Текст книги "Знаковые люди"

Автор книги: Александр Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Адам Смит. Экономика от Адама

В конце 1776 года в Англии была издана книга шотландского экономиста и философа Адама Смита «Исследование о природе и причинах богатства народов», с которой, можно сказать, И НАЧАЛАСЬ НАУКА ПОЛИТЭКОНОМИЯ – автор представил ее как систему, в которой действуют объективные законы, поддающиеся анализу. Именно благодаря этому труду ИДЕЯ НЕВМЕШАТЕЛЬСТВА ГОСУДАРСТВА В ЭКОНОМИКУ ОВЛАДЕЛА УМАМИ – достаточно вспомнить Евгения Онегина, который «читал Адама Смита и был глубокий эконом». Первый философ, соединивший экономику и политику, он дал в руки потомкам до сих пор действующий инструмент для эффективной экономической деятельности.

Таможенные обстоятельства

Адам Смит появился на свет 5 июня 1723 года в шотландском городе Керколди. Его отец в последние годы жизни служил контролером на таможне, что ив те далекие времена считалось делом во всех отношениях денежным. Однако он умер за считанные месяцы до рождения сына, и благосостояние семейства Смитов рухнуло. Будущий экономист и философ с раннего детства научился ценить каждый пенни и на себе познал, что такое социальная несправедливость.

Сын таможенника Смита проявил недюжинные способности к изучению наук. В возрасте 16 лет Адам покинул отчий дом и отправился в Глазго – поступать в университет. Знания молодого человека произвели сильное впечатление на приемную комиссию, и его зачислили на философский факультет, где будущий создатель политэкономии изучал «моральную философию» (иначе говоря, этику), а также весь комплекс тогдашних гуманитарных дисциплин. После окончания университета Смит занялся самостоятельными научными исследованиями, а в 1748 году, заручившись рекомендациями патрона университета лорда Кеймса, начал читать публичные лекции в столичном Эдинбурге.

Поначалу темы лекций ограничивались риторикой и литературой. Через некоторое время Смита увлекла этика, а затем абсолютно новая сфера научной деятельности, названия для которой в ту пору еще не придумали. Ученый обозначил ее как «теорию богатства», объединив в одно целое ранее казавшиеся несовместимыми политику и экономику.

Однако первый успех пришел к молодому ученому на ниве философии. В 1751 году, спустя год после знакомства с Дэвидом Хьюмом, одним из самых известных английских философов, Адам Смит стал профессором университета Глазго. И через восемь лет выпустил книгу «Теория нравственных чувств», которая содержала новый взгляд на главное, по его мнению, человеческое проявление – симпатию. Под ней Смит понимал способность воспринимать окружающее с позиций того или иного человека, в том числе на уровне чувств и эмоций.

Книга произвела фурор, причем и далеко за стенами университетских аудиторий. Вскоре после ее выхода Адам Смит получил восторженное письмо от Хьюма. Правда, маститый философ сопроводил поздравления молодому коллеге извинениями за то, что принес ему «плохие новости»: по мнению Хьюма, популярность несовместима с работой истинного философа.

Как бы то ни было, успех книги сослужил хорошую службу молодому профессору (36 лет – согласно тогдашним представлениям – возраст для серьезного ученого несолидный) – ему предложили стать воспитателем юного лорда Бакклейча. Смит согласился. Новая должность оказалась выгодной как в финансовом, так и в творческом плане: гонорары частного учителя позволили ему уйти из университета, и теперь он мог уделять достаточно времени главному делу своей жизни.

Кроме того, Смит наконец съездил вместе со своим учеником во Францию, где познакомился с виднейшими мыслителями – Жаном д'Аламбером, Вольтером, Клодом Адрианом Гельвецием, а также с целой группой французских экономистов-физиократов во главе с Тюрго и Кенэ, чьи взгляды были весьма популярны в просвещенной Европе. Развитию идей физиократов и полемике с ними в основном и посвящен главный труд ученого – фундаментальное «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776). После выхода книги единственным и безусловным законодателем экономической моды стал Адам Смит.

Спустя два года Смит получил пост королевского уполномоченного (комиссара) на шотландской таможне – пошел, таким образом, на склоне лет по стопам своего отца. Он переехал вместе с матерью в Эдинбург и последние два года жизни «без отрыва от основной работы» был почетным ректором alma mater – университета в Глазго. Создатель классической политэкономии ушел из жизни 17 июля 1790 года в возрасте 67 лет. После его смерти выяснилось, что большую часть своего состояния он пустил на тайные пожертвования.

Прописная мораль экономики

«Исследование о природе и причинах богатства народов» стало завершением научной карьеры Адама Смита и принесло ему славу отца классической политэкономии. При жизни автора книга выдержала у него на родине пять изданий (в то время редкий научный труд переиздавался за столь короткий период хотя бы дважды) и была переведена на основные европейские языки.

Строго говоря, теорию экономического либерализма придумал не Смит. Еще раньше идеи французских физиократов, рассматривавших землю в качестве единственного источника богатства и выступавших против государственного вмешательства в экономику, трансформировались в концепцию laissez-faire (от французского «невмешательство»). Ее сторонники считали, что единственным стимулом в хозяйственной деятельности является своекорыстный интерес ее субъектов.

Шотландский ученый развил эту схему, обогатив ее, в частности, понятиями свободной торговли и свободной же конкуренции – по его мнению, главными моторами здоровой экономики.

Надо сказать, что в то время в Европе господствовала иная схема рыночных отношений. Правительства всячески стимулировали развитие торговых гильдий: в них буквально затаскивали, чередуя уговоры с угрозами, а на рынке этим объединениям создавались «специальные» условия. Кроме того, неизбежный в таких условиях диктат цен со стороны гильдий-монополистов сопровождался агрессивной государственной политикой «защиты отечественного товаропроизводителя»: гражданам предписывалось воздерживаться от покупки иностранных товаров, а иногда правительства вводили и прямой запрет на импорт.

На этом фоне идеи Смита иначе как революционными не назовешь: «Все известные до сих пор (экономические) системы – те, которые основаны на преференциях (предпочтениях), и те, что зиждутся на запретах, – должны уступить место очевидной и простой системе естественной свободы, которая установит себя сама, без посторонней помощи. Суть этой системы следующая: любой человек, покуда он не нарушает установленных законов, волен следовать своим собственным путем и преследовать своекорыстные интересы, а также использовать свое трудолюбие и капитал для свободной конкуренции с аналогичными трудолюбием и капиталами других людей».

В «Исследовании» анализ экономиста подкрепляется мыслью «морального философа»: должен быть создан такой социальный порядок, при котором индивиды, преследуя собственные интересы, с неизбежностью начнут действовать в интересах общества в целом. Эта «невидимая рука» изначально стихийного рынка, по мнению Смита, со временем превращает его в общественно полезный механизм.

Имеет смысл привести некоторые цитаты из главного труда Адама Смита (для удобства чтения они слегка осовременены при переводе).

«То, что мы ожидаем на ужин, появится не вследствие доброй воли мясника, пивовара или булочника, а как результат их материального интереса».

«Ни одно общество не может развиваться и быть счастливым, если большая часть его членов не вылезает из бедности. Равенство состоит в следующем: те, кто кормит, одевает и строит жилища для всего общества, должны иметь возможность получить свою долю общественного продукта, чтобы и самим быть сытыми, одетыми и с кровом над головой».

«Лишь наглостью и самонадеянностью королей и их министров можно объяснить их претензии на роль верховного наблюдателя за экономической жизнью простых людей. И еще большая наглость и самонадеянность – ограничивать граждан введением законов, регулирующих их расходы, и запретами на импорт высококачественных товаров из-за рубежа... Если импортные товары оказываются дешевле аналогичных отечественных, то лучше покупать импортные, сконцентрировавшись на производстве других – тех, что смогут доказать свою конкурентоспособность на внешнем рынке».

И так далее. Короче – XVIII век...

Пророк в чужом отечестве

Идеи Смита были широко востребованы, их использовали многие западные мыслители – от создателей философии утилитаризма Джона Стюарта Милля и Иеремии Бентама до современных неолибералов – и экономические школы – от манчестерской середины XIX века до чикагской ХХ века. Кроме того, они сыграли важнейшую роль в формировании экономических и политических воззрений отцов-основателей США (по странному стечению обстоятельств их основание совпало по времени с выходом главного труда шотландского ученого). Смита читали и высоко ценили Александр Гамильтон, Томас Джефферсон, Джеймс Мэдисон и другие вожди Американской революции, одной из задач которой как раз и ставилось построение общества свободной конкуренции и свободной торговли предприимчивых индивидов.

Однако, как это часто бывает, со временем идеи Смита были основательно переработаны – при всем сохраняемом к ним огромном уважении. Во всяком случае, современный мир с его гигантскими транснациональными концернами далеко ушел от идеалов «морального философа» XVIII века. Также и нынешняя «корпоративная этика» является лишь эрзацем традиционных представлений о морали.

Между тем в «Исследовании» Адам Смит ясно и недвусмысленно сформулировал не только свои политические и экономические симпатии, но и антипатии. Он не доверял, с одной стороны, правительствам, а с другой – разного рода союзам товаропроизводителей и торговцев, которых пророчески называл в книге «корпорациями». Государству Смит оставлял вполне определенные функции: создание условий для развития свободной торговли, защиту индивидуальных прав и свобод, оборону и судопроизводство, а также контроль за общественно необходимыми видами бизнеса – такими, как строительство мостов и дорог. Вместе с тем нельзя сказать, что он выступал за невмешательство государства в сфере, называемой сегодня социальной, – к которой относят пенсионное обеспечение, здравоохранение, образование и т. п. Правда, Смит нигде не говорит и о том, что оно обязано взять на себя ответственность за все перечисленное, не надеясь в этом на частный бизнес. Причина подобного умолчания, очевидно, в следующем. В условиях господства абсолютных монархий он просто не видел путей реализации подобных социальных программ государством. «Гражданское правительство, – писал Смит, – созданное будто бы с целью защиты собственности, на деле становится средством защиты богатых от бедных, защиты тех, кто обладает собственностью, от тех, кто ее лишен».

Однако экономическая несвобода, по Смиту, обусловлена не только диктатом государства, но и чрезмерной концентрацией капитала. Считая личный интерес производителя единственным двигателем экономики, Смит имел в виду разумные потребности, но отнюдь не безграничную алчность, свойственную монополистам. Ученый неоднократно высказывался в том духе, что мотивация производителей не должна конфликтовать с интересами всего общества в целом. Во всяком случае, ему следует бдительно за производителями следить, поскольку те горят неистребимым желанием объединиться – «составить заговор против потребителей, которым таким образом можно навязывать свои цены».

Так что Адама Смита сегодня одинаково почитают не только нынешние американские либертарианцы, сводящие роль государства в управлении экономикой к нулю, но и их оппоненты. Последние требуют (особенно настоятельно – после 11 сентября 2001 года) наложить государственную длань на некоторые сферы экономики. При этом они руководствуются примерно теми же соображениями, что и президент Рузвельт – автор «нового курса» в начале 1930-х годов: экономика стагнирует, всюду спад и апатия, на внешних рынках Америку теснят, и вообще страна – на грани войны. Короче, пора наводить порядок.

Справедливости ради следует отметить, что в современном научном лексиконе разделяются понятия рыночной экономики, страстным защитником которой был Адам Смит, и «свободного рынка без ограничений», за который выступают крайние либералы. Первая имеет несколько базовых принципов – их необходимо придерживаться, чтобы в погоне за личной выгодой производители не забывали про интересы общества. Одним из главных защитников этих принципов призвано быть антимонопольное законодательство, принятое (но не всегда эффективно работающее) в большинстве развитых стран.

Адам Смит – это наше все

Еще более причудливая судьба ждала экономические идеи Смита в России. До нее главный труд шотландского мыслителя добрался довольно быстро – «Исследование о природе и причинах богатства народов» впервые вышло на русском четырьмя томами в 1802—1806 годах (перевод «Теории нравственных чувств» появился спустя почти век – в 1895-м).

Идеи Смита занимали головы не только ученых мужей, но и тех людей, которых принято называть «образованной публикой». Взять хоть Пушкина и его Евгения Онегина. Помните? «Зато читал Адама Смита // И был глубокий эконом, // То есть судить умел о том, // Как государство богатеет // И отчего и почему // Не нужно золота ему, // Когда простой продукт имеет».

В другом сочинении Пушкина, «Романе в письмах», указывается: «В то время строгость правил и политическая экономия были в моде». Поэт тесно общался с членами Союза благоденствия – кружка Н. Тургенева, где, скорее всего, и набрался революционных идей Адама Смита (они, кстати, весьма увлекли и декабристов). Тургенев рассказывал Пушкину, что «деньги составляют весьма малую часть богатства народного» и что «народы суть самые богатейшие», «у коих всего менее чистых денег».

Литературовед Юрий Лотман писал: «Онегин вслед за Адамом Смитом видел путь к повышению доходности хозяйства в увеличении его производительности (что, согласно идеям Смита, было связано с ростом заинтересованности работника в результатах своего труда, а это подразумевало право собственности для крестьянина на продукты его деятельности). Отец же Онегина предпочитал идти по традиционному для русских помещиков пути: разорение крестьян в результате увеличения повинностей и последующий заклад поместья в банк».

Между прочим, роман в стихах не обошел своим вниманием и один видный экономист, который в своем сугубо научном труде отметил: «В поэме Пушкина отец героя никак не может понять, что товар – деньги». Экономиста звали Карл Маркс, а труд назывался «К критике политической экономии».

В советский период Адаму Смиту официально воздавалось должное – как классику, основоположнику и т. д. И одновременно ставилось на вид – за то, что «не вскрыл» и «недопонял». Статья о Смите в БСЭ содержит уместный в таких случаях малый джентльменский набор ярлыков: «непоследовательность», «противоречия в методологии», «антиисторизм теоретических представлений» и даже «вульгарные взгляды», на основе которых «сложились различные апологетические буржуазные теории». Впрочем, Адаму Смиту еще повезло, поскольку его «научные идеи составили фундамент классической буржуазной политической экономии – одного из источников марксизма» (цитата из той же БСЭ).

В постсоветское десятилетие об основоположнике экономического либерализма заговорили широко и привольно, как и обо всем прежде запретном или полузапретном. Рунет, например, едва ли не превосходит по количеству ссылок на Смита англоязычный сектор Интернета (среди них, правда, есть аннотации на книги-пособия по биржевой игре, написанные автором, скрывающимся под псевдонимом Адам Смит).

7 story. Владимир Гаков. ДЕНЬГИ № 37 (341) от 19.09.2001

Роберт Оуэн. Гармонист социализма

О Роберте Оуэне старшее поколение помнит в основном по недоброй памяти вузовскому истмату. Однако идеи «источника и составной части», «родоначальника английского социализма» использовались не только марксистами. В современном дошкольном обучении, производственной кооперации, профсоюзном движении, этике бизнеса МОЖНО ОБНАРУЖИТЬ ТО, ЧТО ПЫТАЛСЯ ВНЕДРИТЬ В ПРАКТИКУ ЭТОТ СОЦИАЛЬНЫЙ РЕФОРМАТОР И УТОПИСТ, на деле объединяя «моральную философию» и «теорию богатства». Роберт Оуэн сам называл себя социалистом, но что удивительно – ЕГО ИДЕИ И ПЛАНЫ социального, а лучше сказать – социалистического, переустройства СЕГОДНЯ ПРЕКРАСНО ПРИЛАГАЮТСЯ не к коммунистическому, а именно К КАПИТАЛИСТИЧЕСКОМУ ОБЩЕСТВУ, позволяя ему развиваться гармонично и на благо его членов.

Приказчик

Роберт Оуэн родился 14 мая 1771 года в валлийском городе Ньютоне. С классовым происхождением у будущего фабриканта было все в порядке: отец владел шорной мастерской и лавкой скобяных изделий и, кроме того, исполнял обязанности местного почтмейстера, а мать была дочерью богатого фермера.

Пяти лет от роду мальчик был отправлен в школу и сумел ее окончить всего за два года. Ему явно светила приличная карьера на научном поприще, однако, решив, что учиться хватит, отец послал 10-летнего Роберта вместе со старшим братом в Лондон на заработки. Сначала Оуэн служил приказчиком в мануфактурной лавке, а спустя шесть лет перешел на работу в крупную манчестерскую фирму того же профиля.

Надо сказать, что в Манчестер Оуэн попал накануне промышленной революции, которая, естественно, не могла обойти стороной «текстильную столицу» страны.

К середине XIX века Англия стала безусловным мировым лидером – прежде всего благодаря паровой машине, изобретенной Джеймсом Уаттом. В 1850 году суммарная мощность английских паровых машин составляла 1,2 млн лошадиных сил, и по этому показателю страна опережала все остальные государства Европы, вместе взятые. На долю «мастерской мира» приходилась примерно половина мирового рынка промышленных изделий и около трети мирового промышленного производства. Традиционно одной из наиболее динамичных отраслей английской промышленности было производство тканей.

До середины XVIII века ткачи работали в основном на дому, используя лишь простейшие станки. Однако с появлением новых машин, слишком сложных и дорогих для кустарей-одиночек, началось бурное строительство фабрик, куда рабочих нанимали чаще всего для выполнения одной-единственной операции. Таким образом, кустарное производство превратилось в промышленное.

Именно в Манчестере Роберт Оуэн впервые услышал о Джеймсе Харгривсе, Ричарде Аркрайте и Сэмюэле Кромптоне, чьи изобретения привели к революции в ткацком деле. Первая прядильная машина Харгривса – «Дженни», созданная в 1760-х годах, представляла собой примитивную раму с несколькими веретенами. Станок Аркрайта, построенный за два года до рождения Оуэна, имел привод от водяного колеса, а нити в нем протягивались через валики и наматывались на несколько бобин. Созданный спустя десять лет прядильный аппарат Кромптона мог вытягивать уже тысячу нитей одновременно.

Роберт Оуэн был в том возрасте, в котором, как тогда считалось, самостоятельно заниматься бизнесом еще рановато. Но он одним из первых понял, что будущее – за новыми станками, и решил ковать железо, пока горячо. Юноша занял у брата сотню фунтов стерлингов и вместе с инженером Джоном Джонсом наладил производство новых прядильных станков. Однако дело не выгорело: спустя всего несколько месяцев партнеры поссорились, фирма закрылась и Роберту вновь пришлось искать работу на стороне.

Менеджер

Впрочем, Оуэн уже успел приобрести кое-какой опыт в текстильном производстве и потому быстро нашел хорошее место: его приняли управляющим на новую прядильную фабрику Piccadilly Mill, принадлежавшую крупному промышленнику Питеру Дринкуотеру. Новый сотрудник показал себя отличным организатором: Оуэн перевел производство на паровую «тягу», в результате чего пряжа фабрики Дринкуотера была вне конкуренции на рынке. Дела шли так хорошо, что хозяин начал всерьез подумывать о том, чтобы предложить столь ценному работнику партнерство.

Однако судьба распорядилась по-другому: в 1792 году дочь Дринкуотера вышла замуж за одного из его крупных клиентов, тоже фабриканта – производителя лучшего муслина в Англии. Зять стал партнером тестя, а Оуэн остался ни с чем. Обиженный, он ушел из фирмы и теперь уже было твердо решил: хватит работать на чужого дядю – пора открывать собственное дело.

И тут Оуэну неожиданно подвернулся шанс, о котором можно было только мечтать: он познакомился с самим Дэвидом Дэйлом – владельцем крупнейшего в стране текстильного бизнеса. Главной его частью являлись четыре крупные фабрики в шотландском поселке Нью-Ланарк. И фабрики, и поселок Дэйл вместе с упомянутым Аркрайтом построил еще в 1783 году с расчетом использовать в качестве источника дармовой энергии расположенные неподалеку водопады на реке Клайд. К моменту знакомства Оуэна с Дэйлом в Нью-Ланарке проживали более 2000 семей рабочих.

Дэвид Дэйл, в отличие от большинства тогдашних промышленников, уделял большое внимание условиям жизни работников и, в частности, охране здоровья работавших на производстве детей. Оуэн, принятый на должность управляющего, узнал от друзей, что Дэйл не прочь продать свои фабрики тому, кто будет придерживаться тех же гуманных принципов.

Дэвид Дэйл оказался как раз тем человеком, в котором нуждался распираемый разнообразными идеями Оуэн. И тому удалось не только подружиться с текстильным магнатом, но и породниться: Роберт Оуэн женился на его старшей дочери Каролине.

Таким образом, проблема получения кредитов под налаживание собственного бизнеса была наконец решена. Получив финансовую помощь от нескольких крупных манчестерских предпринимателей, Оуэн за ?60 тыс. выкупил у тестя фабрики в Нью-Ланарке, и дела на них резко пошли в гору – при том, что они и до того были весьма прибыльными.

Новый хозяин Нью-Ланарка начал с того, что принялся внедрять на производстве нигде и никогда прежде не виданный стиль управления. И у работавшего на него «трудового коллектива» началась другая жизнь.