Текст книги "Псы Господни (Domini Canes) (СИ)"
Автор книги: Александр Уралов
Соавторы: Светлана Рыжкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Глава 11
Сашка
Илье повезло, да! Он так нехорошо упал. Я думал, что он умер и боялся подойти к нему. Но потом всё стало нормально, только на затылке у него шишка и крови чуть-чуть.
Я не люблю, когда кровь.
– И что мы с тобой будем делать без электричества? – спросил Илья. – Хоть костёр разводи.
Мы уже ходили по двору и увидели, что никого-никого вокруг нет, кроме печальных брошенных машин. И туман. Он тревожный. Он тревожный этот туман. Злой. Но я не боюсь, я знаю, что это туман нас боится!
В нём не работают автомобили, застывшие на дорогах, в нём не хочется идти дальше.
Но когда-то (когда? почему я не могу вспомнить этого?) мне нравилось идти всё прямо и прямо через облака – не туман! облака! – и ждать, что ещё нового откроется перед изумлёнными глазами?
Но в этом тумане не хочется ничего разглядывать. Хочется вернуться домой и развести небольшой костёр на лоджии. Быть может, люди увидят, как туман окрасился красным, и придут…
Быть может, запах поджаривающихся кусочков курицы привлечёт их?
Я развожу огонь на бетонном полу лоджии. Дым щиплет глаза, поэтому мы закрыли дверь и окно, выходящие наружу. Туман не любит огонь. Он злится и пытается затушить его. Но у него это не получится. Нет, не получится! Огонь весело трещит пересохшим деревом плинтусов, которые мы взяли из подъезда, от двери напротив. Сосед будет очень недоволен, но мы расскажем ему, как неуютно было без горячей воды и пищи. Он должен понять, что это было плохо и противно… без живого огня!
Так неудобно перед людьми… пришлось сломать дверь в киоск и набрать там воды в пятилитровых банках. Илья оставил деньги в окошечке, придавив их небольшим камнем.
– Слушай, Сашка, может мы просто умерли? – тихо говорит он, глядя слезящимися от дыма глазами на огонь. – Просто сдохли наконец-то… и это – Чистилище?
Илья с шипящим хлопком открывает банку пива «Балтика-7».
– Чистилище… – мрачно говорит он. – Помнишь этих… которые плакали?
Я помню.
Они были такими печальными и совсем-совсем не замечали нас. Наверное, потому, что они были там, далеко, куда нам ещё только предстояло попасть.
Илья очень испугался тогда. Он чуть не упал и я его поддерживал. А два человека стонали и вскрикивали, скованные одними наручниками. Они пытались идти в разные стороны, не понимая, что же дёргает каждого за руку? А потом что-то надвинулось из тумана, и они заплакали, стоя на месте и слепо озираясь.
Илья рвался уйти и мы быстро пошли домой. А стоны утихли.
Но воды и еды мы взяли. И даже водку взяли, да! Илья тогда много выпил, а потом тоже заплакал. Я не знал, что ему сказать и поэтому молчал. А потом он уснул.
Илья
Идти было непривычно. Казалось, туман гасил отдельные звуки, но некоторые, наоборот, становились громче, отдаваясь странным и тревожным эхом. И даже привычное шарканье ног превращалось в какое-то вкрадчивое…
…с-с-с-с… ш-ш-ш-ш… с-с-с-с…
неторопливо догоняющее бредущих путников. Это раздражало. Это было каким-то неправильным. Илья несколько раз останавливался, оглядываясь. Он пытался увидеть хоть что-то в проклятом тумане, но видел лишь стену соседнего дома и ветви тополей, тянущих к ним ветви откуда-то из мутной мглы.
– Нам бы оружие какое-то, что ли… – сказал Илья, после того, как они провели первую ночь. – Опять к киоску безоружными идти – это страху набраться.
Сашка молчал, улыбаясь. Илья уже опохмелился и немного ожил.
– Эх, Сашка, Сашка… неужели не страшно было?
– Страшно было, – эхом отозвался друг. – Тихо.
– Тихо, блин, как в могиле, это точно…
– Ночью плакал кто-то, – вдруг сказал Сашка. – За окном, у самой лоджии, да!
– Ё-моё! Что же ты меня не разбудил? – рассердился Илья. Думать о том, что кто-то был от них в двух шагах – чья-то живая душа, хоть кто-то в окружающем пустом квартале – и не отозваться… – Сашка! Что же ты, несчастная твоя душа, не разбудил?!
– Я вначале испугался, а потом понял, что она не услышит.
– Она?
– Это женщина была. Старая. Она от счастья плакала.
– Ну, Сашка, ты даёшь! – только и смог сказать Илья. – С чего ты взял, что она от счастья ревела, а не от страха?!
– Она сына встретила. А потом они оба ушли.
– Ушли? Куда ушли?
На мгновение Илья представил себе какие-то огромные вертолёты с солдатами, подгоняющими эвакуируемых людей. «Go-go-go!» – кричали они, помогая испуганным женщинам забраться в брюхо ревущей машины, дрожащей от нетерпения взмыть вверх и улететь из этого страшного места.
Впрочем, это уже из голливудского кино или из новостей. Наши бы кричали по-русски: «Давай-давай, живо!» Да и послали бы к нам вертолёты… а? Не припомню, чтобы в городе вертолёты были, кроме одного старенького Ми-2, на котором раз в полгода над городом санэпидемстанция пробы воздуха отбирает.
– Куда они ушли, Саш? – упавшим голосом повторил он.
– Где хорошо. Там им будет хорошо.
– Спасибо за исчерпывающий ответ, – помолчав, язвительно ответил Илья. – Ни хрена от тебя, Сашка, не добьёшься иногда! Хорошо им где? Где-то, значит, есть люди! Может, у автовокзала? Там залы большие, там эвакопункт можно легко устроить! А, Сашка? Идти туда полчаса…
– Это не место, – мечтательно прошептал Сашка, раскачиваясь на стуле и глядя куда-то вверх. – Это жизнь. Там жизнь, свет, солнце…
Вот и поговорили.
Илья подумал, что Сашка просто пытался объяснить ему о чём-то потустороннем. Чёрт возьми, но тогда они-то с Сашкой где? Если предположить, что они находятся в чистилище, то всё, вроде бы, сходится. Чья-то душа, так сказать, обрела покой и вознеслась с любимым сыном в горние высоты райских просторов, оставив внизу двух грешных инвалидов…
Нет, что-то не сходилось. Не укладывалось в общую картину.
А через некоторое время на улице кто-то горестно завыл. В замкнутом дворе, погружённом в серый туман гуляло перековерканное эхо, будто злобные демоны, кривляясь, шли за душами Ильи и Сашки. Впервые в жизни Илья пожалел, что был в церкви только на отпеваниях отца и матери…
Вой постепенно стих, мучительно долго удаляясь куда-то в сторону центра.
Церковь! Может, там спокойнее?!
А жить как? Разводить костёр у алтаря, мыться под иконами и бегать писать-какать на паперть?
Да и свято ли место сие? Если уж подумать хорошенько, а? Ближайшая Ивановская церковь по ту сторону Московской горки стоит. Только она одна, пожалуй, с дореволюционных времён и до наших дней, как церковь людьми использовалась. Со всего города, бывало, наезжали на Пасху, да на Рождество… это Илья хорошо помнил. Больница-то неподалёку стоит.
А в новых, построенных братанами и олигархами, церквях, отродясь благодати не было… если только есть она на свете, это проклятая благодать!
– В церкви хорошо, – вдруг сказал Сашка, сидящий на полу. – Душа поёт.
Илья понял, что бормотал вслух.
– Там-то, может, и хорошо, да здесь х…ёво! – сердито сказал он.
Откладывать поход было нельзя. Терпеть такой страх просто невозможно! И сейчас они шли к магазину «Охотник», расположенному всего в одном квартале от улицы Серова. Благослови, Господи, семью Васильевых, купивших Илье квартиру именно на углу улиц Фрунзе и Серова! Всё под рукой, всё!
Да только, пожалуй, благодарить Бога Илье особо и не за что. Умерли все. Исчезли. Сгинули. Остались два убогих…
Сашка, по настоянию Ильи, нёс с собою кухонный нож и молоток. Нож он нёс в руке, а молоток засунул за ремень штанов. Вид у него был, прямо скажем, угрожающим. И то хорошо. Себе же Илья взял баллончик со слезоточивым газом, который как-то купила ему сердитая Ленка. «Пьёшь со всякими дурными алкашами, – заявила она, – у меня всё сердце за тебя болит. Женька этот ваш… нашли с кем якшаться! Бери, хоть, с собой, ладно?»
Язык у Ильи, как бритва, а вот убежать или подраться он не может – увы. Пожалуй, Ленка-то права. И Илья не стал сердиться и забрал баллончик. А Ленку в щёку чмокнул. Она и сердиться перестала. Рада, что брат прекратил мрачным сидеть.
Ну, вот и дошли! Без приключений, что нынче, ребята, просто замечательно в наших местах. Без приключений!
– Ох-хо-хох, что ж я маленький не сдох! – привычно пробормотал Илья, утирая пот, выступивший на лбу, и закончил. – А теперь уж – не дай Бог!
Любимая присказка отца, когда что-то не ладилось по хозяйству. Не ладилось и у Ильи с Сашкой. Двери, на их счастье, не заперты, не то, что у соседей или в киосках, но темно в магазине «Охотник», чёрт возьми, темень проклятая! Как же это Илья сразу не вспомнил, что в магазине и в нормальные-то дни полумрак стоял! Витрины зачем-то заклеены огромными глянцевыми постерами, и внутри даже в самые солнечные дни постоянно горели какие-то совсем уж тусклые лампы.
– Знаешь, Сашка, мы с тобою два болвана. Надо было, хоть, свечи взять!
– Свечи, – закивал Сашка.
– Но у нас их нет. Будем в потёмках ковыряться, – сказал Илья и задумался.
Улица Фрунзе – она же старая. Обычная двухрядка с тополями по бокам. Напротив магазина, через дорогу, управление РОВД Ленинского района. У самого входа в магазин небольшой пятачок заасфальтирован, несколько машин припарковано. Может, фары попытаться зажечь? Вон, неподалёку джип раскорячился…
Они уже знали, что на проезжей части улицы стоят автомобили. Этакий стоп-кадр. Ключи в замках, дверцы не заперты. Жаль, Илья за руль не сядет… а Сашка вряд ли водить машину умеет. Во всяком случае, когда Илья спросил его об этом, тот только виновато улыбался, сутулясь. А то неплохо было бы… с ветерком. Выехать прямо на тротуар и дуть прямиком вперёд, чтобы машины не объезжать! Не объедешь их здесь, нет. Обычная пробка… да только, видать, застыла навеки.
Фары… а что? Почему бы и нет? Уж что-что, а это-то они смогут сделать!
– Ни хрена себе, фокус… – сказал Илья. – Это что же делается?
Машины не заводились, фары не включались. Мать их за ногу, в десятках машин видите ли не то сели, не то вообще иссякли аккумуляторы!!! Не работали два сотовых телефона, найденные на передних сиденьях, не гудели клаксоны… ничего не действовало!
– Давай-ка, Сашка, откручивай крышку!
Илья аккуратно макнул в горловину бака ветку тополя, валявшуюся неподалёку, и передал её Сашке. Чиркнув зажигалкой, он отшатнулся, чуть не упав – ветка вспыхнула!
Господи, что же это стряслось со всем миром?! Бензин горит, но машины не работают!
Илья с размаху ударил лыжной палкой по крыше «Мазды».
– Ё…ный в рот! Ё…ный в рот вам всем, сволочи!!!
Сашка аккуратно погасил ветку, притоптав её ногой. Они убили столько времени на всё это… и на тебе.
– Ладно, пошли, – устало сказал Илья. – Зажигалка есть, а там, может, и свечи найдутся. Рыболовам свечи нужны. Это я только сейчас сообразил…
Илья нечасто заглядывал в «Охотник» по вполне понятным причинам. Вроде, от входа налево продаются разные куртки, пятнистые плащи, армейские майки и прочая одежда… а в витринах прилавка разнообразная рыболовная снасть. Чиркая зажигалкой, он увидел за стеклом набор непромокаемых спичек. Это было уже кое-что! Ого! И керосинка!
Впрочем, обращаться с керосинкой ни Илья, ни Сашка не умели. Ну его, этот сверхсложный агрегат… полыхнёт ещё. Нам только ожогов для полного счастья не хватает. Будем пока переводить соседский стройматериал, два месяца уже загромождавший подъезд, а там видно будет.
Илья представил себе, как они понемногу выламывают железные двери по всему подъезду, крушат мебель на растопку, шарят по чужим ящикам и столам… обвешиваются цепочками и бусами… загаживают потихоньку сортир за сортиром… окончательно сходят с ума…
– Свечи! – улыбаясь сказал Сашка.
Бить стекло молотком не хотелось. Пришлось обойти прилавок и протиснуться к нему со стороны продавца. Свечи были хорошими, горели ярко. На радостях, Илья зажёг сразу штук семь. Ослепительной иллюминацией это назвать было трудно, но теперь уже не надо было бесперечь чиркать зажигалкой.
– И чего я, дурак, сразу не подумал? Зря столько времени угрохали!
Недолго поколебавшись, Илья начал переодеваться. По ночам прохладно, да и ткань у военных прочная, а мало ли сколько придётся жить одним? Он выбрал хорошие высокие ботинки на толстой подошве, – Сашка помог их надеть и зашнуровать. Окончив переодевание, Илья посмотрел на себя в зеркало, впервые за последние семь лет решившись увидеть себя в полный рост.
– Хорошо! – застенчиво сказал Сашка.
– Точно, – пробурчал Илья. – Труп из-под гусениц танка.
Настроение у него испортилось… впрочем, оно всегда портилось, когда Илья видел себя со стороны. Он терпеть не мог фотографироваться, сниматься на видео… и вообще, хоть как-то видеть себя. Проходя по улицам, он никогда не глядел в зеркальные стёкла витрин, упрямо отворачиваясь от своего неизбывного уродства.
– Переодевайся, Сашка. Денег у нас с тобой на всё это нет, но мы расписку оставим.
«А хорошо бы проснуться оттого, что менты трясут тебя за плечи и орут: «Допился, Илья! Магазин грабанул! Сейчас с нами поедешь, в КПЗ насидишься, урод паршивый!!!» – ах, как это было бы замечательно!»
Сашка, улыбаясь, неуклюже топтался среди развороченных кип одежды. Наконец-то переодевшись, он подпоясался ремнём, споро прокрутив нужную дырку кончиком ножа, провёл рукой по стриженой голове и вдруг нахлобучил на неё пятнистую армейскую панаму.
– Эх, е…ть твою мать! – с невольным восхищением сказал Илья, присевший в углу. – Десантник! Вылитый десантник, прав был Лёня! Это Прошка тогда проморгал всё на свете.
Сашка виновато потупился.
– Ты чего? – удивился Илья. – Я серьёзно! Когда ты вспомнишь, кто ты такой, сам ещё мне спасибо скажешь.
– Десантник, – повторил Сашка и расцвёл.
– Давай, Сашка, оружие смотреть… а то мы тут до утра провозимся. Прихвати рюкзак, накидаем туда всего побольше… свечки там, под прилавком, есть ещё? Кидай в рюкзак! Перчатки не забудь, носки. Стирать нам с тобой теперь не придётся! Воды не натаскаемся. Мне тоже рюкзачок прихвати. Ну, двинули? С холодного оружия начнём…
Положим, ножи Илья выбрал неплохие. Устрашающего вида ножи. В ножнах! Нож он подвесил на пояс и заставил Сашку сделать то же самое.
«Вот щёлкнет у Сашки что-нибудь в голове… он меня этим самым ножом… – прозвучала в голове Ильи холодная неприятная мысль. – Видение-то своё… полусон… помнишь? Уж не тот ли ножик у него в руке был, а?»
Но тут уж Илья сам себя обругал – может, они одни на всём белом свете остались, а ты ещё и добродушного пугливого Сашку бояться вздумал? Какого хрена тогда ты вообще сюда припёрся?
Надо сказать, Сашка стал получше. И приступов страха у него не было, почитай с самого момента, как мир с ног на голову встал. Ранка над ухом поджила, посохла основательно. И улыбается почему-то чаще… вот, ведь, радость великую вокруг себя обнаружил! «А я, я изменился?» – вдруг подумал Илья. Наверное, да. Некому больше таращиться на тебя… «по улицам слона водили, как видно, на показ…». Хочешь так ковыляй, хочешь – этак. А можно пройти ещё три квартала до перекрёстка улицы Фрунзе и улицы 8 Марта, как раз с салону «Медтехника», взять там две инвалидных коляски и гонки устраивать. Никто и слова не скажет – некому.
Кроме не то призраков, не то наваждений в тумане…
– В этом деле я, конечно, не силён… – пробормотал Илья, разглядывая тяжёлый карабин «Сайга». – Экая дура. А пистолеты здесь газовые… и пневматика, судя по этикеткам. Толку-то. Разве холостыми, а Саш? Сигнальные патроны, понимаешь? Хлоп и пук – один лишь звук. Хорошая фраза для рекламы. Дай-ка мне во-о-н ту штуку.
Карабин весил даже больше, чем Илья ожидал. Илья осторожно уселся на хлипкий стул за прилавком и поставил приклад на колено, задрав ствол в потолок. И что? Чего теперь с этой тяжестью делать?
Ага… патроны под прилавком, в коробках… хрен знает, подойдут ли? Чёрт, неловко с одной рукой-то…
– Илья, – неуверенно сказал Сашка, – можно мне?
– Что? Ах, это… бери, Сашка, бери. Тут патроны есть под прилавком, только я не знаю…
Илья не договорил. Сашка протиснулся рядом с ним, вытащил несколько коробок и бухнул их на прилавок.
– Сашка… – невольно отодвинулся Илья. – Ты это… поаккуратнее с патронами.
Сашка не ответил. Он снял со стенда несколько охотничьих ружей и принялся их осматривать. Он переламывал стволы и смотрел сквозь ствол, быстро и ловко проделывал какие-то непонятные манипуляции – видимо проверял качество. Щёлкал курками, откладывал ружьё в сторону и брал другое. Одно, похоже, приглянулось ему больше других. Он взвесил его на руке, выхватил из коробки несколько патронов и вогнал в казённик.
– Проверить надо, Илья, – застенчиво сказал он.
Илья во все глаза смотрел на Сашку. В полумраке неверного света свечей, в скрадывающих детали одежды пятнах маскировки, Сашка выглядел голодным демоном, дорвавшимся до оружия. Илья чувствовал, что если сейчас Сашке дать в руки автомат, тот разберёт и соберёт его такими же ловкими, почти небрежными движениями, набьёт рожок патронами, установит прицел… в общем, проделает всё, что необходимо, перекрыв общевойсковые нормы… или как там это в армии называется.
Сам Илья к оружию относился плохо. Двоюродного брата Равиля в конце 60-х одноклассник пристрелил из старенького, но надёжного охотничьего ружья. Нечаянно, конечно, ведь всей их компании было по 16 лет и ничем особо хулиганистым они у себя в школе не выделялись. В лес с утра прогуляться пошли, прихватив у дядьки Шамиля централочку с одним-единственным патроном. Уже и домой собирались, покуролесив и распив бутылочку дешёвого портвейна. Уже и свежие иголочки кедра в карман сунули, чтобы у дома пожевать – отбить запах спиртного и табака; уже были в пяти минутах ходьбы от крайнего дома ПГТ Синячихи… как увидели на верхушке кедра ворону.
Ну, мол, блядство – то ни одной не было, пальнуть не в кого, а то – в двух шагах от дома, зараза, рассиживается! Пальнули бы, конечно… но дом-то, вон он, неподалёку! Услышат, хватятся, сопоставят, ствол понюхают – а там и ремнём. Дядя Шамиль на расправу скор. Не разберёт, свой или чужой. А он как раз со смены вернулся, со стройки, – финны тогда у нас фанерный комбинат строили, – так, наверное, как всегда, с устатку, пока сто грамм не выпил, надерёт задницы так, что мало не покажется!
Вот и решили птицу просто попугать. Ворона – животное, хоть и хитрое, но… «нет таких крепостей, каких не могли бы взять большевики». Но ворона, сволочь, сидит и не шелохнётся. И целились в неё, – а этого обычно вороны не любят, – и кедровыми шишками, и камнями кидали… да высоко сидит, не докинешь! С досады спортивный азарт разобрал – ты у нас всё-таки полетишь, собака чернозадая! Ну, и стали по кедровому стволу колотить.
Добро бы, взял дружок централочку в руки, как положено, а то он на уровне пояса, не поднимая, прикладом двинул…
И ушёл весь заряд Равилю в живот. Добро бы дробь… да оказалось – жакан.
Отец из Синячихи с похорон вернулся, выпил водки, позвал всех сыновей, – Ильи тогда ещё не было, – мать на руках Вовку вынесла, взял свою двустволку, положил её на старинную, прадеда ещё, наковальню и молотом – шарах!
А патроны в сортир высыпал. Надо кому – ковыряйся в говне, собирай. И с той поры ни охоту не любил, ни оружие.
Илья эту историю с пелёнок слышал. Да и дед его, старый танкист – от Киева до Праги, через Берлин; в танке три раза горел, полтуловища бугристой коркой ожогов затянуто, – терпеть не мог, когда внуки во дворе дома игры «в войнушку» затевали. «Вы бы ещё в мясозаготовки поиграли, – пыхтел, бывало. – Вот один к одному – война!»
Сам он, как с войны в 1947 году вернулся, так шмон и провёл у сыновей. Тогда на Урал, в частности в Алапаевск, с битой техникой эшелоны за эшелонами шли. Отец говорил, что и танки шли, и самолёты, и орудия всех калибров. Но не сразу же всё в мартен отправлялось – ещё и порезать надо! Вот и тянулись многокилометровые свалки всякого военного железа, ожидающего, когда придут вымотанные бабоньки с ацетиленовыми горелками. Сторожа вдоль редкой проволоки бродили.
Однако за всем не усмотришь! И было у деда, – тогда ещё пацана, – две немецких винтовки, несколько пистолетов, от «вальтера» до «парабеллума», а также запас патронов и небольших снарядиков всех мастей и неизвестного назначения.
Дед весь этот запас вычислил, сыновьям наподдавал, да и дочкам тоже подзатыльника отвесил – на всякий случай… и разбил на той же самой наковальне весь арсенал. Кроме патронов и снарядов, естественно. Те он просто в болото покидал.
Надо же… как истории, рассказанные в детстве, через всю твою жизнь тянутся…
Глава 12
Анна
Под утро ей приснился сон…
Большая рыжая сука вылизывала своих щенков. Они только что отвалились от неё – сытые, с набухшими животами. Её сосцы были ещё влажными, горячими и душистыми. Полуслепые комочки тихо пищали сквозь сон. От них пахло молоком, шерстью… беспомощностью.
Вдруг сука подняла голову – она увидела кого-то там, за гранью сна. Реального, чужого, полного угрозы и злого любопытства. Оскалилась, обнажив розовые десны и желтоватые острые клыки. В горле зарождалось глухое рычание.
Внезапно всё исчезло. Сука зевнула и, положив голову на передние лапы, задремала.
Анна проснулась, но продолжала лежать с закрытыми глазами. «Интересно, мне это всё приснилось… или?..»
Конечно же «или». На кухне, маленькими глоточками прихлёбывая сок и грызя галетное печенье, Анна смотрела в окно – Московская улица по-прежнему была затянута желтовато-серым туманом, сквозь который просвечивал солнечный свет. Это утро, утро следующего дня… или после следующего… или предыдущего… Кто теперь разберёт? Да и есть ли тут кто-нибудь ещё, кто захочет разбираться, есть ли тут вообще кто-нибудь, такой же потерянный… здесь?..
Ей вдруг пришло в голову, что все эти короли и императоры говорили о себе «мы» исходя
из одной простой причины – они боялись одиночества! «Господи… мы – это всё же – «за компанию». А вот Я – это означает одна. ОДНА!!! И разбираться придётся со всей этой ерундой самостоятельно, голубушка!»
Мысли работали одновременно в двух направлениях: «здесь» и «там».
Там остался Вовка. Сын…
Совсем взрослый стал. Институт оставил после третьего курса. Свидетельство о неоконченном высшем образовании получил, и… «Всегда успею – потом заочно и платно». Зарабатывает уже неплохо. Скоро съедет на квартиру, наверное. Парню хочется самостоятельности. Это нормально. Анна не считала себя в праве привязывать сына к своему подолу, так же как и не разрешала себе вмешиваться в его частную жизнь. Отношения сына и матери были товарищеские, но пронизанные взаимной нежностью и пониманием…были… были… «Где теперь он… или где я? Нет, об этом лучше не думать… иначе можно просто свихнуться.
Безумная женщина в задубевшем в первый же день сумасшествия белье, пускающая слюни и хохочущая (плачущая?) в огромном городе, где недавно толпилось более полутора миллионов человек… это… это же… Ёлки-зелёные! Не дождётесь!»
Кстати, о задубевшем белье – это уже мысли ЗДЕСЬ – неожиданно Анне жутко, просто срочно, сей же момент, захотелось помыться. И что ты собираешься делать дальше, дорогуша? Ну предположим, в холодильнике (превратившимся в обыкновенный кухонный шкаф!) есть ещё два пакета сока, кусок сыра и немного гречневой каши в кастрюльке. Под тумбочкой – двухлитровая бутылка с отстоявшейся водой для цветов (нет – две…как хорошо!) сегодня можно прожить. А завтра – жевать сухие макароны и сырую картошку? А пить, а… всё остальное?
Надо смотреть правде в глаза: всё остальное – вот оно, за окном, на улице, в пустующих магазинах, в киосках, там, среди тумана…
Дамочка, дамочка, придётся вам выходить из дому.
Ох, можно я сегодня ещё никуда не пойду? Как там говорила героиня: «Я не хочу думать об этом сегодня, я подумаю об этом завтра». Можно я побоюсь чуточку сама с собой в своём доме, а не там – на улице, в этом месиве, под пристальным взглядом непонятно чего…кого? Можно я сегодня посплю… или почитаю книжку… или попишу что-нибудь… в покое и тишине?
В тишине. Механические часы на кухне громко тикали. Тик-так, тик-так…Анна завела их до упора, даже не глядя на циферблат. Нужно было делать что-то простое и привычное, какие-то обыденные дела, чтобы не думать ни о чём, чтобы не сойти с ума. Это будет правильным…
Намочить полотенце, обтереть всё тело, надеть свежее бельё, сесть за стол, взять чистый лист бумаги из початой пачки «Снегурочка» и – писать.
Словами.
Вручную.
Строчка за строчкой.
«Немолодая женщина не торопясь, шла по улице, выбиваясь из общего ритма городской суеты, толкотни и нервозности…»
Круг замкнулся…
…
Бум-бум, бум-бум!!! – загрохотало по трубе отопления. Анна от неожиданности выронила ручку. Неужели кто-то из соседей? Она метнулась на кухню, схватила первое попавшееся под руку – металлический половник – и беспорядочно заколотила по батарее. «Какой шум я подняла! – мысленно крикнула она сама себе, оглушённая толчками крови в ушах, – мёртвого подниму!»
Мёртвого…
Она прислушалась – ритм ударов не изменился, и не прерывался, несмотря на то, что Анна чуть не снесла несчастным половником кухонную батарею. Бум-бум…бум-бум…бум-бум…бум-бум…
Это было жутко. Это было…мёртво!
…искать? ходить по огромному дому из подъезда в подъезд? нет ключей
…кто-то повесился
…и теперь стучит по батарее алюминиевым протезом ноги бум-бум
…и ждёт ждёт Анну ждёт
…Анну…
Она упрямо стукнула по батарее последний раз и отошла от окна. Нет. Она никуда не пойдёт. Она возьмёт себя в руки и перестанет дёргаться. «Мёртвые – им не нужна помощь. Им нужна дорога, а не общение с живыми!» – бессвязно подумала она и заставила себя сесть за дневник.
Через некоторое время, расписавшись, она вдруг поняла, что стук прекратился.
…
За окном вроде бы начинало смеркаться. Сколько же я писала? Вроде не так уж долго, а день к концу. Часы продолжали мерно тикать, показывая, что прошло не больше трёх часов. Странно…
Сыр уже слегка подсох. Не чувствуя вкуса Анна зажевала последний кусочек. Захотелось пить. Глоток воды из бутылки. Сейчас бы чай, а лучше – кофе. Стараясь не думать о завтрашнем дне, вернулась в комнату и взяла свежий лист бумаги. Ей показалось, что тот самый липкий взгляд заинтересованно заглядывает из-за спины – что ты там накарябала, глупая? Раздражённо передёрнув плечами, она продолжила свой дневник…
Теперь за окном действительно стемнело. Анна отложила ручку в сторону. Спина просто разламывалась. Кисть правой руки с непривычки ныла. На среднем пальце вздулся пузырь мозоли. Утомлённо закрыв глаза, она видела только строчки, строчки, строчки…
«Хватит на сегодня, – подумала она и вдруг улыбнулась, – …а это лучше, чем я представляла… теперь не так страшно…»
С лоджии было видно, как на улице неуловимо менялись очертания стоящих неподвижно автомобилей, стволы подстриженных тополей казались странными конструкциями из безвременья. В сгущающемся и непрерывно меняющемся тумане (он к вечеру как будто активнее становится?) пару раз мелькнули тени (показалось или…?).
Анна отпила немного сока, с удовлетворением отметила, что стопка аккуратно исписанных листов стала толще, и пробормотала:
– Ну и что? Раз уж мне суждено здесь жить всю оставшуюся жизнь – проживу! Вот завтра с утра пойду за водой… с коромыслом, – вроде с ним ходят, – ага, как в песне…знать бы ещё куда идти? Ну, ничего – разберёмся, что к чему.
На кухне она умылась над тазиком, кое-как освежилась влажным полотенцем (нет, ну как же хочется помыться!). Часы показывали три часа…то ли дня, то ли ночи – не понять (ходят, как хотят, честное слово!). Свеча на подоконнике горела уютным жёлтым светом.
«Всё сошло с ума, – думала Анна, – засыпая, – всё сошло сума. С у-ма, с у-ма, с у-ма – это часы говорят… а не я. А я не боюсь. Я дома, поэтому – не боюсь…»
На кухне громко тикали свихнувшиеся часы – тик-так, тик-так… а потом Ан-на, Ан-на…
Она спала, дыша ровно и спокойно. В коридоре появился большой полосатый кот. Неслышно ступая мягкими лапами, заглянул в комнату, принюхался к воздуху, чуть подрагивая хвостом. Потом прошёл мимо Анны, замерев на минуту и разглядывая спящую женщину. Резко развернулся и угрожающе зашипел куда-то в пространство. На кухне кот беззвучно вспрыгнул на подоконник, осторожно отодвинувшись от свечи.
Кот смотрел в окно, но видел лишь смутные тени и собственное отражение. Через час его забрала на руки пожилая женщина в ночной сорочке, погладила по умной голове, зевая, сонно глянула в окно…и ушла вместе с котом на руках в коридор… где тихо пропала.
Анна повернулась на другой бок, так и не проснувшись.
