Текст книги "Годы и войны (Записки командарма. 1941-1945)"

Автор книги: Александр Горбатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

Глава восьмая
ДНЕПР

Второго декабря 1943 года 3-я армия вышла к Днепру на фронте от реки Бобровка до села Гадиловичи. Наши соседи Днепра еще не достигли. Мы могли бы со спокойной совестью остановиться на этом рубеже до общего наступления. Но обстановка, как я ее понимал, сама подсказывала: как только лед окрепнет, надо захватить плацдарм за Днепром. Мы уже облюбовали район в излучине реки, у села Шапчинцы, и три дивизии из восьми вывели во второй эшелон, чтобы готовить их к этой операции.

На нашем правом фланге немцы продолжали удерживать на левом берегу Днепра так называемый быховский боевой участок – четырехугольник площадью около ста сорока квадратных километров, ограниченный реками: с запада – Днепр, с юга Бобровка, с севера – Ухлясть, а с востока – населенными пунктами Узники и Палки. Участок этот был очень важен и для противника, и для нас. Немцам он обеспечивал нормальную работу железной дороги Жлобин – Могилев, идущей по правому берегу Днепра. Нам он постоянно угрожал нападением противника с севера, вдоль шоссе, идущего по левому берегу Днепра на Гомель через Довск, из-за чего мы были вынуждены держать против этого выступа две дивизии в обороне. Только здесь мы не вышли к Днепру, и потому выступ этот был у нас бельмом на глазу. Чтобы захватить плацдарм за Днепром, нужно было сначала ликвидировать быховский боевой участок, выйти на нем к берегу, высвободить для активных действий еще две дивизии и подтянуть ближе к реке нашего правого соседа.

У нас созрела мысль ликвидировать этот участок в первых числах января 1944 года. План операции был подготовлен, доложен командующему фронтом и одобрен им.

Главный удар наносился с востока на запад – из Узников на Никоновичи и Вороново, а вспомогательный – на север, по шоссе. Кроме того, специально подготовленный лыжный отряд должен был ночью пробраться по долине Днепра в тыл противника и до рассвета. 4 января к началу нашего наступления уничтожить штаб 267-й пехотной дивизии в деревне Прибор. О местонахождении немецкого штаба мы знали из показаний пленных, подтвержденных местным жителем Загрищевым, который был заподозрен гитлеровцами в излишней любознательности, арестован и избит, но бежал и перешел к нам через линию фронта. Он вызвался быть проводником лыжного отряда, сформированного из двухсот лучших лыжников-добровольцев под командованием смелого капитана Тайвакайнена. Подготовкой от ряда руководил мой заместитель генерал П. П. Собенников. Офицеры и солдаты учились двигаться ночью по азимуту, совершать нападения на охраняемые объекты, отвечать на оклики на немецком языке. Отряд имел группы нападения, охранения и резерва. Разработали систему сигналов и метод распознавания своих и чужих: в темноте пароль подавался голосом, а днем и на расстоянии движением руки (кверху – «Кто идет?», в сторону – «Свой»). Для связи отряда с оперативным отделом штаба армии к отряду был прикомандирован майор Левченко, офицер исключительной храбрости.

В ночь на 3 января отряд спустился в долину реки. По указанному маршруту он, не замеченный противником, вошел в его тыл. Ночь была пасмурная, мглистая, слегка подмораживало. Отряд шел не спеша. Впереди двигалось охранение с проводником и офицером, изучившим маршрут и знающим необходимые немецкие слова. Передний шел с острым щупом в руках и был обвязан веревкой, конец которой находился у идущих сзади. Эта предусмотрительность несколько раз спасала людей, когда они проваливались под лед. Вымокшие немедленно переодевались в запасное обмундирование и валяную обувь.

Пройдя по целине более пятнадцати километров, отряд четыре раза пересек русло реки и шесть раз ее протоки. Через пять часов увидели справа на берегу очертания строений. Это и была деревня Прибор. В селении было тихо, лишь изредка перекликались петухи. На окраине наткнулись на проволочный забор. Пока саперы делали проходы в проволоке, офицеры уточняли задачи группам отряда. Напомнили солдатам, что обнаруженные телефонные провода можно резать не раньше первых выстрелов (чтобы не насторожить противника). Отдохнув, оставили у проходов «маяки» и двинулись в деревню.

Впереди группы, идущей к штабу дивизии, шел переводчик старший сержант Телеш. На оклик часового он по-немецки ответил, что идет свой офицер, а приблизившись к гитлеровцу, ударом кинжала убил его наповал. Однако пост был парным, и стоявший в стороне другой часовой очередью из автомата ранил Телеша в ногу. Телеш убил его ответной очередью, и эти первые выстрелы были сигналом для атаки.

Охрана немецкого штаба была почти полностью уничтожена. Разведчики забрасывали помещения гранатами, а затем врывались в них, приканчивая уцелевших гитлеровцев. Те фашисты, которым удавалось выскочить на улицу, уничтожались засадой у дороги.

Через сорок минут был дан сигнал «Отбой». Как было договорено, на сборном месте отставших ждали пятнадцать минут, после чего отряд направился на юг по заранее намеченному пути. На сборный пункт не явилось восемнадцать человек, но двенадцать из них позже догнали отряд.

В пять часов тридцать минут от майора Левченко поступила радиограмма: «Все благополучно. Задача выполнена». Мы в это время видели большое зарево над деревней Прибор.

Дерзкая вылазка лыжников увенчалась крупным успехом: было убито более трехсот гитлеровцев, в том числе много офицеров, и среди них начальник штаба дивизии полковник фон Шлиер, уничтожено более пятидесяти различных машин, узел связи, склады с горючим и продовольствием, захвачены важные документы.

О героическом рейде нашего лыжного отряда сообщила 6 января 1944 года сводка Совинформбюро.

Действия лыжников облегчили задачу войскам. Еще до рассвета один из полков дивизии полковника Романенко перешел в наступление между шоссе и Днепром навстречу лыжному отряду, а вскоре после короткой артподготовки из района Узников на Никоновичи двинулись в наступление основные силы генерала Рагули.

В первые часы наши части продвинулись на четыре-пять километров. Гарнизон деревни Палки был окружен и уничтожен. Противник пытался задержать нас на промежуточном рубеже Никоновичи, Усоха, Лужки, но, нанеся ему новый удар, мы его отбросили и отсюда.

За два дня вражеский укрепленный участок был ликвидирован. Наша армия во всей своей полосе вышла и Днепру, сократила фронт на двенадцать километров и получила возможность воздействовать артогнем на железнодорожную станцию Быхов.

Правый сосед – 50-я армия, – предупрежденный о начале нашей операции, перейдя вслед за нами и наступление, своим левым флангом продвинулся к Днепру еще на пять – семь километров.

Теперь мы могли оставить в обороне три дивизии (две из них получили полосы по двадцать километров, а правофланговая – двенадцать), а пять дивизий вывести во второй эшелон, чтобы закончить их комплектование и подготовить к форсированию Днепра.

Немцы чувствовали себя за Днепром уверенно. Передний край их обороны проходил по высокому берегу, с которого просматривалась и обстреливалась вся долина реки.

Наше внимание привлекли две излучины, где река в трехкилометровой долине подходила близко к нашей обороне. Захватив эти излучины, мы выдвинули на правый берег боевое охранение и начали забивать сваи в реке и заготовлять детали для верхнего строения двух мостов. Сваи забивали ночью; для смягчения звука ударов на концы бревен накладывали слои изношенных фуфаек. Чтобы отвлечь внимание противника, забивали сваи также в первой траншее обороны, в одном-двух километрах в стороне от строящихся мостов. К рассвету забивка прекращалась и места работы маскировались снегом.

Пристрелку позиций противника, как обычно, мы проводили отдельными орудиями разных калибров и данные записывали, а уводя орудия, на их месте оставляли макеты.

К реке прокладывали колонные пути, строили на них мосты, а в низких местах – деревянные настилы.

Отрывали убежища, возводили вышки для наблюдательных пунктов. Все, что противнику удавалось увидеть и услышать, он обстреливал мощными огневыми налетами. Но мы не имели потерь и продолжали свою работу.

В соединениях велись систематические занятия: учились дружной атаке, преодолению крутого берега, обходным движениям, чтобы не брать в лоб опорные пункты; лыжные отряды тренировались в выполнении специальных задач, командиры изучали свои направления – и не только переднего края, но и глубины обороны противника; саперы тренировались в обезвреживании мин, проделывании проходов в зимних условиях, заготовляли лес для устройства мостов. Работы хватало всем.

В январе усложнилось положение на левом фланге Белорусского фронта. Командующий направил туда три дивизии из нашего второго эшелона. Но, несмотря на то что у нас осталось всего пять, к тому же далеко не полных дивизий, мы не отказались от намерения захватить плацдарм за Днепром. Послали командующему фронтом доклад с подробной оценкой обстановки и выводом: условия благоприятны для захвата плацдарма, если армию усилят тремя дивизиями. Пришел ответ: «Усилить не могу, продолжайте обороняться, для этого у вас сил достаточно».

В начале февраля мы снова с тем же предложением обратились к командующему. Был получен ответ: «Усилить армию не могу, проведите две операции, каждая силами дивизии, и захватите два плацдарма».

Командующий фронтом разрешил мне прибыть в Гомель для личного доклада, но снова предупредил: «Все равно усилить армию не смогу, на это не рассчитывайте». Я доложил комфронтом:

– Мы не исключаем, что две дивизии, хотя и понесут некоторые потери, смогут, используя внезапность, захватить небольшие плацдармы. Но трудно будет их удержать. А при весеннем разливе, когда долина реки будет залита водой, противник в два счета уничтожит наши части на плацдармах.

– Но что же мне с вами делать? – пожал плечами командующий.

Я обратил его внимание на то, что наш сосед, 63 я армия, желая прогнать противника с плацдарма на левом берегу реки, затратил уже много сил и средств, но не имел успеха. Сейчас у нее тоже пять ослабленных боями дивизий и 115-й укрепленный район (УР) – силы тоже слишком малые для серьезной операции. Вполне со знания и на этот раз необычность предложения, я попросил объединить войска и полосы обеих армий под моим командованием.

– Тогда не пройдет и десяти дней, – заверил я, – как мы прогоним противника с его плацдарма на левом берегу и захватим еще больший плацдарм за Днепром.

Такое смелое до нахальства предложение поразило даже К. К. Рокоссовского, привыкшего к разного рода неожиданностям.

Он усмехнулся, но ничего не ответил. Молчание длилось несколько минут. Потом сказал начальнику штаба генерал-полковнику М. С. Малинину:

– А что, если поверить обещанию товарища Горбатова и согласиться с его предложением? Только куда нам тогда девать штаб и командующего шестьдесят третьей армией?

Михаил Сергеевич, немного помедлив, ответил:

– Нужно сначала выслушать соображения товарища Горбатова. А что до штаба и командующего шестьдесят третьей, то их всегда можно, вывести в резерв Ставки.

Я доложил, что, когда в нашей армии было восемь дивизий, мы собирались форсировать Днепр и захватить плацдарм размером восемь на шесть километров у изгиба реки против села Шапчинцы. Мы уже забили здесь сваи для моста. Но, если вы объедините силы 3-й и 63-й армий, мы поставим перед собой уже значительно большую задачу и будем форсировать Днепр не у сели Шапчинцы – этот участок слишком удален от занимаемого противником плацдарма, а в районе сел Свержень и Кистени. В течение двух-трех дней мы захватим плацдарм за Днепром вместе с городом Рогачев, тем самым создадим реальную угрозу противнику, находящемуся на левом берегу реки, и вынудим его уйти с плацдарма. После этого мы продолжим наступление на север до Нового Быхова, на запад до реки Друть и попытаемся захватить на ней плацдарм. Вспомогательный удар будем наносить в районе села Шапчинцы. В форсировании будут участвовать все десять дивизий: пять дивизий 3-й армии пойдут в первом эшелоне, а пять дивизий 63-й армии – во втором.

– А кто же в это время будет держать оборону на семидесятикилометровом фронте? – спросил командующий.

– Против плацдарма противника будут оставлены укрепленный район и два бронепоезда, а к северу от села Шапчинцы поставлю запасной армейский полк, заградотряд, заградроты и химроты. У меня будут к вам три просьбы. Первая: передвинуть на семь километров южнее нашу армейскую правую границу и отдать этот участок 50-й армии, чтобы она хоть одним глазом увидела Днепр, правый его берег, и по мере сил беспокоила противника. Вторая просьба: пусть мой новый левый сосед, 48-я армия, как-то проявит активность, чтобы во время проведения нами операции удерживать перед собой части противника. И третья просьба: дайте на подготовку операции десять суток, чтобы мы незаметно для противника могли произвести перегруппировку.

– Ваши просьбы будут удовлетворены. Готовьтесь. А я свяжусь с Москвой, сказал командующий.

Вернувшись в армию, я сообщил товарищам о результатах своей поездки. Обещание, которое я дал командующему фронтом, показалось всем слишком большим и трудновыполнимым. Но трудно – это еще не значит невозможно. Будем готовиться к большим делам.

13 февраля нас уведомили, что полоса и войска 63-й армии передаются нам, а штаб и командование этой армии переходят в резерв Ставки. В тот же день вечером ком фронтом говорил со мной по ВЧ. Между прочим, он сказал:

– Я насчет вашего третьего условия, товарищ Горбатом. Не хватит ли вам восьми вместо десяти дней на подготовку к операции?

– А почему вы хотите сократить этот срок?

– Хочется, чтобы к двадцать третьему февраля вы освободили Рогачев. Неплохо будет, если в день праздника будет салют нашим войскам, а то мы его давно не слышали.

18 февраля 1944 года была получена следующая директива фронта:

«3-й армии частью сил упорно оборонять занимаемые позиции на правом фланге – участок (иск.) Селец-Холопеев, Обидовичи, Ветвь, Ильич; на левом фланге участок Гадиловичи, Грабов, Мал. Козловичи, Рассвет, Фрунзе, оз. Осушное, оз. Великое. Всеми остальными силами армии – не менее семи стрелковых дивизий со всеми средствами усиления – с утра 21 февраля 1944 г. перейти в решительное наступление с задачей переправиться по льду через р. Днепр на участке. Виляховка, Кистени и, нанося главный удар в общем направлении на Кистоли, Еленово, Близнецы, Заполье, Поболово, овладеть рубежами:

а) 21 февраля 1944 г. – Покровский, Виляховка, хут. Роговское, Жиляховка, Станьков, Тереховка, Щибрин, а передовыми отрядами захватить переправы на р. Друть на участке Бол. Коноплица, Рогачев;

б) 22 февраля 1944 г. овладеть городом Рогачев и рубежом Нов. Быхов, Красный Берег, Дедово, Озеране, Фалевичи, Тихничи, Колотовка, Березовка, Лучин;

в) 23 февраля 1944 г. овладеть городом Жлобин и рубежом Комаричи, Золотое Дно, Хомичи, Рента, Осовник, Добрица, Пареневский, Барки, Найдакочичи, Поболово, Тортеви, станцией Жлобин.

В дальнейшем развивать успех в общем направлении на Бобруйск.

Операцию организовать и проводить на принципе внезапности, на быстром и стремительном продвижении войск армии».

За трое суток форсировать такие реки, как Днепр и Друть, и продвинуться на сорок пять километров, и притом без всяких средств усиления, – задача более чем сложная!

Ознакомившись с директивой фронта, член Военного совета генерал И. П. Коннов не вытерпел и сказал:

– Да… Есть поговорка: «Аппетит приходит во время еды». А у нашего начальства разгорелся аппетит еще до еды. Когда мы просили подбросить нам дивизий, чтобы захватить плацдарм, нам ответили – обороняйтесь, а когда мы дали обещание прогнать противника с плацдарма и захватить еще больший плацдарм, то от нас требуют перейти в наступление на Бобруйск… Таких задач, даже без форсирования рек и при общем наступлении фронта, никогда не ставили армиям, не усиливая их танковыми и артиллерийскими корпусами.

Взгляды присутствовавших при разговоре были устремлены на меня. Ждали моего мнения. Но что мог я сказать? Мне вспомнился момент, когда я впервые внес мое гораздо более скромное предложение командующему, вспомнил его удивление, его недоверие, сравнил его приказ захватить два плацдарма с полученной теперь директивой… Действительно, такую задачу можно ставить только пяти-шести усиленным армиям, да и то трудно надеяться на выполнение ее в течение трех дней.

Обращаясь к начальнику штаба армии генералу М. В. Ивашечкину, я сказал:

– Наш приказ с задачами уже доведен до войск. Чтобы не было разнобоя в требованиях, задачи корпусам нужно будет увеличить в соответствии с директивой и дать указание о дальнейшем наступлении на Бобруйск. Постараемся выполнить задачу, а что получится – увидим.

Что мы знали о противнике и его обороне?

Нам к тому времени было известно, что перед фронтом армии обороняются 211, 31, 296 и 6-я пехотные дивизии, в Бобруйске – 321-я пехотная дивизия и два батальона танков. На аэродромах имелось до 150 бомбардировщиков и до 30 истребителей.

Передний край обороны противника проходил по командному правому берегу Днепра. Оборонительные сооружения состояли из двух-трех траншей (против села Шапчинцы – из четырех-пяти траншей); перед передним краем – проволочные заграждения и минные поля. Промежуточный рубеж проходил в четырех-пяти километрах за Днепром. Вторая оборонительная полоса была оборудована на реке Друть, отсечный рубеж проходил по реке Тощица.

Ширина Днепра здесь сто пятьдесят – триста метров, глубина – три – пять метров, долина реки шириной два с половиной – три километра пересекалась протоками и хорошо просматривалась с высокого правого берега. Толщина льда в основном русле не превышала двенадцати сантиметров. Из-за оттепели появилось много полыней, а в ряде мест лед отошел от берега. Ширина реки Друть двадцать пять – шестьдесят метров, глубина – до трех с половиной метров, ширина заболоченной, слабо промерзающей долины – до полутора километров.

Снежный покров был незначительным. В связи с исключительно теплой погодой и прошедшими дождями в лощинах и впадинах скопилась вода.

По данным Центрального института прогнозов, весенняя распутица ожидалась 15 марта. Необходимо было срочно строить настилы в низких местах, возводить сначала низководные, а затем и высоководные мосты через всю долину Днепра.

16 февраля мы созвали командиров корпусов, дивизий, начальников политотделов, штабов и родов войск армии у рельефного плана армейской полосы наступления. Командующий и член Военного совета фронта, присутствовавшие при обсуждении решений, дали свои указания командирам.

К этому времени штаб армии уже разработал план предстоящей операции. Решено, что форсировать Днепр будем девятью стрелковыми дивизиями – шесть в первом и три во втором эшелоне. Десятая дивизия остается в резерве и располагается за боевыми порядками 115-го укрепленного района.

К 20 февраля все приготовления были закончены.

На заранее забитые сваи настелили из заготовленных деталей мосты: у села Шапчинцы грузоподъемностью шестьдесят тонн, восточное села Кистени – на девять тонн, юго-западнее Свержени – на шестьдесят и тридцать тонн. Отремонтировали дороги и колонные пути.

Низко надо льдом реки были подвешены телефонные кабели. Это, так сказать, путеводные нити, показывающие дорогу батальонам. Держась в темноте за проволоку, бойцы обойдут промоины и полыньи и кратчайшим путем достигнут исходных рубежей на том берегу. Оставшиеся пятьсот метров атакующие пробегут за десять минут огневого налета. С последними залпами наших пушек они ворвутся в траншеи противника на высоком берегу реки.

20 февраля все бойцы отдыхали. В восемнадцать часов они сытно поужинали и легли спать до утра. Лишь у двух батальонов отдых был короткий. В 23 часа их подняли, и в темноте они пошли на запад. Этому отряду лыжников выпала ответственная задач: перейти линию фронта и той же ночью ворваться в город Рогачев.

Я долго прислушивался к малейшим звукам с запада, пока на том берегу Днепра, западнее деревни Гадиловичи, не послышались беспорядочная стрельба, взрывы гранат. В небо взлетело множество ракет. В два часа ночи мы получили по радио условный сигнал: сводный отряд на лыжах находится в тылу противника и выполняет задачу.

Я вернулся в домик, чтобы немного отдохнуть. Как всегда перед наступлением, спалось плохо; за выполнение задачи я в то время был более или менее спокоен – но, как ни закаляйся, невозможно отогнать мысль о том, сколькими безвозвратными потерями будет отмечена победа. В пять часов тридцать минут мне доложили, что получен новый сигнал – отряд подходит к Озеране.

А еще через час полки дивизий первого эшелона заняли исходное положение за рекой.

Накануне наступления к нам прибыл член Военного совета фронта генерал К. Ф. Телегин. Ночевал он на нашем наблюдательном пункте. О нем у меня сложилось такое мнение: тактичен, не всегда верит на слово, особенно много внимания уделяет партийно-политической работе и материальному обеспечению войск. Как ни был он сдержан, видно было, с каким нетерпением следит за развитием событий. Встал он задолго до рассвета.

Едва в предутренних сумерках стали неясно вырисовываться строения и деревья на правом берегу Днепра, как выстрелы из восьмисот орудий и минометов на десятикилометровом фронте слились в общий грохот. Пехота поднялась и пошла. Саперы в это время уже резали проволоку на крутом склоне берега, занятого противником. После перенесения огня в глубину стрелковые части начали преодолевать скользкую крутизну. Пехотинцы подсаживали друг друга, некоторые скатывались вниз, но снова настойчиво и упорно карабкались. И вот раздался взрыв множества почти одновременно брошенных ручных гранат и началась ружейно-автоматная стрельба.

– Овладевают первой траншеей, – сказал я К. Ф. Телегину.

На ряде участков поднялись сигналы, говорящие об овладении первой траншеей противника. Я вздохнул с облегчением и сказал:

– Уже это очень хорошо.

К десяти часам утра передний край противника с двумя-тремя траншеями и несколькими населенными пунктами на берегу реки почти всюду был занят нашими войсками. В некоторых местах они продвинулись на два-три километра. Особенно упорно противник дрался за село Кистени, превращенное в сильный опорный пункт с круговой обороной.

Дальнейшее продвижение пехоты становилось все труднее. Противник не жалел снарядов, а наша артиллерия в большинстве своем уже стреляла на пределе и не могла оказать аффективной поддержки. Часть батарей снялась с огневых позиций, с большим трудом преодолела долину реки. Теперь орудия скучились у крутого берега и не могли подняться на него. Лишь 36-й танковый полк при помощи саперов овладел крутым берегом и с ходу атаковал Мадоры, но, встреченный организованным огнем орудий и самоходок противника, оставил сгоревшими шесть своих танков из шестнадцати и отошел в боевые порядки стрелковых частей.

Получили весть от сводного отряда лыжников. Он дошел до Рогачева, но перед самым городом высланная разведка встретилась с противником, засевшим в траншеях. Командир отряда поступил правильно: поняв, что внезапность нападения утрачена, он не стал ввязываться в неравный бой, а отвел отряд в лес и начал действовать по тылам противника. Юго-восточнее Старого Села лыжники перекрыли все дороги, идущие от Рогачева на Мадоры и Быхов, в том числе и железную дорогу, тем самым лишив фашистов путей отхода и подтягивания резервов. В течение дня отряд захватывал обозы, машины и вел бои с подходящими резервами. Наши лыжники освободили триста советских граждан, которых гитлеровцы под дулами автоматов заставляли рыть траншеи. При этом было уничтожено тринадцать фашистов-охранников.

Наступление продолжалось, несмотря на упорное сопротивление противника. Много хлопот нам доставляла вражеская авиация. Группами по тридцать пятьдесят самолетов она бомбила наши плацдармы и переправы.

За первый день боя нами был захвачен плацдарм в четырнадцать километров по фронту и до пяти километров в глубину. Но тактическая оборона противника еще не была прорвана из-за отставания нашей артиллерии, которая не смогла взобраться на крутой берег, хотя саперы за день выбросили десять тысяч кубометров грунта, прокладывая дорогу для машин и орудий. Захватили здесь и первых пленных. Они оказались из 211-й и 31-й пехотных немецких дивизий. Их опрос показал, что для противника наше наступление было неожиданным. Наша атака была столь внезапной, что находившийся в это время в Вышине командир 211-й дивизии генерал фон Хаузе бросил свою машину и ускакал на лошади.

На второй день наступления наши войска овладели населенными пунктами Желиховка, Двойчаны, Осиновка, Александровка, Мадоры. У Старого Села 41-му стрелковому корпусу удалось установить живую связь с лыжным отрядом.

На третий день наступления наши войска прорвали тактическую оборону противника, несмотря на подход его оперативных резервов 283-я дивизия 80-го корпуса, отбив шесть контратак, овладела Вриней и стыком дорог в трех километрах западнее Чернолесья; 186-я дивизия, действуя на стыке 5-й и 283-й стрелковых дивизий, частью сил вышла к Верхней Тощице и завязала за нее бой. 336-й стрелковый полк 5-й дивизии, в ночь на 23 февраля пробравшись лесами в тыл противника и объединив свои усилия с ранее высланным сюда лыжным батальоном, утром овладел станцией Тощица. В течение дня 142-й и 190-й стрелковые полки взяли населенные пункты Большевик, Яновка, Липа, Калинин и установили связь с 336-м стрелковым полком на станции Тощица. Противник с двумя бронепоездами шесть раз контратаковал эту станцию, но вернуть ее не смог.

Большие успехи были у 40-го корпуса. Его дивизии освободили полтора десятка населенных пунктов и вышли к реке Друть. 41-й корпус тоже вышел к этой реке. Его 120-я гвардейская стрелковая дивизия завязала бой за Рогачев и ночным штурмом овладела городом.

Противник начал отводить свои силы с плацдарма на левом берегу Днепра. Заметив первые признаки отхода вражеских частей, 169-я стрелковая дивизия и 115-й УР (35-й стрелковый корпус) перешли в решительное наступление, превратившееся в преследование. К исходу дня корпус вышел к Днепру на всем своем фронте, а 169-я дивизия предприняла форсирование Днепра, чтобы атаковать Рогачев с востока.

В итоге трехдневного наступления армия очистила от противника плацдарм на левом берегу Днепра (сорок пять километров по фронту я до двенадцати в глубину), потеряв всего несколько человек ранеными, подорвавшимися на минах, захватила большой плацдарм за Днепром и город Рогачев.

Отошедший противник и подошедшие его соединения и части осели на заранее подготовленном рубеже по правым берегам Друти и Днепра.

24 февраля 80-й корпус вышел к Новому Быкову на западном берегу Днепра и, соединясь там с дивизией 50-й армии, вышел на рубеж Истопки, Горох, Долгий Лог, Красный Берег, повел бой за Хомичи. Здесь к нам прорвались из тыла противника до пяти тысяч партизан, которые влились в наши дивизии. 40-й корпус захватил небольшой плацдарм за рекой Друть и, отразив 26 контратак, удержал его. 41-й корпус тоже захватил два небольших плацдарма у Рогачева, но в результате сильных и беспрерывных контратак противника вынужден был их оставить.

24 февраля в Москве был произведен салют в честь наших войск, освободивших город Рогачев.

Узнав, что 269-я стрелковая дивизия овладела селом Близнецы на левом берегу Друти, я решил сам поехать, чтобы посмотреть, нет ли возможности форсировать реку в этом районе.

Без особых осложнений въехал в село, вышел из машины, стал всматриваться. В четырехстах метрах был виден обрывистый правый берег. Вдруг я услышал голос начальника инженерных войск армии Б. А. Жилина. Прячась за стеной дома, он звал меня к себе. Опасность я понял только тогда, когда вокруг начали рваться мины, а над головой засвистели пулеметные очереди.

Мы успели загнать машину за ближайший дом. Жилин сказал, что дотемна выехать отсюда, вероятно, не удастся. Но, как только стрельба утихла, мы сели в машину и «газанули». Более двух километров ехали по избитой дороге, сопровождаемые близкими разрывами мин. Я убедился, что противник просматривает и обстреливает здесь все подходы и без тщательной подготовки начинать форсирование Друти здесь нельзя.

25 февраля, несмотря на решительные действия наших соединений, несших значительные потери, мы не только не имели успеха, но и оставили южную окраину села Озеране. Сопротивление противника усилилось. Пленные подтвердили, что гитлеровцы подтянули сюда большое количество свежих войск, в том числе три танковые дивизии. Вечером на собранном мною совещании после докладов начальников разведывательного и оперативного отделов и выводов начальника штаба мы приняли решение перейти к прочной обороне на всем фронте.

За четыре дня наступательных боев мы достигли немалых результатов. Форсировали Днепр, прорвали сильно укрепленную оборонительную полосу противника, захватили выгодный в оперативном отношении плацдарм размером шестьдесят два километра по фронту и до тридцати километров в глубину (этот плацдарм позднее сыграл большую роль в летней Бобруйской операции). Наши войска очистили от противника важный в оперативном отношении плацдарм на восточном берегу Днепра. Освободили город Рогачев, перерезали важную для противника железнодорожную линию Жлобин – Могилев. И наконец, мы захватили плацдарм на реке Друть. В ходе боев уничтожено свыше восьми тысяч вражеских солдат и офицеров, большое количество техники. Захвачено 18 танков, 5 самоходок, 22 бронемашины, 170 орудий и минометов, 2100 винтовок и 300 пулеметов, 102 автомашины, 240 лошадей, 63 тысячи снарядов, 80 тысяч противотанковых мин, 12 миллионов патронов и другое имущество. Взято много пленных.

Приказом Верховного Главнокомандующего от 26 февраля было присвоено наименование Рогачевских 120-й гвардейской стрелковой дивизии, 169-й и 269-й стрелковым дивизиям, 13-й зенитной артиллерийской дивизии, 40-й истребительно-противотанковой артиллерийской бригаде, 554-му армейскому пушечному артиллерийскому полку, 36-му и 160-му танковым полкам, 2-й штурмовой инженерной бригаде, 48-му отдельному моторизованному понтонно-мостовому батальону.

Итак, чтобы избежать напрасных потерь, мы решили перейти к обороне, но с этим не был согласен командующий фронтом. Он категорически требовал продолжать наступление на Бобруйск. Мы впервые разошлись во мнениях с таким авторитетным и уважаемым в войсках человеком. В дело вмешалась Москва. Ставка рассудила, что правы мы. Я побаивался, что после этого у нас с К. К. Рокоссовским испортятся отношения. Но не таков Константин Константинович. Командующий фронтом по-прежнему ровно и хорошо ко мне относился. Зная, что перед нами крупные силы противника, мы были постоянно настороже. Войска на плацдармах спешно окапывались, создавали надежную систему огня и глубину обороны. Обороняющим плацдарм за Друтью было указано, что их основная задача – не допускать вклинения противника с фронта. Обеспечение флангов было поручено войскам, оборонявшимся на восточном берегу. Через эту реку уже к 26 февраля было построено два свайных моста. Артиллерийские группы произвели пристрелку подступов к плацдарму.