Текст книги "Окаянь (СИ)"

Автор книги: Александр Коклюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Глава 3

3.

На торпедо пискнул бортовой компьютер.

– Письмо пришло, – сказала Вероника.

Зотагин скосил глаза на экран. В его нижнем углу, где GPS-трассер на фоне карты отмечал путь машины, желтело изображение конвертика. Он почему-то сразу догадался, что в этом письме и кто его прислал. Просто не ждал, что придёт так скоро. А чего он хотел? Надеялся, что не докопаются, что пронесет. Глупо. Эти если вцепятся… Наверняка уже нашли и «шишигу» с зениткой, и Егорыча. Егорыч конечно же всё рассказал. Как на духу. И о своих догадках по поводу находки, и о том, как делился этими догадками с ним, Зотагиным. Кстати, и его предупреждал о том же. Ничего от служивых не скрывать. Не послушал. Решил, что пронесёт. Ладно. Сделанного не вернешь.

– Открой, – сказал Зотагин. – И прочти.

У него ещё теплилась слабая надежда, что письмо не по поводу той находки. Может просто обычный спам. Или предложение фрахта от тех, с кем когда-то уже имел дело. Да мало ли кто рассылками занимается. Дорожная служба вон тоже всегда предупреждает о ремонтных работах. Признаться честно, Зотагин просто оттягивал неприятный момент. Вдруг чуйка на этот раз его подводит. Потому и попросил прочесть письмо Веронику, а сам сосредоточился на дороге.

Тягач, не снижая скорости, проскочил мост. Мост был старым. Бетон с отбойников местами осыпался, из сколов торчала ржавая арматура. Внизу бежала по камням безымянная речушка. Почти ручей. Воробью по щиколотку.

– Как скажешь, – Вероника прикоснулась пальцем к значку на экране. – Слушай, это из полиции! – предупредила она. – Читать?

Зотагин кивнул. Не подвела-таки чуйка.

Сразу за мостом дорога шла на подъем. До середины тягач прошёл с разгона. Когда ход замедлился, Зотагин топнул по педали сцепления и переключился на пониженную передачу. Двигатель забасил, «Петруха» дернулся, набирая силу.

– Господин Зотагин А.С., – перекрывая шум мотора, громко прочла Вероника, – по прибытии в Хордогой вам надлежит незамедлительно прибыть в полицейский околоток посёлка. Неисполнение данного предписания будет трактоваться как нарушение статьи 3.2 Административного кодекса Сибирской Республики, что в свою очередь повлечет в отношении вас предусмотренные законом санкции. Все… – она выжидающе посмотрела на Зотагина.

– Понятно, – процедил сквозь зубы Зотагин. – Егорыч всё-таки…

– А что случилось? – Вероника свернула письмо и смахнула его в архив.

– Тебе-то какая разница? – бросил Зотагин.

– Никакой. Просто спросила.

– Ну и не лезь не в своё дело!

– Чего злишься-то? Говорю, просто спросила. Вдруг чем помочь смогу.

– Обойдусь.

Не признаваться же ей, что злился он на самого себя.

Там, у Карги, когда кран поднял из оврага машину, Зотагин понял, что всё-таки совершил глупость, сразу не сказав копу о спрятанной в лесу зенитке. Одного взгляда на машину, вернее, на рваное железо, в которое она превратилась, было понятно: её просто смели с дороги. И смели чем-то крупнокалиберным. Такие же дыры наверняка и в двух других машинах, что стояли на эвакуаторах под брезентом. К гадалке не ходи, поработала та зенитка. Других вариантов Зотагин не видел. Ему бы сказать об этом инспектору, но тот был уже далеко. Осматривал другие машины колонны, что успела выстроиться за его «Петрухой». Общаться с копом по собственной инициативе на виду у других водил не хотелось. Могли не так понять. А потом и вовсе закрутилось. Сначала уехали эвакуаторы и кран, потом к месту аварии допустили репортеров. Тех, что стояли на просеке. Быстро отсняв общий план, репортеры полезли к оврагу. Колонны машин, тем временем, начали движение. Зотагин замешкался, соображая, как бы ему выцепить из этой суматохи инспектора, и тут же заработал в свой адрес раздражённый хор сигналов от стоящих сзади. Да и “канарейки” успели упорхнуть. Каждая в свою сторону.

– Ника, – сказала розоволосая, когда их машина тронулась. – Так короче.

– Инури мне больше нравится, – съязвил Зотагин. – Вот только на японку ты не очень-то похожа, как к ним не примазывайся. Физиономия больно славянская. Даже розовые волосы не спасают. С ними ты на анимэшку смахиваешь. Таёжную. Это ещё в лучшем случае, – хмыкнул он.

– Ой, как смешно! – обиделась Вероника. – Давай без хамства, ладно?

– Ладно. Извини, – пошёл на попятный Зотагин. – Меня можешь Александром звать.

Со славянской внешностью попутчицы Зотагин слегка преувеличил. У нее был чуть вздернутый нос, высокие скулы, узкий подбородок и широко расставленные “рысьи” глаза. Как у местных. Только не черные, а карие. Чувствовалось, что в формировании образа поучаствовали многие. Получилась не совсем красавица, но в привлекательности не откажешь. Впрочем, Зотагина занимали сейчас другие мысли. Его попутчица тоже молчала. Так и ехали молча, пока не подал голос бортовой компьютер. И пока Вероника не прочла письмо.

– Мне просто показалось…

– Крестись, когда кажется! – оборвал её Зотагин. Не хватало ещё поплакаться ей в жилетку! И так когтистые кошки с души не слезают! Размером с тигра.

– Т-и-и-хо в лесу… – вдруг пропела рация. – Где все? Отзовитесь!

– На дороге, где и были. А ты чего в лес забежал? Медвежью болезнь подхватил? – тут же ответили ему.

– Интересно, а тот злобный зверепуга ещё здесь? – со смешком донеслось из динамика. – Который пешедрал всем нам обещал?

– Пока не слышно. Видно, дали успокоительное.

– Такого успокоишь!

– Хватит засорять эфир, парни! Соблюдайте правила радиообмена!

– Ещё один командир выискался!

– Зачем ты так! Правильно говорит человек. У него, может, за всех нас голова болит.

– Пусть что-нибудь холодное на лоб приложит. От головной боли.

– Монтировку, например! – предложил кто-то. – Она холодная.

– Ага, – поддержали его. – И с размаху!

– Да пошёл ты… Умник!

– Я еду!

– Вот и езжай! По навигатору!

– Дорожная Ведьма – Лешаку! – послышался из рации женский голос. – Это твой рыдван я вижу на встречке?

– На месте Лешака я бы за рыдван обиделся!

– Ей можно. Это же Ведьма! – ответили неизвестному заступнику.

Дорожную Ведьму, а в миру Марию Власьевну, на трассе знали все. И водители, и инспекторы ДПС, и наниматели. Ещё бы: дама за рулем седла – явление редкое. Дальнобойщики сначала относились к ней снисходительно, но в конце концов признали ровней. Наниматели тоже грузом не притесняли. Что касается инспекторов, то те воспринимали женщину на дальняке по-разному. От восторженного “во даёт девка!” до полупрезрительного “баба за рулём, что обезьяна с гранатой”. Последнее, правда, за глаза. Острая на язык Власьевна могла так припечатать словом, что даже сослуживцы потом долго подтрунивали над получившим отповедь.

По покатому капоту и аэродинамическим крыльям идущей навстречу машины Зотагин опознал «Мак» Марии.

– Я тебя тоже вижу! – ответил он. – Как дела?

– Как обычно. Кручусь в меру сил. Поболтаем? Без лишних ушей?

– Ну вот! – вклинился кто-то в разговор. – Мало нам было того придурка, теперь и нечистая сила что-то замышляет!

– Зря ты так. Про нечистую силу. Эти свои, – добродушно возразили ему.

– Ты Каргу проезжал? Рассказывай, что там случилось, – потребовала Мария, когда их машины остановились кабина к кабине. – А то странно как-то. В эфире грозят карами небесными, а по новостям молчок, будто ничего и не произошло. Привет, подруга! – кивнула она Веронике.

Мария Власьевна была хрупкой остролицей женщиной с коротко остриженными волосами соломенного цвета. На вид, далеко за тридцать. Глядя на неё, не сразу верилось, что она легко справляется со своим железным монстром.

– Авария, – сказал Зотагин. – Три машины. Одну при мне из оврага вытаскивали. Краном.

– В командировку там кого-то отправили. За горизонт. Причем, из наших больших друзей. Не зря они забегали, – добавила Вероника.

– Серьезно? – удивилась Мария. – А подробнее можно?

– Можно, – пожала плечами Вероника.

Зотагин не ожидал, что там, возле Карги, его попутчица заметит столько мелочей. В том числе высокий класс разбитых машин и пробоины в кузове. Глазастая. И расписала так, будто сама при всём присутствовала.

– Ничего себе! – покачала головой Мария. – Теперь понятно, почему все молчат, словно в рот воды набрали…

– Кто-то в войнушку решил поиграть. А у меня из-за них весь график кувырком летит, – пожаловался Зотагин.

– Нагонишь… А вообще, завидую я вам, мужикам! – неожиданно рассмеялась Дорожная Ведьма. – Идёте вы по трассе, а по обочинам вон какие умницы-красавицы рядами стоят! И хоть бы один красавец для меня среди них попался! Того и гляди, придется старичка в радужные цвета перекрашивать, – похлопала она по рулю. – Ладно. Удачи!

Машины разъехались. Каждая в свою сторону.

Лес то прижимался к обочинам дороги, то отбегал ради кочковатого болотца или поляны с тронутой ночными морозами жухлой травой. Иногда машину ощутимо потряхивало на выбоинах, образованных временем и дождями.

– Что не так? —нарушила затянувшееся молчание Вероника.

– Умница-красавица, значит…– криво усмехнулся Зотагин.

– А что, дурой быть надо? Кривой и горбатой? Ну, извини, если не оправдала ожиданий. У меня, между прочим, высшее образование. Педагогическое.

– Чего тогда на дорогу вышла? Со своим высшим образованием?

– Тебя не спросила!

– Учительница, значит. Это хорошо. Общий язык с тётей Паной найдете.

– С кем? – насторожилась Вероника.

– С Прасковьей Яковлевной. Она тоже учительница. Была учительницей, – уточнил он, – В школе, в Заманихе. Заночуем у неё.

Уже смеркалось, когда они подъехали к Заманихе. Над дальними сопками бледными лучами таял закат. На фоне заката лениво вращали крыльями три ветряка. Местная электростанция. Казалось, их широкие лопасти с каждым взмахом стирают остатки дня. В небе все ярче проступали звезды.

На околице, сразу после деревянного моста через речонку с тем же названием, что и посёлок, памятником прошлому стоял вертолёт. Большой. Транспортный. Когда-то прилетел сюда, да так и остался. Зачем прилетел и почему остался, сейчас уже никто не помнил. На его сером боку ещё можно было рассмотреть трехцветный флаг и надпись «МЧС России». Стойка правого шасси подломилась, и вертолёт завалился на бок, приподняв чернеющий провалами блистер. Стекла из него давно вынули для хозяйственных нужд. Рядом валялась отломанная хвостовая балка. Винта на ней не было. Не было лопастей и на главном роторе. Возле вертолёта, несмотря на поздний час, играла детвора. Увидев, въезжающий в посёлок тягач, они замахали ему руками. Зотагин просигналил в ответ. Вероника с интересом смотрела по сторонам.

Заманиха была большим посёлком, привольно раскинувшимся среди широкого лога. Улицы терялись в зелени садов. На дальнем конце золотистой искоркой провожал день купол местного храма. На въезде с тракта было около двадцати крепких дворов, расположенных вдоль заросшей травой улицы с глубоко вбитыми колеями от колес. Избы были просторными, по четыре-пять окон на фасад. И сами избы, и надворные постройки были основательно срублены из толстого кедрового кругляка. Такая изба века простоит и ничего ей не сделается. Глухие дощатые заборы густо оплёл дикий виноград. В палисадниках под окнами росли мальвы. В большинстве домов окна уже светились.

Зотагин медленно ехал по улице. То с той, то с другой стороны на шум мотора лениво, для проформы, гавкали дворовые псы. Они здесь к машинам давно привыкли.

– Бизнес у местных такой, – пояснил Зотагин. – Гостиничный. Намотаешься в дороге, а тут тебе и стол, и дом. Хоть отдохнешь по-человечески. Многим нравится. Мне тоже, – он притормозил, объезжая «Дунфын». Водитель припарковал его задним бортом тентованного кузова к воротам, отчего капот грузовика высунулся на дорогу. – Вон и китаец тоже заночевать собрался… Хорошо бы ещё машину правильно ставить научился… Привет, Лукич! Как дела? – высунулся из окна машины Зотагин возле следующего двора.

– Идут помаленьку, – откликнулись с лавки под окнами. – Ты к Прасковье?

– Ага!

– А то у меня определяйся. Я нынче свободный. Груздочками солеными угощу. И тем, к чему их приложить следует. На кедровых орешках! Сам настаивал.

– В следующий раз, Лукич. Маринка-то как? Поправляется?

– Зажило, слава Богу! Бегает уже.

– Внучка его, Маринка, этим летом ногу сломала, – пояснил Зотагин, когда отъехали. – Играли на вертолёте, ну ты видела его возле околицы, она и прыгнула неудачно. Давно пора убрать этот хлам. Детей туда как на мёд тянет.

– Ты говорил, она учительница…

– Тётя Пана-то? Была учительницей, до того, как в Заманихе семилетку отменили и только начальную школу оставили. Теперь семилетка в соседнем поселке, а у них самих есть, кому историю преподавать. Вот тётя Пана и ушла, хотя работу предлагали. Не согласилась. Стара, говорит, я каждый день туда – обратно по тридцать верст ездить. Теперь живет одна. Лет десять уже как вдовствует. Муж в тайге пропал. Слухи ходили, будто он с контрабандистами связался. Камешки и все такое. На якутской стороне и пропал. С их погранцами лучше не шутить. Тайга им дом родной. С тех пор одна на хозяйстве. С котом и собакой. Ну и куриц ещё с десяток держит… Все, приехали!

Зотагин остановил машину возле пятистенка под шатровой крышей и выключил двигатель. С минуту вглядывался в длинный силуэт грузовика, смутно белевший через три двора. Может, знакомый кто?

Звякнула щеколда калитки, и со двора к ним вышла маленькая старушка в джинсах, кроссовках и накинутой на плечи куртке.

– Никак Саша приехал, – узнала она красно-белый тягач.

– Я, тётя Пана! – отозвался из кабины Зотагин. – Только я сегодня не один. Двоих на постой пустишь?

– Никак напарника себе подыскал?

– Не совсем, тётя Пана… Тут такое дело…

– Да вижу я, вижу уже! – Прасковья Яковлевна через открытую дверцу кабины разглядела, Веронику на пассажирском сиденье. – Вижу, что не напарник! Ладно, не гнать же вас теперь. Проходите, нечего на улице-то стоять, – посторонилась она.

Они вошли на крытый тёсом просторный двор. Прямо перед ними было крыльцо о трёх ступеньках перед дверью в холодные сени. Там горел свет. Справа тянулась бревенчатая стена амбара с прорубленными в ней маленькими окошками. Вход в амбар был утеплён брезентовой занавесью. От калитки к крыльцу шел деревянный настил, положенный еще хозяином. Тут же во дворе стоял большой японский джип-внедорожник.

– Ты же продать его хотела, тётя Пана, – сказал Зотагин.

– Передумала. Самой пригодится. В магазин съездить или ещё куда. Ноги-то уже не те. Прожорливый, правда, зараза! А бензин-то нынче дорог. Особо и не разъездишься.

Из конуры возле крыльца, громыхая цепью вылез здоровенный лохматый волкодав. Вопросительно взглянул на хозяйку.

– Свои, Ретиф, – успокоила его Прасковья Яковлевна. – Иди на место.

Волкодав для порядка обнажил клыки, глухо гавкнул и послушно скрылся в будке. Зотагина он знал, а в Веронике не узрел достойного противника. Поэтому гостей в дом пропустил.

– Хорошая собачка, – опасливо похвалила пса Вероника.

Глава 4

4.

Сибиряк Брыся спрыгнул на пол и, держа на отлёте пушистый хвост, направился к двери кухни, где Прасковья Яковлевна и Вероника после ужина мыли посуду. Зотагин с облегчением вытянул ноги – котяра, до того мурчавший у него на коленях все-таки весил прилично, – откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Сейчас он наслаждался домашним уютом, которого так не хватало в бесконечных мотаниях по дорогам. Именно из-за таких минут, когда не надо никуда спешить, когда можно расслабиться и ни о чем не беспокоиться, Зотагин предпочитал ночевать в хозяйском доме, благо селений вдоль тракта было достаточно. Можно, конечно, сберечь копейку, ночуя в спальнике машины с брикетом сухой лапши на ужин. Если в колонне идёшь, то да, а так страшновато одному на пустой дороге. Разный люд по тайге шастает. Кто с ружьем, а кто вон даже с зениткой. Далась ему эта зенитка, будь она неладна! Не остановись он тогда, не встреть Егорыча, и в околоток бы не вызвали. А так… Ладно. В полиции главное покаяться. Торопился, дескать, груз доставить, потому и сглупил. Признаю: дурак, но больше такого не повторится. Теперь, как что, так сразу! Конечно, проведут профилактическую беседу. Там любят нервы потрепать. Неприятно, но перетерпеть придётся. Зато потом все пойдёт по-прежнему.

Мимо дома, мазнув по окнам светом фар, проехала машина. Из кухни доносились обрывки фраз. Зотагин оказался прав. Тётя Пана и Ника нашли общий язык. Он прислушался.

– … трудно воспринимают общую картину мира. А так, обычные дети.

– Мне с этими, как вы говорите, Прасковья Яковлевна, обычными детьми, хватило полгода работы. Сбежала, честно признаюсь! Ювеналка превратила их в настоящих монстриков. Слова поперек не скажи. Сразу жалоба в комитет по защите – и получай привет под роспись. А на уроках? Ответы – просто песня! Два притопа, три прихлопа! Знания на уровне детского сада. Невнятный лепет. Уши вянут! Эти тарелки куда?

– Вон туда, на полку… Двоечников, Вероника, всегда хватало. Лентяи такие попадались, что хоть кол на голове теши.

– Вы даже двойки ставили? И родители не возмущались? С ума сойти!

– Не возмущались. Ещё и подзатыльник могли недотёпе отвесить. Это у вас, в городе с ювенальными законами, как с писаной торбой носятся. А здесь не до них. Здесь работать надо… Как там Саша, не заснул?

– Сейчас посмотрю.

– Пойди, посмотри. И ещё. Спать будете в разных комнатах. У меня не публичный дом.

– Напрасно вы…

– Напрасно или нет, не скажу. Не знаю, да и знать не хочу. Дело в другом. Посёлок у нас маленький. На каждый роток не накинешь платок. Осуждать тебя не собираюсь, но предупредить должна. Чтобы без обиды.

Без обиды не обошлось. Обида красными пятнами читалась на лице Вероники, когда она, выйдя из кухни, так посмотрела на Зотагина, будто это он был виноват во всех её бедах. Причём, не только нынешних, но и прошлых и, возможно, будущих тоже. Розовый парик она сняла и сейчас, с короткой стрижкой, была похожа на пацана, готового броситься в драку. Следом, вытирая руки полотенцем, вышла Прасковья Яковлевна. Очки сползли на кончик носа, тонкие губы поджаты. Вот перед ней Зотагин действительно испытывал вину. За то, что приехал не один, а с профессиональной попутчицей, чем поставил хозяйку в двусмысленное положение. Правда, осознал он это только сейчас, после услышанного разговора на кухне. Прасковья Яковлевна права. Кто угодно мог пустить слух, будто бывшая учительница предоставляет заезжим определенные услуги. Это к постояльцам местные с добротой душевной, а какие у них между собой отношения – поди разбери.

Повисло неловкое молчание. Было слышно, как на дальнем конце курмыша методично, словно заведённая, лает собака. На кухне сорвалась с умывальника и гулко разбилась о раковину капля воды. Снаружи, за зашторенными окнами сухо тёрлись друг о друга высокие стебли мальв.

Последним из кухни вышел кот. Уселся посреди комнаты, оглядел всех собравшихся и стал умываться.

– Кис-кис-кис! – позвал кота Зотагин. Просто так, чтобы разрядить обстановку.

Брыся наградил его презрительно-желтоглазым взглядом, поднялся и, недовольно дернув хвостом, удалился на хозяйскую половину.

– Поздно уже, – сухо сказала Прасковья Яковлевна. – Спать пора ложиться, а то завтра вставать рано.

– Тётя Пана, а ты можешь узнать, что всё-таки там, у Карги случилось? По своим каналам? – неожиданно для себя спросил Зотагин.

– Каким-таким “своим каналам”? – недовольно посмотрела на него Прасковья Яковлевна. – У меня один канал: что сорока на хвосте принесёт. Да и зачем тебе это? Ну-ка признавайся!

Зотагин понял, что опять свалял дурака. Если ему известно, что хозяйка свободно ходит по Сети, то другим знать об этом совсем не обязательно.

– Просто так спросил. На всякий случай, – попытался исправить ошибку он.

– Не ври! Я тебя, Саша, сейчас насквозь вижу! У меня таких изворотливых за всю жизнь много было. Опыта хватает. Рассказывай.

И Зотагин рассказал. О том, что видел у Карги, про зенитку, наспех спрятанную возле Кедрача, про охотника-промысловика, который нашел эту зенитку, про Веронику, которую подхватил на трассе после того, как её выкинули из машины в тайгу, про извещение с вызовом в полицию… В общем, про день, который с самого начала пошёл у него наперекосяк.

– Что сказать… Таких новостей мне сорока на хвосте не приносила. Совсем, видно, отстала я от жизни… – Прасковья Яковлевна на секунду задумалась. – Надо было тебе, Саша, все полицейскому рассказать. Как тот охотник советовал. Что ж … Сделанного не воротишь. В полиции, конечно, нервы тебе потреплют, но скорее для острастки. Главное, им не перечить. Виноват, дескать, раскаиваюсь. Сразу не сообразил. Растерялся от увиденного. Что, как мне кажется, не далеко от истины, …

– Я и сам уже об этом думал, – согласился Зотагин.

– Там, Прасковья Яковлевна, и впрямь на кого-то важного покусились, – поддержала его Вероника.

– Ладно, – Прасковья Яковлевна взглянула на них поверх очков. – Попробую посмотреть, что там случилось у Карги этой. Но ничего не обещаю… А тебе, Саша, совет на будущее: следи за языком, – укорила она Зотагина.

Втроём они перешли в другую комнату. Прасковья Яковлевна включила торшер и задёрнула на окне занавески. В простенке у окна стоял письменный стол, где в бытность учительницей она проверяла тетрадки, и сама готовилась к урокам. Сейчас на столе было пусто, если не считать закрытого ноутбука. Одну стену полностью занимал стеллаж до потолка, плотно забитый книгами. На противоположной стене висело десятка полтора фотографий в рамках. Большинство снимков были групповыми.

– Мои выпускники, – заметила заинтересованный взгляд Вероники Прасковья Яковлевна. – Пристраивайтесь, где видите. Только за спиной не маячьте. Терпеть этого не могу, – она села за стол и раскрыла ноутбук.

Зотагин занял старый диван возле стены со снимками. Вероника подошла к стеллажу, провела пальцем по книжным корешкам.

– Первый раз вижу столько книг, – сказала она. – Зачем? Ведь все это можно уместить на одном носителе. Гораздо удобнее.

– Можно, – согласилась Прасковья Яковлевна. – Но мне больше так нравится. Люблю я книги. Жалко только никому они не нужны будут. Выкинут, наверное. Когда умру.

– Ладно тебе, тётя Пана, – сказал Зотагин. – Живи, пока живется.

– А я что, по-твоему, делаю… Всё, загрузился. Теперь не отвлекайте.

Сухие пальцы Прасковьи Яковлевны уверенно забегали по клавиатуре. В наступившей тишине слышался только легкий треск, прерываемый щелчками клавиши ввода.

– Хэлфорд Д. Маккиндер, – наконец сказала она. – Сопредседатель Департамента национальной безопасности Сибирской Республики. Охотились скорее всего на него. Остальные, как говорят в таких случаях, попали под раздачу. Охрана… В этой ситуации они смертники. Не выжил никто. Двенадцать трупов. Кроме американца погибли министр лесного хозяйства Шигульков Тимофей Карпович и его пресс-секретарь Ян-Сан-Тэ Фёдор Иванович. Но шум-гам подняли не из-за них. Хотя тоже не последние люди.

– Какой шум, когда в новостях об этом ни слова, – хмыкнул Зотагин.

Он и Вероника подошли к столу. Прасковья Яковлевна вывела фото на экран ноутбука. Там на фоне звёздно-полосатого флага стоял высокий худощавый мужчина с костистым лицом и ёжиком седых волос. Тот самый Хэлфорд Д. Маккиндер. Ещё живой.

– Наверху шум-гам, – уточнила Прасковья Яковлевна. – Интересно, кому ж он так не угодил, этот Маккиндер, что до убийства дошло? – вопросительно посмотрела она на Зотагина и Веронику, будто те знали ответ.

– Как вы смогли получить эту информацию, Прасковья Яковлевна? – удивилась Вероника. – Она ведь наверняка секретная.

– Тётя Пана, если хочешь знать, самый настоящий хакер! – гордо заметил Зотагин. – Это для неё семечки.

– Помолчал бы… Балабол… – пожурила его Прасковья Яковлевна, пробежав пальцами по клавиатуре. – Теперь посмотрим, что там случилось. Кортеж попал под обстрел в урочище Карга. Нападавшие скрылись. Ведется поиск. Так… Судя по времени, эта информация устарела. Ищем более позднюю, – снова быстрый треск клавиатуры. – Нет, это не то… опять, не то… Вот, нашла… Рапорт околоточного посёлка Кедрач статского капрала Калундзюги Юнгани Ивановича, составленный на основе показаний гражданина Радина Леонида Егоровича. – она пробежала взглядом текст на экране. – Редкостная безграмотность. Язык сломаешь. Читать я это не буду, проще пересказать. Суть такова… Некто Леонид Егорович…

– Егорыч что ли? – догадался Зотагин.

– Вы на удивление проницательны, молодой человек! – подтвердила Прасковья Яковлевна. – Кстати, Сашок, которого он упоминает, тебе случайно не знаком?

– Знаком. Это он про меня.

– В общем, гражданин Радин сигнализировал околоточному, что возле поселка обнаружена подозрительная находка, о которой тот сразу же доложил по команде. Находка оказалась тем самым орудием нападения на кортеж высокопоставленных лиц, среди которых, как мы знаем, был сопредседатель нашего Департамента национальной безопасности. Но и это ещё не всё. Сейчас-сейчас… На место срочно прибыла группа следователей из столицы. Подразделением следопытов-егерей соседней воинской части организован поиск лиц, причастных к преступлению. Пока всё. Ничему-то их жизнь не учит, – вздохнула Прасковья Яковлевна.

– Кого не учит? – не понял Зотагин.

– Тех, кто стрелял в этого американца, – сказала Прасковья Яковлевна. – кого ж ещё. Чего они показать хотели? И кому?

– А вдруг у них была на то причина, – неожиданно возразила Вероника.

– Уймись, девонька, – отмахнулась Прасковья Яковлевна. – Какая-такая нужна причина, чтобы отправить к праотцам столько людей!

– Зря иронизируете, Прасковья Яковлевна, – не унималась Вероника. – Вы же сами историю преподавали. Там ведь масса подобных примеров. И причины для выражения недовольства там тоже были. Ведь были?

– Ты это про террористов что ли? – обернулась к ней Прасковья Яковлевна. – Тоже мне, нашла примеры для подражания. Хотя бандитов всяких история и впрямь много знает, тут ты, девонька, права. И обязательно они все чем-то недовольны. И причину этого своего недовольства они привыкли устранять кардинально. Убивать, проще говоря. Только проку от этих их убийств всегда было, кот наплакал. На место убитых приходили другие, а самих убивцев показательно судили и наказывали. Этих тоже накажут. Когда поймают. А поймают обязательно. Вон уже егерей вызвали. И накажут строго. Чтобы другим пассионариям неповадно было по лесу с ружьями бегать, и остальных своим дурным примером заражать.

– Там зенитка была, – сказал Зотагин.

– В этот раз зенитка, – Прасковья Яковлевна закрыла ноутбук и развернулась к ним вместе с креслом. – В другой – что-нибудь ещё. Там, Саша, много чего было. Кроме зенитки этой. Пользовали без разбору всё, что под руку попадёт. Яд, кинжал, бомба… Хоть табакеркой в висок, как Российскому императору Павлу. И такое было. А потом шли на каторгу. Это в лучшем случае. Чаще их отправляли на виселицу.

– И откуда только, тётя Пана, ты всё это знаешь, – сказал Зотагин.

– Отсюда, Саша, – показала на книжные полки Прасковья Яковлевна. – Тут о многом сказано, лишь бы знать хотелось.

– Ну это давно было, – возразила Вероника. – Сейчас другое время.

– Время другое, а методы, как видно, совсем не изменились, – заметила Прасковья Яковлевна, кивнув на ноутбук, – Вот убили этого американца, а дальше что? – продолжила она. – А дальше на его место пришлют другого. И неизвестно, будет ли он лучше прежнего. Может, намного хуже будет. И что? Опять стрелять? Так ведь и другая сторона в долгу не останется. Тоже стрелять начнёт. А не стрелять, так сажать по малейшему подозрению. Надолго. Американцы, если дело касается их соотечественников, не церемонятся. А тут убили именно их подданого. Так что не завидую я этим стрелкам. Чем бы они не руководствовались, какими бы лозунгами не прикрывались.

– А им обязательно надо чем-то прикрываться? – усомнилась Вероника.

– В истории, Вероника, всегда прикрывались. Во все времена. – ответила Прасковья Яковлевна. – И всегда чем-нибудь высоким, зовущим к самопожертвованию. Либерте, эгалите, фратерните, к примеру. Это по-французки. Свобода, равенство и братство, если на наш перевести. Как сказала бы сейчас молодёжь, прикольная завлекалочка для крутой тусовки. С мордобитием и стрельбой. Исторически так всегда и было. Дрались не на жизнь, а на смерть. ради тех, кому эта драка выгодна. Да-да, девонька, и не спорь даже. После драки всегда появляются те, кто получит власть и деньги, и кто окажется на месте свергнутых недовольными. Власть и деньги, девонька. Вот что всегда движет провокаторами, что ведут дураков на убой, – повторила Прасковья Яковлевна. – А дураков этих, готовых плясать под чужую дудку, всегда в достатке было. И сейчас как видно не перевелись. Так что нечего их защищать.

– Почему сразу дураков? – продолжала стоять на своём Вероника.

– Почему дураков? – переспросила Прасковья Яковлевна. – Да потому что историю плохо учат. Каждый раз на те же грабли наступают. Хотя, какая сейчас история? – махнула рукой Прасковья Яковлевна. – Так всё перемешали, что сразу-то и разглядеть не получится, где правда, а где ложь. Ладно. – она посмотрела на Зотагина. – Заговорила я вас. Спать пора. Саша вон, уже носом клюёт.

– Пора, тётя Пана, – прикрыв рот ладонью, зевнул тот. – Завтра надо выехать пораньше. Чтобы в график попасть. И потом ещё околоток этот…