Текст книги "Синее привидение (Преступления Серебряного века. Том I)"

Автор книги: Александр Грин

Соавторы: Алексей Толстой,Георгий Иванов,Анатолий Каменский,Сергей Соломин,Евгений Хохлов,Long ongle,Валентин Франчич,М. Ордынцев-Кострицкий,Иван Буханцев,Александр Рославлев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

С этих пор, я, интеллигентный, холодный человек, смеющийся над всяким суеверием – я боюсь темноты… Понимаете – боюсь… Все время, если хоть минуту я останусь один в пустой темной комнате, – я с ужасом жду, что вот сейчас из дальнего угла выплывет бледное окровавленное лицо с пенящимся ртом, а в горло мне вопьются чьи-то сухие костлявые пальцы…

Аркадий Бухов
СЛУЧАЙ

Когда мы проходили по окраине маленького городишка, где я по обязанности томился уже вторую неделю, мой знакомый указал мне на чей-то старый, с прогнившим забором сад и спросил меня:

– А о липовском доме слыхали?

Я удивленно посмотрел на него и ответил:

– Нет… А что? Разве что-нибудь интересное? Я даже не знаю, где он…

– Да вот он – смотрите.

Мы подошли к забору, отодвинули несколько кустов неровной густой акации и я увидел обыкновенный старый особняк с заколоченными окнами и сбитыми трубами. Старинная резьба над окнами и косяками, обломки железных украшений – все это сливалось в одну общую картину покинутого богатства.

– А это что? – спросил я, заметив над одной из ставень черный, смолой намазанный крест. Под ним было что-то написано, но уже вечерело, небо было покрыто тучами, пасмурно, и прочесть мне не удалось.

– Вы о кресте спрашиваете?.. Я поэтому-то вас спросил – знаете ли вы липовскую историю. Под крестом написано: «Прости, Верочка. Не приходи».

– Что за нелепость, – пробормотал я, – зачем же крест?..

– Ну, это долгая история… Знаете что, – вдруг спохватился мой знакомый, – вы свободны сегодня? Едемте к Липову, к нему теперь пускают… Он сам охотно вам все расскажет – ему все равно скучно в этом сумасшедшем доме…

У меня лопалось терпение.

– Да будет вам… Скажите вы мне наконец, что это такое… Сумасшедший дом… Крест…. «Верочка, не приходи…»

– Знаете, – уже не улыбаясь, проговорил мой знакомый, и лицо его стало печальным, – здесь произошла тяжелая, загадочная история, которой трудно поверить, до того она отзывается бульварным романом…. Хозяин этого дома сейчас в лечебнице для душевнобольных…. Больше всего несчастный больной любит теперь рассказывать об этом случае… Попросите его. Ну, а мне пора, – неожиданно закончил он, взглянув на часы, – да и дождик, кажется, собирается.

Мы простились. Я пошел лениво домой.

А через несколько часов я уже подъезжал к другому концу города, где, обнесенная плотным забором, стояла лечебница. Дороги была тряская, экипаж без рессор, и весь я побелел от придорожной пыли.

– Здесь, что ли, сумасшедший дом? – спросил я заспанного привратника.

– Здесь… Вам Липова, што ли?..

– Да… А вы почему так думаете? – удивленно спросил я снова.

– Да кого же, кроме-то… Он, почитай, что один на всем здании… Как войдете – так вот тамотко коридор направо… В конце, значит…

Через несколько минут я проходил длинным полутемным коридором с рядом скучных палат, свежевыкрашенных, пропахших больницей, и стучался в запертую дверь камеры Липова.

Отворил мне поразительной красоты, совершенно седой мужчина.

Это была не грубая, человеческая, а как будто из века в век хранимая одухотворенная красота. Высокий лоб, на котором лежат две глубокие, ровные-ровные морщины; на голове только одна черная прядь, а остальные волосы нежно серебрятся. А лицо такое скорбное и тихое. В глазах – застывшее горе.

– Вы ко мне? – ласково спросил он и доверчиво посмотрел на меня. – Вы зачем?.. А кто вы?

Я назвал себя и сказал, зачем приехал. В безумных глазах блеснуло чувство нескрытой радости, и Липов быстро схватил мою руку.

– Хорошо, хорошо… Послушайте меня… Может быть, вы поймете меня и скажете всем: зачем меня здесь держат… Зачем?

Мне стоило большого груда его успокоить. Прошло больше получаса в незначащем разговоре, и только после него Липов задумался, выпил немного чая, который нам принес тот же привратник, и сказал:

– Так уж я буду говорить…

Голос у него был тихий, грустный; пока он говорил, я успел заметить, что на столе у него лежит детский пистонный пистолетик, за который он часто судорожно хватался…

– …А через пять-шесть месяцев Верочка уже стала моей женой. Признаюсь, мне как-то даже страшно было брать ее тело, раз она так доверчиво отдавала мне душу, но я недолго просил ее об этом: она отдалась мне просто, без упреков, без слез, так ласково-ласково, и поверьте мне, что с этого дня она стала мне еще ближе…

Это было, я хорошо помню, в пятницу, тринадцатого, в июне, а в субботу я получил записку что Верочка захворала и прийти ко мне не может. Я был совершенно взрослым, не мальчиком, но ведь вы понимаете, что значит не видеть женщину, которую горячо любишь и которая стала безраздельно вашей, хотя бы пять-шесть дней.

Сразу, по-ребячьи, я затосковал, а вечером послал ей полное упреков письмо, в котором писал ей, что она обманывает меня, что ей просто надоело видеться со мной. Господи! до чего наивна любовь: ведь это я писал ей на другой день после того, как она стала моей… Не смейтесь – я тогда верил себе, ревновал ее к кому-то, злился…

Надо вам сказать, что встречались мы с Верочкой как-то слишком странно. У меня мы не могли, потому что моя семья залила бы эту девочку неотмываемой грязью, а ее родители, уже тупые люди, видели во мне какого-то соблазнителя их дочери, а не любящего человека… Они мучили Верочку расспросами, заставляли ее убегать из дома – словом, наша привязанность часто была поразительно жестоким мучением для нас обоих.

Поэтому мы встречались в этом доме, который…

Липов внимательно посмотрел на меня и спросил как-то резковато:

– Ну, видали этот дом? С крестом-то на ставнях… Где я…

– Да, – кивнул я, – рассказывайте.

– Встречались мы в этом доме; он оставлен моей сестре, еще девушке, а в задней комнате около зала повесилась старая сумасшедшая тетка. С тех пор в нем никто не живет, а праздная глупая болтовня выдумала, что по ночам в нем кто то даже ходит. Белая какая-то, говорили… Наверное, крысы бегали; я не верил ничему, но знаете, как то жутковато было ходить туда с Верочкой… Идешь по пустым комнатам, шаги отдаются, а из-за угла, так и кажется, кто-то выглядывает… Одно было хорошо – там нас никто не мог увидать – я говорил ведь, что туда никто не ходил…

А теперь ходит, – вдруг почти закричал Липов уверенно и дико.

– Кто? – спросил я, отшатываясь.

– Верочка… Да… да… Верочка…

Ну, так в этот день я послал ей эту глупую записку. Больная еще, слабая, но любящая, она написала мне, что придет и отдала письмо маленькому братишке. Хотела мне передать, что сегодня же к ночи придет в старый дом, но письмо попало в руки матери, и я его не получил… Если бы я получил его в этот день, я не был бы здесь… В этой лечебнице, где меня насильно, понимаете вы, насильно держат…

Весь этот день я проходил, как пьяный. Все сознание было занято одной мыслью, что в этот вечер и ночь я не увижусь с Верочкой.

Каждый день я привык по знакомой дороге подходить к саду, пролезать незаметно в старый дом и там встречаться с Верочкой. Нынче этого не будет.

Достал какой-то уголовный роман, лег на кушетку и стал читать… Сначала убегали из глаз строчки, падала книга, а потом я почувствовал, что не могу сидеть дома… Болезненно потянуло меня опять к старому дому, чтобы хоть посидеть в той комнате, где было место наших встреч… Тяжело, а в то же время какое то жуткое чувство сдавливало сердце – казалось, что там тает что-то нехорошее и темное…

Пробегали знакомые улицы, а когда я подходил к саду, над городом уже взошла летняя славная луна. Спокойная, ласковая, сад она украсила своим светом и голубизной, а дом очернила сумрачной пеленой, и казался он от этого старше и страшнее…

Жуткое чувство все росло и росло… В первый раз мне было страшно входить туда… Нащупал в кармане револьвер, наклонился около разрытой клумбы и сорвал немного цветов… Хотелось бросить их в те комнаты, где встречались, чтобы потом рассказать Верочке о своем приходе сюда… Перелез через окно, а когда нога дотронулась до пола и слабо пискнула половица, показалось мне, что по спине покатились кусочки льда… Несмело пошел вперед…

«Каждый день ходишь… Не боишься, – мелькало в разгоряченном мозгу, – а теперь боишься… А вдруг на самом деле тетка… Та самая, сумасшедшая… Вдруг тетка…»

Хотел что-нибудь проговорить – но пересохло в горле. «Уйти», – мелькнуло, но хотелось дойти до той комнаты. Было совсем светло от луны – тогда ведь ставни еще не были заколочены – и только в нашей комнате и смежной стояла густая темнота… Со стен смотрели знакомые неубранные портреты и на каждый боязно было взглянуть; казалось, вот-вот они рассмеются леденящим смехом. Прошел уже пустую гостиную, как вдруг что-то разом зашуршало… Не могу передать нам, какой ужас охватил меня. Сердце сжалось, как будто в железных пальцах; явственно, поверьте мне, слышал я, как кто-то шевелится, и от этого шелеста у меня подымались волосы… Схватил револьвер, нащупал холодную сталь спуска, а когда я перешагнул порог темной комнаты, из угла поднялась белая женская фигура и, что-то проговорив, побежала ко мне…

Не помня себя от ужаса, я что-то хрипло закричал и выстрелил.

Женщина покачнулась, а когда я снова нажал спуск оледеневшей рукой, тяжело упала на пол…

– Ой… Ой, – в ужасе метался я и кричал, – ой…

А когда, поборов страх, я чиркнул спичку – искаженное болью и предсмертным страхом, взглянуло на меня с пола лицо Верочки!.. Понимаете… Пришла ко мне, а я убил ее… Убил…

Липов опустился на стул и громко заплакал…

– Господи! зачем они не передали мне записку…

Потом, на другой день, меня застали около старого дома, где я что-то и писал или рисовал на ставнях… Потом схватили и перевели сюда… Зачем они меня мучают?

А знаете что? – спросил он, наклоняясь ко мне и блестя безумными глазами. – Верочка приходит сюда… Ночью… Вот из того угла… А у меня, – он показал рукой на пистолетик, – оружие всегда готово…

Слушайте, – спасите меня… Уведите отсюда… Ну, ради Верочки…

Липов встал и подошел к окну. Капал мелкий дождик.

Незаметно, не прощаясь, я вышел из больницы…

Аркадий Бухов
ДЕЛО КАНАДСКИХ ГРАБИТЕЛЕЙ
(Новое приключение Шерлока Холмса)

– Ватсон, – шепнул мне на ухо Шерлок Холмс, – с этой дамой случилось несчастье.

– Откуда вы знаете? – с изумлением посмотрит я на него.

– Дедуктивный метод, – хладнокровно ответил сыщик. – Она плачет.

– Но почему же вы думаете, что она плачет от несчастья? – пораженный его доводами, пробормотал я.

– О, мы, сыщики, должны быть внимательны ко всему… Войдя в комнату, она сказала: «Сударь, со мной случилось несчастье». Сопоставьте ее заявление и слезы, и вы поймете, что я прав.

– Да, да, – преклоняясь перед ним, сказал я.

– Сударыня, – сказал Шерлок даме, – скажите, что привело вас сюда…

Дама приложила платок к глазам, одним усилием воли сдержала истерический крик горя и ответила:

– Один рубль десять копеек.

– Наследство? – быстро схватывая ее за руку, спросил Шерлок. – Украли?

– Отдала. Сама. Везде то же самое.

– Кому?

– Ему. Фамилию сейчас забыла. Рядом с нами. Высокий, рыжий.

– Записывайте, Ватсон: высокий, рыжий. Требовал и угрожал?

– Откуда вы знаете? – с удивлением, в котором сквозил ужас, спросил я.

– О, мы сыщики. Что у него было в руках, сударыня?

– У него? Ветчина.

– Записывайте, Ватсон. Это первый случай в моей практике – убийство ветчины.

– Докажите, что он жулик, господин Холмс, – умоляюще произнесла дама, – сделайте это ради моего млалютки-сына, исключенного из университета за невзнос платы, и ради моего малютки-мужа, лишившегося места в кредитной канцелярии…

– Сударыня, – сказал Шерлок Холмс, – я сделаю все, что смогу…

* * *

– Это работает шайка канадских подкалывателей, – хмуро сказал Холмс, когда женщина ушла. – Том Джонс, человек с рваным ухом, и его шайка… Я накрою их… Ватсон, кто-то звонит…

– Телеграмма…

– И ее, конечно, принес не ученик консерватории, а телеграфист…

– Шерлок… Откуда…

– О, мы сыщики… – Он быстро пробежал телеграмму и, побелев, тяжело опустился в кресло. – Ватсон, преступление развертывается… Среди белого дня, на Невском, с человека взяли полтора рубля за фунт сливочного масла…

– Вы шутите, – не веря собственным ушам, произнес я, – не может быть. Ведь около Петрограда десятки вагонов с прекрасным сливочным маслом… Полиция…

– Полиция? – раздраженно сказал Холмс. – Что вы мне говорите… Шайка канадских грабителей сильнее полиции… Кто-то идет, Ватсон…

– Письмо. Почерк неразборчивый.

– Это пишет Джим, моя собака, которую я дедуктивным путем научил писать на почтовой бумаге.

Он вскрыл конверт и громко произнес:

– Преступление…

– Продолжается?

– Развивается, Ватсон, бешеными шагами… Джим пишет, что он проследил за старухой, с которой взяли шесть гривен за десяток яиц…

– В безлюдном переулке, осенней ночью, когда темное небо, нависш…

– Днем. На Садовой! – резко кинул он.

– Преступник бежал?

– Торгует. О, Том Джонс, – опасная штучка…

– Но ведь, подъезжая к Петрограду, мы видели вагоны, наполненные яйцами…

– Джонс задерживает их на станции…

– Но городское самоуправление…

– Агенты Джонса, канадского разбойника, дорогой Ватсон, вездесущи… Они в тех местах, где даже…

– Кто-то стучится…

– Это стучится мужчина.

– Почему вы думаете? Я поражен до глубины…

– Ах, это так просто, – почти с досадой кинул великий сыщик. – Он говорит за дверью басом. На моей практике был только один случай, в Небраске, чтобы женщина говорила басом. И то это оказалась не женщина, а негодяй Баукинс, которого повесили… Что там?

– Записка…

– Дайте… Ватсон, я теряю голову. Они хитрее меня. Новое преступление на окраинах Петрограда. Громадная партия дров исчезла на глазах у толпы. Остатки продавались по восемнадцать рублей за сажень…

– Может быть, поедем сами?..

– Едем, – коротко сказал он, – сыщик должен быть первым на месте преступления.

* * *

Мы вышли на улицу.

– За нами следят, – шепнул мне Шерлок, – нужно быть осторожным. Сейчас я проверю, нет ли поблизости молодцов из шайки Джонса. Извозчик!

– Куда прикажете?

– Невский, угол…

– Рупь.

Шерлок метнулся в сторону и оттащил меня.

– Это Джек Пятнистый, один из главарей… Дальше.

Через две улицы, около какого-то магазина, мы увидели толпу людей, мрачно стоявших друг за другом. Впускали в полуприкрытые двери магазина по одному.

– Здесь творится что-то неладное… В чем дело? – спросил он у одного из толпы. – Сознавайтесь. Только при этом условии вам будет дарована свобода.

Тот схватился за сердце, пошатнулся и заплакал.

– О, не сердитесь. Я не виноват. Это очередь за сахаром.

– Вы врете, сэр, – холодно сказал Шерлок, – я знаю, что в Петрограде громадные залежи сахара. Вы врете.

– Честное слово. Здесь его продают на три копейки дороже.

– Почему же вы не кричите?

– Благодарю вас. Кричали.

– Идем, Ватсон… Я теряю голову… Скорее…

* * *

– Вы подождете здесь, – сказал мне Шерлок у фруктового магазина, – я сейчас вернусь.

Он быстро нырнул в магазин, приняв вид беззаботного портового извозчика, а я, закрыв зонтом ноги от любопытных взглядов, стал дожидаться. Не прошло и двух минут, как Холмс резким прыжком вынырнул из магазина и глухим шепотом кинул мне:

– Ватсон… Они и здесь…

– Джонс?

– Его ребята… Я попросил десять плохих яблок…

– Сколько? – с дрожью в голосе спросил я.

– Два рубля.

– Стальные наручники были с вами?..

– Ватсон, Ватсон… Мое имя посрамлено… На моих глазах негодяй бросился на какую-то даму и взял с нее четыре рубля за десяток гнилых груш… Я сам едва успел выскочить…

– Что делать, Шерлок…

Он печально посмотрел на меня и грустно покачал головой:

– Ватсон… Шайка канадских грабителей сильнее Холмса… Здесь замешан Мориарти… король преступников, мой злейший враг… Идем же домой.

* * *

Ночью мы были разбужены звоном стекол. В комнату влетел громадный булыжник, завернутый бумагой.

Гибким ягуаром средних лет Шерлок бросился к камню, развернул бумагу, прочел и передал мне.

– Я приговорен к смерти, – сказал он, берясь за скрипку и играя одну из Мендельсоновских вещиц Грига, – Ватсон, где мой смычок…

Я просмотрел бумагу.

– Шерлок, – дрожащим голосом и вежливо сказал я, – вас приговорила к смерти дровяная комиссия.

– Это общество перекочевало из долин Иллинойса в Европу. Мне уже не раз приходилось сталкиваться с ними. Помните труп в двух сундуках на борту «Ориноко»?

Как бы в ответ на эти слова электричество потухло, дверь раскрылась, и чья-то рука, высунувшись, прибила кинжалом к дверям маленькую записку.

– Зажгите свет, Ватсон, – спокойно сказал Шерлок Холмс, – если вас не убили.

– Нет, дорогой друг. Я жив.

– Это не первый случай в моей практике, когда люди, которым не грозила опасность, оставались живы. Зажгли? Теперь прочтите… Не беднейте. Читайте вслух…

– Тайная организация Фруктовщиков… Яичников… Молочников…

– К смерти?

– К ней.

– Ватсон, мы должны уехать отсюда. Канадские грабители торжествуют. Здесь сила в их руках. Холмс бессилен. О, Том Джонс… Мы еще с тобой встретимся…

* * *

После этого мы часто вспоминали с Холмсом о делах шайки Джонса в Петрограде. Мы уличили одну коронованную особу в краже серебряных ложек, раскрыли в Берлине притон награбленных в разных концах Европы вещей, арестовали шесть убийц старух, бросавших в них сверху бомбы, проследили организацию душителей ядовитыми газами – но каждый раз, когда имя Холмса покрывалось новым ореолом славы, он вздыхал и сконфуженно говорил:

– А помните, тогда… Шайка канадских грабителей…

– Помните, Холмс, – утешал я его, – ваши последние дела…

– Ах, нет дорогой Ватсон, – с горечью отвечал он, – это были первые грабители, которых было так много, а меня так мало…

Аркадий Бухов
КОНЕЦ ШЕРЛОКА ХОЛМСА
(Из записок доктора Ватсона)

Я никогда не ожидал, что моему другу Шерлоку Холмсу всего в несколько дней предстоит так бесславно пасть в глазах общественного мнения, но, увы! – это так. Лучше было бы моему другу пасть от предательской руки наемного убийцы, чем позволить восторжествовать над собой злейшему его врагу, профессору Мориарти, – но последний поставил на карту все и выиграл ставку.

Шерлок Холмс уже давно стал замечать, что Мориарти что-то замышляет, и несколько дней был озабочен. Впрыскивал морфий и играл на скрипке. Потом, как это бывало всегда, его охватила кипуч а я деятельность. Он переодевался рыбаком, чтобы попасть на фешенебельные балы Уайт-чепель-Сити, загримировывался старой продавщицей гнилых яблок, чтобы быть не замеченным в литерной ложе Дарлинг-Холла, но все было напрасно.

– Моя песня спета, – с грустью сказал он в один из вечеров, из предосторожности закуривая сигару с обратного конца. – Мориарти задумал что-то слишком серьезное.

– Вы победите, Холмс, – твердо ответил я, вставая с постели, чтобы пожать ему руку, – вы победите.

– Посмотрим, – загадочно произнес он. – Скоро борьба начнется.

И, не меняя тона, он загадочно лег спать. Борьба действительно началась.

Ночью мы были разбужены резким звонком.

– Это звонит Грегсон, – уверенно сказал Холмс, просыпаясь.

– Почему вы думаете? – с удивлением спросил я.

– Посмотрите на колокольчик, – кивнул головой Шерлок на прихожую.

– Я не вижу.

– Посмотрите на часы.

– Смотрю. Два ночи.

– Вы не наблюдательны. Читайте.

И Шерлок показал мне записку: «Ровно в два буду. Грегсон».

– В нашей профессии ничего нет загадочного, милый Ватсон, – снисходительно улыбнулся Холмс. – Нужно только идти путем умозаключений. Войдите, Грегсон.

Никто не входил. Я побледнел и схватился за револьвер.

– Достаньте, Ватсон, валерьяновых капель. За дверями женщина. Она волнуется и не решается войти. Войдите.

Дверь отворилась, и на пороге показался громадный рыжий мужчина, с большим пятном крови на ладони.

– Это вы – Шерлок Холмс?

Мой друг осмотрел прибывшего с ног до головы и кинул:

– Я. Садитесь. Вы каменотес?

– Меня зовут Джемсом Кеннером. По профессии – убийца малолетних. Вы расследуете дело об убийстве старухи в домике у Реджинальд-Парка?

– Вас это интересует?

Я увидел, что глаза у Холмса загорелись особым огоньком.

– Немного. Старушку-то я убил.

Я опустился на стул. Холмс вздрогнул.

– Расскажите подробности.

– Да тут и подробностей никаких не было. Вошел через открытую дверь, ударил дубинкой, а деньги взял.

Холмс посмотрел на Джемса Кеннера и покачал головой:

– Убийца не вы.

– Вот тебе раз, – возмутился Кеннер, – чай, мне лучше знать.

– Неправда. Вы подосланы Мориарти.

– Это – к вам, от Мориарти. А старушку по собственному почину. Своя, так сказать, инициатива.

– Докажите.

– С нашим удовольствием. Наручники сейчас наденете или после?

* * *

Через полчаса мы были на месте происшествия, в домике у Реджинальд-Сквера. Грегсон, Холмс, Кеннер и я вошли в дом, а полицейские остались у ворот.

Кеннер весело расхаживал по комнате.

– Отсюда вот вошел, – спокойно объяснял он, – шагнул через порог; старушка, значит, удивилась, да от меня. Здесь вот я ее догнал и доконал по голове.

– Негодяй говорит правду, – прошептал Холмс. – Кеннер! Почему вы сознались?

– Да что же не сознаваться-то? Кабы не убийство, а то дело чистое. Убил и сознался.

– Вас повесят, – вежливо вставил Грегсон.

– Да, за такие дела по головке нельзя гладить, – охотно согласился Кеннер. – Повишу за старушкино здоровье.

Холмс стоял хмурый.

– Погода в этот день была грязная, – нерешительно сказал он, посматривая на пол, – и вы долго ходили по улице.

– Это верно. Дождина был здоровый, а я пешком припер.

– Скотина, – шепнул Холмс, – все из-под рук вырывает… Ушли вы из дома…

– Через четверть часа. Парадным ходом.

Кеннер немного помолчал, посмотрел на часы и зевнул:

– Ну, в тюрьму, так в тюрьму… Время детское, отправить еще и сейчас успеете…

Когда мы вдвоем подъезжали к дому, Шерлок закурил трубку:

– Мориарти пустил в ход небывалое оружие. Я погибаю.

* * *

Не успели мы отдохнуть от потрясений этой ночи, как через четыре дня весь Лондон потрясло известие о кошмарном убийстве в отеле «Средней Козы», где жертвами пали старик-отец с одним законным и двумя побочными сыновьями.

Грегсон позвонил сейчас же, как только полиции стало известно об убийстве.

– Приезжайте, – взволнованно говорил он. – Нас не пускает в гостиницу хозяин. Он уверяет, что он сообщник, и ему не приказано никого пускать в комнаты убитых до вашего приезда.

– Нужно взять револьвер, Холмс?

– Не берите, – грустно прошептал мой друг. – Он нам, кажется, не понадобится… Едемте.

У ворот нас дожидался кеб. Кучер наклонился к Холмсу и громко сказал:

– Скорее, сэр. Я уходил из дома последним, едва успев покончить с младшим из семьи, и каждую минуту туда может войти полиция. Она отнимет у вас честь раскрытия преступления.

Не раз нам приходилось переживать жуткие минуты, но ехать среди белого дня в кебе, управляемом сенсационным убийцей, – это было слишком.

В комнате убитых мы застали полный беспорядок. Я посмотрел на Холмса: он стоял бледный, с дрожащими руками. Тяжело вздохнув, Холмс опустился на колени и, посмотрев на след, оставленный грязной ногой, с ужасом схватился за голову.

След был тщательно очерчен мелом, а около него лежала приколотая кнопкой записка: «32 сантиметра. След мой. Ботинки покупал на Бридж-Авеню в Универсальном магазине, у приказчика с рыжей бородой. Вильям Стрэд».

– Ватсон, я с ума схожу…

Мы осторожно подошли к подоконнику. На нем лежал окурок, а около окурка чьей-то неторопливой рукой было написано: «Окурок мой, сообщника. Улица Пятерых, д. № 5, в подвале, вызвать через Джима, по прозванию Зеленая Крыса. Дома от 4 до 6. Самуил Брайтон, беглый каторжник».

– Позовите прислугу отеля, – дрогнувшим голосом сказал Холмс, бессильно опускаясь в кресло. – А вы, Грегсон, съездите по адресу Универсального магазина и допросите приказчика…

Когда лакеи отеля собрались в комнату, Шерлок окинул их пытливым взглядом и спросил:

– Кто был дежурным сегодня ночью?

– Я, сэр, – почтительно ответил самый молодой, с неприятным хищным лицом, – я и впускал убийц. У нас было условлено, что они придут на полчаса раньше, но они опоздали.

– Долго они здесь были? – упавшим голосом сказал Холмс.

– О нет, сэр, – ответил другой лакей. – Я все время стоял на страже, чтобы кто-нибудь не вошел. Всего четверть часа. Эти почтенные господа поумирали быстро.

– Не будь я Джек Спринт, за которым полиция гоняется четыре года, – воскликнул третий лакей, – если кто-нибудь умирал быстрее этих молодых джентльменов.

– Целью было ограбление? – отвернувшись в сторону, спросил Холмс.

– О да, сэр. В несгораемом ящике мы оставили записку, сколько нами взято денег, а также подробный адрес лица, у которого эти деньги хранятся.

Через несколько минут вернулся Грегсон.

– Я виделся с приказчиком. Лицо, купившее ботинки, оставило у него свой адрес и просило сообщить о нем полиции. Это Вильям Стрэд.

– Не забудьте, что я убивал, – раздался сзади нас голос.

Мы обернулись. Перед нами стоял кучер нашего кеба.

– И я человек, – добавил хозяин отеля, входя в комнату, – и меня забывать не надо. Не знай я обо всем, ничего не произошло бы. Фамилия моя – Бриджерс. Судился четыре раза.

– Делайте что хотите, Грегсон, – крикнул Холмс, затыкая уши. – Мориарти издевается надо мной… Если еще пять-шесть таких убийств, мне придется открыть табачную лавочку или сделаться маркером… Я должен чем-нибудь зарабатывать кусок хлеба…

И с истерическими криками он бросился на улицу.

* * *

Bo время расследования следующего убийства, на которое Грегсон и его товарищ Лестрад позвали Холмса, убийца просто дожидался около трупа и читал газету.

– Как вы долго, – с укором обратился он к Холмсу. – Я уже и следы оставлял, и окурки бросал, и оттиски с пальцев понаделал на всех стеклах, даже руку разрезал, чтобы оттиски яснее были, а вы так опаздываете…

– Подлец, – с возмущением бросил Холмс, – от себя работаешь или от Мориарти?

– От него. Он сегодня к вам в шесть часов звонить будет.

Это оказалось правильным. Ровно в шесть часов раздался телефонный звонок, и трубка едва не выпала из рук Холмса, когда он приложил ее к уху.

– Здравствуйте, Холмс. Это я – Мориарти.

– Я сотру тебя с лица земли, – хрипло крикнул Холмс. – Я не арестую тебя сейчас, но когда придет время…

– Будет, Холмс. Вы обязаны меня арестовать. Я говорю в присутствии двух посторонних лиц, хозяина булочной и какого-то футболиста, что вы обязаны арестовать меня. Иначе я донесу полиции… Жду вас на четырнадцатой аллее Гайд-Парка. Приходите с Ватсоном и полицией.

– Я схожу с ума, – прошептал Холмс. – Он меня преследует… Одевайтесь, Ватсон.

Когда мы с Шерлоком, Грегсоном и дюжиной полисменов приехали на условленное место, Мориарти уже стоял там, дожидаясь нас, окруженный массой публики и репортеров. Холмс вплотную приблизился к Мориарти.

– Я бессилен, – задыхаясь от злобы, несмотря на свое хладнокровие, сказал Холмс. – Вы припрятали концы в воду, и я не могу вас арестовать. Но я доберусь до вас, когда у меня будут в руках данные…

– Об ожерелье леди Грахам? – спросил Мориарти.

– Вы, конечно, отправили его в Америку вместе с перстнем графа Пешбери?

– Ничего подобного, – и Мориарти опустил руку в карман, – вот ожерелье, вот перстень. А вот, кстати, и медальон убитого герцога Рококо. А вот браслеты графини Ампир.

– А… того… собственноручные убийства…

– Для двух виселиц хватит. Во-первых, убийство старого фермера в Пенджбере. Сам работал. Во-вторых…

– Грегсон, – сдерживая слезы отчаяния, пробормотал Холмс, – я, кажется, здесь лишний.

На другое утро репортеры больших газет оповестили о случившемся читателей поучительной заметкой, которая заканчивалась так: «…нарядом полиции был арестован известный преступник, профессор Мориарти. При аресте присутствовало много посторонней публики. Среди присутствующих: Шерлок Холмс…»

* * *

Через полгода однажды утром я бесцельно бродил по улицам Лондона. Около Гайд-Парка я встретил какую-то процессию. То были безработные. И когда я ближе всмотрелся в проходящих мимо, я на мгновение увидел четкий профиль Шерлока Холмса.

– Холмс! – крикнул я.

Он обернулся, посмотрел на меня усталыми глазами и, по-видимому, не узнав, сказал:

– Может быть, сэр хочет предложить мне какую-нибудь работу? В этом проклятом Лондоне можно сдохнуть с голоду, не имея определенной профессии…

И, махнув рукой, он пошел дальше.