Текст книги "Рассказы о Чапаеве"

Автор книги: Александр Кононов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Александр Терентьевич Кононов
РАССКАЗЫ О ЧАПАЕВЕ

СЛУЧАЙ В ВЯЗОВКЕ

По пыльной улице деревни Вязовки пронеслись пятеро всадников. Впереди на красивом рыжем коне скакал человек в военной гимнастерке.

Деревенские ребята сразу узнали его:

– Чапай… Чапай приехал!

V двора с высокими тесовыми воротами всадники остановились.

Из ворот выбежал мальчик лет семи.

– Батя, – закричал он, – а у нас ярмарка!

– Видал, сынок, – ответил Чапаев и соскочи с седла наземь.

Был он невысокого роста, но ладный, статный. Зеленая гимнастерка, перетянутая кожаными ремнями, сидела на нем ловко. У пояса с правой стороны висел револьвер, а с левой – шашка, богато украшенная серебром.

Он тронул рукой свои усы и оглядел деревенскую площадь синими ясными глазами.

На площади стояли возы с сеном. Девчата в ярких праздничных кофтах гуляли, взявшись за руки. Приезжий горшечник громко расхваливал свой товар. Гармошка играла веселую плясовую песню.

– Ну что ж, пойдем в избу, Бубенец, – сказал Чапаев.

Потом обернулся к самому молодому из всадников и велел:

– Петька, коней во дворе поставишь.

Четверо приезжих вошли в избу, а пятый взял лошадей под уздцы и провел их во двор.

Войдя в избу, Чапаев взял со стола кринку, налил в стакан молока и быстро выпил. Потом пододвинул кринку своим спутникам.

Ребятишки жались к столу и рассматривали гостей.

На пороге показался плечистый старик с кудрявой бородой.

– Здорово, Василий! – сказал он. – Все воюешь?

Чапаев усмехнулся и ответил:

– Воюю!

Старик подал каждому из приехавших руку и сел на лавку.

– Я на ярмарке был, когда ты по деревне… пропылил. Я тебя издалека, сынок, признал.

– Ну, как нынче ярмарка, удалась? – спросил старика один из приезжих, которого звали Бубенцом.

– Да как сказать… Знакомых никого не встретил. Всё больше какие-то чужие, дальние.

Бубенец нахмурился.

– Зачем дальним в Вязовку ехать?

Он повернулся к Чапаеву и проговорил:

– Василий Иванович, в уезде неспокойно. Не понаехали б непрошенные гости – беляки. Напрасно мы от отряда так далеко отбились.

Чапаев спокойно ответил:

– Неужто мне и ребятишек своих нельзя повидать? Вот погостим до утра, а там и в поход.

Он подошел к окну и стал глядеть на улицу.

По улице медленно двигались большие возы с сеном. Один воз остановился недалеко от ворот.

– Иди-ка сюда, Бубенец, – позвал Чапаев. – Сено на возах мне что-то не нравится.

Бубенец посмотрел в окно и сейчас же схватился за револьвер.

Чапаев тоже вынул револьвер и проверил шашку – легко ли вынимается из ножен.

На улице из-за воза с сеном торчали дула винтовок, выглядывали незнакомые злобные лица.

Чапаев крикнул ребятишкам:

– Ложись на пол!

Он схватил младшего сынишку и сам уложил его подальше от окна. Двое других, постарше, легли рядом.

Чапаев быстро повернулся к Бубенцу.

– Ну, если это за моей головой приехали… – начал он, но не успел докончить: с улицы вдруг послышались выстрелы.

В соседней комнате со звоном посыпались на пол стекла.

– А где Петька? – крикнул Чапаев.

Но Петька и два других бойца уже стояли у порога избы с наганами наготове.

– Василий Иванович, – проговорил Петька быстро, – коней я не расседлывал. Нам бы только к коням пробиться.

– Пробьемся!

Петр Исаев, которого все дружески звали Петькой, был парень лет двадцати двух. Он состоял при Чапаеве для поручений, всюду ездил с ним и видая немало сражений.

Снова загремели выстрелы, потом на минуту затихли, и чей-то сиплый голос заорал:

– Выходи-и! Выходи-и. Чапай!..

Теперь все пятеро приезжих, во главе с Чапаевым и Бубенцом, стояли у открытых окоп и дверей с револьверами в руках.

Как только в ворота просунулась чья-то рыжеусая голова, из окошек избы вылетела целая стая пуль. Голова исчезла.

– Во двор! – скомандовал Чапаев.

Чапаевцы выскочили во двор, легли у избы и стали отстреливаться.

Во дворе оказался и отец Чапаева.

– Становись к воротам, – сказал ему Василий Иванович: – когда нужно будет, откроешь их по команде.

Нападавшие не подходили теперь близко к воротам. Они кричали издали:

– Выходи-и! Выходи-и живей!..

Потом они столпились у возов с сеном и стали обсуждать, как бы зажечь со всех сторон избу и выкурить оттуда чапаевцев.

В это время Чапаев, согнувшись, подбежал к своему коню и вскочил в седло. За ним бросились к лошадям остальные.

– Открывай ворота! – негромко скомандовал Чапаев и выхватил шашку из ножен; в левой руке он держал револьвер.

Ворота распахнулись. Пятеро конных вылетели на улицу и врезались в толпу врагов. Те не ждали такого нападения.

Раздались выстрелы, в воздухе сверкнули шашки, послышались крики и стоны раненых.

Белогвардейцы попятились назад, стараясь укрыться за возы с сеном.

В это время к Чапаеву подскакал офицер на белой лошади. Он уже занес шашку над головой Чапаева, но тот ловко увернулся, поднял коня на дыбы и выстрелил из револьвера.

Офицер повалился на бок, ухватился было за гриву лошади, но не удержался и пополз с седла на землю.

Под Петькой убили коня. Конь, тяжело рухнув, придавил ему ногу.

Чапаев увидел это.

Он соскочил с коня, подбежал к Петьке и помог ему освободить ногу. Потом кинулся на выручку к Бубенцу. И пора было: Бубенца окружили враги. Он уже расстрелял все пули и теперь еле отбивался шашкой. Кровь тоненькой струйкой бежала по его лбу.

Чапаев рубил направо и налево, а позади него Петька стрелял в белых из нагана.

Враги не выдержали натиска и бежали.

Пять всадников долго преследовали их, потом вернулись назад. Петька первый подбежал к возам и сунул в сено свою шашку. Шашка наткнулась на что-то твердое и глухо звякнула. Бойцы раскидали сено и нашли под ним пулемет.

КРАСНЫЙ АВТОМОБИЛЬ

По степной дороге мчался красный автомобиль.

В нем сидели двое: шофер и Чапаев.

Чапаев, перегнувшись за борт машины, зорко вглядывался в даль. Позади него стоял пулемет, дулом назад.

Кругом лежала ровная, выгоревшая от солнца степь. Далеко впереди виднелась колокольня.

Шофер повел машину быстрей.

– Ну, – сказал Чапаев, – скоро будем пить чай.

Шофер поднял голову.

– Чайку не плохо бы теперь, товарищ Чапаев! – проговорил он весело.

Скоро показались и крестьянские избы.

Еще минута – и машина понеслась по деревенской улице.

Мелькнули зеленые огороды, покосившиеся плетни, желтые подсолнухи у чьего-то крыльца… Деревенская пыль поднималась клубами за пролетевшим автомобилем.

На площади, недалеко от церкви, шофер остановил машину.

Чапаев встал.

– Смотри, мальчишек к моей пушке не подпускай, – кивнул он на пулемет.

На улице появилась какая-то женщина. Чапаев крикнул ей:

– Где тут у вас сельсовет?

Женщина испуганно взмахнула руками и скрылась.

Чапаев оглянулся вокруг и понял, что дело неладно. У церкви стоял и вглядывался в автомобиль человек с погонами на плечах. В нем нетрудно было признать офицера. Не сводя глаз с машины, он расстегнул висевшую у пояса кобуру и вынул наган.

Из переулка показалось трое солдат.

– Ну, товарищ, крути, – проговорил Чапаев негромко, – закручивай мотор: в деревне белые.

Шофер стал быстро заводить не остывший еще мотор, а Чапаев припал к пулемету. Он одним взмахом повернул его дулом к церкви и прицелился.

Шофер присел как можно ниже к земле и крутил изо всех сил ручку мотора.

– Не успеешь закрутить – пропали мы, – сказал Чапаев.

В это время у церкви, где стоял офицер, раздался револьверный выстрел. Пуля пропела над самым ухом шофера. Но он кончил заводить мотор и вскочил в автомобиль.

Машину сильно рвануло – шофер сразу взял самую бешеную скорость.

Теперь со всех сторон бежали к ним белые. Но скоро остановились: машина круто повернула, Чапаев открыл стрельбу из пулемета.

Пули полукругом легли по всей улице.

В конце деревни уже показались скачущие во весь дух конные белогвардейцы.

Машину трясло на ухабах. Чапаев, прильнув к пулемету, стрелял без остановки.

Опять метнулись мимо зеленые огороды, старые плетни… Вот уже степь дохнула в лицо сухим и горьким запахом полыни… А сзади неслись белые кавалеристы.

Шофер нагнул голову к самому рулю и боялся оглянуться. С минуты на минуту он ждал, что пуля пробьет шину – и тогда конец. А позади, заставляя дрожать весь кузов машины, отрывисто и часто стучал пулемет Чапаева. И вдруг замолк.

Шофер услыхал чуть охрипший голос Чапаева:

– Патроны кончились.

Автомобиль был уже среди ровной степи. Белые кавалеристы скакали далеко позади. Скоро они и сами поняли, что им не догнать сильную машину, и повернули назад – подбирать убитых и раненых.

Чапаев вдруг засмеялся:

– Вот так напились чаю!

Шофер не расслышал: скорость была бешеная, ветер свистал в ушах и заглушал слова Чапаева.

А когда машина пошла тише, шофер услышал:

 
По морям, по волнам,
Нынче – здесь, завтра – там…
По-о моря-ам…
 

Шофер оглянулся. Положив ладонь на горячее дуло пулемета, Чапаев пел и задумчиво щурил синие свои глаза.

КЛИНЦОВСКИЕ РЕБЯТА

Однажды Чапаев отправился в разведку.

Он и четверо бойцов ехали верхом. А позади, на тачанке с пулеметом, сидели Петька Исаев и восьмилетний сын Чапаева, Аркадий.

Наступил вечер. Чапаевцы увидели небольшой лесок и рядом с ним речку. Далеко за речкой виднелась деревня Клинцовка.

Около речки паслось десятка три лошадей. Их стерегли деревенские ребята. Чтобы не испугать ребят, Чапаев послал вперед своего сына Аркадия.

– Ты кто? – спросили ребята Аркадия.

– Чапаев, – ответил тот.

Ребята засмеялись:

– Ну да! Чапаев, небось, на громадном коне, и шашка у него серебряная.

В это время Василий Иванович закричал издали:

– Ребята! Вы клинцовские?

– Клинцовские, – ответили они и стали понемногу подходить ближе.

Что вы тут делаете?

– А мы коней караулим, чтоб их казаки не угнали.

– В деревне, значит, белые?

– Ага, казаки.

– Много их там'?

– Много.

Чапаевцы сошли о коней и стали совещаться.

Тени от деревьев становились все длинней, солнце стало опускаться за верхушки деревьев.

Ребята нарубили было сучьев для костра, но как только увидали пулемет – про костер забыли. Они все ближе подходили к тачанке.

– А вы смелые? – спросил их Чапаев.

– Ну, понятно, смелые, – ответил самый старший парнишка; было ему лег четырнадцать.

– Белых из деревни выгнать хотите?

– Хотим.

– Ну, тогда слушайте меня, – сказал Василий Иванович.

Он велел ребятам нарубить ивовых палок и содрать с них кору. Палки стали белыми, как сахар.

Чапаев приказал:

– Когда станет совсем темно, садитесь на коней и скачите к Клинцовке. Да палками, как саблями, повыше размахивайте. А как услышите выстрелы, тикайте по домам. Ясно?

– Ясно, – ответили клинцовские ребята.

Пока стругали ивовые палки, примеряли их – годятся ли для сабель, пока садились на лошадей и выстраивались в ряды, наступила ночь.

Ребята помчались на конях к деревне.

А Чапаев со своими бойцами подъехал к Клинцовке с другой стороны.

Он выстрелил в темноте из револьвера и бросил вверх ракету.

Ракета с шипением взвилась высоко в воздух и рассыпалась синими искрами.

Сонные казаки выбежали на улицу и при свете ракеты увидели – скачут к ним конные с поднятыми белыми саблями.

Потом ракета погасла, и всадники скрылись в темноте.

А в это время с другой стороны деревни застучал пулемет, загремели револьверные выстрелы.

Едва успели казаки схватить оружие, как на них налетели конники, с Чапаевым во главе.

Казаки растерялись. Теперь они видели, что красные несутся на них со всех сторон.

Казаки побросали оружие и начали прятаться по дворам.

Чапаев со своими пятью бойцами стал объезжать дворы и забирать пленных.

А в это время клинцовские ребята с ивовыми палками сидели уже по своим избам. Как велел Чапаев, они при первом выстреле бросились бежать во все стороны.

НОЧНОЙ РАЗГОВОР

Отряд Чапаева увеличивался с каждым днем. В нем было уже несколько тысяч бойцов – целая дивизия.

И стал Чапаев начальником дивизии.

А комиссаром к нему прислали Дмитрия Фурманова.

Однажды ночью пошел Фурманов проверять красноармейские посты. Он увидел посреди деревни костер и подошел поближе.

У костра сидели красноармейцы, кипятили в ведре воду и вполголоса вели разговор.

– А кто он будет?.. Из каких он, Чапаев-то?..

– Из таких, как мы с тобой. Плотник он. До войны с пилой и топором всю Саратовскую губернию обошел да всю Уральскую область. Он тут каждую деревню знает. Без карты все пути-дорожки, все тропочки до самого Урала помнит. А сам он, крестьянин, бедняцкого роду, Балашовского уезда. Саратовской губернии. С малых лет работать пошел. Было ему лет двенадцать, отдали его к купцу – товар отвешивать на весах. И стал его купец учить, как обвешивать да людей обманывать. А он не хочет. Купец его за это и прогнан.

– Прогнал?

– Выгнал вон из своей лавки. А Чапаев – сам знаешь, какой он, – неужто стерпит?! Он и тогда за правду стоял. Купец богатый, а Чапаев не испугался. «Жулик ты!» говорит…

– О?!

– Купец тут от злости чуть не задохнулся. Не привык к правильному разговору. «Я, – говорит, – знаешь, что с тобой по закону сделаю?» А у буржуя какой закон? «Захочу – в гроб заколочу», вот какой у него закон. «Я тебя, – кричит купец Чапаеву, – не только из моего дома, я тебя со всего села выгоню!» Василий Иванович поглядел на него, да и отвечает: «А со всей земли прогнать меня не можешь? И то ладно. А я тебя, гляди-ко, выгоню, дай срок!» Вон, стало быть, с какой поры Чапай вражду с буржуем ведет…

Разговор на минуту умолк.

Фурманов присел к огню на корточки, достал уголек и раскурил им свою трубку.

Один красноармеец проговорил негромко:

– Расскажи, Еремеев, про часы.

Плечистый боец в черной папахе откликнулся:

– Да ведь рассказывал уже…

– А ты еще раз расскажи. Вон товарищ, – красноармеец кивнул на Фурманова, – небось, не слыхал.

Еремеев помолчал немного и потом начал:

– Было это, когда мы белоказаков выбивали из станицы Сломихинской. Не дошли еще до станицы – ранили меня в голову. Минут десять я, должно быть, без памяти пробыл. Ну, а потом сделали мне перевязку, взял я винтовку, опять пошел вперед. Иду, а сам шатаюсь. Погляжу на небо – солнце мне черным кажется.

– Ослабел, значит?

– Ослабел. И не то чтоб от боли, а скорей всего – много крови потерял. Да. Иду, шатаюсь. Подпираюсь винтовкой. Долго ли шел, и не помню. Гляжу – Чапаев передо мной. «Ты куда? – спрашивает. – Тебе в госпиталь надо, отдыхать, рану залечивать». Поглядел я на Василия Ивановича, и вроде веселей мне стало. Отвечаю я ему громким голосом: «Нет, – говорю, – товарищ Чапаев, отдыхать мне еще не пора». Глянул он на меня, помолчал. Потом снимает у себя с руки часы и подает мне: «Носи! Помни Чапаева». Я заробел было. Не беру часов. «Что ты, Василий Иванович! Часы тебе самому нужней…» А он как осерчает: «Бери, говорю, заслужил награду! А Чапаев своего слова никогда не менял!»

– А дальше? – спросил Фурманов.

– Что ж дальше… Взял я часы, пошел в бой.

Вода в ведре закипела. Еремеев вынул из костра жженую хлебную корочку и бросил ее в ведро – заварил чай.

– А давно ты знаешь Чапаева? – опять спросил Еремеева Фурманов.

– Давно. Да по всей земле пройди – небось, везде его знают. Про Чапая слава далеко идет.

Один из красноармейцев зашевелился у костра и сказал:

– Чудн о мне другой раз покажется: такой же вот простой человек, как мы с тобой, а смотри, чего достиг. Простой-то он простой, а все ж таки особенный. Я по своему званию плотник. И Чапаев плотник. А выходит: таких, как мы с тобой, много, а Чапаев – один.

Еремеев замолчал.

Фурманов курил и думал о Чапаеве, о том, как любят и уважают его бойцы. Да и не только бойцы, а и крестьяне, все население. Поговорит крестьянин с Василием Ивановичем и сразу увидит, поверит: побьет Чапаев белогвардейцев! Выступит Чапаев с речью – все кругом затихнет. Как будто и обыкновенные, простые слова говорит, а слушают его так, что боятся дышать громко. А кончит он речь будто буря налетит сразу: шум, крики, приветствия…

Любит народ своего героя.

Молодой красноармеец перебил думы Фурманова:

– Вчера подивился я на Чапаева, как он вышел в круг плясать. Пояс на себе поправил, шашку подхватил, да как пойдет! Только шпоры звенят, да папаха назад валится…

– За то и люб он бойцам, – ответил Еремеев. Сегодня он из одного котелка с тобой похлебает, под гармонь вместе спляшет, а завтра в бой поведет – гроза-командир. И тут уж ему слова напротив не скажешь. Да и что говорить! С ним идешь – не боишься. Знаешь, что у Чапаева все обдумано, все рассчитано да на карте размерено. Ошибки у него в бою не бывает.

Начинался рассвет.

Фурманов поднялся от костра, жалея, что не может дослушать до конца разговор красноармейцев. Он решил, что бойцы его так и не узнали.

Но как только он ушел, Еремеев проговорил:

– Новый комиссар. Фурман – фамилия. Василий Иванович ого признал, да не сразу. Тот приехал: «Вот мои бумаги». А Чапаев ему: «И командира и комиссара в бою признаю. Бумаги, мол, бумагами, а ты покажи себя под пулями». Ну, а теперь признал Василий Иванович комиссара. Теперь они друзья-товарищи.

Красноармейцы замолчали и стали прислушиваться.

– Поет… – сказал вполголоса парень. – Ух, и любит песню!

И в самом деле, в избе затянули песню.

Это была любимая чапаевская: «Сижу за решеткой в темнице сырой».

Запевал сам Василий Иванович.

Командиры и красноармейцы дружно подтягивали: эту песню знали в дивизии все.

Но пели недолго.

Чапаев на рассвете уезжал вместе с командирами на передовые позиции: ждали большого боя.

Чапаев подошел к своему коню и легко вскочил в седло.

Вольный ветер прилетел из степи, донес запах цветов и скошенной травы.

Солнце подымалось над росистой, остывшей за ночь землей.

БОЙ

Впереди видна была станица.

Она была занята уральскими белоказаками. Слева от станицы, на холмах, стояли высокие ветряные мельницы.

Чапаевцы наступали с трех сторон: два полка обходили станицу с боков, а посредине, в самом опасном месте, шел полк иваново-вознесенских рабочих.

Белые начали пулеметный обстрел раньше, чем можно было ожидать. Но пули неслись не из станицы. Пулеметы противника били с высоких ветряных мельниц, стоявших в стороне, на холмах.

Чапаев привстал на стременах и зорко глядел в бинокль. Рыжий конь горячился под ним, не хотел стоять на месте. Чапаев повернул его и поскакал в ту сторону, где стояли наши тяжелые орудия. На всем скаку он махнул рукой командиру батареи, и тот подбежал к нему выслушать приказ.

– Бить по ветрякам! – закричал Чапаев. Командир бегом бросился к своей батарее.

Теперь орудия гремели с обеих сторон. Казалось, само небо готово расколоться.

А Чапаев скакал уже в другом конце поля. Черная бурка его распласталась по ветру, как крылья.

Иваново-вознесенцы услышали позади себя его голос:

– Пулеметы в порядке? Патронов хватает?.. И бойцы, чувствуя, что Василий Иванович неподалеку, смотрели веселей, старались подтянуться, выглядеть молодцами, походить на него самого.

Бой разгорался.

Вдали пылала ветряная мельница. Ее зажгли снаряды нашей артиллерии. Сквозь шум боя с холмов доносился громкий треск: взрывались в огне пулеметные патроны.

То тут, то там с оглушительным грохотом вырастал черно-рыжий куст огня. Санитары подбирали первых раненых.

Вдруг бойцы замерли: неприятельский снаряд разорвался на, том самом месте, где находился Чапаев.

Все видели, как поднялся на дыбы его рыже-золотистый конь и пропал из глаз вместе с всадником.

Но рассеялся черный дым, и видят бойцы – скачет вдоль цепи Василий Иванович невредимый. Осколки снаряда пролетели вокруг него дождем, а его самого не задели.

Со стороны станицы слышались крики, гиканье, топот: то летела в атаку конница белых.

Красные пулеметчики припали к пулеметам и ждали. Раздалась команда:

– Огонь!

Грянул залп. И тут же застучали пулеметы.

Вот упал один белогвардеец, другой, взвилась на дыбы раненая лошадь и запрокинулась на спину. Другая лошадь носилась, как безумная, по полю под выстрелами и тащила за собой казака: видно, он, когда падал, не успел вынуть ногу из стремени.

– Огонь!!

Снова залп. И сухой треск пулемета.

– Огонь!!!

Над холмом поднялось огромное багровое пламя: сбита была нашим орудием и запылала вторая мельница.

Еще два залпа дали чапаевцы. И казаки не выдержали – один за другим стали поворачивать коней назад, к станице, послышался тяжкий гул: с левой стороны станицы показались два неприятельских броневика. Они были посланы, чтобы смять красноармейские цепи и расстрелять бегущих.

Но случилось то, чего никак не ожидали белые.

Хотя броневики были уже близко, цепь иваново-вознесенцев не дрогнула.

Она только слегка раздвинулась и пропустила их.

Когда один из броневиков был совсем рядом, красноармеец Иван Крутов поднялся во весь рост и кинул гранату под колеса. Раздался треск, броневик как-то криво повернулся и застрял на месте.

Бойцы с винтовками наперевес бросились вперед.

Уже горели все три ветряка. Ветер раздувал пламя. Пулеметы со стороны мельниц замолкли.

Из станицы снова вылетела конница противника. Теперь, на близком расстоянии; она казалась страшной.

Но тут в цепи красных послышались радостные возгласы:

– Чапай! Чапай!..

Отведя в сторону правую руку с остро отточенной шашкой, он весь перегнулся вперед и как будто хотел опередить своего скакуна, который и так летел далеко впереди эскадрона.

Не только наши бойцы узнали Чапаева. Узнали его и белые. И вот, один за другим, белоказаки стали поворачивать коней назад.

Напрасно размахивал саблей офицер. Напрасно старался он остановить своих всадников.

Еще минута – иваново-вознесенцы ворвались в станицу.

О главной улицы станицы был далеко виден степной простор. И увидели герои-бойцы, как далеко за станицей скачут, подымая пыль, всадники: то спасались бегством остатки белых.