Текст книги "Дом мой или шанс №2. Книга 1 (СИ)"

Автор книги: Александр Белоткач

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 50 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

   – А откуда же сами части взялись? Ну предположим, все совпало, и шанс, который один на миллиард, наверное, выпал, и она соберется, но откуда сами части?

   Все мы, долго еще молчали, переваривая это новое видение вопроса, происхождения всего сущего. А когда прокашлявшись, Генадий решил-было, прервать затянувшуюся паузу, Сидевшая рядом с ним Ольга, неожиданно расплакалась.

   И только спустя время, после нежных объятий, дорогого супруга, она сквозь всхлипывания, проговорила:

   – Это Жестоко! Это ужасно жестоко! Сколько лет они врали нам!

   Но Генадий, старательно пытавшися все это время, утешить свою супругу, осторожно поправил ее:

   – Нет! Не врали! А намеренно вводили в заблуждение! Ведь большенство из наших партийных лидеров, тайно крестили своих детей, по христианскому обряду! А нам, разрешалось верить лишь в то; что Ленин жив! Что народ и партия едины! Что комунизм уже стучиться в дверь! И в прочие их бредни!

   В общем, этот, и еще многие подобные вечера, были для меня настоящей радостью. Нередко я, бывал на них, вместе с Катькой, которая, неожиданно подружилась с Олей, та, хоть и было намного старше, но все же, видно, чем-то моя Катя зацепила ее.

   Что же касается последствий, всех этих посиделок, то первое, что я поставил себе целью зделать, это прочитать всю библию. Нет, можно было, конечно, начать с Корана, или там Трех корзин, однако, как я прекрасно знал, меня, в детстве, по настоянию маминых родителей, крестили в церкви, так что, некий преоритет был заложен, еще тогда. Да и если вспомнить, о чем говорил, наш энцеклопедист Генадий, библия пожалуй, одна из самых важных книг человечества.

   Так что, когда в один из дней, мне попался лоток книжного торговца, я нераздумывая, отдал последние рубли, и приобрел полную библию, в сенодальном переводе, в черном-таком, класическом переплете. И за год, прочел ее от корки-до корки.

   Так же, примерно в то время, у меня появилось еще одно, новое увлечение. А увлекся я, и довольно серьезно, Олежкиным синтезатором.

   Когда-то впервые, увидев подобный инструмент, в нашем дк. , я подумал что это вещь настолько дорогая и сложная, что позволить купить себе ее, могут только госучереждения, или люди очень, очень состоятельные. Но оказалось, компании выпускающие такую продукцию, учитывали разность покупательского потенциала, поэтому, модели выпускались разные, в том числе, и совсем недорогие. Олегу их Ямаху, привез из Берлина, по просьбе матери, ее брат, который частенько, по работе, ездил заграницу. Этот инструмент, оказался профессиональной моделью, но с слегка ограниченными возможностями. Как объяснил мне Олег, для полноценной работы его конечно нехватит, для чего-то подобного, нужно выложить раз в десять больше, но для нашего города, этот инструмент, уже считался величайшей роскошью. А когда мой друг, впервые подключил его к стоящим тут же Динакордам, и наиграл популярного тогда у нас Дасена, и еще несколько инструментальных вещей, я просто влюбился в этот японский чудо-агрегат. Хотя и поначалу разобраться с техникой игры на нем, мне было непросто, я все же, благодаря своему упрямству, и незаурядному терпению Олега, вскоре стал довольно уверенно исполнять свои любимые мелодии. Я ловил на себе удивленный взгляд Ольги, которая нераз присутствовала на наших занятиях, и однажды, она не выдержав, сказала:

   – Алекс, Ты очень способный мальчик! Наш Олежка, почти год занимается, а ты уже играеш лучше чем он!

   Я конечно засмущавшись, стал лепетать что-то типа:

   – Я давно мечтал. И прочее в таком духе, но Олег, просто и без лишних экивоков, прервал меня, сказав:

   – Да ладно, неприбедняйся Ал! Что есть, то есть! У тебя получается все как буд-то ты играеш уже не один год!

   И прозвучало это так просто, и без какой-либо зависти, что я еще больше стал уважать этого, безусловно отличного парня, который легко мог свалить самого здорового качка в нашем дворе, и так же легко, мог признать, что кто-то лучше его может играть, на так долго терзаемом им синтезаторе.

   И еще, в нашем школьном ансамбле, по протекции одного из богатеньких родителей, провели техническое-переоснащение.

   Я попривычке заглянувший, как-то после занятий, к Иван Петровичу, нашему учителю музыки, и посовместительству, руководителю самодеятельности, понастоящему обалдел, при виде здоровенных, цветастых коробок,среди которых, я узнал логотип Ямахи и еще каких-то музыкальных брендов. Оказалось, что теперь, у ансамбля будет самая современная аппаратура, и что, теперь уж-то мы зазвучим.

   Короче говоря, с того дня, я посещавший кружок раз от разу, уставший от бональных Ласкового Мая, и наших вечно лажающих, горе-музыкантов, что могли даже самого непритязательного слушателя довести до нервного срыва. Когда наши вокалистки, если конечно так можно назвать двух, далеко несамых первых учениц музыкалки, гасили в зародыше, любой энтузиазм, своим жизнерадостным блеяньем, когда, даже наш очень терпеливый Петрович, начинал при этом, гримасничать так, словно сьел горчицы с хреном, и запил это все касторкой. Я считавший себя довольно сдержанным юношей, глядя на все это, немог сдержать эмоций, и что бы не нахамить там никому, из-за такого, извращенного, культурного -мазахизма, после которого, у кого угодно могла обостриться язва, сославшись на дела, или головную боль, просто уходил.

   Однако, с такой аппаратурой, перспективы были, и я с того дня , стал самым прележным участником группы. И конечно, я выбрал главным инструментом, абсолютно новенький синтезатор Ямаха. Как нипытался наш петрвич, пересадить меня на гитару, упирая на то, что я мол, лучший гитарист в школе, клавиши стали для меня, чем-то вроде мании.

   Позднее мы нераз выступали на школьных вечерах, что мне очень всегда нравилось. Я помальчишески, еще самоутверждаясь, ощущал себя настоящей звездой. Хотя, конечно нашему коллективу, далеко было даже до самых заурядных груп эстрады, однако, авторитет мой в классе, с того времени, вырос до неимоверной высоты. Особенно этому поспособствовала история, с нашим Колькой Серебрянниковым.

   А случилось это, одним предновогодним вечером, когда мы с Катькой, решив немного прогуляться по вечернему городу, хорошо одевшись, вышли водвор. На Катьке была ее белая шубка, и такая же белая, песцовая шапка. В тихо кружащем снегопаде, сзапутавшимися в длинных, чурных ресницах снежинками, моя милая, и так, за последнее время, сильно похорошевшая Катя, казалась мне тогда, какой-то неземной феей.

   Мы долго бродили по заснеженным улицам, иногда впадая в детство, то кидая друг в друга снежками, то гоняясь друг за дружкой по свежевыпавшему снегу. Вечер выдался прекрасный, мы болтали о разном, шутили, смеялись, и даже несколько раз поцеловались в одном из подъездов, куда забежали на минутку погреться. И вот, проходя мимо нашего видеосалона, который к тому времени, работал чуть не круглые сутки, мы решили зайти на вечерний сеанс. И хотя фильм уже начался, мы тихонько пробравшись на самый последний ряд, для влюбленных, сели в удобные, мягкие кресла. Я взял Катины ледяные пальчики, в свои руки, и стал нежно согревать дыханием, а когда она наконец отогрелась, я все же, обратил внимание на экран. Фильм был новый, и довольно интересный, так что я, просидел до конца сеанса, невыпуская из руки Катькину , горячую ладошку.

   Мне казалось тогда, что вот оно счастье. И что нет ничего прекрасней, вот так сидеть в теплом, уютном зале, держа за руку, свою любимую. Но этот чудесный вечер,увы, закончился не столь романтично.

   Когда мы с притихшей Катькой, возвращались домой, я услышал на противоположной стороне улицы, какой-то шум. А затем, раздался страшный визг, и чей-то плачущий голос, громко стал кричать: – Да отстаньте вы от него! Не бейте! Гады! И вдруг оборвавшись , умолк. Незнаю что-тогда двигало мной, бойцовский инстинкт, или то, что голос кричавшей девчонки, мне показался знакомым, однако, я успев крикнуть Катьке, что бы она оставалась наместе, рванул на ту сторону.

   Я успел почти вовремя. Здесь четверо подонков, хекая, пинали ногами, чье-то тело, валявшееся в снегу, а пятый, самы рослый хомо-бандитус, держал яростно брыкавшуюся девчонку, засунув одну руку ей под свитер, и что-то там нервно перебирая.

   На какие-то доли секунды, я даже растерялся. Они что, прямо тут, на снегу, задумали ее насиловать? Но когда свернувший на соседнем перекрестке автомобиль, осветил мельком, лицо этой девушки, я узнав ее, вмиг сбросил непонятное оцепенение, и как был обучен, стремительно вошел в боевой режим.

   Тело работало само по себе, на вбитых за долгие тренировки рефлексах, и когда я-было ощутил где-то на краю сознания, холодно кольнувшую мысль, что так бесконтрольно, я могу кого-то серьезно покалечить, или даже недай бог лишить жизни, все вдруг закончилось.

   Здоровенный парень, который так усердно мял грудь, сестре моего однокашника Кольки Серебрянникова, дико завывая, катался по снегу, держась обеими руками запромежность. Остальные же четверо, которым досталось позже, лежали в разных позах, неподавая признаков жизни. Я опустив нервно подрагивающие руки, стоял, наблюдая как Танька, тихо причитая, хлопотала над своим братцем. А когда я уже хотел-было подойти, помочь, за спиной раздался испуганный Катькин голос:

   – Сашка! С тобой все впорядке?

   Обернувшись, я встретился взглядом с побледневшей, и перепуганной досмерти подружкой.

   – Все нормально Кать! Ответил я хрипло. – Почему ты здесь? И сказав, тут же понял, что обидел ее.

   Катька как-то жалобно всхлипнув, пробормотала:

   – Я испугалась, за тебя! А затем, развернувшись бросилась бежать.

   Я догнал ее, лишь у нашей остановки, и ухватив за руку, резко затормозил. От чего, мы неудержавшись на ногах, влетели в здоровенный, пушистый сугроб. После чего, долго отряхиваясь и нервно хихикая, мы выбрались на тротуар, где я постарался в более мягкой форме, объяснить моей любимой. Что если бы с ней там, что-нибудь случилось, я никогда себе бы этого непростил. И что ей, в такой ситуации, лучше было бы дождаться меня, наместе. Поскольку, что там происходило, и сколько было этих подонков, я увидел лиш в последний момент, и случись их десять, или более, я врядли, так легко бы справился с ними.

   – И тогда могла бы пострадать и ты! Понимаеш? А я ни за что несмог бы пережить такое!

   В общем, когда я крепко прижав к груди, притихшую вдруг Катю, вполголоса выговаривал ей за несдержанность, за спиной раздалось чье-то покашливание, а затем, Колькин, неуверенный голос попросил:

   – Алекс! Там они встать немогут!

   Я же, развернувшись к своему однакашнику, растерянно протянул:

   – Как! Немогут?

   На что осмелевший Колька, указав рукой себе за спину, ответил:

   – Там Танька побежала скорую вызывать! тот бугай, до сих пор по тротуару катается! Чем ты там его незнаю! Да только видно небыть ему мужиком больше! В общем, ты это ... помоги пожалуйста! Так их нельзя оставить! Замерзнут ведь!

   Вцепившаяся в мою руку Катька-было заартачилась, но заглянув мне в глаза, поняла, что ее авторитета в этом случае недостаточно.

   А когда мы все прибежали, к месту проишествия, где-то далеко, послышалась сирена, и через несколько минут, выскочивший на дорогу, прямо под колеса, белой машины, как вентилятор, махая руками, Колька Серебрянников, остановил спешащую на экстренный вызов бригаду.

   После чего, работнички в белых халатах, без долгих распросов, погрузили в скорую, едва шевелящихся, ночных хулиганов, и даже непопращавшись, рванули вобратном направлении, завывая сиреной, и озаряя все вокруг, синими всполохами.

   Да! Вот он, момент истины! Подумал я тогда. Незря мне столько раз было сказанно: Александр, В твои руки вручается серьезнейшее оружие! И то как ты будеш им распоряжаться, зависит только от тебя! И незря олег так часто повторял: Ал, Будь осторожен! Поверь, данная школа, предназначенна для серьезного противника! Так что обычному лузеру, может показаться слишком много! Вплоть до внепланового путешествия к предкам! Короче, держи себя в руках всегда, то-есть не забывай, об этом, даже когда ты очень обижен! Иначе, тебе суждено всю жизнь прожить, сожалея о содеянном!

   Эта история, кроме школьной славы победителя, и грозы всей шпаны, имела для меня, серьезные , можно сказать фатальные последствия. О

   днако, тогда , побывав в милиции, и исписав там уйму бумаги, я казалось, забыл обо всем произошедшем. И только опасливые взгляды, бросаемые мне вслед, и какое-то, осторожное шушукание за спиной, еще долго напоминали о той злополучной ночи.

   А тем временем, настала пора выпускных экзаменов. За окнами мельтешил тополиный пух, и на сердце было так же, легко и привольно. Каждый день, я начинал с утренней пробежки, к которой современем, присоеденилась и Катька. Всегда веселая и счастливая. Казалось, тот зимний вечер, еще больше возвысил меня в ее глазах. И хотя мы неразу больше некоснулись этой темы, я ощущал некие изменения, особенно со стороны Катиных родителей, которые больше небоялись отпускать со мной, свою единственную дочь.

   После пробежки, я долго разминался, а затем позавтракав, выбегал на балкон, где еще добрых пол часа, мы болтали, с Катькой, перед тем как идти в школу.

   Экзамены я здал на отлично. Так как, мой прежний раздражитель в юбке; Юлька Кимчук, больше совершенно не интересовала меня. Хотя я нераз, ловил на себе, ее странный взгляд. Статус мой последние два года, был чуть ли не самым высоким в школе, возможно это и было причиной. Да вот только, небыло больше у меня к ней, ничего. И хотя Юлька день ото дня все хорошела, и за ней, пытаясь отбить ее у Борьки, ухлестывала добрая половина, нашего района, меня это совершенно неинтересовало.

   Я чуть не каждую перемену, бегал к Катьке, и по ее словам, весь женский коллектив, ее класса, дружно ей завидовал.

   – Представляеш! Сосмехом, расказывала она. – Когда ты впервые пришел ко мне в клас, у нас произошол настоящий переворот! Все наши ребята, даже самые оторванные, стали тише воды, ниже травы! И здороваются со мной теперь, как с учительныцей! Я прям чуствую себя королевой!

   И вот, наконец, прозвенел последний звонок, и расстроганные учителя, а особенно наш, сменивший, ушедшую раньше срока на пенсию Екатирину петровну, класный руководитель, совсем еще молоденькая, симпатичная, выпускница пед института, Альбина Алексеевна, украткой вытирая слезы, пожимала нам руки, желая всего самого лучшего, в нашей, теперь уже взрослой жизни. Я, честно говоря, тоже растрогался. Понимая; что уже больше никогда неприйду я в этот кабинет, и что больше никогда неувижу своих однокласников, в полном составе. Что уже небудем мы больше, прячась в самых дальних закаулках, крутить из обломков пластиковых линеек, мерзко смердящие дымовушки. И небудут уже розоветь наши уши, когда красавица Альбина Алексеевна, неожиданно, застукает нас с шпаргалкой, на контрольной. И еще, многое, многое тогда, хорошее, и не очень, пролетело мимо в памяти, как яркое, живое кино, а когда мы стали прощаться, с учителями, наша Альбина, после всего, вдруг, обняв меня, крепко поцеловала, со словами: – Ну, Александр! Желаю тебе счастья!

   Я растерянно глядя на своих однокашников, еще долго хлопал глазами, и под довольные смешки, наших девчонок, размазывал помаду по щеке.

   На выпускном, наш школьный ансамбль, по мнению собравшихся, превзошел сам себя. И даже наша розовая Жанна, вечно крашенная в какой-то красно-розовый цвет десятикласница, великолепно отработала все свои песни. И конечно, в тот вечер, я тоже был в ударе. Каждый раз после очередной моей песни, наш клас, аплодировал громче всех, А когда я на бис, исполнил Тальковские Чистые пруды, Меня насильно стащили сосцены, и не отпускали, пока я не перетанцевал со всеми девчонками своего класса. только в тот вечер, я осознал; как же все-таки мне были дороги, эти милые ребята.

   Затем, была еще долгая, зарубеж-дискотека, где я успел дважды на прощание пригласить Юльку, и где наши, уже слегка подвыпившие парни, скакали по залу, как дикие мустанги в прерии, нещадно оттаптывая ноги своим партнершам. Я кстати, тоже успел хлебнуть, из одноразового стаканчика, куда мне, Колька Серебрянников, за углом, нашего, актового зала, плеснул граммов сто, Армянского коньяку. Выпив и занюхав, за неимением закуски рукавом, я ощутил, слабый удар, куда-то в область совести, которая не выдержав грубого натиска, здала на время свои позиции, так что веселый и шебутной, я вновь влетел в зал, и тут же, отыскав Юльку, потащил ее в центр танцующих пар. Я видно так и непростил ей Борьку. И хотя сердце мое уже было с другой, перед красавицей Юлькой, пришедшей на выпускной вечер в великолепном, белом платье, в котором, она походила на какую-то зарубежную актрису, было трудно устоять. Глаза ее сияли, и как мне казалось, в этот вечер, она была еще красивей. Но я, приглашая ее танцевать, просто прощался со своей первой любовью. Однако, Юлька видно чего то ожидая, все же, то и дело, заглядывала мне в глаза.

   И вот наконец ведущий, после очередного конкурса, объявил блок медленных танцев. Я, к тому времени, уже изрядно утомленный, галдящей толпой, отрывающихся пополной выпускников, решил; что это мой последний танец. Пора , как говориться, и честь знать, Да только вот, когда прозвучало объявление: Белый танец! Дамы приглашают кавалеров, в мою сторону, сразу направилось несколько девчонок, но увидев, идущую ко мне Юльку, с гордо поднятой головой, словно принцесса корону, несущая красиво уложенную, высокую прическу, тут же смутившись, отступили. Да, сегодня, здесь ей небыло равных.

   Мы танцевали медленный танец, под музыку незабвенного Меркури, а Юлька, словно что-то предчуствуя, прижималась ко мне все сильнее. И вот, когда мы с ней приблизились так, что это уже выглядело как-то нескромно, она едва слышно прошептала мне на ушко: – Саша, Я люблю, тебя! И когда я наклонился, что бы лучше слышать, она сама, поцеловала меня прямо в губы. Благо в тот момент, в зале был полумрак, разбиваемый лишь плавно мигающими огнями светомузыки. Но мне показалось, что все вокруг смотрят только на нас с Юлькой.

   Честно сказать, в тот момент, я был растерян, и когда танец закончился, а Юлька, неоглядываясь, направилась к выходу, я немного поразмыслив, все же непошел вслед за ней.

   Что это было, я так и непонял. То ли сиюминутная блаж, избалованной вниманием девчонки, то ли, еще что-нибудь эдакое, да только, мне уже было все равно. Поезд ушел. И ни о чем жалеть я нестану.

   В тот вечер, плавно перешедший в шумную, и бесконечно-бесшабашную ночь, я передумав уходить, еще долго танцевал с какими-то девчонками, под зарубежные дискатечные хиты. Долго обнимался, прощаясь с однокласниками, и конечно с однокласницами. Затем, был наш старый парк, невесть откуда взявшаяся бутылка Столичной, потом чья-то квартира, полуночное застолье, тосты, клятвы незабывать, и горящие Иркины глаза, близко, слишком близко. Ее жаркий шопот, и запаленное дыхание. Я плохо помню что со мной происходило, но в тот самый момент, когда Ирка Сенина, сильно выгнувшись, и громко вскрикнув, зажала меня своими коленями, я словно очнувшись, ужаснулся, осознавая что не могу остановиться, и понял, что уже поздно, поздно, слишком поздно.

   10

   Очнулся я дома, в своей комнате, на своей кровати. Одежда моя, акуратно, по маминму сложенная, лежала на стуле, рядом. За окном светило солнце, чирикали воробьи, и мерзко завывала, гоняя мяч, дворовая мелюзга. Голова моя, просто раскалывалась на части, и когда, я попытался поднятся, меня так закрутило, что я решил прилечь обратно, пока мой, взбунтовавшийся желудок, не вывернул все съеденное и выпитое вчера, прямо здесь, на ковер.

   Немного прийдя в себя, я с трудом поднявшись, на плохо держащих ногах, прошлепал в ванную. Приняв контрасный душ, который я так любил, и который, как оказалось, здорово помогает снять последствия алкогольного передоза. Ведь выпил я, прошедшей ночью, довольно порядочно. А если учесть, что я до сих пор вообще спиртное пробовал, лиш в виде слабоалкогольного пива, мой вчерашний заезд, был настоящим рекордом Гинеса.

   Слегка отошедший, от страшных головных болей, и дикой, выворачивающей нутро тошноты, я накинув папин банный халат, вышел на кухню. Здесь, на столе, я нашел записку, В которой мама, своим красивым почерком, уведомляла блудного сына; что вчера меня притащили на себе, Коля и Володя, мои однокласники. И что выглядел я , мягко говоря не очень. и что от больничного промывания желудка, и прочих там клизм, пострадавшего спас отец, который заступаясь за любимого сына, напомнил маме, что у меня вчера-де, был выпускной, и что в такой день, как говорится, сам бог велел. Так же сообщалось, что обед в холодильнике, катлеты на плите. Сам управляйся. Вечером поговорим.

   Да-а-а! Протянул я себе под нос. – Особенно мне нравится последнее, вечером поговорим!

   Насколько я знал своих родителей, это жу-жу неспроста. Чего это я там натворил вчера? И тут, на меня накатило. Я вспомнил все. И Юльку, с ее сумбурным признанием, и весь тот сумашедший вечер. И наш старый парк, и пластиковые стаканчики, с отвратительной, теплой водкой. И Колькину квартиру, пьяное застолье. И чуть веселых уже, тоже, хорошо принявших девчонок. Вспомнил дурацкий спор, с Володькой, который пытался научить меня, какому-то приему, утверждая, что это мол, универсальный прием карате, от которого мол , нет защиты, и еще ... И конечно, с какой-то странной дрожью в груди, вспомнил Ирку Сенину. Как мы с ней оказались у нее дома, я, хоть убей, непомню. Видно мы пошли провожать наших девчонок, и я, каким-то образом, очутился в пустой Иркиной квартире.

   Родители ее, ночевали на даче, а старшая сестра, которая должна была отвечать за новоиспеченную выпускницу, сама где-то загуляла, так что мне, плохо соображающему, легко удалось сломить слабое Иркино сопротивление. Нет, Ирка была симпатичной девчонкой, но до этого вечера, мы никогда даже и неразговаривали толком. А когда я, по пьяной лавочке, поцеловал ее в прихожей, она так страстно ответила мне, что все остальное, произошло как-то само-собой.

   Я стоял по среди кухни, сжимая в руке мамино послание, и тихо сходил сума.

   Как? Спрашивается. Как? Я мог!?

   Что теперь я скажу Катьке? И как смогу ей смотреть, после этого в глаза!

   И тут, в прихожей зазвенел телефон. Вздрогнув от неожиданности, я положив смятый листок на стол, и подойдя к апарату, снял трубку.

   Там сначала, была тишина, а затем, девичий голос спросил:

   – Алекс?

   Я немного поколебавшись ответил:

   – Да!

   Конечно я узнал Ирку. А она между тем, как-то неестественно звонким голосом, зарядила в меня целую обойму, видно подготовленную заранее.

   – Привет! Ал! Я чего звоню! Вчера я поступила гнусно! Я знаю! Неперебивай пожалуйста! Вчера я сама тебя затащила к себе! Хотя и знала, что ты, ну ... в общем, это ... встречаешся с той беленькой Катей! Так что если можеш, прости меня! Пожалуйста! Затем, недожидаясь ответа, брусила трубку.

   Я стоял как восне, чуть не целых пять минут, слушая короткие гудки, и соображая, чего это было.

   Не то меня послали. Не то в любви признались.

   В общем, соображалось мне тогда, наредкость плохо.

   И недолго думая, я одевшись, и непредупреждая заранее, направился к своему единственному, настоящему другу. Я знал, что лиш он один, даст мне самый лучший совет.

   Но когда я вышел из полумрака подъезда, щурясь от яркого солнечного света, меня окликнул, до боли знакомый и родной голос.

   – Алекс!

   Я оглянувшись, увидел мою Катьку, которая, стояла операясь на свой, яркожелтый велосипед, и мило улыбалась, глядя на меня.

   – А я жду, жду! Когда это ты наконец проснешся, гуляка!

   И подкатив ко мне, встала рядом.

   – Ну что, Как вечер прошел! А затем, увидев мое напряженное лицо, вдруг, как-то переменилась, и перестав улыбаться, озабоченно спросила: – Тебе плохо?

   На что я, лиш слабо кивнув, ответил:

   – Плохо! Очень!

   – Может я чего из лекарств принесу? У папы есть такие таблеточки, вмомент на ноги ставят!

   – Нет, Спасибо! Я уж как-нибудь сам! А ты давно ждешь?

   – Нет, Не очень! Я же знала, что у вас там до утра затянется! Вот раньше обеда и не ждала!

   – Да уж! Затянулось! Так, что до сих пор тошно! И поняв, что сморозил лишнего, поспешно поправился. – Напился как поросенок! Сам от себя не ожидал!

   – А куда собрался? В магаз?

   – В магаз? переспросил я. – Вообще то, и в магаз тоже! А так, к Олегу хотел забежать минут на десять! Подождеш?

   – А можно я с тобой? Спросила она просто.

   Я растерянно заколебавшись, едва необидев Катьку, неловкой паузой,согласился.

   – Хорошо! только захвати пожалуйста свой пакет! А то я забыл взять из дому! Голова сегодня, прям как чужая, совсем думать нехочет!

   Так что, пока мы с моей подружкой, шли весело болтая, в расположенный в соседнем квартале магазин. Где с недавних пор, после серьезной реконструкции, бывшего гастранома, расположилась целая уйма, комерческих отделлов, и где было так здорово поглазеть, на всякие заграничные шмотки, аппаратуру, и прочее. Я вдруг передумал идти к Олегу, а решил; что обязательно найду время, и сам поговорю об этом с Катькой. Если любит, поймет. А впрочем, понял бы я? И простил бы? Сложный вопрос. Даже думать боюсь! Короче говоря, так вот терзаясь, я поразмыслив, предложил своей подружке, сходить сегодня в парк атракционов. Там говорят цирк шепито приехал. На что Катька с радостью согласилась. Но попросила обождать ее немного, так как сегодня, приедет дядя Вася, который привозит папины заказы, и что она в тот момент, обязательно должна быть дома.

   А когда, мы с ней наконец, вышли одевшись по вечернему, со двора, Катька мило и загадочно-так улыбаясь, сказала:

   – А у меня, для тебя сюрприз! только пожалуйста неспрашивай, раньше времени! Завтра сам увидеш!

   Да! Промелькнуло у меня. Знала бы ты, какой у меня, для тебя сюрприз! Эх! Что за жизнь-то такая! Ведь все же было отлично! Накой, мне нужна была эта Сенина! И как быть дальше, если Катька непростит!

   тот вечер, я всячески пытался спрятать эти-свои размышления, и бес конца балагурил, и веселил Катьку, А когда прокатившись по разу на лошадках, и прочих-там каруселях, и посмотрев, несколько представалений, с фокусниками, и дресированными собачками, мы собрались-было домой, на выходе из ярко освещенного, разноцветными гирляндами парка, Катька вдруг остановилась, и глядя тревожно мне в глаза спросила:

   – Сашка, что случилось?

   Я остолбенев от неожиданности, какое-то время, не знал что сказать. Да! Как я мог забыть, что Катька знает меня, пожалуй лучше всех, даже лучше мамы. И утаить от нее, что-либо, просто невозможно. А мои переживания, видно, как я нестарался, весь день, написаны были на лице, аршинными буквами.

   Но Катька, Милый человечек, пытаясь помочь мне, сказала:

   – Мне сегодня Галка Самохина звонила! Все уши про тебя прожужала! Про вас с Юлькой! И про твои песни! И про то, как ты танцевал со всеми девчонками школы! И если ты из-за этого такой! Я прошу, перестань! Ведь я, прекрасно знала, что Юлька, хоть и встречается с Борей, любит тебя! И что все это, у вас с ней давно, еще с первого класса! Да только мне это неважно! Я же знаю, что ты любиш меня понастоящему! И я нехочу что бы ты забивал себе голову, всякой чепухой!

   Знаеш что мне сказала мама, когда мы с тобой познакомились? Девочке которая полюбит этого парня, будет очень трудно! У нее должен быть, просто совершенный характер! И она должна будет уметь прощать! С таким молодым человеком, в мое время, пол города мечтали бы встречаться! Так что сейчас, я думаю, у него полно воздыхательниц! Так вот! Саш! Я хочу сказать тебе, странные на первый взгляд слова! Но я все же так решила! Я простила тебя за все заранее!

   – Как это заранее? Опешил я. – Что значит простила? Я ведь ничего еще нерассказал тебе?

   – И ненадо! Если нехочеш! Я же вижу, что ты мучаешся, и боишся говорить!

   И тогда я наконец решившись, словно в омут головой, вымолвил:

   – Катя, я изменил тебе! И я действительно очень мучаюсь! Поверь, это произошло из-за моей неосторожности! Я напился как незнаю кто, и дальше, уже сам плохо помню! Кажется мы пошли провожать наших девчонок, а потом! Ну в общем ты поняла!

   На Мою катьку, после этих слов, было больно смотреть. Она сильно закусив нижнюю губу, и побледнев, глядела мне в глаза, пытаясь видно прочесть в них малейшую фальш, но затем, справившись с собой, просто спросила:

   – Это была Юля?

   – Нет! Не Юля! Так, просто однокласница!

   И заметив какк изменилось Катькино лицо, понял, что именно Юлька, была бы для нее, самым большаим ударом.

   – Ну что ж! Права была моя мама! Любить тебя будет очень непросто!

   Я видел, как нелегко даются ей эти слова, и что держится она из последних сил. поэтому , не выдержав, я крепко обняв ее, зашептал: – Прости! Прости! Пожалуйста! А Катька, прижавшись ко мне, вдруг заплакала навзрыд.

   надо сказать, мне впервые приходилось видеть ее в таком состоянии, так что казалось, я готов был провалиться сквозь землю. Ведь этот милый человечек, именно из-за меня сейчас рыдает так горько, словно по покойнику. От чего мне так подумалось незнаю, но только вдруг, мне показалось, что я это все уже однажды видел. И эти разноцветные огни, и эти деревья, украшенные гирляндами, и эту , или не эту девчонку, рыдающую у меня на груди. Короче говоря, обнимая свою Катьку, и гладя нежно ее по волосам, я чувствовал, нечто странное. Словно что-то подсказывало мне; недолго нам быть вместе. и так больно мне стало вдруг, так страшно, что я, прижав еще крепче к себе, рыдающую девчонку, почему-то оглянулся назад, И застыл в обалдении. Там, в нескольких метрах позади нас, в сопровождении, пары дружков, неслышно стоял, переминаясь с ноги на ногу, мой заклятый друг, Лешка Каналья. Незнаю откуда он здесь взялся, и что он успел раслышать, однако, на лице его блуждала злорадная усмешка, а в глазах, читалась нескрываемая ненависть.

   Да только как ни странно, это компания, неожиданно развернувшись, удалилась, а я, ругая себя последними словами, повлек ничего не заметившую Катьку за собой, прочь из этого, ставшего вдруг, негостеприимным места.

   Вот Олух! Вот Растяпа! Как ты мог, хваленый боец, прозевать подкравшегося, почти вплотную противника! Ну что за день такой! Нет, все! Больше неграмма спиртного! Так ругаясь себя, я попрежнему обнимая Катьку, дал себе клятву, что больше никогда, и ни за что не дам в обиду этого милого человечка.