Текст книги "Знаковые люди"

Автор книги: Александр Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Александр Соловьев
Знаковые люди

До них

мир был...

совсем другим

Великие произведения искусства и хитроумные политические комбинации, выдающиеся изобретения и эпохальные социальные потрясения, циничные аферы и монументальные проекты – все имеет свою цену. Об этом рассказывает одна из самых популярных рубрик журнала «Коммерсантъ ДЕНЬГИ» – STORY, которая предлагает читателю увлекательные истории о людях, событиях и явлениях. Для первого тома «Библиотеки Коммерсантъ» мы отобрали статьи о тех, кто в разное время повелевал умами, вкусами и душами миллионов. Среди знаковых персонажей – художники и провидцы, финансисты и авантюристы, бандиты и вожди. Наши герои очень разные, и жили они в разное время, но всех их объединяет одно – без них мир был бы совсем другим.

1 story. Александр Беленький. ДЕНЬГИ № 9 (163) от 18.03.1998

Микеланджело. Великий скупой итальянского возрождения

Миф о том, что талант, чтобы творить, должен голодать, очень молод. Скорее всего, он родился в конце XIX века, в эпоху импрессионистов. Почти все они в молодости были бедны как церковные крысы и создали даже какой-то культ бедности. Художники итальянского Возрождения ПРЕДЛОЖЕНИЕ ПОГОЛОДАТЬ ВСТРЕТИЛИ БЫ БЕЗ ДОЛЖНОГО ПОНИМАНИЯ. Они были богаты. Очень богаты. Как, например, Микеланьоло ди Лодовико ди Лионардо ди Буонаррото Симони, или просто Микеланджело.

Далеко не самый великий представитель эпохи Возрождения, скульптор Джованни да Болонья (Джамболонья), всю жизнь жаловавшийся на бедность, построил себе часовню-усыпальницу, за которую отдал 175 килограммов золота (точнее, 50 тыс. дукатов – золотых монет очень высокой пробы, каждая из которых весила около 3,5 г). После смерти Микеланджело в его доме – в мешках, узлах, шкатулках и коробках – нашли 80 тыс. дукатов. Иными словами, «золотой запас» титана Возрождения составлял около 280 килограммов. Кроме того, Микеланджело вложил огромные деньги в недвижимость во Флоренции, откуда он был родом, в Риме, где он жил несколько десятков лет, и в других итальянских городах, куда его забрасывала судьба.

Столбовой буржуй

Во Флоренции, где 6 марта 1475 года родился Микеланджело, в то время фактически правили представители семейства Медичи, которые, судя по фамилии, когда-то были аптекарями. Из «столбовых буржуев» происходил и Микеланджело. Он знал свою родословную до XII века и очень гордился ею. Поэтому, когда в 1549 году Микеланджело прослышал, что его племянник мечтает о дворянстве, он написал родственнику: «Это значит не уважать себя. Всем известно, что мы принадлежим к старой флорентийской буржуазии и можем посоревноваться в знатности с кем угодно». Действительно, в 1520 году граф Алессандро Каносса, представитель одного из самых знатных дворянских родов Италии, сообщил Микеланджело, что обнаружил в своем семейном архиве документы, свидетельствующие об их родстве. Граф почел это за великую честь. Впоследствии сведения, добытые Каноссой, не подтвердились, хотя некоторые биографы Микеланджело говорят о них как о доказанном факте.

Впрочем, не так уж и важно, был ли Микеланджело только потомственным купцом или еще и дворянином. Важно то, что он никогда не терялся, когда речь заходила о деньгах. Он умел торговаться так, что ему позавидовал бы любой нынешний продавец апельсинов на рынке.

Как-то флорентийский купец Анджело Дони заказал Микеланджело тондо с изображением Святого Семейства. Художник сделал работу за несколько дней и отправил картину заказчику с посыльным, приложив доверенность с просьбой выдать курьеру 70 дукатов. Прижимистый купчик передал посыльному 40 дукатов, заявив, что большего такая безделица не стоит. Микеландже-ло отправил курьера обратно, известив Дони, что картина подорожала до 100 дукатов. Если же Анджело не хочет расставаться с такими деньгами, то может вернуть картину. Дони, еще не понимая, с кем связался, решил, что Микеланджело удовлетворит первоначальная сумма, и вручил посыльному 70 дукатов. Художник еще раз увеличил цену – до 140 дукатов. Зная, что работы Микеланджело быстро растут в цене, и поняв бесперспективность дальнейшего торга, Дони заплатил требуемую сумму.

Несговорчивый исполнитель

Микеланджело умел не только выбить из заказчика деньги, но еще и делал работу так, как считал нужным. Он никогда и ничего не менял в своих произведениях по требованию работодателя. Вот один характерный пример.

Узнав, что Пьетро Содерини, глава Флорентийской республики, собирается передать кому-то из скульпторов огромный кусок мрамора, многие годы лежавший во дворе собора Санта Мария дель Фьоре, Микеланджело предложил отдать мрамор ему. Другие кандидаты к тому времени уже сошли с дистанции. К примеру, Леонардо да Винчи забраковал каменную глыбу, едва взглянув на нее. Микеланджело, утверждавший, что видит статую в любом куске мрамора – от него просто нужно отсечь все лишнее, взялся за бесформенный блок.

Когда огромный кусок мрамора начал превращаться в статую Давида, Содерини, поначалу не слишком рассчитывавший на успешный исход работы, стал проявлять к ней чрезвычайное внимание. Осмотрев готовую скульптуру, он нашел, что нос Давида несколько широковат – не худо бы сделать его потоньше. Микеланджело согласился, взял резец и начал прямо на глазах заказчика усердно исполнять его пожелание. Содерини видел, как из-под резца скульптора сыплется мраморная пыль. Но это были отходы, которые Микеланджело незаметно взял с площадки, – от носа Давида скульптор не отколол ни кусочка. Когда спектакль окончился, Микеланджело спросил, нравится ли заказчику результат. «Теперь хорошо», – ответил Содерини и заплатил скульптору 400 дукатов.

Дальновидный конкурент

За работу, которую во всей Италии смог выполнить только Микел-анджело и на которую ушло три года, этого было явно мало. Может, он разучился торговаться? Может, Содерини превосходил художника в коммерческой хватке? Ничего подобного. Микеланджело обладал не только удивительной способностью разглядеть в бесформенной каменной глыбе будущий шедевр, но и гениальным чутьем на то, когда можно пожертвовать гонораром ради будущей славы, а значит, и прибыли. Так оно и случилось: создав Давида, он возвысился над всеми скульпторами своей эпохи так же, как его гигантское, 5,5-метровое, творение – над людьми.

Единственным человеком мира искусства, чья слава превосходила известность самого Микеланджело, был Леонардо да Винчи. Возможно, Микеланджело так и остался бы в тени Леонардо, но однажды Содерини решил устроить между двумя художниками соревнование, попросив их расписать по одной стене в большом зале Флорентийского совета. Сейчас уже невозможно ответить на вопрос, чья работа оказалась более совершенной. Обе они утрачены. А вот в отношении финансов успех был на стороне Леонардо – ему заплатили 10 тыс. дукатов, в то время как Микеланджело – только 3 тыс.

Но Микеланджело внакладе не остался. И дело даже не в том, что полученный в результате состязания с Леонардо гонорар в десятки раз превысил вознаграждение за Давида. А в том, что 52-летний Леонардо к тому времени уже написал свою «Тайную вечерю» и был признан величайшим живописцем Италии. У Микеланджело же, которому тогда не исполнилось и тридцати и который недолюбливал живопись, отдавая предпочтение скульптуре, крупных живописных работ еще не было. Соперничество с Леонардо прославило его и показало, что он не только величайший скульптор, но, возможно, и величайший живописец. Теперь Микеланджело мог торговаться даже с римским папой.

Папский угодник

Редкий художник не мечтает получить госзаказ. Чиновники, как правило, не блещут вкусом, но умеют скрывать этот недостаток, выкладывая за заказ огромную сумму и тем показывая, как высоко они ценят искусство. Это прекрасно знают нынешние творцы, это хорошо знали и во времена Возрождения. Микеланджело прекрасно понимал, из каких человеческих слабостей можно извлечь прибыль. К тому же он оставался прежде всего скульптором, а не живописцем. Аскульптуры стоили дороже живописных полотен, и платить за них могли далеко не многие. Поэтому, покорив Флоренцию, Микеланджело решил покорить Ватикан. И это ему удалось.

Все папы «эпохи Микеланджело» – Юлий II, Климент VII, Павел III – известны только тем, что пользовались его услугами. Всегда небрежно одетый, перемазанный красками и осыпанный мраморной крошкой, он мрачно смотрел на очередного первосвященника и упорно отстаивал свои интересы – размер вознаграждения, содержание работ, сроки их выполнения. И даже позволял себе ссориться с ними. Когда Эрнст Неизвестный говорит: «Хрущева будут вспоминать потому, что я с ним поссорился», это звучит забавно. Скажи что-то подобное Микеланджело, это было бы чистой правдой – папа Юлий II вошел в историю тем, что дважды ссорился с художником.

Вступив на престол, Юлий сразу же призвал Микеланджело и поручил ему работу над своей гробницей, пообещав 10 тыс. дукатов. Однако вскоре, решив, что строительство гробницы при жизни – дурной знак, папа от этой затеи отказался. Зато не отказался Микеланджело, уже подготовивший все необходимые материалы. Он настаивал на продолжении работ. После очередного визита упорного художника папа приказал выгнать его. Остыл Юлий довольно быстро, но Микеланджело был уже во Флоренции. Папа посылал ему письма с просьбой вернуться, а городским властям – с требованием обеспечить приезд художника. Так продолжалось, пока в посланиях не замаячила военная угроза. Городской голова тотчас вызвал Микеланджело и заявил: «Ты сыграл с папой такую шутку, которой не позволил бы себе и французский король. Мы не намерены воевать из-за тебя с Юлием, поэтому изволь-ка вернуться в Рим». Микеланджело вернулся.

Прибыв к папе, он извинился, но так, что было понятно: виноват в ссоре Юлий, а не Микеланджело. Папа сделал вид, что не заметил этого, и заказал художнику новую работу – роспись потолка и части стен Сикстинской капеллы площадью около 600 квадратных метров. И пока Микеланджело выполнял этот титанический труд, папа чуть не ежедневно приходил и торопил его. Однажды Юлий в очередной раз спросил: «Когда окончишь?» Услышав в ответ: «Когда смогу», папа рассвирепел, набросился на Микеланджело и стал наносить ему удары посохом. Юлий часто использовал такой метод внушения, и даже кардиналы безропотно сносили побои. Но Микеланджело вновь стал собираться в дорогу. Однако не успел он упаковать первый дорожный сундук, как на пороге появился посланник папы с извинениями и 500 дукатами.

Микеланджело остался в Риме и закончил роспись Сикстинской капеллы. За работу он получил 15 тыс. дукатов. Впрочем, это официальные сведения. Скорее всего, было заплачено больше – когда дело касалось Микеланджело, Юлий II не скупился. Не скупились и его преемники.

Маниакальный риэлтер

Не ограничиваясь платой за живописные, скульптурные и архитектурные работы, папы награждали Микеланджело придворными должностями, пребывание в которых сводилось исключительно к регулярному получению денег. Они предоставляли в распоряжение художника и другие источники доходов, например право взимать плату с паромных переправ через реки. Кроме того, Микеланджело сам вел активные торговые операции, в основном сделки с недвижимостью. Италию тогда раздирали бесконечные междоусобные войны, поэтому цены на недвижимость постоянно менялись, и часто представлялась возможность, купив что-то за бесценок, продать со значительной прибылью. Достоверно известно, что в 1505, 1506, 1512, 1517, 1518, 1519 и 1520 годах и практически во все последующие годы Микеланджело покупал участки земли. Сохранился один документ, датированный 1534 годом, из которого следует, что к тому времени художник владел шестью домами и семью поместьями во Флоренции, Сеттиньяно, Ровеццано, Сан-Стефано-де-Поццолатико, Страделло и других городах, не говоря уже о собственности в Риме.

В этих бесконечных покупках было что-то маниакальное. Говорят, Микеланджело, которого многие боялись, сам был подвержен приступам отчаянного, неконтролируемого страха. Возможно, покупая недвижимость, он хотел застраховаться от бедности, а потому практически не пользовался своим богатством. Он довольствовался самым малым. За это его неоднократно упрекал отец, беспокоившийся, что из-за своей скромности Микеланджело не будет пользоваться уважением.

При этом Микеланджело постоянно помогал родственникам, которые при любом удобном случае вымогали у него деньги. Своим бездарным братьям он купил земли и мастерские, племяннице преподнес в приданое поместье. Он делал дорогие подарки друзьям и слугам. Например, двух «Рабов», уже при его жизни стоивших целое состояние, Микеланджело подарил другу Роберто Строцци. Слуге Антонио он подарил скульптуру «Оплакивание Христа», слуге Урбино – 2 тыс. скудо, ученику Мини – картину «Леда, ласкаемая лебедем». Его дарам не было конца. Последний подарок он преподнес папе.

Ватиканский спонсор

Еще перед первым побегом из Рима Микеланджело поссорился не только с Юлием II, но и с архитектором Браманте. Это произошло из-за того, что Браманте забрал сто резных колонн из церкви Сан– Лоренцо, чтобы использовать их как сырье для своей постройки. Такое отношение к памятникам, особенно недавнего прошлого, для эпохи Возрождения было обычным. К примеру, для того, чтобы Микеланджело расписал плафон и стены Сикстинской капеллы, Юлий II распорядился сбить фрески художников XV века. И это далеко не единственный пример. Но Сан-Лоренцо была любимой церковью Микеланджело, и художника возмутил поступок Браманте.

Затем Браманте было поручено строительство собора Святого Петра. Этот архитектор был действительно гением, одним из крупнейших зодчих в истории человечества, но воровал, как прораб со стройки. Микеланджело пытался обратить на это внимание папы, за что Браманте, как говорили, собирался подослать к художнику наемных убийц. Впрочем, Браманте умер раньше Микеланджело. И Микеланджело, в отличие от других архитекторов, сменявших друг друга на строительстве собора после смерти гениального и жуликоватого зодчего, продолжил строить храм по плану Браманте. «Тот, кто отходит от плана Браманте, отходит от истины», – заявил Микеланджело, приняв стройку, и остался верен этому принципу до самой смерти – 18 февраля 1564 года.

Строительство собора Святого Петра стало его последним крупным делом. За него Микеланджело не взял ни гроша.

2 story. Владимир Гаков. ДЕНЬГИ № 42 (397) от 29.10.2002

Мартин Лютер. Великая октябрьская реформация

«Есть три узды, овладев которыми можно повести человечество к свету либо ко тьме. Первая из них – СИЛА, вторая – ДЕНЬГИ, третья – СЛОВО ГОСПОДНЕ» (Роман Злотников. «Вечный. Восставший из пепла»). Вложив в уста одного из персонажей весьма увлекательной «космической оперы» эти слова, автор вряд ли имел в виду нашего героя. Но к его жизни это изречение вполне применимо, ибо сейчас речь пойдет и о силе – силе духа, и о деньгах, и о слове Господнем. Утром 31 октября 1517 года жителей немецкого города Виттенберга разбудил стук молотков на замковой площади. Два монаха прибивали к воротам церкви объявление о предстоящем богословском диспуте и 95 тезисов, которые предлагал для дискуссии ученым-схоластам один из монахов – местный пастор Мартин Лютер. Считается, что С ЭТОГО СОБЫТИЯ И НАЧАЛАСЬ РЕФОРМАЦИЯ, повлекшая за собой множество событий, включая рождение современного капитализма и его специфической протестантской этики. Свою атаку на папский Рим буревестник буржуазной революции начал с обвинений в незаконной коммерческой деятельности.

Монах рабоче-крестьянских корней

Будущий вождь Реформации родился 10 ноября 1483 года в городе Эйслебене. Отец Лютера был зажиточным бюргером, за счет труда, упорства и бережливости выбившимся из безземельных крестьян сначала в горные забойщики, а затем в элитную прослойку горных мастеров, имевших свою долю в шахтах и плавильнях. Умирая, отец оставил сыновьям 1250 гульденов, на которые в то время можно было купить поместье с пахотными землями, лугами и лесом. И Мартин на всю жизнь сохранил крестьянскую основательность и упорство, выносливость рабочего и хитрость и хватку городского буржуа.

Начальное образование Лютер получил в церковноприходской школе, где его обучили чтению, письму, счету, а также пению и началам латыни. Но кроме того, школа, сильно смахивавшая на казарму («баня, где доводили до пота и страха», по воспоминаниям Лютера), научила его хитрить, держать язык за зубами, а если и совершать недозволенные поступки, то только после тщательного учета последствий. Осмотрительность помогла ему в дальнейшем.

Отец неожиданно поверил в высокое предназначение сына и в мечтах видел его в кресле бургомистра, а то и в княжеской или имперской канцелярии (что давало надежду даже на дворянский титул). Поэтому он решил дать ему приличное образование, надеясь на удачный возврат вложенных денег. Чтобы инвестировать в будущее сына максимально эффективно, Ганс Лютер навел справки и выяснил, что лучшим считается университет в Эрфурте. Туда он и отправил Мартина.

В университете Лютер не особенно блистал – по результатам бакалаврских экзаменов он занял 30-е место среди 57 студентов. После защиты магистерской диссертации отец сделал ему дорогой подарок – печатный экземпляр Кодекса гражданского права Юстиниана, дав понять, что видит его законником. Однако к юриспруденции Мартин был равнодушен. К тому же летом 1505 года произошло событие, резко изменившее жизнь молодого человека. Возвращаясь из университета, Мартин попал в ужасную грозу и, напуганный чуть не убившей его молнией, дал обет принять постриг, если останется жив.

Сказано – сделано (данному слову Лютер не изменял). Отец пришел в бешенство: мало того, что пропали вложенные в сына деньги, так теперь и внуков не дождешься – какие дети у монаха, давшего обет безбрачия! Но Мартин, за которым история сохранила его непримиримое «На том стою и не могу иначе», не уступил. Простившись с университетом, он поступил в местный августинский монастырь.

Спустя два года Лютер вернулся в alma mater – теперь уже в сане священника – для изучения науки, соответствовавшей его новому положению, – теологии. В ней он действительно преуспел.

Знания и способности молодого богослова были замечены. В 1508 году Лютер получил лестное предложение занять место настоятеля городской церкви в Виттенберге и одновременно читать лекции в открытом в городе университете. Затем последовали путешествие в Рим, защита докторской диссертации и назначение августинским викарием (то есть наместником епископа – почти епископом, только без епархии). В Виттенберге его авторитет еще больше вырос после того, как в 1516 году в город пришла чума.

Лютер, отвергнув предложение покинуть город на время эпидемии, остался со своими прихожанами. А затем наступил переломный 1517 год. Лютер достиг возраста Христа и был готов совершить главный поступок в своей жизни. Однако к открытому бунту против вскормившей его матери-церкви привели события случайные.

Еще во время обучения молодой человек постоянно встречал в трудах отцов церкви суждения, вызывавшие у него желание поспорить. Но Лютер давил в себе сомнение – образованный богослов прекрасно понимал, кто искушает его, строит козни и сбивает с пути истинного. Однако священные книги – одно, а конкретная политика папы и суждения церковных авторитетов – все-таки нечто другое. И тут привыкший самостоятельно мыслить виттенбергский викарий не собирался молчать.

Он уже пришел к осознанию того, что станет сердцевиной развитой им реформаторской идеологии. Главное для истинного христианина – личная вера, а не слепое доверие авторитету. Только личная вера дает надежду на вечное спасение, а не жизнь по указке церковных авторитетов, не исполнение предписанных ритуалов, не упование на спасительную силу священных реликвий и тем более не отпущение грехов, которое можно купить за деньги.

Предоплата за грехи

Каплей, переполнившей терпение монаха-правдолюбца, стала торговля индульгенциями, развернувшаяся зимой 1517 года в германских землях. Ими бойко торговали папский субкомиссар и по совместительству бранденбургский инквизитор Иоганн Тецель и секретарь крупного торгового дома Фуггеров. Формально деньги собирали на строительство собора Святого Петра. Но на сей раз Рим решил не довольствоваться частными пожертвованиями, а наладить, как сейчас говорят, образцовый fundrising. О размахе торговли Лютер мог судить по тому, как уменьшилось число приходящих на исповедь. Зачем открывать свои тайны священнику, когда отпущение грехов можно просто купить? Развитие товарно-денежных отношений в Западной Европе не могло не затронуть крупнейшего хозяйствующего субъекта – церковь. Началось все с продажи светским лицам церковных должностей. Затем последовали ссуды под грабительские проценты, прямое участие в доходных операциях купцов (папские наместники не брезговали иметь дело и с иноверцами), взятие под контроль банков и торговых фирм. А потом Ватикан перешел к розничной торговле индульгенциями.

Практика избавления от мук чистилища за особые отличия перед церковью, в том числе и за пожертвования, существовала со времен крестовых походов. Однако то были исключительные случаи – решения об индульгенции принимались высшими церковными органами и были адресными. Но уже в конце XIV века получила распространение упрощенная процедура. Так, грехи отпускали не только паломникам, посетившим Рим, но и тем, кто вместо этого внес денежный или имущественный взнос, собираемый папскими экспедиторами.

Оставалось сделать последний шаг для упорядочения товарно-денежных отношений в этой деликатной сфере – установить цены на новый товар и наладить выпуск соответствующих ценных бумаг. Это было сделано в 1470-х годах при папе Сиксте IV. Тогда и началась свободная продажа особых грамот с номиналом, в которых было указано, какие именно прегрешения отпускаются обладателю сего «векселя».

Тарифы на услуги можно было узнать в любом приходе. Убийство аббата или другого священника тянуло на 7-10 «у. е.» (тогда счет шел на гроссы – так назывались серебряные монеты), святотатство – на 9, убийство отца или матери – на 5 и т. д. Происхождение денег, уплаченных за индульгенцию, церковь не интересовало. Кроме того, возник «кредит» – индульгенции можно было покупать на отпущение еще не совершенных грехов, а также для умерших родственников и близких с целью уменьшить их адские муки.

Торговали индульгенциями обычно монахи-доминиканцы, но в доле были и князья, бравшие отступные за право продаж на их землях, и ростовщики, ссужавшие деньги на организацию «торговых точек» и рекламу. Известен пример, когда архиепископ Альбрехт фон Гогенцоллерн просто занял у банкиров Фуггеров сумму, равную той, что должен был выручить от продажи индульгенций и отослать в Рим, а затем выколачивал эти деньги у мирян – разумеется, с учетом процентов. А тот же Тецель, точно следуя законам рынка варьировал цену в соответствии со спросом, устраивал воскресные распродажи, давал оптовые скидки – в общем, вел себя как настоящий коммерсант.

Богопродавцы вызывали глухой ропот во всех сословиях – даже самый забитый прихожанин хоть раз, да слыхал на проповеди притчу о Христе, изгнавшем торговцев из храма. А кроме того, циничное и откровенное предложение церкви решать вопросы вечного спасения с помощью звонкой монеты рождало смутное подозрение, что и вся деятельность курии на протяжении веков была просто грандиозной аферой и надувательством. И наконец, продажа индульгенций подрывала едва ли не самый привлекательный в глазах неимущих тезис христианской веры о том, что неравенство существует только на земле и что богатому попасть в рай – что верблюду пролезть в игольное ушко.

В широких слоях общества росло убеждение, что их «кидают» и делают это не первый век. Надо было только облечь это подозрение в правильно сформулированные обвинения, и сделать это должен был тот, кто изрядно поднаторел в церковной терминологии. Как сказал Маркс, «революция началась в мозгу монаха». И этим монахом стал Мартин Лютер.