Текст книги "Лики любви. Очерки истории половой морали"

Автор книги: Александр Сосновский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Александр Сосновский
Лики любви

АЛЕКСАНДР СОСНОВСКИЙ

ЛИКИ

ЛЮБВИ

Очерки истории половой морали

Москва

Издательств о «Знание»

1992

ББК 87.7 С66

Автор: Александр Васильевич СОСНОВСКИЙ – журналист, кандидат философских наук.

Редактор С. Н. ПОПОВА

Сосновский А. В.

С 66 Лики любви (Очерки истории половой морали). – М.: Знание, 1992. – 208 с. +48 с. вкл.

ISBN 5-07-002282-2

"Лики любви» – книга, посвященная истории человеческой сексуальности. Любовь первобытных людей, культовая проституция, сладострастие, разврат римских императоров, ведь– мовство, гомосексуализм, лесбиянство и многое другое – все это показано на конкретных исторических примерах и образах. Книга иллюстрирована, снабжена словарем, помогающим ориентироваться в сложной пауке любви.

Для широкого круга читателей.

4108110100-005

С 43—92

073(02)-92

ISBN 5-07-002282-2

ББК 87.7

О Сосновский А. В.. 1992 г.

К ЧИТАТЕЛЮ

Еще в XIX в. Артур Шопенгауэр определил влечения человека как «незримый центр всех дел и стремлений». «Они – причина войны и цель мира»; половой инстинкт «как истинный и наследственный владыка мира, по собственному произволению и полномочию, восседает на своем родовом престоле и оттуда саркастически смотрит на те меры, которые принимают для того, чтобы его смирить, ввергнуть в темницу». Яркий образ, не правда ли? Так и представляешь себе самодовольного, плотоядного бога, неумолимо требующего все новых жертв. Реальные общественные отношения, конечно, не основываются лишь на сексуальных мотивациях. Но когда вы дочитаете книгу до конца, то, наверное, согласитесь, что пол может оказаться жестоким тираном, который удерживает под своей властью миллионы заложников.

О чем пойдет речь? Конечно, о самом заветном и насущном – о любви. Но ведь любовь может принимать различные формы, у нее бесконечное множество ликов. Древние эллины утверждали, что есть любовь «филиа» – глубокая, нежная дружба, обусловленная личными симпатиями и взаимной склонностью. Есть любовь «сторгэ» – ровное и постоянное супружеское чувство, питающееся заботой о подрастающем поколении. Есть любовь «агапэ» – жертвенная, бескорыстная и требовательная, доходящая иногда до самоотречения. И есть, наконец, любовь «эрос» – необузданная, страстная чувственность, направленная на физическое обладание.

Мы будем говорить прежде всего о любви чувственной, плотской, никого не оставляющей равнодушной. Любой здоровый и нормальный человек имеет тот или иной опыт в этой области. Одни влюбляются на каждом шагу, другие до конца жизни ждут встречи с достойным избранником, третьи удовлетворяются теоретическими знаниями, а большинство спокойно живет в браке, рожает детей и не помышляет о чем-то ином. Но, несмотря на все различия, помыслы людей объединены стремлением к близости с любимым или любимой. Так было всегда, недаром вопросы пола называют Вечными. Наша кровь воспламеняется не меньше, чем кровь далекого предка. Конечно, мы научились ограничивать свои инстинкты. Современный человек обладает моралью, традициями, воспитанием, знанием закона. Но стал ли он от этого счастливее?

Насколько узко самосознание современников, можно убедиться, проведя незатейливый эксперимент. Спросите у любых наугад выбранных знакомых: «Кто ты?» Ответы будут разные и самые неожиданные. Один смутится: «Я – инженер...», другой скажет гордо: «Болельщик «Спартака», третий недоуменно усмехнется: «Студент из Африки!» Но почти наверняка никто не выразится по существу и не назовется носителем определенного пола: «Я – мужчина!» или «Я – прежде всего женщина». На такое способен разве что ребенок, который едва начал открывать для себя мир.

А ведь вне пола нет и человека!

Эту поразительно простую и глубокую мысль, казалось бы, нет необходимости доказывать. Продление человеческого рода, само собой, разумеет определенные отношения между мужчиной и женщиной. Элементарная сексуальность, которую Платон обозначил как вечно живое, «животное в человеке», присуща всем: египетскому фараону и советскому рабочему, варвару-идолопоклоннику и почтенному христианину, европейцу и китайцу. Но, признавая это единство, мы не можем сводить всю человеческую жизнедеятельность лишь к проявлениям инстинкта, не учитывать реальные социальные факторы, которые формируют личность и ее поведение.

Классическим образцом сугубо классового подхода является труд Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства», написанный им после смерти К. Маркса в 1884 г. В нем, как известно, раскрыт процесс разложения родового строя и возникновения классовых отношений, исследована эволюция форм семьи, объяснено происхождение и вскрыта сущность государства как орудия классового господства. Ф. Энгельс использовал большой фактический материал исторического и этнографического характера, результаты совместных с К. Марксом работ, а также исследований Л. Моргана, М. М. Ковалевского и некоторых других. Не углубляясь в содержание и тем более не пересказывая его своими словами, отметим лишь, что энгельсовская идея о приоритете трудовой деятельности в процессе антропогенеза, формирования общественных отношений и, в частности, половой морали вдохновляла не одно поколение позднейших исследователей. Однако чувственное, напряженное содержание каждой конкретной эпохи важно и интересно не менее, а, может быть, и более, чем самый скрупулезный анализ в категориях истмата.

Эволюцию половой морали можно было бы выявить разными способами. Одним из самых убедительных, на наш взгляд, является приведение натурального ряда историко-культурных, этнографических и материальных доказательств за весь период развития человечества. Понятно, что такая постановка требует энциклопедических знаний, академической обобщенности и глубины. Она под силу лишь целому коллективу ученых, вооруженных мощными компьютерами. Мы не задавались такой целью, наша задача значительно скромнее: внести посильный вклад в переосмысление устоявшихся стереотипов, дать возможность осознать личную причастность каждого к историческому процессу. Сознавая все стоящие перед нами трудности и как следствие этого неизбежные потери в научном плане, мы сознательно избираем жанр исторического очерка. Свою задачу мы считали бы выполненной, если бы помогли современному читателю расширить представления о любви, богатстве, противоречивости и драматизме взаимоотношений мужчин и женщин на различных этапах общественного развития.

Свое повествование мы начинаем очень издалека, буквально из мглы веков. В анналах истории, разумеется, отсутствуют сведения о нормах и обычаях половой жизни первобытного общества. Данные археологии дают некоторое представление о материальной культуре дописьменного периода, но не могут прояснить существа взаимоотношений полов. В какой-то мере восполнить эти пробелы помогает сравнительная этнография – наука о быте и нравах различных современных народов, в том числе и продолжающих оставаться на стадии доклассового общества. У ряда племен Австралии, Океании, Азии и Африки распространена такая же материальная культура, как и у первобытных людей. Поскольку она предположительно соответствует образу жизни, нравам, обычаям и верованиям первобытного общества, мы можем в какой-то степени составить представление о моральных установках древних. Сочетая анализ данных истории, археологии, этнографии, искусствознания, палеопсихологии и других дисциплин, исследователь по кру– лицам воссоздает реалии канувшего в Лету времени, хотя полученную картину все же следует считать весьма условной.

Значительно шире источниковедческая база более близких к нам исторических эпох. Потребность фиксировать общепринятые этические нормы возникла в глубокой древности. Настоящие россыпи народной мудрости содержатся в фольклоре, собраниях эпоса о Гильгамеше, Махабхарате, книгах Ветхого завета. Известны записи, относящиеся к сфере половой морали, которые восходят ко временам Ассирии, Вавилона, Шумера и других государств Месопотамии и Малой Азии (IV—III тысячелетия до н. э.). Многие дошедшие до нас клинописные таблички содержат конкретные указания в отношении семейной жизни, установок сексуального поведения и т. п.

У «отца истории» Геродота (484 – 425 до н. э.) мы находим описания быта древних народов, узнаем об их брачных обычаях, культах священной проституции. Младший современник Геродота – Фукидид (ок. 460 – 400 до н. э.) зачастую не только констатирует те или иные особенности половой морали древних, но и пытается их анализировать, сравнивать с достигнутым уровнем общественных отношений. Значительный интерес представляет социально-философское наследие античности, анализ трудов Платона, Аристотеля, законодательств Солона и Ликурга. Расширение и углубление знаний о взаимоотношениях полов продолжаются и во времена Римской империи: Цезарь (102/100 – 44 до н. э.) в «Записках о Галльской войне», Страбон (64/63 до н. э. – 23/24 н. э.) в «Географии», Тацит (ок. 58 – ок. 117) в «Анналах» и «Германии» приводят очень много ценной и разнообразной информации. Существенно обогащает наши представления анализ художественного творчества Лукреция, Еврипида, поэзии Сафо, Овидия, едких сатир Апулея, Петрония и др. Историку Светонию (ок. 70 – ок. 140) мы обязаны яркой картиной разложения нравов во времена римских цезарей.

Необычайно драматическая, мистически экзальтированная эпоха средневековья, которую можно охарактеризовать как своеобразную реакцию на языческую мораль эллинов и римлян, прошла под знаком иконоборчества, культа Христа и Девы Марии. Идея первородного греха породила в массовых масштабах такие чудовищные формы подавления сексуальности, как костры инквизиции, «ведьмоманию». преследования за связь с дьяволом, флагеллянтизм (самоистязание). Практическая разработка религиозно-этических установок содержится в трудах отцов церкви – Тертул– лиана (ок. 160 – после 220), Августина (354—430), апологетов мизогинии (женоненавистничества) Г. Инститориса и Я. Шпренгера с их печально знаменитым «Молотом ведьм».

Революционное значение Ренессанса в сфере половой морали состояло в раскрепощении духа и плоти человека. После столетий жестокого террора чувственность наконец взяла убедительный реванш. Жизнеутверждающие, гуманистические начала не только пронизали все слои общества, но и превратились в мощную движущую силу культурного прогресса, стимул художественного творчества и социальных преобразований. Яркие образцы мироощущения Ренессанса мы находим в наследии Боккаччо, Маргариты Наваррской, Рабле, поэтов Плеяды, Аретино, Макиавелли и многих других. В художественных ценностях Возрождения отразился весь неистовый колорит эпохи, которую по праву можно назвать мастерской любви.

Галантный век абсолютизма – становления, расцвета и крушения монархий – преподнес особые, рафинированные образцы чувственности, которые становятся понятнее после знакомства с бытописаниями Брантома, Казановы, Ретиф де ла Бретонна, Тилли и других современников. Какое причудливое неповторимое время! Еще сохранились рецидивы инквизиции, но уже прозвучал голос реформатора М. Лютера. Безбожник Вольтер и французские просветители громят основы клерикальной морали. Нравственные устои общества потрясены: при дворах процветают всевластные фаворитки, погоня за удовольствиями превращается в самоцель, появляются зловещие фигуры маркиза де Сада и графа де Ретца... Документы эпохи, а также позднейшие исследования Э. Фукса, П. Дюфура, Э. Дюпуи, С. Шашкова и других позволяют воссоздать впечатляющую картину приключений добродетели.

Следующая глава посвящена половой морали буржуазного XIX в. – эпохи пара, электричества и художественного декаданса. Источниковедческая база этого периода весьма обширна: анализ содержания документов, материалы судебных отчетов, специальные монографии И. Блоха, А. Флекснера, А. Розенбаума, Р. Краффт-Эббинга и др. Завершает книгу очерк отечественной истории и переходного периода в России. Октябрьская революция нарушила эволюционный ход развития истории, подвергла сомнению, а затем и уничтожила многие общечеловеческие ценности.

Плоды этого социального катаклизма мы пожинаем до сих пор. Высказывания В. И. Ленина, его полемика со сторонниками «свободной любви» дают богатую пищу для размышлений.

Ни мудрец, ни ученый не объяснят нам тайну любви, ее нельзя рассчитать по формуле. Но к разгадке можно приблизиться, если вглядеться в историческую ретроспективу, определить свое место в сложном и драматическом процессе развития полового чувства, ощутить на собственных губах вкус поцелуев наших бабушек и дедушек. Это очень трудная задача! «Порвалась связь времен», и ныне многие искренне верят, что любовь исчерпывается элементарной формулой «он + она = любовь». Это, безусловно, не так.

Жизнь значительно богаче наших представлений о ней.

***

Посвящаю эту книгу Гаянэ Шахламовой – долготерпеливой жене и первой читательнице. Пользуясь случаем, выражаю также глубокую благодарность Н. И. Краевской, внесшей целый ряд ценных замечаний.

А. Сосновский

Люди еще не умели с огнем обращаться, и шкуры,

Снятые с диких зверей, не служили одеждой их телу;

В рощах, в лесах или горных они обитали пещерах

И укрывали в кустах свои заскорузлые члены,

Ежели их застигали дожди или ветра порывы.

Общего блага они не блюли, и в сношеньях взаимных

Были обычаи им и законы совсем неизвестны.

Всякий, добыча кому попадалась, ее произвольно

Брал себе сам, о себе лишь одном постоянно заботясь.

И сочетала в лесах тела влюбленных Венера.

Женщин склоняла к любви либо страсть обоюдная, либо

Грубая сила мужчин и ничем неуемная похоть,

Или же плата такая, как желуди, ягоды, груши.

Тит Лукреций Кар Начало человека.

Глава 1. От животного к человеку

Соотношение биологического и социального во взаимоотношениях полов. Исчезновение эструса. Орда. Промискуитет. Традиции промискуитета у современных первобытных народов. Половые табу: экзогамия и эндогамия. Появление права собственности. Матриархат. Конец женского абсолютизма. Эстетические идеалы первобытности. Ископаемые чувства: «гостеприимная любовь», соучастие, обмен женами и др. Полигиния. Целомудрие.

Первобытная проституция. «Аморализм» дикарей. Отношение к наготе. Стыдливость. Угнетение женщин. Варварские обычаи.

Богословы утверждают, что с момента сотворения человек уже был готов к превратностям земной юдоли: сыновья Адама занимались земледелием и скотоводством, их ближайшие потомки построили корабль-ковчег, пытались возвести Вавилонскую башню и т. п. Доказательств, разумеется, нет. Впрочем, точно так же не хватает аргументов естествоиспытателям-дарвинистам, придерживающимся точки зрения, что человек произошел от обезьяны и всего человек добился в результате тысячелетней эволюции. Начало человека приходится датировать со степенью приближенности ± миллион лет: если считать первыми людьми так называемых презинджантропов (Homo habilis), то отсчет начинается свыше 2 млн. лет назад; если же начинать с архантропов (питекантроп, неандерталец, синантроп, гейдельбергский человек), то около 1 млн. лет назад. Современный тип человека (Homo sapiens) сформировался около 40—35 тыс. лет тому назад, на рубеже раннего и позднего палеолита. В любом случае те существа, которых уже можно было бы назвать людьми, принадлежали ко времени, находящемуся за пределами нашего исторического знания.

Определенными следами его жизнедеятельности располагает палеонтология: это прежде всего ископаемые останки и различные примитивные орудия труда. Кости и черепа, датируемые полумиллионом и более лет тому назад, позволяют уточнить ряд антропологических особенностей их владельцев. Наши гипотетические предки отличались невысоким ростом, обладали вертикальной походкой, у них наблюдалось противостояние большого пальца руки всем остальным. Однако сами по себе эти критерии еще недостаточны, чтобы ответить на вопрос: «Когда кончилась обезьяна и начался человек?» Та же самая вертикальная походка присуща не только прямоходящему человеку, но и кенгуру, птицам и даже некоторым ящерицам. Другой важный показатель – абсолютный и относительный вес мозга. Абсолютный вес мозга человека велик, но у слона или кита еще больше. Относительный вес мозга человека 1/46, но у игрунковых обезьян он равен 1/17, у обезьян сапажу – 1/18,5, у паукообразных обезьян – 1/15...

Сравнительно с животными лишь одна система органов достигла у человека значительного совершенства. Это репродуктивные органы и половая сфера. А. Немилов приводит слова профессора Г. Фриденталя о том, что «половой аппарат женщины превосходит аппарат всех приматов. Ни у одного вида обезьяны не наблюдается такого богатства вторичных половых признаков, как у женщины», и было бы достаточно всего двух женщин, чтобы заселить целый Париж при условии оплодотворения всех яйцеклеток в их яичниках. Столь ощутимое физиологическое превосходство (в сочетании с развитием сознания) является исключительно человеческой прерогативой.

Процесс формирования человека был весьма продолжителен и на первых порах характеризовался прежде всего борьбой чисто животных инстинктов с возникающими социальными установками. Диалектика этих двух проявлений и составляет суть начального этапа истории человека. Вполне очевидно, что соотношение биологического и социального поначалу складывалось в пользу первого. Более того, биологические и социальные начала в человеке долгое время находились в состоянии антагонизма. Всеядный предчеловек отдавал предпочтение животной пище, все его существование было направлено на борьбу за выживание в условиях жестокой конкуренции, а поведение определялось в первую очередь инстинктами. Всего вероятнее, биологические инстинкты были на первых порах единственными стимулами жизнедеятельности архантропов, но они же составляли серьезную угрозу формированию социальных отношений в праобщинах древнейших людей.

Так же как и обезьяны, самки предчеловека могли спариваться только во время эструса – периода полового возбуждения, длящегося несколько дней1 в течение каждого менструального цикла. Вне этого периода самки не допускали спаривания. Трудно представить, по какому пути пошло бы дальнейшее развитие антропогенеза, если бы на определенном этапе этот физиологический механизм человека перестал действовать: период эструса постепенно удлинялся, теряя свой обязательный характер. Наиболее вероятное объяснение этого феномена заключается в действии фактора естественного отбора, поскольку эструс ограничивал число возможных зачатий. Нельзя сказать точно, в какой именно момент произошел качественный сдвиг. Во всяком случае, по мнению ученых, у архантропов эструса уже не было. Знаменитый драматург и проницательный знаток человеческой натуры Бомарше по этому поводу некогда заметил: «То, что отличает человека от животного, – это пить, когда нет жажды и любить во всякий сезон».

Изменение физиологического алгоритма повлекло принципиальную перестройку во взаимоотношениях полов в целом. И эта перестройка сыграла существенную роль в становлении социального уклада. Если при наличии эструса самка предчеловека практически не могла выбирать время, место и состав своих сексуальных партнеров, то теперь такая возможность появилась. Половая потребность удовлетворялась так же естественно, как еда и питье, причем у мужчин и женщин имелись равные права. Женщина была ничуть не менее полигамна, чем мужчина, и по собственной инициативе могла вступать в связь. Мужчина по-прежнему доминировал, однако женщина могла при известных условиях отвергать его домогательства или, наоборот, стимулировать их. Этому объективно способствовала и утрата эструса, и общая заинтересованность в увеличении потомства. По этой причине сами акты оплодотворения не только поощрялись, но даже производились демонстративно. Несмотря на то что в массе женщины оставались объектом удовлетворения полового инстинкта, мало-помалу складывалась иная, значительно более одухотворенная тенденция. В межполовом общении появился двухсторонний избирательно-оценочный аспект, предполагавший некоторую вариантность. Союз мужчины и женщины образовывался уже не только зовом природы, но и определенным, пусть на первых порах очень ограниченным, выбором.

Ареал расселения древних людей был сравнительно невелик и ограничивался районами с теплым и влажным климатом. Первичным укладом, по-видимому, являлось первобытное человеческое стадо или орда. Преимущественным видом деятельности была коллективная охота на ископаемых животных. Оружием служили деревянные копья, примитивные дубины и грубо сколотые камни. Немалую роль в добывании пищи играло собирательство растений, плодов и ягод, которым занимались в основном женщины. Так же, как это имеет место в стадах животных, орда имела свою иерархию, во главе стоял вождь. Вождем, естественно, становился наиболее сильный и умудренный опытом мужчина, достигший зрелых лет. Постепенно орда стала делиться на кланы в соответствии с занимаемым пространством, числом членов, характером жизнедеятельности и т. д. В свою очередь, внутри кланов возникали довольно устойчивые связи кровных родственников, объединявшихся под покровительством наиболее почитаемого ими животного или растения. Верования и обряды, связанные с представлениями о родстве (так называемый тотемизм2), определяли запрет на употребление в пищу мяса своего предполагаемого предка.

На этой ступени развития господствовал коллективный труд. Охота и рыбная ловля обычно совершались совместно, орудия, употребляемые при этом, а также добыча составляли общую собственность. Подобный первобытный коммунизм проявлялся и на позднейших стадиях: при наличии самых примитивных орудий труда только коллективное взаимодействие обеспечивало успех в борьбе за выживание. Другим гарантом было интенсивное увеличение потомства. Учитывая стадный образ жизни, можно предположить, что реализация полового инстинкта происходила в пределах каждого клана неограниченно и поначалу без учета родственных связей.

Вопрос о промискуитете (т. е. неупорядоченности половых отношений на ранней фазе первобытности) до сих пор является предметом острой дискуссии. Энгельс, Бахофен, Морган, Спенсер, Леббок, Липперт, Пост, Блох, Мюллер-Лиэр, Кунов, Каутский, Бушан и некоторые другие ученые – все в разной степени, но признают существование промискуитета. Им противостоят те исследователи, которые считают брак изначальной формой половых отношений. Это Старке, Вестермарк, Гроссе, Гребнер, Шмидт, Фелингер, Копперс и др. Все они ополчаются против еретической мысли о промискуитете и настойчиво стараются уберечь репутацию первобытного человека. Они предпринимают огромные усилия, чтобы опровергнуть теорию «свального греха», защитить человечество от Энгельса по тем же мотивам, которые заставляют их восставать против эволюционной теории Дарвина. Однако, как бы ни были благородны их побуждения, сомневаться в действительном существовании промискуитета вряд ли возможно. Другое дело, что промискуитет не сводился к одновременному и беспорядочному соитию, а лишь предполагал общность владения самкой в ожесточенной конкуренции с соплеменниками. Неупорядоченность вовсе не означала анархии. Неупорядоченность, как отмечал Ф. Энгельс: «Постольку, поскольку еще не существовало ограничений, установленных впоследствии обычаем. Но отсюда еще не следует неизбежность полного беспорядка в повседневной практике этих отношений. Временное сожительство отдельными парами... отнюдь не исключается».

Науке вряд ли когда-либо удастся получить в свое распоряжение прямые доказательства существования промискуитета в столь далекую эпоху. Но косвенных подтверждений тому немало и в» мифологии, и в истории, и в этнографии. Легенды и предания о временах, когда брак был еще неизвестен, существуют практически у всех народов мира. В индийском эпосе «Махабхарата» говорится, что некогда «женщины были свободны и блуждали повсюду, по своему желанию, в полной независимости. Если они в своем юном неведении покидали мужчин, им это не ставилось в вину: таков был закон в то время». В «Ригведе» неоднократно упоминается любовная связь брата с сестрой и отца с дочерью. Китайские летописи рассказывают, что «сначала люди ничем не отличались в своем образе жизни от остальных животных, жили в лесах; женщины принадлежали всем мужчинам, вследствие чего дети никогда не знали своих отцов, а только матерей». Временный промискуитет имел место у кавказских племен пшавов во время оргий в честь Лачи – сына легендарной царицы Тамары; у племени саков, чтивших богиню Анаитис; во время античных мистерий Изиды и др. Такие историки, как Геродот, Страбон, Плутарх, Плиний, сообщают о беспорядочности половых отношений у современных им и более древних племен. По Геродоту, агафирсы – соседи скифов – «со своими женами живут сообща и потому они все братья, у массагетов женщины – общее достояние, аусейцы в Ливии общаются со своими женщинами все вместе, подобно скоту, и не имеют собственных жен».

Обычаи целого ряда современных племен, оставшихся на уровне развития первобытнообщинного строя, сохранили промискуитетные признаки. Граничащая с отсутствием какой бы то ни было регламентации свобода сексуальных отношений постоянно фиксировалась исследователями. Леббок, Бастиан, Спенсер и другие приводят множество свидетельств такого рода. Так, у арунта – австралийских аборигенов – девушка перед вступлением в брак подвергается обрядовой дефлорации, а затем к ней получают доступ дед с материнской стороны, сын сестры отца и мужья сестер. У фиджийцев после обряда обрезания, совершаемого над мальчиками, достигшими совершеннолетия, следует долгожданный праздник, полный неописуемого разгула. Все родственные связи перестают действовать, даже родные братья и сестры могут оказаться сексуальными партнерами. Мужчины и женщины одеваются в фантастические одежды, до изнеможения танцуют на деревенской площади и предаются беспорядочному разврату. Шумное празднество продолжается несколько дней, после чего вновь восстанавливаются все повседневные обычаи. В их числе, между прочим, есть запрещение братьям и сестрам даже разговаривать друг с другом.

По свидетельству Маргольда, у туземцев Маркизовых и Филиппинских островов, маори Новой Зеландии и некоторых других в сексуальную жизнь втянуты даже дети. С раннего возраста их приучают к своеобразным забавам и шрам. Родители поощряют маленьких девочек, видя в этом подготовку к выполнению в дальнейшем функции жены и матери. По Банкрофту, у нижнекалифорнийцев «нет ни брачных церемоний, ни какого бы то ни было слова в языке, которое обозначало бы брак; подобно птицам или вольному скоту, спариваются они по первому же влечению». Пуль сообщает, что у хайдаков женщины «сожительствуют почти без всякого разбора с мужчинами своего племени». По сообщению Сазерленда, у целого ряда диких народов современности девственность не пользуется никаким уважением, удовлетворение полового инстинкта считается совершенно естественным делом. Ковалевский, со слов американского этнографа Поуэрса, сообщает, что у калифорнийского племени чероки половая воздержанность совершенно отсутствует: «Большинство молодых женщин считается общим достоянием». Брик, автор вышедшей в 1928 г. монографии «Негритянский эрос», на основании двухлетних наблюдений за жизнью аборигенов Экваториальной Африки пишет, что молодежь многих племен до вступления в брак живет в промискуитете.

Сохранившиеся до наших времен пережитки атавистических проявлений сами по себе ничего не доказывают. Сегодня они служат всего лишь поучительным напоминанием человечеству. Зоологический индивидуализм отбрасывал человека далеко назад, к рептилиям и обезьянам, ставил под угрозу само существование на земле. Людей как биологический вид спасли навыки коллективной трудовой деятельности, взаимодействие перед лицом враждебных сил природы. Ф. Энгельс писал П. Л. Лаврову: «Я не могу согласиться с вами, что борьба всех против всех была первой фазой человеческого развития. По моему мнению, общественный инстинкт был одним из важнейших рычагов развития человека из обезьяны». Человек обязан труду разделением функции между руками и ногами, развитием мозга, совершенствованием органов чувств и речи. В процессе социогенеза трудовая деятельность человека стала приобретать сознательную направленность. В этой ситуации установление контроля над первобытным «зоологизмом» приобрело характер объективной необходимости. Контроль выражался в коллективной воле орды, которая и составляла прамораль (курсив автора) древнейших людей. Коллективная воля как прамораль определяла нормы взаимоотношений и сводилась к системе запретов, так называемых табу, нарушение которых каралось с неумолимой жестокостью. Наиболее категорические запреты касались именно сферы межполового общения, ибо проявления неконтролируемых инстинктов представляли наибольшую опасность.

Самым распространенным половым табу являлась экзогамия – запрет браков в пределах одной родственной группы. До сих пор наука в значительно большей степени располагает данными об отрицательных последствиях экзогамии для потомства, чем о причинах ее возникновения. Экзогамию пытались объяснить с точки зрения культовых соображений, неприемлемости инцеста и т. д. Как правило, эти объяснения носили недостаточный либо надуманный характер. В самом деле, вряд ли можно объяснить происхождение экзогамии традиционным разделением занятий мужчины и женщины: мужчины – бродяги и охотники – вступали в половые отношения с женщинами других тотемов, которые попадались им на пути, в тот момент, когда беззащитными женщинами их собственного рода владели пришлые чужаки. Более обоснована гипотеза биологической защиты здоровья потомства. Особенно убедительно она звучит в устах современных генетиков. Вот только неизвестно, были ли знакомы с этой теорией сами древние люди. Впрочем, нет доказательств и обратного. Более того, историческим фактом является существование эндогамии – полового табу противоположного свойства. Эндогамия предполагала брачные связи внутри определенных общественных групп, например племен, и сосуществовала с экзогамией входивших в него кланов или родов. Эндогамия в форме династических родственных браков встречалась и значительно позднее, например, в древнем Египте или даже Европе времен абсолютизма3.

Половые табу выступали прежде всего регулятором инстинктивного поведения, действенным инструментом индивидуализации брачных отношений. Их значение особенно возросло с появлением избыточного продукта и права собственности. Пока существовал промискуитет и общность жен, продуктов питания добывалось столько, сколько требовалось для потребления. Все запасы пищи, независимо от того, когда и кем они добывались, составляли собственность всех членов орды, каждый из которых имел право на свою долю независимо от участия в производстве. Такая же ситуация наблюдалась и в сфере взаимоотношения полов. Союз мужчины и женщины не мог быть стабильным: регулярные отлучки кормильца, большая вероятность гибели исключали соблюдение верности. Хотя каждый взрослый мужчина имел относительно постоянную женщину, при определенных условиях она становилась женой всех других мужчин, ибо только в этом заключался шанс уцелеть, родить и вырастить потомство.