бокал. – Вы когда-нибудь слышали о том, что сила должна служить власти, а не быть ею?

Король неуверенно кивнул, а Грэстус вздохнул и горько покачал головой.

− Я не хочу давать вам никаких советов, не имею права, но мой дар предвидения заставляет меня предупредить вас. – Он коснулся собственной груди. − Ваш сын может уничтожить не только королевство, но и весь наш мир. Я каждую ночь, вот уже много лет, вижу один и тот же кошмар. Ваш сын убивает меня на крыше замка. За его спиной стоит женщина, сражающаяся с какими-то людьми, а он беспощадно душит меня, держа в другой руке измазанную в крови корону…

Грэстус отвернулся и кружевным платком манерно отер со лба выступивший холодный пот, а затем коснулся шеи дрожащими пальцами, будто его действительно пытались задушить мгновение назад.

− Признаюсь, ваш сын меня пугает, − тихо сказал он. – Ничего подобного я прежде не испытывал. Я видел этот сон еще до его рождения и теперь почти уверен, что его черные глаза станут последними, что мне суждено увидеть в этой жизни.

Король молчал.

− Простите мне такие речи, − тут же сказал Грэстус, оттянув от шеи галстук. – Я просто хочу быть честным с вами. Хочу, чтобы вы знали.

− А еще хотите, чтобы я лишил его прав на трон, верно?

− Я только хочу не видеть исполнения своих кошмаров, − качая головой, признался Грэстус.

− Если Гэримонд не унаследует мой трон, ничего этого не будет?

− Я не знаю, − честно сказал Грэстус. – Некоторые поверья считают, что судьба неизбежна, что бы мы ни делали.

Он скорбно вздохнул и выпил немного вина.

На этот раз задумчивый король его в этом поддержал.

− Вы знаете, что сила аграафа имеет темное начало? – внезапно спросил Грэстус, видя сомнение на лице короля.

− Да, сам Гэримонд как-то говорил мне это. Поэтому и просидел в этой башне до самой стабильности без возражений. Другие мои сыновья так себя не ведут, если уж отвечать вам откровенно.

− Его послушание скорее дурной знак. Сами посудите, вы, будучи мальчишкой, обладали здравомыслием? Я – нет, а вот тьма древна и мудрости ей хватит на всех своих слуг. – Он страшно усмехнулся. − К тому же стабильность – это иллюзия. Как бы мы ни контролировали силу, но, если судьба подсунет ему гнев, боль или отчаянье, темное начало может взять верх. Жизнь аграафа – постоянная борьба с гневом и ненавистью внутри себя, сегодня он силен и потому…

− Но вы тоже сильны, – заметил король.

− Разумеется, и я рано или поздно проиграю этот бой. Только один аграаф спас себя от этого – Бертей, но теперь он навечно заперт в собственном спасении.

− Имеете в виду горы, где он заточил сам себя, остановив время?

− Да, но все сложнее. Пещера Дара просто сделала его своим рабом, но это его право, согласитесь?

Король кивнул.

− А это правда, что она может лишить силы даже аграафа?

Грэстус кивнул.

− Тогда Гэримонда можно освободить от тьмы и больше ничего не бояться! – воскликнул король с надеждой.

− О нет, все не так просто. Во-первых, с Пещерой надо заключать сделку. Она артефакт, а сам Гэримонд никогда не согласится, а во-вторых, магия наверняка не главный его дар…

− Как это не главный? – поразился король, не представляя, что может быть сильнее такой магической силы.

− Магия аграафу дарована самой тьмой, а Пещера Дара забирает то, что всегда принадлежало душе – то, что является ее частью. Говорят, не навечно, а на одну жизнь, она буквально откусывает часть твоего естества: того, что есть твоя суть. Я, например, вижу будущее. Думаю, это и есть основной дар. Кто-то всепрощающ, кто-то упрям до победной уверенности, а кто-то умеет убеждать. Даром может быть что угодно. А лишить вашего сына магии аграафа… Разве не это я предлагал двадцать лет назад, когда Гэримонд только появился на свет? Ваш отец очень грубо отказал мне, а теперь это уже невозможно, еще вчера я мог бы что-то сделать, но теперь эта сила слилась с его душой, пустила в нее корни и наверняка дала свои ростки. Теперь его или спасут высшие силы, или мой кошмар станет явью.

− Что вероятней? – спросил король, с силой сжимая бокал.

Грэстус пожал плечами, но тут же усмехнулся.

− Кое-что мы можем проверить прямо сейчас. Хотите?

Несмотря на лукавство в его глазах, король кивнул, готовясь слушать, что задумал аграаф, совершенно забывая о предупреждениях сына.