Текст книги "Кровь"

Автор книги: Александр Саверский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

На это раз мне везет, я не впадаю в забытье, а напряженно думаю о том, как выкрутиться из опасной ситуации. Мимо окон проносятся дома и люди, порой мне хочется дать по башке Вадиму, выпрыгнуть из машины и заорать, чтобы хоть кто-то услышал о том, что я еще здесь, на этой Земле, и может быть, может быть, тогда кто-нибудь решит, что я неплохой, в сущности, парень, и поможет мне выпутаться из всей этой нелепой истории, которую я не звал в свою жизнь.

Я сильно напуган. Игра закончилась. Враг здесь, со мной, и неважно, что фамилия его не Кольский. Попасть после огня в полымя – вот удел для дураков. Эх, Самоцветов, Самоцветов... Так меня подставить. Сначала спасти, а потом подставить. Воистину: все в мире сбалансировано.

Страшно еще и оттого, что я не знаю, насколько способен управлять своими новыми способностями. Вдруг это была случайность, и в следующий раз, когда я с умным видом произнесу какое-нибудь заклинание, ничего не произойдет. Вот смеху-то будет.

Угу, горького смеху для меня. А им ничего, весело даже. Я посмотрел свирепо на затылок Гриши.

"Отдай мои деньги!".

Тот обернулся и сказал:

– Тебе велели передать, – и протянул дипломат.

Я нежно принял его и открыл: деньги на месте. Десять пачек по десять тысяч долларов каждая. Что ж, пригодятся... может быть. Я покосился, мои сопровождающие вымуштровано смотрели в окна, каждый в свою сторону. Да, дисциплина – полезная вещь.

Под рукой водителя зазвонил телефон. Гриша взял трубку:

– Второй слушает.

"Значит, есть еще и первый", – сообразил я.

Гриша слушал несколько секунд, потом положил трубку и коротко сказал:

– Шесть!

Через две секунды на моих руках были наручники, а машина развернулась прямо поперек Кутузовского проспекта, и мы поехали назад.

Несколько минут ушло на то, чтобы вернуть свое сердце из горла, где оно теперь неистово колотилось, на положенное ему место. Уровень адреналина был раздавлен волевым усилием – воевать так воевать! – и я поглядел, чего там у Гриши в голове.

Ничего. Просто приказ. Хорошая голова, без мыслей. Делает и не думает. Мне бы такую! Но сейчас это было непозволительной роскошью.

Тогда я решил поэкспериментировать. Все равно делать было нечего, ехать еще полчаса, не меньше. Вперив немигающий взгляд в затылок водителя, я начал внушать ему кое-какие мысли. Через пару минут машина остановилась. Я порадовался этому обстоятельству, а Гриша нет. Он даже ничего не сказал. Едва глянув на водителя, который молча сидел за рулем, будто ему приказали остановиться, он и встал, Гриша вышел из машины, открыл заднюю дверь, наклонился ко мне через колени Вадима и легонечко дал мне в темя рукоятью пистолета.

10.

– Видишь, ты был не совсем прав насчет Императора и жрецов, – сказал Ветер.

– Отчего же? – Серебряный Медведь лукаво посмотрел на художника. -Это ты неправ, полагая, что я неправ.

– Но ведь его смерть вызвала недовольство в стране, и жрецы вынуждены были судить тех, кто участвовал в его убийстве.

– Вот и послушай свои слова.

– А что? – Ветер тупо посмотрел на старика, потом перевел взгляд на жену и пожал плечами. – Не понимаю.

– Отец имеет в виду, – сказала Полная Луна, – что ты говоришь не об Императоре, а о том, как он умер. А это разные вещи.

– А ведь верно, – подхватил Медвежий Рык, – ведь, если бы он умер иначе, всего случившегося могло и не быть.

Серебряный Медведь положил руку на голову сына и сказал:

– Верно, мой мальчик, но дело не только в этом. То, что вы говорите -философия. А жизнь не остановилась. Ведь в разговоре с тобой, – обратился он к художнику, – я говорил о системе жрецов. Да, голову отсекли. Надолго ли? Через полгода выборы Главного Жреца, потом найдут какую-то замену Императору, пролив реки крови в борьбе за власть. И все встанет на свои места. Жреческая система от всего этого не изменится. Та же элитарность, тайна и влияние на людей.

Полная Луна поставила на стол супницу. Разлив по тарелкам горячий бульон с плавающими в нем кусочками перемолотого мяса, смешанного с кукурузной мукой, она устало присела.

Ветер, заметив ее бледность, спросил:

– Нехорошо?

– Тошнит.

Серебряный Медведь, поднесший ко рту ложку, положил ее обратно и проницательно посмотрел на дочь. Потом повел глазами вверх, будто к чему-то прислушиваясь или высчитывая, и объявил:

– Что ж, кажется, у меня через семь месяцев будет внук. – Он улыбнулся в бороду.

Девушка испуганно глянула на него, потом на остальных, охнула и выбежала из комнаты. Ветер, оценив серьезность тона старика, бросился вслед за ней.

Полная Луна сидела на кровати в их комнате и тихо плакала. Он присел рядом и обнял ее за плечи.

– Ну, что ж ты ревешь, ревушка-коровушка? Радоваться надо.

Она ткнулась ему в грудь и рассмеялась сквозь слезы.

– Господи, я так этого ждала. А теперь не знаю – радоваться или плакать. Время-то какое.

– Нашла о чем думать. Ведь это наш ребенок. Твой и мой.

В дверь постучали.

– Да! – откликнулся Ветер.

Вошел отец Полной Луны.

– Я рад за вас, дети мои, но вынужден прервать вашу беседу. Пришла какая-то женщина. Она хочет видеть Императорского художника.

– Что ей нужно, не сказала? – Ветер слегка поморщился оттого, что ему приходится оставить жену.

– Я догадываюсь, но она молчит. Тебе следует пойти к ней.

– Девочка моя, подожди меня, я быстро. – Ветер нежно поцеловал жену и пошел за Серебряным Медведем.

Войдя в комнату, он увидел женщину, которую хорошо знал. Она была придворной дамой, и ходили слухи, что между Императором и ею существует близкая связь. Художник знал об этом наверняка, поскольку целых шесть раз рисовал ее портреты по просьбе своего венценосного хозяина, и тот неоднократно посещал его мастерскую во время работы над натурой, общаясь с этой женщиной нежно и учтиво.

– Чем могу быть полезен, Ветреная Газель? – обратился он к гостье и сел.

– Здравствуй, Ветер Небес! – Смоляные волосы слегка склонились в приветствии, и художник в очередной раз не без удовольствия отметил вкус Императора: несмотря на возраст, женщина была очень красива и изящна. – Я долго искала тебя после смерти Последнего Императора и наконец нашла.

– Да, мы провели некоторое время в горах. Ждали, пока все уляжется, и лишь теперь смогли вернуться.

Они замолчали. Ветер увидел, как Серебряный Медведь поманил к себе сына, и они вместе вышли из комнаты.

Женщина вздохнула, и художник увидел в ее глазах чувства, от которых к его лицу прилила кровь.

"Господи, только тайной любви мне сейчас и не хватало", – испугался он, но тут придворная дама заговорила:

– Я пришла вот зачем. – Ветер видел, что ей очень сложно говорить. -При дворе никогда не было секретом, что ты сирота. – Она вопросительно посмотрела на него.

– Да, я не знаю своих родителей. Мне сказали, что они погибли в войне с ариями, а вырос я в семье художника при дворе и, можно сказать, я с детства художник, – улыбнулся он.

– Вот-вот, – подхватила женщина, – но на самом деле твои родители все это время были живы.

У Ветра перехватило дыхание, и ослепительная догадка взорвалась в голове. Он вспомнил теплое отношение Императора к себе и такие же отношения между Императором и этой женщиной. Он вдруг понял, что его собственное имя и слово "ветреная" в ее имени могут означать родство между ними. Мать? Его мать? А Император – отец? Ясно тогда, почему там, в подземелье, он спасал его – простого художника.

– Вы... – Ветер боялся произнести эти слова, боялся ошибиться, – вы моя мать?

Ветреная Газель быстро подошла к нему и порывисто обняла. Он уткнулся в ее живот и почти не дышал. На его затылок падали слезы. Он крепче сжал ее, и так они замерли на несколько минут. Затем он поднял голову и спросил:

– Почему же я об этом не знал?

Она вздохнула:

– По законам Легенды Император может жениться только на девушке равной по происхождению. Я не была такой, а полюбил он меня еще в четырнадцать лет. Поэтому и стал последним в своем роду, ни разу не женившись и не полюбив другую. Никто не должен был знать о наших отношениях и о том, кто ты такой. Иначе все могло бы закончиться ужасно и для страны, и для нас. Теперь же, после смерти твоего отца, я получила право открыть эту тайну. Тем более что и он хотел этого.

Ветер молчал. История любви его родителей, тянувшаяся десятки лет, наполнила его восхищением и печалью. Это было то чувство, про которое слагают баллады, и он был теперь посвящен в него.

Еще раз нежно прижав к себе мать, он громко позвал:

– Луна, Медведь, Рык! Идите сюда.

Через несколько минут комната наполнилась счастливыми лицами. Когда же отец Полной Луны сообщил Ветреной Газели о том, что их дети ждут ребенка, мать Ветра подошла к девушке и долго молчала, глядя в ее глаза, потом сказала:

– Атланты – сильный и красивый народ, и ты – лучший тому пример. В твоих глазах я вижу любовь, и меня это радует, потому что я знаю цену настоящим чувствам. Порой смешение кровей дает удивительные результаты. Надеюсь, и мой внук не будет исключением.

Она нежно поцеловала Полную Луну в лоб, та обняла ее в ответ и ответила:

– Когда пленными мы входили в город, отец сказал, что здесь я встречу свою судьбу. Все, что произошло с того времени, приобрело облик фантастической истории. Нас всех будто ведет Отец мира. Я не знаю, что будет дальше, но радость переполняет, когда родные люди окружают меня. Я по-настоящему счастлива.

Она снова прослезилась.

– Мне нужно сказать вам всем еще одну вещь, – возвращаясь к столу, сказала Ветреная Газель, – и на этот раз не очень приятную. – Лица стали серьезными, чувства схлынули. Ее внимательно слушали. – Дело в том, что жрецы не могут простить Ветру проникновения в тайные помещения под землей, и ему угрожает опасность. Я не знаю, что делать. Бегать по всему миру от них бесполезно. Они найдут. Да и что это за жизнь, в бегах.

Она с грустью посмотрела на сына и добавила:

– Вот, сынок, сколько лет провели рядом и не могли быть как родные, а теперь, когда запреты пали, нас хотят разлучить совсем.

Серебряный Медведь крякнул по-стариковски и сказал:

– Не стоит так переживать. Сейчас все только начинается. Ведь перед нами почти законный наследник Императора, – он указал на художника, – и у него гораздо больше прав на престол, чем у других людей. За несколько лет до Потопа жрецам нет смысла развязывать гражданские беспорядки в стране. Они не только не тронут Ветра, но в этой ситуации сами приведут его на престол.

Ошеломленный этими словами Ветер Небес уставился на Серебряного Медведя. Несмотря на то, что мать поведала важнейшую тайну, ему и в голову не пришло, что он может стать Императором.

– Я? На престол? – спросил он у старика. В этот момент снова раздался стук в дверь. – Господи, что за день сегодня, – вырвалось у художника. -Открыто! – крикнул он.

Дверь ворвалась в комнату вместе с группой вооруженных людей. Ветер даже не успел встать, как увидел взорвавшуюся голову матери. Автомат, глядевший прямо ему в глаза, выплюнул свое "кх!", но в тот же миг между ним и смертью встала чья-то тень, мягко завалившаяся на бок. "Медвежий Рык", -мелькнуло в его голове. Одновременно над этим кошмаром пронеслось:

– ХАРРХХХХХХХХ!!!

Ветер, видевший на своем веку множество магических заклинаний, снова был потрясен. Нападавшие на его глазах превратились в каменные изваяния. Серебряный Медведь сидел на своем месте, даже не пошевелившись, только поперечная складка на его лбу напряженно врезалась в переносицу и раскрытые ладони рук глядели в сторону новых статуй.

– Я, я, – Ветер с трудом встал и подошел к тому, что осталось от Ветреной Газели. – Мама! – выдохнул он. Обняв ее тело, не обращая внимания на обильно текущую кровь, он стоял, покачивая ее на руках, как ребенка, и слезы бесконечным потоком текли по его щекам.

Раздался крик Полной Луны. Она кинулась к брату и стала тормошить его в попытке оживить.

– Они умерли, – сухо сказал Серебряный Медведь, – мы не можем помочь.

Ветер с женой уставились на него, не понимая смысла его слов. Они не верили, не хотели верить в то, что случилось. В этот момент бывший художник осознал, что из-под накидки матери торчат окровавленные бумаги. Чтобы хоть что-то сохранить в память о ней, думая, что это письма отца, он потянул их и скомкал в руке.

– Смойте с себя кровь, соберите вещи, нам надо уходить отсюда, -старик был непреклонен.

– У вас есть чувства? – спросил Ветер.

– У меня их слишком много, чтобы дать им волю, – отрезал Медведь. -Не забывай, я потерял сына.

Луна снова заплакала, теперь уже навзрыд. Тогда до художника дошло, что его горе не единственное. Он понял, что должен быть сильнее, хотя бы для того, чтобы жена могла опереться на него. Он вспомнил, что она беременна.

– Ты прав, Серебряный Медведь. Ради нас, ради нашего ребенка мы должны выжить. – Он обратился к Луне. – Не плачь. Никого не вернуть. И... нужно уходить.

Она всхлипнула, провела рукой по глазам и тихо сказала:

– Да.

11.

– Смойте с него кровь, – услышал я сквозь пелену. – Гриша, ты мог бы быть поосторожней.

– Да я, вроде, и несильно, – оправдывался знакомый голос.

– Ага. Знаю я твое несильно.

Этот голос я тоже узнал – Самоцветов.

– Приходит в себя.

– Вроде бы.

– Давай укол.

Я ощутил, как что-то укололо меня в руку, и дернулся.

– Спокойно, Леша, спокойно.

Вот гад, еще и успокаивает.

– ХАРРХХХХХХХХ!!! – возмутился я.

В комнате наступила тишина, и я наконец открыл глаза. Передо мной, наклонившись, стояла статуя, до боли напоминавшая Гришу. В ее руке до сих пор был зажат совсем не каменный, а вполне натуральный одноразовый шприц. В углу стоял Самоцветов, в раскрытый от испуга рот которого мне почему-то захотелось бросить теннисный шарик, но под рукой, к сожалению, такого шарика не было.

– Ты... ты, ты что ж это творишь, твою мать? – выругался он.

– Нечего бить меня по башке железными предметами, – ответил я, поднимаясь с пола. Меня сильно качнуло, болела голова.

В комнате раздался голос Евдокимова:

– Анатолий Петрович, оставьте его одного. Мы побеседуем.

Я огляделся. Под потолком торчат две видеокамеры. Динамиков, через которые Самоцветов получил приказ, не видно. Взяв со стола бутылку "Фанты", я открутил ей голову и вылил часть содержимого в свое горло. В висках застучало еще больше.

Я присел. Комната была небольшой и весьма смахивала на тюремную камеру. Каменный Гриша занимал чуть ли не пятую ее часть. Умывальник, стул, стол, кровать и все. Самоцветов лихорадочно сгреб со стола медицинские принадлежности и быстренько смотался, сопровождаемый моим тяжелым взглядом.

– Что ж, Алексей Александрович, давайте знакомиться заново. – Голос помолчал, но мне было плевать на него, я приходил в себя. – А я ведь спрашивал вас о том, кто вы такой. И поверил даже, что вы обычный человек. Но, может быть, теперь, когда факты, так сказать, на лицо, вы откроете мне правду.

Все эти индифферентные рассуждения, производимые заунывным голосом, заставили мою больную голову вскипеть:

– Какую правду? О чем? Если бы мне самому кто-нибудь объяснил, что происходит.

– Так давайте вместе попробуем разобраться, – голос стал еще мягче, – вы рассказывайте, а потом все обсудим.

– Вы что – психоаналитик? – саркастически спросил я.

Евдокимов немного помолчал, а потом через динамики раздалось:

– И психоаналитик тоже, но, думаю, что ваша психика здесь ни при чем. Давайте я расскажу вам одну историю. Может быть, она поможет разобраться в том, что вас беспокоит, ну и, конечно, позволит вам быть откровеннее со мной.

Я все не мог понять, чей голос он мне напоминает, и теперь вспомнил: так говорил Проводник Душ в моих снах. Тихо и спокойно. Но голос проникал в самую сущность сознания и что-то там переворачивал. От этого я испытывал дискомфорт. Однако закрывать уши пока не было смысла.

– Давным-давно, – запели динамики, – когда Земля была молодой, она подарила миру человечество, объединившись с более высоким разумом. Тогда же встал вопрос контроля над людьми. Люди не могли развиваться самостоятельно, вокруг была Вселенная со своими законами, и человек, чтобы выжить в ней и не разрушить ее, должен был знать эти законы и исполнять их. Но только что появившееся человечество не могло знать этих законов с рождения. Тогда появился центр, в который стекалась вся информация о его деятельности. Этот центр обслуживался кастой бессмертных жрецов, и поначалу все шло хорошо, пока между ними не возник конфликт. Одни считали, что они имеют право дополнять информационный банк своими соображениями и информацией, поскольку они тоже люди, хотя и бессмертные. Другие полагали необходимым передавать информацию без искажений. Надо помнить при этом, что центр тем точнее решает задачи, чем больше у него информации. Любой ее недостаток может обернуться мировой катастрофой. Произошло небольшое сражение, окончившееся победой вторых. Они остались на своих местах, а первые были изгнаны. Они пытались несколько раз вернуться, но им никак это не удавалось. Так они и бродят по свету в ожидании своего возвращения.

– Какая незадача, – подытожил я.

– Вы напрасно иронизируете, молодой человек, – голос стал жестче. – Я ведь рассказываю вам не сказки, отнюдь не сказки. Тем более что вы сами являетесь частью этих людей, насколько я понимаю.

– С чего вы взяли? Извините за каламбур, но я и бессмертным-то никогда не был.

В комнате повисла тишина. Через несколько минут раздалось:

– Ну, хорошо. Чем вы объясните свои способности?

Что-то мне не понравилось в его вопросе, и я дерзнул:

– А я должен их объяснять, особенно, вам?

Опять тишина. Потом:

– Как вы думаете, сколько вы продержитесь в этой комнате вот с таким музыкальным сопровождением?

В уши ударил скрип, который возникает при трении пенопласта о стекло, потом раздался дикий вопль, и на фоне всего этого отчетливо пульсировало сердце, что сопровождалось всхлипами. Очевидно, последнее было аудиозаписью инфаркта.

Ушки все-таки пришлось сжать и крепко, но помогло это мало.

Потом все исчезло, и знакомый голос проговорил, продолжая свою мысль:

– К тому же на одном черном хлебе и воде.

– Всегда мечтал стать вегетарианцем, – ляпнул я.

– Что ж, сутки я вам гарантирую. Потом вернемся к нашей беседе.

На меня обрушился кошмар. Попытки зарыться в одеяло или под подушку приносили незначительное облегчение. Голова болела все сильнее, к тому же начал действовать наркотик, который мне все же успели вколоть, хоть и в малой дозе. Я даже пожалел, что остановил Гришу. Сейчас бы лежал в отключке и смотрел свои сны.

Я запихал себе в уши вату, выдранную из матраца, надел на голову одеяло и подошел к каменному изваянию. Самоцветов не забрал у статуи шприц. Я протянул руку и попробовал это сделать сам, но Гриша не хотел отдавать свою собственность. Я обошел его сзади и увидел, что пресс шприца торчит внутри каменной кисти так, что я могу на него надавить. Обняв "второго" за руку, я начал вводить себе наркотик, как вдруг в кармане неокаменевшего пиджака что-то звякнуло. Я сунул туда руку и вытащил связку ключей.

Ключи? Господи, зачем мне ключи? В моей голове пронеслись образы сорванных дверей, разбитая голова Ветреной Газели, труп Медвежьего Рыка, а потом я вспомнил подземелье жрецов, и меня сильно удивило то, что я до сих пор не подумал о том, как Император справился с тамошней дверью. Вот же башка дырявая. Никак не могу привыкнуть, что все происходящее в моих снах -пособие по развитию сверхчеловеческих способностей.

– КХХХУМ!!! – крикнул я на дверь, и она беспрекословно отворилась.

В коридоре никого не было. Я вышел, захлопнул за собой дверь и несколько минут стоял, привыкая к тишине. Затем снял с головы одеяло и вытащил из ушей вату.

Меня удивило, что ко мне до сих пор никто не прибежал и не попытался загнать обратно в клетку. Спят они там, что ли, у мониторов? Коридор оказался длинным, и здесь не было отделки в стиле "евростандарт". Напротив, все напоминало подземелья средневекового замка. Неотшлифованные каменные глыбы, дышащие сыростью и мраком, по стенам газовые факелы.

Наконец, передо мной оказалась тяжелая, дубовая дверь. На этот раз я не стал кричать на нее, а повозившись пару минут с Гришиными ключами, щелкнул язычком замка. Моим глазам предстало не очень приятное зрелище.

Зал, на пороге которого я теперь стоял, был точной копией тех, что показывают в современных фильмах о вампирах. Кроме того, в памяти моментально вспыхнуло изображение, зафиксированное мной в голове местной Кармен по имени Анжела, которое я, как теперь выяснилось, по ошибке принял за кадр из фильма.

Вдоль всего зала под тяжелыми, арочными сводами стояло больше десятка гробов с закрытыми крышками. Их хозяева, а я почему-то даже не сомневался в том, что они не слуги, сгрудились вокруг молодой девушки, лежащей на большом столе, уставленном канделябрами, и, как я догадался по их окровавленным рожам, пили ее кровь. Нагое тело девушки было бездыханным, и я понял, что она практически мертва.

В другое время я бы, наверное, испугался, увидев это светопреставление. Но сейчас дикая злость – почти что гнев праведный – переполняла меня по причине головной боли и мерзких звуков, которых я наслушался не в концертном зале, а также при виде ни в чем не повинного человека, у которого выпили всю кровь. Поэтому теперь я и сам хотел крови, только не в прямом, а в переносном смысле этого замечательного, теплого, красного, текущего по нежным артериям, пьянящего душу вампира слова!

Евдокимов, отделившийся от группы преферансистов и их дам, направился было ко мне, но остановился, увидев мой страшный взгляд, отделавшись слабеньким:

– А-а, вот и господин Кудрин.

– Приятного аппетита, леди и джентльмены, – отозвался я, с отвращением взирая на оскаленные физиономии с длинными, как и положено вампирам во время трапезы, клыками.

Моя персона их явно заинтересовала, и они стали медленно подтягиваться в мою сторону, а я тем временем лихорадочно вспоминал о чесноке, крестах, осиновых колах и прочей утвари, которая якобы успешно справляется с кровопийцами. Впрочем, все это я отмел не только оттого, что ничего из перечисленного под рукой у меня не обнаруживалось, просто было у меня сильное желание голыми руками всех их передушить и получить от этого действа полное моральное, так сказать, удовлетворение.

Удивительно, но они и впрямь умели шипеть, высовывая язык. Меня обдул порыв ледяного ветра, и дверь, которую я только что открывал, захлопнулась без всяких там магических слов. В сердце проник холод, и я подумал, что так можно оказаться парализованным. Ждать было нечего.

– ШСУХХХ!!! – Вампиры остановились метрах в семи от меня, на их лицах появились озадаченные выражения. И только Евдокимов, посмотрев на своих дружков, расхохотался во все горло, я бы сказал даже от души, если бы она у него была. Насмеявшись, он сказал:

– Нашли чего пугаться. Он же пацан, нахватавшийся где-то мистики.

– КХХХУМ!!!

И опять ничего не произошло. Никто не падал и не охал. Я начал понимать, что мои заклинания не действуют на эти существа. То ли они имели защиту от таких штучек, то ли мои усилия просто были очень слабы для них. Но делать что-то надо было.

– ШАКХХХ!!! – Трое из девяти остановились, взгляд их остекленел, рты замерли. "Напасть!" – приказал я мысленно, указывая на остальных вампиров. Не ожидавшие такого поворота событий недавние сподвижники предателей не успели даже понять, что происходит, как на них обрушился шквал ветра и ударов. Откуда-то появились шпаги. Женщины замахали своими шарфами, которые при ударах превращались в кнуты. Кто-то уже превратился в летучую мышь.

Я решил не ждать исхода неравной битвы, а кинулся мимо дикой стаи к противоположному выходу. По дороге я гасил факелы, погрузив поле боя во тьму, и уже у выхода крикнул погнавшемуся за мной Евдокимову:

– ХАРРХХХХХХХХ!!!

Краем глаза я отметил, что он лишь споткнулся и упал, но тут же начал подниматься на ноги. В голове мелькнула мысль, что, оставив его в живых, я обрекаю на смерть себя. А потому: либо сейчас, либо никогда! Я с сожалением посмотрел на дверь, ведущую к свету, и, бросившись к своему преследователю, стал бить ногой по его шипящей морде, пока она еще не оторвалась далеко от пола. Он отлетел на пару метров и взвыл леденящим душу воплем. Драка в дальнем конце зала прекратилась. Я понял, что моя магия кончилась. Однако два обезглавленных трупа, еле видимых при свете тусклых, электрических ламп, со всей этой заварухи я поимел.

Все начиналось сначала. Жаждавшие моей крови существа снова шипели в моем направлении, но теперь у меня за спиной была дверь на свободу. Поэтому в действиях нападавших сквозило недоумение, им было неясно, отчего это я не убегаю. А мне вдруг захотелось поговорить.

– Евдокимов, – наглым голосом заговорил я, – скажите, первые люди, о которых вы мне рассказывали, – это вы и вам подобные, то есть вампиры?

– Щщщенок, – прошипел он в ответ, – шшшто ты понимаешшшь в мировых-ххх проблемах-ххх! Ххххх! Мы первые и останемся таковыми навсегда. Сссс!!!

– Да, но сказано ведь, что последние станут первыми, а значит, и первые будут последними.

– Крррови! Хххх! Щщщенок!!!

Почувствовав, что газом пахнет уже довольно сильно, в то же мгновенье, когда Евдокимов кинулся на меня, приняв образ огромной летучей мыши, я крикнул "КХХХУМ!!!", прыгнул в открывшуюся дверь, чиркнул зажигалкой и захлопнул двери ада. Вместе с ударом в дверь догонявшего меня Евдокимова раздался глухой взрыв. Мимо меня, благополучно стоявшего за углом каменной стены, пронеслась дверь с распластанным на ней главным вампиром. Подождав несколько секунд, я заглянул в камеру хранения вампиров и с удовольствием оглядел их трупы.

"Хм! Тоже мне – осиновый кол! Здесь до всего своим умом доходишь". Ожоги, может, и пустяки для вампиров, а вот давление, созданное взрывом в закрытом помещении, кого хочешь выведет из себя. Вот и у этих глаза и языки оказались снаружи. Меня удивило отсутствие собственных ощущений, когда я смотрел на исковерканные тела. Я понял, что смотрю на вещи по-новому, как хирург, когда он делает особенно кровавую операцию. Только девушку, лежащую на столе, мне было искренне жаль. Но и до взрыва я вряд ли мог ей помочь.

Я подошел к Евдокимову. Тот застонал. Вот же живучий черт. Пришлось снова швырять в него заклятие камня, и на этот раз оно сработало, благо, объект не был в состоянии защищаться.

– Господи, что случилось? – раздался позади меня женский голос.

Я обернулся. Передо мной стояла Анжела, а сверху по лестнице топали еще чьи-то ноги.

– Полагаю, несчастный случай, – безразлично ответил я, дождавшись, пока ноги притопают к нам.

Она недоверчиво посмотрела на меня. Над Евдокимовым склонился Вадим, а Коля направил на меня свою пушку и молча ждал.

Вадим поднялся с колен, поглядел на меня тяжелым взглядом и сказал:

– Пристрелить бы тебя, козла, да смысла нет.

– А я бы пристрелил, – плотоядно заспорил Коля.

– Ну пристрели, – отмахнулся тот, – что толку-то?

– Вы что, мальчики? – вступилась за меня Кармен, – он же Кольскому нужен. А это деньги!

Есть женщины, способные ради мужчины, хоть на край света ползком ползти, а есть такие, что ради денег туда же. И то, и другое мне сейчас было на руку.

Телохранители посмотрели на нее, потом друг на друга и кивнули. Что ж, и мне меньше забот, пока меньше.

Только сейчас я понял, насколько устал. По-настоящему хотелось спать. Но под боком был пистолет, и я уже шел вверх по лестнице. Снова на руках наручники, снова черный джип, снова по бокам Вадим и Коля, только впереди вместо Гриши Анжела.

А вот телефон уже не звонит, и Евдокимов уже не прикажет вести меня назад и не предупредит охрану о том, насколько я опасен. Поэтому, когда водитель останавливается на обочине, Вадим долго пытается выяснить у него, чего он, собственно, встал. Но даже матерщина не помогает. Кончается это тем, что мужика просто вышвыривают из машины, а рядом со мной места становится больше, поскольку на педали теперь давит Коля.

Часы на панели водителя показывают половину двенадцатого, и я понимаю, что еще вчера в это время я спокойненько сидел у себя в кресле и читал Костино письмо. А сегодня меня не узнать, я стал другим человеком. И дело, конечно, не в том, что я знаю магические заклинания, это лишь верхушка айсберга. Я начал чувствовать что-то настоящее, истинное в себе и вокруг.

Прошлая моя жизнь была только потугами на что-то настоящее. Может быть, я даже искал его, но не находил, потому что не нужно было его искать, а нужно было просто быть настоящим. Я вспомнил Ветра Небес, который в отдельные минуты своей жизни говорил "Будь!", и оно случалось. Вот она высшая вера, высшая правда жизни без сомнений и искажений. Вот только применить эту формулу в жизни бывает, ох, как трудно. Ведь сказать "Будь!" можно лишь тогда, когда можно его сказать.

В этом моменте все дело. Его надо видеть и чувствовать. В этом и есть настоящее – видеть вещи такими, какие они есть, и потому иметь возможность управлять ими.

– Коль, остановись у палатки, пить хочется, – прервала молчание Анжела.

– Нашла время, – буркнул тот в ответ.

– Ладно, останови, – согласился Вадим.

Анжела вышла из машины, вслед за ней потянулся Коля.

– Ты куда? – вскинулся мой сосед.

– Да надо тут в одно место.

– Стой!

Но тот уже пошел, причем было заметно, что идет он, не зная куда.

– Черт, что творится вокруг?

– А ты тоже иди, – сказал я спокойно, глядя ему в глаза. – Только наручники сначала сними.

Не отрывая от меня взгляда, Вадим достал из кармана ключи, щелкнул на моих руках замками и пошел прочь.

Через минуту вернулась Анжела. Плюхнулась на свое место со словами: "Теперь поехали", – и уже хотела отпить "Святого источника", как заметила, что вокруг нее как-то слишком пусто.

– Ой, а ребята где? – обернулась она ко мне, и в ее глазах появился страх.

– Ребята сказали, что я им надоел и нечего на меня тратить свое время. У них, мол, есть более срочные дела.

– Что ты врешь? – испуг выходил наружу, она даже взялась за ручку двери.

– Не спеши, Анжела, ты мне нужна.

– Что вам нужно?

– Расскажи мне все, что знаешь о Евдокимове и Кольском, а потом можешь спокойно идти. Кстати, о деньгах. Вот дипломат, – потянул я лежащий позади меня знакомый кейс, – в нем сто тысяч долларов, – Анжела забыла сделать очередной вдох, – половина твоя. Если скажешь, конечно, все, что знаешь.

Я открыл дипломат и показал ей.

Не отводя взгляда от денег, она начала говорить, но я перебил ее.

– Подожди! Ты водишь машину?

Она кивнула.

– Садись за руль, и поедем в какой-нибудь ресторан. Есть хочется. Там все и обсудим.

– Деньги вперед, – бросила она.

Я взял две пачки и подал ей.

– Пока хватит, остальное по окончании слушаний.

– Ладно, – буркнула она, пересела кое-как за руль, и мы тронулись.