Текст книги "Дамка хочет говорить"

Автор книги: Александр Панов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

15

Андрюшка принес табель. Тетя Катя поругала его.

– Ни одной пятерки!

– Зато ни одной тройки, я хорошист. А в пятом классе у нас по каждому предмету учитель будет.

– Зубы не заговаривай, у Витальки и то две пятерки.

Теперь Андрюша забегается – то в лес, то на речку. Мама не скажет: «А ну, за уроки».

Виталька, Нина, Андрюшка и другие ребята пошли ставить палатки для пионерского лагеря, а Любушку не взяли:

– Как поставим палатки, будем там жить – тогда возьмем на целый день… А сегодня вечером приходи смотреть игру, – сказала Нина.

– Забьешь гол? – спросила Любушка.

– Постараюсь.

И вот мы остались с Любушкой вдвоем.

– Что будем делать? – со вздохом спросила она меня.

– Надо Тимку поискать, – предложила я.

– Пойти бы на рыбалку, Мария Алексеевна прошлым летом подарила мне удилище… – сказала Любушка. – Только без ребят нельзя, мама заругает. А вот у школы чинят водопровод, поглядим.

Она дала мне вареник, а сама даже не попробовала. Почему плохо ест! Ей даже попадает за это от матери.

Мы ходили по деревне до вечера, пока не начался у ребят футбол.

Как-то ребята рассуждали, где взять хорошего вратаря.

– Становись, Алеша, – предложила Нина, капитан команды.

– У меня плохая реакция.

– Попробуем.

Сначала била мяч Нина, потом Андрюшка. Только один раз Алеша не пропустил мяч.

– Да, не годишься, – сказала Нина.

– Никогда не выиграем с плохим вратарем. Становись, Андрюша. Попробуем.

Андрюша, расставив ноги, немного согнувшись, не спускал глаз с мяча. Наверно, ему сейчас мяч казался маленьким и хитрым.

– Бей! – крикнул Андрюшка. Метнулся – и мяч в руках. Смотри-ка, не испугался! А я закрыла глаза, когда Нина пнула мяч. Андрюша удивленно пощупал мяч, рассмеялся:

– Да ты нарочно в руки. Такой мяч любой возьмет! Бей в угол.

Нина ударила с разбегу. Хорошо прыгнул Андрюшка, но мяч, словно обманывая, вильнул от руки и влетел в угол. Лишь кончиками пальцев задел он его. Не боится он мяча, а я бы, наоборот, отворачивалась или убегала от него.

– У тебя мировая реакция, – сказала Нина. И броски смелые.

Андрюша снова поймал мяч, еще и еще раз… Но иногда не мог его взять, отбивал руками, ногами. Падал.

– Больно? – спрашивала Нина.

– Не спрашивай! – хмурился Андрюшка.

Было ясно: Андрюшка – настоящий вратарь!

И вот на стадионе собралось много ребят и взрослых. Заманчивая и шумная игра футбол. Никто спокойно не сидит: спорят, смеются, подбадривают играющих. Они носятся по полю изо всех сил, кричат и толкаются. А Виталька даже ножку подставляет, просто беда! И тогда в его ворота штрафной. Наша команда проигрывала. Вот уж Андрюшке досталось! Он падал и быстро вскакивал, делал сильные броски, но что поделаешь – неуловимый мяч два раза побывал в воротах! Андрюшка локти содрал до крови.

– Надень свитер! – посоветовала Нина, но он махнул рукой.

– Витальку крепче страхуйте.

Я не выдержала, встала рядом с Андрюшкой.

– Пошла отсюда! – крикнул он, Тогда я побежала играть за нашу команду, но Виталька вместо мяча пнул меня.

Андрюшке хотелось побегать, просил то одного, то другого:

– Замени!

– Что ты, мы тогда совсем пропали, – говорили ребята.

Тут ребята перестали играть – и было видно, что верх взяла Виталькина сторона. Мне было так жаль Андрюшку, но оказалось, что это не вся игра, а только «первый тайм».

Потом на нашей стороне было тихо, зато в Виталькиной команде по-прежнему кричали. Быстрей всех носилась по полю Нина. Куда там Витальке! Тут и наша команда, и болельщики не выдерживали:

– Бей!

Нина точным ударом послала мяч. Другие тоже забили по голу. Тут я почувствовала, как развеселились наши.

Витальку перестали слушать, бегали без толку, оставляли свои места.

– Пропусти еще хоть гол – получишь! – Виталька показал своему вратарю кулак.

Сестру Виталька, видно, боялся, а других толкал и получил штрафной. Еще гол! Тут он так разошелся, что его выгнали с поля.

А вот Андрюшке, наверное, скучно было. Игра шла все время у ворот противника. Он даже нарочно садился на землю. Жалко мне стало Виталькиных ребят: устали, растерялись без капитана, надо бы их подбодрить, а он ругается.

Показалось стадо, и я побежала встречать. Пастух, как всегда, шел впереди, а за ним, покачивая головами, двигались коровы. Люблю встречать коров! Они соскучились за день по дому и вот торопятся. Некоторые знают дорогу и сами идут в свой двор. Других встречают. Увидев хозяев, коровы призывно мычат, просят: «Скорей забирайте у нас молоко! Ой, не донести!»

16

С каждым днем Музлан мне нравится все больше и больше. Не избалован и даже, наверно, не привык к ласке. Не назойлив, как Бобик. Хоть погладят его, дадут хлеба – ни за что не вильнет хвостом. И как он выдерживает? Ведь невозможно быть спокойной, когда гладят или разговаривают с тобой. А Музлан с достоинством отходит в сторону или присядет рядом с Андрюшкой и будет серьезно смотреть по сторонам и лишь изредка на человека. И когда подзывают его, подходит не так, как мы, дворняжки, повизгивая, вихляя задом, поджимая хвост, визжа от восторга – ведь хочется, чтобы человек знал о твоей радости и благодарности.

Как бы стать похожей на Музлана? Вот Любушка позвала меня. Хотела, как всегда, метнуться к ней, но вспомнила: Музлан, не торопясь, идет на зов, и никто не обижается, наоборот, с восхищением глядит на него. Сделаю вид, что не расслышала. Нет, сделала вид, что расслышала, – вильнула хвостом, чтобы Любушка не обиделась, но пусть думает, что я занята: обнюхала тряпку, откинула ее, снова обнюхала. «Ну, Да-амка!» – крикнула Люба. Что же я делаю? Музлан, может, потому не торопится, что о важном думает. А я о чем думаю? Нарочно тряпку треплю. Бросилась к Любушке: не обижайся.

Чего мне равняться с Музланом? Он серьезный пес, много видел, а я что – кроме своего двора? Он дружил с умными собаками… Как он умеет себя вести! Постучит лапой в дверь летней кухни. Откроют. Посмотрит на хозяйку, а потом по сторонам, словно ему неловко просить. С рук не берет. Только с земли. Скажем, Бобка, да что там говорить, и я тоже – позови – прибегу, заранее облизываясь, знаю, будет подачка. А Музлана подзовешь – не торопится. Оно и понятно: не надо отбивать барашка от волка, не надо выручать человека из беды. Знает он, будут пустяки: дадут хлеба или конфет. А это для него не самое главное, как, скажем, для Бобика. За свою жизнь Музлан всего навидался, голодал и наедался до отвала. Набегавшись, собирая отару, намерзшись на студеном ветру, устав, как человек, он, конечно же, любил сытно поесть, обсосать мосол. Но сейчас его занимало что-то другое, может, тоска по чабанам, знакомым собакам, горам? Многое ребята рассказывают о нем. Не знаю почему, но я поняла – Музлану тоскливо в нашем дворе.

Мне иногда кажется, что он жалеет Бобика, хотя виду не показывает.

Был ли когда-нибудь он на цепи? По всему видно, не любит привязь. Зато понравилась ему Марта. Удивляюсь, чем? Когда хозяйка гонит ее в стадо, Музлан идет за ней и долго смотрит вслед.

– Пошли к Никитичне, – отвлекаю его. – И тетя Аня спрашивала про тебя. Поглядим, что делает Босой. – Но он словно не слышит.

– Ты чего же, Музлан, приуныл? Пора привыкнуть, – сказала тетя Катя. – Ладно, сейчас я вас с Дамкой угощу картофельными пирожками.

Музлан не сразу взял пирожок, посмотрел на тетю Катю, как бы спрашивая: «А вам не жалко?» Что ты, Музлан, – она всегда дает вкусненького, ешь скорей. Она радуется, когда едят и хвалят ее пирожки.

Музлан взял в зубы пирожок и еще поглядел на тетю Катю, мол, я не тороплюсь есть и вообще могу его положить. И я, Музлан, не тороплюсь, когда она дает хлеб, а вот с пирожком медлить никак не могу… До чего ты умный и терпеливый, Музлан! Попробую когда-нибудь и я так. Конечно, когда совсем буду сытая.

Тетя Катя пошла в огород! И мы за ней. Музлан внимательно смотрел, как она копала землю. Понюхал вскопанное, подошел к тете Кате, вдруг закинул ей лапы на плечи и лизнул в ухо. Она, гладя его, приговаривала:

– Ничего, привыкай к нам. Тебе неплохо будет у нас.

– Плохо, плохо, – сказала я. – Он сам не свой.

Музлан опустился на четыре лапы и медленно пошел прочь.

Почему ты уходишь? Неужели равнодушен к нашему дому?

– Тебя очень любят наши хозяева, – тявкнула я ему.

– За что? – почему-то с горечью посмотрел на меня.

Я растерялась. Да, за что? А меня за что?

– Ты нравишься людям.

– Эх, Дамка, Дамка… Скучно бродить по двору, скучно стоять возле хозяев…

Всю жизнь помогал людям, почему же ему скучно с ними? Неужели разлюбил людей?

– Я вижу во сне горы… И пастухи зовут меня. Плохо им без меня. Если бы я мог вернуться туда…

А мне кажется, милей нашей деревни нет места.

– Идем к хозяйке, – позвала я. – Она рада нам, а мы бросили ее.

– Нечего мне там делать.

Я вернулась. Тетя Катя копала, разбивая комки лопатой, а я обнюхивала мягкую землю.

– Не мешай, Дамка, а то под лопату попадешь! Посиди спокойно.

Неужели Музлан ушел, чтобы не мешать, раз уж не может помочь? А я не хочу уходить, я знаю, без меня тете Кате будет скучно.

Я проснулась от громкого крика гусей. Они заступались за «барыню», которая ушла с насиженных яиц. Непонятный все-таки народ эти гуси.

Вслед за матерью встают Тамара с Димой. Сначала у них дружный разговор.

– Даешь прикурить трактористам. Грубишь, говорят.

– Лодыря и кнутом не жалко стегануть.

– Правильно, сеструха. Ты и ко мне построже.

– А ты что думаешь? С ними ругаюсь, а на тебя сразу рапорт накатаю, имей в виду.

– Не напишешь. Брат у тебя знает, как работать…

– Вот и давал бы полторы нормы, – перебила Тамара.

– Тебе все мало, не приставай.

– Чего на свое начальство напустился? – вступился отец.

– У нее только «скорей» да «побыстрей», премии грозится лишить… Не любят ее механизаторы.

– Не нужна их любовь, пусть делают, как нужно.

Премии за перевыполнение любят получать, а поднажать, когда позарез надо, – шалишь! Ведь знают: не хватает комбайнеров, хоть разорвись.

– Да тебе не угодишь никогда!

– Не мне – земле угодите… Горох сохнет, высыпаться начнет, срочно надо убирать и вспашку делать.

– Мы из кожи лезем и ночь прихватываем.

– Не все из кожи лезут, иначе еще вчера закончили бы.

– Будет вам на день глядя, – сказал отец. – Все скопом взялись бы да и покончили с горохом. Я тоже завтра иду помогать.

– Садись, подвезу. – Тамара села на мотоцикл.

– На своих двоих скорей доберусь, – отмахнулся Дима.

Когда Дима ушел на работу, отец сказал тете Кате:

– Подумать только, какой махиной сын управляет: К-700, двести пятнадцать лошадиных сил, легко сказать! Помнишь, ехал по нашей деревне первый трактор, как раз на пасху: трещит, дымит… Старушки шли в церковь, увидели «нечистую силу», закрестились, запричитали, бросились прятаться.

Мне очень хотелось посмотреть на самый большой и сильный Димин трактор, но меня совсем расстроил Музлан. Что-то неладное с ним, а что – не пойму. Подбегу, спрошу, а он молча отвернется и уходит, глядит вдаль или подойдет к Бобику и возится с ним. Бобик рад ему сильней, чем Любушке или Андрюшке.

Музлан почему-то не может просто так ходить по двору, как я, как Бобик. Первые дни он, видно, осваивался. А потом, когда все знакомо стало, – пошел по деревне. Я опасалась за него, как бы не покусали, задир у нас хватает. А он ни одной собаки не знал. Обычно на незнакомых обязательно кто-нибудь да набросится с лаем. Никто на Музлана даже не гавкнул. Чуют, что пес серьезный.

Потом перестал по деревне ходить. Я поняла, что он не может жить, как все наши собаки. Ходил по двору, похожий на нашего хозяина, который, когда совсем ничего не делает, тоже все шагает туда-сюда. О чем он думает в это время? Про других собак-то я знаю почти все, какие они, а Музлана не понимаю. Все жду от него чего-то хорошего. Но чего? Ведь вот смотрит на меня, и, кажется, недоволен, будто говорит: «Ну чего крутишься по двору? Неужели тебе это нравится? Всю жизнь, наверно, так крутилась». Ребята звали его на речку, в лес. Идет за ними не спеша, с достоинством, зато я от радости ношусь, пока, задохнувшись от усталости, не ложусь поближе к Музлану.

Увидел его пастух и сказал Андрюшке:

– Был бы помоложе – попросил бы его у тебя.

– Старенький, пусть отдыхает. Его в геологической партии Пенсионером звали, так он сердился.

– Конечно, все хотим быть помоложе.

Но что с Музланом! Оживился, обнюхивая пастуха, закинул ему лапы на плечо, хотел даже лизнуть. Еле увел его Андрюшка домой.

– Не сердись, – пыталась сказать я. – Все у нас хорошие, не только пастух. Надо ласкаться к людям.

– Не умею.

– Поучись у меня.

– Зачем? – Музлан фыркнул. – Видел, как надоедаешь людям. Неприятно смотреть.

Но все же Музлан немного меня послушался и вечером сел возле тети Кати, стиравшей белье. Я обрадовалась: привыкай, привыкай к ней. Вот она вытерла руки полотенцем и направилась встречать корову. Смотрю, Музлан пошел следом. Вскоре они вместе привели Марту. Когда она зашла в денник и хозяйка положила перекладину, Музлан лег возле. Он и по утрам стал помогать выводить Марту. Однажды, когда с Андрюшей встретили Марту, и она ринулась зачем-то в сторону, Музлан вдруг рявкнул: «Куда пошла!» – Молодец, Музлашка, соображаешь, – похвалил Андрюша, а дома сказал: – Мама, Музлан сможет провожать и встречать Марту.

И вот утром хозяйка открыла денник и сказала:

– А ну, Музлан, веди Марту в стадо. Веди.

Музлан покрутился вокруг, словно не веря, что ему доверяют, потом подошел к Марте и гавкнул. Корова послушно зашагала через двор к открытым воротам. Музлан оглянулся на хозяйку, а она рассмеялась:

– Иди, иди, помощничек, попробуй, – доведи Марту.

И он повел. Я бежала рядом, но он не обращал на меня никакого внимания, шел потихоньку за коровой. Марта оборачивалась, приостанавливалась, но Музлан добродушно и негромко лаял. Марта пошла со стадом, и Музлан, видно, не хотел возвращаться.

– Идем домой! – позвала я. Он остановился, потянулся, радостно взвизгнул и зашагал рядом с пастухом. Пастух равнодушно взглянул на Музлана, но тот шел, не отставая. И я побежала за ним: неужели пойдет пасти? Теперь пастух посмотрел на Музлана внимательнее.

– Что, Пенсионер, не сидится?

Он опустил голову, но вдруг так взлаял, что коровы вздрогнули. Какой голос приятный! Куда нашим собакам до Музлана!

Пастух остановился. Пес подошел, поднял морду и долго-долго смотрел на него, мол, возьми меня, пригожусь.

Музлан просит, а я переживаю: «Возьмет или не возьмет?»

Пастух погладил его, улыбнулся, потрепал голову.

– Айда, Пенсионер… Учить тебя не надо. Здесь не горы, полегче.

И они пошли. А я побежала домой. Что творилось с Бобиком – будто взбесился! Где Музлан? Я хочу с ним! Не визжал, не лаял, только хрипел, терзая цепь…

Ушел, ушел с пастухом Музлан! Жалко было, что он уходит на целый день, но я и обрадовалась: снова хозяева обратят на меня внимание, снова Любушка будет со мной играть и разговаривать. Но все равно очень грустно. Никогда так со мной не было. Тетя Катя посмотрела на меня и рассмеялась:

– Что с тобой, горюшко? Хвост поджала, голову к земле гнешь, словно провинилась. Какая у тебя-то печаль?

Ну что тут ответишь!

– Уж не по Музлану ли скучаешь?

Я так и подпрыгнула. Да, да – вот почему мне грустно! Я забегала по двору. Как он там? Есть коровы смирные, а есть такие, что и на рога могут поддеть, это не овцы. Сумеет ли Музлан пасти? Не будет ли пастух его ругать?

Ох, Любушка, скорей бы коров пригнали…

– Сейчас принесу хлеба с маслом, – сказала Любушка. Будто кроме еды мне ничего не надо… Я залезла а будку и стала ждать. А потом выбежала за деревню, прислушалась: не замычат ли вдали коровы, не защелкает ли бич, не услышу ли приятный лай Музлана?… Знала, что еще рано, но я ждала, ждала…

17

Дима в летней кухне ест и все поглядывает на часы.

– Да поешь путем.

– Некогда, мама, сегодня кончаем сеять.

Понимаю тебя, Дима: устаешь. Даже ни одного фокуса ребятам не показал. Помнишь, говорил: «Расклеим афиши: Сегодня в клубе выступает Дамка с заслуженным дрессировщиком, учеником всемирно известного Владимира Дурова». Учил лаять, ходить на лапах, плясать под балалайку. «Не мучь Дамку, – заступалась Любушка, – она устала».

Нет, я не уставала, было интересно, хотела как можно лучше сделать, чтобы ты был доволен. Иногда только надоедало повторять одно и то же. Но я гордилась, когда ты хвалил меня… Правда, с мячом так и не научил играть. Не знаю, что с ним делать. Даже в пасть не могу взять. Хочу схватить, а он катится. Но как остановить его? Бегу, бегу за ним, начинаю играть, а он все катится, убегает…

Дима ушел. Теперь буду Любушку ждать. Она просыпается позже всех, но сегодня поднялась рано – мать еще корову доила. Ходила по двору, поглядывая, как Бобик хватает за уши Музлана. Налила нам супу, дала по большому куску хлеба.

– Чего чуть свет встала? – удивилась мать, выходя с ведром из коровника. – Выпьешь парного?

– Не хочу.

Любушке нравится слово «не хочу», а по-моему, это самое противное слово. Да и хозяйке оно очень не нравится, даже ругает Любушку или Андрюшку, когда они говорят «не хочу»!

Тетя Катя пропускала через сепаратор молоко. Погнали коров.

– Любушка, выпусти Марту. – крикнула мать.

Девочка открыла ворота, Марта, мотая головой, пошла, следом двинулся Музлан. Завизжал Бобик. Посмотрев с хитрой улыбкой на летнюю кухню, Любушка тихонько подозвала Музлана.

– Сейчас с Бобиком пойдешь, – она быстро развязала ошейник.

Музлан побежал к пастуху. Бобик прыгал, не понимая.

– Иди, – приказала я.

И он, вот чудо, послушался: побежал за мной, оглядываясь на Любушку.

Мы догнали Музлана. Бобик, радуясь, что может подбежать к человеку, с громким лаем подлетел к пастуху. А тот взмахнул кнутом, и Бобик с криком бросился прочь.

– Ах, ворюга!

– Дядя Митя, не бейте! – Любушка подбежала к пастуху. – Возьмите Бобку! Хочет с Музланом пасти коров. Без Музлана скучает.

– Раз ты просишь, – улыбнулся пастух и приказал: – Боб, ко мне!

Бобик умоляюще взглянул на кнут, замотал опущенной головой, медленно подходя к пастуху, мол, буду слушаться.

– Беги за Музланом, – сказал пастух.

Бобик догнал друга, и они пошли вместе: старый, умный Музлан и мой молодой, еще глупый сын. От радости у меня сразу перестали болеть ноги. Музлан научит Бобку пасти!

Когда мы вернулись домой, мать сердито спросила Любушку:

– Ты отпустила Бобика?

– Я, – гордо ответила девочка. – Бобик теперь с Музланом пасет.

– Ну и сообразила. – Мать рассмеялась. – Сейчас заявится, как миленький.

– Не заявится, – сказала Любушка.

– Разве будет дворняжка смотреть за скотом, а особенно наш лодырь Бобка? С коровами побудь целый день на жаре да на холоде, на ветру, на дожде. Не всякий вытерпит.

Мой Бобик вытерпит!

И тут, Любушка, мы с тобой заметили Тимку с Шариком: они крались к нашим соседям. Я зарычала на Шарика: неспроста он пришел с Тимкой, но Любушка схватила меня.

– Молчи, а то спугнешь Тима.

Шарик влетел во двор, схватил цыпленка и выскочил. Курица печально кричала. Никто не заметил подлости Шарика, даже Любушка.

– Видишь, Тим соскучился и пришел, – обрадовалась Любушка.

– Шарик утащил цыпленка! – взвыла я.

Озираясь, Тим вошел во двор, запрыгнул на крыльцо. Задрав морду, он завыл. Потом, повизгивая, стал царапать дверь.

– Бедный, какой худющий – сказала Любушка. – Давай потихоньку подойдем и возьмем, только не лай, а то спугнешь.

Но тут вышла новая хозяйка дома.

– Пошел отсюда, – закричала она.

Тимка взвизгнул и выскочил со двора.

– Зачем ругаете, это же Тимоша! – чуть не плача, сказала Любушка.

– Три цыпленка пропали.

– Это же Тимофей! Он не ест живых цыплят, только жареных.

– Ишь, князь нашелся.

– Он привык здесь жить, может, возьмете?

– Не разводим собак.

– Тима редкий альбинос.

– Бог с ним, с альбиносом. Не любим мы собак.

– Не любите? – удивилась Любушка. – Нарочно наговариваете на себя.

– Скажи, какая догадливая, – хозяйка захлопнула дверь.

– Пойдем искать, – губы у Любы дрожали – вот-вот заплачет.

Он, наверное, возле птицефермы с Шариком околачивается, – подумала я. – Может, разыщу и приведу, – и я припустила изо всех сил. Нет, пожалуй, у птичника их не найти. Шарик там попел в капкан. Оказались возле силосной ямы. Когда подбежала, Тимка с куриной головой в зубах спрятался за Шарика.

– Учишь?

– Учу, – ответил нагло Шарик.

– Тимофей, идем домой, – позвала я.

– У меня нет дома!

– С нами будешь жить.

– Нужен я вам! Все равно прогоните!

– Все тебе обрадуются.

– Не пойдет, – вскинул голову Шарик. – Он свободный пес… Люди не любят собак, только притворяются добрыми. Держат нас, чтобы мы лаяли до хрипоты и сторожили двор.

Наверно, я потеряла на миг разум: прыгнула на Шарика, вцепилась в ухо. Он ударил меня лапами и отскочил. Я снова бросилась. Он бил, кусал, а я вцепилась в него зубами. Он укусил меня за больную ногу, и я, взвыв, упала.

– Не трогай Дамку! – Тимка оттолкнул Шарика.

– Ну иди, иди с ней, – заорал Шарик. – Тебя посадят на цепь или убьют. – Он схватил куриную голову и медленно, оглядываясь, пошел.

Тимка метался от меня к Шарику. Он стал вором, как Шарик. За ним гоняются. Вместо хлеба – камень да палку кидают… Если б жива была хозяйка…

– Ой, Тима, Тима, что ж ты наделал! Идем со мной к Любушке!..

Я поднялась и упала от боли. Задние ноги не слушались.

– Идем, Любушка примет, никто тебя не тронет, – умоляла я.

– Ты о себе думай, – словно от холода, дрожал Тимка. – Знаешь, тянет к дому… Тоскую. Ночью приду, посижу на крылечке… Вдруг – выйдет Мария Алексеевна, всплеснет руками, какой, мол, ты стал…

Я ползла, а он понуро шел за мной. Показались коровы. Впереди с кнутом на плече шел пастух. Где-то позади стада лаял Бобик.

Коровы нетерпеливо и устало мычат: скорей, скорей домой! За день соскучились по хозяевам… Зато утром буренушки мычат бодро – хочется скорее на простор, к зеленой траве, к солнцу… Я всегда радуюсь, когда они собираются в стадо и идут, идут из деревни на простор. Кому охота в коровнике стоять! Но раньше вечерами никогда не ждала коров, а теперь жду. Так и кажется, что увижу совсем другого Бобика – важного, гордого. Возьмет да и пробежит мимо меня, мол, некогда… Еще бы – послушный помощник пастуха, верный помощник Музлана… Лишь бы при виде Бобика и Музлана не завизжать, не запрыгать от радости.

– Идем, идем к Музлану, к Бобику, – звала я Тимку. Он дрожал, видно, хотел пойти, но боялся. Оглянувшись на пастуха, Тим лизнул меня:

– Хорошая ты, Дамка. Прощай. – И побежал к Шарику.

– Вернись! – закричала я.

– Дамка, ты скулишь! – удивился пастух. – Что с тобой?

– Плохо тебе? – подошел Музлан.

– Плохо, – призналась я. – Тимка ушел!

– С Шариком бродит. Я тоже звал его. – Музлан вздохнул. – Глупый пес.

Пастух взял меня на руки.

– Ничего, отлежишься – полегчает. Старость, брат, не в радость. У меня ноги тоже хандрят… А Бобик твой молодец, не подумал бы.

Я услышала родной лай! Бобик подгонял стадо. Музлан с укоризной поглядывал на него, мол, зачем голосить, коровы не разбредаются, к дому подходим. Я ласково лизнула Бобика в нос: умница ты у меня! Музлан, пусть лает мой Бобик, ему хочется показать людям, какой он старательный пастух. Ведь верно, он старательный?