Текст книги "Повести студеного юга"

Автор книги: Александр Иванченко

– Понятно, – Джексон откинулся на спинку стула, огляделся по сторонам. Было одиннадцать часов утра, и зал ресторана все еще пустовал, только в дальнем углу завтракала какая-то парочка, да, облокотившись на стойку бара, о чем-то тихо беседовали толстый бритоголовый бармен и узкоплечий седой официант. – Понятно, – повторил Джексон с расстановкой. – Но что это будет – взрыв, пробоина, столкновение, или что вы еще там придумали? Я же должен знать, к чему готовиться. Или вы считаете меня медузой на пляже? Да, это верно, расстаться с «Вайт бёрд» мне нелегко, но у меня же ее все равно отнимут… – Джексон вдруг задохнулся, побагровел. Казалось, он сейчас разрыдается или заорет, дав волю очередному приступу бешенства. Но ничего не случилось. – Выкладывайте, я слушаю вас, – поборов минутную слабость, сказал он жестко.

– К сожалению… Ничего не могу прибавить. Может быть, пожар…

– Пожар? – У Джексона часто задергалось веко. – Вы с ума сошли! Это же лайнер, больше семисот пассажиров… Вопли, паника, жертвы!

– Я, право… – Одуванчик смотрел на Джексона с наивным простодушием. – Это всего лишь моя фантазия, на море я невежда… Вероятно, планируется что-то другое, если это так ужасно. Кажется, я слышал о каких-то взрывах в донной части, у самого днища судна.

– В донной части? – Глаза Джексона медленно уплывали под лохматые щетки бровей. – Вы придумали это сейчас или знаете точно?

– Да нет… Я только слышал, совершенно случайно, но… Впрочем, я не помню точно. Мне кажется, разговор был о взрывах и корабельном днище, но, может быть, я что-то путаю… А эти взрывы что, они тоже очень опасны?

– Ладно, Поль, все ясно, – сказал Джексон с неожиданной для него иронией. Наверное, это был тот единственный случай, когда нежелание Одуванчика прямо ответить на поставленный вопрос не только не раздражало его, а, напротив, успокоило. Напускает туману, значит, действительно будут взрывы. Так решил Джексон. Гибель лайнера от взрывов в донной части судна его не пугала.

На море трагична любая катастрофа, но не все они обязательно связаны с жертвами. Самое страшное, особенно на пассажирском лайнере, – пожар. Когда огонь уничтожает судно, он неизбежно сеет смерть и среди его обитателей. И чем больше на корабле людей, не обученных морскому делу, тем больше число обреченных.

Конечно, взрыв – тоже огонь. Но если он произойдет на корабле ниже ватерлинии и там образуется внешняя пробоина, в нее немедленно хлынет вода. Огонь угаснет едва вспыхнув либо через какой-то непродолжительный период.

Одна или несколько пробоин, если они достаточно велики и возникли в уязвимых местах судна, угрожают самому судну, но людям – не всегда, а на такой громадине, как «Вайт бёрд», оборудованной к тому же множеством водонепроницаемых переборок, жизнь людей определенное время вообще остается в относительной безопасности. Пока огромный лайнер даже при самых серьезных повреждениях в его донной части окончательно потеряет плавучесть, люди наверняка успеют спустить шлюпки.

Как опытный моряк и человек, переживший больше десятка всевозможных кораблекрушений, Джексон все это хорошо понимал и потому, по-своему истолковав словесный туман Одуванчика, сразу успокоился. Ему казалось, что уж кто-кто, а он видит Одуванчика насквозь. Однако тот оказался куда более зрячим.

Заикнувшись о пожаре и увидев, как у Джексона помертвели глаза, Одуванчик понял, что заранее открывать ему все карты нельзя. Пока «Вайт бёрд» находилась бы в плаванье, он, думая о будущей катастрофе, весь бы извелся и неизвестно, как бы потом держался в решающий момент. Одно дело поставить человека перед свершившимся фактом, и совсем иное – дать ему повод изматывать себя раньше времени. У него просто могли не выдержать нервы. Поэтому Одуванчик и сочинил на ходу версию о взрывах, разыграв ее с поистине актерским блеском.

Во всей этой истории задача Одуванчика заключалась не только в том, чтобы заставить Джексона возглавить еще одну преступную операцию. Имея в руках фотографии той давней драки у ресторана «Савойя», добиться этого было нетрудно. Фотографии-то силу обвинительного документа не утратили. Следовательно, Джексону по-прежнему грозил электрический стул. Кроме того, к тому двойному убийству прибавилась целая вереница морских катастроф, непосредственным организатором которых являлся Джексон. Улик же против людей из ближайшего окружения Папанопулоса не было никаких.

Словом, придавить Джексона было чем. Но это еще не значило быть уверенным, что он сделает все, как ему прикажут. Слишком долго длилась его спокойная жизнь, и он, естественно, во многом изменился. По существу, за шесть лет плаванья на «Вайт бёрд» он стал другим человеком. В нем уже не было ни той свирепой, со скрежетом зубовным, но все же безоговорочной покорности, продиктованной до предела обостренным пониманием безвыходности своего положения, ни прежней, выработанной непрерывным потоком преступлений, способности сосредоточивать всю свою изобретательность и волю на одном главном направлении: как выполнить приказ, не подвергая себя и своих хозяев риску разоблачения. Внутренне расслабленный умиротворяющим созидательным трудом, вкусивший жизни, не вынуждавшей постоянно быть начеку, он стал более чувствительным, склонным в отношениях с людьми к рассудительной снисходительности и уже не был всецело во власти того холодного, расчетливого сверхкорыстия, которое делало его безжалостным, всегда неколебимо здравым и по потребности отважным.

Нет, полностью отрешиться от прошлого он не успел. Незримой тяжестью оно все еще волочилось за ним, еще тревожило по ночам и в те тихие предутренние часы, когда, заступив на первую вахту, он подолгу в раздумчивом одиночестве вышагивал по крылу мостика. «Вспоминая пережитое, он чувствовал, как в душе его словно медленно остывала горячая смола, стягивая грудь в удушливой, ноющей тоске. И тогда будущее, которое начинало уже казаться покойным и ясным, снова туманилось, мутнело и взвихривалось, как мятущаяся бездность над морем. Но время постепенно брало свое. Прошлое беспокоило Джексона все меньше и реже. Он, конечно, ни с кем этим не делился, но те, кто хорошо его знал, могли догадываться.

Вот почему перед Одуванчиком ставилась задача прежде всего вернуть Джексона, так сказать, «на круги своя»: без угроз, по возможности деликатно, но недвусмысленно напомнить, чем и кому он обязан и о чем не должен забывать. Затем обработать его психологически, чтобы не терзался до поры ни сознанием предстоящего ужаса, ни муками совести. Это, пожалуй, было самое важное. Задумав одно из величайших преступлений на море, главари банды Папанопулоса понимали, что от настроения Джексона будет зависеть если не весь успех дела, то, во всяком случае, очень многое.

Они сыграли на всем, что было в нем добрым и злым, светлым и темным, на болезненно ревнивом отношении к лайнеру, затаенной мечте о капитанской должности, обидах, мстительном честолюбии, страхе за собственную шкуру и, наконец, жадности: посулили за «услуги» полмиллиона долларов. От будущего барыша Папанопулоса и Форбса это была всего одна двухсотая доля, но Джексон о таком гонораре и помыслить не смел. Перспектива сорвать огромный куш его доконала. Деньги для него олицетворяли не просто сытость. В его глазах они были символом независимости, власти и настоящей свободы, той единственной силой, которая могла избавить его от всех принуждений и страхов. Да, он понимал, что не все продается и покупается, и все же верил, что купить можно все, даже душевный покои.

С одной лишь оговоркой: если умеешь шевелить мозгами.

В своих умственных способностях Джексон, конечно, не сомневался.

«Вайт бёрд» уходила в свой последний рейс с группой людей, намеренных ее уничтожить, но не представлявших ни масштабов будущей катастрофы, ни того, что уготовано было им самим.

Никто из них друг друга не знал, вернее, в рейсе все они познакомились, но никто никого не подозревал. Как и предусматривалось тщательно разработанным планом (его автором был все-таки Одуванчик), каждый из заговорщиков получил только свою часть задания: сделать то-то и «убрать» такого-то.

У матроса Келлера были дружки в Гаване, и ему поручили устроить нападение на Мэнсфилда, когда тот должен был сойти на берег, чтобы закупить свежие продукты и вина для новогоднего бала. Потом Келлера сбросил в вентиляционную шахту машинист Маклеллан, предварительно успевший вывести из строя пожарную сигнализацию.

Маклеллана ликвидировал младший боцман Джек Берри, который затем поджег кормовой трюм и вскоре был убит боцманом Гарпероя…

К концу пожара из всех, кто погубил Аллисона и его лайнер, в живых остались только Джексон и стюард Роберте, подменивший в каюте Аллисона пузырек с валерьянкой раствором цианистого калия. Но уже в Нью-Йорке Робертс тоже исчез.

Джексона почему-то пощадили и выдали обещанный чек на пятьсот тысяч долларов, однако… на другое имя. Чтобы получить деньги, ирландец Вильям Джексон должен был превратиться в норвежца Андерса Акре и к тому же подписать контракт с норвежской фирмой о своем обязательстве двадцать лет проработать смотрителем китобойной станции на острове Южная Георгия. Пока за сроком давности преступление не перестанет быть подсудным. И в случае чего – кто будет искать какого-то Андерса Акре? Да и где – на Южной Георгии!

Джексон боялся худшего и на все согласился. После того, что произошло, он и сам готов был бежать на край света. Его потрясла не столько трагичность катастрофы, как та жестокость, с какой он был обманут.

В списке моряков, которым Аллисон собирался передать свои акции на «Вайт бёрд», имя Джексона стояло первым. Не Мэнсфилд – он, Джексон, назначался капитаном.

…Прошли годы, а ужас содеянного так и остался во всех порах души. И нет от него избавления. Дрожал за свою шкуру, жаждал денег, а теперь не желает ничего, кроме возмездия, справедливой кары, чтобы найти а ней облегчение. А люди смеются. Спятил! Вообразил, будто сжег какой-то лайнер. Скоро, наверное, Нельсоном себя объявит, а то, может, Наполеоном… Это все Южная Георгия. Многие из тех, кто долго жил на проклятой богом земле Антарктики, сходили с ума, и многие мнили себя Наполеонами…

Никто из нас не рождается чудовищем, и никто чудовищем не хочет умереть…

Мелькают дни…

 
Мелькают дни.
Им вслед мелькают лица.
И Пена Жизни плещется у ног.
Над Бытием белесый пар клубится,
В тумане скрыт бушующий Поток.
Порой нам кажется:
мы все уже познали —
И ширь Земли, и шифр морского дна,
Что разгадали тайные скрижали —
Природные скупые письмена.
О Мир Труда и Знанья! Мир могучий!
Мы – дети Солнца, соль своей Земли, —
Карабкаясь по каменистым кручам,
К твоим седым вершинам подошли.
Мы шли вперед, мы открывали дали,
Нам жизнь казалась долгой, как века,
А тысячи миров рождались, умирали,
Нам посылая свет издалека.
Мы познавали Тайны и Причины,
Мы в Явь преображали Чудеса,
Но поднимались новые вершины,
Распахивались шире небеса.
Сам Гераклит – и темный и премудрый —
Учил нас, что всему есть свой черед,
Что все вокруг – лишь пламень златокудрый,
Все так непостоянно, все течет.
Текут снега. Зима стекает в лето.
Течет земных событий хоровод.
Стремятся в вечность воды тихой Леты,
И в Тьму веков за годом каплет год.
А сами мы давно ли из пеленок?
Давно ль нога почувствовала твердь?
Что ж Кубок Жизни? Он, пожалуй, звонок…
Но вечно ль суждено ему звенеть?
В нем два напитка слиты воедино —
И Жизненный Нектар и Смертный Яд.
И как узнать, какую половину
Мы пьем сейчас?
 

Словарь морских терминов и названий, использованных в книге

Абордаж– рукопашный бой двух или трех экипажей боевых кораблей, когда суда при помощи специальных крючьев сцепляются друг с другом.

Бак– носовая часть палубы корабля.

Балл– условное цифровое обозначение интенсивности физических явлений. На море по наиболее распространенной шкале Ботфорта сила ветра определяется от 0 (отсутствие ветра) до 12 (сильнейший ураган), сила волнения – от 0 (штиль) до 9 (волнение исключительной силы).

Банка: 1. Деревянная скамья на шлюпке, служащая одновременно для придания шлюпке поперечной прочности. 2. Приподнятый участок дна моря с глубинами, резко отличающимися от окружающих.

Барабан, или рол, шпиля – часть шпиля, вокруг которой обносится трос при его выбирании (втягивании на палубу).

Барк– парусное судно с тремя или более мачтами, из которых все мачты, исключая самую заднюю, имеют прямое (поперечное) парусное вооружение, а задняя (бизань) мачта имеет косое (продольное) парусное вооружение.

Баркентина, или шхуна-барк – парусное судно с тремя пли Солее мачтами, из которых передняя, фок-мачта, имеет прямое (поперечное) вооружение, а все остальные мачты снабжены косыми (продольными) парусами.

Бейдевинд– курс парусного судна относительно ветра, при котором ветер составляет с диаметральной плоскостью судна угол 90°. Полный бейдевинд – угол приближается к 90°; крутой бейдевинд – угол достигает минимальной величины, при котором судно может идти против ветра.

Бункер: 1. Специальное помещение на судне для хранения запасов топлива. 2. Запас топлива на судне.

Бухта: 1. Небольшой залив, защищенный от ветра и волн, удобный для стоянки кораблей. 2. Трос или снасть, свернутая цилиндрами, кругами или восьмерками.

Бушприт– горизонтальное или наклонное бревно, выдающееся вперед с носа парусного корабля и служащее для отнесения центра парусности (общее количество парусов на судне) вперед.

Ванты– тросы, при помощи которых на корабле крепятся мачты.

Ватерлиния– линия пересечения наружной бортовой обшивки судна с уровнем воды.

Вельбот– легкая быстроходная шлюпка с одинаково острыми образованиями носа и кормы.

Вооружение парусного судна– система мачт и парусов, установленных на судне.

Выбрать слабину– устранить обвислость, провисание натянутого троса.

Галс– курс судна относительно ветра. Если ветер дует с левой стороны, в левый борт – судно идет левым галсом, если с правой стороны – правым галсом.

Грот-мачта– вторая мачта, считая с носа корабля.

Дифферент– разница углубления судна в воде между кормой и носом. Дифферент на корму обычно делается для придания судну лучшей поворотливости. Дифферент на нос, наоборот, ухудшает поворотливость и придает судну некрасивый вид. Если дифферент на нос, то говорят: «Судно сидит в воде свиньей».

Дрейф– снос судна с линии курса под влиянием ветра.

Лежать в дрейфе– расположить паруса так, чтобы судно под влиянием ветра не двигалось вперед и фактически оставалось на месте.

Зюйдвестка– непромокаемый головной убор (вид шляпы) с откидывающимися спереди широкими полями.

Зыбь, мертвая зыбь– пологое, иногда очень крупное волнение без ветра. Бывает или после продолжительного сильного ветра, когда море не может сразу успокоиться, или тогда, когда где-либо в соседнем районе моря дует сильный ветер и гонит перед собой волну.

Кабельтов– мера длины, служащая для измерения в море сравнительно небольших расстояний; равен 0,1 мили, или 608 футам, или 185,2 метра.

Канат якорный– якорная цепь.

Кильватер: 1. Струя, остающаяся за кормой идущего судна. 2. Строй кораблей, когда каждый последующий идет в кильватерной струе переднего.

Клипер– быстроходный парусный корабль, отличающийся острыми обводами корпуса, большими размерами парусного вооружения и исключительной скоростью.

Клотик– точеный, обычно деревянный кружок, укрепляемый на верхнем срезе мачты.

Леер– туго натянутый трос, оба конца которого закреплены. Применение лееров самое разнообразное. На леерах поднимают косые паруса, леера протягивают вдоль палубы при штормовой погоде, чтобы люди могли держаться за них.

Лоция: 1. Описание морей, их берегов и условий плавания. 2. Часть науки кораблевождения, обосновывающая выбор наиболее удобных, безопасных и экономичных путей судна.

Марс– площадка на мачте.

Марсовый– матрос-наблюдатель, ведущий наблюдение с марсовой площадки.

Мертвый якорь– якорь, который служит для постановки судна на длительную стоянку.

Найтовы– тросы, которыми крепятся различные предметы на корабле.

Оверкил– положение корабля, опрокинутого днищем вверх.

Остойчивость судна– способность судна плавать в прямом положении или, если судно выведено из этого положения (накренено), способность вернуться в первоначальное положение.

Полубак– надстройка в носовой части судна, идущая от форштевня и образующая повышение передней части палубы. На китобойных судах служит гарпунной площадкой, на которой устанавливается пушка.

Рангоут– совокупность деревянных или металлических частей парусного вооружения судов, предназначенных для постановки и растягивания парусов.

Рей– рангоутное дерево или металлическая труба, подвешенные за середину к мачте и служащие для крепления парусов.

Регистр– организация, издающая правила постройки морских и речных судов торгового флота и осуществляющая надзор за техническим их состоянием и подготовленностью к плаванию.

Риф взять– уменьшить площадь паруса путем подвязывания частично сложенного паруса специальными тросами.

Рубка– закрытое помещение на верхней палубе, служащее для разных судоводительских целей.

Румб– деление на круге компаса, соответствующее 1/32 части горизонта, для определения положения корабля по отношению к странам света.

Спардек– шлюпочная палуба.

Такелаж– все снасти на судне, служащие для управления ими паруса ми и подъема тяжестей.

Травить– ослабить (снасть), выпускать (пар).

Узел– единица скорости. Выражение «скорость 10 узлов» соответствуют выражению «скорость 10 миль в час».

Фальшборт– часть борта, выступающая выше верхней палубы.

Фленшерный нож– напоминающий хоккейную клюшку нож, который служит для разделки китовых туш.

Фок– нижний прямой парус на фок-мачте.

Фок-мачта– второй, считая сверху, прямой парус на фок-мачте.

Форпик– узкое место трюма в самом носу судна. Такое же место в корме корабля называется ахтерпик.

Форштевень– деталь корпуса судна, являющегося продолжением киля в носовой части судна.

Штормтрап– веревочная лестница с деревянными ступеньками (балясинами).

Шхуна– парусное судно с косыми парусами и не менее чем с двумя мачтами.

Ют– задняя (кормовая) часть корабля. Полуют – возвышенная часть юта.