Текст книги "Псы Господни (Domini Canes) (СИ)"
Автор книги: Александр Уралов
Соавторы: Светлана Рыжкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
В салоне воняло дерьмом, но Сергей не замечал этого. Доехать! Спокойно, спокойно… нельзя сейчас торопиться… ох, руки трясутся. Главное – доехать!
Через неделю, когда потрясённый мир уже твёрдо знал, что всё произошедшее – не СМИшная утка, Сергей выторговал у CNN триста тысяч долларов, в чём, наверное, здорово продешевил. Впрочем, Иринка пищала от восторга, а долбанные тесть и тёща никогда больше не донимали его жену. То есть, зудели, конечно, потихоньку, по старой памяти, но Иринку это теперь совсем не волновало, нет! Совсем! И к тому же – она действительно удивлялась и радовалась, насколько потрясающим может быть секс с любимым и удачливым мужем…
Сергей пропиарился на полную катушку, побывав гостем всех телеканалов города и дав за несколько дней бесчисленное количество интервью. Дела его пошли в гору. Через две недели он быстро собрался и перебрался в Питер.
Впрочем, даже и без всего этого, – случившегося, – наверное, всё у него было бы нормально. Толковый парень. Работящий. Это все, кто его знал, говорили.
Глава 4
Илья
Илья не пошёл сегодня в «чайхану». Ждал сестру в гости. Ленка обещалась прийти, как обычно, по субботам. Сам-то Илья вполне нормально управлялся с домашними делами – стирал, гладил, прибирался. Сашка помогал, а то как же! Ленка обычно ворчала, что, де, опять они с Сашкой пыль не везде протёрли, да и постирали как-то криво, без отбеливателя. Ну, и рубашки у Ильи глажены с заломами! А брата она, мол, привыкла видеть чистеньким и даже где-то щеголеватым.
Это уж точно. С детства Илья понимал, что ему далеко до двух своих братьев-красавцев. Рост, физиономии, ум – всё у них при всём! Бог дал семье Васильевых хороших детей, и мать всегда гордилась этим. А то, что Илюшенька таким уродился, так то запоздалый намёк Господа – дескать, не выдрючивайся Антонина Сергеевна, всё в Моей воле! Во всяком случае, мать так считала.
Вот и получилось, что в посёлке Медное лучше Ильи никто и не жил. Павел с Володькой любому морду разобьют, кто о брательнике ихнем не то, что слово паршивое вставит, а просто пренебрежительно в его сторону посмотрит. Сестра своего первенца Илюшенькой назвала – в честь брата младшего. Девки бесперечь у Васильевых дома толклись. Все тебе удовольствия – и братья-красавцы, и Ленка, душа незлобивая и независтливая, и музыки полон дом, и сам Илья, тогда ещё раскатывающий в инвалидской коляске. Лицом симпатичен… а к его калечеству быстро привыкаешь! Не заячья губа и не волдырь во всё лицо, всё-таки! Очень уж толков парень, во всём других первее, что школьной программы касается! И поёт красиво, и знает уйму всякого, и читает много.
Паша с Володей, те по коммерческой части пошли. Одно время Илья очень за них переживал. Мол, знаем мы эти бизнес-законы современной России. Но, слава Богу, всё обошлось! Не стали братья ни в криминал, ни во власть лезть. Тем и пережили лихие 90-е, что отстёгивали кому надо. Крышу правильную выбрали, а это – Закон Номер Один в бизнесе. Смекаете?
Жаль только, что Илья из родного дома уехал. Ну, впрочем, отец ещё, когда жив был, предсказывал: «Что Илье с его-то головой в нашей деревне делать? Ему в город надо, в столицу!»
Поначалу братья Васильевы, когда по делам в Екатеринбург ездили, книги Илье покупали. Бухгалтерия для нашего Илюшеньки – чисто семечки лузгать! Вот и достался ему, самому первому в семье, компьютер… а позже и к сети подключили. Ну, это уже, когда Илья в Екатеринбург переехал. Павел ему квартирку двухкомнатную прикупил, считай, почти в самом центре. Что уж Илья там из интернета качает – не наше дело. Но в любой момент – спросить его о законах, о налогах, о составе правительства, о движении космических тел вокруг Земли, о том, кто из политиков кого свалит… и на какие деньги они там все в Кремле и Думе живут, – ответ будет точным!
Мать, умирая, всё старших просила о младшеньком позаботиться, не бросать его в Екатеринбурге, куда он к тому времени уже год, как перебрался. Мечтал он на заочном учиться и операцию на ногах сделать, чтобы хотя бы на костылях передвигаться. Как же, бросим мы его! Илья у нас свет в окошке! Вот только… эх… нашлась бы девушка, что душу в нём бы увидела, а не внешнюю убогую оболочку!
Операция, вроде, нормально прошла. Во всяком случае, хоть с лыжными палками, но на своих ногах ходит. С коляской-то совсем беда была…
С учёбой так себе получилось, – кому они сейчас нужны, физики да математики! – но курсы бухгалтерские закончить всё-таки пришлось. И теперь бухгалтерию братьев Илья назубок знал. Дамочка-бухгалтер основную чёрную работу тянет, а Илья по телефону, да по интернету основной контроль ведёт. Живи, да радуйся!
Да только… как бы это сказать… совсем парень изменился, как за 30 перевалило.
Не то, чтобы Илье больше помогать приходилось, как раз наоборот! Как раз тогда Павел, старшенький, в гору пошёл и Володьку за собой потянул. Ленка замуж вышла, в десяти минутах езды от Ильи живёт. Жаль, овдовела. Но зарабатывает неплохо, хоть и с тремя детьми возится. Няньку нанимает. Все условия, так сказать.
Просто злиться стал наш Илья. Резкий стал… злой.
Да и то сказать, а мы бы на его месте – что? Плясали бы? Жизнь своим чередом катится, а инвалиду в ней места особо-то и нет. Вот, что бы вы на месте братьев делали? Зовут, конечно, Илью назад, к себе, да всё без толку. Улыбается только мрачно и отказывается. Говорит, проживу как-нибудь. Пенсия по инвалидности есть, ваша помощь имеется, да и я не даром ваш хлеб жую, чего бы не жить.
Ну, а водочка… она, сволочь, тем и хороша, что помогает жизни побыстрее лететь. На всех парах…
Ленка так и не смогла сегодня прийти… ах, как жаль! Позвонила, сказала, что завтра утром всей семьёй приедет. Гавриков-племянников привезёт. А сегодня, мол, с машиной нелады. Лучше уж она сегодня ей займётся, чтобы не тянуть с этим делом. Как раз к завтрашнему и управится!
– Не будет сегодня Ленки, – сказал Илья Сашке, возящемуся на кухне, – завтра приедет, вместе с поросятами.
Сашка робко поднял голову. Он чистил плиту, зная, что строгая Лена обязательно внимательно посмотрит на конфорки. Он чувствовал, что Лена побаивается его и, когда она приезжала, старался сжаться в комочек, исчезнуть, спрятаться. Нехорошо, когда тебя боятся. Это неправильно, да! А её дети Сашки не боятся. Они с ним вместе в маленькой комнате играют. Умеет Сашка такие дома из кубиков строить, что племянники только пищат от восторга. Мосты делает вместе с ними. Нитки возьмут и канатную дорогу протянут от письменного стола к шведской стенке. Даже убирать потом всё это жаль. А Илья приляжет рядом на диване и придумывает на ходу сказку о том, как Бэтмен и Иванушка спасали Алёнушку и Бритни Спирс от злобных трансформеров. Ленка, бывает, обхохочется, слушая. А когда она смеётся, то ни Сашки не боится, ни своего брата, ставшего зачастую таким ершистым и упрямым.
«Сашка, Сашка! – в сотый раз подумал Илья. – Подрастут племянники ещё чуть-чуть и начнут стесняться дяди своего, инвалида, и его странного большого и доброго друга. Вот и кончатся тогда наши посиделки…»
– Лены не будет, – сказал Сашка, кивая головой, и стал аккуратно выполаскивать тряпку, которой уже протёр поверхность плиты.
– Ага. Так что сегодня мы с тобой остаёмся в гордом одиночестве…
Внезапно пол мягко выдернули из-под ног Ильи!
Одновременно всё вокруг окрасилось красным. Поручни, купленные по случаю в троллейбусном парке для удобства Ильи и прикрученные Павлом и Володей к стенам коридорчиков, а также в ванной, туалете и на кухне, вспыхнули ослепительными брызгами всех оттенков алого, мгновенно перешедшего в раскалённую белизну!
На исказившемся лице Сашки вскипает кожа.
Руки Ильи, вздёрнувшиеся к глазам, полыхнули трескучим огнём. Илья чувствует мгновенный всплеск пламени, вырвавшегося, казалось, прямо из-под ног, и не успев даже удивиться, а только ахнуть от мгновенного испуга за Сашку… обрушивается во тьму.
…с-с-с-с… ш-ш-ш-ш… с-с-с-с… Он тянет за собой непослушные ноги, загребая вывороченными внутрь носками ботинок опавшую листву.
…с-с-с-с… ш-ш-ш-ш… с-с-с-с…
…то не эхо там, в темноте, нет!
…эхо эхо эхо нет нет нет!!!
…это идёт за ним Сашка.
…нож
…нож-ж-ж! в его руке – нож! во имя Господа – нож!
Он смеётся и говорит… там… догоняя… за спиной! Он смеётся и говорит: «Бесы поражают также безгрешных, невинных и праведных, как Иова, и многих невинных детей!»…
Рука его хватает Илью за плечо. Пальцы впиваются в ключицу. Сашка разворачивает Илью к себе и кричит ему прямо в лицо: «Это «Молот ведьм», Илья! Это «Молот ведьм»»!
У самого Сашки лица нет. У него нет лица, а только что-то шевелящееся и непрерывно меняющееся…
Он начинает отрезать Илье голову.
…
Колёса электрички стучали и стучали. Они с отцом, Пашей и Леной едут в Свердловск! Свердловск! Скоро он уже станет Екатеринбургом и надо успевать доехать. Скоро начнётся новая жизнь! Операция!
Операция… да, была операция… наркоз. Я помню!
Илья открыл глаза.
Он лежал на полу, неудобно скособочив шею. Затылок ломило. Сашка сидел рядом и, раскачиваясь из стороны в сторону, тихонько подвывал, закрыв глаза. Он колотил огромным кулаком по стене – тук-тук-тук…
Что это с ним?
Что с самим Ильёй?
– Сашка, – слабо сказал он, чувствуя, как криком кричат несчастные ступни, как в рёбра тычется неумолимая боль и разламывается голова, – ну тебя в баню, не стучи! В мозгах отдаётся…
Глава 5
Анна
– Проще всего говорить о себе, как о посторонней. Например, в третьем лице! – пробормотала Анна, с трудом сдерживая назойливое, почти болезненное желание оглянуться ещё и ещё, и ещё раз!
– Не хочу… не буду оглядываться, – Она стиснула зубы. Нет-нет! Сходить с ума нельзя!
Соберись!
– «Я шла не торопясь»… глупо звучит, правда? – упрямо спросила она сама себя. И сама себе подтвердила. – Идиотская фраза! Лучше я буду писать о себе, как о посторонней: «Немолодая женщина не торопясь, шла по улице…».
Она положила перед собой чистый лист бумаги, вытянутый из початой пачки «Снегурочка», – «идеально предназначенной для принтера формата А4», как гласила реклама, – и начала писать.
Словами.
Вручную.
Строчка за строчкой.
Это было правильно.
Через несколько нестерпимо мучительных минут сердитая складка на лбу разгладилась. Лицо приняло выражение женщины, с удовлетворением наблюдающей, как её малыш строит в песочнице свои первые «домики» из песка.
Анна (дневник, начало)
«МОЖЕТ, ХОТЬ КТО-НИБУДЬ ПРОЧИТАЕТ ЭТО!
А случилось всё так.
Немолодая женщина не торопясь, шла по улице, выбиваясь из общего ритма городской суеты, толкотни и нервозности. Полная, – по нынешним вывернутым вкусам, – но статная, как говорили когда-то. Одета недорого, но элегантно. Каблуки неторопливо цокают в такт походке, плащ расстёгнут, апрельский ветер играет русыми с рыжинкой волосами. Весна наконец-то расщедрилась и женщина с удовольствием подставляет лицо теплу и ласке не жгучего солнца. В её осанке, несмотря на некоторую тяжеловесность, есть грациозность, пластика и то спокойное чувство собственного достоинства, которое так редко встречается у современных женщин. Мужчины, особенно немолодые, с удовольствием провожают её глазами…
Анна решила выйти из троллейбуса, пару остановок не доезжая до дома и пройтись пешком. Она любила гулять по городским улицам. Особенно в такие теплые, приятные дни – разглядывать людей, витрины на первых этажах домов, машины, голубей и воробьёв на тротуарах. Думать о чем-то своём. Нервы успокаивались, мысли приводились в порядок. Иногда Анна даже решалась снять свои затемнённые очки с фотохромными линзами и взглянуть в глаза проходящим мимо горожанам. Но лучше этого не делать – никогда не знаешь, что увидишь… чаще всего лучше постараться многое не замечать. Да и глаза болят от яркого света, да и вообще… так спокойнее.
Сегодня хотелось просто прогуляться…»
Анна отложила ручку. Свеча потрескивала. Она чувствовала себя немножко Жорж Санд. Писать при свечах, выворачивать себя наизнанку…
Для кого?
Внезапно только что написанные строчки расплылись. Анна сердито вытерла слёзы,
поправила маленькую свечку, немного посидела в тишине, а потом продолжила писать.
Описывать всё-всё-всё…
«…«Салон красоты L'AMORE» – бросилась в глаза красочная витринная реклама. «Почему бы и нет? – подумала Анна – дома никто не ждёт. Сын уехал с друзьями на базу». Не торопясь, она поднялась на крыльцо и открыла дверь. Звякнул колокольчик над входом. Хм… салон! По большому счёту – обычная парикмахерская.
– Добрый день! Дамские мастера свободны? – спросила она полненькую молодую администраторшу. На бэджике крупными буквами красовалось «Лидия». Видимо по причине всеобщего кризисного состояния дел, клиенты в салоне отсутствовали, что, впрочем, не улучшало настроения Лидии. Но Анну не смутило недовольное выражение лица администраторши – ей вдруг очень захотелось поухаживать за собой – любимой, единственной, неповторимой… и – увы! – не очень-то счастливой в последнее время.
– Девочки-и-и, кто возьмётся за работу? – громко завопила Лидия, не выползая из-за стойки обслуживания. Племянница хозяина салона могла позволить себе некоторые вольности и иногда расслабиться. Тем более что клиентка её не впечатлила.
Миловидная мастер показалась в дверях женского зала:
– Проходите, пожалуйста. Что будем делать?
Анна взглянула на бэджик: «Татьяна».
– Подровняйте стрижку: удлинённое каре до плеч, и легкую укладку, Таня.
С наслаждением откинувшись в кресле для мытья головы (ноги всё-таки устали от прогулки!), Анна вверила свою растрёпанную ветром шевелюру рукам миловидной Тани. Девушка ловко смочила волосы, нанесла шампунь и начала нежно массировать голову клиентке. И внезапно… – о, нет! только не это, не сейчас! – в мозг яркой вспышкой впились иглы тоски, тревоги и разочарования.
…Таня скучает по своему парню, он уехал (учиться? работать?) далеко и надолго
…он пишет и звонит всё реже и реже,
…в глубине души девушка
…знает знает знает
…что
…никогда не увидит его,
…никогда никогда
…холодно об этом нельзя думать холодно
…но не может – не хочет?
…как жить? с чем жить? смириться?
…он ТАК целует её… он… он… такой…
…она помнит всё – он лучший лучший
…других… других… других не было
…мечется, как птичка в клетке, запутывается всё больше и больше
…милые, милые терзания обманутой молодости и отвергнутой любви…
…отвергнутой…
…милые…
…ЛЮБВИ!!!
…ЭТО УЖЕ Я, АННА, ДУМАЮ!
…ОСТАНОВИСЬ!!!
Кожа на кончиках пальцев рук стала чувствительной, как от ожога горячим маслом, губы пересохли, грудь налилась тяжестью, соски напряглись, низ живота заломило…
Усилием воли Анна захлопнула дверь в чувства чужого человека. Возмездием… наказанием будут головная боль, зуд где-то там – за висками, и – давление на глаза. Анна знала – сейчас в зеркале вместо серо-зелёного лучистого весёлого взгляда она увидит усталые темно-оливковые глаза 42-летней, умудрённой жизнью женщины. «Спокойно! Спокойно, Аня! Глубоко вздохнуть, и – не дышать! Всё, как в кабинете флюорографии… так… хорошо! А теперь медленно-медленно выдохнуть всё без остатка – все мысли, все чувства, все эмоции. Это не твоё, это чужое – отпусти! Вот так… уже лучше… молодец».
Таня оказалась отличным мастером: волосы Анны ложились идеально, именно так, как ей хотелось. Девушка о чём-то щебетала во время работы, но Анна сидела в кресле, изредка машинально кивая в ответ и думая о своём.
Последнее время что-то тревожило Анну. Она не находила себе места, тоска наваливалась с новой силой. Время от времени у неё появлялось желание всё бросить и уехать куда-то… но инерция размеренного существования, – стабильного, пусть и небольшого, дохода, – неуверенность в своих силах, удерживали её. Элементарный страх перемен и потребность в переменах разрывали её надвое. Можно было списать это на запоздавшую весну, но своим внутренним зрением Анна видела: что-то не так, что-то должно произойти! Это пугало, не давало покоя ночью, зудело в висках днём.
– Волосы подкрасить не желаете? – Анна вздрогнула от неожиданности. Таня заботливо улыбалась в зеркало из-за плеча. – Корни у вас седые совсем.
– Нет, спасибо, Танечка. Я уж сама, дома. Дорого краситься… в салоне-то.
– Да, цены у нас, конечно… ну вот – готово! Рассчитаетесь у Лиды на «рецепшене».
– Благодарю, Таня. – Анна внимательно посмотрела в глаза девушке – Удачи вам, милая… в вашей любви!
– Спасибо… – голос у мастера внезапно дрогнул, – приходите к нам ещё.
Колокольчик над закрывающейся дверью прощально звякнул. Таня прислонилась к стойке администратора.
– Какая клиентка, а? Я бы целый день с ней работала.
– Ничего особенно! – Администратор недоумённо пожала плечами. – Толстуха, а корчит из себя благородную даму. А на лице написано – одинокая… и денег вечно нет. Чего её к нам занесло?
– Дура ты, Лидка! – Таня вздохнула и вернулась в зал приводить в порядок рабочее место. «Если вечером позвонит Игорь – соглашусь встретиться. Сколько можно по Валерке тосковать?»
– Да, Лидуся, ты не права! – стилист-визажист «голубоватый Эдик» небрежно развалился в кресле. – Совершенно обворожительная женщина. И куда только мужчины смотрят?
– На тебя, Эдичка, – ехидно фыркнула администраторша.
Пенсионерка Мария Васильевна охотно вмешалась в разговор. Бывшая учительница литературы сейчас подрабатывала в салоне уборщицей и готовила горячие обеды для персонала.
– Эх, молодёжь! Встречала я раньше таких женщин, – редкий по нынешним временам тип: внешне мягкий, беззащитный, слабый на первый взгляд. А внутри у них – стержень стальной. Такой, знаете ли, сгибаемый, но не ломающийся. То есть по жизни – доброта, понимание, отзывчивость. А в минуты экстремальные – откуда что берётся? Тогда этот стержень любые нагрузки выдерживает. Это тоже сила, но другая – её не видно. Вот у меня, у одной девочки в классе мамочка была, на ЗиКе работала, конструктором… красавица женщина! Так она…
– Ну, попёрло! «Вот какие мы были когда-то! Мы в ваши годы!» Это всё было… было и прошло, Марья Васильевна. Сейчас совсем другое время! Обедать-то будем? – вмешалась Лида, недолюбливающая чересчур грамотную уборщицу, напоминавшую ей классную руководительницу, называвшую её «фифой». Вот и надраивай теперь полы… а «фифа» в люди выбилась!..»
Да, вполне быть может, что этот текст криво написан! Критики вы литературные, эстеты хреновы… тьфу! А вот не верю я вам!!! Вас-то нет никого. А я – здесь! Я ЗДЕСЬ! Теперь именно я – единственная в мире писательница… и читательница тоже, да!
Она отхлебнула немножко холодного растворимого какао из керамической кружки, вздохнула, машинально поправила волосы и продолжила…
«…Анна свернула с шумной улицы в арку. Двор был заставлен машинами. За день дворники подмели территорию и побелили штакетники. На деревьях зеленели набухшие почки, нежная травка освежила затоптанные газоны. Двор выглядел нарядным и праздничным, но ощущение внутренней тревоги не проходило. Она вдруг вспомнила, что хотела зайти в магазин, купить что-нибудь на ужин. В холодильнике почти пусто. Но было лень возвращаться. Анна поднялась на свой второй этаж и открыла дверь квартиры. Тихо. В комнате Вовки порядок – уезжая, сын прибрал свои вечно разбросанные вещи.
Помешивая ложкой какао в любимой кружке, Анна подошла к окну. Окошко Вовкиной комнаты глядело во двор. Но кухня и комната Анны с лоджией выходили окнами на проезжую часть улицы Московской, тянущейся вверх, в Московскую горку. Хорошо – дом на пригорочке, это уже, считай, по высоте мой второй – как обычный третий этаж! Все первые этажи здесь, на Московской горке, заняты магазинами, салонами, конторами и ещё бог знает чем. Шумно, суетливо, мегаполисно…
И только под утро на два-три часа наступала благословенная тишина. Прихлёбывая горячий напиток, Анна задумчиво смотрела на проезжавшие внизу машины.
Муж всегда всё решал сам. И всегда всё делал так, как говорил. Он всегда считал, что поступает правильно, по-мужски. Сказал – точка! «В этом сила духа настоящего мужчины, – говорил он, – приняв решение доводить дело до конца. Чего бы это ни стоило».
Да! Чего бы это ни стоило…
…всегда…всегда… ох, дурачок…
…дурачок!
Развод. Он так вдруг решил. Три года назад. Ему это ничего не стоило.
Ей было 39 лет, а сыну 19. Парень заканчивал в университете второй курс дневного факультета. А теперь они с сыном остались вдвоём… одни.
Спустя год одиночества Анна вдруг почувствовала – ещё немного и жить просто не останется сил. Надо было что-то менять. Однажды февральским субботним утром она села за компьютер, открыла новый текстовый файл, и… пальцы замелькали над клавиатурой. Слова складывались в строчки. Строчки – в стихи и рассказы.
Анна сохраняла свои работы на сайте в Сети. Не беда, что читателей было немного, – главное, что ей это помогало взглянуть на жизнь другими глазами и освободиться от многолетней зависимости… зависимости от правильного «твёрдо, по-мужски». Мужа, так неожиданно предавшего её… а неожиданно ли? Она предпочитала не думать об этом.
…сейчас зазвонит телефон, – Анна чувствовала это и замерла.
Так и есть – Вовка!
– Мам, ты как? У меня всё хорошо, тут компания такая нормальная подобралась. Я буду послезавтра. Не волнуйся, о`кей?
– Да, сынок, конечно. Отдыхай…
Вот. Вот оно, снова! Одновременно с художественным видением к Анне пришло это непонятное состояние. Третий глаз? Ерунда! Что-то иное. Наверное, это обострённая женская интуиция. Она видела чувства и эмоции посторонних людей. Особенно в моменты волнения, радости… любого стресса. Иногда достаточно было просто взглянуть в глаза проходящему мимо человеку. Сегодня в салоне… она просто на доли секунды перевоплотилась в Танечку!
Плохо. Анне не нужна была такая способность. Знания о незнакомых и знакомых людях – не такая уж и приятная штука. Пропускать через себя чужое… когда и своих проблем хватает!
Порой это внутреннее зрение преследовало её непрерывно. Спасением было творчество. Всё туда – на страницы, в стихи, в тексты. Нет компа под рукой – в тетрадку, шариковой ручкой по старинке… свои и чужие чувства, страхи, мысли, дела… потаённое и наносное, открытое людям и тщательно скрываемое…
Это было ужасно.
…зато иногда Анна неделями не чувствовала никого и ничего. В эти дни она отдыхала. Но и не писалось тоже! Ничего не писалось, правда! Такая, вот, странная зависимость образовалась…
Именно поэтому на завтрашний день Анна взяла отгул. Она собиралась выспаться и посидеть за компьютером – очередная история «просилась на свободу».
Какао уже начало остывать. Допив остатки и откусив печенье, Анна включила компьютер. Подумав, открыла свой шкафчик и достала маленькую шкатулку из бересты. На дне лежал старинный нательный крестик. Вещь была дорогая и необычная. Мастер, отливая крестик из золота, постарался придать ему структуру дерева, сделав сам крест простым и лаконичным. По краям изделие украшала искусная резьба, напоминающая узкое кружево. Главным для Анны было то, что в пересечении перекладин – не фигура распятого Иисуса Христа, нет! – огранённый овальный камень, каплей крови застыл на тяжёлом и теплом золоте. Казалось камень жил своей жизнью – внутри его время от времени появлялись тёмно-красные искорки. Да, конечно же, это свет так преломлялся в гранях камня! Но это завораживало Анну и, – странным образом успокаивало. Анна нечасто надевала этот крестик, слишком уж он бросался в глаза.
Анна надела украшение, застегнула цепочку, как всегда ощутив на груди знакомое. Убрала опустевшую шкатулку в шкаф, шагнула к столу, где матово мерцал монитор…
…её швырнуло на пол!
Пытаясь не удариться головой о кресло, она вытянула руки… и они увязли в чём-то тёплом и скользком. Теряя сознание, она успела подумать: «Вот и всё! Анна, ты нашла решение всех проблем! Точнее – оно нашло тебя!»
Удар был мягким, но тяжёлым, словно на несчастную, свежепричёсанную в элитном
салоне «L'Amore» голову обрушился увесистый мешок с песком…
