Текст книги "Рассказы о Чапаеве"

Автор книги: Александр Кононов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

«ЧАПАЁНОК»

Отряд Чапаева стоял на отдыхе в большом селе.

Рядом с избой, где остановился Василий Иванович, был двор Лагутиных. В семье Лагутиных самым младшим был Гриша. Ему шел пятый год.

Однажды Гриша отправился к Чапаеву один, тайком от сестры. Сестра казалась ему большой – ей пошел уже тринадцатый год, играть в войну она не хотела и вообще была девочкой, с ней даже разговаривать было скучно.

Гриша вошел во двор и неторопливо зашагал вперед.

Кругом было много интересного. У хлевов стояли две оседланные лошади, мотали головами, звенели уздечками. Седла на них были желтой кожи, стремена висели высоко, по-казачьи.

В пыли бродил одинокий петух. Он гордо выгнул шею и поглядел на Гришу желтым сверкающим глазом.

В самом конце двора, около сарая, росли лопухи. Грише хотелось порубить их ивовым крутом, так чтобы они легли наземь, как беляки под саблей Чапаева.

Но недалеко от лопухов сидел на широком бревне Петр Исаев. Ворот рубахи у него был расстегнут, стальная потемневшая цепочка вилась через всю его грудь и кончалась большим кольцом. Кольцо было приделано к ручке нагана, а сам наган торчал из-за широкого кожаного пояса.

По-особенному сидела на нем и папаха, сдвинутая на затылок так далеко, что вот-вот свалится. К папахе была наискось пришита красная лента.

Петр Исаев лениво притопывал каблуком, позвякивал шпорой и глядел на Гришу Лагутина.

– А вам куда, гражданин?! – строго закричал он.

Гриша остановился.

– Где был? – уже тише спросил его Петька, сел на бревне поудобней и положил на колени длинную шашку в черных ножнах.

Гриша оробел, но не очень. Он ни в чем не был виноват. С самого утра он вел себя очень смирно. А на петуха с желтым глазом даже и не замахнулся.

Помолчав немного и пососав палец, Гриша решился ответить:

– Ходил на речку с тетей Настей.

– А почему?

– Белье полоскать.

– А почему?

Гриша поглядел искоса, боком. Петра Исаева он знал уже с неделю, но понять его не мог: то смеется, то пытает всякими вопросами, а то и сахару даст.

Сейчас Петька грозно хмурил свои реденькие, выгоревшие на солнце брови.

Грише и боязно стало, и уйти не хотелось от мужчины, увешанного оружием.

– Почему? – повторил Исаев.

– Чтоб чистое было, – ответил наконец Гриша.

– А как тебя зовут?

– Небось, знаешь: Гришкой.

– А почему Гришкой?

Гриша ужо начал расстраиваться, но тут Петька вскочил с бревна:

– Доброго здоровья, Василий Иванович!

Гриша оглянулся: от ворот шел к дому Чапаев. Он весело похлопывал хлыстом по своим запыленным сапогам.

– Эй, орел, с чего загрустил? – спросил он Гришу.

Тот пыхтел и ничего не отвечал.

Чапаев стоял перед ним, ладный и красивый, как всегда. Коричневые ремни стягивали его плечи, револьвер висел в тяжелой деревянной кобуре, сапоги были ловко подтянуты у колен ремешками.

– А сабля твоя где? – сказал наконец Гриша.

– Дома оставил. Придешь в гости – покажу.

– А когда?

– В гости-то? Да хоть сейчас. Я тебя на саблю верхом посажу: тут тебе и конь, тут тебе и оружие.

Чапаев взял Гришу за руку и повел к избе.

Часовой, стоявший у крыльца, пропустил их, улыбаясь.

Но только они прошли, как через двор пролетела к избе Гришина сестра Лида.

– Пришел Чапаев? – запыхавшись, спросила она часового и поднялась было на крыльцо.

Часовой загородил дверь винтовкой.

– А зачем тебе товарищ Чапаев?

– Я к нему в отряд хочу.

Часовой захохотал.

– В отряд? Погоди, дочка, годов семь. Подрасти. А тогда и в отряд.

– Да, подрасти! Пока подрастешь, и война кончится.

– Не кончится. Мы без тебя не справимся.

Девочка вдруг быстро нагнулась и под дулом винтовки прыгнула к двери.

– Стой! – закричал часовой.

– Пусти! Хочу в отряд!

На крыльцо вышел Чапаев.

– Что за шум?

– Да вот, Василий Иванович, девчонка чапаевцем хочет стать. А я говорю: мала, подрасти сперва.

– Ты чья? – спросил Чапаев девочку. – Как тебя зовут?

– Лидкой. По фамилии Лагутина.

Василий Иванович знал историю семьи Лагутиных. Павел Лагутин сражался против белых в Уральске. Дети его жили у тетки Насти. Тетка не очень-то была рада, что ей пришлось кормить двух детей: в то время в деревнях близко от фронта хлеба нехватало.

– А, теперь я тебя узнал. Это твой отец Павел Лагутин? – спросил Василий Иванович.

– Ага.

– Ну, заходи, Лида. Твой брат Григорий Павлович у меня гостит.

Лида вошла в горницу и сразу стала сердитой.

– Гринька, ступай домой сейчас же! – крикнула она брату.

Гриша стоял около скамейки, где лежала шашка Чапаева. Он как раз собирался потрогать пальцем серебряную рукоятку.

– Как же, ступай!.. – проговорил он басом. – Умная какая! Сама ступай!

Василий Иванович покрутил усы, походил по комнате, подумал.

– Ну ладно, Лида, – сказал он наконец. Мала-то ты мала, да, знать, шустра. Придумаем тебе в отряде дело.

Так и осталась в отряде Лида Лагутина.

Бойцы скоро ее полюбили и прозвали «чапаёнком».

Один раз даже позволили ей пойти в ночной секрет.

И там ночью, уже под самое утро, когда человека особенно одолевает сон, Лида заметила какие-то тени, мелькавшие далеко впереди. Она потихоньку поползла назад, к своему батальону, и разбудила красноармейцев. Те быстро вскочили, взяли оружие и встретили врага дружным огнем из винтовок.

Так и не удалось белым напасть на чапаевцев врасплох.

После этого бойцы еще больше полюбили «чапаёнка» Лиду.

Но однажды был случай, когда она рассердила Василия Ивановича.

Как-то сломалась у нее походная деревянная ложка. Она недолго думая забежала в пустой казачий дом, схватила со стола чью-то ложку и вернулась в батальон.

А когда сели обедать, Чапаев спросил ее:

– Откуда у тебя такая ложка? Я твою помню – та деревянная была, а эта – железная.

Лида покраснела.

– Да дом-то ведь брошенный, Василий Иванович, – сказала она.

Василий Иванович ударил кулаком по столу.

– На коня! – закричал он.

Лида очень гордилась тем, что она мигом может исполнить любую команду, а команду Чапаева – тем более.

Она вскочила, выбежала на двор и через минуту уже подъезжала к крыльцу верхом на коне.

Чапаев вышел на крыльцо, поглядел на Лиду сердито и сказал:

– Скачи и положи ложку там, где взяла. Разве может чапаевец брать чужое? Смотри, чтоб в другой раз не пришлось тебе это повторять!

Чапаев даже покраснел – до того рассердился.

Лида скорей поскакала, разыскала пустой казачий дом и положила ложку на место.

С тех пор она ни разу ни в чем не провинилась и с честью носила свое звание «чапаёнка».

А брат ее, Гриша Лагутин, вступил в Красную армию тоже добровольцем, но лет на пятнадцать позже. Сейчас он учится в военном училище и скоро станет лейтенантом.

ПРИКАЗ ЛЕНИНА

Победили чапаевцы белоказаков и в начале 1919 года двинулись в поход против Колчака.

Царский адмирал Колчак шел в то время из Сибири на Москву. У него была огромная армия. Но скоро колчаковцы почувствовали на себе удары Чапаева. Колчак отступил за реку Белую и укрепился там на высоком берегу, у города Уфы. А на другом – низком – берегу реки стояла дивизия Чапаева.

Чапаев не терял ни минуты. Бойцы вязали из бревен плоты, готовились к переправе. Раздобыли несколько лодок. А тут из села Красный Яр прибыла радостная весть: там отбили у белых два парохода.

– Ну, теперь Колчаку не зацепиться, сказал один из красноармейцев. – Так теперь и покатится из Уфы в Сибирь.

Он поглядел вперед. Там, за рекой, песчаная уфимская гора была видна, как на ладони. На ней чернели дома, казавшиеся издали совсем крошечными. Среди них коричневым столбиком высилась пожарная каланча.

Чапаев подошел тихо и глядел, посмеиваясь, на красноармейца:

– Что, высокая гора? – спросил он.

Красноармеец быстро повернулся и увидел Василия Ивановича. Он быстро покраснел, глянул опять на гору и ответил:

– Ну что ж, высокая! Все равно по зацепится Колчак за нее.

Над берегом, где стояли чапаевцы, начал кружиться вражеский самолет и принялся обстреливать переправу.

Как раз в это время приехал командующий фронтом товарищ Фрунзе. Он привез приказ Ленина – во что бы то ни стало взять Уфу и отбить у Колчака Урал с его заводами и железными дорогами.

Чапаевцы были уверены в победе.

Первым переправился через реку у Красного Яра рабочий Иваново-Вознесенский полк. Но скоро ему пришлось остановиться: нужно было подождать подкреплений, помощи.

А в это время Колчак повел наступление.

Ивановны, обороняясь, расстреляли почти все патроны и стали отходить назад, к реке. Вдруг к ним подскакало несколько всадников. Один из них быстро соскочил с коня, схватил винтовку и пошел впереди полка. Бойцы узнали в нем Фрунзе.

И таким бешеным был на этот раз натиск героев-ивановцев, что колчаковцы дрогнули и снова отступили.

Однако Колчак не хотел отдавать Уфу без решительного боя. Целый день шел кровавый бой. Успех был то на одной, то на другой стороне.

В этом бою Чапаева опасно ранили.

Вот как это было.

Над берегом, где переправлялись чапаевцы, кружился вражеский самолет. Спустившись как можно ниже, он открыл огонь из пулемета. Одна из пуль попала Чапаеву в голову. Кровь залила ему лоб. Он пробовал шутить: «Ничего, мне кровопускание полезно», а сам зубы стиснул от боли.

Шесть раз пытались вытащить пулю – и шесть раз она срывалась: так крепко засела. Наконец кончили перевязку. Хотели Чапаева отправить в лазарет на лечение, но он отказался и остался в строю.

Тогда же чуть не погиб Фрунзе: бомба убила под ним лошадь, а его самого оглушила.

Вечером к чапаевцам пробрался через фронт один уфимский рабочий. Он рассказал, что ему удалось подслушать разговор белых генералов. Генералы решили рано утром бросить против красных самые сильные колчаковские части. Они должны были неожиданно прорваться через позиции красных, окружить дивизию Чапаева и уничтожить ее.

Рабочему и хотели верить – и не могли. Не имели права верить на слово.

Ему объявили: если то, что он рассказал, окажется ложью, его расстреляют.

Всю ночь чапаевцы готовились к встрече неприятеля. Никто из бойцов не спал в эту ночь.

Рано утром тихо-тихо, без единого возгласа, без лязга оружия, стали приближаться к нашим позициям офицерские полки. Они надеялись незаметно подойти к сонным заставам, переколоть, напугать, уничтожить… Но когда они были уже близко от наших цепей, со всех сторон, но команде, заработали десятки готовых к бою пулеметов.

Лучшие полки Колчака были уничтожены этим огнем. Офицеры частью полегли в поле, среди спелой истоптанной ржи, а частью бежали.

9 июня 1919 года чапаевцы выполнили приказ Ленина: Уфа была взята.

ПОСЛЕДНИЙ ПОХОД ЧАПАЕВА

Но борьба еще не была закончена. С юга снова начали наступать белоказачьи войска. Они окружили город Уральск, и Чапаев снова пошел на них в поход. Он отогнал белых от города Уральска и занял город Лбищенск. За Лбищенском на сотни верст кругом тянулась степь.

Белоказаки, отступая, уничтожали все на своем пути. Колодцы засыпали землей или отравляли ядом. Бойцы Чапаевской дивизии мучились от голода и жажды. Хлеб сюда не подвозился по неделям.

Красноармейцы собирали в степи зерно, размалывали его прикладом винтовки на камне или на колесе тачанки и ели. От голода и жажды начались болезни.

И все-таки чапаевцы шли вперед.

Дальше начинались пески.

Казаки хорошо понимали, что если они отступят дальше, то им конец: в песках не найдешь ни корма лошадям, ни глотка воды. Тогда они решились на отчаянную попытку – уничтожить Чапаева.

Победить его в открытом бою они не надеялись. Поэтому составили план – захватить его врасплох, ночью.

Чапаев со своим штабом остановился в Лбищенске, а всю дивизию послал вперед.

С ним остался только небольшой отряд бойцов.

И вот однажды ночью разъезды белых тихо подобрались к Лбищенску и перебили часовых. За разъездами появились казачьи полки. Потом выяснилось, что белым помогла чья-то измена в штабе Чапаева: кто-то предательски снял с ночного дежурства роту курсантов.

Опасность поздно была замечена чапаевцами – казаки уже скакали по улицам, стреляя во все стороны.

Чапаев выскочил во двор полуодетый, с винтовкой в одной руке и револьвером – в другой.

Возле него сразу скопилась кучка бойцов. Они стали отстреливаться.

Это был неравный бой, но кончился он не скоро.

Чапаевцы и не думали бежать, хотя врагов было во много раз больше. Они напали на казаков-пулеметчиков. Это нападение было таким решительным и неожиданным, что казаки не выдержали и бежали. В руках чапаевцев оказались два пулемета. Они были повернуты против белых.

Казаки поняли, что открытой атакой им чапаевцев не взять.

Тогда они стали пробираться через сады и огороды, по задворкам, чтобы окружить чапаевцев.

Когда казачьи силы показались сзади, чапаевцам пришлось отступать. Отстреливаясь, они уходили к берегу реки Урала.

Итти туда надо было в гору, на виду у казаков. С горы берег обрывался прямо в волны Урала.

Но больше отступать было некуда: всюду – пулеметы белых.

Чапаев ушел последним, – когда кончились патроны.

Пуля пробила ему руку. Он вытер этой рукой свое разгоряченное лицо и оставил на лбу кровавые следы.

Петька не отходил от него ни на шаг. Он заметил кровь на лице Чапаева и сказал:

– Василий Иванович, голову бы перевязать…

– Голова цела, – отрывисто ответил Чапаев.

Вот и высокий обрыв над рекой. Бойцы помогли Чапаеву спуститься по песчаному крутому обрыву вниз, к реке. Несколько человек отстреливались, задерживая наступление белоказаков.

А как глянули чапаевцы в быстрые волны Урала – у всех замерло сердце: ясно стало, что усталым, израненным бойцам не переплыть реки, не уйти от казачьих пуль.

Но Чапаева надо было спасти во что бы то ни стало. Четыре человека охраняли его со всех сторон.

Двое были скоро убиты – пули белых настигли их у самой воды. Двое других поплыли рядом с Чапаевым.

Петька остался на берегу Урала и вступил в перестрелку с казаками. Стреляя, он все оглядывался: видна ли еще в волнах Урала голова Василия Ивановича. И видел – плывет Чапаев. С трудом взмахивая здоровой рукой (другая, раненная, висела, как плеть). Чапаев медленно уходил от врагов.

Казаки притащили к реке пулемет и поставили его наверху, на высоком обрыве.

Скоро пули стали целыми полосами вспенивать воду. Все вернее брали прицел белые пулеметчики, все ближе к голове Чапаева падали их пули…

Был убит один из плывших рядом с Чапаевым бойцов. А Чапаев плыл все дальше; слабел, выбивался из сил, но плыл.

Петька на берегу оглянулся в последний раз назад и отшвырнул в сторону свою винтовку: кончились патроны. Враги кинулись с обрыва к нему, но он выхватил заветный свой наган, шесть пуль выпустил в наседавших белых, а седьмую себе в сердце.

А Чапаев все еще держался в волнах Урала. Не бежал он от врагов. Он уходил от них, чтобы на другом берегу собрать подмогу и снова ударить на белых. Эта мысль и придавала ему новые силы.

Казалось, ужо недалеко было спасение. Близок был берег. Шелестела на берегу зеленая осока…

И в это время пуля шпала ему в голову…

Уцелел только одни спутник Чапаева второй боец, что плыл через Урал рядом с ним.

Выбиваясь из сил, он вылез на берег и оглянулся назад: позади бурлил Урал, и никого не было видно в его мутных волнах.

Так погиб народный герой Василий Чапаев.

Красные части скоро отплатили врагам за смерть Чапаева. Без остановки гнали они белых по безводным степям до самого Каспийского моря и, разгромив их, освободили от вражеских войск Советскую землю.

Снова проходили бойцы по тем местам, где воевали они когда-то вместе с Василием Ивановичем Чапаевым. Не верилось им, что нет больше Чапаева: слишком жива была память о нем.

И жить эта нанять в народе будет до тех пор, пока жив сам народ.

А народ бессмертен.

СКАЗКА

Иван Егорович, старый конюх из колхоза имени Ленина, прожил долгую жизнь. Он был пастухом, солдатом, плотником, воевал за советскую власть и видел самого Чапаева.

Ребята из колхоза знали об этом. И вот как-то раз пристали к Ивану Егоровичу:

– Расскажи нам про Чапая.

– Это правда, что он утонул?

А Иван Егорович был не только знаменитый конюх – он славился еще тем, что знал много сказок и песен. Он сам любил слушать сказки, любил и рассказывать их.

И в тот вечер, когда ребята уж очень пристали к нему – расскажи да расскажи про Чапая, – старик не утерпел.

…И вовсе не утонул Чапай в реке Урале. Не могло этого быть. Чапай был ловкий. И недаром его хорошим пловцом считали. Урал-то он переплыл… А вот когда переплыл он Урал, слышит – погоня за ним, казаки летят следом на быстрых конях.

Видит Чапаев – впереди, у самого берега, лес, как стена, стоит, глухой, темный. Укрылся он в лесу, а казаки не отстают, догоняют. Слышно, как позади сучья трещат, кони храпят, казаки переговариваются. Некуда Чапаеву податься.

И встретилась тут ему в темном том лесу медвежья берлога. Он и залез в нее. Казаки мимо проехали. Тогда Чапаев вылез и пошел в другую сторону. Шел, шел вышел в степь. А уж вечер: солнце на край земли село.

И видит он в степи палатку. У палатки сидит старик-киргиз. Чапаев ему и говорит:

– Я – Чапаев, красный командир. Укрой меня от врагов.

Старик-киргиз ему отвечает:

– Слыхал я про тебя, сокол ясный. Тебя вся земля знает. Ты за бедных сражался, жизни своей не жалел.

И поцеловал Чапаева три раза. Потом свистнул на нею степь. А в степи был табун лошадей. И летит на этого табуна жеребец. Ни у одного царя таких коней не бывало. А может, и не давались они в руки царям?

Подводит старик-киргиз этого жеребца к Чапаеву:

– Вот тебе конь, он тебя от всех бед унесет.

Глянул Василий Иванович: стоит перед ним жеребец – весь пшенный, на груди звездочка белая, а глаза умные, как у человека.

Подарил киргиз Чапаеву на прощанье серебряную шашку да позолоченное ружье.

– Улетай, сокол ясный. Садись на коня и скачи мимо леса вправо. Пять ночей и пять дней будешь ты скакать на коне, и принесет он тебя к высокой горе: будет там твой стан, и никто тебя оттуда не возьмет.

Сел Чапаев в дорогое седло, вскинул за плечо золоченое ружье, повесил у пояса серебряную шашку. Взялся за поводья. Тут конь, как ветер, понесся вдоль леса. Только пыль по земле стелется…

В что время солнце за землю упало, наступила ночь, темная-темная. Из-за леса казаки выехали. Все кругом обыскали – и лес и степь, а Чапаева не нашли. Ну, что тут им делать? Вернулись они к своему генералу, да и доложили: утонул, мол, Чапаев в Урале. Вот как дело-то было…

Иван Егорович замолчал.

Ребятам жалко стало, что рассказ кончился.

– Дяденька, а дальше что?

Что ж теперь Чапаев делает, на горе-то?

– Дядя Иван Егорыч, а кто тебе рассказал про это?

Иван Егорович усмехнулся:

– Кто рассказал?.. Про Чапаева народ рассказывает. А я, как умел, так и передал вам. Может, всего и не упомнил. Что Чапаев теперь делает, спрашиваешь? А вот что. Идет где-нибудь сильное сражение. Опять, стало быть, с белыми битва происходит. Бывает и так – нашим трудно приходится. Окружат их со всех сторон враги. И сил мало, и патронов больше нет. Откуда ни возьмись, появляется Чапаев. Летит он на огненном коне, как птица, только бурка по ветру расстилается. Саблей серебряной помахивает: «За мной, товарищи!» закричит да прямо на беляков и ударит. Пропадет у бойцов страх, разгорятся у них сердца, в атаку за Чапаем кинутся. Да так рубятся, что ни одного врага не останется. А потом, как опомнятся, – глядь, а Чапая-то и нет. Да и был ли он тут на самом деле? Ну, ясное дело – не был. Это для подъема духа кто-нибудь крикнет: «Чапай впереди!» И только имя его назовут, как бросятся бойцы в бой и рубятся не хуже, чем бывало при нем…

– Дядя Иван Егорыч, – спросил кто-то из ребят, – разве теперь битвы с беляками бывают?

Иван Егорович помолчал и потом разъяснил:

– Это же сказка, что я вам рассказал. Ну только скажу по совести: в каждой хорошей сказке много правды. Только надо подумать над ней, и тогда правда эта откроется…

В ИСПАНИИ

У пыльной дороги на дне высохшей канавы лежали бойцы испанского батальона. Далеко впереди, за деревьями, блестела на солнце вода. Там протекала речка.

Еще с утра был получен приказ: к часу дня опрокинуть фашистов и отогнать их к реке.

Фашисты стреляли без перерыва. На дороге тут и там взлетали кверху клубки пыли: то падали неприятельские пули. Казалось, нельзя поднять из канавы головы – таким частым был огонь фашистских винтовок.

Вправо от испанского батальона засела в такой же канаве международная бригада. Она состояла из немцев, итальянцев, французов, англичан, поляков, шведов. В ней бились против фашистов рабочие разных стран, студенты, писатели, учителя – все те, кто приехал сюда издалека сражаться за испанский народ.

Сейчас они направили огонь из пулемета на белый домик за деревьями, где засели фашисты. Окна домика были прикрыты деревянными ставнями. Ни в них, должно быть, были сделаны дырочки, из которых фашисты обстреливали дорогу.

Командир отдал приказ итти в атаку.

Бойцы испанского батальона и международной бригады пошли вперед с винтовками и руках. Но первые ряды их были сражены пулями фашистов.

Укрыться от пуль было негде. Даже окопаться землей нельзя: земля здесь была ссохшаяся от жары, потрескавшаяся, похожая ил камень.

Бойцы не вынесли жестокого обстрела врага и снова отступили за дорогу.

Теперь было ясно: если сделать вперед хоть десять шагов, смерти не избежать. А пройти под огнем врага надо было не десять, а полтораста шагов.

Бойцы легли на землю, боясь поднять голову.

И тут случилось неожиданное. Впереди колыхнулось высокое знамя, на котором был нарисован человек в бурке и косматой папахе. Это было знамя четвертого испанского батальона. Бойцов этого батальона за отвагу прозвали чапаевцами. И они после этого нарисовали на своем знамени портрет Чапаева.

И теперь все увидели: бежит вперед по полю человек с этим знаменем. Знамя развернулось по ветру, и на его шелку показалась голова Чапаева в косматой папахе.

По рядам пронеслось:

– Чапаев впереди!

Каждую минуту фашистская пуля могла скосить знаменосца, но он смело бежал вперед…

И бойцы, забыв про смерть, кинулись за ним.

Они бежали, не останавливаясь, перепрыгивая через тела убитых товарищей.

Чапаев с нами!

Фашисты с ужасом увидели, что ни огонь пулеметов, ни подоспевшее из-за реки подкрепление их не спасет.

Республиканцы бежали вперед, а перед ними колыхался на знамени портрет человека с ясными глазами, в косматой бурке.

Из-за белого домика показалось трое фашистских солдат; они бросили на землю винтовки и подняли кверху руки.

К ним подбежал офицер, что-то крича и размахивая револьвером, но пуля республиканца сбила его.

Через минуту домик, где засели фашисты, был взят. У его входа бойцы испанского батальона поставили свое знамя.

На нем был нарисован человек в бурке и папахе.