Текст книги "Знаковые люди"

Автор книги: Александр Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Орден для генерала

Хотя группа Лойолы была хорошо спаяна внутренней дисциплиной, а ее члены, кроме разве что самого Лойолы, имели отличную богословскую подготовку, приступать к проповедям без позволения церкви было нельзя. Сам Лойола, называвший себя теперь не Иньиго, а Игнатием, не хотел повторять старые ошибки и послал двоих своих учеников к папе с тем, чтобы тот присвоил ему и его соратникам духовное звание и разрешил миссионерство. К удивлению многих папа Павел III пошел обществу навстречу. Дело в том, что католичество в те годы переживало серьезный кризис и папский престол не критиковал только ленивый. И вот впервые за долгие годы перед папой предстали на редкость образованные и обходительные люди, готовые, не щадя живота своего и не требуя никаких наград, служить во благо пошатнувшегося папского авторитета. Павел III разрешил энтузиастам отправиться в Палестину, но начавшаяся война между Венецией и Турцией расстроила планы миссионеров – мечта Лойолы, казалось, вновь перешла в разряд недостижимого.

Спасительная мысль пришла Игнатию в 1537 году, когда общество уже изрядно разрослось, а перспективы попасть в Палестину стали совершенно призрачными. Лойола сделал гениальный ход, выбивший почву из-под ног у всех его возможных противников, – предложил услуги своей организации самому римскому папе, отдав себя и всех своих сторонников в его полное распоряжение. Павел III был рад нежданной помощи и благословил создание «Иисусовой фаланги», хотя и не слишком верил в успех этого предприятия.

Между тем политическая борьба вокруг новой организации только начиналась. Конкурирующие монашеские ордена августинцев и доминиканцев натравили на Лойолу инквизицию, заявив, что он и его последователи являются хорошо законспирированными лютеранами. Обвинение было тяжким, но недоказуемым, и в 1538 году Лойола был оправдан по всем статьям. Теперь удар нанес сам будущий святой. Его организация взялась бороться с проституцией в Риме. Поскольку Вечный город кишел продажными девицами разных сортов, задача казалась невыполнимой, но Лойола блестяще с нею справился. Деньги теперь уже многочисленных спонсоров (как всегда, в основном богатых дам) были направлены на строительство «Обители святой Марфы» – приюта для уличных женщин, желающих сменить профессию. По улицам папской столицы стали ходить пышные процессии с крестами и хоругвями – за самим Лойолой следовали раскаявшиеся путаны, облаченные в красивые белые одежды и с венками на головах. Процессии останавливались возле домов крупных благотворителей и воздавали почести щедрым хозяевам. Проституток на улицах стало заметно меньше, папская курия могла рапортовать, что порок побежден, а авторитет Лойолы вырос как в народе, так и среди богатых спонсоров.

Но сокрушены противники были в 1539 году, когда Павлу III был показан проект устава будущего ордена духовных рыцарей. «Да это же перст божий!» – воскликнул папа, ознакомившись с документом. 27 сентября 1540 года устав был утвержден и миру явилось «Общество Иисуса» с членами-иезуитами и главой-генералом. Естественно, генералом стал Игнатий Лойола.

Устав Общества пленил Павла III сразу несколькими пунктами. Прежде всего, в нем говорилось, что иезуиты «обязываются верно повиноваться нашему святому отцу – папе и всем преемникам его». Во-вторых, новый орден ставил перед собой уникальные цели и был намерен достигать их уникальными методами. «Общество Иисуса» не было традиционным монашеским орденом, члены которого ведут созерцательную жизнь в монастырях. Иезуиты вообще не становились монахами – это были священники или даже миряне, принявшие монашеские обеты, а также обет повиновения римскому понтифику.

Главной задачей иезуитов провозглашалось воспитание юношества. Орден должен был создать собственные учебные заведения, а также кафедры при университетах Европы, где молодежь воспитывалась бы в католическом духе. Второй своей задачей иезуиты считали миссионерство: каждого члена ордена обязывали быть готовым в любой момент отправиться проповедовать в любую точку мира и нести там службу до поступления новых распоряжений. Наконец, иезуиты намеревались бороться с ересью и всеми силами укреплять политическое влияние пап. Для этого в их арсенале были особые приемы. Прежде всего, иезуиты могли становиться духовниками знатных и влиятельных лиц, не исключая коронованных особ, что давало возможность влиять на ситуацию на самом высоком уровне. Но даже оставшись без доступа к сильным мира сего, иезуит мог быть полезен папе, поскольку был обязан наблюдать за общественным мнением, следить за развитием событий в тех городах и странах, куда его направит приказ генерала, и обо всем докладывать наверх.

Павел III быстро оценил открывающиеся перспективы и осыпал общество такими привилегиями, о которых ни один орден не смел и мечтать. Так, иезуитам было разрешено проповедовать, учить и отпускать грехи, где им только вздумается, а также освобождать от наказаний, наложенных церковью. Иезуиты сполна воспользовались богатыми возможностями и сделали все для переманивания чужих прихожан. Наказания за грехи иезуиты назначали менее обременительные, нежели другие священники, и паства потянулась исповедоваться к «воинам Иисуса».

Под жестким руководством Лойолы орден стал быстро набирать силу, и через несколько лет отцы-иезуиты уже учили молодежь во всех крупных европейских университетах, исповедовали представителей самых знатных фамилий и обращали в католичество жителей самых отдаленных стран. Упомянутый Франсуа Ксавье, например, приняв имя Франциск Ксаверий, успешно проповедовал в Индии, Китае, Индонезии и Японии. Таким образом, иезуиты стали поставлять римскому престолу хорошо подготовленные кадры для занятия церковных должностей, заметно усилили политическое влияние Рима в европейских делах и несли католичество народам, которые раньше знали о христианстве только понаслышке.

Сам же Лойола, дорвавшись наконец до неограниченной власти, пользовался ею со свойственной ему фантазией. К примеру, одного иезуита, славившегося своей ученостью, он определил работать на своей кухне, а другого, происходившего из знатного рода, отправил эту кухню подметать. В организации, которая быстро пустила корни почти во всех странах Европы, Лойола навел железный порядок: так, между различными службами, учреждениями и представительствами общества была налажена регулярная корреспонденция, причем нижестоящие функционеры были обязаны периодически писать доклады о своих начальниках. Естественно, все нити управления стремительно растущей структурой были в руках Игнатия Лойолы.

К концу жизни первого генерала орден купался не только в привилегиях, но и в деньгах. По уставу сами иезуиты не должны были владеть имуществом, зато имели право пользоваться им «к вящей славе Господней» иезуитские учреждения. Приобреталось оно любыми средствами. Так, один высокопоставленный иезуит сагитировал впавшего в маразм венецианского богача завещать ордену все имущество на сумму около 40 тыс. дукатов. Наследники, однако, оспорили завещание маразматика, и венецианский суд был готов удовлетворить их иск, но эмиссары Лойолы подкупили любовницу венецианского дожа, а дож устроил так, что деньги отошли «воинам Иисуса».

Игнатий Лойола был единоличным хозяином самой могущественной организации Европы, которую создал своими руками почти из ничего, до 1556 года, когда почувствовал, что силы покидают его.

31 июля 1556 года Лойола скончался, но созданная им структура продолжала работать как часы. После смерти своего первого генерала иезуиты достигли неимоверного могущества: по их велению основывались города (например, бразильский Сан-Паулу), короли восходили на трон благодаря их поддержке (как, например, польский король Стефан Баторий).

Естественно, чем больше у иезуитов было явных побед, тем больше им приписывалось тайных интриг, которыми они, разумеется, не пренебрегали. Однако успехи иезуитов оказались слишком впечатляющими: в XVIII веке орден был запрещен почти во всех странах Европы, поскольку монархи более не желали терпеть на своей территории чужую агентуру. В 1773 году орден и вовсе был ликвидирован, но в 1814 году, когда после падения Наполеона наступила католическая реакция, «Общество Иисуса» воскресло и прекрасно приспособилось к новым реалиям.

Выжило оно и в ХХ веке, успев провозгласить, что его главной целью является защита мировой справедливости и прав человека. Не менее живучими, чем сам орден, оказались принципы, на которых он был построен, – все спецслужбы мира и все хотя бы мало-мальски серьезные и амбициозные тайные общества до сих пор воспроизводят ноу-хау Игнатия Лойолы, включая основательную промывку мозгов неофитов и жесткую дисциплину.

Сам же Лойола продолжал восхождение по карьерной лестнице даже после смерти. В 1609 году католическая церковь признала его блаженным, а в 1622 году исполнилась мечта его жизни – Игнатий Лойола был причислен к лику святых. А сейчас, по некоторым данным, иезуиты хотят, чтобы их отца и основателя возвели в равноапостольный ранг. Так что честолюбие этого человека прогибает мир и через сотни лет после его смерти.

4 story. Владимир Гаков. ДЕНЬГИ № 24 (379) от 26.06.2002

Ришелье. Кардинальный кардинал

Власть над душами, власть ЦЕРКОВНАЯ МОЖЕТ БЫТЬ ТАКЖЕ ВЛАСТЬЮ И ГОСУДАРСТВЕННОЙ – что и продемонстрировал в полном объеме знаменитый кардинал Ришелье. О нем знают все, кто хоть раз в жизни открывал «Трех мушкетеров». Враг д'Артаньяна и его друзей ушел из жизни, ненавидимый всеми сословиями и даже королем с папой, при том что власть первого сделал абсолютной, а власть второго укрепил «зачистками» доморощенных протестантов-гугенотов. Сегодня во Франции Ришелье – весьма уважаемый политик, хотя относятся к нему по-разному: подобно всем авторитарным реформаторам, некоронованный КОРОЛЬ СТРОИЛ ДЛЯ СТРАНЫ СВЕТЛОЕ БУДУЩЕЕ, НЕ ОСОБЕННО ЗАБОТЯСЬ О НАСТОЯЩЕМ. А все дело в том, что кардинал Ришелье пренебрежительно относился к экономике, считая ее наукой больше умозрительной, пригодной для теоретических рассуждений, но никак не для практического применения.

Под крылом «семьи»

Родился будущий кардинал, герцог и первый министр 9 сентября 1585 года в обедневшей дворянской семье и звался тогда еще не Ришелье, а Арманом-Жаном дю Плесси. В его жилах текла кровь законников: отец был главным прево (высшим судебным чиновником) при Генрихе III, а мать происходила из адвокатской семьи. С детства болезненный мальчик более общался с книгами, нежели со сверстниками, мечтая тем не менее о военной карьере. Но в большей степени – о богатстве: когда Арману-Жану было пять лет, отец умер, оставив многочисленному семейству одни долги.

Окончив Наваррский колледж в Париже, юноша стал готовиться к поступлению в королевскую гвардию. Однако судьба распорядилась иначе.

В ту пору единственным мало-мальски надежным источником дохода для семейства дю Плесси оставалась фамильная должность епископов Люсонских, дарованная Генрихом III. Епархия располагалась неподалеку от порта Ля Рошели, сыгравшего немалую роль в карьере будущего кардинала Ришелье. После того как средний брат, которому прочили епархию, отказался от нее и ушел в монастырь, семья настояла, чтобы на кормушку сел младший, Арман-Жан. Однако ему шел всего лишь 21-й год – в столь несолидном возрасте в духовный сан тогда не посвящали. Пришлось соискателю отправиться в Рим – выпрашивать папское разрешение.

Там будущий великий интриган провел первую в жизни интригу: сначала скрыл от папы свой истинный возраст, а затем ему же и покаялся. Хваткость и мудрость не по годам произвели впечатление на главу Ватикана, и тот благословил новоиспеченного Люсонского епископа, принявшего фамилию Ришелье. Вопреки ожиданиям епархия ему досталась хилая, основательно разоренная за годы религиозных войн, однако молодой честолюбец в полной мере воспользовался новой должностью на другом поприще: сан епископа открыл для него дорогу ко двору.

Царствовавший тогда король Генрих IV, сам будучи натурой яркой и сильной, открыто благоволил таким же личностям, а не безликим придворным лизоблюдам. Он заметил образованного, умного и красноречивого провинциального священника и приблизил его к себе, называя не иначе, как «мой епископ». Чем вызвал понятную ревность других искателей фортуны: в результате их интриг стремительно начавшаяся придворная карьера Ришелье в одночасье и закончилась. Ему пришлось несолоно хлебавши вернуться в свою епархию и ждать лучших времен.

Впрочем, впадать в уныние он не собирался. Епископ Люсонский активно занялся самообразованием (дочитавшись до того, что потом всю жизнь мучился от головных болей) и реформами – пока на уровне епархии. Кроме того, ему пришлось неоднократно выступать посредником в конфликтах между центральной властью и региональными: после убийства Генриха IV католиком-фанатиком и установления регентства королевы-матери Марии Медичи страна погрузилась в хаос и междоусобицу. Наведение порядка в монастырском хозяйстве и дипломатический талант Ришелье не прошли незамеченными: в 1614 году местное духовенство выбрало его своим представителем в Генеральных штатах. По-современному говоря – сенатором.

Традиция сбора Генеральных штатов, совещательного органа при короле с представительством трех сословий (духовного, дворянского и буржуазного), шла со времен средневековья. Короли редко и неохотно снисходили до выслушивания мнения своих подданных (следующие Генеральные штаты, к примеру, собрались только 175 лет спустя), и Ришелье не упустил редкого шанса вновь сделать карьеру при дворе.

На красноречивого, умного и жесткого политика, при этом умевшего найти компромисс, обратил внимание молодой Людовик XIII. Однако в отличие от своего отца новый король Франции был человеком слабохарактерным и недалеким, чего не скажешь о его матери Марии Медичи и ее окружении. В ту пору страной фактически правила придворная «семья», в которую входили как родовитые аристократы, так и выскочки-фавориты королевы-матери. Семья была внутренне расколота, и королеве нужен был умный, хитрый и в меру циничный помощник. С ее помощью Ришелье быстро продвинули на стратегически важное место: он стал духовником молодой супруги короля, австрийской принцессы Анны, после чего автоматически был введен в королевский совет – тогдашнее французское правительство.

На этом этапе карьеры начинающий политик совершил свой первый значительный просчет: поставил не на ту лошадку. Ришелье решил заручиться поддержкой еще и всесильного фаворита королевы-матери – маршала Д'Анкра. Однако этот выбивший себе маршальский жезл итальянский авантюрист Кончино Кончини был типичным временщиком и рассматривал государственную казну как личный кошелек. Что в итоге стоило ему жизни: в 1617 году придворные-заговорщики закололи ненавистного «итальяшку» в покоях Лувра. После чего начали планомерно отодвигать от властной кормушки сторонников фаворита, среди которых был и Ришелье. Его выпроводили сначала в Люсон, а затем отправили еще дальше – в Авиньон, где незадачливый царедворец нашел успокоение в сочинении литературных и богословских книг.

Равноудаленные феодалы

Впрочем, и это затворничество вышло недолгим. В отсутствие Ришелье слабостью и безволием короля воспользовались его ближайшие родственники – принцы крови, поднявшие фактически бунт против монарха. Партию дворцовой оппозиции возглавила мстительная Мария Медичи, жаждавшая крови за убитого любовника. Чтобы умиротворить матушку, демонстративно покинувшую Париж и присоединившуюся к мятежникам, королю вновь пришлось прибегнуть к дипломатическому таланту Ришелье. Тот смог достичь перемирия, и вернувшаяся в столицу королева-мать настояла на том, чтобы ее сын сделал опального епископа кардиналом.

В сентябре 1622 года Ришелье сменил бело-золотую митру на красную кардинальскую шапку. Теперь перед новоиспеченным главой французского духовенства впервые реально замаячила заветная цель – пост первого министра. Не прошло и двух лет, как мечта Ришелье сбылась: король сделал его вторым человеком в государстве.

При слабом монархе он получил фактически полную и неограниченную власть над страной. В отличие от многих правителей, Ришелье воспользовался этой властью в первую очередь в интересах государства, а уж затем – в собственных. Брал из монарших рук и деньги, и земли, и титулы. Но всегда главным в жизни для Ришелье оставалась власть, ей он подчинил свой темперамент, характер, личные вкусы и пристрастия.

Первоочередной опасностью для страны (и для себя лично) Ришелье закономерно посчитал погрязший в интригах двор. Первые шаги нового фактического правителя королевства по укреплению власти правителя легитимного – короля – вызвали резкое противодействие со стороны знати. Среди врагов Ришелье оказались ближайшие родственники короля: брат Гастон Орлеанский, супруга Анна Австрийская и даже Мария Медичи, успевшая пожалеть о том, что возвела наверх не ручного фаворита, а сильного политика-государственника. Да и сам король тяготился чисто декоративными функциями, оставленными ему первым министром, и втайне желал его падения. Ришелье же видел государственную власть исключительно единоличной (формально – королевской, а по сути – своей собственной) и для укрепления ее вертикали начал решительно удалять всех претендентов: кого в ссылку, а кого и на тот свет.

Второй способ был надежнее, однако для казни приближенных короля, тем более его родственников, требовалось доказать их участие в заговорах против него – или хотя бы убедить его в наличии таких заговоров. Поэтому Ришелье за свое 18-летнее правление раскрыл их больше, чем все его предшественники.

В это легко поверить, если принять во внимание, какого небывалого расцвета достигли при кардинале сыск, доносительство, шпионаж, фабрикация судебных дел, провокации и т. п. Особенно отличился на этом поприще глава секретной службы Ришелье – его ближайший советник, монах ордена капуцинов отец Жозеф.

Ему мы обязаны устойчивыми словосочетаниями «серый кардинал» (самого Ришелье прозвали «красным кардиналом») и «черный кабинет» (так назывались специальные секретные покои в Лувре, где перлюстрировалась почта). А самому первому министру – не менее знаменитым афоризмом: «Дайте мне шесть строк, написанных рукой самого честного человека, и я отыщу в них повод отправить автора на виселицу».

Первым плеяду знатных заговорщиков, взошедших на плаху, открыл несчастный граф де Шале, которому солдат-доброволец (штатного палача похитили друзья осужденного) смог отрубить голову лишь с десятого удара. А закончил кровавый список жертв любимец короля маркиз де Сен-Мар, заговор которого, реальный или мнимый, бдительный первый министр раскрыл за несколько недель до собственной кончины.

Кроме придворной знати, Ришелье жестоко подавлял провинциальную дворянскую вольницу, разгулявшуюся по стране еще в годы регентства. Именно при нем начали планомерно разрушать укрепленные замки феодалов. В провинциях были учреждены должности полномочных представителей короля – интендантов, наделенных судебно-полицейской, финансовой и отчасти военной властью. Высшим городским судебным властям (парламентам) запрещалось подвергать сомнению конституционность королевского законодательства. Наконец, как помнят читатели Дюма, Ришелье решительно запретил дуэли, считая, что дворянство должно отдавать жизни за короля на полях сражений, а не в бессмысленных стычках по пустяковым поводам.

Контртеррористическая операция в Ля Рошели

Не менее успешно Ришелье подавил другой источник угрозы своим планам по укреплению королевской власти – гугенотов. По Нантскому эдикту 1598 года, с помощью которого Генрих IV задумал положить конец религиозным войнам во Франции, протестантскому меньшинству даровались определенные политические и религиозные свободы (полная свобода совести и ограниченная – богослужений). Кроме того, под властью гугенотов находилось немалое число городов и крепостей, в том числе главный оплот на западе страны – почти родная экс-епископу крепость Ля Рошель.

Существование этих почти независимых государств в государстве, особенно в то время, когда Франция вела постоянные войны с соседями, представляло собой прямой вызов «архитектору французского абсолютизма».

Ришелье этот вызов принял.

Он дождался подходящего повода – нападения на французские порты английской эскадры, во время которого нападавшим помогала «пятая колонна» из Ля Рошели, – и к январю 1628 года лично возглавил осаду мятежной крепости.

Спустя десять месяцев, потеряв только от голодной смерти почти 15 тыс. горожан, гугеноты капитулировали. Добившись нужного результата, прагматичный Ришелье не стал додавливать побежденных: подписанный в следующем году мирный договор сохранял за протестантами все права и свободы, поименованные в Нантском эдикте, за исключением права иметь крепости.

Для того чтобы удерживаться у власти, нет средства лучше, чем война – победоносная ив то же время перманентная. Эту парадоксальную истину прожженный политик Ришелье усвоил быстро, поэтому сразу после падения Ля Рошели он двинул французские войска за границы страны – в северную Италию, где находился один из театров военных действий бушевавшей тогда на континенте Тридцатилетней войны.

Это была одна из самых кровопролитных и разорительных европейских войн, в которой габсбургскому блоку (католическим германским князьям во главе с императором Священной Римской империи) противостоял союз германских же князей-протестантов и примкнувших к ним вольных городов. Первых поддерживали две родовые ветви Габсбургов – королевские дома Испании и Австрии, а также Польша; на стороне протестантов выступали Швеция и Дания при поддержке Англии и России.

Франции приходилось лавировать меж двух огней: с одной стороны, она боялась усиления Габсбургов, а с другой – не хотела открыто вставать на сторону протестантов, имея под боком кровоточащую гугенотскую проблему.

Для Ришелье решающим аргументом всегда была политическая целесообразность, кардинал часто повторял, что «различие религиозных верований может вызвать раскол на том свете, но только не на этом». Главную опасность первый министр католического королевства видел в католической же Испании, поэтому сначала поддерживал протестантских государей деньгами, а затем, хоть и с запозданием, вверг свою страну в военные действия на стороне тех же протестантов.

В ходе ее однополчане д'Артаньяна и его друзей-мушкетеров основательно разорили Германию (о чем и сегодня свидетельствуют руины взорванных ими укрепленных замков по обоим берегам Рейна), нанесли ряд чувствительных поражений испанцам и в конечном итоге склонили чашу весов в пользу антигабсбургской коалиции. Вместе с тем война сильно подорвала экономику и самой Франции, а кроме того, рассорила Людовика с Ватиканом. Вопрос стоял даже об отлучении от церкви короля-вероотступника. Еще до окончания войны папа Урбан II, услышав о смерти ненавистного французского кардинала, в сердцах изрек: «Если Бог есть – надеюсь, Ришелье за все ответит. А если Бога нет – значит, Ришелье повезло».

До последних дней кардиналу приходилось вести войну на два фронта. Происпанская группировка при французском дворе, которую кардинал обозвал «партией святош», была чрезвычайно сильна, ее возглавляли принц Гастон Орлеанский и королева-мать, которая теперь относилась к своему протеже с неприкрытой ненавистью. Однако Ришелье удалось победить и в этой внутренней войне: король, стремясь выйти из зависимости от своей властолюбивой матушки, отказался отправить Ришелье в отставку. После чего Мария Медичи и принц Орлеанский в знак протеста покинули Францию, найдя приют в Голландии, которой тогда правили Габсбурги.