Текст книги "Бенефис для убийцы"

Автор книги: Александр Серый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)

– Давно пришел? – поинтересовался Широков.

– Только что. Дай минуту передохнуть. Потом выскажусь.

Широков сходил в туалет умыться, а когда вернулся, застал не совсем обычную картину: Игорь, чуть высунув от старательности язык, что-то рисовал на листе бумаги, перебравшись на свое рабочее место. Хмыкнув, Станислав присел напротив.

– Так… – начал Игорь, поднимая голову и прерывая, видимо, очень увлекательное занятие. – Что касается уважаемого комода. Он, как и думали, оказался передвинут: Оладин нашел на досках несколько свежих царапин. Причем характер царапин, а они не сплошные, как при волочении, и вес комода говорят за то, что передвигали его вдвоем. Мы с Сашей проверили сие на себе. Мы обнаружили также, что плинтус под окном недавно вскрывали, а потом, похоже, постарались приколотить на место. Пришлось и нам сделать то же. Три доски под окном оказались сантиметра на три короче остальных. В образовавшееся отверстие свободно проходит кисть руки. Словом, там обнаружился тайничок в виде плоского вертикального пенала из нержавейки высотой десять сантиметров. Тайник, естественно, пуст. Мы выпилили пенал, и Оладин умудрился снять с внутренней стороны один «пальчик», который можно идентифицировать.

Широков хотел что-то уточнить, но Свешников сделал протестующий жест и продолжал:

– На ящиках комода только отпечатки пальцев Касьянова. А на углах крышки, за которую удобнее всего перетаскивать комод, отпечатки тщательно стерты. «Пальчики» с двери в кладовку к идентификации не пригодны. Правда, нам немного повезло: кто-то из этих двоих оперся о подоконник и не заметил этого. Саша нашел хорошие отпечатки указательного и среднего пальцев правой руки. Однако, по нашей картотеке ни один из экземпляров не проходит. Акты и справки из ЭКО имеются.– Игорь передвинул к Широкову тонкую стопочку бланков, – Приметы я добросовестно передал везде, где можно. Но пока никаких результатов.

– Что же судмедэксперт?

– Они, как всегда, не успели оформить официальный акт, – Свешников в сердцах хлопнул ладошкой по столу. – Заверили, что сами переправят в понедельник в прокуратуру. Тем не менее, результат мне сказали: смерть наступила между 22.00 и 23.00 часами 20-го июля вследствие удара, нанесенного тяжелым тупым предметом в затылочную область черепа, по причине чего наступило то-то, то-то и то-то… Ну, я дословно не помню – там целая куча терминов. И еще, эксперт сказал, что покойник болел сахарным диабетом.

– Увы, последнее нам мало что дает, к сожалению, – вздохнул Широков.

Затем он поведал другу о своих встречах и выводах. Вместе обсудили добытые факты и набросали на бумаге перечень последующих неотложных дел, намереваясь представить его Ерофееву.

– Таким образом, вырисовывается следующая картина, – подытожил свой короткий доклад у начальника Широков.– Жительница города Курска Саржина Анна Николаевна в возрасте шестидесяти лет неожиданно бросает город, где родилась и прожила всю свою сознательную жизнь, и переезжает сюда на постоянное место жительства, приобретая дом номер 8 по улице Гоголя. Ведет замкнутый образ жизни, ни с кем не общаясь, не принимая гостей. В марте 1985 года, так же неожиданно, по мотивам «разбитой любви» к ней приезжает и прописывается племянница Гвоздкова. В мае 1987 года Саржина умирает по причине сердечной недостаточности, как зафиксировали врачи.

Гвоздкова получает дом в наследство, живет одна. В первых числах июня сего года она уезжает на новую квартиру на улице Свердлова. 15 июня начинаются работы по сносу домов. 16 июня появляется самозванный хозяин дома номер восемь, подкупает бригадира, ставя очевидную цель: уберечь дом от сноса и сохранить на месте комод. На последнее указывает тот факт, что для решения только первой части задачи не было смысла запирать дом. 15 июня «хозяин» узнает о невозможности дальнейшего сбережения дома и необходимости решать свои проблемы до 20-го числа. Якобы, вечером 20-го июля он собирается увезти комод, для чего остается в доме после ухода бригадира. Но, как оказалось, комод и ныне там, а поздно вечером в тот день в доме происходят известные нам события.

Сделав паузу, Станислав окинул взглядом присутствующих в кабинете начальника. Наташа внимательно слушала, а Петр Сергеевич что-то сосредоточенно разглядывал в настольном перекидном календаре.

– Теперь я хочу высказать версию, что же произошло на Гоголевской. С уверенностью можно сказать: «толстого» и «спортсмена» интересовал тайник. Поскольку комод передвигали двое и уже после того, как «толстый» лежал убитым в сарае, справедливо считать «высокого» и «спортсмена» одной заинтересованной стороной. Можно, правда, предложить и другой вариант: «спортсмен» являлся сообщником «толстого», после стычки с «высоким», вынужденным ретироваться, они залезли в тайник. Потом повздорили, «спортсмен» прикончил «толстого». Но это, мне кажется, менее вероятно. Скорее – из области фантастики.

– К тому же «пальчики» в тайнике и на подоконнике принадлежат двум разным людям, но не покойному, – поддержал друга Свешников.

Замечание Игоря оказалось новостью и для Станислава. Он бросил на Игоря многообещающий взгляд, от которого Свешников виновато потупился.

– Оладин мне сказал об этом перед самым твоим приходом, а я забыл передать, – попытался оправдаться он.

– Значит, будем считать рабочей версию Широкова, – прервал пререкания Ерофеев, – и, если я правильно понял мысль, события развивались примерно так: вечером двадцатого была назначена встреча между «толстым» и «высоким». Последний либо предполагал сразу убрать «толстого», либо просто опасался неожиданностей с его стороны. Для этого подготовил кладовку и усадил в нее «спортсмена». Встреча произошла приблизительно в 22.30. Окончилось ссорой,

«толстый» ударил «высокого», и тот упал. В это же время «спортсмен» нападает на свидетеля Касьянова и, увидев происходящее у сарая, спешит на выручку приятеля. Сам или с помощью пришедшего в себя «высокого» убивает «толстого». Затем прячут тело, вскрывают тайник, изымают содержимое и смываются, так?

– Так, – согласился Широков.

– Тогда объясните, почему тело «толстого» они спрятали, а Касьянова оставили лежать в доме? В чем смысл? – вмешалась в обсуждение Наташа.

– Касьянов – случайный человек. А вот если бы мы установили личность «толстого», это пролило бы свет на смысл происшедшего и, возможно, на содержание тайника. Тем самым дало бы мотив преступления и четкое направление для поиска. Я считаю, преступники думали примерно так, – рассудил Широков.

Свешников снова поддержал друга.

– Вообще, преступники, скорее всего, очень спешили – даже комод на место не поставили. И ботинок, слетевший с ноги, не заметили. Возможно, тело Касьянова они бы тоже спрятали, если бы располагали большим временем. А «толстый», кстати, был не местным – даю голову на отсечение.

– Если ты опираешься только на железнодорожный билет и на отсутствие заявок о пропаже людей в городе, то аргументы слишком слабенькие, – возразил Петр Сергеевич. – Например, человек приехал из отпуска раньше, не предупредив родню. Вот его и не хватились до сих пор. Впрочем, гадать бессмысленно. Надо думать, думать и еще раз думать, опираясь на факты. Фантазии оставим писателям. Меня сейчас беспокоит отсутствие результатов по бывшим соседям Саржиной. Информации крупицы и вся примерно схожа с показаниями домоуправши. И, конечно, «хозяин» дома. Чьим он был сообщником?

Червоненко усмехнулась, посмотрев на Станислава, который ранее слишком скупо, без лирических подробностей осветил это место своих дневных дел.

– Сие пока что неясно, – витиеват© заявил Свешников, – но, думаю, сегодняшний визит к мадам что-то прояснит.

Игорь тоже хитро взглянул на Широкова. Станислав окончательно смутился и в душе покрыл друга нехорошими словами.

– Идти надо, – задумчиво сказал Ерофеев, – другой ниточки пет. Но только будь осторожен, а то дров наломаем. Понял, Станислав?

Широков кивнул и переменил тему:

– Интересно, что же было в тайнике? Настолько ценное, что из-за него пытались убить двух человек. Для крупной суммы денег тайник маловат. И почему до вечера 20-го июля тайник усиленно оберегался по крайней мере одной стороной, когда, на первый взгляд, легче было его вскрыть?

– Как ни странно, в этом наши интересы совпадают, – невесело пошутил подполковник и, посмотрев на часы, добавил: – Давай, езжай к своей мадам. Уже половина восьмого.

Широков отметил, что с легкой руки Свешникова к Маргарите Сергеевне пристало сразу же прозвище, как нельзя лучше характеризующее эту женщину. Напоследок еще и Наташа подколола:

– Ждать мы вас, Станислав Андреевич, конечно, не будем. Но вы не очень задерживайтесь, завтра все-таки рабочий день у нас всех!

Широков собрался ответить чем-нибудь достойным, но на ум, как назло, ничего не пришло, и он только махнул рукой: чего, мол, прицепились…

Улица Свердлова находилась в том же районе, что и горбольница номер два. Поэтому в дверь седьмой квартиры Широков позвонил, когда стрелки наручных часов показывали без пяти восемь. В квартире послышались легкие шаги, щелкнул замок, и дверь распахнулась. По всей видимости, Маргарита Сергеевна решила окончательно сразить Станислава: на ней был туго перехваченный в талии широким красным поясом легкий белый блузон, похожий на мужскую рубашку. С боков имелись такие глубокие вырезы, что стройные ноги, обутые в изящные красивые босоножки, были видны почти полностью. Кроме того, сразу бросалось в глаза отсутствие бюстгальтера. Широков даже не попытался скрыть некоторую растерянность, чему довольная произведенным эффектом Маргарита Сергеевна явно обрадовалась. Воркующим голосом она пригласила гостя войти.

При этом развернулась боком в дверном проеме и прислонилась к косяку, не собираясь посторониться. Пришлось Станиславу также протискиваться в коридор, поневоле коснувшись женщины и надышавшись ароматом умопомрачительных духов, исходившим от распущенных светлых волос. Краем глаза он заметил, как приоткрылась дверь слева с медной цифрой «пять». Несколько раздосадованный нелепостью происходящего и ощутив возникающее раздражение, гость расположился в предложенном хозяйкой мягком кресле и, пока она, извинившись, скрылась на кухне, осмотрелся. Обстановка комнаты свидетельствовала о вкусе и скромности владелицы, что никак не вязалось с внешним поведением Гвоздковой. Кресло, в которое его усадили, стояло возле окна. Рядом, слева, расположилась софа с красивым ночником в изголовье. Над софой пестрел относительно мягкими красками большой ковер. Вдоль глухой правой стены, вслед за цветным телевизором на тумбочке, вытянулась мебельная стенка местного производства. В левом углу стоял двустворчатый шифоньер с антресолью. Все это тонуло в спокойном рассеянном свете низковисящей люстры причудливой формы. Наблюдения Станислава прервало появление самой хозяйки, толкающей перед собой десертный столик-тележку на колесиках, на котором стояли две чашки кофе, бутылка дорогого армянского коньяка и блюдечко с тонко нарезанным лимоном.

Видя, что Широков готов запротестовать, она умоляюще защебетела:

– Ну, Станислав Андреевич, миленький… У меня редко бывают гости, тем более – привлекательные мужчины! Не лишайте бедную женщину маленькой радости!

Решив пойти на компромисс, Станислав голосом, не терпящим возражений, заявил:

– Хорошо. Кофе с лимоном выпью. Но без коньяка, – и, для убедительности, хлопнул себя ладонью по колену.

– Что ж, вынуждена подчиниться,– огорчилась Маргарита Сергеевна.

Подкатив столик к ногам Широкова, она собственноручно бросила в одну из чашек ломтик лимона и придвинула ее гостю. Производя эти манипуляции, женщина склонилась над столиком так, что блузон на груди распахнулся, и Широкову пришлось целомудренно отводить взгляд. Гвоздкова же ничуть не смутилась, неуловимым взмахом руки запахнула ворот и одарила Станислава очередной улыбкой.

Пригубив кофе и похвалив мастерство хозяйки вполне заслуженно, Широков спросил:

– Скажите, Маргарита Сергеевна, вашу тетю навещали родственники, брат, например?

– Насколько я знаю, до приезда моего сюда – нет. А вот при мне отец мой приезжал. – Гвоздкова уже уютно устроилась на софе, поджав под себя ноги.

– Когда это было?

– Дайте-ка вспомнить точнее… Да, правильно, весной 1986 года. Если не ошибаюсь – в марте. Как раз год тогда прошел, как я переехала. Отец хотел меня увидеть, но, к обоюдному огорчению, встреча наша не состоялась. Я находилась в срочной командировке по работе: учиться послали, квалификацию повышать. В вашей системе тоже так бывает?

– Бывает. Что вообще рассказывала за время совместной жизни Саржина о себе, о своей судьбе? Неужели Же ничего?

– Хотите – верьте, хотите – нет, но, ровным счетом, ничего. Только говорила как-то о работе то ли в банке, то ли в сберкассе там, в Курске, до пенсии. Детей, как я вам днем говорила, у нее, по-моему, не было.

Широков посчитал возможным обострить разговор.

– Ваша тетя интересует нас в связи с одним уголовным делом. – Заметив, как лицо хозяйки дома чуть напряглось, Станислав продолжал: – В сарае вашего бывшего дома вчера обнаружен труп мужчины. Вот фотография, посмотрите, пожалуйста, внимательно.

Когда Маргарита Сергеевна брала фотографию, пальцы на руке у нес чуть заметно дрожали. Взглянув на снимок, она неожиданно выронила его, как некое опасное насекомое. Лицо побледнело, губы сжались. Станислав наклонился к полу, чтобы поднять фотокарточку. Теперь он мог поклясться, что «толстого» Гвоздкова знает или хотя бы уже видела. Распрямившись, он обнаружил, что Маргарита Сергеевна уже пришла в себя и губы ее кривятся в подобии улыбки. В который раз представилась возможность убедиться в самообладании этой женщины.

– Вы извините, Станислав Сергеевич, я хоть и медик, но все-таки – женщина, и мне стало не по себе от того, что пришлось увидеть. Но все уже прошло. Нет, этого мужчину я не знаю и никогда не видела раньше.

– Жаль, очень жаль. Да, вы же обещали показать фотографии и письма тетки, – напомнил Станислав.

– Ах, конечно! Они у меня на кухне. Сейчас принесу!

«Надо намекнуть ей про Касьянова, – подумал Станислав, – интересно, как отреагирует она на это. Можно немного пустить пыль в глаза: мол, вот-вот ждем сведений из Курска о Саржиной. Если Гвоздкова что-то скрывает в жизни своей тетки, то, узнав такую новость, вынуждена будет крутить, что-то придумывать».

Через пару минут голос из кухни позвал: «Товарищ Широков!» Станислав поднялся с кресла, удивившись официальности обращения. В тот же момент на кухне щелкнул выключатель и хозяйка появилась в комнате. Широков потрясенно застыл на месте: волосы женщины были растрепаны, лицо мокрое, глаза «потекли». В следующее мгновение Гвоздкова с треском разорвала на себе блузон, пуговицы посыпались, звонко цокая по паркету. Затем Маргарита Сергеевна обхватила Широкова за шею и рухнула на софу, увлекая гостя за собой. Оторопевший Станислав, потеряв равновесие, упал сверху, а женщина, воспользовавшись этим, сразу ухватила его руками и ногами, не давая подняться, и принялась звать на помощь, правда, не слишком громко. Инстинктивно Широков рванулся, какая-то смутная, но неприятная догадка резанула мозг. В это время скрипнула входная дверь, кто-то вбежал в комнату, ярко блеснул мертвенный свет фотовспышки. Почувствовав, что Гвоздкова его отпустила, Станислав попытался подняться с тахты и рассмотреть фотографа. Но тут же получил крепкий удар по голове.

Сидя на лавочке возле первого подъезда дома № 25 по улице Свердлова, Свешников то и дело посматривал на часы. Стрелки уверенно ползли к 20.30, а Широков все не появлялся. Вдруг где-то в подъезде раздался шум и вроде бы кто-то крикнул. Потом опять стало тихо. На всякий случай Игорь решил проверить обстановку. Поднявшись на пару ступенек, он прислушался. Но ничего подозрительного не услышал. Постояв так несколько минут, собрался вернуться на исходную позицию. Но тут на втором этаже глухо хлопнула дверь. Какая-то женщина в темном платье стремительно сбежала по лестнице и выскочила на улицу. Свешников успел заметить развевающиеся светлые волосы и полиэтиленовый пакет в руке. Еще через минуту с улицы донесся шум мотора отъехавшей машины. «"Жигуленок", – машинально отметил Игорь. – А все-таки что-то мне здесь не нравится». Он поднялся по лестнице и тихо подошел к двери с номером «семь». После некоторых колебаний нажал кнопку звонка, рассчитывая на экспромт. В квартире послышались крадущиеся шаги. Неведомый человек, видимо, тоже прислушивался, стоя по ту сторону двери. Заволновавшись всерьез, Свешников снова нажал на кнопку и громко потребовал:

– Откройте, милиция!

Вместо звука открываемого замка раздался щелчок стопора замкового механизма, и кто-то тихо выругался.

– Станислав, ты там?! – крикнул Игорь.

В ответ в глубине квартиры что-то стукнуло, послышался звон разбитого стекла. «Окно!» – пронеслось в голове, а ноги уже несли Игоря вниз. Выскочив из подъезда, он бросился за угол, к обратной стороне дома, куда выходили окна квартиры Гвоздковой. Метрах в пятидесяти впереди через проезжую часть улицы метнулась фигура мужчины в направлении «аула». Так называли в городе этот большой массив частных домов с садами и огородами, окруженный со всех сторон наступающими многоэтажками новостроек.

«Если добежит до "аула" – кранты! Там его уже не найдешь…» – сообразил Игорь и помчался вдогонку изо всех сил. Тем не менее, вряд ли бы он достал незнакомца, если бы тот внезапно не захромал и не сбавил темп. Последнее обстоятельство сыграло решающую роль. Видя, что уйти не удастся, преследуемый развернулся и пошел навстречу Свешникову.

Правая рука его вытянулась вперед и чуть в сторону. Остановившись, Игорь увидел блеснувшую сталь ножа. Когда незнакомец приблизился на расстояние двух метров, Свешников резко качнулся корпусом влево. Рука с ножом синхронно пошла в ту же сторону. Продолжая начатое движение корпуса, Игорь правой ногой нанес сильный удар по кисти, сжимавшей нож. Противник вскрикнул, а нож, описав крутую дугу, звякнул метрах в шести от них. Не давая врагу опомниться, Игорь рванулся вперед, левой рукой «врезал» незнакомцу по корпусу и тут же правой, что есть силы – в подбородок. Лязгнув зубами, мужчина молча упал навзничь и затих. Теперь можно было перевести дыхание и отереть пот со лба. Скрутив поверженному сопернику руки за спиной поясным ремнем, Свешников собрался оттащить того к дому, когда увидел несущуюся по улице со стороны западного микрорайона патрульную машину с крутящимся маячком, Из резко тормознувшего «уазика» выскочили двое сержантов. Подойдя, узнали коллегу и поинтересовались, не нужна ли помощь. Обыскав задержанного, Игорь сунул нож в карман. Потом все еще находящегося без сознания мужчину заперли в задний отсек машины.

– Надо, ребята, подъехать к первому подъезду двадцать пятого дома и глянуть в квартиру номер семь, – попросил Игорь.

Подле скамейки, где недавно сидел Свешников, уже собралось несколько жильцов, оживленно обсуждавших случившееся. При виде вышедших из машины сотрудников милиции они затихли. Игорь с сержантом поднялся на второй этаж, прихватив парочку наиболее энергичных старушек. Дверь в седьмую квартиру была, по-прежнему, закрыта. На всякий случай еще раз позвонили. Из квартиры раздался стон. Переглянувшись с товарищами, Свешников молча кивнул, отступая в сторону. Те отошли в противоположный конец площадки, сняли фуражки и разом бросились вперед. С треском дверь вылетела, а милиционеры проскочили в коридор, едва удержавшись на ногах.

– Ничего не трогать! – распорядился Игорь и первым вошел в комнату. Справа на софе сидела старуха с вытаращенными глазами и отвалившейся челюстью. Она издавала еле слышный утробный вой. У ног ее, рядом с поваленным сервировочным столиком, держась за голову и покачиваясь из стороны в сторону, скорчился Широков. Стекло в средней секции окна было выбито.

– Вызовите группу с экспертом. И пусть сообщат Ерофееву, – хмуро распорядился Свешников. Не обращая внимания на начавшую икать от страха женщину, он склонился над другом.

23 июля. Суббота. 7.00.

Открыв глаза, Станислав сразу ощутил боль в голове. Некоторое время он бессмысленно смотрел в потолок, пытаясь сообразить, где находится и что с ним. Белая шероховатая поверхность потолка казалась удивительно знакомой. «Ну да… Вон щербина в шве между плитами, вон – темное пятнышко в виде неправильной звездочки на месте отвалившейся штукатурки… Так я же дома! – удивился Широков. Это открытие, словно разрушило некую преграду, сдерживавшую реку памяти. Как быстро меняющиеся кадры кинопленки, замелькали в мозгу картинки последних впечатлений и событий. – Уютная комната, кофе, шальные женские глаза, потом – сама женщина с белокурыми волосами, почему-то бросается на шею ему, капитану милиции, валит на тахту. Он пытается встать… Вспышка! Боль в голове… И мрак… Откуда-то выплывает лицо другой женщины. Рядом – тревожные глаза Игоря. Потом помогают встать, куда-то ведут… Ерофеев что-то спрашивает. Только не понятно, что… „Скорая помощь“… резкий запах нашатыря… Укол…» Все картинки перемешались, изображение расплылось, очищая белое полотно потолка-экрана.

Станислав поочередно пошевелил конечностями. Они слушались хозяина вполне удовлетворительно. Но, когда поднимал голову, возникала тупая боль.

Собравшись с духом, Широков встал с кровати и, еще не совсем доверяя своему телу, неуверенно прошагал в ванную комнату. С трудом размотав стягивающие голову бинты, кряхтя, влез под душ. Хлесткие струи холодной воды принесли желанное облегчение: боль в голове стала ослабевать, а мышцы – наливаться привычной силой. Простояв так минут десять, Станислав растерся жестким вафельным полотенцем и несколько воспрянул духом. Правда, порез верхней части лба болел, но волосы почти скрывали его, а две припухшие царапины на щеке от ногтей Гвоздковой, по логике вещей, должны были быстро притухнуть.

«Если, конечно, ногти не ядовитые, – невесело усмехнулся Широков и подбодрил сам себя. – Ничего, Станислав Андреевич, шрамы украшают мужчину!»

Покончив с бритьем, он отправился на кухню, намереваясь что-нибудь перекусить. Есть не очень хотелось, поэтому завтрак ограничился бутербродом с колбасой и чашкой крепкого кофе. Ополаскивая чашку, Станислав вздрогнул от истошного верещания будильника в комнате. Чертыхнувшись, он бросился к нарушителю спокойствия и в сердцах треснул по кнопке. Машинально взглянув на стрелки, удивился, что времени всего-то половина восьмого. Затем удобно устроившись в уголке софы, взял со столика последний номер «Огонька» и принялся за чтение. И тут он подумал о Наташе.

«Что я, в сущности, знаю о ней? – думал Широков. – Что она за человек? Конечно, она красивая, с ней приятно общаться, неглупая, за словом в карман не полезет. Пожалуй, добрая… Что еще? Да, в принципе, ничего…»

Лирические мысли были прерваны самым прозаическим образом: нахально заявил о своем присутствии телефон. Широков поморщился и, пройдя в коридор, недовольным голосом сообщил в трубку:

– Слушаю…

– Разбудил, голубь сизокрылый? – осведомилась трубка чуть сиплым голосом Ерофеева.

– Нет, я уже встал… Доброе утро, Петр Сергеевич!– Станислав старался настроить себя на деловой лад.

– Тогда хорошо. Голова не болит? Работать в состоянии?

– Болит чуток, но работать могу.

– Очень рад. Одевайся, через десять минут я за тобой заеду.

– Что-нибудь еще случилось? – встревожился Широков.

– Случилось… В больнице сегодня ночью скоропостижно скончался Касьянов. – Ерофеев помедлил, сопя в трубку, и добавил: – У врачей есть предположение, что старику помогли. Вот так! Жди…

Одеваясь, Широков с сожалением и тревогой констатировал факт, что единственного свидетеля, знавшего преступников в лицо, больше нет.

Ожидая начальника на углу своего дома и настороженно поглядывая на небо, Станислав ругнул себя, что не посмотрел в окно. Стоявшая две недели жара стала привычной, и даже мысли о возможности иного состояния климата не возникало. Сегодня же знакомого раскаленного «глаза» вверху не было. Над головой сплошной пеленой медленно ползли тягучие свинцовые тучи, предвещавшие, как минимум, дождь. Летние краски сразу как-то поблекли, а город стал похож на большую пепельницу, посеревшую от частого пользования.

«Пиджачок бы набросить не мешало», – подумал Широков, зябко поеживаясь под очередным порывом не сильного, но колкого северо-западного ветерка. К счастью, скрипнув тормозами, ерофеевская «Волга» остановилась в метре от Станислава, предлагая хотя бы временное убежище. Ерофеев был в машине один.

– Видок у тебя не самый боевой, – посочувствовал он, искоса глянув на устроившегося рядом подчиненного, – особливо вон те следы коготков возле уха… Как с подругой-то будешь объясняться?

– У меня подруги нет, вы же знаете,– равнодушно заметил Широков.

– А-а-а… Ну-ну, я ведь забыл, что ты у нас стойкий «искровец», – поддел подполковник.

Решив сменить скользкую тему, Станислав спросил:

– Петр Сергеевич, что вы думаете о вчерашней истории?

– Тут и гадать нечего… Хотели тебя скомпрометировать, как минимум, а еще лучше – заставить работать на себя!

– Но какой смысл? Я понимаю, если б дело было в завершающей стадии и мы бы «висели» на плечах у преступников… А тут как раз противоположное: тыркаемся в потемках и ничем конкретным для разгадки этого проклятого дела не обладаем. Как в том знаменитом афоризме про черную кошку в темной комнате…

– Но ведь и в потемках случайно можно выключатель найти, – возразил Ерофеев. – А еще вероятнее, уронить пару стульев, наделать шуму, пробираясь к тому выключателю на ощупь. Что же касается кошки, то звери, как известно, не любят шума, хотя бы и от безобидных падающих стульев… Вот и у тебя так получилось: сам того не ведая, видно, здорово нашумел, а «они» с перепугу решили, что твоя рука уже на выключателе!

– Значит, Маргарита Сергеевна Гвоздкова имеет самое прямое отношение к убийству, тайнику и всем прочим вещам… Интересно будет с ней снова встретиться.

– Думаю, такая возможность тебе представится не скоро, хотя город мы и перекрыли…

– Не понял… – удивился Широков. – А разве вчера ее в квартире не задержали?

– Увы… Такой радости она нам доставить не захотела. Впрочем, на эту тему мы еще побеседуем, – заключил Ерофеев, останавливая машину у крыльца горбольницы рядом с «уазиком» дежурной части. – Ты что, действительно ничего не помнишь из событий, случившихся после твоего нокаута?

Станислав только пожал плечами.

23 июня. Суббота. Около 8.30.

Окно в коридоре возле палаты № 306 было открыто. Эксперт уже «потрудился» над ним, о чем свидетельствовали бурые разводы порошка на стекле и раме. Из-за двери палаты слышались громкие голоса, сразу притихшие при появлении Ерофеева с Широковым. По возбужденному лицу следователя Яшина нетрудно было догадаться о происходившем здесь только что жарком споре между ним и экспертом Варухиным. Тем более, кроме них в палате никого не было. Все три стоявшие спинками к правой стене кровати были пусты.

– О чем спорим, голуби? – поздоровавшись, поинтересовался подполковник.

– Да вот, Петр Сергеевич, Варухин убеждает меня, что убийство совершил переодетый в женщину мужчина! – Гоша Яшин раздраженно кивнул в сторону эксперта, который невозмутимо «мазал» тумбочку у ближней к окну кровати, надеясь отыскать какие-то следы.

– Прямо чушь собачья! – не унимался Гоша. – Насмотрятся американских боевиков, а потом несут околесицу!

Широков еле сдерживал себя, чтобы не рассмеяться: Варухин был непревзойденным мастером розыгрышей. Причем, делал это артистически, доводя жертву, лишенную, как правило, чувства юмора, до белого каления своей невозмутимой уверенностью, с которой доказывал в споре совершенно дикую точку зрения. В этом смысле Яшин являл собой благодатного противника, ибо по натуре отличался крайней серьезностью абсолютно во всем.

Ерофеев, в свою очередь, подозрительно посмотрел на Варухина, потом – на Широкова, безуспешно пытавшегося сохранить серьезный вид, и, раскусив ситуацию, усмехнулся:

– Эх, Варухин! Твое счастье, что дуэли отменены, а то не дожил бы ты до капитанского чина. Еще в лейтенантах схоронили б!

– Да что вы, товарищ подполковник, я же очень спокойный и покладистый по натуре, – невинно отозвался Варухин.

– Ладно… Шутки в сторону. Значит, все-таки убийство? – обратился шеф к Яшину.

– Похоже – убийство, Петр Сергеевич. Судите сами. Вчера вечером около двадцати одного часа в палату № 306 вошла медсестра в белом халате, шапочке – все, как положено. Только лицо до самых глаз закрывал марлевый респиратор. В палате в этот момент находился спавший Касьянов и больной Тарасов, чья кровать ближняя к двери. Медсестра прошла к окну, разбудила старика и сообщила, что доктор велел сделать на ночь укол. Быстро произведя инъекцию в руку, сестра пожелала спокойной ночи и ушла, а Касьянов тут же вновь уснул. Все это рассказал Тарасов. Увлеченный чтением интересной книги, он не особенно вникал в происходящее, поэтому ничего более определенного не заметил и не слышал.

– Шприц был одноразовый? – быстро спросил Широков.

Гоша пожал плечами:

– Этого Тарасов не помнит. Во всяком случае, он не заметил, чтобы у медсестры в руках что-либо было. Стерилизатор, например. Шприц, естественно, сестра унесла с собой. Далее… Примерно через час в палату вернулся больной Кулик. Он с 20.00 смотрел телевизор в холле до окончания программы «Время». Потом зашел в туалет, покурил и вернулся в палату. По его словам, Касьянов и Тарасов уже спали. Он последовал их примеру. Утром, в семь часов, дежурная медсестра зашла в палату, чтобы разбудить больных и выдать им лекарства для приема перед завтраком. Она и обнаружила, что Касьянов мертв. Подняла шум, дежурный врач констатировал смерть, но диагноз поставить затруднился. При осмотре тела они с сестрой сняли со старика пижамную куртку и случайно заметили след от укола на правом предплечье. Сестра удивилась, так как Касьянову уколы в это место не делали, а ранка была совсем свежей. Наблюдавший со стороны Тарасов возразил сестре, что, мол, она сама вчера вечером делала ему укол. Сестра удивилась, заявила, что никаких уколов Касьянову не делала, а потом вдруг побледнела, рухнула на стул и заплакала, приговаривая: «Не может быть… Не может быть…» Врач вызвал милицию. Вот и все.

– Почему Тарасов решил, что укол делала именно дежурная медсестра? Кстати, как ее фамилия? – спросил Ерофеев.

– Ее фамилия Котина. А Тарасов так решил потому, что у женщины, делавшей укол, были, как и у Котиной, светлые волосы, забранные под шапочку. Ростом и сложением они также похожи. Когда я с Котиной начал разговаривать и сказал об этом, она разрыдалась до истерики. Сейчас ей дали успокоительное, и она находится в кабинете зав. отделением вместе с вашим Белозеровым.