Текст книги "Падение "черного берета""

Автор книги: Александр Ольбик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Тайна загородного особняка

Брод на удивление быстро восстанавливался. Выпив стакан водки, он позволил приехавшему хирургу Блузману себя осмотреть. Падая с крыльца он не только подвернул ногу и ушиб плечо – одна из пуль все-таки зацепила за предплечье, оставив на теле кровоточащую бороздку.

Вскоре приехала машина "скорой помощи" и увезла раненых водителя с охранником Василием. Сам Блузман сидел за столом, рядом с Журавлем, и как-то неохотно ковырялся в тарелке с крабовым салатом. Справа от Журавля сидела его спутница, с которой он прибыл в Ангелово. Жгучая, с правильными чертами лица, брюнетка могла бы сойти за неписаную красавицу, если бы не маленький шрамик, несколько деформировавший нижнюю губу.

Брод, на правах потерпевшего, устроился в кресле-качалке, стоящем между камином и столом.

– Веня, может, ты нас познакомишь с хлопцем? – взгляд в сторону Карташова. Журавль, видимо, хотел выяснить, в какой степени можно быть откровенным при постороннем человеке.

– Это мой старый корефан и если бы не он…Страшно подумать! Ты, Серго, налегай на еду, не стесняйся, – Брод раскраснелся и попросил Таллера подать ему фужер с коньяком. Потом он продолжил петь дифирамбы Карташову, рассказал как тот спасал его…

– Выходит, своим вторым рождением ты обязан бутылке с пивом? – улыбаясь в усы, спросил Таллер.

– Да нет, меня вытащил оттуда этот парень, и я предлагаю за него выпить. Брюнетка взглянула на Сергея и в ее взгляде промелькнул женский интерес. Когда выпили, Таллер попросил Карташова рассказать о себе. А главное, что его интересовало – за что тот был осужден?

Карташову не хотелось касаться этой темы, но вопрос был задан и за столом возникло молчаливое ожидание.

– Меня осудили за преднамеренное убийство, – сказал Карташов, – хотя я никого не убивал.

– Ну а все же? – Таллер вытащил из пачки сигарету и зажал ее между средним и указательным пальцем. – У нас всегда так – могут взвод мокрушников отпустить на свободу, а могут такого, как ты бедолагу, придавить по полной программе. Так кого ты, парень, отправил на тот свет?

– Это длинная и скучная история и говорить об этом сейчас не хочется. А если коротко – меня просто подставили: из моего табельного оружия застрелили нескольких человек…

За столом застыла напряженность. Таллер стряхнул себе в ладонь пепел, что-то раздумывал сидящий в качалке Брод. Он напоминал каменного Будду.

– Значит убийство свалили на без вины виноватого? – Таллер поднял кустистую бровь и медленно выдохнул порцию сигаретного дыма.

– И все пять лет сидел за решеткой? – вяло поинтересовался Блузман.

– До самого побега. Всего нас 96 человек в одну ночь разбежались, словно тараканы. Кто куда рванул, а я в Москву. Думал, здесь легче затеряться.

– Это верно, Москва еще тот муравейник, – вздохнул Брод.

– Неужели мы с тобой, Веня, позволим этому геройскому…Мцыри пропасть? – Таллер длинным, холеным ногтем на мизинце разгладил ус.

– Я ему обязан жизнью…Ты, Серго, кажется, неплохо водишь машины?

– У меня армейская специальность – водитель танка. До перестройки немного работал на ЗиЛе-131, в АТП горисполкома. В ОМОНе пришлось гонять на разных марках…Но у меня нет никаких документов и мой нынешний социальный статус – бомж…

– Об этом не беспокойся, документы сделаем в течение сорока восьми часов. Значит, будем пока считать мое предложение, как договор о намерениях…

– Отправил бы ты парня отдыхать, – сказал Таллер, указывая сигаретой на Карташова.

– Позовите Николая! – неизвестно к кому обратился Брод.

Бесшумно в комнату вошел Николай. На нем вместо спортивного костюма уже был надет пиджак в крупную красно-черную клетку. На лице – несокрушимое самообладание.

– Забирай с собой этого… Мцыри и отведи его в заднюю комнату, – сказал Брод охраннику.

Они поднялись по не очень широкой лестнице и миновали ярко освещенный, устланный ковролитом коридор. В конце его темнело круглое, похожее на иллюминатор, окно. Рядом с ним, по правую руку, дверь с латунной внизу пластиной. Комната была небольшая, с окном, выходящим на балкон. Через его полукруглую арку хорошо различалась часть звездного неба, свет от которого мягким колером лежал на светлых обоях, отсвечивался в небольшом настенном зеркале.

Николай зажег свет и уступил дорогу гостю.

– Можешь принять душ, по коридору, вторая дверь. Завтра утром принесу одежду… Кстати, какой у тебя размер обуви?

– Сорок второй, кроссовки можно на размер больше. Брюки…

– Наверное, пятидесятый, такой же, как у меня. А теперь разоблачайся и ложись… Все нормально, отдыхай…

Охранник ушел, закрыв за собой дверь. Карташова объяла умиротворяющая тишина. Сняв добитые кроссовки, но не раздеваясь, он улегся на широкую с розовым покрывалом кровать. И почувствовал как усталость равномерно стала распространяется по всем телу и успокаивать его. Закрыв глаза, он думал о сестре. Он знал, где она должна остановиться. Конечно же, у своей лучшей, неизменной подруги Надьки Осиповой. Где это Бескудниково? Раньше она жила на Арбате, в коммуналке и там он бывал не один раз.

В какой-то момент, когда он ушел в дрему, услышал голоса, доносившиеся с балкона. Один из них доминировал – голос, без сомнения, принадлежал Таллеру.

– Ты пойми, это же огромные деньги даже по нынешним временам. Сейчас на международном рынке донорская почка знаешь, сколько стоит? Сто тысяч!

– Да не в этом дело, черт возьми! Мне становится как-то не по себе, у нас еще такого не было, чтобы своего человека в печку…

Карташов вскочил с кровати и, пригнувшись, приблизился к окну. Увидел колкие сигаретные огоньки и силуэты двух человек. Он узнал и второго: это был Брод, положивший руки на балконное ограждение.

– Я понимаю, тебе парня жалко, но ведь он все равно не жилец. Во всяком случае, таково мнение Блузмана, а он хирург от Бога и знает свое дело. И второе: насколько мне известно, у водителя нет в Москве родственников, так что, Веня, похороны на твоей совести, – Таллер замолчал, чтобы сделать затяжку сигаретой.

У Карташова от таких речей по спине побежали холодные мурашки. Он еще плотнее придвинулся к окну.

– Это может вызвать негативную реакцию у моих людей, – Брод явно нервничал, о чем говорила легкая вибрация голоса.

– А это, извини, от тебя зависит. Я тебе уже давно говорил, чтобы ты с каждым своим сотрудником заключил контракт – после смертельного ранения каждый из них автоматом становится нашим донором. Конечно, такие контракты обойдутся нам в копеечку, но зато каждый будет, во-первых, себя беречь, а во-вторых, сможет обеспечить материально себя и свою семью…Я предлагаю честный вариант…Мне тоже жалко твоего водителя…Я звонил в клинику, парень умер, когда его уже вносили в больничный бокс… Едва успели сделать резекцию, еще бы немного и ливер хоть выбрасывай…Василий, возможно, выкарабкается, а если нет…

– Я уже говорил с Николаем и Валентином и они в принципе не против подписать такой контракт..

– Ладно, забыли об этом! Дай завтра своему спасителю боевое задание – пусть с кем– нибудь из твоих людей съездит к Блузману и заберет оттуда тело водителя. Заодно это будет неплохой проверкой…Ты понял?

– А куда останки на этот раз везти? На Ваганьковское, что ли?

– Перестань, Веня, острить, пусть отвезут в крематорий на Митинском кладбище. Впрочем, не мне тебе объяснять нашу обычную схему. Ты когда-то говорил, что в крематории работает свой "печник"…

– "Печник" действительно есть, но после реконструкции крематория, туда надо возить только в гробах…

– Но это же не проблема! Дай этому «печнику» наличку раза в три превышающую его официальную зарплату, и он тебе родную маму засунет в огонь… А гроб ведь не проблема…В гробу даже эстетичнее…

Таллер посмотрел на часы.

– Мне, пожалуй, уже пора. У тебя есть какие-то версии насчет налета на Рижском вокзале?

– Сколько протезов мы должны рижским заказчикам? – вместо ответа спросил Брод.

– Ты думаешь, это они тебе устроили такую презентацию?

– Другого варианта у меня пока нет. Никто кроме тебя и меня не знал, что я поехал в "валютку"…Правда, водила и охранник, разумеется, знали, но об этом я им сказал за пять минут до нападения. Значит, они не в счет. Когда последний раз тебе звонили из Латвии?

– Если не ошибаюсь, в прошлый четверг. Я им объяснил нашу ситуацию, сказал, что поскольку война в Чечне почти закончилась, появились проблемы с донорами…Нет, я не думаю, что эти вышибалы прибыли из Латвии.

– Не знаю, – голос Брода потух. – Возможно, вышла какая-то накладка, меня не за того приняли. Сейчас никто ни от чего не застрахован…

– Разберись. Такая неопределенность может нам выйти боком, – Таллер щелчком послал сигарету вниз. – Сколько в дипломате было денег?

– Почти сто тысяч долларов…

– Что ж, придется тебе как следует потрудиться, чтобы компенсировать эту сумму, – в голосе Таллера послышалась отчетливая отчужденность.

Силуэты сместились в сторону, хлопнула балконная дверь и Карташов, недоумевая и теряясь в догадках, отошел от окна и сел на кровать. Ложится не стал. Затем он вышел из комнаты и по коридору дошел до лестницы и спустился в холл. Когда глаза привыкли к темноте, он подошел к столику, на котором стоял телефонный аппарат. Присев на корточки, на ощупь стал набирать номер.

Тревожное ожидание охватило его. Однако ночные гудки были невозмутимо ритмичны и умиротворенны. Они долго тревожили своим токката эфир, пока наконец в них не вклинился несколько сонный и грубоватый голос Надьки Осиповой. Она сразу же поняла, кто звонит.

– Зову, – сказала она и Карташов от волнения ощутил загрудинную боль.

Он нервно выдернул из кармана пачку сигарет, однако прикурить не успел. Увидел как прямоугольник двери колыхнулся и в проеме обозначился человеческий силуэт. Сергей зажмурился – внезапно зажегшаяся хрустальная люстра буквально ослепила его. Это был охранник Николай. Пола его клетчатого пиджака нарочито распахнута и Карташов отчетливо рассмотрел желтую кобуру и выглядывающий из нее вороненый взвод пистолета.

В трубке на истерической ноте слышался голос Светки: "Сережа, это я! Где ты?"

– Положи трубку, – тихо сказал охранник.

Карташов, сглотнув липкую слюну, осторожно опустил трубку на рычаг.

– Встань и иди к себе, – бесцветным голосом приказал Николай.

– Мне надо переговорить с твоим шефом, – сказал Карташов.

– Он в отличие от некоторых имеет привычку по ночам спать.

– Я хотел позвонить сеструхе, она наверняка там сходит с ума… Охранник вытащил из внутреннего кармана пачку «Кента» и закурил.

– Возможно, этим звонком ты уже засветился и теперь подставляешь нас.

– Да брось ты, Никола, нести ахинею! Кому ты нужен? – злость помимо воли клокотала в Карташове.

Николай смял в пепельнице сигарету и вытер ладонью губы.

– Я тебе сейчас показал бы, кому я нужен, если бы завтра нам с тобой не нужно было мотаться по Москве, – Николай сжал кулак и сильно ударил им по открытой ладони. – Иди, старик, наверх и поспи. Еще раз здесь увижу – пеняй на себя.

– Ты мне, кажется, угрожаешь? – лицо Карташова осело бледностью. Нащупав под рукой тяжелую пепельницу, он сделал шаг к охраннику. Но тот даже не пошевелился, лишь едва заметным движением еще больше приоткрыл доступ к пистолету.

– Перестаньте, черти, петушиться! – откуда-то сверху раздался голос Брода.

С лестницы спускался Вениамин. Он был в шлепанцах, его худые нетренированные ноги выглядывали из-под зеленого атласного халата. Под его черными, несколько выпуклыми глазами, висели синие мешки – следы удара переносицей о цементные ступени.

– Николай, оставь нас с Серегой, – сказал Брод и плотнее запахнул полы халата. – Садись, Мцыри, в ногах правды нет…

Пока он наливал себе в бокал сока, пока пил его и потом закуривал, в гостиной стояла прихотливая тишина. И эту тишину, ему навязанную, Карташов ненавидел больше всего на свете.

Брод, затянувшись в охотку сигаретой, участливо поинтересовался – в чем дело и какие у него возникли с Николаем проблемы?

Карташов рассказал.

– Я его чуть было не звезданул вот этой пепельницей. Извини, Веня, погорячился. Хотел сестре позвонить, небось с ума сходит…

– Это моя вина, – сказал Брод. – Мне надо было тебя предупредить, что в такие суматошные дни мы стараемся отсюда не звонить. Не забывай, живем в электронный век, сейчас любой бомж может подключить к сети распознаватель голоса…

Карташов пожал плечами.

– Ерунда это. Какой, к бесу, распознаватель среди десяти миллионов, проживающих в Москве, может хоть что-то определить? Например, мой голос…

– Хорошо, не будем об этом…Выпей сока и, если хочешь, сейчас закажу Николаю яичницу, с лучком и с водочкой.

– Да меня воротит от всего. Вся жизнь на дыбки встала, – Карташов снова закурил.

– Ну не сегодня же, черт возьми, все это произошло! Давай не будем ныть, а я постараюсь сделать все, чтобы тебе встать на ноги. Завтра мы тебя сфотографируем и сварганим документы. Сделаете с Николаем кое-какую работу и все – гуляй, казак!

– Да не в этом дело! Мне надо позарез повидаться со Светкой. Она тратила последние деньжата на дорогу, нервничала с визой, а тут такой облом…

Брод слушал и кивал лобастой головой. Редкие волосы от этих движений сбивались на загоревшие залысины.

– Ну, это не проблема. Расходы постараемся компенсировать и организовать с ней встречу…Но в крайнем случае можешь позвонить сестре, только не отсюда. Будете с Николой в городе – звони, сколько душе угодно. Но только не из одного места. Быстренькое засекут и вот тогда опять сядешь…

Брод широко, неприкрыто зевнул. За день умаялся. Отпив из хрустального фужера апельсинового сока, он поднялся с кресла.

– Уже половина четвертого, а в шесть вставать, – он обнял Карташова за плечи. – Главное, Мцыри, не психуй и не поддавайся панике. Иди к себе и хорошенько выспись.

И они в обнимку пошли по лестнице наверх.

В комнате Карташов долго стоял у окна. Уже начало развидневать. Вдалеке чернела полоска леса, а над ней нежно курчавились первые всполохи восхода.

Лежа в постели, он размышлял о своей жизни, об неотвратимости и кажущейся случайности каких-то событий, и мысли потихоньку увели его в сновидения…

Визит в крематорий

Завтракали втроем: Брод, Николай и Карташов. Его несколько удивило, когда сидящий напротив него охранник взял блюдо с осетриной и протянул ему.

– Попробуй-ка, по-моему, засол что надо.

– Идет, – буркнул Сергей и вилкой подцепил два тонких пластика рыбы.

Около трех часов дня он услышал звук автомобильного движка и подошел к окну.

Во дворе стоял вишневого цвета «фольксваген», от которого в сторону крыльца шагал человек с большой через плечо сумкой. Через пару минут в комнату вошел Николай и сказал: "Пойдем, Мцыри, фотографироваться". Внизу, в холле, их ждал фотограф, раскладывающий на столе богатую аппаратуру.

Съемка заняла не больше десяти минут, после чего фотограф сразу же уехал. А буквально через два с половиной часа к Карташову вошел Брод и протянул документы: паспорт, водительские права и техталон. Сергей кое-что в жизни повидал, но такая оперативность его просто потрясла.

– У тебя что, волшебники трудятся? – спросил он у Брода.

Заглянул в паспорт. Шмыгнул носом, не зная, куда деть руки и глаза. Однако все три документа уверенно засунул во внутренний карман ветровки, висевшей на спинке стула.

– Теперь ты коренной москвич…Анатолий Иванович Карпенко, – сказал с улыбкой

Брод, – Можешь лететь на все четыре стороны.

– И чем я тебе за это обязан?

– Перестань, кто кому обязан, это еще большой вопрос… У меня освободилась одна штатная единица, если не возражаешь, можешь у меня поработать. Правда, день ненормированный, оплата почасовая и плюс премиальные за риск. Молоко за вредность будешь покупать за свой счет…

Когда Брод улыбается, у него на лбу кожа туго натягивается и становится гладкой, словно отутюженной.

– А если я твое предложение не приму, эти ксивы заберешь назад?

– Ты не спеши. У тебя есть время обдумать, но независимо от этого, я попрошу тебя завтра съездить с Николаем в одно место. В дороге хорошо думается, но я тебе, Мцыри, честно скажу – я хотел бы, чтобы ты мое предложение принял.

– А мне, собственно, выбирать особенно не из чего и, возможно, мы с тобой договоримся.

– Вот это то, что мне надо. А теперь, Серго, давай выкладывай, как ты оказался в Москве и что ты делал на Рижском вокзале?

Во время рассказа Брод реагировал отдельными репликами и наводящими вопросами типа: "Сколько дней рыли подкоп?" или недоверчивым: "И все 96 человек дали деру в одну ночь?" Иногда в его словах сквозило ирония, которая, впрочем, сменялась сочувствием, а порой и состраданием. Когда Карташов кончил говорить, Брод с сожалением сказал:

– У нас в Латвии есть деловые интересы, жаль тебе нельзя там показываться…

– Даже с такими документами?

Вечером к нему зашел Николай и сказал, чтобы он спустился вниз. Там уже находился Брод, сидящий в кресле напротив телевизора.

– Садись, Мцыри, послушаем, что о нас будут говорить, – Брод указал рукой на рядом стоящее кресло.

И действительно, к концу «Вестей» диктор рассказала о криминальных разборках. На экране, крупным планом, возникло элегантное здание Рижского вокзала и голос за кадром прокомментировал: "Вчера, среди бела дня, двое неизвестных пытались застрелить спускавшегося по этой лестнице неизвестного человека, выходящего из пункта обмена валюты. Однако его охранник убил одного из нападавших, а другого нападавшего оглушил бутылкой с пивом какой-то посторонний и до сих пор тоже не установленный человек. К слову сказать, этот же человек помог жертве нападения и его раненому охраннику сесть в машину и скрыться с места происшествия. По факту разбойного нападения возбуждено уголовное дело, ведется расследование".

Затем видеокамера наехала на зелено-белый фасад вокзала и Карташов увидел отчетливые следы от пуль. Огромная витрина была забита куском фанеры. Через мгновение на экране появились два фоторобота. Первый, по мнению уголовного розыска должен соответствовать человеку, на которого было совершено нападение, а второй – тому, кто помог жертве уносить ноги.

Брод прокомментировал:

– Вот после этого и скажи, что наша милиция не умеет работать. Эти фотороботы похожи на нас так же, как оглобля на удочку.

– Не скажи, меня они схватили более или менее правдоподобно, только слишком пышные усы пририсовали…

– Потому что ты на вокзале долго ошивался и тебя могли видеть сразу сто человек…

– Это скорее всего работа спекулянтки, которая приставала с билетами. Дешевка щербатая…А почему нет фоторобота третьего, того, кто с твоим кейсом оторвался на девятке? Тип с бородавкой на щеке…

– Долго им придется искать иголку в стоге сена, тем более, если ее там нет. Иди, Мцыри, и спокойно отдыхай. Это хорошо, что этот фильм про себя мы с тобой увидели…

– Но для тебя было бы лучше, если бы еще сказали, кто тебя пытался расконторить.

– Это дело времени, Бог не фраер, он шельму метит.

Ближе к ночи у Карташова разболелся желудок. Словно кол вбили в правое подреберье. Он порылся в карманах и достал упаковку «Викаира». Заодно принял снотворное, которое однако оказалось бесполезным.

Он лежал с открытыми глазами и мысли, словно цветные бабочки, перелетали с одной веточки воспоминаний на другую.

Утром его разбудил Николай.

– Примерь, – сказал он и кинул на кровать темный костюм. Рубашка с галстуком уже лежали на кресле. Кожаная куртка – на стуле.

– Одну минутку, только сполоснуть, – он привык утро начинать с холодного душа. Сорочка оказалась немного узкой в плечах, зато костюм пришелся в самую пору.

– Жених, мать твою! – воскликнул охранник. – Ты, старик, неплохо поднакачен, наверное, за колючкой зря время не терял.

– Это остатки былой роскоши, – Сергей никак не мог справиться с галстуком. Отвык. Помог Николай.

– Если завязать двойным узлом, – сказал он, – будет короток, а надо, чтобы до ширинки…По моде…

– Завяжи, как у тебя, а заодно открой секрет – куда поедем?

– Рабочее задание даю не я. Поправь манжет и застегни вторую пуговицу на пиджаке.

Основательно позавтракали, после чего состоялся разговор с Бродом. Тот уже был причесан, лоб и щеки блестели после только что принятого душа. По всему было видно, что человек вполне оклемался.

– Никола, – обратился Брод к охраннику, – покажи Карпенко Анатолию Ивановичу Москву, после чего… – он взглянул на часы, – Примерно, к двенадцати подъедите к клинике и возьмете груз. По дороге купи Мцыри солнцезащитные очки-хамелеоны.

– Какую брать машину?

– "Шевроле", сегодня груз габаритный, – ответил Брод.

Карташов пошел следом за Николаем. Во дворе он заметил два телемонитора, вдоль забора вышагивал невысокого роста парень в кожаной куртке, другой стоял у ворот. Брод открыл двери – пологий спуск вел в гараж. Он был ярко освещен и Карташов увидел те же машины, которые он уже видел в первый день пребывания в Ангелово.

– Слышь, Никола, от проверок на дорогах уклоняйтесь. Этого нам не надо…

– Зачем Веня это говорит, ведь у меня ксивы в порядке? – спросил Карташов охранника.

– Дело не в тебе, а в том, что мы повезем.

– Ракету, что ли?

– Не говори ерунды. Все совершенно невинно по сравнению с тем, что сегодня творится кругом. Выедешь из ворот, сворачивай направо и поезжай до второй поперечной улицы.

Николай был в роли штурмана – подавал команды и Карташов, приладившись к управлению, довольно уверенно мчался по улицам Москвы. Он ее не узнавал. После побега из лагеря, скитался по Подмосковью, связался с бомжами и почти никуда из шалманов не выходил. Сейчас город для него распахнулся во всю свою могучую ширь. Нарядные витрины и тысячи афиш и убойная реклама, в полдневных лучах солнца, особенно притягивали взгляд. Иногда он мимолетно оглядывал толпу, выхватывал из нее лица отдельных женщин, как будто надеялся увидеть среди них свою сестру.

– Сейчас заедем на Поклонную гору или потом? – спросил Николай.

– Давай сначала сделаем дела, а потом отправимся на экскурсию.

Позади остались Нижегородская улица и шоссе Энтузиастов. По Госпитальному валу они въехали на проспект Буденного.

– Возле метро «Семеновское» свернешь на грунтовку…Нам нужна улица Ткацкая, возле Старообрядческого кладбища.

– Понятно, – Сергею не хотелось говорить. – Включи, Никола, магнитофон, попросил он охранника, и взял из пачки сигарету.

– Вон, видишь, блестит небольшое озерцо? Объедешь его с правой стороны и возле коричневого заборчика тормознешь.

Карташов так и сделал и был немало удивлен, когда «заборчиком» оказалась настоящая Китайская стена, выложенная из гранитных блоков. Сквозь крону старых кленов угадывался угол особняка, с большими окнами и красной черепичной крышей.

– Немного подожди здесь, – сказал Николай и едва уловимым движением выдернул ключ зажигания. – Не обижайся, старик, это на всякий случай…

– Мне-то что, – Карташов в приоткрытую дверь смотрел на озерцо, по которому плавали десятка полтора жирных уток. "Не доверяет хмырь", – но это открытие, высказанное про себя, его ничуть не тронуло.

Из открывшихся ворот вышел Николай. Он вернул ключи, но сам в кабину не полез, видимо, хотел сгладить не совсем корректную ситуацию.

– Поезжай на территорию и остановись возле второго крыльца, – велел охранник Карташову.

Двор был широкий, с асфальтовыми дорожками, всюду густо разрослись туи, жасмин и рододендроны. Было ощущение будто он попал в ботанический сад… Заглушив мотор и положив руки на баранку, он стал ждать. Однако отдыхать ему долго не пришлось: подошедший Николай позвал его за собой. Они поднялись по крыльцу из шести ступенек и сразу, за порогом, попали на лестницу, ведущую вниз. На них дыхнуло каменной прохладой.

Пройдя два длинных коридора, они оказались в ярко освещенной резекционной. На обитых алюминием столах лежали разрезанные трупы. На груди полного мужчины поблескивал кем-то оставленный скальпель. Пахло хлороформом и лизолом.

К горлу подкатила тошнота.

– Здесь курить можно? – спросил он Николая.

– Подожди, еще успеешь насосаться.

Лицо охранника тоже побледнело и сделалось не к месту озабоченным.

Из дальней двери вышел человек в зеленом халате и шапочке, закрывающей лоб и брови. Карташов узнал того, кто вместе с Таллером позапрошлой ночью был в Ангелово. Хирург Блузман…На лице эскулапа лежала печать усталости и озабоченности. Они пошли за ним, и вскоре, за обитой жестью дверью увидели деревянный, не обтянутый материей гроб.

– Справитесь вдвоем? – спросил Блузман и уступил им дорогу.

Вопреки ожиданиям, гроб оказался вполне подъемным и они без труда вынесли его комнаты и направились на выход. Прошли оба коридора и уже показалась лестница, когда вспотевшие пальцы Карташова соскользнули и гроб, потеряв равновесие, с грохотом полетел на пол. Крышка сдвинулась и углом больно ударила по ноге оторопевшего Карташова.

Бывают вещи, на которые лучше не смотреть. Они увидели то, что осталось от выпотрошенного водителя Брода. Торчащие концы ребер напоминали металлическую арматуру бетонного желоба. Живот – открытое вместилище, где вместо печени, желудка и кишок лежали окровавленные куски ваты. Но самое отвратительное заключалось в том, что ноги и голова лежали рядом.

– Возьми, придурок, себя в руки! – прикрикнул Николай, стараясь поднять и уложить на место крышку гроба.

Карташов не проронил ни слова. Сдерживая рвотные позывы, он со своей стороны приладил крышку, и снова взялся за днище.

– Тащим, – сказал он, и подал всем корпусом вперед.

Когда поднимались по лестнице, крышка снова угрожающе начала сползать и чтобы удержать равновесие, надо было идущему позади Карташову, поднять гроб до уровня груди.

Он чувствовал себя отвратительно. Казалось, нормальная жизнь навсегда кончилась и он попал в какую-то кошмарно-запредельную ирреальность. Но на улице, оглядевшись, он увидел вокруг себя прекрасный зеленый мир, голубое небо и яркие бутоны рододендронов, росших вдоль освещенных солнцем дорожек.

Задвинув гроб в машину, закурили.

– Что это за контора? – указывая сигаретой на здание, спросил Карташов.

– Экспериментальная клиника. Нас такие вещи не должны интересовать, тем более, мы сейчас поедем в более интересное место.

Движение на Пятницком шоссе было интенсивное и Карташов стал ошибаться. Дважды, меняя полосы, он чуть было не подставился под бамперы КАМАЗа.

– Если не соберешься, можем оказаться в его положении, – Николай мотнул головой в сторону кузова, где стоял гроб.

– Этого нам все равно не избежать, – философски отреагировал Карташов. От мельтешения машин и людей у него заслезились глаза.

Когда свернули с шоссе и подъехали к воротам, Карташов прочитал вывеску: "Митинское кладбище". Справа виднелись желтое кубообразное здание, от которого черной свечкой вверх уходила дымовая труба.

– Заезжай в ворота и рули вон к тому двухэтажному домику, – сказал Николай. Притормозил как раз напротив заржавевшей таблички: «Крематорий». Послышались душераздирающие ноты, из-за угла дома выходила траурная процессия, впереди которой медленно двигался черный лакированный катафалк. Обогнув росшие у стен крематория молоденькие сосенки, процессия по дорожке направилась вглубь кладбища. В глаза бросались характерные уголовные лица, сопровождавших катафалк. Венки в их руках напоминали по размерам скаты от трактора «Беларусь». Они заметно оттягивали руки и ленточки от венков вместе с длинными полами модных плащей полоскались у самой земли.

– Подай немного вперед и за мусорными контейнерами остановись, – сказал Николай.

Когда припарковались, охранник опять вытащил из колонки ключи и отправился улаживать дела. Карташов, чтобы не сидеть в тоске, вышел размяться. У стены, накиданные друг на друга, лежали мощные колосники – обожженные, потерявшие в испепелении человеческих тел свои огнеупорные качества. Тут же находились отслужившие свое газовые горелки, напоминавшие по форме реактивные сопла. Хоздвор, хотя и был заасфальтирован, однако наводил на размышления о российском разгильдяйстве. Три гигантских контейнера были переполнены кладбищенским мусором, а рядом с ними он разглядел под остатками венков порядочную кучу пепла. Он подошел к ней и шерохнул ногой. То, что он увидел, заставило его отвернуться. Это был кусок человеческого черепа с чудом сохранившихся остатками седых волос. Сергей отошел к машине, едва сдерживая тошноту, взял в рот сигарету. "Куда меня занесло? " – изумился он прихотям судьбы.

Он осмотрел рулевую колонку, ища подходы к электропроводке, чтобы соединить ее напрямую. Однако фокус не удался: на крыльце появился Николай в сопровождении пожилого, в рабочем сером халате мужчины. Тот на ходу закуривал, кашлял, сморкался на отлет и все это делалось одновременно. Когда они подошли к машине, Николай сказал: "Давай, Мцыри, подавай к крыльцу", – и бросил ему ключи.

Когда человек в халате заговорил, Карташову показалось, что это раздался скрежет железа о битое стекло.

– Мы его аккуратненько, без очереди поставим на салазки и поддадим жару, – скрежетал голос "печника".

Втроем они вытащили из «шевроле» гроб и, преодолев несколько ступеней лестницы и один поворот, попали в небольшое помещение, где было жарко и приторно пахло шашлыками. Карташов обратил внимание на то, как за чугунными дверцами двух печей полощется белое пламя с синими языками. Две другие печи, судя по снятым заслонкам и куче сложенных возле них огнеупорных кирпичей, находились в ремонте.

– Один момент, я счас, – скрежетнул «печник» – закончу эту плавку и возьмусь за вашего.

И действительно, через пару минут он сделал то, что полагается делать с сгоревшим, превратившемся в пепел товаром. Прочистив колосники и сбросив в отдельный поддон пепел от трупа, он выкатил из печи нечто похожее на носилки с колесиками. На них и поставил гроб. «Печник» несильным толчком задвинул его в горячее чрево и закрыл дверцу. Нажал на красную кнопку и процесс предания огню того, что осталось от человека, начался.

Николай стоял бледный, хотя и при внешнем спокойствии. Карташов отошел к холодной печи и отвлеченно стал рассматривать ее обнаженное жерло. "Вот он натуральный ад, – думал он, – его изобрели люди для себе подобных". Он видел как Николай, открыв свой пухлый портмоне, извлекал оттуда зеленые бумажки. И слышал, как жестяной голос «печника» лебезил:

– В любой момент – пожалуйста, милости просим. Только давайте посмотрим, когда я в следующий раз дежурю.

Они подошли к висевшему на стене графику и Николай, вытащив из кармана ручку и записную книжку, внес в нее нужную информацию.

Карташову хотелось простора. И когда они, наконец, оказались на улице, он широко раскрыл рот и стал втягивать в легкие воздух. И опять в ноздри шибанул далекий шашлычный парок.

Уже в дороге, Николай по мобильнику куда-то позвонил и, видимо, доложил о проделанной работе. Скорее всего он разговаривал с Бродом, ибо в какой-то момент охранник, взглянув на Карташова, сказал в трубку: