Текст книги "Жизнь поэта (СИ)"

Автор книги: Александр Тимофеичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Снегурка, флейточка моя!

...И как сварливая ткачиха

Долдонит мужа почём зря,

На ветке смачно снегириха

Что мочи лупит снегиря.

7. Ворона

Сосредоточенно-серьёзно

Сидит ворона над гнездом.

Пусть снег, и ветер, и морозно,

Но вот он, веточками дом.

Куда девалось любопытство,

И где твой острый птичий ум?

Лишь чёрный глаз, как прежде истов,

Глядит вокруг, где улиц шум.

Сидит на ветке как пришита,

Ну, не ворона, а пампуш!

Холодный март... Но деловито

Зовёт поесть – карр-карр! – твой муж.

Пора бы! Потянулась дама,

Размявши крылья на весу,

Оправилась. И полетела прямо

На голос, каркая вовсю.

Прошли любовные старанья,

Забыты игры на лету...

Лишь час продлилось ожиданье,

И вижу вновь ворону ту.

Опять устроилась – и дремлет? -

Нет, вслушивается в себя,

И птичьим разумом объемлет

То, что внутри растёт, любя.

8. Рябинник

Рябинник с видом деловитым

Кантует клювом палый лист.

И вдруг – нырок, и с аппетитом

Бросает вверх, бросает вниз

Добычу: о, как он упитан! -

Червяк, как был ни норовист.

Давно забыта гроздь рябины,

Что осень дарит без конца:

Весной заботы уж иные,

И долгий пост вредит птенцам.

9. Сорока

Всегда с иголочки, всегда по моде,

И в чёрной тройке под Марлен,

Нет бабочки – не по природе

Её стрекочущих манер.

Какая стать – под стать породе

Из птичье-княжеских кровей,

И так шумлива при народе:

Попробуй, подойди ты к ней.

Хотя расстёгнута жилетка,

И белый бок на вираже

В полёте виден – вот кокетка! -

Но глаз всегда настороже.

Трещи, волнуйся, белобока,

Мила твоя мне болтовня,

И все четыре сорочёнка

С верхушки ели зрят меня

В четыре пары очень чёрных

И зорких врановых очей,

И лучше всех охран наёмных

Нам будет стрёкот сорочей.

10. Совята

Уж так устроены совята:

Им всю бы ночь глядеть, не спать,

Следить за месяцем серпатым

И лапками переступать.

Есть у меня один совёнок,

И с ним все ночи напролёт

Я говорю – но слишком тонок

Моих потайных мыслей ход.

Совёнок хлопает глазами,

На лапку лапкой наступив,

И с солнца первыми лучами

Уж тихо спит, про всё забыв.

11. Крапивник

Здравствуй, крапивник, лесной недотрога,

Вот и увидел торчковый твой хвост,

Две-три секунды (о, как это много!)

Дал разглядеть, как диковинных звёзд.

ЧтО эти звёзды: ну, голые спины,

Зубки сверкают всему напоказ, -

Ты ж не для всех, и хранишь, как картину,

Малость свою от назойливых глаз.

Место твоё – не открытая роща,

Где кутерьма лишь в высокой листве,

Твой лес погуще, мощней и попроще,

И не напишешь его на холсте.

Редкий зверёк сквозь кусты продерётся,

Людям – вообще так сплошной бурелом,

Вот и увидел сквозь листьев оконце

Чудо-реснички над чёрным глазком.

...И упорхнул, непонятный и скрытный...

Кто ж перевёл твоё имя в латынь:

О троглодитес и троглодитес,

С девьими глазками как у богинь!

12. Воробышек

Ещё восток не развиднелся,

Ещё мороз ночной не сник,

А я, как пледом, в детстве грелся

Твоим весёлым чик-чирик.

Весна пришла. Проходит детство,

А на балконе кутерьма.

В такую рань? Куда мне деться,

Сведут воробышки с ума.

Поют, всем птицам подражая,

В застрехах ждёт уже семья,

И не одна, есть и другая,

Официально не твоя.

Птенцов кормить всегда готовый

(А вдруг – мои, а вдруг – помрут),

И снова кормит он, и снова,

И не напрасен птичий труд:

Чтоб летом, плотно заполняя

Боярышника дикий куст,

Органчиком семья большая

Про дождиковую пела грусть.

А вот и осень набежала

Под воробьиный хрум и хруст:

Там горец птичий, как начало

Всем холодам. И мир так пуст,

Когда все птицы замолчали,

И лишь воробышки поют,

И с ними нету ни печали,

И ни зимы – сплошной уют.

13. Зарянка

По утрам меня будит звоночек,

Очень тонкое тинь-тинь-тинь-тинь,

То зарянка, мой милый дружочек,

Мне являет единство ян-инь.

Как ни верен пушистый комочек

Столь любимым родимым кустам,

Первый снег – и на юг стаи точек

Провожаем по дальним садам.

Лишь один или два – самых звонких -

Остаются – уму вопреки.

Залютует зима – и негромко

Их оплачут весной земляки.

Кто-то скажет: ты нам, между прочим,

Про единство ян-инь что-то пел -

Так читай же, читай между строчек:

Это Выживший мне прозвенел.

14. Трясогузка

Какой глазок душа посмертно,

Чтоб на меня глядеть, найдёт,

Какая птица неприметно

В меня заглянет и – уйдёт?

Не улетит ведь безоглядно -

Уйдёт по тропке не спеша...

О Боже, как же ты нарядна

В манишке светлая душа!

Не минуло ещё на свете

Моей любви сороковин:

Душа бежала на рассвете,

Оглядываясь глазком своим.

...И каждый раз, когда я вижу

Коротенький твой перелёт,

Я помню всё, и мир мне ближе,

Как времени текучий ход.

Как домовита, хлопотлива,

Как зорок чёрный твой глазок,

Как с человеком шаловлива,

И как воздушен твой шажок!

Так семенишь: не видно лапок,

Перебирающих тропу,

Головку повернула набок...

Чтоб рассказать мою судьбу.

15. Стриж

Когда воздушная стихия

Являет нам и мощь и нрав,

Стрижи, как лётчики лихие,

Летят навстречу ей стремглав.

Им не страшны её потоки,

Порывы ветра, бури вой -

Летят без страха и упрёка,

И с головой – в воздушный бой.

И оседлав ток восходящий,

Устремлены в родную высь -

Для радости летят для вящей,

И нет земли для них, где низ.

...Когда-нибудь в пылу куражном,

Но сбудется мечта моя,

Я в высь вонзюсь, как стриж отважный -

Душой бессмертной воспаря.

***

Цирк бродячий не вписался

В столь нежданный поворот:

Цирк приехал! Цирк остался!

Звери – в сад и огород!

Вот по вишням все мартышки

Лихо лазают гурьбой,

Никогда не знали вишен,

А теперь у них – едой.

А в густой листве под вязом

Отдыхают какаду,

Их увидеть можно разом:

Оперенье – на виду.

Свинки сразу в огороде

Нарывают корешки:

Там – свеклА, морковка вроде

И пахучие вершки.

Дрессированных собачек

Выдаёт сребристый лай,

Им успех уже означен,

Хоть ты лай или не лай.

В россыпь или хороводом

Звери праздник принесли,

Жаль, что там, за огородом,

За забором люди шли,

И никто из них не видел

Праздник улицы моей:

Дети – в школе, цирк – на выезд

Из глубин садов скорей.

Заброшенная улица

Здесь птицы вовсю распевают весной,

И осенью яблоки ветви ломают,

И всё заросло беспардонной травой,

А вишни все к августу пересыхают.

На улице узкой тропинка одна,

С трудом разглядишь её посерёдке,

Там тоже трава зелена и буйна,

В ней кто-то лежит и просит на водку.

Здесь двадцать домов, и к калиткам нет троп,

И каждый из них до конца заколочен,

Под крышей стоят пятистенки, как гроб,

К задам завалившись у диких обочин.

Здесь жили, трудились, растили детей,

Но их выживали – они ж выживали...

...Теперь никого, ни окон ни дверей,

И дети сюда жить вернутся едва ли.

Волга

Небо – сине, солнце – блещет,

Под ногой – зелёный ил,

Волга-реченька трепещет:

Не вода, а хлорофил.

ЧтО там человек беспечный

Приготовил сотворить,

Иль река совсем не вечна,

Так куда ж всем миром плыть.

Но жива река в серёдке,

Там, где чистая вода,

Та, что вёслами на лодках

Заплетают в кружева.

Там с_т_р_у_я___с_в_е_т_л_е_й___л_а_з_у_р_и,

Там и лещ, плотва, налим,

Там рыбак не просит бури,

Там Россия вся под ним.

Эх, взорвать бы все плотины,

Повернуть вспять времена,

Но какая бы картина

Нам предстала бы со дна.

Города, деревни, храмы -

Обиталища теней,

Утонувших в иле хламом

От стыда за нас, людей.

***

Здесь Алёнушка косу мочила,

Очень низко склонясь над водой,

Всех богов безответно молила,

Чтоб Иванушка был бы живой.

Не послушался, бедненький козлик,

И найдя отраженье своё,

Убежал в тёмный лес, и ни возле,

Ни вдали он оплакал житьё.

Он нигде, заговорен до смерти

Жить козлёночком налегке,

Он напился из Волги, поверьте,

И я видел копытца в песке.

...Зря, Алёнушка, косу мочила,

Разболелась твоя голова,

А поутру коса отвалилась,

Как у куклы за рубль двадцать два.

***

Как истории не длиться,

Для всего найдут концы,

Тыщи лет Земля кружится,

Погребаются отцы.

Сколько городов погибнет,

То под пеплом, то песком,

То к народу мор прилипнет,

Всех уложит косяком.

Реки русла поменяют,

В стороне – торговый путь...

Так в истории бывает

Над судьбою их вздохнуть.

И процесс, я точно знаю,

Не прервётся никогда,

И в России умирают

Православных города.

Но сперва – деревни в топку:

Зажилися старики,

Из бурьяна смотрят робко

Нежилые косяки.

А с деревнями уходят

Хлеб и соль родной земли,

И потерянные бродят

Люди, что с земли ушли.

Иностранцам показуха

Золочёное кольцо...

Ни пера вам и ни пуха,

Вы, кащеево яйцо!

Остальные же малЫе

Вне престижного кольца

Выживают, чуть живые

Без работы, без лица.

Отмокают на Канарах

Разжиревшие "коты",

Им бы всем лежать на нарах,

А они вам тычут "ты!"

Стороною газ проложен,

Обанкрочен комбинат,

Пеший путь опять возможен

В равнодушный стольный град,

Ведь раздолбанный автобус

Раз в неделю колесит,

Лучше строить аэробус,

Чем дороги наводить.

И бежит народ куда-то

В неизвестные края,

Там – работа, там – зарплата,

Хоть гроши, но вся – моя.

Обошёл страну родную

И, где б ни был, города

Умирают подчистую:

Знать, на Русь пришла беда.

Никогда не возвращайтесь

Вы в родимый городок,

Он был в детстве словно кладезь,

Где мечте давал зарок.

Всё шумело, всё крутилось,

И везде кипела жизнь...

А теперь угомонилось,

Тишина... и – смерти близь.

Юрьевец

Здесь заколочен каждый пятый,

Второй из пятых – развальня,

И с крыш, по-русскому покатых,

Слетает кровля на меня.

И режет горло острой бритвой,

И кровь сочится на траву...

Тут рать была, и шла на битву

За венценосную Москву.

Как быстро поменяли Маркса

На чепуховый капитал,

Здесь дух России, а не Марса,

За доллар вчуже погибал.

Теперь развалины на месте

Заводов, фабрик и садов...

Далёко Юрьевцу от жести

Словесной губернаторОв.

Какие планы громоздила

Так переменчивая власть,

Народ же из последней силы

Старался вовсе не пропасть.

Привыкли: благо, натуральным

Хозяйством жили здесь всегда,

Рождали гениев случайных,

Когда была чиста вода.

Рыбацкой доли не чурались,

Коптя леща за просто так,

Раз в год туристом пробавлялись,

Хоть торговать не всяк мастак.

И выдохлись: похоронили

Уставших жизнью стариков.

А дети? Нет на свете силы

Их удержать за будь здоров.

И вот заброшен каждый пятый,

Второй из пятых – вдребедень...

Куда мы катимся, ребята?

Ведь это ж Русь – как Божий день.

***

В тот храм дорога в гору, в гору,

Как восхождение к Кресту,

В мороз, жару, любую пору

Я мысленно весь путь пройду.

Булыжники пересчитаю,

Свои грехи под каждым сим,

О, сколько их, пока не знаю,

Когда предстану перед Ним.

С надеждой, верой и любовью

Я тот порог перешагну,

В послемолитвенном присловье

Всех поимённо помяну.

Живым же – утренний акафист

Я отстою как часовой,

Радения и сил покамест

Мне хватит – если я живой.

А как умру, то в мыслях инных

Паду я ниц перед Крестом,

Беспечный, но упрямый инок,

И живший впрок последним днём.

Сон

Нашёл я тихую обитель

На берегу земной тоски,

И сам себе безмолвный зритель

Свой взгляд ловлю из-под руки.

Какая нежная побудка

Звенит над спящею рекой -

И пересказанною шуткой

Всю жизнь скучает надо мной.

Лишь кто-то ласковой рукою

Сквозь сон мне сердце теребит,

В ответ трепещет ретивое,

И вновь – мечта, и вновь – болит.

***

Из тоски, безрассудства и боли

Я сплетаю душистый венок,

Чтобы плыл по реке поневоле

На загадочный дальный восток.

Сколько песен в потоке услышит,

Потеряет от них свой покой,

Он у_в_и_д_и_т,_ _к_а_к___ж_е_н_щ_и_н_а___д_ы_ш_и_т,

Свои груди неся над водой.

Где б ни плыл он, любовные сети

В тростниках мой венок стерегут,

И когда-нибудь он на рассвете

Не уйдёт из назойливых пут.

Оставайся, венок мой изрядный,

И пропой свои песни не мне,

А красе водяной и наядной -

Надо думать, любимой жене.

И с венком в волосах та наяда

Будет песни весёлые петь,

И теперь торопиться не надо

От последней любви умереть.

***

Ни встреч, ни голоса, ни взгляда -

Живу в немыслимом краю,

И мне случайная отрада

Улыбку выдумать твою.

Придумать жест или походку,

Головки нежный поворот

И, радуясь своей находке,

Вообразить, что на и под.

Серёжек звонкие мотанья,

Рук неожиданный разлёт -

Я всё могу, пусть и не знаю,

Где эта девушка живёт.

Ей всё игра пока подавно,

И возрастной наш перелёт

В судьбе её не самый главный:

Всё впереди за годом год.

***

Я знаю, вовсе неслучайно

Твой голос в комнату забрёл,

И он для всех остался тайной,

Лишь мне звучал и к сердцу шёл.

ЧтО – разговор, когда другое

Ты ждёшь и – слышишь про себя,

И всё для нас вокруг немое

Губами движет не любя.

О, как бы сердце встрепенулось

Сквозь ненавидимый эфир,

В какой бы омут окунулось,

Где спит любви звучащий мир!

...Не разглядеть и не расслышать

Пока неясные слова,

Но голос – твой, он – мне, он – дышит! -

И вновь кружится голова.

***

Ещё одна игра вслепую,

Без проигрыша, без следа:

На интонации смакуя,

Мне девушка ответит: да!

Давно ожиданная встреча,

На шейке строгий завиток,

Истоме сладкой не перечит

Её хрустальный голосок.

Плывём по улице, как дети

На одиноком островке,

И локоном играет ветер

На подготовленном виске.

Так хочется с ним пошептаться

У чуткого её ушка,

И, кажется, слегка касаться

Того, на шейке, завитка...

И н_е_в_о_з_м_о_ж_н_о_е__ -__ в_о_з_м_о_ж_н_о,

На всё благословляет Блок...

И просыпается тревожно

Над нами бдительный восток.

Вальс Арбенина

Я обмолвился словом нечаянно

Под кругами несущийся вальс

И поймал на себе неслучайный

Чем-то вволю намученный глаз.

Я обмолвился, руки отдёрнув

От терзающих их языков,

И молва полетела проворно

В толчею маскарадных шутов.

Я обмолвился, нет мне прощенья -

Одиночество так невтерпёж -

О тебе, обо мне, без сомненья

Вальсом корчит у пляшущих рож.

Я обмолвился словом нечаянно -

Так танцуйте же вальс под оркестр,

В наши спины теперь неслучайно

Нас проводят с тобою на крест.

***

Какою шуткой беспримерной

Грозит нам неразумный рок,

И случай, сын его неверный,

И сердца будущий порог.

Какое ждёт нас пепелище

На зрелище телесных мук,

Какой песок просыпет днище,

Когда во мне – ни ног ни рук.

В какую жалкую лачугу,

Вместилище бессильных снов,

В день изо дня влачась по кругу,

Я превращусь в конце концов.

Но пусть исполнится другое,

И пусть откажут тормоза,

И пусть не будет мне покоя

Под эти ждущие глаза.

***

И даже странно, что на волю

Был выпущен я так легко,

Не зайчиком в открытом поле,

А птицей – там, где высоко.

ЧтО мне земля: кресты, могилы -

И тот девичий интерес, -

Когда вокруг одни светила,

Покой и воля до небес.

И вновь не знаю, что со мною

Среди воздушных Лорелей,

Но я лечу – и нет покоя

От звёздных кончиков лучей.

***

Как странно, милая, как странно

Искать тебя, которой нет,

Летящею строкой экранной

Твой логин посылать в инет.

Ты ускользаешь – будто нет в помине

Ни глаз, ни губ, ни щёк и ни ушей,

ЧтО – результат, когда в ответ поныне

Мигающий курсор в конце... мечты моей.

Чужой русалочкой в морях эфира

Когда-нибудь ты попадёшься в сеть

И будешь ложкой мёда в дёгте мира

Закладочкой кому-нибудь висеть.

Весь мир – скучнейшая игрушка,

Старушки нет, но ей-же-ей,

Как Пушкин, скажешь: "Где же кружка?

Сердцу будет веселей"

***

ЗаговОром прибрежные травы,

Волшебством луговые цветы

Заколдую, наполню отравой -

Чтоб забылась, не вспомнилась ты.

Королевою пусть незабудку

Царство зелени провозгласит,

По утрам чтобы горькою шуткой

Ты мне снилась, но только навскид.

На восходе растают туманы,

И развеется снов каравай,

И не вспомнить лица, и как пьяный,

Кого хочешь теперь выбирай.

Но от солнца земля отзвенела,

Опоздал я на свой каравай -

Только вновь и упрямо и смело

Мне у речки блестит иван-чай.

Оболсуново

Оболсуново – не обласкало,

Солнце спрятало в облака,

Обмануло, с погодой налгало -

Сонным холодом дышит река.

Так и тянет пальнуть в поднебесье,

Эту облачность изрешетить,

Чтобы синий кусочек над лесом

Разглядеть, закусить, уяснить.

Но приходится вновь в одеяло

Завернуться, собакой скуля,

Ах, как мало солнышка, мало

Мне в июле – скажу не юля.

Деревенская ночь

Я вовсю городской, на деревне лишь гость,

И мне многое нужно для быта,

И могу вколотить я по шляпку – хоть гвоздь -

Молотком, сковородкой иль битой.

Но как в городе мне по ночам превозмочь

Эти вопли сирен и соседей -

Деревенская ночь, деревенская ночь,

Для меня ты приют – как последний.

По душе мне живая твоя тишина:

Хор кузнечиков с ближней поляны,

И журчанье ручья, и листвою луна

Шелестит, заплутавшись в тумане.

Я вернусь в городскую квартиру – увы! -

Окунусь в её жути ночные,

Но – зажмурю глаза – уж поверьте мне вы -

И в ушах лишь сверчка позывные.

Кузнечик

Уже давно умолкли птицы

В соседнем вымокшем лесу,

С берёзы некая синица

Трещит на некую лису.

Собаки лают так банально,

Вопят влюблённые коты,

И всё вокруг не-музыкально,

И нет уж летней красоты.

Но лишь кузнечику природа

Вложила дар водить смычком,

Какая б не была погода

В траве, и над, и под кустом.

Где б ни был он – всё вдохновенней

Его божественная трель.

Он – Шуберт, он – МоцАрт, он – гений,

Он сам себе и смысл и цель.

Рождение гаммы

Алмазной грани отблеск манит

В свои надзвёздные края,

Там – тишина, и сердце ранит

Вдруг из тумана нота ЛЯ.

Какой бесцветной роговицей

Глядят на Землю небеси,

И сколько ж Богу потрудиться

Пришлось для синей ноты СИ.

Да сгинет тьма! – и вихрем света

Весь мир открылся от и до:

Каким блистающим приветом

Вселенную объемлет ДО.

Как рядом всё: вдруг жизнь прервала

От До летящая стрела,

И нота РЕ, как в сердце жало:

Кругом коричневая мгла.

Тоска, тоска – но есть надежда,

Нам не пристало умирать,

И в фиолетовых одеждах,

Как ангел, МИ не даст пропасть.

Ведь впереди – ещё вершина,

И можно всё преодолеть,

А в ноте ФА такая сила,

И чтО нам горе или смерть.

Что звонче в этом лучшем мире

Покрытой зеленью Земли:

Трубят фанфары в жизни пире,

И с нотой СОЛЬ мы – короли.

Шуберт весной

Где-то играют гаммы,

Попросту, не шутя,

В уличном шумном гаме

Шуберта слышу я.

Пусть из подъездов грохочет

Глупый попсовый лай,

Франц, дорогой, нарочно

Песенку ты затевай.

Ты начинай – мы услышим,

Улица ждёт тебя,

Ветер ветвями колышет,

Клейкий листок теребя.

Люди спешили, скучая,

Каждый таил своё:

Сердце от песни тает,

С неба слыша её.

Ты не один там, знаю,

Только вот жизнь коротка:

Пусть для земли, не для рая,

Выведет ноты рука.

Замерло всё на свете:

С неба песня летит -

Богу за всех в ответе,

Шуберт на нас глядит.

Дирижёр

На крыльях музыки покорной,

Следя прирученный овал,

Я вновь лечу тропою торной,

Где я не раз уж погибал.

Я погибал там ненарочно

Под палочки внезапный взмах

И вспомнил мать я в непорочных

С небес опущенных очах.

И возникала и молчала

Из тьмы, объявшей звук и свет,

Такая слабая сначала

Её печаль – её обет.

И не напрасно умирая

Под этот неизбывный взгляд,

Как в первый раз кричал я: знаю,

Я знаю, знаю всё подряд.

Что было, есть, что будет, будет,

И к Богу близок мой порог...

Последний шаг мой был нетруден...

Истёк пожизненный мой срок.

............................................

Потом другие были звуки

И плеск насыщенной толпы,

Тянулись всюду руки, руки,

И все казались так слепы.

Зал опустел. Остались в креслах

Программки, чувства и цветы...

А где-то в выси поднебесной

Истаивала жизнь в мотив...

Брамс. Поэма жизни и любви

1.

Какая мука – всё предвидеть,

Остановясь на полпути,

В себе себя возненавидеть,

Назад дороги не найти.

Тогда вперёд, навстречу жизни,

К финалу из последних сил,

К немой любовной укоризне,

И к радости, что рядом жил.

И как послушные приметы,

Которым веришь без конца,

В душе обрушивали вето

Её строжайшего лица.

Довольно! Вон! Как бедный Вертер,

С любимой даже не простясь,

Туда, где снег, поля и ветер,

Где с Богом покороче связь.

С судьбою не напрасно споря

(Когда-нибудь... когда-нибудь...)

Он в мужественном фа миноре

Продолжил одинокий путь.

2.

...Надолго приютила Вена

Неутомимого певца,

Как в кружке пива тает пена,

Забыт овал её лица.

И завсегдатайством примерен:

В кафе "У красного ежа"

Придёт – хозяин в том уверен,

У стенки место сторожа.

И кто подумает, что гений

Там, в уголке, за пивом спит,

Или, проснувшись, с наслажденьем

Сквозь окна нА небо глядит.

Пришёл – так, значит, на сегодня

Уж спета песенка его,

И воля всем чинам Господня -

Кто пишет, пьёт иль бьёт кого.

3.

...Какой недрогнувшей рукою

Себя публично пригвоздил,

А жизнь вершит свой суд порою:

Час пассакалии пробил.

И неужели все сомненья

Старуха-смерть в миг оборвёт:

В Четвёртой будто на колени

Поставлен перед ней наш род.

О, как постыден и небрежен

Финал людского бытия,

И как фатально неизбежен

Последний такт, от А до Я.

4.

...Воображенью нет покоя:

Как?! Это – всё? Кричим: отбой?

А жизнь? Любовь? Ведь всё со мною!

Он ринулся в последний бой.

Теперь кларнет – его оружье,

И в каждом опусе – герой.

Другой Финал для жизни нужен,

Что всё – не зря, когда – с тобой

Пусть мысленно, на расстояньи,

И он старик уже седой,

И пусть кларнет своим дыханьем

Всё вспять вернёт, в тот день святой.

Пусть в восхождении небесном

Простит, простится насовсем,

В_с_ё___т_е___ж_е___м_ы, а мир так тесен,

Но мест на небе хватит всем.

Мы будем слышать, слушать, будто

Нам вся Земля – концертный зал,

И останавливать минуты,

И вспоминать, как вспоминал

И помнил до последней ноты,

Как жил, любил, творил, страдал.

Шопен

Поэма

1.

Как всё привычно и конечно:

Семь с половиною октав, -

Шопен, попутчик мой беспечный,

Среди простительных забав

Сначала просто и вдогонку

Мелодий высыпал букет,

Чтобы задумчиво и тонко

Мелькнул девичий силуэт.

И счастье кажется так близко,

И для любимых нет преград,

И не пришёл черёд парижской

Рабовладетельной Жорж Санд.

2.

...В Европе жить совсем нетрудно

Под революций череду,

Освободительные будни

Лишь там, в Варшаве, как в аду.

Внимала равнодушно Вена

Что там выделывал поляк,

В крови что Польша по колено,

Зачем им рондо-краковяк.

Но вот Париж – столица мира,

К тому же родина отца,

Хотя и здесь свои кумиры -

Стоять готовы до конца.

3.

...Ещё вовсю шептались дамы,

Ещё шуршали веера,

И зал, где россыпи ума,

Притих: как юн! пора... Пора!

Я слышу, помню, вижу, плачу

Тот первый, еле слышный звук,

Всё – по-другому, всё – иначе,

Всё замерло, собравшись в круг.

В воображеньи словно вижу,

Как весь Париж остолбенел:

Его рояль стал небу ближе,

Под пальцами он словно пел.

И дамам нравится: как тихо!

Я тоже так смогу играть,

Совсем будить не надо лиха

И мощью клавиши ломать.

Как депутат толпою избран

Учить и барышень и дам -

И ностальгические избы

Остались в памяти мечтам.

4.

...Давно ль пешком и без кареты

Он весь Париж пересекал,

Всегда с иголочки одетый:

Никто его не узнавал.

С фиалкой юною в петлице

Смотрел на Сену, на Монмартр

И лишь старался сторониться,

Где шум народа и театр.

Душою вечный варшавянин,

Любил друзей, любил – на ты,

Ему всяк пОляк был шарманен

До безоглядной нежноты.

Оставим женщин: слишком много

В них поражений потерпел:

Ох, эти музы-недотроги!

Без вас мы словно не у дел.

5.

...Какой молитвой или силой

Тот польский гений с нами жил,

Оторванный от Польши милой,

Где был любим и всех любил.

И в каждом такте – жизнь от Бога,

И смерти нет, как не суди,

За чувства – строгая тревога,

Над Вислой тихие дожди.

И zal пронизывает ноты

Шопеновских беззвучных снов

И эмигрантские заботы,

И тайна скрытых голосов.

Каких глубин без дна и ночи

Мы в кульминациях найдём!

...А рукописи – всё короче,

К финалу жизни мы идём.

И вдруг – последняя Соната,

В ней – как Начало и Конец,

Виолончельные закаты

И фортепьянный всем венец.

И две мазурки напоследок

Как рыбки брошены на лёд.

Всё – Красота, но воздух – редок,

Душа пред Богом предстаёт.

***

И меня повело наизнанку налево,

Как отца и как деда под их шестьдесят.

Не кружись, голова! Ведь не всё ещё спето,

И стихи по утрам будоражат, не спят.

Если слышишь меня, не спеши прекратиться

С током крови, мой милый сосуд,

Я пока ещё жив и хочу долго длиться,

Пусть стихи мне уйти не дадут.

Сердце стало большим и меня не вмещает,

В переборках – свищи.

Я обузой не буду, и все это знают,

Хоть свищи – не свищи.

Я не знаю, на вечные счастье иль муки

Обречён,

Только вы не смолкайте, о музыки звуки

Всех времён.

***

Звоночек боли и заботы,

Как долго слышать голос твой,

Но всё пронзительнее ноты

Над неоконченной строкой.

Как незаметно подступает

Последней воли суета,

Когда никто ещё не знает,

Как смерть пленительно проста.

Какое скоро приключенье

Моей душе она сулит

Там, где ни боли, ни сомненья -

Нет ничего, что жизнь хранит.

Изольда

Надо мной живёт Изольда,

Смотрит мне вослед в окно,

Догадаюсь я невольно,

Кем кажуся ей давно.

Только музыку включу я,

А она уж тут как тут,

Звуки нежные почуя,

Ласки самые из чуд.

Я на кухню – вслед за мною

В мягких тапочках бежит

И сам друг за облаками

Уморительно следит.

Надо мной живёт Изольда,

По полу шуршит хвостом,

Я – Тристан её: довольна

Кошка выше этажом.

***

В переходе гулком скрипка музыканту

Нагрустила с скрипом сотни две рублей,

И тоску осеннюю как секулизанту

Будет чем задобрить, побратавшись с ней.

Выпьем и закусим стылою прохладой,

Позабудем осень с золотой каймой,

Как гуляли летом с козочкой Отрадой

По оврагу детства по траве тропой.

Сердце притомилось вспоминать былое -

Как шумели травы, как текла река -

Всё в асфальт закатано, и над головою

Кружат, как бездомные, стаи-облака.

Нету вам приюта, облака и тучи,

С воем вас погонит ветер-крутояр...

У костра на свалке музыка пожутче:

Там горит со скрипкой брошенный футляр.

***

Соседка оболтуса сына чехвостит,

Мужик с чертыханьем залез под капот,

Два пса на помойке сцепились за костью,

На них ошалело глядит чёрный кот.

На пятом попсу отморозки врубили,

И слышно, как сверху уже три часа

Интимные стоны и крики: дебилы

Долбят малолеток во все телеса.

В забытой квартире мяучат и лают,

С таджиком в подвале случился удар,

А через подъезд уже свадьбу играют,

Кричат с перепою и шутки: пожар!

Стояк засорился от спусков сортирных,

Гремят перфораторы в стены – ремонт!

Вот так и живёт очень многоквартирный,

Собой украшая мой спальный район.

В метро

Глаза, глаза, глаза, глаза:

Московский метрополитен,

И где-то наверху гроза,

А перегон – без перемен.

Вот персонажей смена враз,

В дверях смешались две толпы.

В метро – час пик! И весь тут сказ!

Всё, как в театре для слепых.

А голоса, а голоса...

В них слов совсем не разобрать,

Гремит стальная полоса.

Мне к выходу – за пядью пядь,

Как на войне – отвоевать.

Синдром большого города

Такая в нас неразбериха

Царит, воркует и поёт,

Пока там не разбудит лиха

И тишину не разорвёт.

Как мило жили и беспечно,

За днями дни мигали в ночь,

И время, наш палач заплечный,

Нас гнало мимо жизни прочь.

Вот где-то руки промелькнули,

Обняв живую пустоту,

Два взгляда встретились, как пули,

И всё сказали на лету.

Как эскалаторы на входе -

(Кому-то – вверх, кого-то – вниз),

Там – город, тонущий в народе,

А здесь – платформенная близь.

И мы глядим осоловело

На этот жизненный компот,

И вдруг, как будто наболело,

Кричим, вовсю раззявя рот.

Кого-то – в тихую психушку,

Где каждый – батальон врага,

А повезёт, так без ослушки

В родное лоно очага.

Вокруг меня – неразбериха

Царит, как в брошенном дому,

И я по горло сыт от лиха,

И я устал брести к Нему.

Зимние городские

Вот и солнце в зените. Два часа пополудни.

И снаружи весь воздух из стылого студня.

Идут люди, привязаны к облачкам пара,

Режут носом мороз, как ножом, без удара.

Тишина под ногами и рыхлая белесь.

Где скрипуче-капустная белая прелесть,

Что звучала, когда, подавляя зевоту,

Город шёл в детский сад, на учёбу, работу?

Глохнет мир, и в надежде хоть что-то услышать

Зябнет люд с головами без шапочной крыши.

Да и небо ночами без звёзд и созвездий,

Не откроется Ломоносову милая бездна.

Только час в плотной дымке луна покачалась.

Ах, родная, о том ли нам в детстве мечталось?

А в деревне, где звёзды и скрип, так безлюдно,

Что представить крестьянские корни свои -

Ох, как трудно!

Собачий сон

Остаётся зима и полнеба напротив,

Семь минут до метро и вокзал наверху.

Ах, как жаль, по пути никаких подворотен,

Я бы лёг, завернувшись в метель как в доху.

У, мне волком бы выть, что весь мир опостылел,

На помойке вгрызаться в берцовую кость -

Пока этот, с соседнего, нагло не стырил,

Надо мной распустив свой в кольце сивый хвост.

Сколько нашего брата в дворах околело,

Но про это узнает лишь сукина мать.

В тюбетейке под шапкой таджик озверело

Долбит лёд в пустыре, чтобы нас закопать.

Ты долби и долби – или мне всё приснится,

Полна улица лета и добрых людей,

Открываю глаза: перед носом дымится

Пара свежих, из супа, пахучих костей.

***

Сломалась нежная игрушка,

С которой всяк играл как мог,

И стало быть, совсем полушка

Её цена, чуть минет срок.

Из игроков кому за дело

Что там внутри за механизм,

И что там слушало и пело,

Вбирая мира верх и низ.

Теперь дорога ей на свалку,

Где вонь, и крысы, и галдёж -

Не шатко всем идти не валко...

Но всё равно туда придёшь.

Бомж

Никто плевком не угостит

Мой след на тротуаре,

От всех же добротой разит

В благотворительном угаре.

А на х...я вы мне сдались,

Когда живу я по привычке,

Пожрать, и выпить зае...сь,

Уж где придётся – как обычно.

Поспать – как бы не так, сказать!

Пожрать – я двигаюсь на Курский,

А выпить – место надо знать,

Но не советую – по дружски.

Зимой, в мороз – да, не курорт,

Не параолимпийский Сочи:

Мне всё равно, е...сь он в рот,

В его тропические ночи.

Как стал таким? Не помню, брат...

Жена была, и дети где-то...

Но знаю, пил я всё подряд,

Как вспомню трупы и береты.

И не хотел я быть другим,

Ушёл от вашей благодати...

Плесни ещё... скажи: Бог с ним...

Оставь лишь водку на полатях.

Одинокая старость

Что полночь, что полдень, а солнышко светит

В немытое издавна с юга окно,

Что полдень, что полночь, и звёзды на месте,

А им это по фигу, им всё равно.

Короче: меня эта жизнь укатала,

Обои свернулись в бумажный шатёр,

В углу из шмотков уже пол-одеяла,

От спички готовые вспыхнуть в костёр.

Я буду плевками гасить это пламя -

Беззубый, противный, безумный старик, -

И тупо уставясь на вызванных вами

Пожарных,

В себе подавлять обессмысленный крик.

Записки сумасшедшего

Поэма

1. Вступление

За плинтус, в щёлку, под обои

Я заползу, как рыжий таракан.

Мне легче думать там о Боге.

И счастья нет. Один обман.

Так лучше распластаться всуе,

Как черновой ненужный лист,

И не кляня судьбину злую,

Жить тем, что был когда-то чист.

2.

Когда я буду президентом,

Картинки стану рисовать,

И, пользуясь любым моментом,

Я буду их распространять.

Неважно, что там нашалила

Моя начальская рука,

Во-первых, чтоб ж_и_л_А___(и_л_ь___ж_И_л_а?)

Моя страна без дурака,

Чтоб по картинкам все судили,

А сколько будет дважды два,

Кого за взятки посадили,

И чья слетела голова,

Чтоб, во-вторых и тому прочее,

Весь мир следил заткнувши рот:

Картинки внятнее и проще,

Чем новостей круговорот.

И чтобы «live» отмечали

Про нашу жизнь картинки той -

Тогда бы все рукоплескали,

Что я по-прежнему живой.

О да, я буду президентом

Мне всё равно какой страны,

Но только не России ентой,

А там какой-нибудь на -хны.

3.

И снятся сны – от Бога ли, от чёрта,