Текст книги "Морфо и лань (СИ)"

Автор книги: Александр Руджа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Мне также не нравилось, что ради того, чтобы осесть здесь, мне пришлось в очередной раз долбануть Вселенную по загривку. С одной стороны, грех было не использовать свои способности, раз уж они все равно есть. С другой – это чертовски походило на мошенничество, да еще и чувствительно давало под дых самолюбию: словно напоминание, что сама по себе я не смогла бы добиться и десятой доли полученного.

Но худшее из всего этого…

Худшим была Макс. После так и не случившейся бойни на ферме Прескоттов она изменилась. Стала… проще. Более мирной. Мечтательной. Пресной. Настоящей хиппи.

Трудно сказать, почему это меня разочаровало. Наверное, я ждала чего-то другого, но в этом не было ее вины. Неоправданные ожидания – проблема того, кто ожидает, ведь так?

А еще у нее часто шла носом кровь. Я давно заметила связь – она расплачивалась за каждый мой «рывок», каждое использование моей силы. Почему так – не знаю. Но отныне я была ограничена в её использовании. Спелёната по рукам и ногам нежеланием причинять ей боль. Заперта в клетке своей любви.

Понимаете? Макс была такой, как мне хотелось, когда мне этого хотелось. Своими неосознанными желаниями я, вполне возможно, меняла ее. Меняла ее суть и естество. Я не знала, было ли так на самом деле. Но так могло быть, и осознание этого убивало меня. Убивало меня каждый день.

Неприятное откровение заключалось в том, что в мире всегда, в любой ситуации, на одного человека больше, чем следует. Всегда. Раньше этим лишним человеком стал мистер Джефферсон, потом я откупилась от зубастой судьбы Нейтаном – все ради того, чтобы быть рядом с Малышкой, Максин, Макс, но…

Но в мире всегда на одного человека больше, чем следует. В этот раз лишним человеком стала я.

Осознание этого пришло ко мне тихо, подкралось на мягких кошачьих лапках и устроилось в ногах, беззаботно мурлыкая. Я лишняя в этом мире. Все эти смерти случились из-за меня. Я скрипела зубами по ночам, пытаясь придумать выход. Решить ситуацию, не причиняя боли ни ей, ни себе, ни окружающим. Выдумывала гениальные планы, живущие в прекрасных замках из песка. Засыпала под утро, почти убежденная, что в этот раз все получится. Но приходил день, и явившаяся с океана волна размывала мои мысли, превращала замки в уродливые оплывшие формы. Разбивала надежды. И выхода не было. Не было.

Я поглядывала на последнюю оставшуюся у меня фотографию, ту самую, у «Макдональдса», прикидывая, как можно вернуться туда и что сказать Малышке, как заставить историю свернуть на другую дорогу. Я глазела на нее – по правде говоря, довольно часто, твою мать, каждую ночь, каждую гребаную ночь – но ни черта не могла придумать. Я могла заставить мир плясать под мою дудку и исполнять желания – но в этом не было никакого толку, раз нельзя было исправить уже случившееся.

Или можно?

Я расплатилась наличкой с улыбчивым бородатым толстяком за стойкой и вернулась за наш столик. Макс уже накинула курточку – поздней осенью бывает прохладно даже в Калифорнии – и вопросительно уставилась на меня.

– Вспомнила кое-что, – сказала я небрежно. – Ты говорила насчет своего портфолио, так? Что включила туда фотку с Золотых Ворот, еще что-то… Можно взглянуть на него? Всё целиком?

– Конечно, оно у меня как раз с собой… – Малышка вытащила альбом из сумки. – А откуда внезапный интерес? Надеюсь, ты не собираешься схватить его, с хохотом умчаться к Пирсу 39 и скормить его там морским львам? Такую шутку даже я бы не оценила.

– Идея начинает мне нравиться, – пробормотала я, листая страницы. Вот они, фото из Аркадия-Бэй… свалка, где мы стреляли по бутылкам, памятники с сидящими на них птицами, белки и зайчики… ага! Вот она, синяя бабочка, сидящая на туалетном ведре. Тот самый элемент головоломки, за минуту до моего неудавшейся смерти, после которого все полетело к чертям. И символ всего этого дерьма, что случилось после.

Морфо.

Теперь дело за малым…

– Хлоя? – Макс уставилась на мое напряженное лицо. Застыла. Наверное, что-то поняла. Но уже поздно.

Потому что моей единственной мыслью в этот момент было «Отправиться назад. В Академию Блэквелл».

И Вселенная сжалась и помогла мне.

Ощущение падения. Подкатывающая к горлу тошнота. Ничего страшного, это просто рассинхронизация тела и мозга: глаза наблюдают движение, а вестибулярный аппарат настаивает, что никакого движения нет. Забавный парень – наш организм: не успел отрастить органы чувств, ответственные за ощущение путешествия во времени. Впрочем, не стоит его винить.

И все возвращается на круги своя.

– Давай поговорим о деле, – бросаю я небрежным тоном, заканчивая проверять кабинки. За самой дальнем в ряду, я знаю, замерла сейчас Макс. Та самая, прежняя Макс. Она не узнала меня: ничего удивительного, я перекрасила волосы, да голос у меня заметно огрубел – сигареты и травка не совсем похожи на здоровый рацион атлетов-разрядников.

Нейтан Прескотт морщит нос и отворачивается от зеркала.

– У меня ничего нет.

– Дерьмо собачье. У тебя до хрена денег. – Я веду себя подчеркнуто нагло. Слишком нагло, совсем не так, как стоило бы разговаривать с избалованным наркоманом Нейтаном. Я это знаю. У меня есть цель.

– У моей семьи, а не у меня.

– Бедный ты мой богатенький сынок. – Я издевательски вздыхаю. – Ты толкаешь наркоту здесь всем и каждому. Наверняка твоя уважаемая семья с удовольствием помогла бы мне, если бы я сходила к ним… Представь, какие заголовки могли бы появиться в местной прессе, если только…

Я говорю все это потому, что знаю – Нейтан одновременно боится и обожает своего отца. Любит и ненавидит, и скорее даст прострелить себе голову, чем позволит Шону узнать что-то плохое о себе. Я знаю все это потому, что вернулась из будущего. Я говорю это потому, что у меня есть цель.

Нейтан багровеет.

– Не впутывай сюда и их, сука!

– Захочу – и скажу, что Нейтан Прескотт – трусливое ссыкло, который ноет как малолетка и разговаривает сам с собой!

Я почти слышу этот щелчок. Возможно, это снимается с предохранителя пистолет в кармане у Нейтана. Но куда более вероятно, это возвращается на нужные рельсы Вселенная. Внутри меня все поет. Это я все исправила. Я почти починила этот мир.

– Ты ни хера не знаешь, с кем связалась! – парень вынимает руку из-под полы куртки. А вот и последнее действующее лицо в этой сцене. Это если считать Малышку предпоследним лицом. А почему бы и нет, черт, почему бы и нет? Давайте, друзья, не считать ее бессловесным зрителем! У нее тоже есть в этой пьесе важная роль! – Ты ни хера не знаешь, на что я способен!

– Эй, откуда это у тебя? – мой голос дрожит, но это адреналиновая дрожь. Это предвкушение моего триумфа. Что бы такого еще сказать? А давайте-ка выведем его еще больше! – Опусти ствол, быстро!

Истекают последние секунды. Глаза у Нейтана делаются бешеные.

– Не смей мной командовать, чертов панк! Меня задрали такие люди, как ты!

Одним движением он припирает меня к двери туалета. Мгновения звенят, я почти вижу хрустальное сияние циферблатов и медленный бег худых вытянутых стрелок. Ну же, последний штрих, и потом…

Я резко отталкиваю его от себя.

– Отвали от меня, чертов психопат!

Выстрел.

Вот оно. Я успела. Я все сделала как надо. Еще одно усилие…

По словам Макс, именно в этот момент она выскочила из-за последней кабинки, крикнула «нет!», после чего время повернулось вспять. Она сделает это и теперь, и тогда все мои усилия пойдут прахом, если только, если только…

Если я не захочу иного. Мои способности все еще при мне, и эти последние моменты я непрерывно, непрестанно шепчу в темной яме своего подсознания: «стой смирно, не шевелись, тебе страшно, не двигайся, замри…» Этот голос звучит в голове у Малышки. Она не может ослушаться.

Я падаю. Это долго, кафельный пол кажется расчерченным на квадратики полем, на которое пикирует потерявший управление самолет. Башня, башня, говорит капитан Прайс, борт 11-3 падает, повторяю, мы падаем. Вычеркивайте нас из полетного расписания и передайте Макс Колфилд, что я ее люблю.

Жесткая посадка. Глаза заливает липкая черная тьма.

– Черт! – звякает о пол пистолет Нейтана. Слышны быстрые скользкие шаги, скрежет металла. Меня касаются горячие руки. – Нет-нет-нет! Не надо! Я же не хотел!

Все правильно, мальчик. Ты не хотел. Этого хотела я. Так было нужно.

Мы всегда причиняем боль тем, кого любим. И это правильно, потому что нельзя обидеть равнодушного. Нельзя ранить словом того, кому нет до твоих слов никакого дела. Жаль, что многие понимают это слишком поздно.

– Очередной дерьмовый день! – звучит где-то в вышине чей-то срывающийся голос. Хлопает дверь. Заливается в коридоре трель пожарной тревоги.

Вот и все. Я переворачиваюсь на живот; из раны течет черная кровь, растекаясь по кафелю. Прячу лицо: выбегая из туалета, Макс его не увидит. Я навсегда останусь для нее безымянной «бедной девушкой».

Она расскажет директору о произошедшем. Нейтана арестуют. На допросе тот согласится на сотрудничество с полицией и выдаст мистера Джефферсона, причастного к убийству Рэйчел Эмбер и распространению наркотиков в школе. Джефферсон не успеет отравить жизнь еще одной бедной душе. Кейт Марш не умрет, шагнув с крыши.

Шон и Барни Прескотты, неприятные типы, останутся в живых. Их сын и внук будет отчислен из академии и, возможно, найдет себя в чем-то другом.

Макс выиграет свой чертов конкурс, отправится на обучение в Сан-Франциско и разыщет сказочный дом со стеклянной башней.

Необъяснимый ураган не сравняет с землей Аркадия-Бэй.

Вполне честный размен, как вы считаете?

В последние минуты перед надвигающейся темнотой и небытием я понимаю, что Шон Прескотт из какого-то неслучившегося будущего ошибался: смысл и цель в жизни есть у каждого.

Просто в некоторых случаях этот смысл заключается в том, чтобы вовремя умереть.

КОНЕЦ

2.12.2015 – 17.04.2017.